Лял-Султа

Лял-Султа был белее снега. Жил некогда великий царь, у которого была только одна-единственная дочь, уже взрослая. С самого дня рождения он держал ее взаперти, никому не позволял видеть ее и входить в ее комнату; только одна рабыня имела к ней доступ. Так царская дочь выросла, не видав ни разу ни людей, ни света. Ее жизнь была однообразна. Даже пища, состоящая из мяса без кости и хлеба без корки, все была одна и та же.
Раз царь позволил рабыне отнести дочери мясо с костью и хлеб с коркой. Увидев мясо с костью и хлеб с коркой, царская дочь была удивлена. Она не могла скрыть своего удивления от рабыни и сказала: «Я не знала до сих пор, что мясо бывает с костью и хлеб с коркой». Очистив кость, царская дочь ударила ею о стену своей комнаты и пробила окно, через которое в первый раз проник в ее комнату солнечный свет. Она еще больше удивилась солнечным лучам. Она посмотрела на двор через окно и увидела молодых людей. Одни из них играли в снежки (было зимнее время), другие делали снежные горки, чтобы перепрыгивать через них. Царская дочь заметила особенно двух молодых людей, горячо говоривших о чем-то. Она приложила ухо к окну, чтоб подслушать их разговор, но услышала только, как один из них предлагал другому найти что-нибудь на свете белее снега. На это другой ответил, что белее снега только один человек в мире. «Кто он, этот человек?» – спросил первый. «Это Лял-Султа», – сказал второй. При имени Лял-Султа в голове царской дочери начал рисоваться самый красивый образ, Лял-Султа. Она поклялась непременно выйти за него замуж. С этого времени она сидела в своей комнате задумчива и угрюма.
«Что говорит наша дочь?» – обратился царь к рабыне своей дочери. – «Дочь ваша, – сказала она, – была чрезвычайно удивлена, что мясо бывает с костью и хлеб с коркой». Затем она рассказала царю, как дочь его пробила окно костью, как она посмотрела через окно на двор и увидела молодежь, игравшую в снежки, как она подслушала разговор двух молодых людей и услышала от них имя Лял-Султа. При этом служанка не упустила случая сказать царю, как дочь его поклялась выйти замуж непременно за этого Лял-Султу. Царь побагровел. «Как?! – вскричал он. – Дочь моя помышляет выйти замуж без моего позволения? Да еще за какого-то Лял-Султу? Она хочет меня осрамить в горах перед ханами, на плоскости перед князьями . Я ее погублю!». Он велел принести бочку с железными обручами, посадил в нее свою дочь и пустил бочку по реке.
Бочка была выброшена рекой около мельницы. Хозяин мельницы нашел эту бочку, и когда вскрыл ее, – к удивлению, увидел в ней девушку. Лицо ее и все тело блестели белизной. Мельник отправил ее в свой дом. Жена мельника приняла гостью холодно. В ее голове сейчас же родилась мысль, что муж ее сделает эту девушку своей женой, а ее бросит. Она стала ревновать своего мужа и решила спровадить куда-нибудь соперницу. Но жена мельника сочла благоразумным прежде узнать прошедшую жизнь своей гостьи. Она обратилась к девушке с вопросами: есть ли у нее отец? кто она? как она попала в бочку? «Отец мой, – сказала девушка, – великий царь. Он воспитывал меня, соответственно моему положению, т. е. я сидела в своей комнате и не видела ничего, кроме четырех стен и прислужницы . Раз мне подала моя рабыня в первый раз мясо с костью. Очистив эту кость, я ударила ею о стену комнаты и пробила окно. Из любопытства я посмотрела на двор через это окно и подслушала разговор двух молодых людей о Лял-Султе. Я имела неосторожность произнести при рабыне клятву выйти замуж непременно за Лял-Султу. Рабыня передала это моему отцу. Он прогневался на меня за то, что я осмелилась выбрать сама жениха, да еще неизвестного, посадил меня в бочку и пустил по реке». Произнеся эти слова, царевна горько заплакала. Жена мельника увидела в царевне не опасную соперницу, а слабую девушку, с которой можно сделать все что угодно. Поэтому она решила соединить эту девушку с Лял-Султой. Она утешала царевну, говоря ей, что желание ее выйти замуж за Лял-Султу сбудется, так как Лял-Султа доводится ей двоюродным братом, и он часто ездит к ней. «Подожди, – добавила она, – завтра или послезавтра- он приедет навестить нас, тогда уладим твое дело».
Лял-Султа приехал на другой день к мельнику. Жена мельника приняла его холодно, делая вид, что она чем-то недовольна им. «Ты чем-то недовольна мной?» – спросил ее Лял- Султа. Она сказала, что недовольна им и будет выказывать свое неудовольствие до тех пор, пока он не возьмет за себя замуж эту девушку (указывая на царевну), которая потерпела столько бедствий. «И все это через тебя», – добавила она. Лял-Султа сказал ей, что он никогда не женится, так как имеет на это причины. «Если ты не женишься на царевне, то я прерываю всякие родственные отношения с тобой», – прибавила она. Лял-Султа тотчас уехал от мельника и обещал не приезжать никогда.
На дороге ему встретился ногайский князь. Батерха. После обычного саляма Батерха спросил Лял-Султу, откуда он едет. Тот сказал, что он едет от мельника, что поссорился с его женой из-за того, что она требовала, чтобы он женился на царевне; что он отказался жениться, так как не верит в любовь женщин, в их привязанность, и всех их считает лицемерными созданиями.
– С какого времени ожесточилось твое сердце против женщин и за что именно? могу ли я знать? – просил Батерха.
– Была у меня жена, – сказал Лял-Султа, – любил, берег я ее пуще глаза. Она тоже, думалось мне, любила меня. Проведенная с ней неделя казалась мне сутками, а месяц – неделей. Таким образом я прожил с ней два года, и это время было самое счастливое для меня. Но я стал замечать, что лошадь моя постепенно худеет, и находил ее в конюшне каждое утро вспотевшей. Я искал причины этого, и скоро тайна для меня открылась. Когда однажды я долго не мог заснуть и думал о. своей лошади, жена моя, спавшая вместе со мной, встала, потихоньку оделась в мое платье, села на мою лошадь и отправилась куда-то. Я захотел узнать, куда моя жена отправилась ночью путешествовать, и потому поехал вслед за ней.
Я ехал так, что не мог быть замечен ею, и не терял ее из виду. Она наехала на колючие кустарники, через которые было невозможно проехать. Тут она ударила железной лопаткой о землю, сказав: «Пусть по воле лесного мужа и его жены кустарники расчистятся и будет большая дорога!» Как только произнесла она эти слова, кустарники расчистились, и сделалась большая дорога. Проехав свободно через кустарники, она наехала на кристалловые горы. Она ударила железной лопаткой о горы, произнеся: «Пусть по воле горных духов сделается дорога!» Дорога сделалась.
Наконец, она приехала к пещере. Она вошла туда. Я тоже за ней. Пещера была хорошо убрана. Кругом на стенах было повешено оружие. Я, как вошел в пещеру, спрятался за дверь. В пещере сидел молодой человек. Я догадался, что этот мужчина – любовник моей жены и что к нему-то она совершает ночные путешествия. «Сколько времени я ждал тебя? Почему ты так поздно приехала?» – грубо обратился он к моей жене. Ой встал, взял плеть и начал бить мою жену до тех пор, пока не показались на ее теле синие пятна. Жена моя на каждый удар своего любовника отвечала только улыбкой. Она уверяла его в своей любви и сказала, что если сегодня она и явилась так поздно, то в этом виноват ее дьявол-муж, который так долго не засыпал.
Все это я слышал. В моей груди кипело бешенство. Я готов был разорвать мою жену и ее любовника. Но я решил не делать ничего им, пока они не расстанутся. Любовники скоро помирились между собой, как все любовники. Он потребовал для себя и для нее ужин. Увлеченные страстью, они не могли заметить, как я взял у них ложку со стола и спрятал в карман.
Уже перед рассветом жена моя простилась со своим любовником и уехала домой. Лишь только она оставила его, я вышел из-за двери, подошел к нему, ничего не говоря, схватил его за волосы, отрезал ему голову и спрятал ее в мешок. После этого я сейчас поехал домой, не по тому пути, по какому поехала жена, а по-другому, и раньше ее успел приехать домой, разделся и лег спать. После меня и жена моя приехала. Она разделась, положила мои одежды так, как я их положил вечером; потом легла спать подле меня.
Я притворился спящим и как будто ничего не знающим о ее ночных похождениях. «Что ж ты? Поворотись, обними меня, мне холодно», – обратилась она ко мне. Меня рассердило ее лицемерие, я уже не мог удержаться и сказал ей: «Пусть тебя обнимает твой любовник, с которым ты недавно рассталась». Она стала укорять меня, будто я ревную ее. «А эта ложка чья? узнаешь?» – спросил я, показывая ей ту ложку, которую украл. «А эту голову узнаешь?» – сказал я, покативши голову ее любовника пред ее глазами. Она побледнела, потом задрожала.
Было у меня два табуна. Один из них пасся в горах, другой – на плоскости. Я велел привести двух неуков, одного с гор, другого с плоскости. Когда привели их, я привязал к их хвостам ноги моей жены и пустил коней по полю, – ее разорвали пополам. После этого я дал клятву никогда не жениться и не верю ни в любовь, ни в искренность, ни в привязанность женщин.
– Ты, вероятно, судишь теперь всех женщин по своей бывшей жене, – сказал Батерха Лял-Султе. – Послушай, я тебе расскажу из своей жизни кое-что, и ты увидишь, что женщины бывают неодинакового нрава, неодинакового ума.
Было нас шесть братьев. Мы никого не боялись; все чужое считали за свое. Однажды мы все шестеро отправились на добычу. По дороге нам встретилась отара овец. За отарой шел пастух со своей собакой. Ростом он был великан. Его шаг был похож на шаг слона, его шуба была сделана из 60 овчин, его шапка была сшита из 8 овчинок. Собака же его была величиной с корову. Она, как увидела нас издали, направилась к нам с лаем. Почувствовав, что не в состоянии будем отбиться от нее, мы начали искать защиты. Мы нашли человеческий череп величиной с двойной котел и укрылись под ним, все шесть братьев, верхами. Но собака не хотела отстать от нас. Она кинулась на человеческий череп.
Пастух не обратил внимания на лай своей собаки. Он прошел мимо нас. Тогда собака схватила человеческий череп и понесла его за пастухом. Догнав его, она поставила череп перед ним, как будто говоря: «Что ж ты их так пропускаешь?». Тогда, как будто очнувшись от сна, он толкнул череп своей пастушеской палкой, и мы все шесть братьев вышли оттуда. «Зачем вы, муравьи, спрятались в человеческом черепе?» – обратился он к нам. Мы униженно сознались, что, заблудившись, укрылись от его собаки.
Пастух пригласил нас на ночь к себе. «Что ж мы приготовим на ужин?» – спросил он нас, когда пришли к нему. «Ты хозяин, ты должен знать, что приготовить на ужин, а мы гости твои», – ответили мы ему. – «Кто ж воды и дров принесет нам?» «Ты хозяин, ты должен знать, где вода и дрова, а мы гости», – опять ответили мы ему. Тогда он схватил пивной котел одним пальцем и принес полный котел воды. Потом он отправился в лес. Одной рукой он вытащил чинару с корнями и принес четыре бревна – два под мышкой, два на спине. На ужин он зарезал 60 баранов. Почти не сварив, он поел их, а нам не дал ничего.
На другое утро он зарезал наших лошадей. Пожрав лошадей, он отправился пасти овец, а нам приказал никуда не уходить. Вечером он приготовил острый шест, проткнул нас всех шестерых братьев этим шестом и сделал из нас шашлык. Пять моих братьев он сожрал сразу, а меня оставил на утро, чтобы съесть натощак. Потом он лег спать и заснул крепким сном. Зная, что не миную своей участи, если только останусь вместе с ним до утра, я решил доползти до соседнего оврага. Один охотник, привлеченный моим стоном, взял меня к себе домой. Я лежал у него до тех пор, пока не вылечились мои поджаренные бока. Потом я отправился куда глаза глядят и дал клятву убивать всех встречных на дороге, как бы мстя за братьев.
Первым мне встретился красивый молодой человек. Он сидел на красивой лошади. Я прицелился . но мне жаль было ударить пулей в его красивый стан. Потом я прицелился в его грудь, но мне жаль было его красивой наружности. В то время, как я вертелся около него, он пригласил меня быть его товарищем. Я согласился и поехал с ним. Ехали мы двое суток. На третий день доехали до одной башни. Мы остановились около нее. Товарищ мой вошел внутрь башни, а мне велел остаться около лестницы, ведущей к башне, и сказал при этом, что, если только я осмелюсь переступить хоть через одну ступеньку лестницы, он мне перережет горло кинжалом.
Я стоял довольно долго. Мне был слышен шум внутри башни. Мне захотелось узнать, отчего происходит этот шум, – и я со страхом полез по лестнице и встал около двери башни. Лишь только я встал около двери, товарищ мой вышел ко мне навстречу с окровавленным кинжалом и пригласил войти внутрь башни. Я повиновался. Я увидел там сорок человек, только что перерезанных. Я спросил моего товарища, кто их перерезал. Он ответил, что это сделал он в отмщение за брата, что они – орхустойцы, те самые, которые убили его брата. Затем он добавил, что не позволил мне войти вместе с ним в башню потому, что боялся, как бы я не помешал ему перерезать орхустойцев.
Он пригласил меня к себе, и на третий день мы въехали в его огромный двор. Он сам сперва вошел в дом, а мне велел подождать, пока не приготовится в кунацкой, чтобы принять меня как гостя. Я ждал долго. Наконец у меня не хватило терпения, и я сам вошел в кунацкую. И что ж? – я увидел в кунацкой труп, уже разлагавшийся, и около него товарища, лежавшего с воткнутым в живот кинжалом. Я хотел поднять его и снял шапку с его головы, и, к своему удивлению, увидел на голове его длинные косы. Я понял, что товарищ мой – женщина, а труп, уже разложившийся, – ее брат, убитый орхустойцами. Вот женщина, так женщина! Что ж, похожа она, Лял-Султа, на твою бывшую жену? По одной женщине нельзя судить о всех женщинах. Женщины бывают хорошие и дурные. Почему ты думаешь, что царская дочь, которую предлагает тебе в жены жена мельника, похожа на ту, о которой сейчас ты говорил? Женись на ней, не прекращай свой род.
Таким образом Батерха убедил Лял-Султу, что женщины бывают неодинакового характера и ума. Лял-Султа женился на царевне, стал с нею жить, да детей наживать.