ЛЯЛ-СУЛТА
Лял-Султа был белее снега.
Жил некогда великий царь, у него была только одна единственная дочь, уже взрослая. С самого дня рождения он держал ее в запертой комнате, никому не позволял видеть ее и входить в ее комнату; только одна рабыня имела к ней доступ. Так царская дочь выросла, не видав ни разу ни людей, ни света; ее ежедневная жизнь была однообразна; даже пища, состоявшая из мяса без костей и хлеба без корки, все была одна и та же. Раз царь позволил рабыне отнести дочери мясо с костью и хлеб с коркой, царская дочь была удивлена.
Она не могла скрыть своего удивления от рабыни и сказала:
- Я не знала до сих пор, что мясо бывает с костью и хлеб с коркой. Очистив кость, царская дочь ударила ею о стену своей комнаты и пробила окно, через которое в первый раз проник в ее комнату солнечный свет. Она еще больше удивилась солнечным лучам. Она посмотрела на двор через окно и увидела молодых людей; одни из них играли в снежки (было зимнее время), другие делали снежные горки, чтобы перепрыгивать через них. Царская дочь отметила особенно двух молодых людей, говоривших горячо о чем-то. Она приложила ухо к окну, чтобы подслушать их разговор. Ее уху послышалось только, как один из них предлагал другому найти что-нибудь белее снега; на это другой ответил, что белее снега – только один человек в мире.
- Кто он этот человек? – спросил первый.
- Это Лял-Султа, – сказал второй.
При имени Лял-Султа в голове царской дочери начал рисоваться самый красивый образ Лял-Султа. Она поклялась непременно выйти за него замуж. С этого времени она сидела в своей комнате задумчива и угрюма. - Что говорит наша дочь? – обратился царь к рабыне его дочери.
- Дочь ваша, – сказала она, – была чрезвычайно удивлена, что мясо бывает с костью и хлеб с коркой.
Затем она рассказала царю, как дочь его пробила окно костью, как она посмотрела через окно на двор и увидела молодежь, игравшую в снежки, как она подслушала разговор двух молодых человек и услышала от них имя Лял-Султа, при этом служанка не упустила случая сказать царю, как дочь его обещала выйти непременно за этого Лял-Султа…
Царь побагровел. - Как?! – вскричал он. – Дочь моя помышляет выйти замуж без моего позволения? Еще за какого-то Лял-Султа? Она хочет меня осрамить в горах перед ханами, на плоскости перед князьями! Я ее погублю!
Он велел принести бочку с железными обручами, посадил в нее свою дочь и пустил бочку по реке. Бочка была выброшена рекой около мельницы. Хозяин мельницы нашел эту бочку и, когда вскрыл ее, к удивлению, увидел в ней девушку. Лицо ее и все тело блестели белизной.
Мельник отправил ее в свой дом. Жена мельника приняла свою гостью холодно. В ее голове сейчас родилась мысль, что муж ее сделает эту девушку своей женой, а ее бросит. Она стала ревновать своего мужа и решилась спровадить куда-нибудь свою соперницу. Но жена мельника сочла благоразумным прежде узнать прошедшую жизнь своей гостьи. Она обратилась к девушке с вопросами: «Есть ли у нее отец? Кто он? Как она попала в бочку? » - Отец мой, – сказала девушка, – великий царь. Он воспитывал меня соответственно моему положению, то есть я сидела в своей комнате, не видела ничего, кроме четырех стен комнаты и своей прислужницы. Однажды подала мне рабыня в первый раз мясо с костью; очистив эту кость, я ударила ею о стену своей комнаты и пробила окно. Я имела любопытство посмотреть на свет через это окно и подслушать разговор двух молодых людей о Лял-Султа. Я имела неосторожность произнести при рабыне клятву выйти замуж непременно за Лял-Султа. Рабыня передала это моему отцу. Он прогневался на меня, что я осмелилась выбрать сама жениха, да еще неизвестного; он посадил меня в бочку и пустил по реке.
Произнеся эти слова, царевна горько заплакала. Жена мельника увидела в царевне, после ее рассказа о своей жизни, вовсе не опасную соперницу, а слабую девушку, с которой можно сделать все, что угодно. Поэтому она решилась соединить эту девушку с Лял-Султа. Она утешала царевну, говоря ей, что желание ее выйти замуж за Лял- Султа сбудется, так как Лял-Султа доводится ей двоюродным братом, и он часто ездит к ней. - Подожди, – добавила она, – завтра или послезавтра он приедет навестить нас, тогда уладим твое дело.
Лял-Султа приехал на другой день к мельнику. Жена мельника приняла его холодно, делая вид, что она из-за чего недовольна им. - Ты из-за чего-то недовольна мною? – спросил ее Лял-Султа.
Она сказала ему, что недовольна им и будет выказывать свое неудовольствие до тех пор, пока он не возьмет за себя замуж эту девушку (указывая на царевну), которая потерпела столько бедствий. - И все это через тебя, – добавила она.
Лял-Султа сказал ей, что он никогда не женится, что он имеет на это свои причины. - Если ты не женишься на царевне, то я прерываю всякие родственные отношения с тобой, – прибавила она.
Лял-Султа тотчас уехал от мельника и обещал не приезжать никогда.
На дороге ему встретился ногайский князь Батерха. После обычного саляма Батерха спросил Лял-Султа, откуда он едет. Тот сказал, что едет от мельника, что он поссорился с его женой за то, что та требовала от него жениться на царевне; что он отказался жениться, так как не верит в любовь женщин, в их привязанность и всех их считает лицемерными созданиями. - С какого времени ожесточилось твое сердце против женщин и за что именно? Могу ли я знать? – спросил Батерха.
Была у меня жена, – сказал Лял-Султа. – Любил, берег я ее пуще глаз. Она тоже, думалось мне, любила меня. Проведенная с нею неделя казалось мне сутками, а месяц – неделей. Таким образом, я прожил с нею два года, и это время было самое счастливое для меня. Но я замечал, что лошадь моя постепенно худела, и находил ее в конюшне каждое утро вспотевшей. Я искал причину этого, и скоро открылась вся тайна для меня. Когда однажды я долго не мог заснуть и думал о своей лошади, жена моя, спавшая вместе со мною, встала, потихоньку оделась в мое платье, села на мою лошадь и отправилась куда-то. Я хотел знать, куда моя жена отправилась ночью путешествовать, и потому поехал вслед за нею. Я ехал так, что не мог быть замечен ею и не терял ее из виду. Она наехала на колючие кустарники, через которые не было возможности проехать. Тут она ударила железною лопаткой о землю, сказав: «Пусть по воле лесного мужа и его жены кустарники расчистятся и будет большая дорога!» Как только произнесла она эти слова, кустарники расчистились, и сделалась большая дорога. Проехав свободно через кустарники, она наехала на кристаловые горы. Она ударила железною лопаткой о горы, произнеся: «Пусть по воле горных духов сделается дорога». Дорога сделалась. Наконец она приехала к пещере. Она вошла туда. Я тоже вошел за нею. Пещера была убрана хорошо; кругом стен было повешено оружие. Я, как вошел в пещеру, спрятался за дверь. В пещере сидел молодой человек. Я догадался, что этот мужчина – любовник моей жены и что к нему-то она совершает ночные путешествия. «Сколько времени я ждал тебя? Почему ты так поздно приехала?» – обратился он грубо к моей жене. Он встал, взял плеть и начал бить мою жену до тех пор, пока не показались на ее теле синие пятна. Жена моя на каждый удар своего любовника отвечала только улыбкой. Она уверяла его в своей любви и сказала, что если сегодня она и явилась так поздно, то в этом виноват ее дьявол-муж, который так долго не засыпал… Все это я слышал. В моей груди кипело бешенство. Я готов был разорвать мою жену и ее любовника; но я решился не делать ничего им, пока они не расстанутся. Любовники скоро примирились между собой, как и все любовники: он потребовал для себя и для нее ужин. Увлеченные страстью, они не могли заметить, как я украл у них ложку со стола и спрятал в карман. Уже перед рассветом жена моя простилась со своим любовником и уехала домой. Лишь только она оставила его, я вышел из-за двери, подошел к нему, ничего не говоря, схватил его за волосы, отрезал ему голову и спрятал ее в мешок. После этого я сейчас же поехал домой, не по тому пути, по которому поехала жена, а по другому, и раньше нее успел приехать домой, разделся и лег спать. После меня и жена моя приехала. Она разделась, положила мои одежды так, как я их положил вечером; потом легла спать подле меня. Я притворился спящим и как будто ничего не знающим о ее ночных похождениях. «Что же ты? Поворотись, обними меня, мне холодно», – обратилась она ко мне. Меня рассердило ее лицемерие, я уже не мог удержаться и сказал ей: «Пусть тебя обнимет твой любовник, с которым ты недавно рассталась». Она стала укорять меня, будто я ревную ее. «А эта ложка чья? Узнаешь?» – спросил я, показывая ей ту ложку, которую украл. «А эту голову узнаешь?» – сказал я, покативши голову ее любовника перед ее глазами. Она побледнела, потом задрожала. Было у меня два табуна. Один из них пасся в горах, другой – на плоскости. Я велел привести двух неуков, одного из гор, другого с плоскости. Когда привели их, я привязал к их хвостам ноги моей жены и пустил коней по полю, – ее разорвали пополам. После этого я дал клятву никогда не жениться и не верю ни в любовь, ни в искренность, ни в привязанность женщин.
– Ты, вероятно, судишь теперь всех женщин по своей бывшей жене, – сказал Батерха Лял-Султа. – Послушай, я тебе расскажу из своей жизни кое-что, и ты увидишь, что женщины бывают не одинакового нрава, не одинакового ума.
Было нас шесть братьев. Мы никого не боялись. Все чужое мы считали за свое. Однажды мы все шесть братьев отправились на добычу. Мы встретили на дороге целую отару овец. За отарою шел пастух со своею собакою. Он был ростом великан: его шаг был похож на шаг слона, его шуба была сделана из 60 овчин, его шапка была сшита из 8 овчинок. Собака его была величиною с корову. Она, как увидела нас издали, направилась к нам с лаем. Мы чувствовали, что не в состоянии будем отбиться от нее, потому начали искать защиту. Мы нашли человеческий череп величиною с двойной котел и укрылись под ним, все шесть братьев, верхами. Но собака не хотела отстать от нас. Она кинулась на человеческий череп; пастух не обратил никакого внимания на лай своей собаки; он прошел мимо нас. Тогда собака схватила человеческий череп и понесла его за пастухом. Догнав его, она поставила череп перед ним, как будто говоря: «Что же ты нас так пропускаешь?» Тогда, как будто очнувшись от сна, он толкнул череп своею пастушеской палкой, и мы, все шесть братьев, вышли оттуда. «Зачем вы, муравьи, спрятались в человеческом черепе?» – обратился он к нам. Мы униженно сознались, что, заблудившись, укрылись от его собаки. Он пригласил нас на ночь к себе. «Что же мы приготовим на ужин?» – спросил он нас, когда пришли к нему. «Ты хозяин, ты должен знать, что приготовить на ужин, а мы гости твои», – ответили мы ему. «Кто же воды и дров принесет нам?» – «Ты хозяин, ты должен знать, где вода и дрова, а мы гости», – опять мы ответили ему. Тогда он схватил пивной котел одним пальцем и этим пальцем принес полный котел воды. Потом он отправился в лес. Одной рукой он вытащил чинаровое дерево с корнями и принес четыре бревна: два под мышкой, два на спине. На ужин он зарезал шестьдесят баранов. Почти не сваривши, он поел всех их, а нам не дал ничего. На другое утро он зарезал всех наших лошадей. Сожрав наших лошадей, он отправился пасти овец, а нам приказал не выходить никуда. Вечером он приготовил острый шест, воткнул нас всех шестерых братьев на этот шест и приготовил из нас шашлык. Пять моих братьев он пожрал сразу, а меня оставил на утро поесть натощак; потом он лег спать и заснул непробудным сном. Зная, что не миную своей участи, если только останусь вместе с ним до утра, я решился в эту ночь доползти до соседнего оврага. Привлеченный моим стоном, один охотник взял меня к себе домой. Я лежал у него до тех пор, пока не вылечились мои поджаренные бока.
Потом я отправился, куда глаза глядят, и дал клятву убивать всех встречных на дороге, как бы мстя за братьев. Первым мне встретился молодой красивый человек. Он сидел на красивой лошади. Я прицелил пулю, но мне жаль было ударить ею в красивый стан; потом я прицелил пулю в его грудь, но мне жаль было его красивой наружности. В то время, пока я вертелся около него, он пригласил меня быть его товарищем и ехать с ним. Я согласился быть его товарищем и поехал с ним. Ехали мы двое суток и на третий день доехали до одной башни. Мы остановились около нее; товарищ мой вошел внутрь, а мне велел остаться около лестницы, ведущей к башне, и сказал при этом, что если только я осмелюсь переступить хоть через одну ступеньку лестницы, то он мне перережет горло кинжалом. Я стоял довольно долго. Мне был слышен шум, происходивший внутри башни. Мне захотелось узнать, отчего происходит этот шум, и я со страхом полез по лестнице и стал около двери башни. Лишь только я стал около двери, товарищ мой вышел навстречу ко мне с окровавленным кинжалом и пригласил войти внутрь башни. Я повиновался. Я увидел там сорок человек, только что перерезанных. Я спросил у моего товарища, кто их перерезал? Он ответил, что он их перерезал в отмщение за брата, что они – орхустойцы, те самые, которые убили его брата, и добавил, что если он не позволил мне войти вместе с ним в башню, то это потому, что боялся, как бы ему не помешал я перерезать орхустойцев. Он пригласил меня к себе, и на третий день мы въехали в его огромный двор. Он сам сперва вошел в дом, а мне велел подождать, пока не приготовится в кунацкой, чтобы принять меня как гостя. Я ждал долго; наконец у меня не хватило терпения, и я сам вошел в кунацкую. И что же? Я увидел в кунацкой труп, уже разлагавшийся, и около него товарища, лежавшего с воткнутым кинжалом в брюхо. Я хотел поднять его и снял шапку с его головы и к своему удивлению увидел на голове его длинную косу. Я узнал, что товарищ мой – женщина, а труп, уже разложившийся, – ее брат, убитый орхустойцами. Вот женщина так женщина! Что же, похожа она, Лял-Султа, на твою бывшую жену? По одной женщине нельзя судить о всех женщинах. Женщины бывают хорошие и дурные: почему ты знаешь, что царская дочь, которую предлагает тебе в жены жена мельника, похожа на ту, о которой сейчас ты говорил? Так женись на ней, не прекращай свой род.
Таким образом Батерха убедил Лял-Султа, что женщины бывают неодинакового характера и ума. Лял-Султа женился на царевне.