ЧЕРСЕ-КАНАТ
Был человек по имени Черсе-Канат. Он занимался тем, что сажал на десять пальцев своей жены десять яиц и пулей выбивал эта десять яиц.
Гордясь этим, он говорил:
- Попробуйте-ка найти человека, превосходящего меня, и показать мне!
Во время стрельбы он заставлял свою жену держать на руках мальчика. Этого очень боялись и жена его и мальчик. Они похудели и совсем высохли. Не имея охоты умереть, жена убежала со своим мальчиком.
Тогда она встретилась с человеком по имени Тоташ Маржие, который, вырывая кремневые глыбы, растирал в порошок наибольшие из них на ладони и таким путем рыл горы. - Слава сыну твоего отца! Нашел жену, нашел и мальчика, – сказал Тоташ Маржие.
- К чему моя жизнь, если бы не существовал этот мальчик? – молвила женщина и продолжала: – Я убежала от своего мужа, не имею возможности жить с ним от страха: посадит десять яиц на десять моих пальцев, заставит меня держать в объятиях сына и пулей выбивает эти яйца.
- Если так он в себе уверен, – сказал он женщине, – иди и скажи ему, что его зовет к себе Тоташ Маржие, роющий горы.
Женщина пошла домой. - Иди, – обратилась она к мужу, поясняя: – В таком-то месте находится Тоташ Маржие; если ты превосходишь его, пойди к нему, он приглашает тебя к себе.
Выслушав ее и позеленев от злости, Черсе-Канат отправился к Тоташу Маржие.
Прибыв, он пустил в него между лопатками пулю. - Неужели оса ужалила? – удивился Тоташ Маржие и почесал между лопатками.
Черсе-Канат снова пустил в его затылок пулю. После этого выстрела Тоташ Маржие вспомнил: «Не тот ли это, о котором недавно рассказывала женщина?»
Оглянувшись, он увидел поднимающийся из-за камня дымок от выстрела. Он вырвал дерево, провел по нему рукой, очистил от веток и бросился за ним, побить его. Тот, убегая от него, бросился в объятия одного пастуха со словами: - Я – твой и бога гость, спаси меня!
Пастух, ткнув палкой в землю, спрятал в вырытой яме его лошадь, его же самого спрятал в ров – в ямку от вырванного коренного зуба. - Не видел ли ты осы, пытающейся жалить? – спросил Тоташ Маржие пастуха.
- О какой осе ты болтаешь? Убирайся по добру по здорову! – резко ответил ему пастух, оборвав и отправив его назад.
После он вывел из ямы лошадь, самого Черсе-Каната и предложил ему отправиться домой.
Удивленный и этим пастухом, и другим великаном, Черсе-Канат стал упрашивать пастуха рассказывать ему хабар обо всем. - Уходи! Какой хабар я буду тебе рассказывать! – стоя ответил сердито пастух.
Черсе-Канат стал умолять: - Я же – твой и бога гость, расскажи мне.
И начал тогда пастух рассказ: - Нас было семеро братьев, среди которых я был самый низкий по росту. Передравшись со всем миром, не имея большого места, где побиться, шли мы по ровной стране, где нельзя было найти ни камня, чтобы бросить в воробья, и ни ветки махнуть на барана; стояла одна глыба. Мы подъехали к ней, рассчитывая найти навес, чтобы укрыться от дождя, но глыба оказалась черепом какого-то человека. Когда мы сидели в этом черепе, мы увидели одного громадного роста человека с одним глазом по середине лба, который шел, погоняя впереди много баранов.
Когда он подошел со своими баранами, одна овчарка схватила зубами череп, в котором мы сидели, понесла к своему хозяину и бросила перед ним. - Теперь ты стала таскать гнилые кости, – сказал он, ругая пса, и, ткнув палкой, далеко отшвырнул кость.
Пес снова схватил кость и снова бросил ее перед ним. Он нагнулся и, посмотрев на вновь принесенную кость, сказал: - Да останешься ты хозяину, – и с этими слова он забросил в свою сумку для пищи кость с моими семью братьями и нашими семью конями. После понес эту кость в свою пещеру и положил
В семь ночей он съел наших семерых коней, в шесть ночей съел моих шестерых братьев, надевая на конец длинного вертела и поджаривая. Когда же он уходил, то прикрывал свою пещеру огромной плитой. Мы все семеро не смогли сдвинуть эту плиту с места при всем напряжении. Таким образом мы не могли бежать – и попались. Назавтра наступала моя очередь быть съеденным. В ожидании, что завтра ночью он меня съест, я лег спать. У него была привычка так крепко спать, что его нельзя было разбудить, что бы ни делали, даже если на нем кололи дрова.
«Все равно мне придется умирать», – подумал я и накалил на огне тот шампур, на чем он сажал людей. После этого я вынул его, направил на его глаз и налег на шампур, из всей силы вгоняя его. Ему все это было нипочем; он даже не пошевельнулся. Накалив еще раз так же, я и вогнал снова в его глаз шампур со всей силой, которую только имел. Тогда он немножко пошевельнулся. Испугавшись, я сел в середине пещеры. Он от этого не проснулся. Тогда я зарезал его козла, вожака его баранов, содрал с него шкуру и, чтобы быть похожим на козла, накинул на себя, рассчитывая выйти утром с баранами. Утром, выгоняя баранов, он пропустил меня, проведя по шерсти рукой. Я ушел со всеми его баранами и собакой. Когда я прошел семь гор и поднимался на восьмую, он, ища меня руками ощупью по всей пещере, наткнулся на конечности своего козла и догадался, что ослеп на глаз, и крикнул мне вслед: «Я съел семь твоих коней, я съел шесть твоих братьев, и сам ты не спасешься от меня!» Я крикнул в ответ: - Я прошел семь гор, поднялся на восьмую гору, хотя ты убил моих братьев, но им, видно, суждено было умереть, я же ослепил твой глаз, угнал все твое состояние, и ты умрешь теперь в своей пещере бесславно.
Там, куда я тебя посадил, есть место, образовавшееся от выбитого брошенным им кряжем коренного зуба… Вот и все. Теперь оставь меня. Иди домой и живи со своей женой спокойно.