Семь сыновей вьюги - Чечня (Чеченская республика)

СЕМЬ СЫНОВЕЙ ВЬЮГИ
Ингушское предание
– Это было в те незапамятные времена, – рассказывают старики-ингуши, – когда землю населяли нарты, сотворенные всесильным Тга после того, как он сотворил лучшее украшение Вселенной – снежного великана Бешлом-Корт. Нарты были могущественные и сильные люди-великаны, которых Тга поселил у подножья горы в тесной долине, по ложбине которой протекала бурная река.
Сначала в небольшом селении было немного людей – пара нартов, от которых впоследствии разошлось по долине и соседним черным горам многочисленное потомство. И чем больше проходило времени, тем больше людей оказывалось на земле и тем больше аулов появлялось у подножья гор.
Великаны-богатыри славились неслыханным мужеством, храбростью и гордостью, особенно отличались этими качествами предки тех, сотворенных всесильным Тга нартов, которые поселились у Бешлом-Корта. Они не признавали соседних племен, давно уже утерявших с ними первоначальную связь, и проводили жизнь в набегах, грабежах и разбоях. В особенности они были беспощадны к нартам- людоедам и вели с ними никогда не прекращавшуюся войну, часто побеждая их вследствие своей природной хитрости и ума.
Естественно, кого они еще боялись, – это великого нарта Тга, их творца и повелителя. Ежедневно приносили ему к подножью горы в жертву по одному нарту-людоеду из числа тех, которых забирали в плен во время набегов. Когда же случалось, что пленных не оказывалось и приносить в жертву ненасытному Тга было некого, они бросали между собой жребий и закалывали на алтаре того, кто вытягивал жребий.
Жилось им все-таки плохо.
Животных на земле не было, так как Тга, населив нартами подножье Бешлом-Корта, держал у себя стада баранов, предоставив созданным им людям питаться, чем им будет угодно. Вот почему они и питались разными травами и кореньями, отыскиваемыми ими в долине. Их враги, нарты-людоеды, не довольствовались такой скромной пищей и стали поедать друг друга, но нарты Бешлом-Корта рассудили, что если и они последуют примеру своих соседей, то вскоре весь род их должен будет прекратиться, так как есть уже будет некого.
Однако трава и коренья не могли удовлетворить их вечного голода, и понемногу они стали роптать на Тга. В особенности плохо им приходилось зимою, когда начинали дуть холодные ветры, растительность вымирала и трава, заготовленная впрок, подходила к концу. В эту суровую зимнюю пору всесильный Тга ревниво прятал около себя солнце, чтобы оно сильнее грело его самого, и окутывал его толстыми облаками, чтобы оно не посылало тепло на землю. Словом, создав людей и населив ими землю, он перестал заботиться о них и предоставил их собственной участи, вероятно, решив заняться созданием кого-нибудь другого, более интересным делом.
Жилось нартам плохо и оттого, что они должны были ютиться в пещерах, спать на голых камнях и не имели возможности укрыться от непогоды и ветров. И когда Великий Тга в припадке веселья хохотал, сидя на своих облаках и греясь у солнца, как у хорошей печки, то от его хохота сотрясались горы и каменные обвалы свергались на землю и побивали множество людей. А когда он вздыхал от какого-нибудь неудачного дела, то вздох его доходил до земли в виде ужасного холодного ветра, от которого нарты не знали, куда укрыться, так как пещеры были открыты с наружной стороны. Ну а когда Тга принимался в припадке злобы плакать, то слезы его падали на землю целыми потоками дождя, и нартам опять-таки приходилось плохо. Но хуже всего было тогда, когда Тга принимался ссориться с женой, со старухой Химехнинен, – тогда поднималась буря, ветер со страшными порывами проносился над землею, вода в реке бурлила и выступала из берегов, снег валил хлопьями и обвал за обвалом сыпался на несчастные головы нартов.
И они начали роптать.
Отношения между ними и Великим Тга совсем испортились. Они знали, по отдаленному преданию, что живет он в хижине из тростника, спит на толстых мягких облаках, ест досыта барашков и греется до пота у солнца.
Но ропот не приводил ни к чему. Нарты все-таки продолжали зябнуть и голодать, и если со злости придумывали лишить Тга человеческой жертвы, то им это никогда не проходило даром: Тга посылал на них обвалы и вьюги, которые уносили вырванные с корнем травы; и еще посылал на них мор, от которого нарты умирали и ослабевали так, что людоеды их легко побеждали и поедали целыми толпами.
У самого подножья Бешлом-Корта в глубокой и обширной пещере жил седовласый и длиннобородый нарт Созруко со своим сыном Курюко. Сколько времени жил старик на земле, он не помнил, не помнил себя и молодым, да и все, кто знал его, знали уже стариком.
Иногда собирались к нему в пещеру другие нарты, и тогда старик начинал им рассказывать о величии Тга, о его жизни и могуществе. И все внимали ему благоговейно, уставя бороды в землю и поникнув головами. Созруко и сам не знал, что говорил; порой его слова походили на бред, и тогда все думали, что устами его вещает сам великий Тга.

Как дивны наши родные горы! – восклицал, закрыв глаза, Созруко. – Как дивны они, когда утренние облака покрывают их розовой тканью, а восходящее солнце золотит их верхушки огнем… Велик в своем творении Тга!
Велик в своем творении Тга! – повторяли хором присутствующие.
Тихо двигаются барашки-облака, – продолжал Созруко, – по длинной цепи гор, с любопытством заглядывая в ущелья и долины, в пещеры и пропасти. Кое-где из этого стада облаков выглянет красный утес, покажется верхушка черной горы. Утренний ветерок поднимается от улыбки Тга, и тогда тают белые облачка. Вершина Бешлом-Корта розовеет от счастья увидеть улыбку Великого Нарта. Велик, велик и могуч в своем творении Тга!
Велик в своем творении Тга! – опять хором подхватили присутствующие.
Бешлом-Корт, – продолжал старик, – верхушкой своей упирается в небо, и голова его покрыта льдом и снегом, которые никогда не тают. И эти льды сверкают на солнце, как самоцветные камни… И гора наша выше всех гор на свете… Когда Тга творил мир, он раньше всего сотворил нашу гору, чтобы устроить на вершине ее удобный шатер из тростников, в котором он обитает, наблюдая оттуда за созданной им землею. Слава Великому Тга!
Слава, слава Великому Тга!
Старик продолжал:
Были нарты, которые пытались пробраться к его вершине, и все они погибли, все погибли, даже самые отчаянные смельчаки, самые лучшие воины! Давно это было… очень давно… когда я был еще юношей… не упомню. Страшен в гневе своем Великий Тга!
Страшен в гневе своем Великий Тга! – повторили слушатели, после чего все погрузились в благоговейное безмолвие.
Только один из нартов, молодой Курюко, внимал речам отца с насмешливой улыбкой и дерзким сомнением.
Давно уже сердился он на Великого Тга и не мог простить его равнодушие к созданным им самим нартам. Он, как и все, терпел от
голода и непогод, но в то время, как все молчали, он громко роптал и проклинал свою участь. У него было доброе сердце, и ему жаль было этих сильных, но беспомощных людей-великанов, лишенных самого необходимого на земле. Он понял, что если бы Тга, сотворив их, дал им стада баранов и тростник, то они жили бы счастливо, занимаясь скотоводством; людоеды-нарты прекратили бы свое гнусное ремесло, потому что им не к чему было бы питаться людьми, и все набеги, разбои, распри и ссоры кончились бы на земле. Да и вместо умилостивительных жертв людьми можно было бы приносить в жертву баранов.
И вот Курюко вздумал перехитрить великого Тга и доставить людям счастье.
Но он долго откладывал исполнение задуманного плана, долго не решался на него. Он думал жертвоприношениями и мольбами умилостивить Великого Тга. Но Тга оставался глух к его мольбам, потому что жил в тепле и сытости; а еще в те времена было известно, что сытость служит помехой к пониманию голода.
Однажды, после славословия Созруко, сын его отправился в пещеру и заколол в ней пленного нарта-людоеда. Затем он взвалил его на костер и зажег под ним сухие корни низкорослых деревьев, принес людоеда в жертву Тга.
Курюко горячо молился во время этого жертвоприношения. Так горячо молился, как никогда. Он тут же растянулся на голом камне в пещере, заснув глубоким сном. На утро, проснувшись, он думал найти у входа в свою пещеру стадо баранов; но ничего не нашел. Тогда он отправился к реке, рассчитывая увидеть на ее берегах лес тростников. Но и этого не было.
Курюко страшно разгневался.
Он знал, что нарт-людоед был последним в их пещерном ауле и что, следовательно, сегодня необходимость заставит принести в жертву кого-нибудь из своих. А он надеялся, что этого не придется делать, что молитва его будет наконец услышана Всесильным Тга.
Тогда он возроптал.
Он почувствовал в себе необычайную силу и великое мужество. Если бы ему предстояло теперь сражаться в рукопашную с самим Тга, он и этого не испугался бы.
Вечером, когда нарты собрались к пещере Созруко, чтобы бросить жребий, кому из них быть заколотым и сожженным, Курюко обратился к ним с торжественной речью:
– Братья нарты! – сказал он им. – Великий Тга, о котором так много говорит всегда отец мой Созруко, забыл нас. Мы голодаем и бедствуем и принуждены убивать друг друга, чтобы удовлетворить ненасытного Тга. У него стада баранов, у него хижина из тростника. Разве не мог бы он бросить к нам пару баранов и несколько стеблей тростника? Мы бы сумели расплодить баранов и развести тростник. Мы бы тогда жили счастливо. Вражда, убийства и распри прекратились бы между нами… И мы приносили бы ему в жертву баранов, а не нартов. Но Тга слеп и глух. Он не видит наших невзгод и не слышит наших горячих молений…
В это время раздался сильный глухой удар грома, и у самой пещеры Созруко упал обвал, который чуть-чуть не раздавил смелого Курюко.
Курюко разразился проклятиями и вовремя отскочил в сторону.
Из пещеры вышел старый Созруко и, воздев руки к небу, заговорил:
Приветствую вас, собравшиеся здесь нарты! Сегодня мы не приносили жертву Великому Тга, и он справедливо гневается на нас. Вернулись ли наши воины?
Да! – ответил кто-то.
Привели ли они нарта-людоеда?
Нет! – послышался ответ.
Тогда приступим к метанию жребия. Кто-нибудь из нас должен быть принесен в жертву. Вы слышите, как гремит гром, как дрожат горы? Великий Тга гневается, что мы забыли о нем.
А не он забыл о нас? – воскликнул Курюко.
Старик укоризненно посмотрел на сына.
Молчи! – строго сказал он. – Не призывай на нас страшного гнева Великого Тга!
Я не боюсь его.
Смотри, он первого накажет тебя.
Курюко дерзко улыбнулся, но промолчал.
Тогда начали бросать жребий.
Нарты уселись широким кругом около отверстия в пещеру старика, а один из них – на скалу, выдававшуюся в виде навеса над входом в пещеру. Там он обернулся спиной к нартам и бросил через плечо камень вниз.
Камень упал как раз у ног Курюко.
Курюко намечен! – сказал старик-нарт с глубокой печалью. – Я говорил тебе, что Тга накажет тебя! Прощай, сын мой! Никогда, никогда уже больше не увидят тебя глаза мои и уши мои не услышат твоего голоса. Да будет славно имя Великого Тга!
Да будет славно имя Великого Тга! – повторили нарты.
Гром перестал греметь, и небо сделалось ясным. Жертва была угодна Тга.
Теперь ступайте готовить костер, – сказал Созруко и в великой печали удалился в пещеру.
Я пойду принесу старых сухих кореньев для своего костра, – сказал смиренным голосом Курюко. – У меня их много в пещере.
И прежде чем ему успели ответить, он исчез из виду.
Курюко спустился к реке и скрылся в пещере, ему одному известной. Он боялся преследования и погони. Он досидел в укромном местечке до глубокой ночи.
А! – злобно шептал он. – Ты избрал меня своей жертвой!.. Ты хотел, чтобы эти трусливые перед твоим могуществом глупцы сожгли меня в угоду тебе!.. Меня, единственного между ними, который осмелился роптать на тебя! И что же ты хотел показать этим? Только одно: ты боишься меня! Боишься – и потому хочешь уничтожить! Берегись! Я не боюсь тебя, и я вступлю с тобой в борьбу!
Он услышал невдалеке от своего убежища голоса. Это нарты искали его. Они удивлялись его побегу. Никто еще никогда с тех пор, как существовали нарты, не уклонялся от жребия быть принесенным в жертву Тга. Поэтому они поверили ему, когда он заявил, что идет за корнями, и отпустили его.
Он долго просидел еще в своем убежище, пока все вокруг не успокоилось, и пещерный аул не уснул мертвым сном.
Небо заволокло тучами. Собиралась гроза.
Великий Тга готовился наказать непокорных нартов.
Ветер свистел и гудел с такой силой, что камни с шумом отрывались от гор и скатывались в долину. Небо было почти черное, река бушевала, бурлила, клокотала. Даже Курюко почувствовал что-то вроде страха в своей душе.
Но он быстро оправился и вышел из своего убежища.
Узкое ущелье расширялось по мере того, как Курюко приближался к подножью горы, и вместе с тем долина реки поднималась все выше и выше, подходя к отрогам величественной вершины, покрытой вечными снегами и льдами.
Он взглянул вниз, в долину. Угрюмо и неприветливо было внизу: по голым скалам ползла жалкая, чахлая и низкорослая растительность – вереск, колючка и серые мхи. Река глубоко, на дне долины, все еще бурлила и клокотала, роясь по каменистому дну.
Но еще угрюмее и неприветливее было там, наверху, где растительности почти не было, где скалы были обнажены даже от мхов, и где начинались унылые, безнадежные снеговые поля и вечные льды. И все вокруг было мертво и уныло, безмолвно и дико, и черные скалы, торчавшие из-под белого снега, казалось, тосковали о чем-то.
Курюко поднимался все выше и выше.
Ноги его были уже изранены об острые камни, но жажда мести все еще поддерживала его, и он не замечал усталости. Бодро шагал он, карабкаясь по скалам, цепляясь руками за острые выступы их и изранив себе, кроме ног, еще и руки.
Когда он добрался до вечных снегов, то остановился в изумлении.
На остром выступе скалы он увидел серебристого хищного луня, который ворочал желтыми глазами и тупо созерцал окрестность. Над головой Курюко пролетел огромный орел, шумно взмахнув крыльями. Молодой нарт никогда не видел таких птиц, и ему подумалось: уж не дошел ли он до жилья Тга и не эти ли странные существа именно те бараны, о которых он так давно мечтал и похитить которые он так смело собрался.
Но орел пролетел, и серебристый лунь скрылся с его глаз.
Тогда он вспомнил о том, что старые люди рассказывали ему, когда он был еще мальчиком, в его родном пещерном ауле.
Они говорили, что кроме них, обыкновенных людей-нартов, Великий Тга ранее создал необыкновенных одноглазых великанов и поселил их между собою и людьми. Тга, очевидно, по ошибке создал их слишком сильными и слегка побаивался их. Но когда создал, то было уже поздно, и он поспешил отдать в их пользование несколько животных из своих многочисленных стад. Чтобы поправить ошибку, он сотворил обыкновенных нартов и в отместку за свою оплошность, а также из жалости лишил их всего и предоставил судьбе, требуя от них однако же непосильных жертв.
В скалах, между снегами и дном долины, приютились несколько аулов одноглазых нартов. Сакли их с плоскими крышами, покрытыми землею и камнями, прилепились к самым скалам.
Курюко с удивлением оглядывал местность. Он не подозревал, что, кроме нижних нартов, на свете существуют еще нарты верхние, которые ближе к Тга, чем сородичи Курюко.
У порога одной сакли он увидел одноглазого нарта, растянувшегося на земле и крепко спящего, так как его единственный глаз был закрыт. Нарт грузным, огромным телом загородил ему дорогу, и Ку- рюко должен был перешагнуть через него, чтобы получить возможность идти дальше.
Нарт приоткрыл глаз и взглянул на него.
Было уже темно, но луна показалась на темном своде неба и освещала местность бледным светом.
Кто ты? – спросил юношу одноглазый нарт.
Я нарт из долины, – смело ответил Курюко.
Что ты пришел здесь делать?
Я иду к Великому Тга.
Зачем?
Это уж мое дело.
А твое, так ступай и не мешай мне спать! Я сегодня охотился за ланью и устал!
«У вас есть за кем охотиться, – подумал Курюко с завистью, – а у нас, кроме травы да кореньев, ничего нет». Но громко он не сказал этого, а только спросил:
А где живет Тга? Укажи мне дорогу.
Не мешай мне спать! – проревел великан. – Иди все прямо. Вон там, впереди, белеет ледяное поле… Там живут семь сыновей Великого Нарта, семь юношей. Они тебе укажут дорогу… А если ты сейчас не уйдешь, я тебя сброшу вниз, туда, откуда ты явился!
Курюко поспешил удалиться.
Действительно, вскоре он достиг царства семи сыновей Тга. Темно и холодно было в этом царстве.
Бесконечные поля, покрытые пеленою белого снега, раскинулись далеко вокруг. Серые туманы, где сплошь, где обрывками, заволакивали небосклон. Стонали ветры, бураны и метели, и вихри неслись по безлюдным полям: визг и вой их леденили душу отважного нарта.
Печаль царила в этих суровых снежных полях.
Курюко все шел вперед, не замечая того, как ноги его леденели от холода, не чувствуя ни усталости, ни желания отдыха и покоя. Он был полон одной мечтой: добраться до цели предпринятого им путешествия. Жажда мести не только не утихала в нем, а разгоралась все больше и больше.
И чем дальше он уходил от родных мест, тем больше росло в нем чувство жалости к тем своим обездоленным сородичам, которые ради алчности и злобы Великого Тга обречены были на вечный голод.
Но что это?..
Перед ним одна за одной на снежных полях выросли семь огромных теней, которые закрыли собою полнеба.
Они взялись за руки и загородили путь Курюко.
Кто вы? – в страхе спросил он.
И вдруг поднялся сильный ветер, засвистел ураган, вздымая с полей белоснежную пыль и засыпая ею глаза Курюко.
Это тени-великаны смеялись, и смех их производил снежную метель.
Он спрашивает, кто мы?! – услыхал юноша их голоса, показавшиеся ему ревом бури. – Ты кто? Скажи нам, кто ты?
Я нарт… нижний нарт… Курюко! – силился он перекричать свист и вой бури. Он вдруг пришел в ярость и крикнул, что было сил, теням. – Если вы хотите слышать, кто я, не делайте такого проклятого ветра! Пусть говорит кто-нибудь один из вас!
Тени расслышали наконец его голос и замолчали. Буря разом стихла.
Один из них, сделав другим знак молчать, заговорил с Курюко. Тогда он почувствовал, как холодный, но не очень сильный ветер стал обдувать его:
Ты нарт из долины? – говорил голос. – Как же ты попал в наше снежное царство?
Так вот, пришел…
Сюда не забирался еще ни один нарт! – сказала тень.
А я вот забрался.
Зачем же ты пришел к нам?
Я не к вам вовсе пришел. Я не знаю, кто вы…
Мы сыновья Великого Тга.
Вот к нему-то я и пробираюсь. Укажите мне дорогу. Где он живет?
И вдруг опять поднялся великий снежный вихрь.
Все семеро принялись хохотать.
Указать тебе дорогу? – проговорил, нахохотавшись, тот же великан, который говорил с ним раньше. – Хитрую вещь задумал ты, бедный нарт! Ты хочешь знать, где живет Великий Тга?
Ну да!
Над этими полями, выше высоких утесов и гор, выше ходячих туманов царит старый дух – могущественный Тга. Его страшным именем названы и горы и долины по всей окрестной местности. Лица его никто никогда не видел. Но вид его страшен и мрачен, как говорит наша мать Химехнинен, царица здешних мест и мать здешних вьюг. Грива у него косматая, взоры – как молнии. И не миновать тому лютой смерти, кто осмелился бы взглянуть ему в глаза. А ты хочешь
идти к нему!.. Он живет одиноким, угрюмым отшельником. Зачем ты хочешь идти к грозному Тга, бедный нарт?
Я хочу похитить у него пару баранов и тростник.
Эти слова были так неожиданны и дерзки, что сыновья Тга уже не смеялись.
Тише! – сказал тот великан, который говорил с Курюко все время. – Он может тебя услышать.
Он спит теперь, – проговорил другой, – а когда он спит, то ничего не слышит. Зачем тебе его бараны и тростник?
Он создал нас, бедных нартов, – ответил Курюко, – и населил нами землю. Но он лишил нас пищи и крова. Часть из них питается кореньями и травами, а другая часть пожирает друг друга. Я хочу водворить мир и довольство на земле.
Великий Тга вещал нам сегодня сквозь вихрь бурь, что он прогневался на некоторых нартов и что завтра, когда он выспится, нашлет на вас страшный мор.
За что?
За то, что вы не принесли ему сегодня обычной жертвы и он не мог обонять дыма этой жертвы. Отчего вы лишили его обычной дани?
Это меня должны были принести в жертву. Но я скрылся и вот пришел сюда. Но… отчего вы не живете вместе с отцом и бродите по этим унылым полям?
Тга прогнал нас с вершины вместе с нашей матерью Химехни- нен и определил нам это царство льдов и снегов, где почти никогда не видать солнца, тогда как там, на вершине, в царстве Великого Тга, оно сияет, как огромный костер, и согревает его.
За что же он прогнал вас?
За то, что мы очень легкомысленны. Мы носились по вершине с одного конца на другой, резвились, смеялись и хохотали… Это мешало ему. Каждое наше движение производило ветер, который леденил отца, и каждый наш смех вызывал снежную бурю… Вот он и прогнал нас сюда и отослал от себя Химехнинен, мать вьюг. Мы все недовольны им так же, как и ты!
Значит, вы мне поможете похитить тростник и баранов?
Семеро сыновей Тга стали советоваться между собою, и Курюко слышал легкое дуновение ветерка.
Потом все тот же великан обратился к нему:
Хорошо, – сказал он с обычным своим легкомыслием, – мы согласны. Только что дашь ты нам за это?
Курюко долго думал, но ничего придумать не смог.
Что у вас есть на земле?
Есть трава, корни низкорослых деревьев и камни.
Нам ничего этого не нужно.
Есть у нас скалы и река.
И это нам не подходит.
Есть еще огонь.
Это наш враг. От него мы растаем и погибнем.
Есть болезни и смерть.
Болезни и смерть? – повторил великан. – Это что же такое?
И когда Курюко объяснил ему, он сказал:
Ну, это еще хуже огня! От смерти ведь тоже погибают, как и от огня! Нет, это нам не подходит.
Больше у нас ничего нет.
Ну, так мы и не можем доставить тебе баранов и тростник.
Курюко задумался.
Стойте! – крикнул он что было у него сил. – Есть еще!
Что же? Такое же все негодное, как то, что ты называл? Коренья да камни?
Не знаю. У нас есть еще молодые девушки-нартки.
А! – радостно воскликнул великан. – Это такие люди без усов и бород? Я видел одну такую, когда спускался однажды до границы нашего царства. Она мне очень понравилась.
Ты, верно, видел одноглазых девушек… У нас они лучше. У них по два глаза.
И ты подаришь нам по такой девушке?
Да.
Великаны опять пошептались между собой.
Ну, – сказал опять тот, который все время говорил с Курюко, – мы согласны! Идем же, пока старик спит. Ступай за нами.
Они пошли вперед, взметая тучи снежной пыли. Курюко последовал за ними. Снег слепил ему глаза, забирался в рукава, леденил его. Зубы его стучали друг о дружку, и холод захватывал его дыхание.
Но он все шел, еле поспевая за легкомысленными братьями.
Шли они долго, так долго, что Курюко не мог уже сообразить времени.
И вот, наконец, ледяные поля кончились.
Взору Курюко открылась дивная картина. На самой верхушке горы, обнаженной от льда и снега, стоял трон, окутанный облаками. Сверху, с голубого неба, сияло горячее солнце, очевидно, никогда не
заходившее, а по глубоким полям неба гуляли стада белых и серых барашков, и их было так много, что у Курюко не хватило уменья сосчитать их и закружилась голова от того, что он все время держал ее поднятой кверху. Вокруг трона росли целые леса великолепного тростника, а неподалеку от трона виднелась тростниковая хижина, из отверстия плоской крыши которой взвивался к небу синий дымок и пахло так вкусно жареным мясом, что Курюко почувствовал страшный голод.
Семь великанов остановились.
Они сделались теперь меньше и шатались от слабости, как настоящие тени.
Смотри, – прошептал один из них, и Курюко еле расслышал его голос, – вот он сидит, Тга, закрытый туманами и закутанный белым саваном. Он тихо дремлет, тоскуя в одиночестве. А там, в хижине, ему готовится пища.
А как же достать барашков? – спросил нетерпеливо Курюко. – А как же вырвать тростник?
Тростник около тебя. Если у тебя хватит сил, вырви его. Мы не сможем этого сделать: мы очень слабы. Солнце – наш лютый враг. Если мы еще долго пробудем здесь, то вовсе растаем. Спеши, чтобы нам можно было уйти!
Курюко торопливо вырвал с корнем тростник, раскачал его над головой и бросил вниз на землю.
В это время барашки низко спустились с неба и бежали по самой верхушке горы.
Два барашка точно играли друг с другом, перегоняя один другого.
Лови! – слабеющим голосом сказал один из семерых сыновей Тга.
Курюко расставил руки и поймал обоих барашков. Сначала они казались ему легкими и мягкими, как облачко, но потом он ощутил под их завитой, блестящей и шелковистой шерстью мясо и кости. Да, да, это были настоящие, живые барашки!
Он взял по одному в каждую руку, сильно раскачал их над головой и бросил вниз, в родной аул.
Они убьются! – с горестью сказал он, а сыновья Тга стали из всей мочи дуть, чтобы поддержать барашков и не дать им разбиться о землю.
Но дыхание ослабевало все больше и больше у семи молодцов. Тем не менее, барашки закружились в воздухе и плавно стали опускаться на землю.
Но тут произошло нечто ужасное.
Старый Тга проснулся. Облака вокруг трона рассеялись, и Великий Нарт выглянул из них. Лицо его было так страшно, что Курюко упал ниц и перестал дышать. Ему показалось, что он умер.
И вдруг поднялся страшный ураган; небо сразу потемнело, солнце померкло, – его заволокли густые тучи; целые груды обломков камней и скал стали срываться с окрестных вершин. В сознании Ку- рюко промелькнула мысль, что теперь засыпаны каменными завалами пути и селения на его родине.
Гора дрожала так, что Курюко качало из стороны в сторону.
Тга нагнулся над выступом скалы; тучи и туманы рассеялись, и он увидел внизу, на земле, ствол тростника, воткнутый в землю, и двух барашков, пасущихся на полянке.
Тогда гневу его, казалось, не было пределов.
Обокрали! – закричал он, и все вокруг задрожало от ужаса. – Теперь будет расти тростник на земле и будут на ней плодиться барашки! И нарты сравняются со мной и не будут мне больше приносить умилостивительных жертв, они забудут меня! Страшная кара, неслыханная кара ждет дерзких похитителей! Слушайте суд Великого Тга.
Он кричал и еще долго, и семь сыновей его становились все слабее, слабее и меньше, а Курюко все еще бросало из стороны в сторону, и он еще не мог отделаться от дрожи.
Наконец Тга крикнул:
Приди сюда, Химехнинен, коварная жена моя, родившая мне семь изменников-сыновей!
И тотчас же после этих слов что-то пронеслось по воздуху, и вьюга сделалась такою, что Курюко показалось, будто наступает конец мира.
Слушай суд Великого Тга! – повторил он громовым голосом и смирил вьюгу.
Мать вьюг трепетно склонилась перед страшным властителем горы.
Отныне дерзкий нарт, осмелившийся похитить у меня барашков и тростник, будет прикован в царстве одноглазых великанов в пещере. Он будет до тех пор прикован к скале, пока у людей не переведутся барашки и не иссохнет весь тростник. И никогда у людей не переведутся барашки и не иссохнет тростник. И всегда, на веки веков дерзкий нарт будет томиться в пещере. Горный орел будет ежедневно прилетать к нему и терзать клювом своим его сердце. А ты,
Мать вьюг, царица Химехнинен, будешь сторожить его. У тебя будет гореть на снегу неугасимый огонь. Будет у тебя и неистощимый хлеб, и неистощимая нога барашка. И после каждой твоей трапезы хлеб и нога барашка окажутся на том же месте. Ты начертишь вокруг пещеры волшебный круг, которого нельзя будет перешагнуть ни одному смертному. Каждый смельчак, который покусится на это, будет сброшен твоим дуновением в пропасть, и ты его завалишь ледяным обвалом, Мать вьюг! Вот тебе наказание за то, что родила мне семь легкомысленных изменников. Так говорит и судит Великий Тга.
Мать вьюг вздохнула, и Курюко был унесен вихрем в пещеру. Тогда Тга вещал сыновьям:
– Вас, легкомысленные сыновья, я буду судить строгим судом. Дерзкий нарт, похитивший мое добро, думал о земном и хотел осчастливить родичей, – за то он будет прикован к земле, к твердой скале, на вечные времена. Небо, в котором вы рождены, наскучило вам, – я прикую вас к небу на веки веков. Вы будете украшать собою темное небо, все семь, неразлучно, чтобы вам не было скучно… Вы будете блистать звездами и с недосягаемых высот смотреть на эту жалкую землю!.. И назовут вас людьми Дардза-Куангидж (Вьюгины Сыновья)…
И, сказав это, он повелел Богине Вьюг, старухе Химихнинен, вызвать великую бурю. Все семь сыновей ее были подняты на воздух, и по мере того, как они удалялись от земли, они становились все меньше и меньше и казались уже светлыми звездочками.
Буря давно уже стихла, и все пришло в обычный порядок на вершине Бешлом-Корта.
Многое множество веков прошло после того, как нарт Курюко похитил у Великого Тга тростник и барашков и был за это прикован к острой скале.
Многое множество раз сменялись зима летом и осень весною. Много на земле развелось барашков и тростника. И люди стали жить в полном довольствии, сытости и приволье. И все с глубокой благодарностью вспоминают до сих пор отважного нарта и из поколения в поколение передают повесть о его подвиге и гибели.
А только Курюко и до сих пор еще прикован к угрюмой скале Бешлом-Корта, и до сих пор ежедневно прилетает к нему горный орел и терзает его великодушное, храброе сердце. И до сих пор сторожит его старуха Химехнинен и ест перед его утомленными глазами неистощимый хлеб и неистощимую баранью ногу. А ему, похитившему баранов, так и не удалось попробовать этой вкусной пищи. Старуха,
озлобленная на него за наказание, которое ей приходится нести из- за него, и за потерю своих сыновей, кормит его сухими кореньями и поит снежной водой.
По ночам Мать вьюг глядит на далекое небо; с него светят ей семь звезд, которые были когда-то ей сыновьями, и горько плачет она об их неволе.
Иногда она выходит из себя, неистовствует, бранится и бьет беспомощного нарта. И тогда сыплются на людей завалы, грозно воет в долине буря, огромными густыми хлопьями падает снег. Но все это очень редко приносит людям несчастье. Они греются в такие дни в своих тростниковых домиках у огня очага и едят вкусных барашков. Разве путник, какой не успеет вовремя укрыться от непогоды, и делается жертвой злой старухи.
Много дерзких людей за минувшие века пытались пробраться за волшебную черту Бешлом-Корта, охраняемую Богинею Вьюг. Но все они, испуганные петушиным криком, которым их пугала старуха, бежали назад, если каким-нибудь чудом спасались от гибели. И тогда люди пришли наконец к убеждению, что нужно смириться, тем более, что нарты из поколения в поколение делались мельче и слабее, пока не выродились в обыкновенных людей. И эти обыкновенные люди признали власть Химехнинен и поставили ей в Девдоракском ущелье жертвенник, на котором и приносят ей умилостивительные жертвы.
Но Курюко все еще прикован к скале. Он часто в первое время кричал на землю:
– Есть ли у людей барашки и тростник?
И убеждаясь, что есть и то, и другое, надолго умолкал. Он оброс волосами и бородой, и сделались они белыми, как те снежные поляны, которые его окружали. Толстая цепь удерживает его за шею у скалы; ногти его отросли в виде могучих корней и слились с кряжами горы; глаза его горят, как раскаленные угли.
Жажда мучит его: старуха редко-редко, в особенно добрые минуты, дает ему талого снега, который не утоляет жажды, а только раздражает ее. И он кричит от этой мучительной жажды. Близ него журчит горный ключ с прозрачной, как кристалл, водою. Но только несчастный нагнется к ключу, как тот быстро от него убегает.
Бывают минуты, когда Курюко не в силах перенести мучения. Он тихо стонет, и горячие слезы капают из его глаз. Эти слезы сбегают в долины и образуют целительные горячие ручьи, приносящие большую пользу людям.
Одинокий страдалец вечно будет страдать за свой смелый подвиг, а люди вечно будут благоденствовать.
– Вот какие люди, – говорят старики-ингуши, – жили когда-то на свете, и вот почему нартов все любят.