Чеченцы (ТС 3 1894)

ТЕРСКИЙ СБОРНИК

ПРИЛОЖЕНИЕ К ТЕРСКОМУ КАЛЕНДАРЮ НА 1894 ГОД.

ВЫПУСК ТРЕТИЙ

Издание Терского областного статистического комитета
под редакцией секретаря комитета
Г. А. Вертепова.

КНИГА ВТОРАЯ

ЧЕЧЕНЦЫ
ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ И СТАТИСТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ОЧЕРК.

ВЛАДИКАВКАЗ
Типография Терского Областного Правления.
1893.

ПРЕДИСЛОВИЕ
В двух предыдущих выпусках «Терского Сборника» помещены историко-статистически и статистико-экономические очерки терского казачьего войска, осетин, ингушей и кабардинцев , цифровой материал о которых сгруппирован в первых пяти выпусках «Статистических таблиц населенных мет Терской области». Шестой и седьмой выпуски этих таблиц содержат в себе данные по Хасав-Юртовскому и Грозненскому округам, заселенным в большей своей части кумыками и чеченцами. Поэтому, следуя принятому нами порядку, в настоящее издание мы должны были включить описание обеих этих народностей, или одной из них. В виду численного перевеса чеченцев над кумыками и большого значения их среди туземцев Северного Кавказа, мы начинаем с первых, тем более, что и сведений о чеченцах в нашей литературе очень немного.
До самых шестидесятых годов текущего столетия Чечня представляла постоянный очаг восстаний, мятежей и центр всех беспокойных элементов Кавказа. Поэтому полных и более или менее всесторонних исследований ее, за малыми исключениями, почти не предпринималось. Начавшиеся в конце пятидесятых годов изучения Чечни чрезвычайно тормозились тем недоверием, с которым относилось население ко всем пришлым людям и особенно к русским — исконным врагам своим. Ряд новых восстаний и волнений, закончившийся вооруженным мятежом 1877 года и брожением 1886 г., только поддерживал те неблагоприятные условия для каких-либо научных исследований Чечни, которые существовали раньше. Поэтому чеченцы, по сравнению с другими туземцами Северного Кавказа, наименее изучены, а территория занятая ими, очень мало исследована. Кроме изданной в 1859 г. книги «Чечня и Чеченцы», принадлежащей перу бывшего правителя дел кавказского отдела Императорского русского географического общества А. П. Берже, – у нас не было ни одного самостоятельного и всестороннего исследования о чеченцах и местностях, занятых ими. Но работа Берже, в свое время очень интересная и важная, содержит преимущественно географический материал и в настоящее время устарела. Этнографические сведения, сообщаемые в ней, пополнились в некоторой мере небольшим сборником сказок и легенд чеченцев Н. С. Семенова, отчасти статьей Лаудаева – «Чеченское Племя» и некоторыми другими более или менее мелкими работами, печатавшимися в местных периодических изданиях, сборниках и трудах. Что же касается антропологических, исторических и даже археологических исследований и разысканий, то они производились в очень ограниченных размерах и в печати сведений о них или совсем не было, или они носили слишком отрывочный характер, или же не отличались, как известный труд Дубровина, ни научной точностью, ни достаточной достоверностью. Статья г. Россикова — «Поездка в Чечню и Нагорный Дагестан» составлялась преимущественно с орнитологической целью и народную жизнь почти не затрагивала. Работы барона Услара имеют своим предметом язык народа. Экономических исследований о Чечне совсем не было. Но вопросы землевладения в свое время привлекли внимание двух серьезных исследователей гг. П. Гаврилова и Ф. А. Щербину. Статья первого — «Устройство поземельного быта горских племен Северного Кавказа» не доводит до конца историю наделения чеченских обществ землею и нуждается в пополнениях. Прекрасная работа г. Щербины представляет краткий свод обнародованных данных об общинном быте и землевладении у кавказских горцев, но касается чеченцев только между прочим и поневоле ограничивается скудными материалами, появившимися в печати до половины восьмидесятых годов. Таким образом, во многих отношениях изучение чеченцев едва только намечено, в других же оно еще совсем не начиналось. Поэтому неудивительно, что чеченцы принадлежать к числу народностей, известных только по имени, да по той энергии, с которой они отстаивали свою независимость. О национальных же особенностях чеченцев, об их историческом прошлом, об экономическом быте, религиозных верованиях, многих этнографических чертах и даже о территории, занятой ими, известно в общем довольно мало.
В виду такого состояния сведений о чеченцах, мы вынуждены в настоящем по преимуществу статистико-экономическом очерке остановиться с большей подробностью на таких данных, которые, для наших прямых целей, имеют лишь второстепенное значение. При описании, например, кабардинцев (черкесов), принадлежащих к наиболее известным и изученным народностям, в таких данных могло и не встретиться надобности, так как недосказанное в статье или было всем известно, или само собой подразумевалось. О чеченцах же большинство нашей образованной публики знает очень немного, а потому говорить о них приходится гораздо подробнее. Появление в настоящем очерке некоторых историко-географических подробностей объясняется, кроме того, и значением чеченцев, не только как народности самой многочисленной из числа туземных на Северном Кавказе, но как и такой, которая до последнего времени делала нам много хлопот и стоила относительно огромных средств и жертв. С настоящего года Чечня получает еще иное значение, так как новый рельсовый путь, соединив Владикавказ с Петровском и, следовательно, внутреннюю Россию с Закаспийским краем, пересек на всем протяжении и чеченские земли. Нет сомнения, что железная дорога оживит промышленную и сельскохозяйственную деятельность в крае, поднимет к нему интерес и создаст новые поводы к сношениям. Плодоносные земли чеченской равнины могут привлечь сюда и русского переселенца и частного предпринимателя. В виду этого остановиться подробнее на географических и исторических данных о Чечне, надеемся, не только полезно, но и необходимо.
В заключение еще несколько слов об источниках, служивших для настоящей работы. Помимо печатных трудов общего для края характера, о которых мы упоминали в предыдущих статистико-экономических очерках о туземцах Северного Кавказа, помимо VI и VII выпусков «Статистических таблиц населенных мест Терской области», книги Берже, сочинений гг. Дубровина, Лаудаева, Семенова, Россикова, Услара, Гаврилова и Щербины, мы пользовались также очерком Г. Вертенова «Ингуши», «Хроникой чеченского восстания 1877 г.» г. Стефановского, газетными статьями и заметками Г. А. Вертепова, М. С. Волошинова и Г. Ф. Малявкина, из которых последний, по поручению редакции «Терских Ведомостей», предпринимал в 1892 г. специальную поездку по Чечне для ознакомления с общинным землевладением у чеченцев. Статьи и сообщения некоторых других авторов, официальные данные о землевладении и, наконец, личные наблюдения служили, по мере надобности, для поколения обнаружившихся пробелов. Но тем не менее недостаток материалов был настолько заметен что некоторые, особенно компилятивные, части настоящего труда оставляют желать, со стороны полноты и точности изложения, еще очень многого.
Евг. Максимов.
Апрель–ноябрь 1893 г.
С.-Петербург.
ГЛАВА I.
Краткие географические сведения о Чечне.

Границы Чечни. – Краткие сведения о Надтеречном черезполосном участке. – Почва, реки, климат и минеральные богатства плоскостной Чечни. – Орографические и гидрографические данные о горной Чечне.

Чеченцы – самая многочисленная народность Северного Кавказа Территория, занятая ими, захватывает значительную часть Сунженского отдела, почти треть Хасав-Юртовского округа и весь Грозненский, составившийся из прежних округов Веденского, Аргунского и части прежнего же Грозненского. В Сунженском отделе поселились совершенно обособившиеся, но соплеменные чеченцам ингуши, не составляющие предмета настоящего очерка . Однако и сами по себе чеченцы, без ингушей многочисленнее всех своих туземных соседей и занимают своими поселениями довольно значительную площадь. В прежнее время, до восстания 1840 года, границы Чечни простирались гораздо дальше теперешних и захватывали значительные пространства правого берега р. Терека и левого р. Сунжи. После восстания жители этих местностей переселились вовнутрь Чечни. На Тереке осталось лишь три аула, к которым однако впоследствии присоединилось еще несколько. Остальные же запустовавшие места по Тереку и Сунже заняли казаки. В настоящее время поселения и земли чеченцев образуют два черезполосных участка, из которых небольшой — Надтеречный, отделяясь от остальной Чечни землями казачьих станиц, граничит: с севера южной границей Пятигорского отдела по течению р. Терека, начиная от земель аула Ногай Мирза-Юрт и до восточной границы аула Брагуны, с востока – Кизлярским отделом и р Тереком до межи станицы Умахан-Юртовской, с юга – землями того-же отдела до станицы Самашкинской и далее Надтеречным хребтом по меже юртового надела станицы Магомет-Юртовской, с запада же — Сунженским отделом по меже земли аула Ногай-Мирза-Юрт до р. Терека. Собственно Чечня граничит: с севера – Сунженским отделом по р. Фортанге, а от слияния ее с Ассой – теми землями Кизлярского отдела, которые отрезал от Чечни черезполосный Надтеречный участок; они тянутся первоначально по р. Ассе, затем р. Сунже и межою юртовых наделов станиц Ильинской и Умахан-Юртовской доходят до р. Терека; отсюда северная граница Чечни простирается до межи селения Азамат-Юрт; с востока – границей Хасав-Юртовского округа до Герзель-Аула, а отсюда по линии на аул Эндерей и слободу Чир-Юрт, т. е. до административной границы Дагестанской области и вверх по р. Судаку, отделяющей эту область от Терской; с юга – Дагестанской областью, сначала по Салатавскому хребту до вершины Цонтатау, затем, по линии через вершины гор Беной-Хорт, Керкеты и Зайлам до горы Диклос-Мта, а отсюда Тифлисской губернией по Передовому хребту до вершины Тебулос-Мта (Докцахи) и далее на северо-запад до соединения с ингушеской территорией Сунженского отдела у горы Курелам; с запада – означенным Сунженским отделом по межам отдельных селений и, наконец, к северу от Соляных колодцев по р. Фортанге до впадения ее в Ассу, В таких границах собственно Чечня, без ингушеской территории и без Надтеречного участка, имеет до 140 верст длины по параллели и до 100 верст ширины по меридиану. Площадь же ее заключает в себе приблизительно до миллиона десятин земли.
В топографическом отношении все земли, занятые чеченцами, могут быть разделены на три части: 1) северную – гористую, заключенную между р. Тереком, с одной стороны, и казачьими землями по р. Сунже – с другой, 2) среднюю – плоскостную и предгорную и 3) южную или горную.
Северная или гористая часть Чечни, называемая Надтеречным черезполосным участком, несколько расширена к востоку и отделяется от южной горной части Кабардинским хребтом и узкою полосою долины р. Сунжи, образующей здесь как бы верховье Чеченской равнины. По мере того как расширяется последняя к северо-востоку, по течению той же реки, гористая часть Чечни постепенно суживается. В значительной части своей она наполнена хребтом невысоких гор, входящих в пределы чеченской территории с запада. Хребет этот, начинаясь у станицы Пришибской Сунженского отдела, тянется на некотором расстоянии от правого берега р. Терека и известен под названием Терского или Надтеречного. Оканчиваясь у левого берега р. Сунжи, недалеко от впадения ее в Терек он представляет собою как бы отрезанную оконечность Качкалыковского хребта, подходящего к противоположному берегу Сунжи с ю.-ю.-в. Лежащий южнее Терского хребта, параллельный ему, Кабардинский хребет, равно как и разделяющая их Алхан-Чуртская долина, выходят уже за пределы чеченской территории и составляют земли казачьего войска. Терский хребет тоже принадлежит Чечне только северным склоном своим, довольно крутым и неудобным для проезда, но все-таки относительно больше пологим, чем южный склон. Наибольшая высота хребта не достигает 2500 футов над уровнем моря. Во многих местах и особенно в восточной части своей он еще недавно сплошь покрывался значительными лесными порослями, но в настоящее время почти везде оголен. Благодаря этому, а также множеству оврагов, крутых спусков и склонов, Терский хребет имеет пустынный и угрюмый вид. Неблагоприятное впечатление от него еще более усиливается вследствие отсутствия пресной воды в окрестностях хребта. Только балка Калаус, имеющая солончаковую почву, скопляет незначительное количество неприятной на вкус соленой воды. Почти все остальные источники и ручьи этой местности принадлежат к числу минеральных и имеют лечебное значение. Из них отметим три более известных: 1) реченку Мельчихи, несущую в Терек воды нескольких горячих серверных источников, 2) горячий же источник Шельчихи, самый горячиф из известных на Кавказе (темпер. + 72, 5° R,.) 3) Брагунский минеральный источник. Родники Мельчихи, находятся уже за пределами нынешней чеченской территории и эксплуатируются с лечебной целью в станице Горячеисточненской. Брагунские же источники до сих пор служат только для того, чтобы вращать колеса маленьких горских мельниц. Знаменитые грозненские нефтяные источники, служившие чеченцам в отдаленные времена, оказываются, по новейшим исследованиям и опытам, вполне благонадежными как в количественном, так и в качественном отношении; но они отошли после восстания 1840 г. к Терскому казачьему войску. Впрочем, нефтеносная площадь не ограничивается южным склоном Терского хребта и, по-видимому, захватывает некоторую часть Чеченских земель. Кроме нефтяных богатств, Терский хребет заключает в себе много довольно ценного точильного камня, доброкачественного песчаника и другие строительные материалы. Подробного же исследования горных богатств этого хребта еще не производилось.
Узкая полоса земли, находящаяся между Терским хребтом и правым берегом р. Терека, составляет северо-восточную часть так называемой Надтеречной равнины. Чеченский берег Терека относительно возвышен и крут. Река входит в эти места своим средним течением и имеет в ширину около 100 саж., при 6-ти футах глубины. Постоянных бродов нет, мостов недостаточно, а паромы действуют плохо; поэтому сообщение с левым берегом довольно затруднительно, особенно в ветреную погоду. Нагорный берег Терека мешает чеченцам воспользоваться водами его для орошения, а так как других вод в Надтеречной равнине почти нет, то она представляет собой довольно пустынный вид. Супесчаный чернозем, составляющий почву равнины, очень плодороден и в дождливые годы, случающиеся здесь приблизительно три раза в десятилетие, дает прекрасные урожаи. Но в обыкновенные годы край страдает от засух и производит очень мало хлеба. Жары бывают очень значительны и среди лета нередко выгорают даже травы. Поэтому вся равнина уже с июля месяца носит характер бесплодной голой степи. Судя же по продолжительности теплого периода и по свойствам почвы, а главное по опыту левобережных казачьих станиц, здесь с успехом могли бы произрастать виноградные сады, тем более, что в последнее время доказано, что сухие, неорошенные места вполне пригодны для культуры винограда и даже гарантируют его в некоторой мере от филоксеры.
Плоскостную Чечню составляет так называемая Чеченская равнина, протянувшаяся между Черными горами и р. Сунжей, от р. Фортанги к Качкалыковскому хребту, на протяжении 70-ти верст в длину и 30-ти в ширину. Не доходя несколько верст до г. Грозного – административного центра Чечни, – р. Сунжа принимает в себя Гойту, протекающую от своих истоков в горах почти в неизменно северном направлении и служащую обыкновенно для разделения Чечни на две крупные части. По принятому делению, местность по левую сторону Гойты носит название Малой Чечни, а по правую – Большой. Вся плоскость по качественному составу почвы занимает первое место в Терской области и, по общепринятому мнению, на всем Кавказе уступает плодородием разве только Кахетии да Кутаисской губернии. Близко подходя к лучшим черноземным почвам средней России, она имеет перед последней огромное преимущество в своей девственности и непочатости. До последнего времени в Чечне было очень мало пахотных полей, так как громадная часть пригодных для обработки пространств все еще покрыта мелкими лесными зарослями. До покорения Чечни, плоскостная часть ее, как и горная, была покрыта огромными, нередко непроходимыми лесами, значительную часть которых пришлось истреблять во время военных действий, а другую по окончании их, для целей замирения края. В лесах Чечни преобладает бук, но нередко встречается граб, карагач, липа, клен, фруктовые деревья, а иногда и дуб. Лесные заросли в большинстве случаев состоят из кустарниковых пород, среди которых в изобилии находят орешник, терн, боярышник, кизильник, шиповник и особенно, так называемый, чилизник. Как леса, сохранившиеся на плоскости, преимущественно между pp. Мичиком, Аргуном и Гойтой, так и заросли нередко переполнены диким виноградом, вьющимися и колючими растениями, образующими густые чащи, нелегко проходимые даже на плоскости и совсем недоступные в горах.
Чеченская равнина богато орошена текучими водами многих рек, впадающих в Сунжу, служащую главным основанием водной системы плоскостной Чечни. Получая начало в Пестром хребте, Сунжа прорезывает горы, орошает земли ингушей и казачьих станиц Сунженского отдела и вступает на чеченскую территорию близ аула Закан-Юрт. Принимая здесь же воды Ассы и Фортанги, Сунжа протекает по Чечне относительно значительной рекой, достигающей в средине 25 саженей ширины и, направляясь к северо-востоку, впадает в Терек за сел. Брагуны. В обыкновенное время Сунжа довольно мелководна, но во время дождей в горах уровень ее вод поднимается иногда на и 1½ и даже на 2 сажени; в такое время она не имеет бродов и почти недоступна для переправ. Берега реки большей частью глинистые; правый берег еще недавно был почти сплошь покрыт лесом, теперь же большею частью открыт. Река замерзает почти каждый год.
С левой стороны Сунжа принимает в себя несколько незначительных ручьев, из числа которых Нефтянка – самый большой. С правой же стороны в нее впадают очень много относительно больших рев. Из них Асса едва захватывает Чеченскую территорию, Фортанга же, впадающая в Ассу, служит в нижней части своей западной границей Чечни. Далее идут: знаменитый известным стихотворением Лермонтова Валерик, потом Геха, Мартан, Гойта, отделяющая Малую Чечню от Большой, Аргун, Басса или Джалка, Гудермес с притоками Хулхулау и Мичик и др. реки. Самым значительным притоком Сунжи, превосходящим даже ее, считается Аргун, называемый в горах Чанти-Аргуном. Начинаясь от Главного хребта, он прорезывает горы и вытекает на плоскость у Аргунского укрепления. Каждый хребет, прорезанный Аргуном, замыкает особую котловину, из которых образуемая Передовым хребтом называется верхней. Скалистым – средней, Черным — нижней и далее – приравнинной Верхняя котловина принадлежит Тифлисской губернии. Остальные же пересекаются рекой почти пополам и наполняются множеством потоков, принимаемых Аргуном с правой и с левой сторон. При выходе на плоскость Чанти-Аргун принимает в себя Шаро-Аргун, вытекающий из Передового хребта и, разбиваясь в дальнейшем течении на множество притоков, впадает, пройдя от истоков 114 верст, в Сунжу несколько западнее станицы Ильинской. Русло Аргуна с многими островами, находящимися между притоками, нередко достигает пол версты в ширину, но глубину имеет в большинстве случаев незначительную. Все правые притоки Сунжи получают в главном течении своем с.-в. направление и идут к Сунже почти параллельно. Летом, во время таяния снегов, Аргун, питающийся ими, переполняется водами, другие же реки, напротив того, мелеют Но так как течение их очень быстрое, то все они от проливных дождей в горах сразу, иногда в течение нескольких минут, разливают свои воды, делаясь часто недоступными для переправ, но затем также быстро входят в берега и понижаются до прежнего уровня. Следствием таких разливов нередко бывает засорение русла илом, карчами и камнями и размыв нового русла, дающего уже новое направление потоку. Кроме исчисленных рек, Чечню бороздит множество небольших речонок, болотистых ручьев и оросительных канав, образующих вместе обширную водную сеть. Из канав, орошающих Чечню, еще Берже в 1859 году отмечал следующее: 1) канаву от Хулхулау выше бывш Сержан-хутора, соединяющуюся с Джалкой у с. Герменчука, 2) такую же канаву из Джалки у того же Герменчука, вливающуюся в нее же у быв. Барзоя, 3) проведенную из Хулхулау выше бывшего Эрсеноя до хутора Гуной, 4) проведенную из Хулхулау же выше Автура в Гудермес, 5) канаву из Хулхулау ниже Автура, 6) Шавдан с канавами из него в Хулхулау и некоторые другие. Но с тех пор дело орошения подвинулось вперед. В 1872 г. окончена сооружением огромная Ново-Атагинская канава. Она берет начало на правом берегу р. Аргуна, против Воздвиженского укрепления, и на протяжении 5-6 верст подымается на высшую точку Шалинской поляны, называемую Боку-шу, взбираясь туда по двум значительным уступам, состоящим из хряща и щебня. На высота Боку-шу канава разветвляется на четыре рукава и орошает поля четырех аулов: Шали. Новые-Атаги, Белгатой и Герменчук; избыток же воды идет на землю Мискир-юртовского аула. Эти четыре рукава захватывают пространство более 15 тыс. дес. земли. Тогда же закончены были и некоторые второстепенные канавы, например, из р. Аргуна к Старо Сунженскому аулу на протяжении 10 верст, из той же реки по землям г. Грозного Старая Ханкальская канава из Аргуна, выше Белгатоя, улучшена и увеличена почти вдвое. Аулы Чечень, Гойты и др. тоже проводят боле или менее значительные канавы на свои поля. На плоскости у Качкалыковского хребта находится значительная Баклановская канава, но тем не мене Качкалыковская плоскость и теперь наиболее нуждается в орошении.
Из рек, не принадлежащих к бассейну Сунжи протекающих по Ичкерии, необходимо отметить Аксай, Яман-су, Ярык-су и Акташ. Все они главным течением своим принадлежат уже Кумыкской плоскости и лишь незначительной Частью своего верхнего течения – Чечне.
Благодаря, с одной стороны, обилию текущих вод и многим оросительным канавам, а с другой — лесам, задерживающим влагу, климат Чеченской равнины, в общем, должен быть признан влажным. Атмосферных осадков выпадает довольно много, но по сравнению с Владикавказской равниной , дожди идут здесь равномернее, градобития не так обильны и часты, а зима менее сурова и очень редко продолжается более трех месяцев. Туманы бывают преимущественно в ранние весенние и поздние осенние месяцы. Но в средине лета жара бывает очень велика, а ночи нередко прохладны, хотя, благодаря относительной удаленности от снеговых вершин, и не настолько, как в Осетии. В общем растительный период на Чеченской равнине довольно велик, а потому здесь могут произрастать многие нежные южные растения
Минеральные богатства плоскостной Чечни до сих пор очень мало исследованы. Только в самое последнее время, благодаря обилию и благонадежности грозненских нефтяных источников, на минеральные богатства края стали обращать более серьезное внимание. В Чечне открыто несколько нефтяных выходов, а именно: три на землях аула Брагуны, три близ селения Исти-су и несколько других. Впрочем рассчитывать на особое богатство этих выходов едва ли возможно, так как все они отстоят от грозненских источников, составляющих центр нефтеносной площади, на довольно значительном расстоянии. При этом необходимо добавить, что на чеченской территории нефть выступает преимущественно из третичных песчаников, сланцеватых глин и мергелей, покрытых иногда наносными глинами и прослоенных известковыми туфами. На Апшеронском же полуострове коренное местонахождение нефти принадлежит исключительно алигоцену и главным образом пескам и рыхлым песчаникам; в таких же породах, как мергель, глины и глинистые песчаники, нефти немного, и проявление ее здесь зависит от близости нефтеносных пластов и степени хрящеватости пород . Отсюда возможно заключить, что геологическое строение нефтяной площади, находящейся на чеченских землях, соответствует лишь наиболее слабым нефтью частям Апшеронского полуострова и, по сравнению с этим последним, для значительного добывания нефти едва ли может считаться благонадежным.
Весь юг чеченской территории составляет так называемую горную Чечню. Самая южная граница ее не доходит до Главного Кавказского хребта. Здесь Чечня, начиная от вершины Тебулос-Мта (или Докцахи) и до горы Диклос-Мта, замыкается исключительно Передовым хребтом, который в этой местности очень возвышен и изобилует ледниками и высокими вершинами. Из последних, кроме уже названных, необходимо отметить Хазенти, Качу и Кавтрис-Мта, каждая из которых превышает 14 тысяч футов над уровнем моря. Ущелья р. Аргуна и притока ее Шаро-Аргуна, по общему характеру своему и дикой прелести природы, мало чем отличаются от военно-грузинского ущелья Терека и знаменитого Дарьяла, уступая последнему разве только в размерах и грандиозности скал. На северо-восток от Диклос-Мта тянется так называемый Андийский хребет, служащий Сулако-Терским водоразделом. Обоими склонами своими он только однажды входит в чеченскую территорию, а остальными частями наполняет Дагестан. Живописное горное озеро Эйзен-Ам или Ретло, находящееся на высоте свыше 6 тыс фут. над уровнем моря, принадлежит Чечне своей западной частью. К юго-западу от этого озера, в местности, где Андийский хребет обоими своими склонами принадлежит чеченцам, широкая перемычка, известная под названием Кашкер-лам, соединяет Андийский хребет с Пестрыми горами. Эти последние замыкают Аргунские котловины, которые разделяются отрогом Передового хребта, идущего почти на 30 верст в северо-восточном направлении от вершины Хазенти. Здесь Пестрый хребет очень вытянут и с южной стороны имеет очень крутые склоны с известковыми обнажениями, содержащими массу органических остатков из рода кораллов. Пестрые или Скалистые горы состоят из дугообразных рядов, имеющих направление в общем почти параллельное Передовому и Главному хребту. Они входят в Чечню с запада у истоков р. Кей, удаляясь затем на юго- восток в Дагестан. Несколько севернее к Пестрому хребту примыкают многими поперечными перемычками Черные горы, которые за Аргуном имеют характер извилистых кряжей и замыкают котлованы рек Гехи, Мартана, Нижне-Аргунскую и Нижне-Чанти-Аргунскую. Распространяясь севернее, хребет этот заполняет и в высшей степени пересекает всю северо-восточную часть горной Чечни по течению рек Хулхулау, Аксай, Яман-су, Ярык-су и Акташ. Средняя высота этой части Черных гор достигает 4500 футов над уровнем моря.
Но кроме его, есть еще другой хребет Черных гор, расположенный еще севернее и имеющий среднюю высоту всего лишь около 2400 футов. Протягиваясь в восточной половине своей между pp. Тереком и Судаком, он служит южной границей Чеченской и Кумыкской равнин. Близ левого берега р. Аксая он отбрасывает так называемый Качкалыковский хребет. Этот последний тянется сначала с юга на северо-восток, затем под острым углом поворачивает на северо-запад и доходит до станицы Умахан-Юрт, невдалеке от впадения Сунжи в Терек. Таким образом, Качкалыковский хребет ограничивает с востока Чеченскую равнину и отделяет ее от Кумыкской плоскости. Средней высотой своей и лесным характером Качкалыковский хребет не отличается от самого северного хребта Черных гор. Все указанные главнейшие хребты горной Чечни распространились от вершины Диклос-Мта к северу до равнины почти на 60 верст в ширину, заняв, таким образом, большую часть чеченской территории. К востоку и к западу горные хребты несколько суживаются. Четыре параллельных хребта, наполняющих Чечню – Передовой, Пестрый, Черный 1-й и Черный 2-й (северный) – связаны между собою множеством поперечных перемычек, благодаря которым между каждыми из двух хребтов образуется ряд котловин замкнутых с юга и с севера хребтами, а с востока и запада горными перемычками. Понижаясь вместе с хребтами, котловины эти не лежат в одной плоскости, а представляют ряд понижающихся, по направлению к плоскости, террас. Не смотря на отклонение параллельных хребтов в сторону от главного своего направления с запада к востоку, на непараллельное положение перемычек, в общем расположении котловин все-таки представляется возможность уловить некоторый, разумеется, относительный порядок расположения их.
Передовой хребет на юге Чечни чрезвычайно богат ледниками, находящимися, по новейшим исследованиям, в периоде наступления. Эти ледники, как мы уже видели, питают множество горных рек, которые, пробиваясь из котловины в котловину, орошают днища ущелиф и затем, пройдя громаду гор, вступают на плоскость под указанными выше названиями. Обилие рек оживляет в Передовом и Пестром хребте только ущелья. Вообще же первый из этих хребтов пустынен, мрачен и в более высоких частях своих состоит по преимуществу из ледников и скалистых обнажений. На относительно низких же склонах он, как и Пестрый хребет представляет смесь голых скал, альпийских пастбищ, выпасов и отчасти лесов. Эти последние одевают Черные горы с их отрогами и даже в настоящее время, после беспощадного истребления их, составляют главное богатство и украшение горной Чечни. В будущем, с проведением удобных горных дорог, к этому богатству возможно будет присоединить и минеральные, но в настоящем большинство их, вследствие топографических условий, почти недоступно для эксплуатации. Из этих горных богатств отметим следующие:
1) Нефтяные выходы, наблюдающиеся в некоторых местах на р. Аргуне и его притоках; таковые же у м Ведено, аула Беноя и в др. местах; но по богатству эти источники едва ли отличаются чем от лежащих на плоскости;
2) каменный уголь на р. Хулхулау у аула Ца-Ведень и кое-где на левом берегу р. Сулака на значительной высоте и у малопроезжих дорог; затем, в верховьях Басты-хи, притока Чанти-Аргуна, и в верховьях Шаро-Аргуна;
3) два соляных источника у м. Ведено.
4) серная руда и самородная сера на левом берегу р. Сулака, близ Шатоя и в верховьях Шаро-Аргуна;
5) железная руда: в, 2-х верстах от Ведено, в 10-ти верстах от него и на всем расстоянии от Ведено до Дарго; руда находится неравномерно рассеянными в толщах красной глины гнездами и стяжениями, нередко разбросанными на самой поверхности или выходящими на нее в виде огромных «рудных мешков», поражающих своим богатством. Руда эта разрабатывалась еще при Шамиле и, вероятно, в будущем получит крупное значение для края. Серебро-свинцовые и некоторые другие руды тоже встречаются в Чечне, но они или очень мало исследованы, или залегают в незначительном количестве, а потому едва ли могут составить какой-либо источник доходов в ближайшем будущем.
В климатическом отношении горная Чечня мало чем отличается от горной Осетии. Суровая и продолжительная зима, туманная и дождливая весна и относительно короткое, нежаркое лето, постепенно переходящее в прохладную тихую осень, являющуюся здесь лучшим временем года, составляют почти общую принадлежность горных местностей Северного Кавказа. Климатические условия и отсутствие удобных для земледелия земель не могли способствовать развитию хлебопашества, а потому, за исключением предгорий, преобладающим занятием горных чеченцев, с давних пор, является скотоводство.
Таким образом, вся чеченская территория носит или чисто горный, или предгорный характер Богатство почвы, минеральные богатства, обильное орошение и мягкий климат делают этот край одним из наиболее привлекательных уголков нашего отечества. К сожалению, до самого последнего времени хищнические привычки населения в значительной мере препятствовали заселению края и экономическому процветанию его. Только в последние годы замирение туземного населения пошло довольно быстрыми шагами, а с проведением железной дороги оно должно еще более усилиться. Петровская ветвь Владикавказской железной дороги, прорезав Чечню в самой широкой части ее, захватывает в район своего влияния самые населенные и богатые местности. Уже в период постройки своей она вызвала усиление экономической деятельности в крае, а в будущем обещает значительные выгоды и туземцам и пришлому населению.

ГЛАВА II.
Исторические сведения о Чечне.

Место древнейших поселений и следы народов, обитавших в нынешней Чечне. – Происхождение чеченцев и время появления их. – Переселение их на плоскость и столкновение с соседями. – Попытки государственного устройства чеченцев. – Распространение магометанства и священная война с русскими. – Мюридизм и Шамиль. – Правление Шамиля и покорение Чечни русскими.

Местом древнейших поселений в нынешней Чечне была, по всей вероятности, горная часть, как наиболее пригодная для защиты и обороны. Но какие именно народы обитали здесь, установить это, при младенческом состоянии нашей археологии, пока не представляется возможным. Во всяком случае остатки некоторых построек, сохранившиеся до сих пор, указывают на относительно высокую культуру народов, воздвигнувших их. Огромные башни, достигающие 5 этажей, каменные склепы и др. сооружения, встречающиеся здесь, сложены из тесанного камня на известковом цементе, имеют правильно выведенные арки и карнизы, украшенные иногда разнообразными, арабесками. Создать их могли только народы несравненно более культурные, чем чеченцы. По преданию последних, строил их неизвестный народ «мида». Галгаевские же ингуши сохранили сказание, что башни были воздвигнуты «джелтами», т е. греками, а склепы древнейшими обитателями края – «тиндами». Но кто эти «тинды» – опять остается загадкой, хотя в Дагестане под этим названием сохранилось небольшое племя. Встречаются на чеченской территории и следы скифов, могилы коих, по-видимому, были обнаружены в Бумутском ущелье и на левом берегу р. Аргуна. Затем в Ичкерии и др. местах находят остатки древнейшей христианской культуры, занесенной сюда, по мнению некоторых исследователей из Грузии в IV веке при св. Нине, просветительнице кавказских народов. Возможно также, что христианство проникло сюда позже, в VII-X веке, во время процветания Хозарского царства, которое, как известно, простиралось до нынешнего города Петровска на Каспийском море и представляло одинаковые права разноплеменным народам, входившим в состав его, в исповедовании трех религий — христианской, магометанской и иудейской. Едва ли также возможно сомневаться в присутствии на нынешней чеченской территории некоторых следов арабов, перешедших Кавказский хребет в 722 г., а в XIII и XIV веках орд Чингиз-хана и Мамая. Народные предания сохранили некоторые сказания об опустошениях, произведенных здесь Чингиз-ханом, о построенных им в ущельях башнях для стратегических целей и т. п. Этого страшного народного вождя сменил Мамай, который, тоже по народным преданиям, покорил орды Чингиз-хана, занял его башни и посадил в них своих беков, сделавшихся потом ханами. Память об одном из них, Аксай-хане, жившем в теперешнем Герзель-ауле, до сих пор сохранилась в народе. Наконец, обращают внимание на постоянно повторяющееся в Чечне слово гун в целой массе названий аулов, гор, рек, урочищ и т. п. Гуни, Гуной, Гуен, Гуниб и др. названия побуждают искать здесь каких-либо остатков некогда страшных гуннов. В более позднюю эпоху в крае имели значение крымцы или борганы, оставившие после себя, по преданию, память в виде аула Брагуны.
Таким образом, нет возможности установить ту последовательность, с которой целая масса племен и народов сменяла друг друга на территории теперешних чеченцев. Несомненным является только тот факт, по которому народов этих было очень много, и из числа их нельзя также совсем исключать фиренгов (европейцев) и славян, в лице выходцев из русской земли. «Гора языков», как звали арабы Кавказ, уже по Страбону, населялась 70-ю обособленными народами а по указанию римских географов, число наречий на Кавказе достигало 300. При такой смене народностей, оставлявших после себя реальные остатки в виде построек, названий и т. п., невозможно допустить, чтобы чеченцы застали, во время своего появления на нынешней территории их, один пустырь, никем незаселенный. Очень возможно, что население было редко, но почти несомненно что оно существовало и пришлые чеченцы должны были считаться с ним.
Теперь является вопрос о том, кто были чеченцы, когда и откуда появились они в пределах Северного Кавказа?
На основании филологических разысканий барона Услара, обнаружившего сходство чеченского языка с лезгинским, чеченское племя причисляют к восточно-горской группе средиземных или собственно кавказских народов. Полное отсутствие антропологических исследований среди чеченцев не позволяет определить чистоты типа их. Но на основании народных преданий и наружного вида отдельных фамилий, необходимо допустить, что в них сказалось, и притом в значительной степени, влияние крови грузинской, еврейской и, вероятно, френческой (т. е европейской), русской и др. Это обстоятельство в значительной мере определяет, с одной стороны, места, с которых появились чеченцы на теперешней своей территории, а с другой, — слияние их с остатками тех народностей, которые застали они здесь.
Точных исторических указаний о происхождении чеченцев нет. Существующие на этот предмет народные сказания, во-первых, очень не точны, а во-вторых, довольно разнообразны, что снова может служить доказательством потери чеченцами их первоначального типа и более или менее значительного слияния с другими народами.
По одному из народных сказаний, предки чеченцев вышли из Шама или Шеми (Сирии) и поселились в местности Нахчи Ван (ныне Нахичеванский уезд Эриванской губ.), а оттуда, через Абхазию, проникли в кабарду и, теснимые габорами (кабардинцами), заняли горную часть своей теперешней территории. Другое сказание, дополняя первое, называет предводителя выходцев, образовавших дружину, сына шаминского хана Нахчуо, по прозванию Турпола (богатыря), но не указывает пути, которым пробрался он к кабардинцам и женился здесь. Наконец, по третьему сказанию, некий шаминский выходец Али был в Константинополе и, нечаянно совершив здесь преступление, бежал на Кавказ. Здесь в чеченских горах он застал уже три одноплеменные фамилии – Галгай, Аки и Шатой и посредством браков породнился с ними. Один из сыновей его Нахчуо приобрел большое влияние и дал свое имя всему родственному народу.
Не касаясь других сказаний, производящих чеченцев от других народностей, например, от каких-то бацоев, необходимо отметить, что три вышеприведенные предания имеют наибольшее распространение и наибольшую устойчивость. Заключая при этом в себе много общих черт и оснований в реальных остатках прошлого, сказания эти, по-видимому, отличаются наибольшей близостью к истине. Начать с того, что имя предка Нахчуо сохранилось до сих пор. Чеченцы обозначают свою народность словом нахчи или нахчоо; называть же их чеченцами стали впоследствии и название это до сих пор не привилось среди народа. Затем, сказания упоминают о близком соприкосновении их с кабардинцами и другими народами, отмечая при этом относительную малочисленность пришельцев (дружина или даже называя основателем Чечни не группу людей, а всего одного человека, породнившегося с местными обывателями края). Наконец, все сказания местом исхода называют Шами.
Но здесь является вопрос о том, что такое Шами и откуда взято это название? Восточные писатели под Щами разумеют Сирию, Дамаск и даже Египет. Но строить отсюда предположение, что и чеченцы были выходцами из этих стран, было бы рискованно. Берже находит такой вывод несообразным ни с географическими, ни с историческими соображениями. Услар же и проф. Миллер доказали, что Северный Кавказ служил не путем передвижения народов из Азии в Европу, а местом убежища, куда удалялись более слабые народности, проходившие в Европу между Уралом и Каспием. На этом основании возможно допустить, что Шами, о котором говорят чеченцы, как о месте исхода своего, есть ни что иное, как шеами-ханство или шамхальство Тарковское заключавшее в себе весь нынешний Дагестан и долго служившее главным поприщем многим выходцам из Аравии. Такое предположение находит отчасти подтверждение и в народных преданиях. По одному из них, сын какого-то шамхала Тарковского, женатого на кабардинке был изгнан отцом, но затем, собрав дружину из кабардинцев, пришел войной на отца и принудил его уступить себе во владение нынешнюю чеченскую территорию. Предположение Берже относительно пункта исхода чеченцев нашло себе впоследствии подтверждение и в лингвистических разысканиях, по которым чеченский язык близок к языку дагестанских лезгин.
Таким образом, о более отдаленной истории чеченцев и их теперешней территории вполне достоверного ничего или почти ничего неизвестно. С относительной вероятностью можно сказать только следующее: Нынешняя чеченская территория, особенно в горной своей части, с давних времен служила убежищем для очень многих народов кавказского и монгольского племен, которые оставляли здесь следы своего пребывания и, вероятно, незначительную часть населения. Затем, какие-то выходцы из шамхальства Тарковского, принадлежавшие к восточно-горской группе кавказских племен, завладели этим краем при более или менее деятельном участии кабардинцев и слились с остатками народностей, осевших здесь раньше. Они принесли с собой название Нахчуо, принадлежавшее, вероятно, их предводителю или их потомку и сделавшееся общим для всего населения.
Только такие предположения о происхождении чеченского народа и возможно допустить с некоторой осторожностью. Для более же точных заключений по этому вопросу в настоящее время совсем нет данных. Но пролить на него некоторый свет могли бы более подробные археологические и антропологические исследования.
Время появления нахчуо на теперешней чеченской территории определить еще труднее, так как каких-либо исторических указаний по этому поводу совсем нет. Первые исследования о дагестанских лезгинах относятся к VIII веку, когда в край проникло магометанство. Но допустить, что скоро после этого времени дагестанские выходцы появились в горной Чечне, нет никаких оснований ни в исторических фактах, ни в преданиях. Народные сказания, восходящие до времен Чингиз-хана и Мамая, ни единым словом не упоминают о нахчуо, а потому поселение их в Чечне, вероятно, должно было совершиться после XIV века. А так как первые выселения на плоскость относятся, как мы увидим ниже, вероятно, к XVI веку и произошли, по-видимому, от земельной тесноты, то возможно предположить, что приход нахчуо в горы должен был но крайней мере на столетие предшествовать выселению на плоскость. В таком случае, время прихода в горы нахчуо можно отнести, разумеется очень условно, приблизительно к XV веку. Местом первоначального поселения их, по мнению Берже, основанному на народных преданиях и разделяемому большинством исследователей, были урочища Нашихэ и Маэстэ, лежащие между верховьями р. Гехи и верхним же течением Чанти-Аргуна. Таким образом, колыбелью нахчуо считается Малая Чечня. Отсюда они распространились на соседние земли и, вероятно, в теперешнюю Ичкерию (по-чеченски Нахчи-Мокх, т. е «место народа»), к верховьям рек Хулхулау, Гудермес и Аксай. Время появления их в предгорье, ближе к плоскости, тоже определяют только приблизительно. Одним из самых древних поселений в Ичкерии считают аул Гуни, жители которого платили дань гребенским казакам. Эти же последние появились по берегам Сунжи не раньше 1530 г., а вероятнее всего несколько позже, именно в 1582 г. Так как при этом кумыкские сказания утверждают, что сын основателя ичкеринского нахчуоевского общества Молкха, по имени Тинавин-Вис, тоже платил дань крымскому хану Султан-Муду, жившему в исходе XVI века, то необходимо допустить, что первое поколение выходцев из урочищ Нашихэ и Маэстэ поселилось в Ичкерии приблизительно в одно время с появлением гребенских казаков, т. е. в половине XVI века или несколькими годами позже. Второе же поколение, во главе с Тинавин-Висом, жило в самом исходе XVI века.
Горная местность, занятая первыми нахчуо, не представляла удобств для многочисленного племени, а потому, по мере увеличения населения, являлась надобность в дальнейших захватах свободных или плохо охраняемых земель. Поэтому у Молкха явились подражатели, благодаря которым, вниз по течениям соседних горных рек, скоро появились нахчуоевские поселения, образовавшие кроме ичкеринского, еще ауховское, собственно чеченское, кабардинское и многие другие общества От прямых потомков Нахчуо, по сведениям Головинского, образовалось 56 главных фамилий или родов (тохумы), из которых три, происшедшие, по преданию, от сыновей Нахчуо-Турло, Мудар и Этагай считаются наиболее знатными. Берже насчитывает этих фамилиф уже 66-ть. Все они называют себя общим именем нахчуо или нахчи, отличая себя от горцев – таули. Этими последними оставались преимущественно прежние обитатели гор, к которым собственно и пришли нахчуо и с которыми в значительной мере слились и породнились. Не будучи вполне обособленными или изолированными от пришельцев, прямые потомки древнейших обитателей гор образовали отдельные общества. Предание указывает на три главных рода этих аборигенов края – Галгай, Ахо или Ако и Шато, от которых произошли уже другие фамилии. Так от Галгая производят преимущественно ингушеские фамилии, от Ахо – общества: ахой, нешхой, нашхой, цехой и др., от Шато – шатоевское, чиэнхой, ченты, хачерой, шаро, пихалой и пр. Переселение из гор на плоскость по почину самого населения началось, как мы видели, приблизительно в половине XVI века продолжалось больше двух с половиной столетий и закончилось выселением семи ингушевских обществ, последовавшим в 1810 г.
Таким образом, пришельцы нахчуо, слившись с аборигенами края, образовали с ними одну народность, сделавшуюся известной в России и Европе под названием чеченцев и живущую до некоторой степени обособленными родовыми обществами. Такая относительная обособленность, при разнице в происхождении по национальностям не помешала им принять общий адат (обычное право) и язык и составить одно племя, один народ.
Одним из самых больших аулов этого народа считался в старину Большой Чечень, названный так по вершине Сюйри-Корта – Чачани, у подошвы которой расположился он. Выдвинувшись за так называемое Ханкальское ущелье на плоскость, недалеко от теперешнего г. Грозного, Чачань или Чечень стоял, так сказать, в первой линии поселений. С ним, как самым крупным аулом, пришлось больше всего иметь дела и русским, а потому немудрено, что у них слово Чечень и чеченец сделалось общим названием для всех соплеменных аулу жителей других поселений. Таково наиболее вероятное происхождение слова «чеченцы».
По мере выселения чеченцев на плоскость, им приходилось сталкиваться прежде всего с ногайцами, превосходившими их и числом и подготовкой к борьбе. Скоро ногайцев сменили калмыки. К этому времени чеченцы, вероятно, уже окрепли и представляли если не грозную силу, то такую, с которой необходимо было считаться. Право на занятые ими земли они отстаивали довольно успешно, о чем возможно догадываться и из народных сказаний, по которым один калмыцкий хан в поземельном вопросе вступил с чеченцами в сделку. Согласно преданию, он уступает чеченцам земли по правому берегу Терека за жену какого-то чеченского героя. Так как ичкеринцы говорят при этом о жене своего турпола Тинавин-Виса, то удаление калмыков за Терек можно приурочить к концу XVI или началу XVII века.
Но с уходом калмыков жизнь чеченцев не сделалась спокойнее. Их начинают все больше и больше тревожить как русские выходцы, так и другие народы. Кабардинцы наседают на Малую Чечню вплоть до Аргуна, а Большую Чечню разоряют шамхалы Тарковские совместно с кумыками. Наконец, с расселением на плоскости, между отдельными чеченскими фамилиями возникают поземельные споры и кровавые столкновения из-за них. Из такого довольно тяжелого положения чеченцам предстояло во что бы то не стало найти выход. Среди них, как утверждает предание, возникла мысль о необходимости относительно твердой власти. Попытки отдельных фамилий захватить власть в свои руки не удались и чеченцы обратились к шамхалу с просьбой дать им доверенное лицо для разбирательства поземельных и других споров. Очень вероятно, что народное предание в такой, более почетной для себя, форме объясняет не совсем добровольное подчинение чеченцев шамхальским наместникам или кумыкским князьям, так как, с одной стороны, покорение разобщенных и раздираемых усобицами чеченских родов относительно сильными и организованными государствами гораздо вероятнее и более соответствует духу времени и народов, а с другой, добровольное обращение своевольных чеченцев к власти враждебных им правителей, исповедующих другую религию и привыкших к другим порядкам вообще мало вероятно и едва ли возможно. Но как бы там ни было, вероятно, в XVII веке какой-то кумыкский князь (по одним сказаниям, Султа-Мотта, а по другим, Али-Бек) водворился в Чечне, в ауле Старый Аксай, в качестве правителя Большой Чечни. Был ли он самостоятельным властителем, или только представителем шамхала, об этом судить трудно. С этого времени кумыки проникли ближе к чеченским землям и перешли даже на левый берег реки Аксая. В исходе XVII века чеченцы совместно с кумыками вели борьбу с русскими и, как известно, нанесли бригадиру Апраксину поражение около нынешнего укрепления Воздвиженского. За это поражение чеченцы жестоко поплатились. Калмыцкий хан Аюк, по приглашению Петра Великого, вторгнулся в земли кумыков и чеченцев и опустошил их. Долго ли продолжалось господство кумыкских князей в Чечне — неизвестно; но, вероятно, оно было непродолжительно, так как вскоре в качестве чеченских правителей мы встречаем князей Турловых, призванных, по народному сказанию, из Гумбета. Этим князьям приписывают честь объединения чеченских фамилий, успешную борьбу с кабардинцами, владевшими Малой Чечней, с кумыками и развитие у чеченцев воинственности и редкой храбрости. Однако Турловы тоже были изгнаны своевольным народом и удалились в надсунженские и теречные аулы. Во время правления князей кумыкских и Турловых было положено начало некоторой гражданственности чеченцев, были организованы общие сборы воинов, сближение членов разных родов, были установлены подати в виде подымной сабы (местной меры) хлеба и т. п. Но с падением княжеской власти, скоро исчезают последние признаки государственного устройства и безурядица почти беспрерывно продолжается вплоть до первой половины текущего столетия. С этого времени внешняя сторона чеченской истории сосредоточивается на борьбе с русским владычеством Кабардинцы, владевшие Малой Чечней, так же как и кумыки, заметно слабели, уступая свое влияние русским. Противодействие последним на некоторое время становится общим делом всего чеченского народа и опять на короткий срок объединяет его.
Русское влияние развилось не сразу, а постепенно. В 1770 г. генерал де-Меден подчинил сунженские аулы чеченцев и отобрал от них аманатов (заложников). Но развившееся вскоре затем религиозное движение в Чечне помешало быстрому водворению здесь русской власти.
Во время расселения чеченцев на плоскости большинство родов еще не знало магометанства. Какая религия господствовала здесь, сказать трудно, но во всяком случае христианское учение, если и не преобладало, то было сильно распространено в Чечне. Занесенное сюда, вероятно, из Грузии, оно до сих пор сохраняет некоторые следы как в строительных памятниках, так и в языке и обычаях народа. Но, несомненно, оно затронуло народ поверхностно, поддерживалось несведующими людьми и не удовлетворяло диких инстинктов совсем некультурного племени. Поэтому было бы вернее сказать, что Чечня исповедовала не христианскую религию, а только часть христианской обрядности. Собственно же религиозные воззрения состояли из невообразимой смеси язычества, христианства, магометанства и, вероятно, иудейства. Магометанство стало распространяться со времени тесных сношений чеченцев с кумыками, т. е. приблизительно со второй половины XVII столетия. К началу прошлого XVIII столетия магометанство получило должно быть преобладающее значение, но тем не менее еще во время покорения де-Меденом сунженских чеченцев встречались целые фамильные союзы, исповедовавшие христианскую обрядность. Утверждению магометанства, как указывает предание, много способствовал некий гуноевский житель Береслан, из фамилии Беретой. Однако привыкшие к религиозному индифферентизму чеченцы едва ли особенно увлекались водворившимся у них магометанотвом суннитского толка (Шафие). Религиозный фанатизм был возбужден у них лишь в 1785 г., когда чеченец, по имени Ушмара, прозванный за его ученость и святость жизни Шейх-Мансуром, сумел соединить национальную борьбу с религиозной. С этого времени начинается ожесточенная борьба с русскими; чеченцы, отстаивая свою независимость, в простоте сердечной верили, что ведут казават, т е. священную войну. В течение почти целого столетия они то подчинялись русской власти, то восставали против нее и, жестоко наказанные, снова покорялись. Нам нет надобности последовательно следить за восстаниями чеченцев в прошлом веке, в начале этого, за кровавыми делами 1825, 30, 32 и др. годов, так как все это не относится к нашей прямой цели. Для последней достаточно отметить времена Шамиля и те изменения в народной жизни, которые произошли под его влиянием.
Религиозно-политическое учение, известное под названием мюридизма, проникло в Чечню в тридцатых годах текущего столетия, когда знаменитый представитель этого учения Кази-мулла насадил его среди горцев при содействии в Чечне мюрида Ших-Абдула с десятью помощниками. Успех учения их, состоявшего из приглашения к восстанию (да’ват), войны за веру (джигат) и пути к Богу (тарикат), превзошел все ожидания. Несмотря на крупные военные неудачи в тридцатых годах текущего столетия, восстание вновь вспыхнуло в 1840 г. Распространившейся слух о предстоящем обращении всех чеченцев в податное сословие и о введении у них отбывания военной службы были ближайшей причиной новой смуты. Чеченцы разыскали имама Шамиля, скитавшегося без всяких средств к жизни после взятия нашими войсками Ахульго, и пдредложили ему стать во главе вооруженного восстания. Шамиль согласился только под некоторыми условиями. Зная непостоянство чеченцев, он потребовал от них не только присяги в верности и безусловном повиновении, но и значительное число аманатов. Все управление Шамиля представляет очень интересный в культурном отношении ряд попыток насадить некоторую, разумеется относительную, гражданственность в дикой и необузданной Чечне. Приблизив к себе более выдающихся людей, Шамиль приступил к вербованию своих ближайших сотрудников – мюридов, которые, вступая в этот магометанский как бы монашеский орден, приносили на Коране особую присягу в повиновении имаму. Это была в своем роде опричина, беспощадно истреблявшая опасных для имама людей и с каждым новым убийством все более отдалявшаяся от народа и тесней связывавшая себя с Шамилем. Вся Чечня была разделена сначала на три, а затем на 8 и даже более наибств, во главе которых были поставлены преданные Шамилю люди. Для исполнительной власти при каждом наибе состояло от й00 до 300 мюридов. Наибства в свою очередь делились на округа, начальники которых назывались мазунами; при мазунах состояли муртазеки или всадники, число коих во всей Чечне простиралось до 3000 человек. Для сбора и снаряжения муртазеков были установлены особые правила. Призываемые на службу муртазеки формировались по наибствам в отряды от 100 до 500 человек, с начальниками во главе и особыми значками. В войске была установлена строгая дисциплина, с суровыми наказаниями за проступки, с наградами за отличия. Для решения административных дел при Шамиле был учрежден диван-хане, т. е. особый совет, состоявший из духовных лиц, преданных мюридизму и имаму.
Шамилю, как всякому правителю, было неудобно пользоваться одним устным обычаем, т. е, адатом. Поэтому, приняв в свои руки правление, Шамиль поспешил ввести судопроизводство по шариату. При мазунах им были учреждены муллы, составлявшие первую судебную инстанцию. От них дела поступали к мазунам, а в более важных случаях к наибам. Последние соединяли в себе власть гражданскую и военную. Ведение же дел лежало на кадиях. В виду того, что шариат значительно отличался от адата, имам нашел возможным несколько смягчить некоторые наказания, полагающиеся по шариату, заменив, напр., смертную казнь штрафом и тем приблизив законы к требованиям адата. Но военные законы Шамиля были неумолимы. Чеченцам запрещались всякие, даже торговые, сношения не только с русскими, но и со всеми подчиненными им племенам. Самое распространенное наказание из числа легких заключалось в нанесении палочных ударов и в помещении виновного в яму. Оно применялось за несвоевременную явку на военную службу, за невинные сношения с соседними племенами, за легкие ослушания старших и т. п. За более крупные ослушания военных начальников, за побег со службы, измену, шпионство и т. п. преступления полагалась смертная казнь. Затем, так как за каждого воина должно было поручиться десять однообщественников, то измена его влекла за собою пени с поручителей. Такими мерами Шамиль пытался связать все население невидимой связью взаимной ответственности и тем упрочить свое положение. Во всех этих попытках нельзя не видеть крупного и энергичного ума, сумевшего, при самых невыгодных для себя политических условиях, в течение 20 лет управлять одним из самых своенравных, буйных и легковерных народов в мире. Однако в конце концов внутренняя смута, как и нужно было ожидать начала подтачивать могущество гениального имама. Чеченцы стали тяготиться его деспотизмом, все чаще и чаще мстить за наказания и притеснения со стороны мюридов, начали издеваться над хвастливыми обещаниями Шамиля идти против русских, над уверениями его в поддержке турецкого султана и т. д. Наконец, с падением Веденя, здание, созданное усилиями одного человека, поколебалось во всех своих основаниях. Чеченские аулы, один за другим стали приносить покорность русской власти. Десятки аулов добровольно, или по приказанию русских должны были выселяться из гор на плоскость. С 1857 и по 1859 г. шло чуть не массовое переселение: в Малой Чечне выселилось 15 селений почти с 5900 дворов, в Большой Чечне 29 с 8390 дворов, не считая выселившихся сюда аулов ичкеринского округа. Старые насиженные разбойничьи гнезда были оставлены. Казалось, что народу остается только один исход: предаться мирным занятиям под защитой своего нового отечества. К тому же в 1859 г война закончилась взятием последнего убежища Шамиля и пленением его. Но дикие инстинкты народа, как оказывается, успокаиваются не так-то легко. В 1878 г., во время последней русско-турецкой войны, Чечня опять заволновалась. Потребовался значительный военный отряд, чтобы усмирить буйные элементы. В 1886 г. в Чечне снова сеялись смуты, а в самое последнее время возрождение религиозно-политического учения зикристов опять едва не наделало нам хлопот. Таким образом, чеченцы до сих пор не могут считаться вполне умиротворенными. Со стороны русских властей потребуются еще новые, на этот раз, мирные усилия, чтобы развитием народного просвещения, да приливом в край новых производительных работников вызвать более усиленную умственную и экономическую деятельность чеченского народа и развить в нем начала гражданственности и порядка.

ГЛАВА III.
Население Чечни.

Численность чеченцев и плотность населения. – Семейный, половой и рабочий состав чеченцев. – Сословный состав их. – Естественный прирост населения. – Характеристика чеченцев.

Население Грозненского округа достигло в 1891 году 181546 душ обоего пола. Собственно чеченцев в числе их к началу 1890 г насчитывалось 169.435 душ. В Хасав-Юртовском же округе, из 59791 душ обоего пола, чеченцев было зарегистрировано 15282. Таким образом, общее число чеченцев к 1890 г. простиралось до 184717 душ. С прибавлением же сюда тех из них, которые живут вне Чечни, но в пределах России, определить численность всех чеченцев возможно будет приблизительно в 190 тыс. душ обоего пола. При суждении о плотности населения необходимо принять во внимание, что чеченцы Хасав-Юртовского округа, составляя менее 8,3°/о всех, поселены не везде сплошной массой, а вперемежку с другими народностями и главным образом, с кумыками. Поэтому отношение численности чеченского населения к территории Хасав-Юртовского округа, с одной стороны, не имеет практического значения, а с другой, не поддается точному учету. Эти соображения заставляют нас остановиться на плотности населения только в Грозненском округе. Территория этого последнего исчисляется в 7445 кв. верст; следовательно, на одну квадратную версту приходится более 24 жителей (около 24,4) и в том числе до 22,76 чеченцев, составляющих собственно сельское население. Такая плотность населения оказывается выше средней по Европейской России, где с городским населением она не достигает 21 человека на одну квадратную версту. Собственно же сельского населения в России приходится на квадратную версту 18,3 душ, тогда как на чеченской территории 22,76. Таким образом, Чечня заселена сравнительно с Россией не так мало, как можно было бы ожидать по господствующему у нас взгляду на окраины. Точно также и по сравнению с другими местностями Терской области, Чечня оказывается населеннее: на казачьей территории на одну квадратную версту приходится 8,6 душ, а на осетинской 17. Собственно горная часть Чечни, в которой живет несколько больше третьей части чеченцев, имеет более редкое население, плоскостная же, наоборот, более густое. Так как средняя по Европейской России населенность уезда не превышает 177 тыс. душ, то и в этом отношении Грозненский округ стоит несколько выше. Всех чеченских населенных мест насчитывают в Грозненском округе 386, а в Хасав-Юртовском 52, всего же 438. Из них 132 имеют не более десяти дворов. На одно населенное место приходится 422 души обоего пола, тогда как в нечерноземной полосе Европейской России на каждое населенное место приходится 69 душ, в черноземной 322 и лишь в юго-восточной 427. На основании этих данных возможно было бы допустить, что чеченцы предпочитают селиться крупными общинами, но в действительности это едва ли так. Места древнейших поселений их переполнены небольшими селениями, отселками и хуторами, крупных аулов всегда было немного. Но с тех пор, как чеченцы вынуждены были покинуть горы и поселиться на плоскости, русские власти предлагали им селиться только большими поселками, главным образом для того, чтобы удобнее следить за народной жизнью и предупреждать народные волнения. Большинство наиболее крупных селений были образованы накануне падения Шамиля, в 1857–1859 годах.
Все современное население Чечни группируется в 35006 домохозяйствах или домах, из числа которых в Грозненском округе насчитывается 31947 домов, а в Хасав-Юртовском 3059. Таким образом, средний состав семьи не превышает 5,27. По сравнению с численностью семейств в России, определенною земскими статистическими исследованиями в 5,96, чеченская семья несколько меньше. Еще более в количественном отношении уступает она осетинской, состав которой определен в 7,8 душ обоего пола. Сравнивая горскую чеченскую семью и плоскостную, большого различия не находим, но все-таки в горах состав семьи превышает 5,43 и, следовательно, несколько больше, чем на плоскости. Сообразно с общим составом семьи в Чечне, отличается в ней по сравнение с среднерусской и половой состав. Мужской пол в семье составляет около 2,74, а женский до 2,54. В общей же цифре население в 184,717 душ, насчитывают мужского пола 95883 и женского 88834. Следовательно, на сто мужчин приходится 93,63 женщины, тогда как в России, по земским переписям на сто мужчин насчитывалось 101,6 женщин. Меньшее число женщин сравнительно с мужчинами констатировано также у осетин, ингушей, кабардинцев, а равно и у татар Таврической губернии. Это явление, очевидно, свойственно всему магометанскому востоку.
Что касается рабочего состава чеченского населения, то во время статистического исследования Терской области таковой не регистрировался. Придерживаясь же норм академика Буняковского, по которым рабочий состав мужского населения в возрасте от 18 до 60 лет равняется 50,21%, а женского в возрасте от 16 до 55 лет — 49,8%, находим, что чеченский народ располагает 48143 мужчинами-работниками и 44569 женщинами-работницами, а всего 92712 рабочими. На каждого человека, находящегося в рабочем возрасте, приходится почти по одному нерабочему члену семьи.
Население Чечни, при всей разноплеменности своего происхождения, совсем не имеет, как мы уже видели, сословных групп. Свободолюбивый народ никогда не мирился с господством и привилегиями отдельных лиц и фамилий. Попытки на такое господство в его среде мы уже отмечали в исторической части этой работы. Однако, все они оканчивались не в пользу узурпаторов, причем даже люди, несомненно принесшие пользу населению, равно как кумыкские и кабардинские князья, не могли подолгу удержать власть в своих руках. Тем не менее в среде чеченцев есть фамилии, которые, преимущественно перед другими, гордятся своим древним происхождением от знаменитых предков и, главным образом, от сыновей Нахчуо. Если из такой фамилии является выдающийся чем-либо член ее, то это еще больше возвышает весь род, но вместе с тем нисколько не увеличивает его прав и преимуществ. В этом отношении все чеченцы одинаково равны, одинаково свободны и независимы. «Мы все уздени», говорят они, понимая под узденями, как и кабардинцы, людей вольных и благородного происхождения. Зато ко всем иноплеменникам, кумыкам, ногайцам и др., – чеченцы относятся свысока и даже с презрением. Почти все соседи чеченцев перебывали в числе врагов их Поэтому к ним выработалось совершенно особое отношение, свойственное всем воинственным народам. Щадя врага и даруя ему жизнь, чеченец привык считать себя властелином его жизни, которую он не отнял на поле сражения, но которую никто и ничто не помешает ему отнять во всякое другое время. Таким образом, военнопленные делались личными рабами чеченцев, приобревших их во время войн и хищнических набегов Класс этих рабов был очень немногочислен и с течением времени стал подразделяться на два разряда – лай и ясир. Различие между ними, заключающееся в степени зависимости от господина и в объеме прав его над рабом, постепенно уменьшалось и во второй половине текущего столетия почти совсем изгладилось. В виду этого, при освобождении зависимых сословий на Северном Кавказе, в Чечне они были подведены под один вид «безобрядных», т. е. совершенно бесправных, и в числе 338 душ обоего пола были освобождены русским правительством в течение месяца (с половины апреля по 15 мая 1867 года). Учрежденный для этой цели чеченский окружной народный суд произвел освобождение на условиях выкупа личной свободы, но без земельного надела. С тех пор прекратились все поводы для установления сословного деления в Чечне на исторической почве. Сословные элементы возникают на чеченской территории только с полным подчинением края русскому владычеству. Главнокомандующий Кавказской армией генерал-фельдмаршал кн. Барятинский нашел возможным в шестидесятых годах пожаловать нескольким лицам, оказавшим служебные или другие какие услуги русскому правительству, земельные участки на правах частной собственности. Таким образом, создался класс людей, поставленных в земельном отношении в привилегированное положение. Так как эти же люди нередко носят при этом военные чины, то привилегии их, в глазах русских людей, близко подходят к сословным. Но чеченский народ не признает этих привилегий и по-прежнему всех нахчи считает узденями. Число таких отличенных русским правительством семей, впрочем, очень невелико. Всех же привилегированных, вместе с кумыкскими и русскими дворянами, имеющими оседлость на чеченской территории, едва насчитывают 126-150 семейств с 475-500 душ обоего пола.
Численный состав чеченского племени до полного покорения его, т. е. до шестидесятых годов, определялся довольно гадательно, а потому едва ли можно давать особую веру цифрам, приводимым различными авторами. Не подлежит, однако, сомнению, что в пятидесятых и шестидесятых годах чеченское население, если и не убывало в своем численном составе, то во всяком случае и не прибывало. Пятидесятые годы ознаменовались массою кровавых стычек с русскими, в которых чеченцы несли большой урон, а в шестидесятых шло массовое выселение их в Турцию. На запрос нашего правительства, Порта изъявила желание принять в свое подданство выходцев из Чечни и поселить их вдали от наших владений. Сначала переселение было мало организовано, но и оно привлекло разновременно до 19-ти тысяч чеченцев; затем еще около 20 тысяч душ, составлявших 5000 семейств, субсидируемые русским правительством на путевые издержки, покинули родину в течение лета 1865 года. Часть их осела у Диарбекира и Сиваса в малой Азии, но более значительная часть, составлявшая и на родине самую беспокойную и фанатическую массу населения, до сих пор не может считаться оседлою. Бродяжничая по Турции, эти чеченцы заходят и на свои старые пепелища, где, разумеется, встречают вполне радушный прием. До 70-х годов точной цифры чеченского населения не было известно.
Таким образом, прирост за 13 лет равен 20337 д., 14546 д., 34883 душам, составляющим более 23,2% прироста за все время и почти 1,8% в год. В Европейской России естественный прирост населения за двадцать лет (с 1863 по 1888 гг.) исчислялся в 1,6%. Следовательно, в Чечне естественный прирост населения превышает средний по России на 0,2%. Это обстоятельство объясняется, вероятно, теми благоприятными климатическими условиями, в которые поставлена Чечня.
Очень возможно, что относительно значительный естественный прирост чеченского населения объясняется в некоторой мере и отсутствием тяжелого изнурительного труда в его среде. Чеченец, как уздень, не любит труда, избегает его и нередко относится к нему с презрением. За работу он принимается только в крайней необходимости, которая, благодаря богатой природе и очень скромным потребностям наступает довольно редко. Главную рабочую силу в Чечне составляет женщина, на обязанности которой лежат все более тяжелые работы. На плоскости женщина отягощена гораздо больше, чем в горах, так как мужское население постоянно отвлекалось борьбой с соседями. Родители смотрят на девушку, пока она живет у них, как на рабочую силу, а, затем как на товар, который желательно сбыть возможно выгоднее. В горах положение женщины лучше. Здесь женщины нередко являлись посредницами в фамильных распрях и всегда пользовались среди враждующих неприкосновенностью. Но и в горах они составляют главную рабочую силу семей. Чеченец же всегда и везде предпочитает свободу от труда, или легкие способы наживы. Поэтому воровство и хищничество пустили среди их очень глубокие корни и до сих пор служат одним из серьезнейших препятствий к развитию экономической производительности населения. Очень возможно, что удальство и ловкость, необходимые для воровства и хищничества и развившиеся в течение борьбы чеченского народа с соседями, играют не последнюю роль в его инстинктах и склонностях. Но вместе с тем едва ли можно сомневаться в том, что в числе побуждений к воровству далеко не последнюю роль играет и корысть. Похищенное добро нередко служит основанием благосостояния семьи и принимается ею, как нечто законное и должное. Предметами воровства никогда не может служить что-либо, принадлежащее однофамильцу, а всегда собственность членов другой фамилии, другого рода, или еще лучше, другого народа. Украсть у однофамильца – позор и преступление, случающееся как одиночное явление; украсть же у инородца или разнофамильца – доблесть, молодечество, не вызывающие осуждения у самых строгих носителей народной справедливости. Зорко следя за всем, что плохо охраняется, чеченец в тоже время очень бдителен по отношению к своему добру. Припрятав кувшин с серебряными деньгами, он даже близким членам своей семьи не сообщает о нем и нередко умирает, не открыв места, где спрятан ценный клад. Похитив же чужое имущество он передает его любому члену своей фамилии в полной уверенности, что тот не только не выдаст его, но, напротив, употребит все усилия для сокрытия преступления. В виду этого взаимное укрывательство служит главным тормозом к раскрытию преступлений и успеху борьбы с воровством и хищничеством.
В основе укрывательства лежит принцип фамильного союза. «Фамилия или родовой союз» говорит Н. С. Семенов, — «орден, в котором каждый член, без клятв и договоров, в силу исторически развившегося инстинкта, беззаветно служит интересам целого, не задумываясь жертвовать для них, в случае надобности, всеми личными интересами. Вне фамилии чеченец чувствует себя жалким и беспомощным; внутри ее он в крепости, имеющей сотни часовых, тысячи ружей, многочисленный и единодушный гарнизон; сознание силы и крепости делает его самоуверенным, гордым, своевольным, дерзким, и нахальным. Это было прежде, существует и теперь, несмотря на то, что в настоящее время каждая фамилия разбита между сотнями аулов и десятком обществ. Аул в глазах чеченца – случайная ассоциация, соединившаяся для целей экономических, в которую он попал по воле судьбы и предков; общество – собрание аульных ассоциаций, имеющее или имевшее прежде, кроме экономических, пожалуй, и политические цели, в отношении соседних народов; но общественный организм, с которым чеченец должен сообразовать не только поступки свои, но и побуждения, это фамилия, род, к которому он принадлежит. Чтобы читатели могли вполне понять значение такого семейного союза, достаточно сказать, что им одним объясняется все своеобразие личных свойств чеченца и что вне его необъяснимы такие крупные явления в жизни чеченцев и вообще Кавказских горцев, как обычаи кровомщения, гостеприимства, похищения невест и много других. Все эти обычаи естественно вытекли из основных догматов семейного союза, которые могут быть формулированы так: все члены одной фамилии за каждого и каждый за всех; свои всегда правы, чужие всегда виноваты; против чужих ничто не преступно, а если поступок против чужих полезен и выгоден для фамилии, то он всегда похвален; член своего рода, где бы он ни находился и кто бы он ни был по своим качествам, всегда брат и всегда имеет право на помощь и на жертвы. На практике, в жизни, приведенные догмы когда-то проявлялись с тою же беспощадною резкостью, с какою они выражаются теоретически и, вероятно, они весьма долго господствовали над умом и волею чеченца, если успели залечь в его душу, как прирожденные идеи. Ни продолжительная борьба с этими идеями так называемых народных обычаев, ни двадцатилетнее давление на них установленных нами новых и чуждых им порядков до сих пор не поколебали их существенным образом; умалился только круг, влияния этих идей, изменилась форма внешнего проявления их, но сущность осталась та же до сих пор. И теперь убийство члена Бонойской, положим, фамилии, случившееся на берегах Аргуна, заставляет Бонойца, живущего на Ярык-су (50-60 верст), хвататься за ружье и бежать или скакать к месту убийства, чтобы отомстить убийце. Явившись поздно, когда дело уже окончено, он ограничивается появлением в доме потерпевших, и выражением им своего сожаления; но если он попал на место происшествия вовремя, то ни на минуту не задумается, как дикий зверь, броситься на убийц своего однофамильца, не справляясь о числе их».
Постоянная борьба с соседними народами, погоня за хищничеством и малая склонность к труду выработали в чеченцах храбрость, жестокость, ловкость и находчивость. Вместе с этими чертами энергичной, дикой натуры чеченец соединил в себе хитрость, лицемерие и коварство. Довериться чеченцу трудно, положиться на его обещания и клятвы невозможно. Он всегда может предать, всегда способен увлечься минутной вспышкой, призрачной выгодой или кажущейся добычей. Но вместе с тем чеченец гостеприимен, почтителен к старшим и очень умерен в своих привычках и потребностях Он лихой наездник и воин, а при благоприятных условиях вырабатывается в хорошего и умелого работника. К сожалению, научиться работать чеченцу не у кого, а сам он может дойти до этой науки только очень нескоро. Ум у него острый и бойкий, быстро и легко воспринимающий, но совсем не дисциплинированный. Грамота и обучение, при таких условиях, являются почти единственными средствами, могущими дисциплинировать чеченца, приучить его к систематическому мышлению и к устойчивости в мыслях и делах. Но для этого в Чечне сделано еще очень мало, несмотря на необходимость, с одной стороны, успокоить эту беспокойную народность, а с другой, на восприимчивость и несомненную способность ее к культуре. До тех же пор, пока просвещение не явится действительным умиротворителем края, мы всегда можем ожидать в нем новых осложнений и неприятностей. В населении постоянно живет мысль о Турции и о переселении в нее. Остатки семей и фамилий, переселившихся туда, религиозное сродство и подстрекательство беспокойных людей постоянно делают свое дело и, подготовляя брожение на месте одновременно усиливают стремление к переселению в Турцию, являющуюся для них какой-то идеальной страной. Разочарование переселившихся туда ранее нисколько не охлаждает пыла у современников, так как все неудачи в таких случаях всегда объясняются несчастным стечением обстоятельств. Между тем действительность несомненно подтверждает, что всякое переселение в Турцию влечет за собой и полное разорение, и даже вымирание. Тем не менее пока в Чечне появится свет образования, переселение в Турцию успеет увлечь немало новых жертв чеченского легкомыслия.

ГЛАВА IV.
Земледелие и землевладение.

Чеченское предание о первой заимке земель на плоскости. – Положение поземельного вопроса в Чечне. – Проекты поземельного устройства чеченцев и обеспечения их землею: на правах собственности (из-под разработанного леса), на правах общественного владения и, наконец, для лиц, имеющих заслуги перед государством. – Величина наделов и тесноземелье в Чечне. – Некоторые черты общинно-родового быта. – Современные порядки общинного землевладения в Чечне. – Орошение земли и общественные работы.

До покорения чеченцев русскими, единственным правом на землю среди нахчуо считался захват, заимка. Сами чеченцы, рассказывая в сохранившемся предании о заселении долин Ярык-су и Акташа, следующим образом объясняют свои права на землю. «Первыми переселенцами из гор Аки-лам (из местности Нашихэ) были», говорят они, «части фамилий Парчхой (Пешкой) и Цечой (Цецой). Они не застали в этих долинах ни одной человеческой души; мало того, вся кумыкская плоскость, покрытая тогда сплошь дремучим лесом и камышами, была совершенно пустынна, если не считать наполнявших ее диких зверей; с другой стороны, в Андии был только один хутор, состоявший из одного семейства. Кругом был простор и неначатая богатая земля: на юг высились горы, вершины которых покрыты были яркою сочною травою; ниже начинались леса и спускались по ущельям вплоть до плоскости и далее до Терека. Леса и горы были полны оленей, коз, кабанов и др. зверей. Все это не имело хозяина и принадлежало Богу. Переселенцы с благоговением приняли от Бога эти места по праву первого завладения. Первым делом старики сели и, обдумавши все, постановили правила, которые, как завет, перешли до нашего поколения. Относительно владения землей постановлено было так: пастбищные горы, берега рек, выгоны объявлены были общими, неделимыми (иухкуру медтихк); все места, не покрытые лесом (в лесной полосе), разделить на равные части и разобрать для пахоты и покосов на один год, а затем ежегодно делить их по жребию, по числу домов; эти земли будут общественные – делимые (куп). Наконец, каждой семье предоставлено было отметить участок леса, по силам своим, и постепенно валить его, чтобы очистить место для пахоты и покосов. Эти участки, по праву первого завладения, поступили в наследственную собственность, отмечавших лес, под названием «ляцен-мохк».
Проходили годы, фамилии Парчхой и Цечой размножались и увеличивали свои поля через очистку лесов в наиболее удобных местах, а между тем слух об этом доходил на родину и оттуда стали перекочевывать сначала однофамильцы их, а потом и лица из других фамилий; но все-таки почет и главное право оставались на первыми завладетелями, а именно за фамилиями Парчхой и Цечой. Но фамилии эти до того умножились, что для более удобного пользования землями принуждены были разделиться. Фамилия Парчхой осталась на том же месте и основала еще по соседству аул, под названием Парчхой-аул (ныне Акташ-аух ), а фамилия Цечой удалилась на реку Ярык-су и основала аул под названием Цечой-аул (ныне Кишень аух). Позже из этих трех аулов составился еще на р. Ярык-су выселок Ачалык (ныне Ярыксу-аух). В то время, как эти фамилии размножались и расселялись по долинам Акташа и Ярык-су, из родовых гнезд, именно из Нашихэ, вышла фамилия Беной и приняла горные земли по обе стороны р. Аксая в верховьях его, в общую собственность, по тому же праву первого завладели; она основала один аул Беной с хуторами. Эти переселенцы поступили так: они общим трудом очистили некоторое пространство земли из-под леса и обратили в «кун» и «иухкуру-медтих», а затем, кому нужно было более земли, тот приобретал себе «ляцен-мохк». Окрестные леса объявлены были общими и их очищать могли только члены фамилий Беной или приселившиеся к их аулу. Остальные земли между рр. Аксаем п Ярык-су заняты были последовательно пришлыми фамилиями Бильтой, Гендыргеной, Датхой, Зандакой и другими, менее значительными».
Такой именно порядок пользования землей — говорит г. П., записавший это предание в 1869 г. — застало и русское владычество в Чечне. По его словам, «каждое общество распространяет свои права на известное пространство лесов и гор и, защищая свое право, опирается на праве первого завладения; так существуют: земли ауховские, зандаковские, беноевские и т. п. Вообще же земли одного общества делятся: 1) на общие — нераздельные, к которым относятся горные пастбища, берега рек и выгоны; 2) общие – делимые, которые составляют пахотные и покосные места, издревле признаваемые общественным «куп»; 3) собственные, по праву первого завладения лицами, или приобретенные покупкою и 4) собственные, приобретенные через очистку лесов, принадлежавших другим фамилиям (по отметке) или общинам. Просторнее всех живут ауховцы, как первые пришельцы и завладетели, и между ними особенно большими угодьями пользуются фамилии Парчхой и Цечой, которые владеют целыми урочищами. После ауховцев просторнее всех расположены беноевцы; что же касается до остальных: бальтоевцев или билитлинцев, зандаковцев, гендыргеновцев и др., то они, особенно первые, теснятся до невероятности. Иначе и не могло быть: пришедши после других, они могли пользоваться только остатками земли; все же лучшее имело уже других владельцев. Первое завладение считается здесь самым священным правом и никто не осмелится оспаривать его; поэтому после каждого переполоха, возвращаясь из лесов на свои места, жители сразу без малейших недоразумений садятся по своим местам, как будто и не трогались с них. Что же касается до земель 4-го разряда, то они до сих пор составляют источник нескончаемых споров. Как видно из предыдущего, право первого завладения привело к крайне неравномерному распределению земли. Пришедшие после жалуются на недостаток земли и просят помочь их горю, но при этом ни один из них не решится просить прирезать ему из земель третьего разряда, владельцы которых, зная святость своего права, готовы сказать: «Возьми, если у тебя поднимется рука».
Удовлетворить справедливым жалобам на недостаток земли, а также разобраться в спорах было действительно нелегко. По общему сознанию населения и властей, плоскостных земель было мало, а между тем привычная для туземцев культура требовала значительные пространства. Между тем еще в 1860 г. было решено так или иначе покончить с земельным вопросом в Чечне, распределив большинство земель между аулами на общинном праве и лишь незначительную часть их выделив в частную собственность. Нагорная же полоса, в предупреждение занятия ее притоками хищнических партий, была объявлена в казенное владение. В видах наделения чеченцев достаточным количеством земли, русское правительство охотно согласилось на единовременный уход 5 тыс. чеченских семейств в Турцию и, как мы видели, даже снабдило их средствами на путевые издержки. Оставшиеся после них земли тоже должны были пойти в надел аульным обществам и хоть немного уменьшить земельную тесноту. Кроме того, для увеличения площади земель, подлежащих наделению, русское правительство прибегло к покупке. На часть земель Качкалыковского наибства, в количестве 13400 десятин, предъявляли притязания кумыкские князья. Хотя, вообще говоря, притязания эти были довольно сомнительного свойства, но тем не менее за кумыкскими князьями уже было признано право на землю, вследствие чего половина ее была оставлена в их владении, а другая половина долженствовала поступить в надел населению. На этом основании и в Качкалыковском наибстве кумыкские князья имели право на 6700 дес. Но так как уступка их князьям повлекла бы за собой даже переселение некоторых аулов, то Его Высочество Наместник Кавказский распорядился в 1867 г. приобрести означенные 6700 дес. по вольной цене, каковая и была установлена в размере 3 р. за десятину.
Вообще во второй половине шестидесятых годов, по-видимому, решено было возможно скорее и во что бы то ни стало покончить с земельным вопросом, причинявшим нам много хлопот и невнятностей. Ради военных целей и замирения края, аулы переселялись с места на место, причем точных границ земельных дач не указывалось Новоселы заводили споры c соседями и нередко снова были выселяемы на другие земли. Случалось и так, что земли прочно осевших туземцев требовались, ради военных и других целей, для казны или для казачьего войска, и их отбирали от прежних хозяев. Масса фактов, показывавших всю неустойчивость земельных владений туземцев, несмотря на наши обещания о сохранении за ними прежних земель, убеждала их в невозможности восстановить свои права на землю. В виду этого десятки аулов в течение многих годов вели свое хозяйство с таким расчетом, чтобы при добровольном или недобровольном переселении можно было покинуть насиженные места без особых потерь и жертв. Серьезный труд, при таких условиях, был почти невозможен, а потому туземцы волей-неволей должны были обращаться к другим способам доставления себе средств к жизни – к грабежам и разбоям. Эти последние в свою очередь порождали беспорядки, новые неурядицы и, разумеется, далеко не способствовали упрочению нашего положения на Северном Кавказе.
Все невыгоды нашего положения в крае, при полном неустройстве земельных дел у туземцев, вполне были сознаны только при Наместнике Кавказском Его Императорском Высочестве Великом Князе Михаиле Николаевиче. Однако и обвинение в медленном течении поземельных дел едва ли справедливо, так как разобраться в них было очень нелегко. Русское правительство в эго время уже сознало такие ошибки свои, как передача в вечное владение князьям Бекович-Черкасским 98 тыс. дес. земли, и должно было действовать осмотрительно. Между тем домогательства отдельных лиц из туземцев и даже целых фамилий не прекратились; споры между аулами продолжались и народно-правовые воззрения объяснялись различными лицами различно; наконец, последовательности в решении ранее возникавших поземельных вопросов не существовало. Таким образом, дело определения прав на владение землями до такой степени осложнилось и запуталось, что покончить с ним сделалось возможным только при значительном усилии и твердой решимости высших властей в крае.
На чеченской территории дело поземельного устройства началось с Надтеречного наибства (участка). Здесь была повторена прежняя ошибка, и около 20 тыс. десятин земли, из общей площади наибства в 122400 дес., были розданы в частною собственность туземным (кабардинским) князьям Алхасовым, Эльдаровым, Таймазовым, Турловым, Бекович-Черкасским и другим. Аульные земли Надтеречного участка распределялись крайне неравномерно: в восточной части, имевшей всего до 2 х верст в ширину, население было относительно густое, здесь же попреимуществу сосредоточивалось и частное землевладение; в западной же части, при ширине ее в 14–16 верст, жителей насчитывалось меньше, а земель с значительным избытком. В виду этого в 1863 году составлен был проект размежевания земель Надтеречного наибства, по которому жители села Брагуны, как имевшие самую лучшую по качеству почвы землю, получали по 18 дес. на дом, а в остальных аулах, средним числом, по 33 дес. на двор. Кроме того проектом предположено было изменение границ некоторых частновладельческих поместий и образование в каждой аульной даче небольших запасных участков для лиц, вновь переселяющихся в Надтеречное наибство. Проект этот был Высочайше утвержден в 1864 г и тогда же приведен в исполнение. При этом все 13 аулов Надтеречного участка, в количестве 2331 дома, получили полный земельный надел, а для 1012 домов, на случай переселения их сюда из других мест Чечни, таковой же надел был оставлен в виде запасных дач.
Особый временный отдел Терской поземельной комиссии, учрежденной в Чеченском округе, после приобретения 6700 десятин у кумыкских князей Качкалыковского приставства, был поставлен в затруднение разрешением следующих «двух вопросов: и) возможно ли включить в число земель, подлежащих в надел аулам, земли Чеченского округа на правом берегу р. Сунжи, предоставленные, частными распоряжениями начальствующих лиц, в пользование соседнего казачьего населения, а также и земли, отведенные близ укр. Воздвиженского войскам для покосов? – и 2) можно ли, при проектировании аульных наделов, брать в расчет часть земель нагорной полосы Чеченского округа?». Составленный для разрешения этих вопросов особый комитет, под председательством ген.-ад. М. Т Лорис-Меликова, высказался в 1808 г по первому вопросу отрицательно, находя, что отобрание земель от казаков или от казны «не соответствует политическим видам правительства». Что же касается земель нагорной полосы, то комитет, признавая недостаточность плоскостных земель, нашел возможным включить в надел аульных обществ ту часть нагорной полосы, на которой расчистка леса уже закончена. Вместе с тем комитет Лорис-Меликова возбудил ходатайство о том, чтобы чеченцам, в видах увеличения их земельных владений, было предоставлено право производить в нагорной полосе расчистку тала (полян). Его Высочество Наместник Кавказский, утверждая постановление комитета, изволил разрешить также и расчистку лесных полян, но с тем, «чтобы во избежание вреда, который может быть нанесен от произвольной и нерасчетливой порубки леса, были заблаговременно определены и указаны жителям те районы, в которых предоставляется каждому производить расчистку участков». Подобное же распоряжение было сделано еще кн. Барятинским в 1860 г. относительно горцев Ичкеринского и Нагорного округов. Им было разрешено, по их ходатайству, расчищать из-под леса поляны и пользоваться ими на правах вечного и потомственного владения. Распоряжение это, подтвержденное Его Высочеством Великим Князем, было Высочайше утверждено 23 июля 1868 года. Таким образом, на правах заимки и расчистки лесов был подтвержден в Чечне институт частной собственности. Воспользовавшиеся таким правом чеченцы обязаны были подчиняться известным правилам, а именно: производить расчистки не отдельными разбросанными участками, а сплошными группами их и притом преимущественно близ подлежащих открытию новых путей сообщения; селиться же на вновь расчищенных участках было воспрещено.
Дальнейшая деятельность чеченского отдела поземельной комиссии должна была состоять в окончании обмежевания частновладельческих земель, в определении границ Чеченского округа с Ичкеринским и Аргунским в хозяйственном описании земель, находящихся в пользовании чеченских аульных обществ. В течение зимы с 1868 на 1869 гг. отдел должен был составить «подробный проект нового уравнительного распределения земель между аулами, соображаясь с качествами почвы и численностью населения аулов, а также имея при этом в виду, чтобы весною или летом 1869 г, было уже возможно приступить к полевым работам, по указанию аулам новых границ аульных дач».
Но составление такого проекта опять затянулось, вследствие пограничных споров с терскими казаками. Однако 30 августа 1870 г. был Высочайше утвержден журнал кавказского комитета от 25 августа, коим – 1) карга и ведомость распределения земель в Чеченском округе Терской области была утверждена с тем однако, чтобы в потребных случаях допускались незначительные изменения при проложении в натуре границ аульных дач; 2) порядок пользования лесами и оросительными канавами должен быть утвержден Его Императорским Высочеством Наместником Кавказским; 3) предоставленное чеченцам к 1860 г, право производить пастьбу скота на отошедшей в казенное владение нагорной полосе, в западной части Чеченского округа, оставить по-прежнему, предоставив Его Высочеству выработать для сего особые правила; 4) оставить в силе распоряжение того же 1860 г. о воспрещении чеченцам селиться в той же нагорной полосе, но, в видах поощрения земледелия, дозволить им производить там расчистки лесных земель, оставляя расчищенные пространства «в потомственном владении» лиц, завладевших ими и приведших их в состояние годное для земледелия. При составлении же проекта о наделении землей чеченских аулов, вся земля, по качеству почвы, была разделена на три полосы: горную, среднюю и северную, в состав которой вошло безводное пространство по северную сторону Качкалыковского хребта. Средняя полоса была принята за нормальную, причем аульный надел был рассчитан так, чтобы на каждый дом пришлось 13 десятин удобной земли, 1¼ дес. неудобной и 2½ дес. строевого леса, а всего по 16¾ дес. на дом. Впрочем, от такого распределения пришлось сделать отступление и назначить одиннадцати аулам в надел от 15 до 16 десятин на дом, десяти – от 16 1/6 до 16 2/3 дес., а аулу Амир-Аджи-юрт по 25 2/3 дес. и Азамат-Юрту но 26 3/4. Остальные аулы получили нормальный надел в 16¾ дес. Затем, при размежевании по этому проекту в 1871 г. около 700 десятин земли, находящейся в Большой Чечне, были перечислены во владение качкалыковским аулам. Произведенный на этих основаниях раздел чеченских земель между аулами вызвал целую массу споров и недоразумений. Многие из переселенцев, ушедших в 1865 году в Турцию, возвратились опять на родину и, примкнув к существующим аулам, тоже нуждались в устройстве их земельного положения. Поэтому во многих сельских обществах оказался значительный недочет земли сообразно с установленными нормами. Во всех обществах никакой расценки земельных угодий не производилось, но в некоторых, при определении размера надела, были приняты в расчет относительные качества плоскостной земли, а потому предгорные аулы, получивши плоскостной земли только в половинном размере и часть горной, считали себя обиженными. В виду этого межевое управление Терской области вынуждено было в 1873 г. ходатайствовать о производстве некоторых, более или менее значительных изменений в распределении наделов по проекту 1871 г. В 1874 г. этим управлением был представлен «проект изменения границ и пространства аульных дач Большой Чечни и бывшего Качкалыковского наибства», согласно которому и были произведены работы в натуре, закончившиеся в 1876 г. Самое распределение земель, т. е. производство пограничной съемки и отвод наделов всем аульным обществам, было выполнено межевым управлением. Но утверждение этого нового распределения до сих нор не последовало, сначала вследствие восстания чеченцев в 1877 г., а затем вследствие перемен в управлении, повлекших за собой переход горцев Терской области в ведение военного министерства. Таким образом, хотя чеченские аульные общества не утверждены в правах владения землей, но тем не менее в фактическое пользование их с 1876 г. предоставлен следующий надел: для аулов Урус-Мартан, Бачин-Юрт и Элисхан-Юрт от 13,96 до 19,87 дес. на наличный дом; для аулов Автуры, Гехи, Курчалой, Цацан-юрт, Сераджан юрт, Гель-дыген, Устар-Гардой и Гелен-Гойты от 15,25 до 15,16 дес.; для аулов Ачхой, Шали с Сержень-юртом, Чечен, Алды, Алхан юрт, Большие Атаги, Катыр юрт, Бердыкель, Энгель-юрт, Аллерой, Валерик, Цонторой и Малые Атаги от 16,06 до 16,95 дес.; для аулов Ишхой, Кады-юрт и Мискир-юрт от 17,02 до 17,66 дес.; для аулов Герменчук, Ной Берды, Гудермес, Истису, Ойсунгур, Шама-юрт и Кошкельды от 18,02 до 18,98 дес.; для аулов Белгатой, Дуба-юрт, Маиортуп с Джугатой и Хадис-юрт от 19,03 до 19,93 дес.; для аула Хулары по 20,2 десят.; для Герзель-аула по 23,93 десят., для аула Амир-Аджи-юрт по 26,68 дес.; для аула Азамат-юрт 27,83 дес.; и для аула Мереджой-Берем по 50,05 десят., на личный дом.
Исчисленные по такому расчету наделы помножались на количество наличных в 1873 году домов и нарезывались в общественное пользование аулов. Внутренняя же ситуация аульных дач, для составления точных межевых планов, еще не производилась.
Поземельные вопросы в горных местностях Чечни еще до сих пор остаются открытыми. Местные и центральные правительственные учреждения еще не располагают данными о существующих, на основании адата, порядках пользования землей в горах, а потому до сих пор не представляется возможным решить вопрос, насколько серьезно поземельное дело в горах и нуждается ли население в скорейшем разрешении его. В виду этого ближайшей задачей нашей по поземельному делу в горных местностях является, во-первых, собирание сведений «о количестве и качестве земель, принадлежащих каждому аулу, с подразделением, какие земли составляют частную и какие общественную аульную собственность», во-вторых, в собирании же сведений о существующем в каждом аульном обществе порядке землевладения и пользования землей, в-третьих, «в разборе прав поземельного владения тех аульных обществ, которые, стесняя своих соседей, занимают земли даже в излишнем количестве против действительной потребности, и, наконец, в-четвертых, в составлении соображений о том, не представляется ли необходимым изменить существующий у некоторых аульных обществ порядок землевладения, как несоответствующий условиям экономического быта жителей аула, или же несправедливо ограничивающий права некоторых членов аульного общества и жителей соседнего аула» . Эти работы должны составить ближайшую задачу вашу, так как стеснение горцев землей и неравномерность в распределении ее составляют в настоящее время общую жалобу горского населения. Пока же она будет выполнена, до тех пор порядок землевладения в горах должен остаться без изменения. Это тем более необходимо, что все попытки наши произвести частное упорядочение землевладения в отдельных случаях, как показывает опыт, всегда только запутывали дело. Поэтому до изучения его и общего принципиального решения, от единичных изменений необходимо воздержаться.
На положение поземельного дела в Чечне оказали большое влияние «временные правила о вырубке общественных лесов», выработанные во исполнение Высочайше утвержденного журнального постановления Кавказского комитета от 25 августа 1870 г., и затем – подчинение чеченских лесов надзору Терского областного правления. По закону 14 июня 1888 года, в ведение министерства государственных имуществ, одновременно с свободными казенными землями, перешли также и те земельные пространства Терской области, которые, не будучи еще укреплены за туземным населением, находились в законном пользовании последнего. Это обстоятельство вызвало в Чечне оживленные толки и опасения, что земли, находившиеся в их пользовании до последнего времена, будут отобраны в казну. Хотя статс-секретарь Островский, в качестве министра государственных имуществ, и выразил уверенность в неосновательности таких толков, но они не прекратились и до сих пор, а главное, не прекратились те земельные стеснения, которые произошли в Чечне вслед за применением закона 14 июня 1888 года. Эти стеснения еще более усилились вследствие состоявшегося в начале 1890 г, отобрания от местных жителей лесных полян, находившихся прежде в их пользовании. В виду этого, со стороны местного начальства последовало ходатайство об отмене этого последнего распоряжения. Ходатайство это было уважено, и лесные поляны снова возвращены населению. Но закон 14 июня 1888 года остается в силе и вызванные им стеснения не устраняются; вследствие этого начальник Терской области генерал-лейтенант Каханов, для более надежного обеспечения экономического положения туземцев, снова ходатайствует перед высшими властями о предоставлении горским обществам возможности обращать известные части лесной площади в пахотные поля, об отдаче в их пользование всех остальных, находящихся в горах, полян и пастбищных мест и о некотором ослаблении стеснительных правил относительно пастьбы скота в лесах. «Но как разработка под пахоть известной части лесной площади, так и пользование всем означенным пространством лесных полян и пастбищ», – говорит ген.-лейт. Каханов в приложении к своему всеподданнейшему отчету, – «разумеется, только лишь в относительной степени может восполнить недостаток» земельного довольствия горских обществ. Поэтому я полагаю, что возможно безотлагательное выселение на свободные земли Ставропольской или иной губернии той части горцев, поземельное устройство которых на месте осложняется приведенными обстоятельствами, представляло бы наиболее целесообразный исход из вышеизложенных затруднений. Такое именно разрешение поземельного вопроса в горских обществах составляет, с тем вместе, один из лучших способов борьбы против развившегося в области ското-и-конокрадства». Кроме того, упорядочение земельных дел, установление прочных порядков в них и устойчивого положения поземельной собственности важны также для поддержания престижа русской власти и правильного отношения к законным распоряжениям. Мы уже видели, как неустойчивость земельной собственности и поземельных отношений поддерживало недовольство населения и питало враждебные чувства его. Устранение поводов к этому очень важно для правильного выполнения нашей культурной миссии среди диких народностей Кавказа, а потому решение поземельного вопроса, в интересах населения, крайне необходимо и должно быть выполнено по возможности безотлагательно.
Кроме частной собственности, явившейся результатом заимки и расчистки лестных полян, в Чечне, как мы видели, еще по инициативе кн. Барятинская в 1860 г намечена была раздача земли в частную собственность за заслуги. Это явление было совершенно новое в Чечне и неизвестное чеченцам, признававшим только то право на землю, которое вытекало из первоначальной заимки земли и приведения ее в состояние, годное для культуры. Тем не менее раздача земель за заслуги местным военным и гражданским деятелям состоялась и 57 лиц получили в свое владение земельные участки. Межевое управление вымежевало для них: 1 участок в 5 десятин, 36 участков величиной от 30 до 50 дес., 2 участка от 100 до 182 дес., 8 участков от 200 до 300 дес., 5 участков от 300 до 400 дес., 3 участка от 556 до 570, один в 652 и один в 1017 десятин. Всего же в частную собственность за заслуги было роздано местным деятелям 8674 дес. Очевидно, что во время раздачи участков поземельные условия края еще не принимались во внимание и о возможности недостатка земель для аульных обществ никто не думал. Об этом можно догадываться уже потому, что земли отводились иногда в количестве большем против предположенного. Поэтому в 1867 г. Его Высочеством Наместником Кавказским было сделано распоряжение, по которому назначенные кн. Барятинским в раздаче в Чеченском округе и уже предоставленные в пользование участки земли, полковникам Косуму Курумову и Арцу Чермоеву по 556 дес. каждому и майору Баше Шамурзаеву в 576½ дес., были отмежеваны в том именно количестве, в каком определил их кн. Барятинский. Могущий же оказаться в занятых ими участках излишек было приказано обратить в число земель, предназначенных аульным обществам. Самый больший из намеченных к раздаче участков в 1017 десятин был пожалован бывшему начальнику Чеченского округа полковнику Белику.
Таким образом, по происхождению права на владение землей, все чеченское землевладение должно быть разделено на четыре категории, а именно:
1) горское землевладение в горной Чечне, которое по праву на владение может быть названо старозаимочным,
2) нагорно-лесное, основанное на заимке и разработке лесных пространств,
3) надельно-аульное, установленное русским правительством в соответствии с древнейшими формами общественной заимки земель,
и 4) собственно частновладельческое, впервые введенное русским правительством, вследствие желания вознаградить земельными пожалованиями заслуги отдельных местных деятелей.
Приступая к рассмотрению современного состояния каждой категории землевладения, считаю необходимым оговориться, что последняя категория частновладельческих земель, по своей малочисленности, совершенно теряется в общей площади Чечни и не имеет почти никакого влияния на экономическую жизнь населения. Затем, первые две категории – горского землевладения и нагорно-лесного в происхождении своем отличаются одно от другого только временем заимки земель и разработки лесных пространств, а потому могут быть рассматриваемы вместе. Таким образом, кроме этой категории – горского и нагорно-лесного землевладения, нам предстоит рассмотреть еще и надельно-аульное.
В подсчет не включены земли неудобные, которые только в течение 3–4-х месяцев, да и то не всегда, могут служить как пастбище для мелкого скота, т. е. для овец и коз. Если принять во внимание, что крестьяне Европейской России имели в 1878 году в среднем по 4.1 десятины на наличную душу мужского пола что даже на душу обоего пола (на едока) в 147 уездах, в которых производились земские статистические исследования, приходилось около двух (1,95) десятин надела, то тогда станет понятным, как поразительно велико малоземелье горных чеченцев, имеющих в среднем около 1,23 дес. на наличную душу мужского пола. Землевладение же в размере 0,05 дес., т. е. 120 кв. саж., совсем не знает ни русский мужик, ни осетин, ни кабардинец, между тем как земельная собственность, исчисляемая в сотых долях, не составляет исключительно редкого явления в горной Чечне. Сравнивая затем подворное землевладение в России и в горной Чечне, находим, что у государственных крестьян на двор приходится в среднем 15 дес., у помещичьих 9, а у чеченцев всего 3,43 дес., т. е. почти в 2 2/3 раз меньше. При таком, можно сказать, вопиющем малоземелье, качество земельных угодий в горах очень не высоко. Земли многих чеченцев раскиданы участками, которые, в свою очередь, расположены черезполосно, на значительном расстояние друг от друга, нередко лепясь по неимоверным крутизнам и кручам и имея, в большинстве случаев, тонкий слой почвы,. нанесенной на участок иногда руками самого же владельца. Бывают случаи, что ливень и град в горах не только уничтожают жатву, но и смывают всю почву участка, старательно накопленную в течение десятков лет.
Земельными участками из-под леса разработавшие их владеют на правах частной собственности. Такие участки в значительном количестве находятся близ селения Мереджой-Берем. В наихудших случаях здесь на душу мужского пола приходится около 2 десятин (1,9), в наилучших до 36, в среднем же в большинстве участков находим около 15 десятин на душу. Такой размер землевладения уже дает возможность хозяевам пользоваться некоторым достатком или, во всяком случае, не нуждаться в годовой пропорции хлеба для семьи. Горные же чеченцы далеко не могут обеспечить себя хлебом из своих полей на весь год.
Количество надельной земли, приходящееся на наличную душу мужского пола в огромном большинстве плоскостных чеченских аулов, показано в следующей таблице, в которой наделы расположены в восходящем порядке:
В подсчет земельных наделов плоскостных чеченцев включены как удобные земли, так и неудобные. Несмотря на это, средняя величина надела все-таки ее велика. В то время, как терские казаки имеют на наличную душу мужского пола 21.3 дес., кабардинцы 8,37, плоскостные осетины 5,3, а назрановские ингуши 4,3 дес. чеченцы располагают только 4,11 дес. на наличную душу. Такой надел оказывается ниже всех известных кавказских плоскостных наделов и почти не отличается от среднего надела русских крестьян. Но колеблясь в отдельных аулах от 3,09 до 14,9 десятин на душу, чеченские наделы, очевидно, распределяются неравномерно. Хотя эта неравномерность отчасти может уменьшаться в некоторых малоземельных аулах высоким качеством почвы, но тем не менее разница между наделами, например, аулов Катыр-юрт и Мундар-юрт настолько велика, что невольно бросается в глаза. Из общего числа 55 сельских обществ, сведения о которых приведены нами выше, 10 аулов имеют надел ниже среднего на душу, а потому находятся в особенно затруднительном положении. Затем 12 аулов располагают наделом в 2–2½ раза больше среднего, а 7 имеют надел, превышающий средний в 2½–3½ раза. Сравнивая чеченские наделы с нормальными, исчисленными по низшей продовольственной норме в 5 десятин на наличную душу , приходим к еще менее утешительным результатам. Оказывается, что надел ниже самой низкой нормы имеют целых 20 сельских обществ. Средний подворный надел чеченцев в настоящее время не превышает 11,25 десятины, следовательно он на 2,25 десятины больше среднего надела бывших помещичьих крестьян Европейской России и на 8,75 ниже такового же у государственных крестьян. Несмотря на то, что средний подворный надел чеченцев больше такового же у бывших помещичьих крестьян Европейской России, положение первых по отношению к земельному довольствию все-таки едва ли можно считать многим лучше. К такому заключению необходимо прийти в виду местных особенностей края. Прежде всего необходимо помнить, что приведенные цифры чеченских наделов заключают в себе как удобные, так и неудобные земли; бывшие же помещичьи крестьяне имеют 9 дес. на двор одной удобной земли. Затем, в число удобных земель в Чечне отнесены места, покрытые сплошными зарослями, расчистить которые чрезвычайно трудно. Если исключить из приведенных цифр чеченских наделов неудобные земли и находящиеся под зарослями, то одной удобной земли на чеченский двор придется не больше, чем и на двор бывших помещичьих крестьян России, а очень может быть, что и меньше. К сожалению, точным материалом о землях, покрытых зарослями, мы не располагаем. Затем необходимо принять в расчет, что очень многие чеченские земли, несмотря на плодородную почву, могут давать хорошие урожаи только при условии орошения их. Но так как оросительных средств в крае все еще недостаточно, то из удобных земель необходимо выключить те, которые не имеют орошения и потому остаются бесплодными. Принимая во внимание все эти местные особенности, нельзя не признать, что не только указанные выше 20 аульных обществ недостаточно обеспечены землей, но что и из остальных 35-ти очень многие нуждаются в ней.
Сами чеченцы, сознавая недостаточность своего землевладения, подали в 1888 г. всеподданнейшее прошение Государю Императору, в котором жалуются на земельное стеснение, на то, что лучшие земли около самых аулов отданы за заслуги военным и гражданским чинам, что строительные материалы и дрова они вынуждены покупать у частных владельцев или у казны, тогда как прежде пользовались ими бесплатно. Терское межевое управление, давая объяснение по поводу этого прошения, указывает па следующие факты. Вся плоскостная часть Большой и Малой Чечни, с прилегающим малочеченским лесом, составляет площадь в 271086½ десятин. Из нее разновременно отошло: казачьим станицам 650 дес., Терскому казачьему войску 1560 дес. леса, пожаловано в частную собственность за заслуги отдельных лиц 8645 дес., отдано городам и слободам 8266 дес., 43-м чеченским аулам наделено 234970½ дес. и в заведывании лесного ведомства состоит 16965 дес. Таким образом, свободных земель нет и потому по вопросу о земельном стеснении жалоба чеченцев совершенно основательна. Но помочь этому очень трудно. Если даже предоставить чеченцам земли, находящиеся в заведывании лесного ведомства, то и тогда на наличный состав домов придется всего каких-нибудь 3/4–1/2 десятины. В безусловное владение этих земель предоставить невозможно, потому что они составляют преимущественно лесную площадь, которая, с переходом во владение аульных обществ, несомненно будет оголена от лесов. Поэтому если бы такой переход лесных земель состоялся, то и тогда, по мнению местной администрации, необходимо, чтобы ведало их от расхищения лесное управление. Под влиянием такого затруднительного положения возникла, как мы уже видели, мысль о переселении части чеченцев на свободные земли Ставропольской губернии. С тою же целью уменьшения тесноземелья, а равно с целью избавиться от беспокойных элементов в населении, испрошено разрешение на свободное переселение желающих чеченцев в Турцию.
К счастью чеченского населения, преобладающее среди него общинное пользование землей спасает подрастающее поколение, по крайней мере в плоскостной части, от полного обезземелия. Мы видели, что общинные формы землевладения существовали в Чечне, согласно народному преданию, еще в первые дни поселения на плоскости. Русское владычество застает чеченскую общину еще в период ее родового развития. Родовая связь поддерживалась признанием всех членов рода родственниками между собой и, выражаясь в таких формах, как родовая месть, в экономической жизни вылилась в форме родовой земельной общины. В виду трудностей борьбы с горной природой, необходимо допустить, что для первейшей заимки земель усилий отдельных личностей было недостаточно. Нужно было расчищать земли от огромных камней, нужно было бороться со снежными лавинами, обвалами, с горными потоками и другими стихийными явлениями. Для всего этого нужен был труд всего рода, всех членов его, которые в древнейшие времена необходимо должны были постоянно и систематически применять общинный, коллективный труд на общинной земле. Такого рода общественные предприятия и общественный труд, в виду огромной важности его для родовой общины, обставлялись различными церемониями и торжествами, которые и теперь сохраняются в различных общественных празднествах. Поэтому в древнейшую эпоху заимки горных, лесных и плоскостных земель непременно производились сообща родовыми общинами, которые и приобретали право владения земельными заимками до тех пор, пока пользовались ими. С уходом их, на смену могли являться новые народы, новые родовые общины и с таким же правом, как и первые, приобретать право на владение землей. С течением времени этот обычай должен был распространиться и на отдельных членов рода. Производя заимку лесных и других пространств и разрабатывая их, без помощи коллективного труда, члены рода приобретали только право пользования заимкой, а не право собственности над нею. В виду этого приведенное в начале этой главы народное сказание отмечает несомненно позднейшую форму владения землей, установившуюся в относительно недавнее время, а потому ярче сохранившуюся в народной памяти. Вполне возможно, что право личной собственности на разработанные лесные участки установилось уже значительно позже прихода чеченских родов на плоскость, а в первое время имело лишь характер пользования. Об этом возможно заключить уже потому, что до появления русских в Чечне право личной собственности на землю не было известно чеченцам, как не было известно и кабардинцам, осетинам и другим горцам, течением времени в архаическом быту чеченцев замечаются уже и новые черты. Прежде всего начинают встречаться случаи, когда несколько родов и фамильных союзов соединяются вместе в сложно-составную общину, которая уже имеет и несколько иную организацию, помимо требований родового быта. Пока фамильный союз крепок, вся фамилия нередко живет в одном дворе, устраивая сакли для каждого семейства. Затем, рядом с существованием рода, начинает обособляться семья, но родовые начала по-прежнему очень крепки и всецело опираются на общинное землевладение. Таким образом, родовая община является вместе с тем и поземельной общиной. От древнейших форм она постепенно переходит к тем, которые переданы вышеприведенным народным преданием, и, наконец, воплощается в современных формах, к обзору которых мы и переходим.
По господствующему и теперь мировоззрению, земля считается чеченцами общею. Такой взгляд, установившийся еще в доисторические времена, поддерживается, как известно, и мусульманскими религиозными воззрениями. По учению Магомета, ясно выраженному в Коране, земля должна считаться Божьим достоянием, а потому она не должна присваиваться людьми, как собственность. Люди могут только пользоваться и, следовательно, временно владеть ею. Первым проявлением такого взгляда был в древние времена широкий захват земли в пользование. Пока населены было мало, земли хватало на всех, но с увеличением населения право захвата пришлось ограничивать. Живущие по соседству тухумы (т. е. родовые общины) вынуждены были ограничить земли общины, но, разумеется, в общих чертах, на глазомер и в естественных границах.
На основании права заимки, как мы уже говорили, отдельные семьи владеют лесными участками, разработанными их предками. Но заимка эта, узаконенная правительством, теперь ограничена, а владение ею выражается в полном праве собственности. Эти участки в настоящее время уже не вызывают ни споров, ни притязаний со стороны однообщественников, но раньше они постоянно оспаривались, потому что чеченский народ, согласно своим обычаям, признавал право пользованья ими, а не право вечного владения. Пользование же община всегда могла ограничивать. Поэтому на надельных землях аульные общества почти везде уже положили известный предел пользования. В Герзель-ауле, например, еще есть участок земли, который предоставляется в вольное пользование. Он сплошь покрыт густыми, непроходимыми зарослями колючего деревянистого кустарника, с очень глубокими корнями, называемого здесь «чилизник». Расчистка десятины земли из-под этих зарослей обходится не менее, как в 25–80 рублей. Стесненные в размерах надела, жители Герзель-аула и теперь дозволяют заимку на тех частях покрытого чилизником пространства, которые не идут в передел. Но эта заимка уже ограничена местом, а сделавший ее получает только право продолжительного пользования расчищенной из-под чилизника землей, а не право владения ею, как полной собственностью. Впрочем вполне вольное пользование существовало в некоторых местах еще относительно недавно. Тогда каждый обрабатывал землю в пределах аульных дач, где хотел и сколько хотел. Руководствуясь этим, пользовались и сенокосами, и выпасами, и лесами. Но скоро ограниченья в пользовании явились и в самых многоземельных общинах. Сначала общины определяли участки под усадьбы, т. е. черту усадебной оседлости, а затем выделяли земли под пахоть, под сенокос и т. п. Каждый общинник уже потерял право косить и сеять, где он вздумал и как вздумал. Затем наступили ограничения относительно времени работ, а в конце концов временные владения каждого члена общины приурочивались к вполне определенному месту. Поэтому явилась надобность в выделении для каждого хозяина участка земли, т. е. в переделах.
Сроки общих или коренных переделов аульной земли между однообщеественниками устанавливаются не всегда. В таких случаях передел производится лишь тогда, когда большая часть членов общины, сознав неудобство прежнего деления, пожелает нового передала. В других случаях передел назначается вперед через значительные промежутки времени, например, лет через 20. Но в последние годы низшие административные власти стали побуждать аульные общества сокращать сроки переделов и производить их каждые три года. Такое распоряжение вызвано жалобами как тех лиц, которые были почему-либо обижены качеством доставшейся им при прежнем переделе земельных паев, так и тех, кто не получил таких паев совсем, сделавшись домохозяином только после передела. Для таких лиц некоторые общины отделяют запасные участки, распределяя их по мере образования новых домов, а до распределения пользуясь ими для надобностей всего общества. Требование же переделов через каждые три года едва ли имеет свое оправдание. По мнению г. Малявкина, наблюдавшего чеченскую общину, это требование «может вызвать массу затруднений и в некоторых случаях совершенно отстранить общинников от обработки надельной земли. Так, например, в общине селения Герзель-аул масса земли занята густо растущим чилизником. По отзывам всех жителей, для очистки земли от чилизника нужно года 2-3, а для окончательного уничтожения корней — лет пять. При трехлетнем периоде передела, общинник едва ли может затрачивать свой труд на уничтожение чилизника, тем более, что до понимания общих интересов чеченец далеко еще не развился. В других общинах введение трехлетнего периода между переделами тяжело для жителей выполнением технической стороны. Так, в одной общине надельная земля расположена по скатам гор и не везде представляет сплошную площадь; чаще всего участки земли, удобной для обработки, разнообразны по величине и разбросаны неправильно. При распределении земли бывает настолько трудно уровнять паи, что дележка продолжается иногда до поздней осени, и были случаи, как говорят жители, что год посева пропадает совсем» . При таких условиях вмешательство посторонних людей в общинные порядки, с целью уменьшения сроков между переделами, едва ли можно назвать полезным и желательным.
Первая работа при коренном переделе заключается в выделении из общей площади надела земель под различные угодья, под пахоть, сенокос и т. п. Способ такого выделения и размеры выделяемых участков определяются в большинстве случаев естественными условиями почвы и положением надела. Около Терека поверхность земли ровная, очень часто занятая зарослями чилизника, или представляющая степные сенокосы и выпасы. Поэтому здесь выделению земли под пахоть иногда предшествует расчистка зарослей, что ведет, в свою очередь, к относительному уменьшению площади посевной земли. В предгорье надел представляет ряд холмов, образных возвышенностей, покрытых в некоторых местах лесом. Здесь, следовательно, количество пахоти, кроме других условий, зависит от степени уклона почвы и т. п. В некоторых местностях надельная земля заключает в себе оба типа поверхности, т. е. и степную и предгорную. Качество почвы в общем однообразно, вследствие чего выгоны могут свободно обращаться в пахоть, а эта последняя в сенокосы и т. д. Но есть общины, у которых сенокосные и пастбищные части надела отстоят довольно далеко от усадебной оседлости. Обращение этих частей в пахоть зависит в большинстве случаев от орошения их водой. Вообще вопрос об орошении настолько важен в Чечне, что сплошь и рядом оказывает решающее влияние на принятие того или другого способа пользования землей. Без орошения земля дает урожаи преимущественно в предгорье. Поэтому в таких, с степным характером, местах, в каких расположены аулы Азамат-юрт, Амир-Аджи-юрт и др., вследствие отсутствия оросительных канав, жители принуждены были обратить всю землю под сенокосы в выгоны, а хлеб добывают другими промыслами. Таким образом, в зависимости от тех или других условий, намечаются чеченскими обществами, преимущественно в естественных границах, но живым урочищам, земельные площади, каждая из которых предназначается для однородного сельскохозяйственного пользования.
Перед началом передела, все селение делится на кварталы или группы и от каждого квартала избирается по одному доверенному и по три помощника. Все доверенные общества в определенный день выходят на подлежащий переделу участок земли и разделяют его настолько пахотных пайков (цх’адак’кха), сколько община заключает в себе платежных домов. Дележ производится при помощи определенной величины палки (курук), имеющей до 6 арш. длины, или при помощи соответствующей величины веревки. Если «цх’адак’кха» получаются неравного качества по почве и по местоположению, то худшим из них делаются прирезки. В иных случаях, прежде дележа на пахотные паи, вся площадь, предназначенная для пахоты, если того требуют почвенные или топографические условия, разделяется по качеству на несколько полос, например, на лучшую по качеству, среднюю и худшую. В каждой из них нарезываются пахотные пайки по числу платежных домов в общине. Работа доверенных и их помощников не из легких, требует много внимания, аккуратности и терпения и затягивается нередко на несколько месяцев. Величина пахотного пая в нагорной местности редко опускается ниже одной десятины и лишь в немногих общинах превышает 1½ десятины. Земли, расположенные в плоскостных и степных местах, гораздо чаще разделяются на полосы по качеству, а каждая полоса делится, как было уже сказано, на паи. Нередко одна из таких полос представляет заросли чилизника и общество обязывает пайщиков освободить в известный срок свой пай от этого кустарника. Так жители Герзель-аула, по словам г. Малявкина, разделив ту часть своего надела, которая расположена по р. Аксаю, на три полосы и затем каждый из них распределив между платежными домами, решили полосу, заросшую чилизником, разработать к концу 10-го года владения ею. «В случае явного уклонения пайщика от исполнения этого правила, община вправе принудить его, а в крайнем случае и передать его пай другому». Величина пахотных паев в плоскостной части в среднем колеблется от 2 до 2½ десятин на дом.
По окончании разделения земли на цх’адак’кха, общество приступает к жеребьевке их. Для этого все домохозяева или заменяющие их лица собираются вместе и в присутствии стариков мечут жребий. Каждый вступает в пользование доставшимся ему цх’адак’кха до нового коренного передела. Право пользования в большинстве случаев ограничивается общинами. Так, в большинстве их пайщики лишены права сдавать свои цх’адак’кха в аренду посторонним не принадлежащим, к общине лицам. Вызвано это ограничение, как говорят, тем соображением, что, по существующему обычаю, община не вправе отбирать пай у чужих арендаторов, которые, пользуясь этим, принимают на себя платеж подымной подати и отбывание повинностей за домохозяев, отдавших им в аренду свои паи, но ничего не платят и обязательств не выполняют. У своего же однообщинника, в случае его неисправности в платежах, пай можно отобрать и передать другому, исправному хозяину.
Как и в большинстве местностей, где господствует переложное хозяйство, в Чечне относительно редко встречаются земли, специально, на многие десятки лет, предназначенные для пахоти, или для выпаса и т. п. Здесь обыкновенно пахоть, после нескольких лет пользования, оставляется в перелог, на котором через 2–3 года появляется степная растительность, и он делается пригодным для сенокоса. Эти последние, равно как и пахоть, тоже обращаются и в выпасы. Таким образом, как уже было сказано, общины сами определяют те части земли, которые должны идти под пахоть, под сенокос, или под пастбища. Порядок дележа сенокосных земель совершенно такой же, как и пахотных, с той только разницей, что дележ сенокосов происходит ежегодно. Сенокос чаще пахоти делится на полосы, причем полос бывает обыкновенно три: худшая по качеству, средняя и лучшая. Полосы, в свою очередь, делятся на сенокосные паи, и каждый платежный дом получает в пользование по одному паю в каждой полосе. В общем сенокосный пай составляет ¾–3 дес., смотря по величине и местоположению надела.
Выгонными участками во многих местах пользуются беспорядочно: пасут скот, где и сколько хотят. Но в последнее время общины начинают определять известные правила для выпасов и устанавливать известную норму для всякого рода скота, выше которой член общины не имеет права паста на общественных выгонах. Так, в некоторых общинах каждый домохозяин может пасти не свыше 6-ти лошадей и не более 10-ти голов рогатого скота. Выпас же овец во многих аулах или совсем запрещается, в виду недостатка пастбищных мест и сильного вытаптывания овцами травянистой растительности, или же разрешается только за деньги. По снятии урожая с пахотных мест и травы с сенокосов, те и другие земли тоже обращаются в выпасы, причем к ним ограничительного правила применяют уже не все общины. В горных общинах выгонов почти нет и общинники могут пасти скот на своих землях только по снятии урожая, т. е. в осенние месяцы. На лето же они нанимают пастбищные участки в многоземельных аулах, у частных владельцев, или из казенных дач. Арендная плата в таких случаях распределяется по количеству скота и, разумеется, ложится тяжелым бременем на малоземельные общины.
Лесов на плоскости очень мало. Там, где леса есть, они или входят составной частью в общий приаульный надел, или же составляют отдельный участок, предназначенный обыкновенно жителям нескольких аулов. Так, аулы Амир-Аджи-юрт, Азамат-юрт, Энгель-юрт Кады-юрт, Гудермес, Истису, Ойсунгур, Ной-Берды, Кошкельды и Герзель-аул получили в совместное пользование участок леса, по расчету одной десятины на дом, а всего 2033 десятины. Пользование лесом зависит от качества его и от местонахождения. Кустарниковый лес, преобладающий на плоскости, эксплуатируется следующим образом. Общества в течение 5–6 лет совсем воспрещают рубку, а затем, разделив весь кустарниковый лес на 5–6 частей, одну часть делят на мелкие участки, предназначая каждый из них на группу в 5–10 домохозяев. Такая группа или вырубает кустарник совместно и делит уже хворост, или же распределяет участок между домохозяевами на паи, которыми те и пользуются по единоличному своему усмотрению. В других случаях общины совсем не прибегают к дележу леса, а ежегодно, разрешают общинникам нарубить каждому столько хворосту, сколько ему нужно исключительно для хозяйственных надобностей, т. е. для огорожи, остова сакли и т. п. Участками, отведенными из казенных дач нескольким общинам вместе, пользуются на правах общинного владения. Рубка леса в этих участках для продажи безусловно воспрещалась. Разрешалось же пользоваться только для хозяйственных целей и нужд. Согласно особо выработанным правилам, каждый домохозяин, желающей воспользоваться лесом, должен был заявить о том старшине селения, который, через доверенных лиц, удостоверялся в размере нужды домохозяина в лесе и определял эту нужду в особом удостоверении. Такие удостоверения предъявлялись охраняющим лес, сторожам, которые и наблюдали за тем, чтобы предъявитель вырубил столько именно леса, сколько значилось в удостоверении. Пользование же валежником разрешалось во всякое время и без удостоверения. Однако этим правом могли пользоваться только ближайшие аулы; отдаленные же, к которым принадлежит большинство, считали для себя невыгодным ездить в лес и предпочитали покупать его где-нибудь поближе. Поэтому в прошении, поданном чеченцами в 1888 г. на Высочайшее имя, они нисколько не отступили от истины, жалуясь на отсутствие строительных материалов и дров и на необходимость приобретать их посредством купли.
В последнее время местные областные власти, озабочиваясь сохранением лесов, повсюду сильно истребляемых, издали временные правила о сбережении станичных лесов и о порядке пользования ими. В 1891 г. предложено было руководствоваться этими правилами и всем сельским и аульным обществам, а следовательно и чеченцам. Сущность этих правил сводится к следующему. Во всех общественных лесах положено было установить постоянный оборот рубки, применительно к сортам леса, необходимым для потребностей местных жителей. Хозяевам, не вырубившим еще своих лесных паев, назначен годичный срок, в который они могут произвести рубку, за исключением однако фруктовых деревьев и притом в пределах только участка, назначенного, согласно принятому обороту рубки, к эксплуатации. Рубку леса разрешается производить не иначе, как в период с 1-го сентября по 1-е апреля, а пастьба скота в лесах должна быть совсем воспрещена Участки, заеденные скотом, требуется окопать и привести в порядок. Затем по правилам полагается, чтобы в обществах, небогатых лесом, были выделены участки в 40–100 десятин, с целью произвести на них в течение 4–5 лет лесонасаждение. Посадку указывалось производить соединенными силами сельских обществ, пропорционально наделам каждого двора, а образовавшееся лесонасаждение считать общественной собственностью, эксплуатация которой заповедывается не менее как на 10 лет. В 1892 г. общины еще не приступали к установлению оборота рубки и к необходимому для этого разделению леса. По мнению г. Малявкина, «привести это распоряжение в исполнение сами чеченцы затрудняются, пригласить техника едва ли додумаются, если, опять-таки, не укажет начальство. Отсутствие денежных средств тоже может затормозить дело».
Усадебные и огородные места состоят в потомственном владении. Община только тогда может вступить в распоряжение усадебным местом, когда не найдется в живых ни одного наследника. Однако такие случаи не наблюдались. В действительности наследники всегда находятся или по нисходящей, или по восходящей линии; были случаи перехода наследств и по женской линии. Отвод усадьб вновь образовавшимся домам производится, с разрешения сходов и сельской полиции, особыми доверенными от общества лицами. Образование новых домов идет чрезвычайно быстрыми шагами. В 1873 г. в бывшем Чеченском округе было 13695 домохозяйств, а в 1889 г. число их возросло там уже до 19688. Таким образом, за 16 лет образовалось около 6 тыс. (5993) новых домохозяйств, составляющих около 44% прежних. Такое небывалое и в своем роде единственное увеличение числа платежных домов, характеризуя быстрое распадение родовых союзов путем семейных разделов, не ускользнуло от внимания и самих чеченцев. Индивидуалистические стремления чеченской молодежи, побуждающие ее искать выдела из семьи, зачастую дают для новых домохозяев не совсем удачные, в экономическом отношении, результаты. Нередко образовавшие новый дом оказываются, при взносе подымной подати и при отбывании повинностей, несостоятельными и общества, в таких случаях, бывают вынуждены отвечать за них по круговой поруке. В виду этого в последнее время общины дают разрешение на образование новых домов и отвод усадьб очень неохотно и не иначе, как убедившись в хозяйственной благонадежности нового домохозяина. Усадьбы старой заимки, когда в земельном отношении было попросторнее, довольно обширны и достигают ½ десятины. Новые же усадьбы не велики и редко превышают 500 кв. саж. Поэтому чеченские аулы построены довольно тесно и скученно.
Интересно отметить, что индивидуалистические течения в среде чеченских общин, выразившиеся в форме семейных разделов, образуют в них же новое стремление к дальнейшему развитию общинных поземельных порядков. Дело в том, что, наряду с новыми платежными дымами, нередко состоящими только из двух членов – мужа и жены, сохраняются домохозяйства, в которых вместе с отцом живет несколько женатых сыновей. В такой семье иногда бывает 5–6 и более работников мужского пола. Между тем, так как и первый и второй дом платят подымную подать в одном и том же размере, то и земельные паи их совершенно одинаковы. Но в виду того, что доход от пая в несколько раз превышает подымную подать, многосемейным очень невыгодно пользоваться таким же паем, как и малосемейным. Отсюда естественно возникает желание многосемейных общинников разделить надельную землю не по платежным домам, а по числу наличных работников. Надо полагать, что это стремление получит поддержку в переверстании подымной подати в государственный поземельный налог. До сих же пор оно еще нигде не проведено в жизнь, как вследствие незнания обществами всех своих прав по отношению к внутренней разверстке земли, так и по отсутствию среди чеченцев необходимого для этого единодушия.
Очерк общинного землевладения в Чечне страдал бы существенным пробелом, если бы мы не коснулись вопроса об общественных работах, в ряду которых важнейшее место занимают работы по орошению. Восточная часть чеченской равнины, как и прилегающая к ней Кумыкская плоскость, схожи между собою в очень многом. Имея почву, богатую илистым черноземом, они способны производить огромные урожаи. Но для этого необходима в достаточном количестве влага. Между тем засухи составляют здесь обычное явление, а недостаток естественного орошения еще больше уменьшает количество потребной для растительности влаги. В виду этого необходимость заставила местного жителя обратиться к искусственному орошению, т. е. рытью каналов и канав и к снабжению их водою. Весь вопрос при производстве таких работ сводится к тому, чтобы добыть возможно большее количество воды, измеряемой башем. «Баш – это струя воды, площадь сечения которой равна прямоугольнику, с основанием в 1 арш. и высотою – ¼ ар». Чеченцы говорят также, что башем называется такое количество воды, которое нужно для того, чтобы вращать на мельнице один постав. По расчету г. Волошинова относительно Кумыкской плоскости, применимому и к чеченским землям, на каждые 1000 десятин земли, нуждающейся в орошении, в настоящее время приходится один баш воды. Одним же башем, «при благоприятных условиях, в двое суток можно оросить одну десятину пашни; следовательно, считая в году 7 месяцев. или 210 дней полезного действия орошения и имея в виду, что кукурузу принято поливать в лето не менее четырех раз, озимую пшеницу – три раза в год и яровую – два раза (т. е для поливки каждой десятины кукурузы потребно 8 дней, озимой пшеницы – 6 и яровой – 4 дня), придем к выводу, что на участке земли в 1000 десятин можно без риску сеять 26¼ казен. десятин кукурузы (210:8=26¼), или вместо них 35 десятин озимой пшеницы (210:6=35) или же одной яровой 52½, дес. (210:4=52½), а сея поровну каждый хлеб — 35 десят., и это при благоприятных условиях; но ведь может быть и так, что вследствие сильной засухи и дальности расстояния от главной канавы или реки до пашни, до нее дойдет не один баш, а только половина». В таком случае нужно увеличить число дней, необходимое для орошения, или уменьшить посев. А между тем такие условия, при которых на землю попадает не вся вода, а только часть ее, встречаются очень часто. На правильный приток воды влияют падение дна канавы, расстояние, которое протекает вода от главной канавы или речки до орошаемой пашни, и давление, оказываемое окружающими массами воды реки или общей канавы на площадь сечения частной. При таких условиях, оросительные воды являются огромной драгоценностью, которою население дорожит не меньше, как и самой землей, а правильный приток воды представляет крупную заботу для всех обществ, нуждающихся в ней. В виду этого за оросительными канавами существует правильный и тщательный уход. По обычаю, установившемуся издавна, каждый домохозяин обязан выставить для очистки канав и прорытия новых не менее одного работника. Уклоняющиеся от этой обязанности лишаются права напускать воду на свой пай из общей канавы, хотя при этом могут сохранять доставшийся им земельный пай за собой. Впрочем, вопрос этот в последнее время оспаривается и некоторые общества начинают лишать общинников их земельного пая в том случае, если они не выполнили своих обязанностей относительно оросительных канав. Сельская полиция, побуждаемая властями и своим же обществом, в свою очередь, принимает энергичные меры к исполнения отдельными домохозяевами лежащих на них оросительных работ. Приспособления, регулирующие струю воды и заключающиеся в особых шлюзах, устраиваемых на отводных канавах, тоже требуют постоянного наблюдения и ухода. Таким образом, о орошением довольно много возни и хлопот. Заведывание всем делом орошения лежит на особых курум-башах, избираемых из самых почетных и пользующихся особым доверием лиц. Тем не менее курум-баши, как убедился в числе других и г. Вертепов , постоянно злоупотребляют своим правом отпускать воду и нередко торгуют им. На обязанности их лежит наблюдение за тем, чтобы каждый владелец пая получал столько воды, сколько ему положено. Поэтому курум-баши замыкают на замок шлюзы, и никто не может отворить их без позволения курум-баша. Возникающие из-за оросительной воды недоразумения и злоупотребления курум-башей нередко ведут к ссорам, судебным процессам и даже кровавым схваткам. Курум-баши пользуются большими правами и имеют обширные обязанности. Они указывают, где нужно прочистить и исправить канаву, избирают место новых канав, руководят и распоряжаются работами. Они могут удалить плохого работника и потребовать нового; они же составляют протоколы во время беспорядков на работах, ссор из-за воды и т. п. По окончании очистки канав и исправления оросительных сооружений, право первым оросить свой пай принадлежит курум-башу, который, кроме того, может задержать воду на своей земле больше установленного для всех срока. Затем все домохозяева мечут жребий и по жребию открывают свой баш для орошения того пая, которым они пользуются. Вода держится на каждом пае день, два или сколько полагается. При недостатке воды и удаленности пая от главной канавы, вода достается многим только осенью, а потому и не приносит тех результатов, для которых добывается с таким трудом.
Таким образом, пользование оросительной водой неразрывно связано с пользованием землей и отражает на себе те же порядки, которые приняты при землевладении. Но доставаясь еще с большим трудом, чем земля, орошение вызывает немало попечений и забот. К сожаление, чеченец в значительно меньшей степени, чем другие туземцы Северного Кавказа, склонен к тяжелому труду, а потому дело орошения, как и многих других общественных работ, развито еще довольно слабо. «Тип мирного трудолюбивого земледельца», – говорит г. Малявкин, – «и до сих пор еще не выработался среди чеченского племени: пашет, сеет, косит и убирает чеченец без любви к занятиям, а лишь в силу суровой необходимости. В своем уме чеченец уже давно пришел к заключению, что только усиленный труд может доставить хороший заработок; но это сознание, вследствие ли отсутствия воли, или под воспоминаниями героического прошлого, мало проявляется на деле. Так, например, где общинный надел представляет много затруднений для обработки, чеченец и совсем не станет работать, а постарается где-нибудь или арендовать землю или заняться чем-либо другим. Вопроса о таких сооружениях, как проведение новых капитальных канав, очищение зарослей общими силами и т.п., почти совсем не поднималось. «Силы мало, а работать нужно много, нам некогда», – отвечают обыкновенно жители. Но для постороннего наблюдателя очевидно, что дело не в недостатке времени, а просто в нежелании вообще работать и, в частности, заняться общественными работами» . Между тем для выполнения этих работ, благодаря чеченской поземельной общине, есть достаточно сил и подходящая организация. Чеченцы могли бы изрыть свой край оросительными канавами, расчистить заросли чилизника и выполнить другие работы, если бы не восточная лень и апатия. Все дело, значит, в поднятии их умственного развития, влияющего, как известно, и на усиление трудолюбия. Общинная же организация их представляет достаточно элементов, чтобы работать сообща над общим делом. Доказательством этому служит как общинное землевладение и связанные с ним ирригационные работы, так и другие явления народной жизни. Еще и теперь, несмотря на некоторый упадок родовых начал, почти нет отрасли труда, где бы не наблюдалось среди чеченцев тех или других форм взаимопомощи. «Когда наступает время полевых работ», – говорит Дубровин – «например, запашки полей, уборки сенокосов или осенних работ, которые исполняются мужчинами, то чеченцы устраивают род русской помочи. По недостатку быков и плугов, жители уговариваются запахивать поле сообща, составляя артели из нескольких хозяев, имеющих по две и одной скотине. Кому работают, тот должен накормить всех два раза в день, но с окончанием дневной работы каждый ужинает у себя дома. Подобные работы сопровождаются часто песнями плясками и общим весельем» . Такие помочи производятся иногда с благотворительною целью. При существовании их, есть благоприятная почва и для дальнейшего развития общественных работ по орошению, очищению зарослей и для других, выполнение которых чрезвычайно важно для народа, страдающего от малоземелья и нуждающегося в переходе к более интенсивной системе сельского хозяйства.
Оглядываясь на все упомянутые нами формы коллективного труда и на все порядки землевладения, нельзя не видеть, что чеченская поземельная община частью прошла, частью проходит еще через различные стадии развития. Обычай вольной заимки можно считать уже совершенно оставленным; он сменился заимкой с ограничением; но с течением времени и такая заимка стала практиковаться реже, пользование землей сделалось возможным только при переделах, и участок (пай) для временного владения уже не избирается общинником, а указывается ему общиной. Свободное хозяйничанье где угодно постепенно ограничивается приурочиванием известного хозяйства к данному типу земельных угодий; общинник уже не может пасти скот в пахотном клину и не может засеять хлебом выгонный участок, не рискуя всем урожаем. Коллективный труд всей родовой общины, сохраняясь по отношению к некоторым общественным работам, заменился в обработке земли трудом членов одного домохозяйства. Раздел земли все еще приурочивается к домохозяйствам, но в общинах уже проявляется стремление к более справедливому дележу по числу работников мужского пола. Таким образом, общинные порядки сохраняя признаки архаического общинного быта, мало-помалу развиваются и, применяясь к современным условиям жизни, вырабатываются в более совершенные и справедливые формы. Благодаря этим последним, подрастающему поколению не может предстоять обезземеление, а сельскохозяйственная культура получает возможность дальнейшего усовершенствования.

ГЛАВА V.
Сельскохозяйственные и другие промыслы.
Земледелие. – Скотоводство вообще и в частности данные о крупном рогатом скоте, об овцеводстве и коневодстве. – Пчеловодство и садоводство. – Кустарные промыслы.
Землевладение составляет главное занятие плоскостных чеченцев. Не подлежит сомнению, что хлебопашество ведется в Чечне исстари, так как еще в первых исторических сведениях о ней земледелие уже упоминается в числе занятий местного населения. Но с другой стороны несомненно и то, что до покорения Чечни русскими, земледелие в ней имело гораздо меньшее развитее. Огромные леса в предгорье и трудность разработки земли из-под них, а на плоскости недостаток орошения, в значительной мере препятствовали развитию этой отрасли народного труда. В первой половине текущего столетия военные действия повлекли за собой уничтожение многих лесов и расчистку их как русскими солдатами, так и туземным населением. Туземцы стали массами выселяться на плоскость и продолжали уничтожение лесов. Привычные способы наживы, путем грабежей и воровства, были стеснены и чеченцы волей-неволей постепенно должны были изыскивать другие, более мирные средства к жизни. Хлебопашество в этом случае являлось и наиболее привычным и самым прочным занятием. Поэтому очень естественно, что население обратилось к нему в той мере, в какой было способно к такого рода мирному промыслу. Для суждения об успехах земледелия могут служить, до некоторой степени, данные о посеве хлебов. К сожалению, мы располагаем такими данными только за короткий промежуток времени, притом не по всем хлебам; но имеющихся у нас цифр во всяком случае достаточно, чтобы сделать общие заключения о земледелии в Чечне. По сведениям 1876 г, чеченцы теперешнего района Грозненского округа высевали менее 8 тыс. четвертей пшеницы; в 1888 г, они высеяли уже 14035 четв., а в 1891 г. — 14815 четв., хотя в 89–90 гг. посев ее колебался от 12,6 тыс. четвертей до 13,8 т. четвертей. Таким образом, за 15 лет площадь посева пшеницы увеличилась почти на 46%. В последние же годы это увеличение шло уже тише и за три года (88–91) дает всего 5,2 %. Что касается посевов кукурузы, то расширение их в последние годы идет быстрей, чем пшеницы. Так, в 1888 году было посеяно 10161 четверть кукурузы, в 1890 уже 11020, в 1891 – 13667, а на 1893 – 14113.
Здесь уже за пять лет площадь посева кукурузы увеличилась почти на 39%. Посев проса с 1335 четв. в 1888 году поднялся к 1891 г. до 3378 четв., яровой пшеницы с нескольких десятков четвертей до 823, ржи с 61 четв. до 171, картофеля с 28 до 102. Площадь посева овса не расширяется, а ячменя стали высевать в 90-х годах приблизительно на 1000 четвертей меньше, чем в 1888 г. Таким образом, в общих цифрах посев хлебов в Грозненском округе с 30090 четв. в 1888 г, поднялся к 1892 г. до 36445 четвертей, т. е. более чем на 21%. Нет сомнения, что такой относительно быстрый рост хлебопашества в Чечне возможен только в настоящее время, когда представляется возможным разрабатывать из-под леса и зарослей новые пространства, когда в плоскостной полосе находятся еще десятки тысяч десятин, не видавших плуга. Очень возможно, что такой рост земледелия еще усилится в ближайшее время, под влиянием нового железнодорожного пути и того экономического оживления, которое вызовет он. Но вместе с тем необходимо предвидеть, что, при чеченском малоземелье, в недалеком будущем такой рост посевной площади должен будет прекратиться и население вынуждено будет обратиться к более интенсивным системам хозяйства.
В настоящее же время чеченцы придерживаются переложнозалежной системы. Участки земли, разработанные из-под зарослей чилизника, или из-под леса, или просто вновь распаханная степь эксплуатируются посевом хлебных растений в течение нескольких лет сряду, затем запускаются в залежь и через нисколько лет, если не зарастают чилизником, поступают в пользование как сенокос или выгон. Через 10–15 лет такой участок снова может быть обращен в пахоть и т. д. После разработки участка, сеют обыкновенно кукурузу, а иногда просо или бахчу; за кукурузой следует пшеница, затем опять кукуруза и т. д. Таким образом, пропашное растение (кукуруза) чередуется с злаковым, благодаря чему истощение почвы идет не с такой быстротой, как, например, у казаков, высевающих почти исключительно злаки. В предгорье, где земли распахиваются всего только 80–40 лет, признаков истощения почвы еще почти нет, но на плоскости они уже заметны в некоторой мере.
Исчисление силы урожая в форме «сам» представляет значительные неудобства, но отступить от нее мы лишены возможности в виду того, что все данные официальной статистики вычислены по этой форме, а материалов для точного определения площади посева в десятинах совсем не собирается. В виду этого приходится довольствоваться сведениями об урожае «сам столько-то раз». В Чечне урожай всех хлебов, вместе взятых, по данным за пять лет, достигает сам 9,6. По сведениям о другим местах оказывается:
В Малороссии средний урожай дает сам 10, в Кабарде 6,8, в Остзейских губерниях 6,5, в Прибалтийских губерниях 5, на территории Терского казачьего войска 4,6, в Осетии 4,2, в средней и черноземной полосе 4 и т.д.
Таким образом, по среднему урожаю Чечня занимает во всей России одно из первых мест, непосредственно вслед за Малороссией. Это обстоятельство объясняется прежде всего тем, что в Чечне преобладает посев кукурузы, которая, преимущественно перед другими зерновыми хлебами, дает большие урожаи «сам», т. е. по отношению к высеянному зерну. Сравнивая же урожаи отдельных хлебов в Чечне с средними урожаями в России, получаем далеко не столь благоприятные результаты.
Обращаемся прежде всего к кукурузе. Хотя годовой посев семян ее несколько меньше, чем пшеницы, но тем не менее кукуруза занимает площадь раза в 3–4 больше пшеницы и дает почти в 4½ раза больше зерна. Поэтому ей принадлежит в Чечне первое место в ряду других сельскохозяйственных растений. В Осетии она дает урожаи сам 22,4, в Кабарде – сам 14, а в Чечне – сам 18,6. Таким образом, чеченская кукуруза занимает по урожайности среднее место между осетинской и кабардинской, но ниже среднего по области (сам 20,3). Считая вес четверти кукурузы равным 12 пудам, а стоимость пуда по средней цене за последние пять лет, в 40 коп., находим, что Чечня производит ежегодно 2672184 пуда кукурузы, на сумму 1068874 рубля.
Второе место по значению в ряду хлебов, высеваемых в Чечне, принадлежит пшенице. Посев яровой пшеницы только что начинает развиваться и не достиг еще 1000 четвертей, а потому главное значение принадлежит пшенице озимой. В среднем за последние пять лет ее собирали по 49563 четверти, что, при тяжеловесности зерна ее, составляет до 495630 пудов. Полагая, что на десятину земли в Чечне пшеницы высевают, как в Новороссии и Астраханской губернии, до 6 мер, находим, что площадь посева ее составит 18464 дес. Урожай же десятины составляет в среднем 3,37 четв. В черноземных губерниях России пшеница дает до 5 четв. зерна с десятины. Следовательно, в Чечне урожайность ее значительно ниже, что прежде всего объясняется разницей в технических приемах обработки земли. Средний урожай пшеницы по Терской области не превышает сам 4-х, в Кабарде он близок к этой же цифре, в Осетии спускается до сам 3,7, а в Чечне – до сам 3,6. Таким образом, и в пределах Терской области Чечня, по урожайности пшеницы, занимает последнее место. Стоимость урожая пшеницы, высеваемой чеченцами, считая по 80 к. за пуд, достигает 369504 рублей.
Проса высевается в Чечне несколько меньше ячменя, но так как урожайность его выше, то ему должно быть отведено третье место в ряду других возделываемых чеченцами растений. В Осетии просо дает урожай сам 11,6, в Чечне – сам 7,6, а в Кабарде сам 7. Следовательно, по урожайности чеченское просо занимает в Терской области среднее место, хотя, вообще говоря, ближе подходит к низшим цифрам урожая. В питании населения оно не играет такой роли, как в Кабарде, и возделывается, главным образом, в зависимости от наличности подходящей для него земли. Общая стоимость урожая проса, при средней цене на него в 40 к. пуд, не превышает 62693 р.
Ячмень, по роли его в сельском хозяйстве чеченцев, занимает четвертое место. В Терской области самый высший урожай дает он в Кабарде – почти сам 5,5; следующее место по урожайности занимает Чечня, где урожай ячменя в среднем, за последите 5 лет, достигал почти 4,8; в Осетии он опускается до сам 3,7. При весе четверти ячменя в 7½ пудов и стоимости пуда около 50к. , ценность урожая его в Чечне простирается до 48030 р.
Посевы овса в Чечне, как и везде у туземцев Северного Кавказа, незначительны. Эго объясняется тем, что для лошадей туземцы больше привыкли давать в корм кукурузу и ячмень, чем овес. В Кабарде, например, его почти совсем не сеют. В Осетии он дает урожай сам 3,7, а в Чечне значительно выше – сам 4,8. При среднем весе четверти овса в 5½ пудов и цене пуда в 50к., стоимость всего урожая его в Чечне едва простирается до 15906 р.
Сбор ржи и яровых хлебов, не поименованных выше, а также и сбор картофеля в общем чрезвычайно незначительны. Эти растения не имеют никакого значения в сельском хозяйстве Чечни. Общая стоимость ежегодного урожая их не превышает 3760 р.
Таким образом, сбор хлеба в пудах и стоимость его выражаются в Грозненском округе в следующих цифрах:
За 2672184 п. кукурузы, по 40 к. п., всего 1068874 р.
495630 пшеницы, по 80 к. – 396504 р.
156732 проса, по 40 к. – 62693 р.
96060 ячменя, по 50 к. – 48030 р.
31812 овса, по 50 к. – 15906 р.
5840 картофеля и разных яровых хлебов, считая по 40 к. п., всего 2336 р. и
3186 ржи, по 45 к. – 1434 р.
Всего за 3461444п. – 1595777р.
На каждого чеченца Грозненского округа приходится немногим более 20,4 пуда хлеба, а на каждую семью 107,5 пуд. Если принять в расчет, что в 1891 голодный год в России на семью в 5 душ оказалось достаточным 67½ пудов хлеба и что умеренность в пище кавказских горцев поистине феноменальна, то для чеченской семьи в 5,27 душ годовое потребление хлеба можно определить в 71,14 пуда. Но при этом необходимо допустить, что чеченские лошади не имеют зернового корма. В таком случае каждая семья будет иметь остаток около 36,4 пуда хлеба, из которых на осеменение полей пойдет около 11,1 пуда и на продажу остаются более 25,2 п., стоимостью до 11 р. 62 коп. Все же чеченцы Грозненского округа, в количестве 31945 семей, высеяв свыше 370 тыс. пудов хлеба и оставив себе на потребление до 2280 тыс., получают возможность продать до 810 тысяч пудов, на сумму по крайней мере в 374 тыс. руб. Хотя в общем сумма эта очень не велика, но по сравнению с другими народностями Кавказа и России важна уже сама возможность выручить ее, прокормив при этом себя. Кабардинцы, при значительно больших размерах землевладения, могут продать только 567 тыс. п. хлеба, а ингуши и того менее. В России же целые губернии производят менее хлеба, чем требуется на продовольствие. Однако, рассматривая результаты земледелия в Чечне, необходимо помнить, что мы взяли минимальную продовольственную норму, достаточную только для чеченца, и не выделили ни одного зерна на корм скота. Хотя рабочий скот в Чечне – волы и не требуют зерна, а лошадей кормят им очень мало, тем не менее для улучшения будущности сельского хозяйства в крае необходимо уделить часть зерна на корм скота. Отсюда очевидно, что продажа чеченцами хлебного зерна из своего хозяйства производится на счет развития собственного же хозяйства и что увеличение количества производимого зерна в ближайшем будущем очень желательно.
Следовательно, только по числу лошадей Чечня уступает другим местностям России. По числу же крупного рогатого скота, приходящегося на 100 душ населения обоего пола, она занимает одно из первых мест, а по числу мелкого окота среднее. В отношении же количества скота к территории Чечне принадлежит второе место в области. Так, в Нальчикском округе (кабард.) на 100 дес. земли приходится всех вообще домашних животных 84,3 голов; Грозненском (чеченцы) – 77; Владикавказском (осетины) – 58; Хасав-Юртовском (преимущественно кумыки) – 57,4; Сунженском отделе (ингуши и казаки) – 49,3; У терских казаков вообще – 37,5.
Хотя эта таблица вычислена для всего скота данного округа, а не для каждой народности отдельно, но тем не менее она вполне характерна для суждения об отношении площади земли у туземных племен Северного Кавказа к числу их скота, так как в указанных округах и земля и скот, принадлежащие владельцам других народностей, составляют исключение. Однако рассмотрение общих для всей чеченской территории цифр еще не дает полной картины скотоводства в крае. Для этого необходимо обратиться к данным по отдельным местностям Чечни и относительно отдельных групп скота.
Крупный рогатый скот играет важнейшую роль в крае, так как он вместе с тем и рабочий скот, и доставляющий молочные продукты, идущие в пищу населения. На 100 жителей, как мы уже видели, крупного рогатого скота приходится 104,1 гол., из коих, считая около 39% на молодняк, до 64-х голов эксплуатируются или как рабочий скот, или как молочный, или как производители. Таким образом, каждый дом имеет приблизительно 3,37 гол. Взрослого скота и немногим боле 2-х голов молодняка. Всего же на чеченский дом приходится 5,46 год. крупного рогатого скота. Если же исключить из подсчета семейства, не имеющие такового, то на каждый из остальных дворов придется 5,7 гол. рогат, скота. В Кабарде же его на каждый двор насчитывают 11.5 гол. у Терских казаков 5.5, у ингушей 4,6, а у русских крестьян 1,6 гол. Такое благоприятное положение Чечни по отношению к крупному рогатому скоту очень мало изменяется и по отдельным местностям края. В горной части, хотя абсолютная цифра скота меньше, но на 100 жителей приходится его больше, а именно – 114,6 голов. Здешнее население, будучи стеснено в земледелии недостатком пахотных мест, стремится увеличить, насколько возможно, количество рогатого скота. В плоскостной Чечне на 100 жителей приходится 99 голов. Цифра эта хотя и меньше средней по Чечне, но тем не менее в три раза больше средней по Европейской России, почти в 1½ раза больше чем у осетин и немногим больше вредней у ингушей.
Относительно благоприятная картина развития скотоводства у чеченцев мало меняется и в том случае, если мы обратимся к числу домохозяйств, не имеющих совсем крупного рогатого скота. В то время, как у кабардинцев 5,1% домохозяев не имеет крупного рогатого скота, у ингушей уже – 5,4%, у осетин – 6,2%, у терских казаков – 10,4%, у крестьян Московской губернии – 21%, среди чеченцев совсем не имеющих крупного рогатого скота насчитывают всего 1366 домохозяйств, составляющих лишь 3,9% общего числа их. В этом отношении Чечня занимает одно из первых мест во всей России. Такое относительно небольшое количество домов, не имеющих скота, при чеченском малоземелье, трудно поддается объяснению. При сравнении величины надела с количеством бесскотных домохозяйств оказывается, что в малоземельной горной полосе число домохозяйств, не имеющих крупного рогатого скота, составляет всего 1,44% тогда как в относительно многоземельной плоскостной части оно возрастает до 5,2%. Отсюда можно было бы заключить о прямом отношении количества земли к количеству бесскотных хозяйств: чем больше земельный надел, тем больше бесскотных и наоборот. Но такой вывод был бы поспешным. Следя на плоскости за количеством бесскотных хозяйств в отдельных аулах, можно, наоборот, проследить увеличение их с уменьшением размера наделов. В России, в свою очередь, констатировано обратное отношение величины наделов к числу бесскотных хозяйств. В виду этого, уменьшение последних в малоземельной горной полосе Чечни объясняется, по всей вероятности, другими общекультурными условиями. К числу их необходимо отнести меньшее количество семейных переделов и большее сохранение родовых форм общины, меньшее число в изолированных горных общинах тех соблазнов, которые всегда имеют влияние при близком сношении патриархальных народов с более культурными и, разрушая патриархальный быт, влияют на понижение уровня народного хозяйства и некоторые другие условия быта горных чеченцев.
В общей цифре рогатого скота по Терской области рабочих волов состоит 27,7%. Применяя это же отношение и к Чечне, находим, что собственно рабочий скот в ней состоит из 53247 голов, распределяя который по числу домов, получим на каждый 1,52. Такого количества в общем для обработки полей нельзя признать достаточными, а потому необходимо допустить, что с расширением земледелия в крае будет расширяться и скотоводство. О том, в какой мере развивается оно в настоящее время, мы не можем судить за неимением данных собственно о чеченцах. Но что оно все-таки прогрессирует, об этом можно заключить из общих данных по Грозненскому округу. В этом последнем в 1889 году всего рогатого скота состояло 189380 гол., а в 1892 г. уже 214021. т. е. прибавилось на 24641 голову. Следовательно, число рогатого скота увеличивалось ежегодно более чем на 6½%. Такое увеличение, разумеется, нельзя отнести на счет естественного прироста, но возможно допустить, что с заметным оживлением края в последние годы, увеличилось и число скота. Это тем возможнее, что Грозненский округ до последнего года страдал от чумы рогатого скота – этого общего бича Северного Кавказа – меньше других местностей.
Немаловажное значение в экономической жизни чеченского населения имеет также и мелкий скот. Так как все чеченцы мусульмане, то свиней они не держат, а все 362528 голов мелкого скота, числящегося у них, состоят из овец и коз Последних числится около 25% и, следовательно, три четверти указанного числа относится к овцам. На каждые 100 душ населения обоего пола приходится, как мы уже видели, более 196,2 голов мелкого скота. Но распределяется он в различных местностях края неодинаково. В то время, когда плоскостные чеченцы имеют на 100 жителей всего 119,5 голов мелкого скота, горцы располагают 335,5 голов, т. е почти втрое больше. При этом наблюдается, что и в горах не все местности одинаково богаты мелким скотом. Седьмой полицейский участок Грозненская округа, в верховьях Шаро-Аргуна, располагает наибольшим количеством мелкого скота. Здесь на 12 тыс. жителей насчитывают более 77 тыс. овец и коз. Затем следует 6-й участок, в верхнем течении Чанти-Аргуна, где на 15½ тыс. жителей значится свыше 65½ тыс. голов мелкого скота. Восьмой участок, по верховьям Хулхулау, имеет количество овец близкое к среднему по всей горной Чечне. Пятый же и девятый участки, расположенные в Черных горах, имеющих относительно большее количество пахотных мест, на каждых 100 жителей располагают почти таким же количеством овец и коз, как и плоскостные жители. Таким образом, количество мелкого скота по отношению к населению значительно увеличивается по мере углубления в горы и, следовательно, по мере уменьшения удобных для пахоты мест. Общая цифра мелкого скота, приходящегося на каждый дом, превышает 10,3 голов, но она значительно изменится, если из подсчета исключить всех домохозяев, совсем не имеющих ни овец, ни коз. Таких домохозяев на плоскости много больше, именно 12476, составляющих 54,7% общего числа их, а в горах 3507 или 28,8% всех. Всего же по Чечне не имеют мелкого скота 45,66% домов, в количестве 15983. Исключая их из общего числа домохозяйств, находим, что на одно хозяйство в среднем приходится более 19-ти голов мелкого скота по всей Чечне, более 12,9 голов на плоскости и свыше 25,4 в горах. Очевидная отсюда крайняя неравномерность в распределении мелкого скота ведет к тому, что половина населения имеет его с избытком, а другая совсем не имеет. Это явление, к сожалению, свойственно всем горцам Северного Кавказа. Так, среди осетин насчитывается 41,5% домохозяев, не имеющих мелкого скота, среди плоскостных ингушей 44,3%, среди кабардинцев 48,4%. По сравнению с последними, чеченцы поставлены еще несколько благоприятнее. Но положение их все-таки незавидно и представляет огромный интерес. Отсутствие подворного статистико-экономического исследования в Чечне лишает нас возможности проследить развитие овцеводства по домохозяйствам и решить вопрос о том, в каком отношении находится количество пахотной земли у отдельных домохозяев к количеству мелкого скота и не ведет ли скопление его в руках одной части населения к мобилизации у нее же земель, находящихся в родовом владении, или наоборот. Вопрос этот настолько важен, что решать его на основании общих соображений, без цифровых данных, невозможно. Но и теперь можно констатировать, что отсутствие мелкого скота почти у половины населения, при общем малоземелье его, не может не отражаться тяжело на экономическом положении его и, следовательно, так или иначе влиять на хозяйственность и возможность самостоятельно вести земледельческое хозяйство.
Для суждения о развитии овцеводства мы располагаем данными о числе мелкого скота за 1888 и 1891 годы в Грозненском округе. В первый из названных годов мелкого скота насчитывалось 323,039 голов, в последний же 344,741. Таким образом, за три года последовало увеличение на 21701 головы, т. е. несколько более чем на 2,2% в год. Очень возможно, что увеличение шло бы быстрее, если бы не тяжелые зимы 1888 и 1889 годов, в которые очень много погибло «баранты» от необычайных для Северного Кавказа морозов.
Коневодство, как одна из отраслей скотоводства, играет наименьшую экономическую роль в Чечне. Лошадь здесь для хозяйственных целей употребляется мало; главную, и почти исключительную, роль рабочего скота играют быки, а потому лошадь нужна преимущественно для верховых поездок, да для джигитства. На 100 душ населения у чеченцев приходится 9,2 лошади, т. е. в пять раз меньше, чем у кабардинцев, в три раза меньше, чем у русских крестьян, в 2½ – чем у терских казаков и ингушей и почти в два раза меньше, чем у осетин. В общем две чеченские семьи имеют одну лошадь. Но если исключить из подсчета 21136 домохозяев, совсем не имеющих лошадей, то на долю остальных в среднем приходится 1,23 голов. Таким образом, число безлошадных по всей Чечне чрезвычайно велико и достигает 60,36%. Это, по всей вероятности, единственная народность в России, имеющая такой огромный процент безлошадных. Число их понижается в горах до 48,3% и повышается на плоскости до 66,7%. Следовательно, по отношению к лошадям, как и по отношению к крупному рогатому и мелкому скоту, условия горной части Чечни более благоприятны, чем плоскостной, где число безлошадных достигает двух третей всех домохозяев. Такое незначительное число лошадей, вместе с крайне неравномерным распределением их, разумеется, составляет крупное экономическое зло. Но тем не менее, в виду указанной незначительной роли лошадей в хозяйстве чеченцев, зло это не имеет решающего значения. В хозяйственных работах лошадь чеченцу оказывается почти ненужной. В исторической борьбе своей с соседями он тоже не воспитал в себе потребности в лошади. В то время, когда кабардинец был страшен своими лихими кавалерийскими атаками и набегами, чеченец пугал своими завалами, которые воздвигал в непроходимых лесах и в которых скрывался пешком. Конные горцы играли роль преимущественно в наступательной войне, чеченцам же, в последние годы их самостоятельной политической жизни, приходилось вести почти исключительно оборонительную войну. Поэтому в лошади он нуждался сравнительно мало, а в хозяйственной жизни обходился волами. Эти же черты он сохранил, очевидно, и до сих пор, вследствие чего недостаток лошадей в Чечне, понижая общую стоимость народного достояния, тем не менее, как мы уже говорили, не имеет решающего значения для его хозяйства и всей экономической жизни.
Что касается развития коневодства, то в общем оно несомненно совершается довольно быстро, почти так же, как и развитие скотоводства вообще. В 1888 г. в Грозненском округе насчитывалось 14171 лошадь, а в 1891 г. число их возросло до 16879, т. е. несколько больше чем на 6% в год. В виду этого возможно допустить, что коневодство будет прогрессировать и в будущем.
Таким образом, из предыдущего очевидно, что по отношению к скотоводству Чечня ни чем особым не выделяется среди других местностей Северного Кавказа, за исключением разве относительно небольшого количества лошадей в ней. В горных местностях Чечни, как и в горах Осетии или Кабарды, скотоводство служит или главным занятием жителей, или играет в экономической жизни их такую же роль, как и земледелие. На плоскости же земледелие, как занятие более доходное, развивается гораздо быстрее и уже далеко оставило за собой скотоводство. Но в виду естественных условий края, последнее, вероятно, еще долго будет иметь важное значение в горной части его. В видах предоставления возможности чеченцам мирным трудом снискивать себе средства к жизни, было бы весьма желательно, чтобы вопросы скотоводства обратили на себя внимание, какое уже выпало на долю тесноземелья. Особенно интересно было бы выяснить причины существования огромного количества хозяйств, не имеющих мелкого скота, с тою целью, чтобы затем, сообразно с собранным фактическим материалом, принять меры к устранению этого зла. Только при посредстве таких мер и возможно рассчитывать на быстрое замирение края.
Из других сельскохозяйственных промыслов приходится отметить пчеловодство, которое, принадлежа к числу занятий, не требующих большой затраты силы и усиленной работы, может однако давать более или менее значительные доходы, а потому считается излюбленным чеченцами. Развитие этого промысла вполне благоприятствует климат Чечни, обилие лесов и вообще южная растительность. Поэтому чеченцы занимаются пчеловодством в значительно большем размере, чем их соседи — осетины, кабардинцы, ингуши и кумыки, но все-таки не в той мере, в какой можно было бы ожидать, судя по характеру промысла и благоприятным естественным условием для него. В 1891 году в Грозненском округе было 640 домохозяев, занимавшихся пчеловодством; следовательно, один пчеловод приходился почти на 51 домохозяина. Каждый пчельник состоял в среднем из 18,3 ульев, а общее число их у всех пчеловодов достигало 11740. Пчеловодство в крае то падает, то развивается. В начале 80-х годов оно достигло относительно большого развития, но затем, под влиянием неблагоприятных атмосферических условий, пришло в упадок. В 90-х годах оно снова начинает подниматься. За год с 1890 на 1891 год в Грозненском округе прибавилось 97 пчельников и 2203 улья. В последний год доходность от пчеловодства определялась в 22760 рублей, что составляло около 23 коп. на душу мужского пола. Несмотря на то, что условия для пчеловодства, за немногими исключениями, везде хороши, сосредоточивается оно преимущественно в предгорной полосе и особенно в 5-м (Шатоевском) полицейском участке. Здесь пчеловодством занимаются жители Борзоевского и Больше-Варандинского старшинств, а также некоторых других селений. Процветавшее некогда разведение марены теперь встречается в виде исключения.
Затем в числе сельскохозяйственных промыслов чеченского населения, отмечают плодовое садоводство и виноградарство, значение которых в экономической жизни населения, впрочем, совсем невелико. Плодовых деревьев здесь, правда, довольно много, особенно в местностях, изобиловавших лесом, но они редко составляют сплошные насаждения, а образуют, большею частью, небольшие садики при усадьбах и на лесных полянах. Фрукты в значительной части потребляются самими же хозяевами таких садиков и только отчасти идут в продажу. Виноградарством известны в Грозненском округе селения Брагуны, Амир-Аджи-Юрт и другие. Но и здесь оно далеко не так развито, как в левобережных теречных станицах. В последние 1890–1891 годы число садовладельцев не увеличивается и ограничивается всего 819-ю. Количество получаемого из этих садов винограда за те же годы колебалось от 49 тыс. пудов почти до 88 тысяч, а выручка за выделанное вино от 10½ тыс. рублей до 22,7 тыс. Кроме того, от 20 до 40 тыс. пудов винограда идет в продажу в сыром виде. Считая среднюю стоимость пуда винограда в 20 к., находим, что население зарабатывает на нем еще от 4 до 8 тыс. рублей. Общая же выручка от винограда, колеблясь от 15 до 30 тыс. рублей, в среднем достигает приблизительно 22,5 тыс., что на душу населения мужского пола дает около 17 коп.
Стесненные в количестве своих земель и в особенности земель пригодных для пахоти, чеченцы, как уже было сказано, не всегда охотно обращаются к разработке пространств, поросших чилизником, или к орошению безводных мест. Огромный труд, который приходится затратить на эти работы, мало привлекает чеченцев, особенно в тех случаях, когда удобную для посевов землю возможно получить недорого и без большого труда. А случаев таких, в некоторых местах Чечни и особенно близ Кумыкских земель, составляющих северо-западную границу ее, немало. Кумыкские князья и помещики, получив в свое владение половину всех земель и потеряв даровых работников в виде зависимых сословий, остались без рабочей силы. Огромные земли их не эксплуатировались и не приносили дохода; при таком положении дела, всякая аренда земель являлась для них очень желательной, на каких бы то ни было условиях. А так как хозяйство других народностей – русских, тавлинцев и кумыков, вблизи вороватых чеченцев, почти невозможно, то чеченцы, по отношению к аренде, не имеют конкурентов и пользуются землей кумыкских владельцев на очень выгодных для себя условиях. Так, в 1890 г. в хуторе Туршуной Хасав-Юртовского округа чеченцы арендовали у княгини Эльдаровой 2 тыс. дес. земли за 240 рублей в год, в хуторе Кобал-Отав они сняли у князя Алибекова тоже 2 тыс. дес. за 300 рублей в год, в хуторе Патимат-юрт 663 десятины, принадлежавшей княгине Уцмиевой и Бабатову, заарендованы чеченцами за 330 р. Впрочем, в некоторых случаях, арендная плата повышается. Так, в хуторе Симсир, того же Хасав-Юртовского округа, чеченцы взяли у Даутова445 десятин за 500 руб., а у купца Ярмаркина в хуторе Чома – 200 дес. за 300 рублей. Таким образом, арендная плата за землю, начинаясь от 12 к. за десятину, доходит в отдельных случаях до 1 р. 50 к. При таких условиях аренда могла бы сделаться довольно выгодным занятием для населения, и нет сомнения, что в будущем она получит более значительное распространение, чем имеет теперь. О числе арендных случаев и арендаторов точных сведений нет, но судя по тем, которые занесены в «Статистические Таблицы», их немного. Несомненно, что проведение в крае железной дороги дает толчок и этому занятию жителей.
Кроме земледелия и скотоводства, чеченцы, до окончательного покорения их русскими, промышляли разработкой и продажей леса. В течение зимы они заготовляли строевой и дровяной лес, таркалы , обручи, клепки и доски. Лес собирался в плоты, которые, во время половодья р. Сунжи, сплавлялись сначала по ней, а затем по Тереку до самого Кизляра, где таких плотов из Чечни набиралось от пяти до восьми сот и даже более. Таркалы, в количестве 5–6 тысяч ароб, также сбывались в Кизляр и соседние с ним места. Туда же везли обручи, клепки и другие материалы для бочек. В общем разработка и продажа леса доставляла им несколько десятков тысяч рублей. Но после восстания 1840 г. и продолжительных военных действий в Чечне, леса ее пали, а вместе с ними пал в прежних размерах и промысел. В настоящее время он дает населению немного и вероятно не больше того, что получается от пчеловодства. Упадок лесного промысла вероятно повлиял на расширение земледелия, но очень мало подвинул вперед такие существовавшие ранее кустарные производства, как бурочные, изделия из шелка, металлические плетения и т. п. Продукты этих производств всегда имеют на Кавказе более или менее обеспеченный сбыт, а потому упадок их только и можно объяснить указанными выше культурными причинами. В виду предпринятого в Терской области в настоящее время изучения кустарных промыслов, мы остановимся на них только в самых общих чертах, тем более, что наши сведения несколько устарели.
Наибольшее экономическое значение в ряду кустарных промыслов чеченцев имеет бурочный промысел, находящейся, как известно, в тесной связи с овцеводством. Процесс подготовки материалов для бурок, а равно и изготовления их были описаны нами в статистико-экономическом очерке о кабардинцах . В Чечне этот процесс почти ничем не отличается от практикуемого в Кабарде, но в общем менее тщателен, а потому чеченские бурки уступают по качеству славящимся по всему Кавказу кабардинским Тем не менее, благодаря тому, что многие чеченские бурки выщелачиваются в минеральных источниках, они нередко отличаются своею тонкостью и легкостью, очень ценными при продаже. Центром производства бурок в Чечне с давних времен считается аул Старый-юрт в Большой Чечне. Отсюда район распространения бурочного промысла тянется к юго-востоку по направлению к Кумыкской плоскости. Постепенно к югу он переходит к суконному промыслу и к добыванию сырья, т. е. шерсти, а к востоку – к суконному и полостяному производствам. Так как овцеводство в Большой Чечне распространено относительно мало, то жители ее, занятые бурочным промыслом, покупают шерсть или в Малой Чечне, или у ингушей. Скупка происходит преимущественно на весенних и осенних ярмарках в г. Грозном, причем приобретается она немытая и не на весь, а рунами, по 25–85 к. за руно. По сведениям г. Маргграфа , бурочным промыслом в Чечне занимается менее 500 семейств с 1230 работницами. Мужчины в этом производстве почти никакого участия не принимают. Производительность, по тем же сведениям, достигает 7400 бурок в год на сумму в 73300 р. Чистый заработок семьи, за вычетом расхода на материал, определяется г. Маргграфом в 67 руб., следовательно, все производство дает чистого дохода приблизительно 83 тыс. рублей. «Статистические таблицы населенных мест Терской области» отмечают очень небольшое число семей, занятых этим промыслом, вследствие чего определить размер и распространенность его в настоящее время невозможно. Но по сведениям местных газет и некоторым другим, производство бурок ежегодно сокращается.
Климатические и почвенные условия Чечни вполне благоприятствуют развитию в ней шелководства. Поэтому еще относительно недавно шелк и изделия из него изготовлялись в очень многих местах плоскостной Чечни. К сожалению, болезнь шелковичных червей, а равно отсутствие хорошей грены и рассадников ее погубили здесь это дело. Тем не менее и теперь в каждом ауле найдется несколько женщин, более или менее искусных в изготовлении различных шелковых изделий, впрочем, кроме тканей.
Техника этого дела в Чечне заключается, по словам г. Маргграфа, в следующем. «Коконы морят на солнце или в печи, вываривают их в теплой мыльной воде и разматывают руками на особом мотовиле в мотки; затем шелк вторично вываривают в мыльной воде или щелоке и прядут веретеном или сучат руками в нитки; в нитках красят в черный, желтый или красный цвет. Иногда этим заканчивается обработка, совершаемая одним лицом, а иногда из ниток делают снурки и тесьму более или менее широкие, проплетают их серебряною или золотою канителью, украшают узелками, обмотанными серебром, и эти снурки продают на цепочки для часов, но чаще для прикрепления пистолетов, взамен дорогой серебряной тесьмы . В продажу чаще поступает шелк сырец смотанный пасмами, или разварной и смотанный крестообразно в мотки. Нисколько реже его продают в снурках и нитках, которые служат чеченкам для вышивания обуви и платья. Сбыт ограничивается г. Грозным и соседними местностями Северного Кавказа. По сведениям г. Маргграфа, в плоскостной Чечне ежегодно производят около 830 пудов шелку. Фунт коконов продается по 25–40 к. или выменивается на аршин ситца; размотанный шелк ценится гораздо дороже, а именно от 1 р. 80 к. до 3 р. 50 к за фунт. Но размотка шелка, в виду отсутствия шелкомотательных станков, и нерациональное замаривание коконов служат существенным тормозом в развитии производства шелка и шелковых изделий в Чечне. А между тем эта отрасль промышленности имеет много данных на процветание и поддержка ее была бы очень желательна как для самих чеченцев, так и вообще для нашей промышленности.
Гончарный промысел, имевший раньше относительно большое распространение, тоже падает с истреблением лесов. Чеченская глиняная поливная посуда предпочиталась русской, так как чеченцы, не стесняемые в топливе, могли хорошо обжигать ее. На очень простом станке для выделки глиняной посуды чеченские мастера изготовляют большие хабары (широкогорлые кувшины), емкостью в ¾ ведра, макитры, чашки на подобие ногайских, узкогорлые кувшины, горшки разной величины, формы и т. и. Все это обжигается в небольшой печи, имеющей аршина 2½ в диаметре и 3 в глубину и подтапливающейся из подземной мастерской. Для поливы чеченцы берут свинец и пережигают его до тех пор, пока он не превратится в окись или свинцовый глет. Разведенный с водой и яичным белком, глет служит для поливы мелкой посуды; для крупной же он приготовляется с нефтью. Полученной смесью вымазывают посуду и ставят в гончарную печь, в которой и выжигают посуду в течение двух суток на беспрерывно поддерживаемом огне. Промысел распространен в Большой Чечне, в селениях Шали, Старый-юрт, Новый-юрт, Шали-юрт и др. Чистый годовой заработок от него простирается до 120 руб. на семью каждого мастера.
В семидесятых годах гончарный промысел стал соединяться вместе с черепичным и кирпичным, пока эти последние почти совсем не вытеснили первый. В настоящее время производство черепицы получает преобладание, затем следует уже кирпичное. Черепичных заводов в Грозненском округе к 1892 г. насчитывалось 18, кирпичных 14, а гончарных всего 7. Чистый годовой заработок от черепично-кирпичного производства простирается до 100 руб. на семью каждого кустаря. Дальнейшие затруднения в эксплуатации лесов, вероятно, еще больше усилят нужду в черепице и кирпичах, а потому возможно ожидать развития производства их.
Среди других промыслов необходимо отметить водяные мельницы, которых к 1892 г. в Чечне насчитывалось около тысячи. Но значительная часть их принадлежит к числу так называемых горских мельниц, с производительностью 2–5 мер в сутки. Поэтому значение их чисто хозяйственного характера, а никак не промышленного.
Сведений же о таких занятиях, как охота, рыбная ловля, отхожие и другие промыслы, мы совсем не имеем. Впрочем, роль их в экономической жизни населения едва ли значительна.
Таким образом, кустарные промыслы в Чечне, за исключением разве одного черепично-кирпичного, находятся в периоде упадка. А между тем, в виду тесноземелья в крае, они могли бы иметь значение в экономической жизни населения. Поэтому было бы очень желательно обратить серьезное внимание на поддержку и развитие их. Первый шаг для этой цели, заключавшийся в подробном изучении промыслов, уже сделан. Теперь остается приняться за разработку практических мероприятий, направленных к поддержке промыслов, и за осуществление этих мероприятий в жизни.
ГЛАВА VI.
Платежи чеченцев.
Казенные и общественные платежи. – Распределение их и сравнение с платежами других туземцев. – Средства населения для погашения платежей.
Более или менее правильная организация податного дела в Чечне была введена еще при Шамиле. На содержание муртазеков, духовенства, мечетей, бедных, вдов и сирот, на военные действия и пр. им были установлены особые подати, составлявшие так называемую шариатскую казну. Главная подать носила название закята. Взималась она с доходов от имений и составляла десятую часть этих доходов. Немалым источником служили для Шамиля штрафы, взыскивавшиеся за разного рода преступления, и конфискованные, после казни преступников, имущества. Наконец, в пользу шариатской казны шел хумс, т. е. пятая часть со всей военной добычи. Сюда относились и пленные, так как пятая часть суммы, вырученной от продажи их, обращалась в шариатский доход. С переходом Чечни во власть России, податное дело было организовано в ней не сразу. Сначала здесь существовало несколько частных сборов, но с 1866 г. Его Высочество Наместник Кавказский Великий Князь Михаил Николаевич согласно представлению начальника Терской области, постановил взимать с чеченцев, а равно и с других туземцев Северного Кавказа, особый государственный налог, под названием государственной подымной подати. Размерь ее для чеченского округа был определен в 3 руб. с дома, т. е. со двора, имеющего самостоятельное хозяйство, а для Ичкеринского и Аргунского округов по 1 руб. Таким образом, русская податная система игнорировала доход семьи или отдельного плательщика и совершенно независимо от этого дохода определяла платеж с семьи. Подымный сбор хотя и отличается несколько от подушного в России, но имеет один с ним характер и справедливо причисляется к наименее совершенной форме налогов, называемых личными. По сравнению с ним азиатские формы обложения, заключающиеся, главным образом, в сборе известной части урожая или вообще дохода, в принципе, как сборы подоходные, более справедливы. Но при низком культурном уровне плательщиков и сборщиков, при постоянных злоупотреблениях последних, сборы в роде закята нередко обращались в прямые грабежи. Поэтому даже подымная система определенных платежей для большинства населения оказывается, если платежные ставки не велики, гораздо удобней и проще. Ставки же казенного подымного налога в Чечне, определенного с 1866 года, не могут быть названы чрезмерными. С тех пор они не изменялись до последнего времени; но с 1887 г. туземцы Северного Кавказа, освобожденные от отбывания воинской повинности натурою, привлечены к платежу нового казенного налога, называемого «налогом взамен отбывания воинской повинности натурой». Размер его не превышает 22 коп. с дома; следовательно, и он настолько незначителен, что вместе с казенным подымным налогом почти не увеличивает податного бремени чеченцев в пользу казны. Не изменяясь почти в течение 27 лет, подымное обложение в настоящее время потеряло всякое соотношение с платежной состоятельностью жителей. В 1890 году оклад его, вместе с воинским налогом, по данным местных финансовых органов, определялся в следующих размерах:
С чеченского населения, проживающего в плоскостной части Чечни:
в 1-м полицейском участке Грозненского округа 15190 р.
2-м – 12000
3-м – 10527
4-м – 10701
Надтеречном – 10353
в местностях Хасав-Юртовского округа – 5396
Всего в плоскостной части – 64167 р.
В горной Чечне: в 5-м полицейском участке Грозненского округа – 1618 р.
6-м – 2543.
7-м – 2115.
8-м – 3514.
9-м – 2455.
Всего в горной Чечне 12245 р. Итого во всей Чечне – 76412 р.
Последняя перепись платежных домов производилась в 1886 г. и, как известно, вызвала брожение в населении, едва не окончившееся открытым восстанием. При возбужденном состоянии умов в Чечне перепись эта составлялась, вероятно, не с достаточным расследованием показаний относительно числа домов. Были случаи, когда в больших нераздельных семьях женатые сыновья, живущие при отце, показывались отдельными домами и, наоборот, отдельные записывались вместе с отцом. Поэтому в перепись вкрались неточности, хотя они и не были значительны. Но с 1886 г. произошли многие семейные разделы и действительное число домов увеличилось. Вследствие небрежности сельских властей, о возникновении новых хозяйств своевременно не сообщалось по начальству, а потому оклад казенных подымных платежей исчислялся по старым данным о количестве домов. Результатом этого было то, что при внутренней аульной разверстке исчисленного оклада между наличными домами платежи, приходящиеся на каждый дом, были уже несколько ниже тех ставок, которые указывались распоряжением Его Высочества Наместника Кавказского в 1866 г. Так в 1890 г. на платежный дом в плоскостной Чечне, как видно из вышеприведенной таблицы, приходилось подымной подати уже не 3 р., а немногим более 2 р. 81 к., но и то вместе с воинским налогом. В горах же, вместо 1 р. 22 к., по обоим налогам пришлось всего по 1 р. Средний платеж по всей Чечне едва превышает 2 р. 18 к. с наличного дома. Отсюда очевидно, что за все 25 лет (т. е. до 1891 г.) податное бремя от подымного налога для каждого плательщика в отдельности скорее уменьшилось чем увеличилось. Но оставаясь почти неподвижным по отношению к казенным налогам, оно не было неизменным в отношении других платежей. По мере развития русского правления в крае, возникали и новые потребности, которые необходимо было удовлетворять при посредстве новых сборов. Так натуральная подводная повинность была переверстана в денежную, под названием аробной. Размер ее в 1890 г. определялся в 20 к. с дома. Затем на содержание земских в обывательских лошадей для служебных разъездов должностных лиц и пересылки казенной и частной корреспонденции был установлен особый сбор но 66 к. с дома. С организацией аульных и сельских правлений, с учреждением сельских писарей и канцелярий, пришлось назначать новые средства, которые собирались с того же населения. Наконец, для ограждения личной и имущественной безопасности жителей приходилось принимать немало мер, вызывавших тоже относительно значительные расходы. Таким образом, в конце концов установились, кроме вышепоименованных, еще сборы на жалованье сельских писарей, фельдшеров, караульных и рассыльных, на канцелярские расходы сельских правлений, на ремонт сельских общественных зданий, мостов, а частью и дорог, на отопление милиционерских постов и ремонт их, затем на жалованье мусульманскому духовенству, на содержание грозненской горской школы и на некоторые другие расходы, именуемые обыкновенно «разными». В 1891 г. в этой последней рубрике расходов значилось по Грозненскому округу около 4074 р. На жалованье должностным лицам сельских правлений в том же году шло 5621 р., на содержание духовенства 1618 р., а на школы всего 754 р. В общей же сумме все негосударственные платежи, по данным «статистических таблиц», составляли в плоскостной части Чечни 38955 р., в горной 15714 р., по всей Чечне 54669 р.
Так как земские повинности в Терской области еще не введены, то все означенные сборы относятся к числу общественных или мирских. Впрочем, само население выделяет некоторые из них и придает им значение земских. Но в виду предстоящего введения земских повинностей в крае и определенного, согласно закону, разграничения платежей земских и мирских, нет надобности удерживать старое деление, а потому возможно за всеми означенными сборами оставить общее им название общественных сборов. При этом однако необходимо иметь в виду, что некоторые из них, как аробные, на земских лошадей и др., устанавливаются не самими сельскими обществами, а административными властями, другие же, как содержание сельских писарей, духовенства и пр., определяются в своих размерах волею общин. Те и другие сборы, как видно из вышеприведенных данных, не достигают 55 тыс. рублей и в общей сумме своей не достигают размера казенных платежей. В среднем по всей Чечне они не превышают 1 р. 56 к. с дома, колеблясь однако от 1 р. 28 к. в горной части почти до 1 р. 71 к. на плоскости. Таким образом, абсолютные цифры общественных сборов, как и казенных налогов, в горах меньше, чем на плоскости, но во всяком случае не в той мере, в какой возможно было бы ожидать, имея в виду, например, земельное обеспечение жителей той и другой части края. В то время, когда население горной полосы имеет в среднем на дом 3,43 десятины, т. е. почти в 3,28 раза меньше плоскостного, располагающего 11,25 дес., платить первое казенных и общественных повинностей в 2 раза меньше. Неравномерность обложения всеми сборами особенно очевидна из следующей таблицы, в которой показаны казенные и общественные платежи, лежащие на плоскостном и горном населении Чечни, а также на некоторых других народностях.
Таким образом, каждый наличный дом у плоскостных чеченцев, равно как и каждая наличная душа мужского пола платят почти вдвое больше, чем у горных, но каждая десятина земли, находящейся во владении первых, несет чуть в три раза меньше платежей, чем в горах. Обстоятельство это имеет тем большее значение, что основанием для введения самого крупного местного налога подымной подати служило, между прочим, и «право пользования населением, без изъятия кого бы то ни было, землею». В виду этого как местными, так и центральными властями давно сознана необходимость преобразования подымной подати в государственный поземельный налог с тем, чтобы размер его исчислялся пропорционально доходности с земли.
Сравнивая чеченские платежи с таковыми же у других народностей Северного Кавказа, находим, что чеченцы польгочены больше других. Каждый платежный дом даже в плоскостной Чечне несет почти в два раза меньше платежей, чем у терских казаков, кабардинцев и ингушей, почти в три раза меньше, чем у осетин и в шесть раз меньше тех платежей, которые приходятся на долю щигровских крестьян Курской губернии. Налоговое бремя, приходящееся на каждого плоскостного чеченца мужского пола, в полтора раза меньше, чем у кабардинцев и терских казаков, в два раза меньше осетинского и ингушского и почти в пять раз меньше крестьянского. Но такие благоприятные для чеченцев данные, получающиеся при разверстании налогов по лицам и домам, не имеют существенного значения, так как при правильной податной системе объектом обложения должен служить доход плательщиков, а при менее правильной, но все-таки более совершенной чем личное обложение, – имущество их. По отношению к последнему, заключающемуся прежде всего в земле, мы имеем уже менее благоприятные для чеченцев данные. Оказывается, что они платят в среднем с каждой десятины земли, находящейся в их владении, в два с половиной раза больше, чем терские казаки, и столько же, сколько кабардинцы. По сравнению же с осетинами, они платят в два раза меньше и в 2½ раза меньше ингушей. Русские же крестьяне щигровского уезда несут со своей земли в 10 раз больше платежей, чем чеченцы. Следовательно, эти последние уравнены с кабардинцами и значительно польгочены сравнительно с плательщиками других народностей, за исключением только терских казаков. Но при всем том они, как мы уже видели, распределяются между чеченским населением крайне неравномерно, вследствие чего земли горского населения обложены почти втрое больше плоскостного. В этом отношении платежи в Чечне ничем не отличаются от таковых же у других туземцев Северного Кавказа.
Что касается натуральных повинностей, то к сожалению мы не располагаем сколько-нибудь полными данными о них.
Несомненно лишь, что самая важная из них дорожная вместе с тем и наиболее тяжела для населения. Для административных и хозяйственных целей чеченцы вынуждены заботиться об относительно хорошем состоянии своих дорог. На плоскости эти заботы ограничиваются поддержкой мостиков, исправлением спусков на оврагах и т, п. незначительными работами. Но в горах как проведение дороги вновь, так и поддержка ее стоят огромных трудов. Здесь приходится взрывать скалы, отбрасывать в сторону камни в десятки и сотни пудов, делать подпорные стенки или медленно, небольшими кусочками разрушать выступы таких горных пород, которые не всегда поддаются ударам тяжелой стали. Разработка горных дорог – это поистине египетский труд, требующий много сил и средств. Даже поддержание уже существующих дорог в исправном виде настолько тяжело, что не всегда может считаться посильной горным общинам Таким образом, и натуральные повинности, подобно денежным, гораздо тяжелее в горах, чем на плоскости. Такое распределение их лишний раз показывает всю крайнюю необходимость, во-первых, переложения натуральных повинностей в денежные, а, во-вторых, равномерного распределения их между населением путем введения губернских земских повинностей, разверстка коих производилась бы сообразно с доходностью различных имуществу принадлежащих населению. Судя по газетным известиям, такая именно реформа податного дела подготовляется к осуществлению в недалеком будущем.
Теперь обращаемся к подсчету тех средств, которыми располагает население для удовлетворения своих насущных потребностей и для уплаты лежащих на нем денежных сборов.
Средний урожай хлебов может, как мы уже видели, за вычетом потребления и посевных семян, дать чеченскому населению Грозненского округа до 374 тыс. рублей дохода от продажи зерна. Считая, что каждая чеченская семья Хасав-Юртовского округа продает столько же, сколько и Грозненская, находим, что чеченцы Хасав-Юртовского округа тоже могут выручить до 35½ тыс. руб. Затем допустим, что продукты молочного хозяйства от крупного рогатого скота идут на потребление, а все вообще доходы от этого окота и коневодства – на удовлетворение других потребностей населения. В таком случай остаются еще доходы от овцеводства. Предполагая, что часть продуктов овцеводства поступает для удовлетворения потребностей овцеводов, все-таки необходимо допустить, что при самых неблагоприятных условиях оно должно приносить около 20 к. с головы, а всего не менее 72 тыс. рублей. Затем пчеловодство, как видно из предыдущей главы, дает 22,8 тыс. рублей, виноделие – 22,5 тыс., лесной промысел столько же сколько пчеловодство, шелководство – в среднем 15 тыс., а гончарное, кирпичное и черепичное производства вместе 4 т. р. В таком случае, не считая доходов от аренды земель, от охоты, рыболовства, кузнечества, отхожих и других промыслов, сведениями о которых мы не располагали, общая сумма денежных поступлений у чеченцев исчисляется приблизительно в 588 тысяч рублей. Из этой суммы чеченцы должны выплачивать 131 тыс. рублей различных платежей. Следовательно, на долю населения остается 457 т. рублей, что на семью составит более 13 рублей.
Доход этот, разумеется, очень невелик, но уже одна возможность получения его показывает, что чеченцы находятся не в худшем, а нередко и в лучшем положении, чем многие русские крестьяне. С введением же здесь податной реформы и земских повинностей есть надежда, что распределение платежей будет правильнее и равномернее, а потому и наименее платежеспособное население Чечни получит возможность иметь те остатки от хозяйства и промыслов, которых лишено до сих пор. Но вместе с тем необходимо помнить, что одной податной реформы для замирения края и для большего развития культуры в нем еще недостаточно. Для этой цели, как мы уже видели, нужны: школа, достаточное количество земли и поддержка привычных населению промыслов. Все эти нужды давно намечены, сделались общеизвестными и подготовляются к удовлетворительному разрешению. Будем надеяться, что это последнее не заставит долго ждать себя.
Евг. Максимов.