П. М. Полян
Операция «Чечевица»: немцы на Кавказе и депортация вайнахов в марте 1944 г.
Парадоксально, но на сегодняшний день наиболее изученной темой истории Чечни и Ингушетии в годы Великой Отечественной войны является именно та, что до конца 1980-х гг. была самой закрытой – тема депортаций чеченцев и ингушей. До середины 1950-х гг., когда прозвучали первые половинчатые хрущевские разоблачения, из общественного и государственного обихода в СССР были исключены не только сведения о депортированных и депортациях, но и сами упоминания о них. Непосвященный мог бы догадаться о существовании в СССР, например, чеченцев и ингушей лишь посредством сличения аналогичных справочных источников (энциклопедических изданий, административных карт), датированных временем до и после депортаций.
Даже после частичной реабилитации запрет на «лишнюю» информацию не был снят, и фигура умолчания оставалась преобладающей. Впервые во весь голос о принудительных миграциях в СССР заговорили на Западе. Первые специальные упоминания, первые постановочные и обобщающие исследования, посвященные этому вопросу, вышли именно там, причем на удивление рано. Так, уже в 1960 г., т. е. спустя всего три года после начала процесса реабилитации «наказанных» этносов, в США вышла книга Р. Конквеста «Советские депортации народов». Этнические депортации военного времени в СССР он рассматривал как естественное продолжение колониальной политики царской России. Конквест основывался при этом на чрезвычайно скудных источниках, в том числе, например, на показаниях австрийских военнопленных, репатриированных из Казахстана, где они сталкивались, по крайней мере, с чеченцами. Многое почерпнуто из «секретного» доклада Н. С. Хрущева XX съезду КПСС (в котором, кстати, остались так и не упомянутыми советские немцы и крымские татары) . Несмотря на это, Р. Конквест сумел дать первый, – пусть приблизительный, но все же весьма реалистичный, – набросок хронологии и статистики депортаций «наказанных народов», и даже – частичный и несколько более условный – набросок статистики смертности в ходе их осуществления. Он же построил и первую (весьма условную и не совсем точную) карту депортаций «наказанных народов» в СССР . В 1972 г. вышло первое издание «Атласа русской истории» М. Гильберта (Gilbert, 1972), где была представлена и картосхема обобщенных направлений этнических депортаций в СССР (более точная, чем у Р. Конквеста, но все еще весьма приблизительная).
Особого упоминания заслуживает вышедшая в 1978-1979 гг. (сначала на русском, а затем и на английском языке) книга А. Некрича «Наказанные народы», написанная еще в первой половине 1970-х гг., когда автор жил в СССР. Впервые этнические депортации в СССР рассматривались здесь как целостная, малоизученная и, подчеркнем, как научная проблема. Отдельные главы посвящены депортациям из Крыма, Калмыкии и Северного Кавказа, пребыванию «наказанных народов» в статусе спецпоселенцев и процессу их возвращения (или невозвращения) на покинутые земли. Фактографической основой для А. Некрича послужили немногочисленные советские и зарубежные публикации по истории Второй мировой войны (напомним, что архивы в те годы были наглухо закрыты даже для большинства историков-партийцев ), а также работы по истории партийного строительства в национальных окраинах СССР в годы войны и в послевоенное время, подчас содержавшие крупицы сведений, ценных для исследования проблематики «наказанных народов», а также устные свидетельства представителей самих репрессированных народов. Среди «первопроходцев темы» и своих непосредственных предшественников А. Некрич называет А. X. Дзукаева, В. И. Филькина и С. Н. Джугурьянца, писавших о высланных чеченцах и ингушах буквально между строк своих книг об успехах социализма на их землях .
Достойный вклад в освоение темы депортаций народов внесла русская литература. Так, написанная еще в 1953 г. поэма Семена Липкина «Вождь и племя: туман в горах» была посвящена чеченцу, скрывшемуся в горах от депортации; в 1980 г. Липкин написал повесть «Декада», посвященную депортации тавларов – вымышленно-собирательного малого кавказского народа (все эти произведения выходили на Западе, их переиздание в России состоялось только во время перестройки – в конце 1980-х гг.). Среди значительных художественных произведений этого ряда и повесть Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая».
Первые советские, а затем российские научные статьи и публикации по проблематике депортаций появились примерно тогда же – в конце 1980-х гг. Постепенное открытие соответствующих фондов в центральных и региональных архивах России и других стран СНГ привело к бурному всплеску интереса к этой теме и многочисленным публикациям. Среди историков, этнографов и архивистов, активно работавших в этой области, специально о чеченцах и ингушах писало не так уж и много авторов, в частности С. У. Алиева, Н. Ф. Бугай, М. А. Вылцан, X. М. Ибрагимбейли, О. Л. Милова, В. П. Сидоренко и другие . Хотя названия некоторых публикаций – например, «Удары в спину Красной Армии наносили в 1941-1942 гг. вооруженные чеченские националисты» – ясно говорят об их тенденции: чеченцы – непримиримо враждебный советской власти народ, готовый на любую форму сопротивления ей, в том числе и на прямое предательство, главное все же в том, что благодаря коллективным усилиям перечисленных коллег, и прежде всего С. У. Алиевой, Н. Ф. Бугая и О. Л. Миловой (в последнем случае мы имеем дело с археографически подготовленными сборниками материалов), достоянием гласности сделался колоссальный и ранее неизвестный материал – сотни документов и фрагментов устных и письменных воспоминаний.
Конечно же, все эти публикации нуждались в дальнейшем археографическом усовершенствовании (одни только опечатки – даже в датах! – закрадывались в них, наверное, сотнями), но в особенности – в смысловом комментарии и исторической интерпретации. Такого рода попытки обобщения накопленного эмпирического материала все же встречались, и среди них можно отметить монографии Н. Ф. Бугая и А. М. Гонова, П. Поляна, а также сборник документов, составленный П. М. Поляном и Н. Л. Поболем . При всей разнице подходов исследователей к проблеме в этих работах репрессивная депортационная политика предстает как нелегитимная реальность, нуждающаяся вместе с тем в систематизации и анализе причин, механизмов и последствий.
Новые перспективы рассмотрения темы открывает анализ депортации чеченцев, ингушей и крымских татар в самом общем и широком контексте этнических чисток в Европе в XX в., как это сделали в своих последних публикациях Н. Наймарк и Т. Мартин .
Накануне и в начале войны пробным камнем выстраивания взаимоотношений между вайнахами и советской властью стала мобилизация. До 1938 г. их в ряды РККА не призывали систематически (ежегодный призыв – не более 300400 чел.). В 1938-1939 гг. призыв был значительно увеличен, а в 1940-1941 гг. проводился в полном соответствии с законом о всеобщей воинской обязанности. По данным НКВД, в ходе первой военной мобилизации в конце августа – начале сентября 1941 г. из 8 тыс. призывников дезертировали в пути следования к месту отправки 450 человек, уклонились от призыва 269 человек. В октябре 1941 г. во время очередного призыва граждан, родившихся в 1922 г., из 4733 чел. призывников уклонились от явки на призывные пункты 362 чел.
С 17 по 25 марта 1942 г. проводилась вторая массовая мобилизация чеченцев и ингушей. Подлежало призыву 14 577 чел., из которых было призвано только 4395 . К марту 1942 г. общая численность дезертиров и уклонившихся от призыва в Чечено-Ингушской АССР достигла 13 500 чел. С этим явлением многие авторы связывают приказ НКО СССР (апрель 1942 г.) об отмене призыва в армию чеченцев и ингушей. Рост числа дезертиров и уклонившихся от мобилизации, безусловно, свидетельствует о негативной динамике в отношении вайнахов к советской власти в первые годы войны, во всяком случае, на территории Чечено-Ингушетии . В то же время данные о тысячах вайнахов, честно воевавших в Красной армии (от 9 до 40 тысяч человек, по разным оценкам), позволяют говорить о формировавшемся среди вайнахов расколе, пролегавшем в сфере отношения к советскому и фашистскому режимам. Историки пока не располагают достаточной информацией для обсуждения этого сложного вопроса, но очевидно, что оценку весьма разных modus operandi вайнахов в годы войны нельзя сводить к примитивно (статистически) понятой дилемме: виноваты – не виноваты…
Осенью 1941 г. в ряде горных районов были созданы чекистско-войсковые опергруппы, а кроме того, спецотряд из местных чеченцев – вероятно, в связи с новым восстанием, поднятым Хасаном Исраиловым и операциями по его ликвидации . Собственно говоря, в октябре 1941 г. вспыхнуло два отдельных восстания, которыми были охвачены Шатоевский, Чеберлоевский, Итум-Калинский, Веденский и Галанчожский районы. Только в начале 1942 г. их лидеры – Хасан Исраилов (Терлоев) и Маирбек Шерипов – объединились, создав Временное народно-революционное правительство Чечено-Ингушетии.
Летом 1942 г. на Северный Кавказ прорвались немцы, но территория Чечено-Ингушской АССР под оккупацией практически не была . К Грозненским нефтепромыслам Гитлер, сколько ни рвался, не дотянулся. Как и у других советских народов, среди чеченцев и ингушей были и герои и предатели, но карачаевцы, калмыки и балкарцы хотя бы были под оккупацией. А вот обвинить весь народ, и в глаза не видевший немцев, в прямом предательстве было сложней. Поэтому официальным обвинительным мотивом и поводом для их депортации в этом случае стало «…активное и почти поголовное участие в террористическом движении, направленном против Советов и Красной Армии».
В чем же, согласно официальной версии, оно проявлялось?
При приближении в 1942 г. линии фронта к границе Чечено-Ингушетии активизировались антисоветские силы. В августе–сентябре 1942 г. практически во всех горных районах Чечни колхозы были фактически распущены и вспыхнуло (точнее, продолжилось) восстание Исраилова–Шерипова. Третьим руководителем повстанцев, по крайней мере в 1942 г., был имам Джавотхан Муртазалиев. К восставшим примкнули и многие «кадровые политбанды», действовавшие в Чечне в предыдущие годы, – Амчи Бадаева, Идриса Магаданова, Кудуса Хамзаева, Исмаилова, Сангириева, Дибзелигова, Сирали Махмудова, а также дагестанца Магомеда Гаджиева. (Тогда же – осенью 1942 г. – появились в горах и немецкие агенты, сброшенные на парашютах.)
Несмотря на размах повстанческого движения, статистика ликвидации антисоветских банд на территории Чечено-Ингушетии в 1941-1943 гг. не дает оснований для утверждений о почти поголовном участии чеченцев и ингушей в подобных формированиях . С каждым полугодием работы для ликвидаторов бандитизма все прибавлялось, но суммарное число бандитов составило за все военное время всего несколько тысяч человек, что несоизмеримо с сотнями тысяч позднее высланных .
В октябре 1943 г. в республику для изучения ситуации ездил зам. наркома внутренних дел Б. Кобулов, а в ноябре того же года В. Чернышев (видимо, в разгар – «занятий» калмыками) провел совещание с начальниками управлений НКВД тех регионов, куда выселяли калмыков. Он, в частности, обсуждал с ними вопросы, связанные с намечаемой операцией «Чечевица» – депортацией около 0,5 млн вайнахов (чеченцев и ингушей). 200 тыс. чел. планировалось расселить в Новосибирской обл., а еще по 35-40 тыс. чел. – в Алтайском и Красноярском краях и в Омской обл. Но данные регионы, видимо, сумели уклониться от этой чести, и в плане, представленном Берией в середине декабря, дислокация была совершенно иной, горцев распределяли между областями Казахстана и Киргизии.
29 января 1944 г. Берия утвердил «Инструкцию о порядке проведения выселения чеченцев и ингушей» , а 31 января ГКО издал сразу два постановления, посвященных чеченцам и ингушам, но, правда, в завуалированном виде, не называя их: первое (за № 5073) – «О мероприятиях по размещению спецпереселенцев в пределах Казахской и Киргизской ССР», второе – «О порядке принятия на Северном Кавказе скота и сельскохозяйственных продуктов».
11 февраля вопрос о депортации чеченцев и ингушей рассматривался на Политбюро ЦК ВКП(б). Разногласия возникли только по срокам проведения операции: Молотов, Жданов, Вознесенский и Андреев выступили за ее немедленное осуществление, а Ворошилов, Каганович, Хрущев, Калинин и Берия предложили дождаться изгнания немцев из пределов СССР . Решающим, надо полагать, стал голос генсека.
Уже 17 февраля 1944 г. Берия доложил Сталину, что подготовка операции заканчивается и что на учет как подлежащие переселению взяты 459 486 чел., включая проживающих во Владикавказе и Дагестане . Вся территория проведения операции была разделена на четыре оперативных сектора, а сама операция, рассчитанная в целом на восемь дней, разбита на два этапа. В ходе первого из них (так называемая фаза первых эшелонов) за три дня должно было быть отправлено более 300 тыс. чел. из городов и равнинных районов . На депортацию остальных 150 тыс. чел., проживавших в горах, отводилось еще четыре дня . Оперативно-войсковые группы в составе одного оперативного работника и двух бойцов войск НКВД должны были обеспечить одновременное выселение четырех семей (зато «нагрузка» на группы, отвечавшие за аресты бандитов и фашистских пособников, составляла всего 2 чел.) .
20 февраля 1944 г., вместе с И. Серовым, Б. Кобуловым и С. Мамуловым, в Грозный приезжал Берия и лично руководил операцией, в которой были задействованы небывало крупные силы – до 19 тыс. оперативных работников НКВД, НКГБ и СМЕРШ и около 100 тыс. офицеров и бойцов войск НКВД, стянутых со всей страны для участия в «учениях в горной местности» (не в каждой фронтовой операции бывает столько бойцов!). 21 февраля тут же, на месте, Берия издал приказ по НКВД о депортации чеченцев и ингушей, а 22 февраля, когда вся подготовительная работа была завершена, он встретился с руководством республики и высшими духовными лидерами и предупредил их об операции, намеченной на следующий день, на 2 ч. утра. Вызванный первым, председатель СНК ЧИАССР С. К. Моллаев был потрясен настолько, что после услышанного заплакал. Ему, не обращая внимания на слезы, а с ним и девяти другим руководящим работникам и трем шейхам (Б. Арсанову, А.-Г. Яндарову и А. Гайсумову) Берия предложил провести необходимую «работу» среди населения . В плоскостных селениях намечались сходы мужского населения, на которых решение о выселении должно было быть оглашено на чеченском языке, а собравшихся тут же, на месте, предполагалось разоружать и интернировать (сбором вещей должны были заниматься женщины); в горах сходы и вовсе не планировались .
Про эту операцию уже не скажешь, что она прошла без эксцессов: цифры (2016 арестованных и 20 072 изъятые единицы огнестрельного оружия) говорят за себя . К незапланированным сложностям можно отнести погоду: снег, выпавший во всей республике 23 февраля, существенно осложнил выселение из горных районов (в частности, в Галанчожском районе из-за снегопада депортация растянулась до 2 марта) .
Тем не менее уже за первый день (23 февраля) были выселены 333 739 чел., из них 176 950 погружены в вагоны.
29 февраля (високосный год!) Берия доложил Сталину об итогах операции: выселено 478 479 чел., из них 387 229 чеченцев и 91 250 ингушей . Их погрузили в 177 эшелонов, из которых 159 уже находились в пути, в том числе отправленный в Алма-Ату один эшелон с использованной при выселении партийной номенклатурой и мусульманской элитой .
Около 6 тыс. чеченцев из-за снега застряли в горах в Галанчожском районе: на их «довыселение» накинули еще два дня. Имеются свидетельства того, что в ряде аулов войска НКВД мирное население фактически ликвидировали, в том числе и таким варварским способом, как сожжение . Широкая дискуссия идет вокруг событий в ауле Хайбах. По утверждению некоторых авторов, не будучи в состоянии обеспечить транспортировку его жителей, внутренние войска под командой комиссара госбезопасности 3-го ранга М. Гвишиани согнали около 200 чел. (по другим свидетельствам – 600700 чел.) в колхозную конюшню, заперли их и подожгли; тех, кто пытался вырваться, расстреливали из автоматов. Ю. Айдаев приводит (без ссылки на источник) некое «совершенно секретное письмо» Гвишиани Берии: «Только для ваших глаз. Ввиду нетранспортабельности и в целях неукоснительного выполнения в срок операции “Горы” вынужден был ликвидировать более 700 жителей в местечке Хайбах. Полковник Гвишиани» . Этот документ мало походит на подлинный: гриф «только для ваших глаз» никогда не использовался в советском секретном делопроизводстве, один из руководителей операции «Чечевица» почему-то называет ее операция «Горы» и не знает своего воинского звания, аттестуясь «полковником». В свою очередь в официальном отчете М. М. Гвишиани об операции в Галанчожском районе говорится о нескольких десятках убитых или умерших в пути . В 1956 и в августе 1990 г. были созданы комиссии по расследованию этой «операции» (первая – под руководством Д. Мальсагова) . Однако ясности до сих пор нет. И мы, на основании доступных в настоящее время источников, вынуждены воздержаться от окончательных суждений.
Подавляющее большинство вайнахских переселенцев были направлены в Казахстан (239 768 чеченцев и 78 470 ингушей) и Киргизию (70 097 чеченцев и 2278 ингушей). Районами сосредоточения чеченцев в Казахстане стали Акмолинская, Павлодарская, Северо-Казахстанская, Карагандинская, Восточно-Казахстанская, Семипалатинская и Алма-Атинская области, а в Киргизии – Фрунзенская и Ошская . Сотни спецпоселенцев, работавших на родине в нефтяной промышленности, были направлены на месторождения в Гурьевской обл.
Со временем в места спецпереселения потянулись дополнительные контингенты вайнахов, в частности осужденные (из СО АССР их перебросили в Карагандинский лагерь), демобилизованные , проживавшие в городах европейской части СССР, выявленные на Кавказе , уклоняющиеся, репатрианты и др.
Число «уклоняющихся», точнее, уклонившихся от депортации вайнахов, составило, по данным НКВД, 6544 чел., не считая 338 убитых участников 36 ликвидированных банд . Перед депортацией действующих банд насчитывалось всего семь – Хасана Исраилова, Идриса Магомедова, Кудуза Хамсаева, Висаита Анзорова, Баудина Бибиева и Маты Махмудова . Уклонившиеся от выселения, как правило, тоже прятались в лесах. И на них, как на бандитов, войска НКВД вели настоящую охоту . Но не только охоту: уже в июне 1944 г. из Казахстана были «выписаны» «испытанные» религиозные авторитеты, прибывшие в Грозный 6 июня и склонявшие сотни уклонившихся чеченцев к легализации и, стало быть, к выселению . Реальные успехи были достигнуты и в ликвидации банд, точнее, их главарей. В частности, 15 декабря 1944 г. на своей родине в Терлое был смертельно ранен Хасан Исраилов .
И все-таки разве не удивительно – чеченцев давно выселили, а чеченский бандитизм все равно оставался! Его ликвидация, даже в отсутствие «переменников» и питающей тейповой базы, растянулась не на несколько месяцев, а до 1953 г., то есть на десятилетие!
Что касается административного «оформления» депортации вайнахов, то официально сама Чечено-Ингушская АССР была ликвидирована 7 марта 1944 г. В ареале их бывшего проживания был создан Грозненский округ в составе Ставропольского края. В него вошло, однако, менее 2/3 бывшей территории АССР; одновременно в его состав добавили северо-восточные районы Ставропольского края, населенные ногайцами, даргинцами, кумыками (до 1937 г. эти земли принадлежали Дагестану) и русскими. Позднее – 12 апреля 1944 г. – Грозненский округ был преобразован в Грозненскую область (с включением в ее состав бывшего Кизлярского округа и Наурского района Ставропольского края ), просуществовавшую до 1957 г.
Не включенная в Грозненский округ часть Чечено-Ингушетии – это ее бывшие западные и отчасти южные районы (то есть собственно Ингушетия), поделенные между Грузией и Северной Осетией, а также восточные и юго-восточные (в частности, Веденский, Ножайюртовский, Саясановский, Чеберлоевский в существовавших границах, а также частично Курчалоевский, Шароевский и Гудермесский районы), присоединенные к Дагестану.
Город Малгобек с окрестностями и большинство районов, населенных ингушами, были включены в состав СО АССР, за исключением Сунженского и Галашкинского (Ассинская долина) районов, включенных в Грозненский округ, а также южной части Пригородного района (Джераховская долина), отошедшей к Грузии (кстати, к Северной Осетии отошла и часть Курпского района Кабардино-Балкарии, где до депортации также проживали ингуши; еще раньше – Указом от 1 марта 1944 г. – к Северной Осетии из Ставропольского края был отнесен город Моздок с русским населением). «Освободившиеся» после депортации земли заселены в основном осетинами из Грузии (в Пригородном районе) и русскими (в Сунженском).
Соответственно, были репрессированы и все ингушские топонимы, их заменили осетинскими или русскими. Так, Указом ПВС РСФСР от 29 апреля 1944 г. районы, отошедшие от Чечено-Ингушетии к Северной Осетии, были переименованы: а) Пседахский – в Аланский; б) Назрановский – в Коста-Хетагуровский; в) Ачалукский – в Нартовский (с переносом центра из селения Ачалуки в с. Нартовское – б. Кантышево). Другим Указом ПВС РСФСР (от 30 августа 1944 г.) переименованы были все районы и их центры и в Грозненской области.