А. Авторханов
ИМПЕРИЯ КРЕМЛЯ.
СОВЕТСКИЙ ТИП КОЛОНИАЛИЗМА
Об авторе:
Абдурахман Авторханов (1908-1997) — историк, писатель, общественный деятель второй российской эмиграции. Родился в чеченском селе Лаха Неври. В 1937 окнчил Институт красной профессуры в Москве по специальности русская история. Работал в ЦК ВКП(б), был направлен на работу в г. Грозный. В 1938 г арестован и 5 лет провёл в тюрьмах. В 1942 г. освобождён. Оказавшись в 1943 г. на оккупированной территории в 1943 г. выехал в Германию. Работал в немецкой пропагандисткой организции в Берлине. После войны преподавал в армейской школе армии США. В 1950 г. стал одним из учредителей мюнхенского Института по изучению истории и культуры СССР. Часто выступал по радио «Свобода». Читал лекции для американских дипломатов и разведчиков о СССР и КПСС. Автор многочисленных работ среди которых: «Технология власти» (1959), «Происхождение партократии» (1973), «От Андропова к Горбачёву» (1986) и др.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Национальный вопрос и национальная политика Кремля до сих пор не входили в круг моих исследо¬вательских интересов, хотя я как национал, внима¬тельно следил за советской национальной полити¬кой. Причины тут были две: во-первых, я поставил своей целью писать лишь о том, что составляет осно¬ву основ всех бедствий не только малых народов, но и самой державной нации империи – о возникно¬вении и функционировании советской политической системы; во-вторых, кого же интересовали судьбы и страдания малых народов, кроме как их самих. Сегодня положение резко изменилось. Изменилось и мое собственное отношение к данной проблеме. Я раньше связывал распад советской империи со сме¬ной политической системы в метрополии, но теперь все яснее вырисовывается другая картина – разло¬жение империи начнется вероятно с ее окраин. Отсю¬да и западный мир проявляет растущий интерес к судьбе нерусских народов. Я это заметил и на своем докладе о «перестройке» в Вашингтоне в ноябре 1987 г. на собрании группы американских экспер¬тов по советским делам. Меня попросили подробнее рассказать о перспективах «перестройки» Горбаче¬ва в области национальной политики. Когда я мимо¬ходом упомянул, что моя первая статья с критикой тезисов Политбюро к XVIсъезду партии называлась «За выполнение директив партии по национальному вопросу» и появилась в газете «Правда» от 22 июня 1930 г., то есть за год до рождения генсека Горбаче¬ва, то в зале люди переглянулись. Только я не по¬нял, чему больше удивились – моей старости или горбачевской молодости. Я ведь только хотел под¬черкнуть, что с того времени я постоянно слежу за национальной политикой Кремля. Не только офи¬циальные источники, но и мои наблюдения лежат в основе предлагаемого исследования.
Теперь о моем общем подходе к разбираемой теме.
После Второй мировой войны уцелела только одна мировая империя – это советская империя. Главные причины тут, на мой взгляд, три: первая причина лежит в абсолютном совершенстве воен¬но-полицейского управления советской империей, когда каждый ее житель от рождения до могилы находится под тотальным полицейским надзором. Вторая причина лежит в научно разработанной систе¬ме превентивного, выборочного, но систематическо¬го террора против любого проявления индивидуаль¬ного или группового политического инакомыслия. Третья причина лежит в политической природе со¬ветской правительственной системы, при которой интересы удержания власти партией ставятся не только выше интересов личности, но и выше интере¬сов социальных групп, классов и даже целых наро¬дов, что доказали коллективизации, индустриализа¬ции и геноцид малых народов во время войны. Ска¬занное дает основание считать советскую империю не обычной империей классического типа прошлых времен и не простым продолжением старой царской империи.
Советская империя прежде всего идеократическая империя. Поэтому всякое ее сравнение со ста¬рыми империями не только ошибочно, оно про¬сто вводит нас в заблуждение: мы переоцениваем возможности и масштаб старых империй и недооце¬ниваем потенциальные возможности и чудовищные последствия, которые таит в себе успешное осуще¬ствление идеократической программы советской империи в глобальном масштабе – не только для внешнего мира, но и для народов самого Советско¬го Союза. Ведь большевики могут осуществить свою цель только принося в жертву собственное населе¬ние и осуществляя геноцид чужих народов, как это показал опыт Афганистана. Советский тип империа¬лизма добивается не просто покорения чужих наро¬дов и присвоения их богатств, а он еще ставит своей конечной целью обращение покоренных народов в новую коммунистическую веру, чтобы навязать им коммунистический образ жизни.
Русская империя была относительно молодой империей. Русь не знала ни древних, ни средневеко¬вых империй. Наоборот, на территориях, которые ныне занимает Советский Союз, распространялось влияние и господство ряда западных империй римской, греческой, византийской, германской, со¬седних королевств – польско-литовского и швед¬ского, ряда азиатских империй – турецкой, пер¬сидской, китайской. Более того, сама этнографи¬ческая Русь находилась более двухсот лет в вассаль¬ной зависимости от татаро-монгольских ханств. Только в конце царствования первой русской дина¬стии Рюриковичей началась эпоха образования мно¬гонационального российского государства, объяв¬ленного Российской Империей в начале XVIIIвека Петром Первым из новой династии Романовых (1613-1917 гг.) . Вот с этих пор обозначилась интен¬сивная и весьма успешная экспансия Российской Империи почти во всех направлениях – на востоке, на юге, на западе и на севере, откуда наседали ра¬нее на Русь чужеземные завоеватели.
Предлоги для расширения империи находились легко, к тому же вполне убедительные для русского уха: по классической схеме знаменитого историка Ключевского Россия искала выхода к ее естествен¬ным границам, которые упирались на Востоке в Тихий океан, а на Западе в Балтийское море. Россия искала также выхода к южным морям, за кото¬рыми открывались соблазнительные просторы ми¬рового океана.
Политико-стратегические мотивы экспансии, из¬ложенные Ключевским, тоже были, хотя и неубеди¬тельны, но четко сформулированы в духе времени: дальнейшая русская экспансия нужна была, чтобы обезопасить достигнутые имперские границы, воен¬ные походы в чужие земли нужны были, чтобы обеспечить безопасность прохождения там русских торговых караванов. Войны России в Туркестане нужны были, чтобы спасти туркестанские народы от господства англичан. Войны на Кавказе нужны были, чтобы спасти христианские народы – грузин и армян – от мусульманского ига Турции и Персии. Войны на Балканах велись во имя спасения «сла¬вянских братьев» от той же Османской империи.
Вся эта схема была объявлена Лениным и его соратником, основоположником русской марксист¬ской историографии академиком Покровским вели¬кодержавной, шовинистической концепцией русско¬го «военно-феодального империализма», а сама Рос¬сия была признана жандармом Европы, начиная с Екатерины Второй. Вы найдете эту марксистскую историческую концепцию в книге академика По¬кровского «Русская история в самом сжатом очер¬ке», которой предпослано письмо Ленина с поздрав¬лением Покровского с его новой марксистской схе¬мой. Более того, Ленин указал в этом письме, что книга Покровского должна стать школьным учеб¬ником и ее надо перевести на иностранные языки. Эта книга вместе с письмом Ленина была изъята из обращения в период Сталина, а книги Ключевского по истории переиздаются солидным тиражом. На¬сильственное присоединение к Российской Империи нерусских народов во всех советских учебниках и исторических трудах считается положительным ак¬том русских царей и прогрессивным событием в жизни нерусских народов. Однако Ленин боролся против царской империи не потому, что она импе¬рия, а потому, что она – царская. Он был за миро¬вую советскую империю. Это прямо записано рукой Ленина в преамбуле «Конституции СССР» 1924 года, где сказано: «Новое советской государство явится… новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Советскую Со¬циалистическую Республику». Кремль никогда не заявлял, что он отказался от этой глобальной цели Ленина. Зато в своей предсмертной статье по нацио¬нальному вопросу Ленин сам усомнился в реально¬сти своей стратегии создания «мировой советской республики». Увидев, в связи с «Грузинским де¬лом», опасность развала собственной империи, он предложил пересмотреть конституцию СССР, оста¬вив за Москвой компетенции только в двух облас¬тях – дипломатической и военной. Такое развитие остановили два события – смерть Ленина и при¬ход к власти Сталина. Советская федерация суверен¬ных республик стала отныне чистейшей фикцией, а абсолютизация тоталитарного режима беспри¬мерной в истории государственных образований. Смерть самого Сталина ни на йоту не изменила ни формы, ни существа сталинской имперской полити¬ки. Хуже того, наследники Сталина пошли даже намного дальше Сталина в культурной и кадровой политике в национальных республиках.
В центре внимания данной работы лежит сравни¬тельный анализ большевистской теории по нацио¬нальному вопросу и большевистской государствен¬но-партийной практики в советских национальных республиках и областях. Для первой цели я подверг рассмотрению все важнейшие произведения Ле¬нина и Сталина по национальному вопросу и все важнейшие документы по этому вопросу высших партийных органов. Что же касается второй цели – большевистского практического решения нацио¬нальной проблемы путем создания союза из «суве¬ренных советских республик» в виде СССР, то, пользуясь теми же официальными документами, я стараюсь показать степень и характер «суверените¬та» союзных республик в действии. Сегодня в Мо¬скве уже открыто признают, что вся история страны и партии на протяжении десятилетий подвергалась фальсификации и извращению. Это в первую оче¬редь относится к истории национального вопроса. В Советском Союзе сложилась большая каста профес¬сиональных экспертов по национальному вопросу, которые продолжают даже сейчас наводнять совет¬ский книжный рынок бездарнейшей пропагандной макулатурой, намеренно фальсифицирующей Лени¬на и назойливо проповедующей раскавыченного Сталина. Парадоксальным образом на меня выпала задача реабилитировать Ленина от клеветы и фаль¬сификации людей, которые называют себя его уче¬никами, а Сталина восстановить в своих авторских правах, которые по-воровски присваивают себе его наследники. Ведущая идея фальсификации нацио¬нального вопроса – выдавать советский тип коло¬ниализма за идеальное решение национального во¬проса, а советскую великодержавную политику ру¬сификации нерусских народов – за политику «ин¬тернационализации».
Я подверг сравнительному рассмотрению неко¬торые официальные документы по национальному вопросу также и из новой эры – эры «гласности». Здесь я старался понять, в чем выразятся «пере¬стройка» и «новое мышление» в области национальных отношений. Несмотря на продолжающие¬ся уличные демонстрации политически активной ча¬сти нерусских народов в защиту своих националь¬ных прав, несмотря на смелые и повторные выступ¬ления виднейших деятелей национальных культур как в печати, так и на разных форумах с открытым требованием признать национальные языки нерус¬ских республик их государственными языками, национальная политика Кремля по-прежнему ос¬тается старой, имперской политикой. Вероятно, нужны более потрясающие события на окраинах, чем те, которые имели место до сих пор, чтобы Кремль понял обреченность своей последней в мире империи и сделал, пока не поздно, спасительный для себя же вывод: распустить принудительную империю и преобразовать СССР в конфедерацию независимых государств из тех национальных республик, которые пожелают войти в такую кон¬федерацию. Вот это я назвал бы «революцион¬ной перестройкой» в области национальных отно¬шений. Все остальное – новый обман националь¬ностей и самообман Кремля.
А. Авторханов
Я, кажется, сильно виноват перед рабочими Рос¬сии, что не вмешался достаточно энергично и доста¬точно резко в пресловутый вопрос об автономизации… Очень естественно, что «свобода выхода из Со¬юза», которою мы оправдываем себя, окажется пус¬той бумажкой, не способной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского че¬ловека, великоросса, шовиниста, в сущности, под¬леца и насильника, каким является типичный рус¬ский бюрократ… Не следует зарекаться заранее ни¬коим образом от того, чтобы… вернуться на следую¬щем съезде Советов назад, т.е. оставить Союз Совет¬ских Социалистических Республик лишь в отноше¬нии военном и дипломатическом (Ленин, «К вопро¬су о национальностях или об «автономизации»»).
ЧАСТЬ I. УЧЕНИЕ ЛЕНИНА ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ
I. ПРАВО НАЦИЙ НА САМООПРЕДЕЛЕНИЕ
Демократическое право наций на самоопреде¬ление также старо, как стара и сама демократия. Как идея и практический принцип оно находит при¬менение начиная с XVII– XVIIIвеков. Величайший толчок движению национальной независимости дали два исторических события: в 1775-1783 годах «На¬циональная революция» за независимость Америки и в 1789 году Великая французская революция с ее вечно живыми лозунгами: «Свобода, равенство, братство». Вот с этих пор собственно и началась эпо¬ха движения за независимость и самоопределение современных больших и малых национальностей. С тех пор и само «право наций на самоопределение» становится движущим мотивом национально-осво¬бодительного движения зависимых и угнетенных на¬родов на всех материках земли. В мировом социали¬стическом движении право народов на самоопреде¬ление было впервые сформулировано на Лондон¬ском конгрессе Второго Интернационала в 1896 го¬ду в следующих словах: «Конгресс объявляет, что он стоит за полное право самоопределения всех на¬ций и выражает свое сочувствие рабочим всякой страны, страдающей в настоящее время под игом военного, национального и другого абсолютизма». В программу РСДРП требование права на самоопре¬деление нерусских народов Российской Империи было включено на ее Втором съезде в 1903 г., со¬стоявшемся в том же Лондоне.
Знакомясь с богатой, но чисто пропагандной со¬ветской литературой по теории и истории националь¬ного вопроса, читатель никогда не узнает двух эле¬ментарных фактов: во-первых, право народов на са¬моопределение есть общепризнанный принцип демо¬кратии вообще, а не изобретение Ленина, во-вторых, в русское социалистическое движение этот принцип внесли не большевики и не Ленин, а меньшевики и их лидеры Плеханов и Мартов. Плеханов, как осно¬воположник русского марксизма, каким его при¬знавал и сам Ленин, а Мартов, как автор и доклад¬чик по первой Программе партии на ее Втором съез¬де. Заслуги Ленина в данном вопросе лежат в дру¬гой плоскости в антинациональной интерпретации права народов на самоопределение и в мастерском использовании национального вопроса в стратегиче¬ских целях на путях к власти.
Право на самоопределение народов России при¬знавали не только русские социал-демократы, но и партия русских эсеров (социалистов-революционе¬ров) , только в более категорической формулиров¬ке. Их центральный орган печати «Революционная Россия» в №18 за 1903 год писал, что партия эсеров стоит на точке зрения «полного и безусловного при¬знания на самоопределение», а тем народам, кото¬рые захотят остаться после революции в составе Рос¬сии, эсеры предлагали свободную федерацию. Поле¬мизируя с эсерами насчет «полного и безусловного признания самоопределения» и по-своему интерпре¬тируя решение Второго съезда, Ленин писал: «Безус¬ловное признание борьбы за свободу самоопределе¬ния вовсе не обязывает нас поддерживать всякое требование национального самоопределения. Со¬циал-демократы, как партия пролетариата, ставят своей положительной и главной задачей содействие самоопределению не народов и наций, а пролетариата в каждой национальности» (Ленин. О националь¬ном и национально-колониальном вопросе. М., 1956, стр. 13. Курсив мой – А.А.).
Ту же мысль Ленин повторил накануне Первой мировой войны в следующих словах: «Отдельные требования демократии, в том числе самоопределе¬ние, не абсолют, а частичка общедемократического (ныне: общесоциалистического) мирового движе¬ния. Возможно, что в отдельных конкретных слу¬чаях частичка противоречит общему, тогда надо от¬вергнуть ее» (Ленин, 3 изд., т. XIX, стр. 257-258).
Вот когда произошла Октябрьская революция, Ленин нашел, что такая маленькая «частичка» как половина царской империи в лице нерусских наро¬дов, не «абсолют» и на штыках Красной Армии за¬гнал ее в свою новую советскую империю.
Противореча самому себе, Ленин в другом ме¬сте правильно определял суть самоопределения.
Вот его определение: «Если мы хотим понять значение самоопределения наций, не играя в юриди¬ческие дефиниции, не »сочиняя» абстрактных опреде¬лений, а разбирая историко-экономические условия национальных движений, то мы неизбежно придем к выводу: под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятель¬ного национального государства» (Ленин. О праве наций на самоопределение. М., 1956, стр. 5).
Был ли сам Ленин готов позволить нерусским народам выйти из Российской Империи, если он придет к власти в России? Нет, конечно. Как указы¬валось выше, когда почти все нерусские народы по¬сле Октябрьской революции, пользуясь правом на самоопределение, вышли из империи, он их вер¬нул обратно силой оружия. Фактическое использо¬вание права на самоопределение Ленин признавал за народами любых других империй – Британской, Австро-Венгерской, Оттоманской, но никак не за народами Российской Империи, включая даже Польшу. Ленин даже изобрел в национальной по¬литике такой изощренный тактический прием, до которого не додумался еще ни один макиавел¬лист нового времени. Ленин провел своеобразное разделение труда между своими сторонниками в партии: русские большевики должны были про¬поведовать «право нерусских народов на само¬определение», а большевики нерусской нацио¬нальности, наоборот, должны были писать и на¬стаивать на праве нерусских народов «присоеди¬ниться» к России.
Когда Ленину указывали на эту его двойную иг¬ру в национальном вопросе, то он невозмутимо от¬вечал: «Люди, не вдумавшиеся в вопрос, находят »противоречивым», чтобы социал-демократы угне¬тающих наций настаивали на »свободе отделения», а социал-демократы угнетенных наций – »на свобо¬де соединения». Но небольшие размышления пока¬зывают, что иного пути к интернационализму и слиянию наций, иного пути к этой цели от данного положения нет и быть не может» (Ленин, О нацио¬нальном и национально-колониальном вопросе, стр. 338).
В этом тезисе «слияния наций» и заключается истинная и конечная цель Ленина. Он хочет слить не¬русские народы с русским народом, чтобы искусст¬венно создать один единый народ с единым языком. Ленин так и писал:
«Разграничение наций в пределах одного госу¬дарства вредно, и мы, марксисты, стремимся сбли¬зить и слить их» (там же, стр. ИЗ).
В другом месте: «Марксизм непримирим с на¬ционализмом, будь то самый »справедливый»…
Марксизм выдвигает на место всякого национализ¬ма – интернационализм, слияние всех наций в выс¬шем единстве» (там же, стр. 128-129).
В третьем месте: «Целью социализма является не только уничтожение раздробленности на мелкие государства…. не только сближение наций, но и слия¬ние их» (там же, стр. 261).
Словом, Ленин полон решимости, осуществив свой план мировой революции, создать единое ин¬тернациональное сообщество людей с одним или, может быть, с двумя языками. Вот его утвержде¬ние на этот счет:
«Всемирным языком, может быть, будет ан¬глийский, а, может быть, плюс, русский» (Ленин. ПСС, т. 24, стр. 387).
Уже отсюда ясно, что для России и ее нерусских народов единым языком станет русский язык. Дру¬гими словами, Ленин стоял за ассимиляцию нерус¬ских народов в русском народе, за такую нацио¬нальную политику русификации, от которой отка¬залась даже царская Россия, по крайней мере, на¬чиная с Екатерины II.
Когда критики напоминали ему этот факт, Ле¬нин отвечал:
«Против ассимиляторства могут кричать только еврейские реакционные мещане, желающие повер¬нуть назад колесо истории» (там же, стр. 126).
Однако все это относилось к далекой стра¬тегической цели после победы марксизма в Рос¬сии и во всемирном масштабе. Пока что надо было разработать гибкую тактику использования на¬циональных чаяний угнетенных народов, желав¬ших создания своих независимых государств, в интересах собственной стратегии, прямо по прин¬ципу: «цель оправдывает средства». Вот здесь Ленин был гениальным мастером.
Больше великодержавник, чем все русские цари вместе взятые, и больше империалист, чем лю¬бой император в истории, Ленин, однако, не был русским шовинистом. Это было его колоссальным личным преимуществом как политического деяте¬ля в многонациональном государстве. Его первое Политбюро на путях к революции состояло из семи человек: два русских (Ленин и Бубнов), четыре ев¬рея (Троцкий, Зиновьев, Каменев и Сокольников) и один грузин (Сталин). Находясь уже у власти, он всегда воевал в своей партии с русскими шовини¬стами, которые своими открыто великодержавны¬ми действиями вредили его планам создания совет¬ской империи в России, а на ее базе создания и ми¬ровой советской империи.
Мы знаем из документов XXсъезда, что к этим русским шовинистам он причислял и нерусских ли¬деров большевизма Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе. Ленин хочет, где это возможно, из¬бегать насилия в процессе слияния наций или пре¬вращения русского языка в общий и единый язык в новом государстве. В этом отношении, как идеал, Ленину рисуются Соединенные Штаты Америки. Ле¬нин приводит статистику разных народов в Америке и указывает, как происходил мирный процесс об¬разований единой американской нации с единым английским языком и в заключение приходит к выводу:
«Кто не погряз в националистических предрас¬судках, тот не может не видеть в этом процессе ас¬симиляции наций капитализмом величайшего исто¬рического прогресса, разрушения национальной за¬скорузлости различных медвежьих углов – особен¬но в отсталых странах, вроде России» (Ленин. О на¬циональном и национально-колониальном вопросе, стр. 124).
Ленин взял явно неудачный пример и сравнивал исторические процессы совершенно несравнимые. Поэтому вместо добросовестного анализа получи¬лась пропагандная подтасовка фактов и фальсифи¬кация истории. Америка была и остается образ¬цом для России только в других отношениях: как государство величайшей в мире демократии с науч¬ной, технической и творческой интеллигенцией, под¬нявшей Америку на такую материальную, научно-техническую высоту, что ее вот уже более 70 лет не может «догнать и перегнать» самая «передовая в мире страна социализма», исключая область воен¬ной индустрии.
Америка образовалась как государство из раз¬ных народов Европы и, отчасти, Азии, доброволь¬но – кроме негров – переселившихся туда, а Рос¬сия образовалась как империя из присоединен¬ных к ней чужих народов. Причем многие из них культурно, религиозно и исторически были бо¬лее древними народами, чем сама относительно молодая русская нация и русское государство. Образование единого языка – английского – для американской нации было процессом стихийным и добровольным, тогда как в России принять единый язык для всех было бы возможно только искус¬ственно, то есть посредством прямой или косвенной русификацией нерусских. Ленин знал это не хуже нас. Знал также, что насильственная русификация может иметь тяжкие последствия в смысле ускоре¬ния центробежных сил в его будущем социали¬стическом государстве. Поэтому он хотел идти по пути мирной, добровольной русификации. Ленин писал:
«И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться вели¬кому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной» (там же, стр. 147).
Ученики Ленина сегодня вполне обходятся без принудительности и дубины: если хочешь учиться техническим и точным наукам, то нет возможности учиться им, кроме как по-русски, если хочешь сде¬лать карьеру в своей национальной республике -партийную, государственную, ученую – можешь не знать родного языка, но должен знать русский язык. Это и есть косвенная русификация.
Ни в одной из работ Ленина по вопросам такти¬ки и стратегии русской и мировой революции не присутствует такое виртуозное мастерство вели¬кого макиавеллиста, как в его трактовке демокра¬тического принципа права народов на самоопреде¬ление. В искусстве маскировать свои истинные стра¬тегические цели туманом фразеологии и словесного жонглирования Ленин был мастером самого высо¬кого класса. Даже такой великий мастер лицеме¬рить, как его ученик Сталин, и тот не всегда мог разглядеть в ленинской маскировке истинного ли¬ца Ленина, о чем у нас будет потом случай пого¬ворить.
Если вкратце, но абсолютно точно, сформули¬ровать идею Ленина в национальном вопросе, то она следующая: Ленин признает, и то условно, право на¬ций на самоопределение при капитализме, но Ленин категорически отрицает право наций на самоопре¬деление при социализме. Вот классический пример постановки данного вопроса Лениным до револю¬ции в отношении зависимых народов в Европе. Разбирая историю отделения Норвегии от Швеции в 1905 году, Ленин писал, что такой случай возможен при капитализме только как исключение и что его интересует не самоопределение норвежской нации от шведской нации, а самоопределение там и здесь национального пролетариата. Вот его вывод из этой истории:
«В вопросе о самоопределении наций нас инте¬ресует прежде всего и более всего самоопределе¬ние пролетариата внутри наций» (Ленин. О праве наций на самоопределение. М., 1956, стр. 35).
Другими словами, Ленина интересует не созда¬ние национальных независимых государств, а созда¬ние марксистских национальных государств, зави¬симых от одного революционного марксистского центра. Еще ярче вырисовывается марксистское великодержавие Ленина в его дискуссии с лидером польских марксистов Розой Люксембург. В поль¬ском королевстве, входившем в состав Российской Империи, в начале века образовались две социали¬стические партии. Польская партия социалистов (ППС), лидером которой был Юзеф Пилсудский, и Польская социал-демократическая партия, руково¬димая Розой Люксембург. По национальному вопросу ППС стояла на позиции безусловной поль¬ской независимости и выхода из состава Российской Империи. Польская социал-демократическая партия, как партия ортодоксально марксистская ленинско¬го типа, не признавала принципа полной польской независимости, а требовала для Польши только автономии в пределах России. Ленин категорически отвергал национальную программу ППС с ее требо¬ванием о выходе Польши из царской России, а Розу Люксембург, поддерживая ее позицию по существу, порицал только за ее неэластичность в политике, за то, что она не хочет понять, что лозунг самоопреде¬ления не цель, а тактика марксистов. Вот вывод Ле¬нина из его дискуссии с Розой Люксембург:
«Ни один российский марксист никогда и не думал ставить в вину польским социал-демократам, что они против отделения Польши. Ошибку делают эти лишь тогда, когда пробуют – подобно Розе Люксембург – отрицать необходимость признания права на самоопределение в программе российских марксистов» (там же, стр. 37).
Что может быть нелепее: Ленин писал, что он признает право ППС требовать выхода Польши из Российской Империи, но сам выход он не признает! Тогда почему выставлять в программе российских марксистов требование права наций на самоопреде¬ление, если ты собираешься бороться всеми силами против его практического осуществления? Ответ Ленина на этот раз неотразим в своей искренности:
«Признание права на отделение, – писал Ле¬нин, – уменьшает (подчеркнуто Лениным) опас¬ность распада государства» (там же, стр. 29). Такую фиктивную «независимость» Ленин был готов предоставить даже Украине. Вот что писал Ленин о праве Украины на создание своего независимого от России государства: «Суждено ли Украине составить самостоятельное государство, зависит от тысячи факторов, неизвестных заранее. И, не пытаясь гадать попусту, мы твердо стоим на том, что несомненно: право Украины на такое государство» (там же, стр.21).
Когда участились атаки на Ленина открытых русских великодержавников за то, что он в своей национальной политике поощряет украинских се¬паратистов, Ленин ответил:
«Обвинять сторонников свободы самоопреде¬ления, то есть свободы отделения в поощрении се¬паратизма – такая же глупость и такое же лицеме¬рие, как обвинять сторонников свободы развода в поощрении разрушения семейных связей» (там же, стр. 30).
Будучи изощренным тактиком, Ленин не может прямо заявить великодержавникам: «Господа глупые, поймите, что в сущности я хочу сохранить, как и вы, Российскую Империю, но к этому нет иного пути, кроме формального, и для нас необязательно¬го, признания права на самоопределение». Только специалист в области тактического искусства лени¬низма поймет, что Ленин вкладывает как раз эту мысль в следующую свою аргументацию:
«Пролетариат ограничивается отрицательным, так сказать, требованием признания права на само¬определение, не гарантируя ни одной нации, не обя¬зуясь дать ничего насчет другой нации» (там же, стр. 18).
В другом месте в споре с ППС Ленин уже более откровенно объясняет, какая реальная цена праву на самоопределение в его интерпретации:
«Безусловное признание борьбы за свободу са¬моопределения вовсе не обязывает нас поддержи¬вать всякое требование национального самоопреде¬ления… Неужели признание права на самоопределе¬ние наций требует поддержки всякого требования всякой нации самоопределяться? Ведь признание права всех граждан устраивать свободные союзы вовсе не обязывает нас поддержать образование вся¬кого нового союза… Мы признаем право даже иезуитов вести свободную агитацию, но мы боремся против союза иезуитов и пролетариев» (там же, стр. 13).
Говоря на человеческом языке, Ленин отвер¬гает самоопределение на деле, поскольку оно про¬тиворечит тому тоталитарному строю, который он хочет создать в России от имени марксизма и под названием «социализм». Однако в этом вопросе Ле¬нин бесцеремонно издевается не только над демо¬кратией, но и над своими вероучителями. Ведь это сам Ленин цитирует письмо Энгельса Каутскому по вопросу о том, какое должно быть отношение победившего социализма к требованию самоопределе¬ния угнетенных наций. Энгельс писал:
«Победоносный пролетариат не может никако¬му чужому народу навязывать никакого осчастли-вления, не подрывая этим своей собственной побе¬ды. Разумеется, этим не исключаются оборонитель¬ные войны различного рода» (Ленин. О националь¬ном и национально-колониальном вопросе, М., 1956, стр. 343).
Как актуально звучат эти слова Энгельса как раз сегодня, когда Кремль совершает в Афганистане варварский геноцид, стараясь «осчастливить» афган¬ский народ. Но я думаю, в свете произведенного на¬ми анализа ленинской концепции о праве народов на самоопределение, наследники Ленина рассматри¬вают свою нынешнюю колониальную войну в Афга¬нистане – как «оборонительную войну» против американцев, пакистанцев и иранцев, которые не имеют в Афганистане ни одного солдата.
Конечно, цель Ленина в России была не демо¬кратическая революция, а «пролетарская револю¬ция», установление не демократии, а диктатуры одной партии под названием «диктатура пролетариа¬та». Первым «пролетарием» Ленин, сын потомст¬венного дворянина, считал самого себя (он так и пишет в цитируемых произведениях: «Мы, проле¬тарии») .
Для такого многонационального государства, как Россия, это означало, что будущая большевист¬ская форма правления, каким бы именем она себя ни нарекла, будет диктатурой одного имперского центра, а не федерацией суверенных и равноправных наций. Здесь уместно начать рассказ о карьере первого ученика Ленина по национальному вопросу – Джугашвили – Кобы – Сталина.
Два обстоятельства сыграли решающую роль как в начальной карьере Кобы-Джугашвили, буду¬щего Сталина, в большевистской партии, так и в его сближении с Лениным: это, во-первых, руководя¬щее участие Кобы в закавказских вооруженных гра¬бежах банков и казначейства в 1906 – 1911 го¬дах, деньги от которых шли в партийную кассу Ле¬нина за границей; во-вторых, деятельность Ста¬лина как информатора Ленина по кавказским со¬бытиям и кавказским партиям, что делало Сталина в глазах Ленина экспертом по национальному во¬просу, которому можно доверить более широкое поле деятельности. В обеих областях Сталин сыграл столь выдающуюся роль, что стоит на этом остано¬виться. Сталин начал свою сознательную жизнь уго¬ловником и уголовником завершил ее, возможно, став жертвой другого уголовника – своего сорат¬ника и земляка Берии. Однако Сталин был не обыч¬ным уголовником, а уголовником, действовавшим во имя политических целей на службе радикальной политической партии – большевистской партии, ко¬торую Ленин создал вокруг себя. В те годы, после первой русской революции, карьеру в партии Лени¬на делали люди двух типов: либо яркие публицисты, либо бесстрашные «эксы». Эксами или экспроприа¬торами Ленин называл участников так называемых «боевых дружин» рабочей самообороны, которые создали большевики в революцию 1905-го года. Перед ними Ленин ставил цели:
1. добывать для партии деньги путем «экспро¬приации экспроприаторов», то есть грабя банки и казначейства;
2. убивать, как выражался Ленин, «шпионов, черносотенцев и начальствующих лиц полиции, ар¬мии и флота».
На Четвертом объединительном съезде РСДРП в 1906 году по предложению его меньшевистской части и при поддержке большинства фракции боль¬шевиков, кроме Ленина, практика «боевых дру¬жин» была осуждена и запрещена. Резолюция Лени¬на, в которой говорилось, что «допустимы боевые выступления для захвата денежных средств», была отвергнута почти единодушно. Ленина поддержал на съезде уже известный ему кавказский экс – Коба-Джугашвили. На Пятом, лондонском съезде в 1907 году, на котором большинство делегатов состояло из большевиков, вновь обсуждался вопрос о «парти¬занских выступлениях» и эксах. Пробольшевистский съезд и на этот раз осудил грабительскую дея¬тельность партизан под названием «боевые дружи¬ны» как анархистскую и бандитскую практику.
Ленин категорически протестовал против этого решения. Его опять поддержали только немногие из большевиков, в числе которых был опять-таки Коба.
И это понятно, если вспомнить, как началась карьера Сталина в большевистской партии. Зная, что ему, недоучке из духовной семинарии, невозможно состязаться не только с уже известными социал-де¬мократическими публицистами от марксизма, как Мартов и Ленин, но даже со своими ровесниками, типа Троцкого, или более молодыми, типа Бухари¬на, Сталин избрал поприще, на котором он имел все шансы отличиться – карьеру партийного руководи¬теля «боевых дружин» для грабежей на Кавказе. Ве¬ликолепный знаток кавказской психологии, Сталин взял себе в качестве клички окутанное героиче¬скими легендами имя кавказского абрека из рома¬на грузинского писателя Казбеги – Коба. Очень скоро новоявленный Коба затмил славу своего ли¬тературного прототипа.
Еще в 1906-ом году Коба направил в эмигрант¬скую кассу Ленина несколько десятков тысяч рублей, взятых в ходе ограбления почтового поезда в Чиатури, частных и казенных касс на кораблях в морских портах Баку и Батуми. Вместе с этими на¬грабленными деньгами до Ленина впервые дошла и боевая слава бесстрашного экса, грузина Кобы. Свою славу большевистского героя и талантливого организатора эксов Коба закрепил за собой, когда он и его помощник Камо-Петросян после тайной встречи в Берлине с Лениным организовали беспри¬мерное по своей дерзости ограбление тифлисского казначейства на Эриванской площади в Тифлисе в 1907-ом году, через пять недель после названной встречи Кобы и Камо с Лениным. Остались описания современников, как было организовано ограбление. 26-го июня 1907-го года около 11 часов дня, когда Эриванская площадь была полна людей, на площа¬ди появились два конных экипажа, которые в со¬провождении эскорта казаков везли большую сумму денег. В тот момент, когда человек в офи¬церской форме подал команду, с разных сторон в один миг в экипаж с деньгами и эскорт казаков полетело около десятка бомб. Убитых оказалось трое, раненых более пятидесяти человек. Человек в офицерской форме был помощник Сталина – Камо. Добычу – 340 тысяч рублей – Сталин-Коба сейчас же перевел за границу Ленину через будущего наркома иностранных дел Литвинова. Через не¬сколько недель беспрепятственно выехали к Лени¬ну для доклада и организаторы эксов – сами Коба и Камо.
Ленин высоко оценил заслуги Сталина, на¬значив его сначала агентом ЦК в России (1910-й год), а позже кооптировав его в состав ЦК (1912-й год). Сталина несколько раз ссылали за подполь¬ную работу, но он каждый раз умудрялся бежать без всяких трудностей, ибо за политическими ссыльными у царя не охотились десятки сексо¬тов, как теперь в Советском Союзе они охотятся за людьми, которых только подозревают в инако¬мыслии.
Сталин пробовал свои таланты и в публицисти¬ке. Сначала он писал по-грузински, а потом по-рус¬ски, как по вопросам партийным, так и по нацио¬нальному вопросу. Заслуги Кобы в качестве экспер¬та по национальному вопросу были более скромные и менее славные. Публицистического таланта Сталин был лишен начисто. Троцкий его называл «плоским эмпириком». В этой отрицательной в глазах Троц¬кого оценке содержится тем не менее вся правда превосходства Сталина, как практического полити¬ка, над его квазиинтеллигентными соратниками. Там, где публицистические и теоретические таланты марксизма витали в эмпиреях, опытный наблюда¬тель людских деяний Сталин обеими ногами нахо¬дился на почве реальной жизни. Только такой и пре¬успевает в достижении поставленной цели (что Ста¬лин потом и доказал тому же Троцкому). Все рабо¬ты Сталина тех лет, с точки зрения публицистичес¬ких канонов, ученические упражнения. Но во всех его писаниях и тогда и после присутствует целе¬устремленный утилитаризм, противопоказанный теоретику наукообразных обобщений, зато полез¬ный политику с затаенной целью. Затаенная же цель Сталина была одна: войти в доверие Ленина, не толь¬ко в качестве организатора, но и партийного идеоло¬га, чтобы со временем принять от него его фирму -ЦК большевистской партии. Классический пример на этот счет – работа Сталина «Национальный во¬прос и социал-демократия», написанная им в Вене в конце 1912-го года при помощи Бухарина, которого прикрепил к нему Ленин, чтобы Бухарин переводил для Сталина австро-марксистские источники по национальному вопросу. Ленин писал Горькому по этому поводу: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для ‘Просвещения’ большую статью, собрав все австрийские и прочие материалы». Когда этот легальный большевистский журнал «Просвещение», издававшийся в Петербурге, решил напечатать статью Сталина в дискуссионном порядке, то Ленин запротестовал в письме в редакцию: «Конечно, мы абсолютно против. Статья очень хороша. Вопрос бое¬вой и мы не сдадим ни на йоту принципиальной по¬зиции против бундовской сволочи». В другом ме¬сте о той же статье Сталина он добавлял: «Надо вое¬вать за истину против сепаратистов и оппортунистов из Бунда» (см. Сталин, «Марксизм и национальный вопрос», стр. 61).
За какую же истину Сталин воевал против сепа¬ратистов в этой работе?
Сталин воевал последовательно и бескомпро¬миссно за ленинскую истину в национальном вопро¬се, которая, как мы видели, сводилась к следующе¬му центральному тезису Ленина: грядущая больше¬вистская Россия будет единым и неделимым госу¬дарством, нерусские части империи, такие как Польша, Финляндия, Украина, Кавказ, получат ста¬тус «областных автономий», как и чисто русские губернии. Сталин мастерски свел в целостную си¬стему все, что Ленин писал по национальному во¬просу. Сталин был признан самим Лениным не толь¬ко экспертом, но и теоретиком партии по нацио¬нальному вопросу.
Характерный для Сталина психологический мо¬мент: этот свежеиспеченный национальный теоретик и «чудесный грузин» с сильным грузинским акцен¬том публично никогда не признавал себя грузином, а считал себя русским. Его излюбленное выражение в статьях и выступлениях до и после революции гласит: «Мы, русские марксисты», «мы, русские коммунисты», но он ни разу не говорил «мы рос¬сийские», тем более «мы кавказские» или «грузин¬ские» марксисты. В России по Сталину только одна нация – это державная русская нация, а все осталь¬ные просто инородцы или туземцы, находящиеся в подданстве русской нации.
Однако, каким бы русским Сталин себя не счи¬тал, его всю жизнь преследовал болезненный комп¬лекс чувства национальной неполноценности из-за того, что он родился как «туземец» на далекой ок¬раине великой русской империи и что у него нет ни капли русской крови, а в его грузинской крови лю¬ди находят еще даже осетинскую кровь (вспомните стихи Мандельштама). Он старался компенсировать это ущербное чувство подчеркиванием своей сверх-русскости в имперской политике, точь-в-точь, как корсиканец Наполеон выдавал себя за «великого француза» («гранд насион») или австриец Гитлер за «великогерманца» («гроссдойчланд»). Эта велико¬державность Сталина вполне устраивала Ленина, пока Сталин, став генсеком, не начал ею злоупот¬реблять.
II. ЭВОЛЮЦИЯ ТАКТИКИ ЛЕНИНА ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ
Политическая философия Ленина вполне укла¬дывалась в схему немецкого философа Ницше – есть избранные личности, которые делают историю, и безмозглое быдло, являющееся навозом истории. Только человек с «волей к власти» может оседлать народ-быдло и использовать его на пути к власти. Ленин был выдающимся представителем таких из¬бранных личностей с «волей к власти». Людям та¬кой категории чужды все другие цели, кроме тех, что ведут к власти. Если социальные и националь¬ные чаяния народа совпадут с их целями восхож¬дения к власти, тем лучше для них, но себя они на службу ему, народу, не поставят. Ленин был од¬ним из таких. Действуя так, Ленин покорил вели¬кую Россию, которую даже не очень хорошо знал. Что же касается ее национальных окраин, их он вообще не знал. Он не бывал ни в Средней Азии, ни на Кавказе, ни даже на Украине. Коммунистический космополит, в жилах которого текла кровь из сме¬си как инородцев, так и иностранцев, Ленин был свободен от узкого великорусского шовинизма, а как потомственному дворянину ему никогда не приходилось испытывать на себе социальные нужды народа. Все это я говорю вот к чему: Ленин плохо знал Россию, еще хуже знал жизнь рабочих и кре¬стьян, а о нерусских народах империи имел только книжное представление. Все это привело к тому, что созданный им режим в этой стране вот уже более 70 лет держится не доверием ее народов, а тотальным – физическим и духовным – террором чеки¬стов. Герцен называл Россию «тюрьмой народов». Вслед за ним это повторял и Ленин. Однако при его наследниках Россия стала «Гулагом народов» с той только разницей, что русский народ терпит в этом Гулаге двойной гнет – политический и социальный, а нерусские народы тройной гнет: политический, со¬циальный и национальный.
Стратегический гений Ленина в политике в том ведь и заключается, что свою борьбу за сохранение и расширение этой «тюрьмы народов» Ленин как раз и начал под знаменем, на котором красовались за¬жигательные лозунги: «за политические свободы», «за социальное равенство», «за национальное само¬определение». Под этими лозунгами Ленин созда¬вал свои первые революционно-боевые ячейки в центральной России, но мало успехов имел среди не¬русских народов. Польские марксисты действовали самостоятельно, на Кавказе большинство маркси¬стов принадлежали к меньшевикам, финны все бы¬ли сепаратистами, а среди кавказских мусульман, татар и туркестанцев марксистов вовсе не было, ибо атеистическая философия была абсолютно чуж¬да мусульманскому мировоззрению (когда больше¬вики пришли к власти они вынуждены были выдви¬нуть насквозь лживый лозунг: «коммунизм и ислам не противоречат друг другу», как это делал Кремль в Афганистане). После февральской рево¬люции 1917 года и после возвращения Ленина из эмиграции в его взглядах по национальному во¬просу произошла значительная эволюция. Эволю¬ция касалась не общей стратегии, а тактики в соот¬ветствии с изменившимися условиями. Сама эта эволюция национальной тактики Ленина происхо¬дила не только на основе учета роста центробежных сил на окраинах, но и в тесной связи с общими задачами быстро меняющейся революционной ситуа¬ции в стране. Каждый новый этап в эволюции взгля¬дов Ленина в национальном вопросе как бы харак¬теризует обострение этой ситуации и рассчитан на приближение срока самой большевистской револю¬ции. Тем более щедр Ленин на обещания, целиком подчиненные задачам предстоящей развязки. Обеща¬ния эти так далеко идут, что не только со стороны, но и внутри его собственной партии раздаются го¬лоса, что Ленин хочет расчленения России и льет во¬ду на мельницу сепаратистов. В этой эволюции на¬циональной тактики Ленина можно отметить четыре этапа: первый этап, когда Ленин ограничивается сло¬весным и условным признанием права на самоопре¬деление без его гарантии (со Второго съезда партии 1903 года и до Апрельской конференции 1917 го¬да); второй этап, когда Ленин говорит о самоопре¬делении с гарантией государственного отделения да¬же для Украины (конец апреля до июня); третий этап начался, когда Ленин впервые выдвигает идею федерации на 1-ом съезде Советов в июне 1917 г., за¬явив: «Пусть Россия будет союзом свободных рес¬публик» (ПСС, т. 32, стр. 286). Проиллюстрируем документально эту ленинскую эволюцию в период после февральской революции. В таком програм¬мном документе, как «Апрельские тезисы», Ленин обошел национальный вопрос, потому что ему не ясна была ситуация, которая сложилась на окраи¬нах империи после революции. Во время второго этапа в «Проекте платформы пролетарской партии» Ленин говорит уже о гарантии права на отделение: «В национальном вопросе пролетарская партия должна отстаивать провозглашение и немедленное осуществление полной свободы отделения от Рос¬сии всех наций и народностей, угнетенных цариз¬мом, насильственно присоединенных или насильственно удерживаемых в границах государств (Ленин. «О национально-колониальном вопросе», стр. 441).
Обосновать новый тезис в национальной поли¬тике партии Ленин поручил Сталину на Всерос¬сийской партийной конференции (24-29 апреля 1917 г.). Сталин с этой задачей явно не справился, если судить по бурным прениям и веским возраже¬ниям, которые вызвал доклад. Поэтому пришлось выступить самому Ленину с большой и, как обычно, погромной речью против противников «расчлене¬ния» России. Наиболее ярко развивал аргументы против Ленина его давний критик по национальному вопросу Пятаков, который вообще не признавал никакого «самоопределения». Пятаков, как и его большевистские сторонники, думал, что задача боль¬шевиков не расчленять будущую социалистическую Россию, а присоединять к ней все новые и новые государства. Наша конечная цель – утверждали оп¬позиционеры по национальному вопросу, – победа мировой социалистической революции. Так почему же мы должны лицемерить, признавая право на само¬определение и выход из будущей социалистической России всех нерусских наций и народностей? Наобо¬рот, говорил Пятаков, социализм не знает государ¬ственных границ – поэтому наш лозунг «прочь вся¬кие границы». Пятаков точно сформулировал зата¬енную стратегическую цель самого Ленина, но, так открыто заявляя о ней на всю многонациональную Россию, Пятаков и его сторонники наносили более чувствительные, чем это могли делать сепаратисты, удары по сложной и весьма тонкой тактической иг¬ре Ленина и по его стараниям выдавать данную так¬тику в национальном вопросе за истинную нацио¬нальную программу большевиков. По тем же такти¬ческим соображениям Ленин был лишен возможности прямо заявить, как это делали его незадачливые ученики, что его конечная цель та же самая, но к ней ведет не прямая столбовая дорога, а бесконечные извилины и переулки со многими тупиками в вели¬кой империи с ее беспримерной мозаикой нацио¬нальностей. К нашей цели ведет только сокрытие на¬ших стратегических замыслов, умелое и терпеливое лавирование в их осуществлении – таков смысл ле¬нинских возражений Пятакову. Но не смея это ска¬зать вслух даже своим ученикам, Ленин ограничи¬вается следующим заявлением: «То, что говорил здесь товарищ Пятаков, есть невероятная путаница… Метод социалистической революции под лозунгом «прочь границы» – это просто каша… Мы к сепа¬ратистскому движению равнодушны, нейтральны. Если Финляндия, если Польша, Украина отделяют¬ся от России, в этом ничего худого нет. Что тут ху¬дого? Кто это скажет, тот шовинист» (стр. 444-445). В результате дискуссии была принята резолю¬ция Ленина, в которой говорилось: «За всеми на¬циями, входящими в состав России, должно быть признано право на свободное отделение и на образо¬вание самостоятельного государства. Отрицание та¬кого права и непринятие мер, гарантирующих его практическую осуществимость, равносильно под¬держке политики захватов и аннексий» (стр. 447). Но тем нациям, которые останутся в новой Рос¬сии, резолюция по-прежнему обещает только «об¬ластную автономию», а не федерацию. Результаты голосования показали, что более одной трети делега¬тов конференции состояли из тех людей, которых Ленин в своей речи называл шовинистами, ибо из 90 делегатов против Ленина голосовали 16 делега¬тов, а 18 делегатов воздержались. Последующие ме¬сяцы третьего этапа после Апрельской конференции Ленин посвятил более близкому изучению положения дел на национальных окраинах как через инфор¬мацию из прессы, так и путем встреч с национальны¬ми кадрами. Такое изучение подсказало ему новую идею, с помощью которой он хотел завоевать симпа¬тию нерусских кадров. Идея эта – перенесение ак¬цента с признания права на самоопределение наро¬дов на право их отделения от России. В начале ок¬тября 1917 г. он пишет: «Вместо слова самоопреде¬ление, много раз подававшего повод к кривотол¬кам, я ставлю совершенно точное понятие: »право на свободное отделение… » Завоевав власть, мы безус¬ловно тотчас признали бы это право и за Финлян¬дией, и за Украиной, и за Арменией и за всякой уг¬нетавшейся царизмом народностью» (стр. 458). Од¬нако и тут Ленин не теряет из виду своей основной цели – сохранения в составе будущей России всех народов, входивших в состав старой Российской Империи. Но к этому, говорит Ленин, нет иного пу¬ти, как признание права на отделение. Ленин так и пишет: «Мы, со своей стороны, вовсе отделения не хотим. Мы хотим как можно более крупного госу¬дарства… Мы хотим свободного соединения и по¬тому мы обязаны признать свободу отделения» (стр. 458-459).
Четвертый этап в развитии национальной поли¬тики Ленина был уже этапом начала истории нового типа колониальной империи, когда Ленин, захватив власть 25 октября 1917 г., объявил о создании Рос¬сийской Советской Социалистической Республики, куда он пригласил вступить все народы бывшей Рос¬сийской Империи. В первом же правительственном акте Совнаркома от 2 ноября 1917 г. – «Деклара¬ции прав народов России» говорилось о «равенстве и суверенности» народов России, о праве этих наро¬дов «на свободное самоопределение вплоть до отде¬ления и образования своих самостоятельных государств». В составе первого советского правительст¬ва Ленин учредил и специальный наркомат по делам национальностей во главе со Сталиным. Учитывая исключительную важность сохранения в составе Рос¬сии мусульманских народов Татарии, Башкирии, Туркестана, Кавказа и Крыма, Совнарком выступил 20 ноября 1917 г. с «Обращением» к ним за подпи¬сями председателя Совнаркома Ленина и наркома по делам национальностей Сталина. В документе го¬ворилось: «Мы обращаемся к вам, трудящиеся и обездоленные мусульмане России и Востока. Му¬сульмане России, татары Поволжья и Крыма, кирги¬зы и сарты Сибири и Туркестана, турки и татары За¬кавказья, чеченцы и горцы Кавказа, все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обы¬чаи которых попирались царями России. Отныне ва¬ши верования и обычаи, ваши национальные и куль¬турные учреждения объявляются свободными и не¬прикосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Вы сами должны быть хозяевами ва¬шей страны. Вы сами должны устроить свою жизнь по образу своему и подобию». («Документы внеш¬ней политики СССР», 1957, часть 1, стр. 34-35).
Но когда мусульманские народы Башкирии, Та¬тарии, Туркестана, Крыма и Кавказа в полном со¬гласии с этим «Обращением» объявили почти одно¬временно в первой половине 1918 г. о создании своих независимых мусульманских государств, то Ленин вернул их силой обратно в состав России.
III. ОТ ИМПЕРИИ ЦАРСКОЙ К ИМПЕРИИ СОВЕТСКОЙ
Если бы Ленин родился в Англии и там же при¬шел к власти, то Британская империя существовала бы и поныне. Более того, опираясь на индустриально развитую и культурно-технически передовую Анг¬лию, Ленин скорее бы достиг своей конечной стра¬тегической цели. Эту цель он сформулировал до своего прихода к власти в России в следующих сло¬вах: «Соединенные штаты мира (а не Европы) яв¬ляются той государственной формой объединения, которую мы связываем с социализмом» (т. 18, 3 изд., стр 232). После захвата власти большевика¬ми Ленин уточнил вопрос о форме власти. В своем докладе о второй программе партии на Восьмом партийном съезде в 1919 г. Ленин заявил, что его партия полна решимости создать «Всемирную Со¬ветскую республику», добавив, что в отличие от ны¬нешней общероссийской программы «может быть, будет у нас общая программа, когда создастся Все¬мирная Советская республика» (см. «Восьмой съезд РКП (б), протоколы, стр. 101).
Таким образом, программа Ленина по нацио¬нально-колониальному вопросу – это не ликвида¬ция больших империй, не освобождение подвласт¬ных им народов, а сведение всех национальных им¬перий в одну мировую советскую суперимперию с тем, чтобы осуществить вторую часть большевист¬ской программы – денационализация национально¬стей путем слияния всех наций – как метрополий, так и колоний – в один интернациональный гибрид в виде коммунистического человечества. Этот экс¬перимент сейчас проводится в СССР, где стараются создать из более чем ста народов одну единственную нацию – «советский народ». Между тем, идеологи Кремля, явно фальсифицируя Ленина, распростра¬няют в странах Третьего мира легенды, что Ленин является основоположником учения о путях и мето¬дах освобождения колонизированных народов от ига мирового империализма, что якобы он стоял за сохранение и развитие ими своей национальной аутентичности, за создание независимых националь¬ных государств. В этой связи идеологи Кремля ссы¬лаются на советский опыт разрешения национально¬го вопроса. Они выдают советскую тоталитарную империю с ее абсолютным централизмом за свобод¬ную федерацию суверенных нерусских государств с бывшей их метрополией – Россией. И это произ¬водит впечатление, ибо большевики изобрели уни¬кальную в истории форму «национальной независи¬мости» со всеми классическими атрибутами неза¬висимых государств: союзные республики имеют (конечно, только по названию) свои конституции, свои парламенты, свои правительства, свои компар¬тии, свои национальные флаги, свои государствен¬ные гербы. И каждая из этих союзных республик якобы имеет право свободного выхода из состава СССР. Так гласит Конституция СССР.
Каждый советский человек знает, что все эти атрибуты независимости и суверенности советских республик – фикция. Однако – фикция, превра¬щенная в идеологическую категорию, стала эффек¬тивным инструментом советской пропаганды в странах Третьего мира.
Эту фикцию Ленин нашел не сразу. Насколько счастливой оказалась формула «право народов на самоопределение» в ее ленинском диалектическом толковании как право фиктивное, настолько же долгим было блуждание Ленина в поисках другой диалектической формулы: именно, как найти та¬кую форму правления будущей большевистской империи, чтобы такая империя выглядела как добровольное объединение свободных и суверенных народов. Задача была не из легких даже для такого диалектика как Ленин: создать независимые по форме, но абсолютно зависимые от Москвы нацио¬нальные республики в планируемой им новой им¬перии…
При этом Ленин до революции категорически отводил всякую мысль о федерации. Вот что он ут¬верждал: «Пока и поскольку разные нации состав¬ляют единое государство, марксисты ни в коем случае не будут проповедовать ни федеративно¬го принципа, ни децентрализации» (ПСС, т. 24, стр. 140). В другом месте: «Нетрудно видеть, поче¬му под правом самоопределения наций нельзя по¬нимать ни федерации, ни автономии… Вставить в свою программу защиту федерализма марксисты никак не могут; об этом нечего и говорить» (там же, стр. 218).
А что же Ленин предлагал? Вот его директива по управлению над нерусскими народами в его буду¬щей империи: «Необходима, писал Ленин, широкая областная автономия (не для одной Поль¬ши, а для всех областей России) и вполне демокра¬тическое местное самоуправление» (Ленин. О нацио¬нально-колониальном вопросе, стр. 145). Во всех дореволюционных писаниях Ленина и документах его большевистской партии говорится лишь об «об¬ластных автономиях» Польши, Финляндии, Прибал¬тики, Кавказа. Причем, сама эта «областная автоно¬мия» толкуется как просто местное самоуправле¬ние, созданное на таких же основаниях, что и в любой русской области. Однако, когда после фев¬ральской революции Ленин вернулся в Россию и воочию увидел рост движения центробежных сил на окраинах бывшей Российской Империи, то он дол¬жен был констатировать, что его «областная автоно¬мия» бесперспективна и отвергается нерусскими на¬родами. Ленин, который никогда не был рабом ни марксистских догм, ни собственных писаний, сде¬лал из новой ситуации трезвый вывод. На Первом съезде Советов в июне 1917 г., как уже отмечалось, он впервые от имени большевистской партии объя¬вил, что его цель – федерация республик. Через че¬тыре месяца, захватив власть в Петрограде, Ленин объявил о создании Российской федерации русского и нерусских народов. Эта первая попытка Ленина сохранить бывшую царскую империю, придав ей форму федерации, успеха не имела. Нерусские на¬роды, ссылаясь на их право на независимость, при¬знанное большевиками, начали в 1918 г. объявлять один за другим о своем выходе из состава России и образовании независимых государств. Такие не¬зависимые государства создали Украина, Белорус¬сия, Литва, Латвия, Эстония, Туркестан, Татаро-Башкирия, Северный Кавказ, Грузия, Армения, Азербайджан. Все они впоследствии, одни раньше, другие позже, были покорены. Некоторые из них были присоединены прямо к РСФСР (Северный Кавказ, Туркестан, татаро-башкиры, Крым), а дру¬гие народы были объявлены «независимыми» со¬ветскими республиками (Украинская ССР, Бело¬русская ССР, ЗСФСР, куда входили Грузия, Арме¬ния и Азербайджан). До 1922 года, т.е. до создания СССР, они не подчинялись центральным государ¬ственным органам в лице РСФСР и в этом смысле они были «независимыми» советскими республика¬ми. Однако это была видимость независимости, иначе говоря, фиктивная независимость, ибо этими рес¬публиками, как и Российской федерацией, руково¬дил высший законодательный, исполнительный и контрольный орган в одном лице: ЦК партии боль¬шевиков прямо и непосредственно из Москвы, ЦК, который никогда не признал как в своем уставе, так и на практике, не только независимости, но да¬же местной автономии компартий этих республик. Опытный в этих делах старый большевик, председа¬тель Совнаркома Грузии, потом председатель ЦИК Закавказской федерации Филипп Махарадзе гово¬рил на 12 съезде партии в 1923 г.: «Здесь говорят о независимых, о самостоятельных республиках со¬ветских… всем ясно, какая это самостоятельность, какая это независимость. Ведь у нас одна партия, один центральный орган, который, в конечном сче¬те, определяет для всех республик, даже для всех малюсеньких, все решительно, и общие директивы, вплоть до назначения ответственных руководите¬лей…» (12 съезд РКП (б), стенограф, отчет, М., 1923, стр. 472).
И все-таки управление этими «независимы¬ми» советскими республиками давалось не так лег¬ко даже такому общепризнанному вождю как Ле¬нин и такому изобретательному его ученику как Сталин. Но вот курьез: все «независимые» совет¬ские республики, включая Украину и Белоруссию, всерьез начали считать себя хотя и советскими, но все же независимыми республиками. Сплошь и ря¬дом игнорировались директивы центральных орга¬нов партии, назначаемых из Москвы партийных над¬зирателей в этих республиках вообще отводили. Все руководящие должности в республиках занимали представители местных народов, которые интересы своих народов ставили выше общих советских ин¬тересов. Власть наркомата национальностей во главе со Сталиным на них не распространялась. Если же Сталин как эксперт партии по национальному во¬просу начинал предъявлять претензии на руковод¬ство «суверенными» республиками, то возникали серьезные конфликты между Москвой и местами. Их первым зачинщиком всегда бывал Сталин, пре¬тендовавший еще при жизни Ленина на роль орто¬доксального ленинца, большего ленинца, чем сам Ленин. Однако став генсеком ЦК и пользуясь тем, что очень осторожный в национальном вопросе Ле¬нин отсутствовал по болезни, Сталин решил разом покончить с коммунистическим суверенитетом со¬ветских республик УССР, БССР и ЗСФСР путем включения их всех в состав РСФСР на началах «авто¬номии». Соответствующее постановление Оргбюро ЦК по докладу Сталина было принято 24 сентября 1922 г. Ленин опротестовал это решение на сле¬дующий же день и потребовал к себе в Горки все материалы комиссии Оргбюро ЦК по данному вопросу. Возник острый конфликт между Лениным и Сталиным, который мог бы стоить Сталину его поста генсека, если бы Ленин вернулся к руковод¬ству. В основе конфликта лежат не стратегические расхождения, а тактические разногласия. Недооце¬ненный всеми ученик начал противопоставлять себя безгрешному до сих пор учителю.
Хитроумная тактика Ленина в национальном во¬просе – русские большевики должны подчеркивать право нерусских народов на отделение от России, а национальные большевики, наоборот, должны под¬черкивать право своих народов на присоединение к России – не сработала, когда революция стала фактом и «тюрьма народов» развалилась. Даже в тех краях, где большевики имели до революции своих сторонников (Прибалтика, Украина, Белоруссия, Закавказье), национальные большевики, которые выступали против своих независимых, на этот раз уже советских, государств в пользу Моск¬вы, только разоблачали себя как врагов любой неза¬висимости и прямых агентов чуждой и враждебной народам большевистской Москвы. Ленин вовремя учуял опасность развала советской империи и сде¬лал новый тактический поворот в национальной политике.
Когда на 8-ом съезде партии (1919) Бухарин и Пятаков хотели восстановить старый лозунг Ле¬нина о том, что партия должна признавать право на самоопределение не наций, а только трудящих¬ся классов ранее угнетенных народов, то Ленин поднял собственную диалектику на новую, выс¬шую ступень. Эта новая, высшая диалектика бы¬ла призвана угодить как национальным стремле¬ниям в борьбе за независимость, так и коммуни¬стическим целям интеграции. Ленин решил создать, как переходную форму к централизации, независи¬мые советские социалистические государства во всех тех краях, где Красная Армия уничтожила возникшие ранее независимые национальные го¬сударства.
Однако новая «диалектика» оказалась палкой о двух концах. Обозначилась весьма серьезная опас¬ность совсем с неожиданной стороны: многие руко¬водители советских «независимых» республик и всерьез начали играть роль «независимых», вызы¬вающе игнорируя даже директивы ЦК. Это заста¬вило Ленина раскрыть свои истинные карты. Про¬изошло это на 10-ом съезде партии. Под руковод¬ством Ленина и по докладу Сталина по национально¬му вопросу съезд предрешил ликвидацию совет¬ских «независимых» республик. В резолюции съезда на этот счет говорилось: «Изолированное су¬ществование отдельных советских республик не¬устойчиво, непрочно, ввиду угрозы их существо¬ванию со стороны капиталистических государств. Общие интересы обороны повелительно диктуют го¬сударственный союз отдельных союзных республик, как единственный путь спасения от империалисти¬ческой кабалы и национального гнета». («КПСС в резолюциях», ч. I, стр. 557). Вот теперь впервые между Лениным и его экспертом по национальному вопросу Сталиным возникает политический спор: как, в какой форме и какими темпами осуществить на практике решение 10-го съезда партии. Исходный документ по данному вопросу составил Сталин. По предложению Политбюро от 10-го августа 1922-го года была создана комиссия Оргбюро под председа¬тельством генсека Сталина для составления проекта по созданию новой федерации из существующих со¬ветских республик: Украины, Белоруссии, Закав¬казской федерации и РСФСР. Сталин сам лично со¬ставил соответствующий проект, согласно которому все независимые советские республики входят в со¬став РСФСР на правах «автономии». Сталин разослал свой проект республикам на одобрение без ведома и решения ЦК. Белоруссия и Грузия отвергли про¬ект Сталина. Украина заняла выжидательную пози¬цию, так как среди руководителей Украины не было единодушия насчет проектируемой федерации. Тем временем Сталин прибег к своему излюбленному методу к аппаратному нажиму на «национал-уклонистов». Дело дошло до Ленина. В истории пар¬тии оно известно как «Грузинское дело». Партий¬ные учебники и вся партийно-историческая литера¬тура до сих пор занимаются самой бесцеремонной просталинской и антиленинской фальсификацией действительной истории «Грузинского дела». Осветим его суть. Партийное подчинение в «независи¬мых» республиках различалось между собой в отно¬шении иерархии этого подчинения. Если славянские советские республики прямо подчинялись ЦК РКП (б), то в неславянских республиках партийно-административная лестница напоминала модель цар¬ского времени: над Кавказом было поставлено Кав¬казское бюро ЦК РКП (б) (при царе здесь было цар¬ское наместничество на Кавказе), а в Средней Азии было создано Среднеазиатское бюро ЦК РКП (б) (при царе здесь было генерал-губернаторство Турке¬стана) . Национальные компартии в этих краях под¬чинялись не прямо ЦК в Москве, а вот этим его фи¬лиалам на местах. Поскольку во главе бюро ЦК стояли русские большевики или обрусевшие нацио¬налы, то получалось, что вопреки всем решениям о «независимости» национальными республиками уп¬равляют не националы, а русские. Это звучит пара¬доксально, но факт: если во главе национальных окраин становился обрусевший национал, то он про¬вопил открыто великодержавную политику против своей нации, чего не осмелился бы делать чисто рус¬ский коммунист. Таким великодержавником на Кавказе был Орджоникидзе, которого Ленин поста¬вил во главе Кавказа в качестве секретаря бюро ЦК, переименованного в феврале 1922-го года в Закав¬казский крайком партии, подчинив ему централь¬ные комитеты компартий Грузии, Армении и Азер¬байджана.
Серго Орджоникидзе сыграл в ранней истории партии выдающуюся роль, не уступающую роли Ста¬лина до революции. Он был более близок к Лени¬ну как его ученик в партшколе под Парижем, чем сам Сталин. Именно ему, Орджоникидзе, Ленин был обязан восстановлением и воссозданием боль¬шевистской партии в России накануне войны. В 1912-ом году он ездил по поручению Ленина в Рос¬сию, чтобы подготовить созыв знаменитой Праж¬ской конференции партии 1912 года с участием де¬легатов из России, которых подобрал там он сам. На этой конференции был избран новый ЦК партии из семи человек, одним из которых был Орджони¬кидзе. Сталин не был в его составе, так как его кан¬дидатура была отведена делегатами (его Ленин ко¬оптировал позже). Орджоникидзе был поставлен во главе Русского бюро ЦК и вернулся обратно в Рос¬сию (фальсификаторы сталинской школы позже пи¬сали, что Сталин был избран членом ЦК на конфе¬ренции и якобы он, а не Орджоникидзе, возглавлял Русское бюро ЦК).
Сталин и Орджоникидзе – оба грузины по на¬циональности – как человеческие и психологиче¬ские типы были явными антиподами. В имперском большевике Орджоникидзе много сохранилось от грузинского дворянина, каким он был, – остатки кавказского рыцарства, честность, прямота, личное мужество, жертвенность – все те черты, которых начисто был лишен его будущий повелитель, под¬нявшийся с грузинского дна – Коба-Джугашвили, но как раз Сталин умел использовать честный ха¬рактер людей в своих уголовных целях. Сталин впоследствии превзошел в глазах Ленина своего земляка в силу тех качеств, которых не доставало Орджоникидзе: Сталин был коварен, бесчеловечен и властен. Ленин точно знал, что Сталин способен на выполнение любых его заведомо античеловеческих заданий, вплоть до убийств «врагов революции», как это он доказал не только во время «эксов» на Кавказе, но и во время гражданской войны на фронтах.
Но именно этих качеств в характере Сталина Ле¬нин испугался теперь, в период мирного строительства, когда от голых массовых репрессий надо было переходить, как он выражался, к «культурничест¬ву», к мирным средствам, особенно, когда дело имеешь с таким сложным социальным комплексом как нерусские народы.
Ничего не было так чуждо Сталину как «мир¬ные средства», когда это касалось политики вообще и национального вопроса, в особенности. Большое рвение в этом Сталин проявил в близких ему закав¬казских, в частности, грузинских делах. Это было не случайно. Грузинские старые большевики хорошо знали не только подвиги Кобы по организации эк¬сов, но и его уголовные преступления, его интриги против собственных товарищей в борьбе за руко¬водство в дореволюционном Кавказском союзном комитете, вплоть до прямого сотрудничества с цар¬ской полицией, чтобы убрать своих конкурентов по руководству (например, арест Шаумяна в 1908 году в Баку по доносу Сталина). Так вот, пока эти старые большевики руководили кавказскими и гру¬зинскими правительствами, карьера Сталина в Мо¬скве находилась под вечной угрозой. Отсюда по¬стоянные интриги Сталина против них, чтобы дис¬кредитировать их в глазах Ленина. Дело дошло до того, что агенты Сталина пустили в ход сочиненные ими от имени грузинского правительства «проекты законов», согласно которым советская Грузия ограждает себя от других советских республик «кордонами», вводит высокий тариф за использо¬вание Батумского порта, более того – советская Грузия якобы готовит закон, по которому грузин¬кам запрещается вступать в брак с русскими. Эти фальшивки были разоблачены на 12-ом съезде «уклонистами». На основании таких фальшивок собственного изобретения Сталин и создал знамени¬тое «Грузинское дело», объявив почти весь состав ЦК и правительства Грузии «национал-уклониста¬ми». Сталин утверждал, что их руками Грузией управляют «меньшевики» и грузинские «князья». Чтобы подготовить разгром «национал-уклонис¬тов», Сталин трижды отправлял комиссии ЦК РКП (б) в Тифлис для сбора дискредитирующих их материалов, включая в эти комиссии своих личных сторонников – Дзержинского, Куйбышева, Камене¬ва. Но даже такие комиссии оказались не в состоя¬нии собрать какие-либо факты против мнимых «уклонистов», а Сталин свирепствовал все больше. Вот тогда и вмешался в это дело Ленин.
IV. РАЗНОГЛАСИЯ МЕЖДУ ЛЕНИНЫМ И СТАЛИНЫМ ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ
Своей жизненной миссией после завоевания вла¬сти над Россией Ленин считал проведение в этой ги¬гантской и многонациональной стране двух беспри¬мерных в истории экспериментов: во-первых, по¬строить бесклассовое социалистическое общежитие, опираясь на прямое насилие («диктатура пролета¬риата») и, во-вторых, создать из более 190 народов и народностей разных рас, языков и религий одну единую коммунистическую нацию с единым языком и единой атеистической верой, опираясь на косвен¬ное насилие (идеологическая перековка, языковая ассимиляция, «интернационализация» рас и семей). За пару лет перед смертью Ленин понял всю утопич¬ность этой миссии. «Военный коммунизм», заду¬манный Лениным по его же признанию как непо¬средственный переход к социализму, был похоро¬нен под грохот орудий кронштадтских матросов, крестьянского восстания в Тамбове, под явной уг¬розой нового восстания авангарда революции рабочих Петрограда. Вот слова Ленина от 17 октяб¬ря 1921. года с откровенным признанием провала своей социалистической утопии, весьма актуально звучащие как раз сегодня: «Мы думали, что по ком¬мунистическому велению будет выполняться произ¬водство и распределение… Если мы эту задачу про¬бовали решить прямиком, так сказать, лобовой ата¬кой, то потерпели неудачу… Не удалась лобовая атака, перейдем в обход. Будем действовать осадой и сапой» (Ленин, т. 33, стр. 47).
Тяжелое разочарование потерпел Ленин также и в своих попытках «лобовой атакой» разрешить на¬циональный вопрос в советской России. Переимено¬вав бывшую Российскую Империю в РСФСР, Ленин считал само собой разумеющимся, что все нерусские народы войдут в эту РСФСР. Однако национальные коммунисты Украины, Белоруссии, Грузии, Арме¬нии и Азербайджана, соратники и ученики того же Ленина, предпочли остаться вне РСФСР и создать свои собственные суверенные советские социалисти¬ческие республики со своими границами, прави¬тельствами, парламентами, собственными компар¬тиями. Конечно, национальные компартии были под¬чинены московскому общепартийному центру ЦК РКП(б) во главе с Лениным, но местные прави¬тельства не подчинялись правительству РСФСР. Разумеется, Ленин и в мыслях не допускал, что этот условный суверенитет местных республик может стать длительным состоянием. Вся проблема с нацреспубликами сводилась к тому, как их присоеди¬нить к РСФСР, чтобы такое присоединение не вы¬глядело как их поглощение или аннексия новой Россией, хотя и советской.
Национальные коммунисты нерусских совет¬ских республик, приняв тактическую концепцию Ленина за его истинную программу в национальном вопросе, почти единодушно держали курс на пере¬ход от условного суверенитета к полному суверени¬тету своих республик во всех областях государ¬ственной жизни, кроме обороны и внешней поли¬тики, которые координировались с Москвой особы¬ми союзническими договорами. Политической и юридической базой здесь служили, кроме сочине¬ний Ленина, решения высших руководящих орга¬нов партии – Апрельской конференции 1917 года, VIIIсъезда партии 1919 года, Xсъезда партии 1921 года по национальному вопросу. Решения Де¬сятого съезда партии на этот счет были очень опре¬деленны и весьма конкретны. Вот что говорилось в резолюции Xсъезда о национально-государственном строительстве в нерусских советских республиках: в отношении нерусских народов «политика царизма состояла в том, чтобы убить среди них зачатки вся¬кой государственности, калечить их культуру, стеснять их язык, русифицировать их… Задача пар¬тии состоит в том, чтобы помочь трудовым массам нерусских народов догнать ушедшую вперед цент¬ральную Россию, помочь им:
а) развить и укрепить у себя советскую государ¬ственность в формах, соответствующих националь¬но-бытовым условиям этих народов; б) развить и укрепить у себя действующие на родном языке – суд, администрацию, органы хозяйства, органы вла¬сти, составленные из людей местных; в) развить у себя прессу, школу, театр… на родном языке» («КПСС в резолюциях», ч. 1, М., 1953 г. стр. 559). Поняв эти решения буквально, национальные республики приступили к возрождению националь¬ной культуры, науки, искусства, национальной эко¬номики, к созданию национальных воинских фор¬мирований, к решительной и всеобщей «коренизации», по выражению Сталина, всех видов органов власти и ее аппарата на всех уровнях.
Вот тогда только советский тоталитарный им¬периализм показал свое истинное лицо: великодер¬жавно-коммунистический аппарат Москвы нашел, что под видом «коренизации» в советских нацио¬нальных республиках, под видом украинизации и белорусизации на советской Украине и Белоруссии, к власти начали приходить местные националисты: национал-уклонисты в Грузии, «боротьбисты» на Украине, «нацдемовцы» в Белоруссии, пантюркисты в Татаро-Башкирии и Туркестане. Началась широкая кампания против тех национальных ком¬мунистических кадров, которые, ссылаясь на на¬званные решения партии, продолжали сопротив¬ляться великодержавникам из московского центра. Сталин, ставший тем временем генсеком, решил дать устрашающий урок всем местным национали¬стам тотальным разгромом «национал-уклонистов» Грузии. Более того, пользуясь болезнью Ленина, который по решению Политбюро не должен был по¬лучать информацию о текущей политике, Сталин ре¬шил одним партаппаратным актом покончить с су¬веренитетом всех советских республик, включив их в РСФСР. Однако, Ленин, информированный тем временем его соратниками из Грузии, названными Сталиным «национал-уклонистами», – Буду Мдива¬ни, Филиппом Махарадзе и другими, почувствовал, что Сталин играет с огнем и угрожает целостности созданной большевиками новой империи. По сло¬вам секретарши Ленина Фотиевой, Ленин готовил бомбу против Сталина на XIIсъезде, но заболев, мог написать только статью по национальному во¬просу против него. Статья Ленина называлась «К во¬просу о национальностях или об »автономизации»». Ленин ее писал для газеты «Правда». Сталин и его тогдашние горе-союзники Зиновьев и Каменев от¬клонили статью Ленина. Ленин написал также «Письмо к съезду», адресованное предстоящему XIIсъезду, в котором требовал снятия Сталина с поста генсека, но оно не было оглашено на съез¬де. О существовании этих документов Ленина пар¬тия и страна узнали только после смерти Сталина, на XXсъезде партии, на котором были разоблачены его преступления.
Как мы уже обещали, остановимся вкратце на этой статье Ленина. Я уже упоминал, но подчеркну еще раз: по национальному вопросу в советском го¬сударстве стратегических расхождений между Лени¬ным и Сталиным не было. Расхождения касались только тактики, методов имперской политики и темпов денационализации национальностей. Ленин стоял за медленную, более мирную, чем насиль¬ственную, ассимиляцию нерусских народов. Сталин преследовал ту же цель, только в форсированном порядке, больше полагаясь на аргументы насилия, чем на убеждения. Ленин хорошо понимал, как глу¬боко враждебны национальным чаяниям нерусских народов интернациональные цели его коммунисти¬ческой программы. Понимал он также и то, что сре¬ди нерусских коммунистов есть не только обрусев¬шие националы с имперским или интернациональ¬ным мышлением, как Сталин, Орджоникидзе, Дзержинский, но в большинстве своем коммунисты окраин – национально мыслящие коммунисты, осо¬бенно те, которые вступили в партию после больше¬вистской революции. На них собственно и держалась советская власть на местах. В этих условиях план Сталина включить механически эти все еще легаль¬но и формально суверенные республики в состав РСФСР на правах «автономизации» Ленин считал прямо-таки авантюрной затеей, чреватой большими опасностями. Ведь план Сталина разоблачал на деле всю философию о равенстве и суверенитете народов России. Нужно было найти новую форму федерации номинально «равных» и по-прежнему «суверенных» народов. Сначала отвергнув план «автономизации» Сталина как порочный и опасный, Ленин предложил назвать новое объединение «Союзом советских республик Европы и Азии». Потом сам же забрако¬вал это название, найдя его слишком узким и регио¬нальным в свете своих мировых целей по созданию, как Ленин выражался, «Мировой советской республики». Ленин нашел и поныне существующую, ре¬гионально и этнически неограниченную, глобальную формулу объединения советских государств – «Со¬юз Советских Социалистических Республик», куда по замыслу Ленина могут вступить государства лю¬бых континентов и национальностей Европы, Азии, Африки, Америки, Австралии, Океании.
Дальнейшему изложению разногласий между Лениным и Сталиным по данному вопросу надо предпослать одно важное замечание. Ленин был не¬прав, когда он осуждал недостойные и нечестные ме¬тоды Сталина. Вина Сталина заключалась в том, что он был более последовательным проводником в жизнь моральной философии Ленина, чем сам Ле¬нин. Стоит напомнить эту философию. На Третьем съезде комсомола в 1920 году, как бы комменти¬руя макиавеллиевскую философию своей книги «Детская болезнь »левизны» в коммунизме», Ленин учил советскую молодежь: коммунисты не при¬ знают то, что принято называть общечеловеческой моралью, для коммунистов мораль и нравствен¬ность – категория классовая, для коммунистов мо¬рально все, что помогает интересам их борьбы за диктатуру пролетариата. В этой борьбе, утверж¬дал Ленин, допустимы любые методы и приемы, если они поставлены на службу основной стра¬тегической цели завоеванию пролетариатом власти. Утонченное коварство и заведомую ложь Ленин считал вполне допустимыми и легальными средствами в политической борьбе с той единствен¬ной оговоркой, что все это должно служить инте¬ресам коммунизма. Но Ленин глубоко ошибался, принимая Сталина за коммуниста. Сталин стремился не к строительству коммунизма, а к увековечению государства под своей личной диктатурой. Поэтому, строго следуя его же учению, Сталин начинает применять тактические принципы ленинизма уже внут¬ри партии в борьбе за власть не только против своих соперников в Кремле, но и в национальных квазисуверенных республиках, прибегая к тем же «уловкам», «хитрости», коварству и лжи, о дозво¬ленности которых идет речь в указанной книге Ле¬нина. Ведь цель у Ленина не личная власть, а гармо¬ния центральной власти с «суверенными» националь¬ными республиками. Поэтому Ленин опасается, что чрезмерное усердие Сталина «стать ленинцем боль¬ше, чем сам Ленин» (это выражение о своих усерд¬ствующих учениках употребил сам Ленин) может привести к развалу еще не укрепившейся советской империи. Насколько ясно работал ум Ленина в этом отношении даже при смертельной болезни показы¬вают уже упомянутые его последние документы. Почти все они посвящены Сталину и национальному вопросу. Ленин начал свое наступление против Ста¬лина в письме в Политбюро, которое носит соб¬ственно тактический характер. В письме сказано: «Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть. Как только избавлюсь от про¬клятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами. Надо абсолютно настоять, чтобы в союзном ЦИКе председательствовали по очереди русский, украи¬нец, грузин и т.д.» (Ленин, 4 изд., т. 33 стр. 335). Существо разногласия Ленина со Сталиным изложе¬но в уже упомянутой статье: «К вопросу о нацио¬нальностях или об »автономизации»», состоящей из ряда его «записок». Ленин был возмущен не столь¬ко тем, что Орджоникидзе управлял Закавказьем как царский наместник, но еще тем, что Орджони¬кидзе в присутствии Рыкова дал пощечину «ук¬лонисту» А. Кабахидзе, назвавшему его «сталин¬ским ишаком», а Сталин, вместо того, чтобы осу¬дить поведение Орджоникидзе, демонстративно поддержал действие Орджоникидзе, более того, реше¬нием комиссии ЦК РКП(б) во главе с Дзержин¬ским осуждению подвергся не Орджоникидзе, а Мдивани. По этом поводу Ленин писал: «Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог за¬рваться до применения физического насилия, то можно себе представить, в какое болото мы слете¬ли. Видимо, вся эта затея »автономизации» в корне была неверна». В великорусском шовинистическом походе против Грузии Ленин обвиняет обрусевших инородцев – Сталина, Дзержинского и Орджони¬кидзе. При этом он замечает: «Известно, что обру¬севшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения». Кончая свои записи по поводу поведения в Грузии двух руководящих грузин, действовавших по его же собственному мандату, Ленин добавляет: «В данном случае по отношению к грузинской нации мы имеем типич¬ный пример того, где сугубая осторожность, пре¬дупредительность и уступчивость требуются с нашей стороны… Тот грузин, который пренебрежитель¬но относится к этой стороне дела, пренебрежи¬тельно швыряется обвинением в »социал-национа¬лизме» (тогда как он сам является настоящим и истинным не только »социал-националом», но и грубым великорусским держимордой) , тот грузин, в сущности, нарушает интересы пролетарской классовой солидарности». (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 356-360).
Как раз этим грузинским большевикам, кото¬рых Сталин обвинял в «социал-национализме» и «национал-уклонизме», Ленин пишет 6 марта 1923 года следующее письмо: «Товарищам Мдивани, Махарадзе и другим. Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речи. С уважением. Ленин» (ПСС, т. 54, стр. 330).
Ленин требовал от Пленума ЦК исключить Орджоникидзе из партии, наказать Дзержинского, а от предстоящего XIIсъезда партии он потребо¬вал снятия Сталина с поста генсека. Боясь, что бо¬лезнь ему не позволит выступить на пленуме ЦК, Ленин пишет Троцкому:
«Строго секретно. Лично.
Уважаемый т. Троцкий!
Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузин¬ского дела на ЦК. Дело это сейчас находится под преследованием Сталина и Дзержинского, и я не мо¬гу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять его защи¬ту, то я бы мог быть спокойным» (Ленин, ПСС, т. 54, стр. 329).
Ленин предлагал Троцкому «блок Ленина – Троцкого» для ликвидации Сталина и его фракции. Это уже доказывало, какой огромной партаппаратной силой только за один год стал генсек Сталин, если для его свержения Ленин предлагает создать «блок Ленина – Троцкого». Однако, Троцкий, ко¬торый всегда был храбрым на словах против Стали¬на, когда требовалось действовать, да еще в блоке с самим Лениным, проявил политическую беспо¬мощность, тяжкую по своим трагическим по¬следствиям для миллионов. Да этим еще и хвалил¬ся. Вот что Троцкий говорил союзнику Сталина Каменеву: «Имейте в виду и передайте другим, что я меньше всего намерен поднять на съезде борьбу ради каких-либо организационных перестроек. Я стою за статус-кво… Я против ликвидации Стали¬на, против исключения Орджоникидзе, против сня¬тия Дзержинского. Не нужно интриг. Нужно честное сотрудничество» (Л.Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 224) .
Выходит, что «интригами» занимается не Сталин со своей компанией, а Ленин, требующий изгнания и наказания этой компании. Таким образом, когда Троцкий присоединился по существу к антиленин¬ской «тройке» в Политбюро – к Сталину, Зиновье¬ву, и Каменеву, XIIсъезд партии в апреле 1923 г., за девять месяцев до смерти Ленина, стал первым ста¬линским съездом, который пошел против воли Ле¬нина в двух решающих для него вопросах. А имен¬но: 1) «Тройка» скрыла от XIIсъезда «Политиче¬ское завещание» Ленина в виде его «Письма к съез¬ду», в котором Ленин требовал снятия Сталина; 2) «Тройка» плюс Троцкий отказались как огласить на съезде, так и выполнить требования Ленина из цитированной статьи «К вопросу о национальнос¬тях и автономизации» о наказании Дзержинского и Орджоникидзе. Съезд осудил не Сталина, Орджони¬кидзе и Дзержинского, а Мдивани, Махарадзе, Цинцадзе, Окуджаву и других «национал-уклони¬стов». Кто же оказался в этом споре прав – Ленин или Сталин? Ленин хотел мирным путем добиться коммунистической интеграции нерусских народов в единую нацию с русским народом. Сталин хотел то¬го же самого, но путем ортодоксально ленинским, то есть методами «диктатуры пролетариата». Ста¬лин, знавший нерусские народы, хотя бы на опыте Кавказа, лучше, чем Ленин, был убежден, что Ленин ударился в утопию, думая, что слияние наций может быть осуществлено методом убеждения. Именно в данном случае Сталин был больше ленинцем, чем сам Ленин. В самом деле, мы уже знаем, что для Ленина интересы социализма выше национальных интересов, а сам национальный вопрос – не глав¬ный вопрос в его революционной стратегии, а побочный вопрос, вопрос тактики, а не программы. Сталин был верен ленинизму, когда он писал: «На¬циональный вопрос есть часть общего вопроса о пролетарской революции, часть вопроса о диктату¬ре пролетариата» (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 47). Поэтому национальный вопрос в многона¬циональной социалистической империи нельзя, по Сталину, разрешить иначе, как революционными ме¬тодами «диктатуры пролетариата». Действительно, во всех своих выступлениях Сталин связывает окончательное решение национального вопроса не с методом убеждения, как этого требовал Ленин, а с методом насилия, как этого требует ленинизм. Ле¬нин вступил в противоречия с квинтэссенцией свое¬го учения, а именно с теорией и практикой проле¬тарской революции и диктатуры пролетариата, по¬лагая, что можно заставить нерусские народы от¬казаться от своей тысячелетней национальной аутентичности, не прибегая к методам диктатуры. В этом Сталин увидел непоследовательность Ленина и в своем письме к членам Политбюро назвал Ле¬нина за это «национал-либералом». Что Сталин ис¬ходил в своей стратегии из общего учения Лени¬на покажет пара цитат из Ленина о «диктатуре про¬летариата». Вот определение Ленина, что такое «диктатура пролетариата»: «Научное понятие дикта¬туры означает не что иное, как ничем не ограничен¬ную, никакими законами, никакими абсолютно пра¬вилами не стесненную, непосредственно на наси¬лие опирающуюся власть» (т. XXV, стр. 441), У Ленина есть и «синтетическое» определение «дик¬татуры пролетариата», которое допускает альтер¬нативный выбор методов – мирных и немирных. Вот оно: «Диктатура пролетариата – есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и административная против сил и традиций старого общества» (там же, стр. 190).
Сталин выбрал из этой альтернативы кровавый, насильственный, военный и административный мето¬ды и этим спас режим ленинизма не только в нацио¬нальных республиках, но и в России. В защиту Ста¬лина надо сказать, что он слишком буквально по¬нимал характерные для Ленина пустые иной раз угрозы. В записках и распоряжениях Ленина неред¬ко говорится, что в правящую партию по боль¬шей части идут карьеристы, которые заслуживают того, чтобы всех их «расстреляли», или в период нэпа – появились «сменовеховцы», которых надо поставить к стенке, или бывшие царские чиновники, белогвардейцы и бывшие меньшевики с эсерами саботируют советские мероприятия, – их всех надо «загнать в тюрьму»!
Сталин пустых слов не говорил, но косил всех людей этих категорий еще до того, как стал генсе¬ком. С чего же этот самый Ленин решил, что надо цацкаться с грузинскими «националистами», «мень¬шевиками» и «князьями», – думал Сталин. Сталин – Ленин, доведенный до логического конца, – был по-своему прав.
V. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС НА XIIСЪЕЗДЕ ПАРТИИ
Сталин и сталинисты, как и их наследники, всег¬да были и остаются великорусскими идеологами в своей национальной политике, по сравнению с ко¬торыми русские цари и их идеологи Уваровы, По¬бедоносцевы и Пуришкевичи были сущими диле¬тантами. Разница здесь между царской и советской Россией заключается в том, что цари и их министры в своей внутренней и внешней политике были ис¬кренни и честны, называя вещи своими именами, а большевики и их лидеры вынуждены маскировать свою империалистическую политику интернацио¬нальной фразеологией (классический пример: по словам Кремля, советская армия ведет в Афгани¬стане не колониальную войну, а выполняет «ин¬тернациональный долг» или, еще циничнее, оказы¬вает афганцам «братскую помощь», практикуя там варварское народоубийство). Расхождение между Лениным и Сталиным по национальному вопросу состояло в том, что Ленин предпочитал для успеха своей стратегии проводить большевизацию нацио¬нальных окраин национальными, а не русскими ру¬ками. Ленин поэтому предлагал передать всю мест¬ную власть в руки националов, ликвидируя там ви¬димость русского присутствия. Иначе, писал Ленин, «свобода выхода (этих республик) из СССР ока¬жется пустой бумажкой, неспособной защитить рос¬сийских инородцев от нашествия того истинно рус¬ского человека, великоросса, шовиниста, в сущно¬сти, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтож¬ный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической велико¬русской швали, как муха в молоке» (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 361).
Это, прямо-таки, гениально-пророческая харак¬теристика всей послеленинской национальной поли¬тики партии. В глазах Ленина, из-за великодержав¬ной практики Сталина настолько грозной стала опасность гибели советской империи, что он прямо потребовал вернуться к исходной позиции, суще¬ствовавшей до создания СССР – до 30 декабря 1922 г. Вот его слова: разработать «детальный ко¬декс, который могут составить сколько-нибудь успешно только националы, живущие в данной рес¬публике. Причем не следует зарекаться заранее ни¬коим образом от того, чтобы в результате всей этой работы вернуться на следующем съезде Советов на¬зад, то есть оставить Союз Советских Социалисти¬ческих республик лишь в отношении военном и ди¬пломатическом, а во всех других отношениях вос¬становить полную самостоятельность отдельных нар¬коматов» (там же, стр. 362, курсив мой – А. А.).
Ленин откровенно пишет, что нечего говорить о борьбе против западного империализма, если мы до¬ма заводим свой собственный советский империа¬лизм. Вот слова Ленина: «Одно дело необходимость сплочения против империалистов Запада… Другое дело, когда мы сами попадаем в империалистиче¬ские отношения к угнетенным народностям, подры¬вая этим совершенно всю свою принципиальную искренность, всю свою принципиальную защиту борьбы с империализмом» (там же). ЦК согласился с требованием Ленина обсудить и решить нацио¬нальный вопрос на XIIсъезде в апреле 1923 года. Доклад по этому вопросу собирался делать сам Ленин. (Уже одно поручение Сталину сделать до¬клад по национальному вопросу на этом съезде бы¬ло прямым издевательством ЦК над своим больным вождем.) Поскольку статья Ленина по националь¬ному вопросу, вопреки желанию «тройки», стала достоянием делегатов съезда (по требованию секре¬тарей Ленина она была оглашена на неофициальных встречах делегаций съезда), то Сталину ничего не оставалось, как повторить политические установки Ленина, тщательно обходя факты великодержавной политики своей группы в Грузии, против которой статья была направлена. Сталин вынужден был за¬явить, что опасность великорусского шовинизма су¬ществует не только в партии, но и в ЦК; так как Сталин себя и свою группу причислял к истинным ленинцам в данном вопросе, то никто не понял, кто же тогда в ЦК великорусские шовинисты?
Пикантно, что для подтверждения этого тезиса Сталин сослался не на Ленина, а на авторитет бело¬гвардейского профессора Устрялова и его «смено¬веховцев», мнение которых, впрочем, вполне под¬тверждала практика шовинистов из группы Стали¬на. Вот соответствующее место из доклада Сталина: «Не случайно, что господа сменовеховцы похвали¬вают коммунистов-большевиков, как бы говоря: вы о большевизме сколько угодно говорите, о ва¬ших интернациональных тенденциях сколько угодно болтайте, а мы-то знаем, что то, что не удалось устроить Деникину, вы это устроите, что идею ве¬ликой России вы, большевики, восстановили, или вы ее, во всяком случае, восстановите! Не случай¬но и то, что даже и в некоторые наши партийные учреждения проникла эта идея». Что же касается обвинения со стороны Ленина, что в этой великорус¬ской идее и практике виновата группировка самого Сталина, то его Сталин обошел полным молчанием.
Более того, Сталин прямо пошел против установок Ленина насчет «социал-национализма», утверждая, что кроме русского великодержавного шовинизма есть еще опасность и «местного национализма», представителями которого в Грузии являются яко¬бы грузинские «национал-уклонисты» во главе с Мдивани. Сталин доказывал не только вопреки фактам, но даже и здравому смыслу, что эти «на¬ционал-уклонисты» хотят установить господство грузин над всем Закавказьем. Увы, как выяснилось после, одному грузину – Сталину – оказалось ку¬да легче установить свое личное господство над всей Россией, чем всем грузинам вместе владеть Кав¬казом.
В позитивной части своего доклада Сталин вы¬двинул требование, прозвучавшее для угнетенных народов весьма обнадеживающе, но на деле проти¬воречащее целям коммунизма, а потому и нереаль¬ное, – требование о создании своей собственной на¬циональной экономики в каждой национальной рес¬публике. Вот как Сталин обосновывал это положе¬ние: «На школах тут далеко не уедешь… Но факти¬ческое неравенство остается основой всех недо¬вольств и всех трений… Необходимо, чтобы кроме школ и языка… на окраинах, в отставших в куль¬турном отношении республиках, а отстали они по¬тому, что их рассматривали раньше, как источники сырья, – необходимо добиться того, чтобы в этих республиках были устроены очаги промышленно¬сти» (Сталин, Сочинения, т. 5). Всем известно те¬перь, как сам Сталин осуществлял это программное требование партии. Как в старой империи, так и те¬перь, национальные окраины, оставаясь во многом источниками сырья, становятся дополнительно и сферой экспансии централизованного капитала, в связи с чем происходит заселение национальных окраин колонизаторами в виде руководителей про¬мышленности и мастеров производства. Это приве¬ло к тому, что в некоторых азиатских республиках коренное население составляет меньшинство, а в балтийских республиках соотношение между мест¬ным населением и пришельцами резко меняется в пользу имперского элемента. Что касается развития национальной экономики, то ее объекты в нацио¬нальных республиках строятся, только если они за¬планированы в местных бюджетах, одобренных Москвой. При этом центральное планирование об¬щесоюзных и республиканских промышленных объектов ведется с таким расчетом, чтобы ни в одной из союзных республик, кроме РСФСР, не создалось чего-то вроде внутринациональной эко¬номической «автаркии», при которой та или иная республика могла бы самостоятельно существовать, если ей представится возможность выхода из России. Однобокое развитие индустриальных оази¬сов в национальных республиках, к доходам кото¬рых они не имеют никакого отношения, особенно, если речь идет о природных богатствах, должно соз¬дать в них вечную экономическую зависимость, во-первых, друг от друга, во-вторых, и это главное, от метрополии.
Вернемся к съезду. Прения по докладу Сталина велись со стороны «уклонистов» с большим тактом и в полном согласии с Лениным. Прения со стороны сторонников Сталина были агрессивными и вызы¬вающими по своей антиленинской направленности, ибо как «тройка», так и ее последователи были убеждены, что Ленин уже больше не вернется к вла¬сти и поэтому им ничего не грозит. Но имя Ленина с его непререкаемым авторитетом в партии им бы¬ло нужно, поэтому они всегда ссылались на него, когда даже намеренно фальсифицировали его идеи.
Поскольку критика Лениным Сталина, Орджо¬никидзе и Дзержинского была столь же обосно¬вана, сколь для них и опасна, то группа Сталина объявляет эту критику фантазией больного чело¬века, к тому же ставшего жертвой «дезинфор¬мации уклонистов». Остановимся сначала на вы¬ступлениях «уклонистов». Первым на съезде вы¬ступил сам лидер «уклонистов» Буду Мдивани, которого Сталин вместе со своими единомыш¬ленниками отозвал из Грузии и посадил на уче¬ническую скамью курсов марксизма при Ком-академии. Буду Мдивани, несмотря на все изде¬вательства сталинцев над ним, вплоть до пощечи¬ны со стороны Орджоникидзе, был в своем вы¬ступлении по форме сдержан, а по существу дела весьма решителен. Имея в виду письмо Ленина, он сказал: «По национальному вопросу были раз¬ногласия, и эти разногласия решены теперь в поль¬зу нашей группы. Группа эта существует, поли¬тика ее должна проводиться там, а люди остают¬ся здесь. Так что же т. Сталин, политика для лиц или лица для политики?». Центральным пунктом своего выступления Мдивани, с одной стороны, сделал письмо Ленина против великорусского шовинизма Сталина, а, с другой, кампанию Сталина против «великогрузинского шовинизма» «уклони¬стов». Мдивани сказал:
«У нас существует школа Ленина по нацио¬нальному вопросу, которая раз и навсегда разре¬шила национальный вопрос… Многие наши товари¬щи не отвергли национальную программу, а ото¬двинули в сторону… Один из членов ЦК заявил, что национальный вопрос для нас – вопрос такти¬ки… Нам нужно то, чему нас всегда учил т. Ильич и к чему нас призывал в последних своих письмах, известных съезду только через отдельные делегации… В письмах Владимира Ильича очень твердо и выразительно сказано как раз то, из-за чего мы боролись.
Реплика Орджоникидзе: Гении.
Мдивани: Нет, мы не гении, у нас имеются дру¬гие, возведенные в сан гениев… Мне приходится воз¬ражать, чего я не думал, и докладчику. Товарищ до¬кладчик очень много места уделил Грузии и грузин¬скому шовинизму.
Реплика Сталина: В знак особого уважения!
Мдивани: Спасибо, т. Сталин. Но разрешите мне в знак »особеннейшего» уважения напомнить вам кое-что из прошлой нашей жизни…».
И Мдивани рассказал обо всех ущемлениях и интригах в Грузии против грузинских националь¬ных меньшинств (аджарцев, абхазцев, южных осе¬тин и т.д.), которые предпринимались по приказу самого Сталина. Мдивани добавил: «Когда это де¬лается с распоряжения Сталина, то я должен ска¬зать: слушаюсь, товарищ Сталин!» (XIIсъезд РКП(б). Протоколы. М., 1923 г., стр. 456-457). Мдивани заключил речь словами: «Да, мы все совет¬ское объединение! Дайте в это советское объедине¬ние самые главные комиссариаты, определяющие нашу внешнюю политику, защиту нашей республи¬ки. Отдайте этим отдельным национальностям дру¬гие комиссариаты, где они могут проявить свою волю, свое умение хозяйничать, свое умение тво¬рить новую жизнь» (там же, стр. 455, 458).
Бедный Буду Мдивани! Активный большевик еще с тех времен, когда Сталин якшался с грузин¬скими меньшевиками, завоеватель Грузии, во главе Красной Армии сокрушивший республику меньше¬виков, автор знаменитого тогда каламбура: «Я буду не Буду, если через неделю в Тифлисе не буду», ученик Ленина и его первый наместник в советской Грузии, – этот Буду Мдивани никак не мог понять, что тот член ЦК (возможно Сталин), который говорил, что для большевизма националь¬ный вопрос есть вопрос тактики, был глубоко прав, а он, Мдивани, требуя сохранения суверенитета рес¬публик, шел против воли партии, ставшей за какой-нибудь год на открыто шовинистическую позицию своего генсека, против которого оказался беспо¬мощным сам Ленин. Это особенно ярко продемон¬стрировали в своих речах на съезде те старые боль¬шевики, которых Сталин успел завербовать в свою сеть.
У Сталина был исключительный дар подкупать людей: равных себе – лестью, стоящих ниже – обе¬щанием блестящей карьеры. Свою способность льстить соратникам Сталин доказал во время болез¬ни Ленина. Готовился XIIсъезд партии. Политбюро, как обычно, поручает Ленину сделать на съезде по¬литический отчет ЦК. Но выясняется, что болезнь не позволит Ленину выступить на съезде. Тогда Сталин предлагает Троцкому выступить вместо Ленина, мотивируя свое предложение тем, что наиболее по¬пулярным вождем партии после Ленина является именно Троцкий. Троцкий отказывается, выдвигая политически наивный аргумент – «Я не хотел, -говорит Троцкий, – чтобы партия подумала, что я претендую стать наследником Ленина». Предложе¬ние Сталина было завуалированной лестью истинно¬го претендента на ленинский престол, с целью дез¬ориентировать своего главного конкурента. С той же целью и с тем же мотивом Сталин сделал пред¬ложение Зиновьеву, который открыто претендуя как глава Коминтерна, на роль второго после Ле¬нина вождя партии, тотчас же оценил скромность Сталина и принял предложение. Расположил к себе Сталин и третьего претендента на трон Ленина – Каменева, предложив ему открыть съезд вступи¬тельным словом и закрыть его заключительным сло¬вом. Эту роль до сих пор также выполнял Ленин. Этими лестными предложениями ведущим членам Политбюро Сталин добился своей ближайшей цели: Троцкого нейтрализовал, а Зиновьева и Каменева окончательно перетянул на свою сторону с тем, что¬бы избежать, несмотря на требование Ленина, огла¬шения на съезде его статьи по национальному вопро¬су и «Политического завещания». Да и подготовил Сталин свой первый съезд в качестве генсека с та¬кой основательностью в расстановке активных сил и резервов, что ему мог бы завидовать сих дел мастер – сам Ленин, если бы на нем участвовал. Это было наглядно продемонстрировано и на самом XIIсъез¬де, когда Сталин громя позицию Ленина по нацио¬нальному вопросу, выдавал это за ее защиту. Свою способность подкупать людей обещанием карьеры -Сталин продемонстрировал уже в своем организа¬ционном отчете о работе ЦК. Он обещал тем моло¬дым партийным деятелям, которые умеют думать «независимо», членство в ЦК партии, путем расши¬рения его состава. Идею расширения ЦК выдвинул сам Ленин в своих «Записках» по организационно¬му вопросу, которые «тройка» – Сталин, Зиновьев, Каменев – утаила от съезда. Сталин выдал ленин¬скую идею за свою собственную, умолчав, что Ле¬нин предложил расширение состава ЦК за счет ра¬бочих, а не партаппаратчиков: «Есть один вопрос о расширении ЦК… Пора подумать о том, чтобы вы¬ковать новую смену. Для этого есть одно средство – втянуть в работу ЦК новых, свежих работников и в ходе работы поднять их вверх, поднять наиболее способных и независимых, имеющих головы на плечах» (там же). Каждый сидящий в зале делегат съезда знал, что в историческом споре Сталина с Лениным только тот делегат имеет шансы попасть в расширенный ЦК, кто по национальному вопросу имеет просталинскую «голову на плечах». Такими оказались во время прений почти все ораторы, кро¬ме «уклонистов» и трех членов ЦК. Всех участни¬ков прений было 11 человек, в числе которых три «уклониста» (Мдивани, Махарадзе, Цинцадзе), пять сталинцев (Орджоникидзе, Орахелашвили, Енукидзе, Стуруа, Ахундов) и три члена ЦК (Бухарин, Ра-дек и Раковский). Кроме уже цитированной речи Мдивани, из остальных речей заслуживают внима¬ния выступления Раковского, Енукидзе и Буха¬рина.
Речь председателя Украинского правительства Раковского против сталинской политики велико¬русского шовинизма прозвучала в ушах Сталина, как гром среди ясного неба. Почему это было так, объясняет в своей ценной работе «Национальная по¬литика КПСС» участник событий тех времен укра¬инский публицист Иван Майстренко: «Раковский, европейский левый социалист, родом болгарин из румынской Добруджи. Из румынской тюрьмы его освободили русские войска во время революции 1917 г. С этого времени он присоединился к боль¬шевикам. Одно время занимал ярко антиукраин¬скую позицию, не признавал даже украинского язы¬ка. За это был назначен Москвой председателем Совнаркома советской Украины. Но в процессе своей работы на Украине Раковский убедился в своих антиукраинских ошибках. Пришел к выводу, что советской власти угрожает великодержавный шовинизм и перерождение в новую ‘единую и неде¬лимую Россию’ « (стр. 89). Раковский начал речь с того, что выразил свое сожаление о том, что нет на съезде Ленина, который «своим авторитетным словом громко ударил бы по нашей партии и показал ей, что она в национальном вопросе совер¬шает фатальные ошибки… Когда я смотрю на спо¬койствие, с которым в особенности русская часть нашей партии относится к спорам по национальному вопросу… я тревожусь за судьбу нашей партии… Некоторое время мы питали надежду накануне съезда, что национальный вопрос, как предпола¬гал Ильич, станет центром нашего съезда, а он стал хвостом нашего съезда… Дело в том, что наши центральные органы начинают смотреть на управ¬ление страной с точки зрения их канцелярских удобств. Конечно, неудобно управлять двенадцатью республиками, а вот если бы все это было одно, ес¬ли бы, нажав на одну кнопку, можно было управ¬лять всей страной, – это было бы удобно… Цент¬ральным органам дано в десять, в двадцать раз боль¬ше прав, чем они имели раньше, до создания союз¬ной Конституции… После первого союзного съезда Советов они стали хозяевами всей нашей жизни… Нужно отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным рес¬публикам. … Уездный исполком больше знает свои права, чем национальные республики. Союзное строительство пошло по неправильному пути. Как вам известно, это есть мнение не только мое, это есть мнение Владимира Ильича» («XIIсъезд РКП(б)…», стр. 529, 532).
Когда внимательно анализируешь материалы XIIсъезда, то поражают следующие факты: не¬смотря на категоричность требований Ленина по на¬циональному вопросу, несмотря на неоспоримость указанных Лениным фактов великодержавно-шови¬нистической политики Сталина, Дзержинского, Орд¬жоникидзе, несмотря на безоговорочную поддерж¬ку Лениным политики Мдивани и его группы в Гру¬зии, обсуждение национального вопроса группа Сталина ведет с открыто антиленинских позиций. Это тем более странно, что статья Ленина по нацио¬нальному вопросу была известна всем делегатам съезда, так как ее огласили на заседаниях отдель¬ных делегаций. К тому же Ленин еще был жив. Открывая съезд, Каменев заверил, ссылаясь на медицинские авторитеты, что есть все шансы, что Ленин преодолеет свой недуг. Но тогда спраши¬вается, почему так бесцеремонно издевались ста¬линцы над Лениным, сознательно фальсифицируя его документы? Единственный ответ на это я вижу в убеждении Сталина, что Ленин обречен на смерть. Может быть, даже прав был Троцкий, когда писал, что Сталин дал яд умирающему Ленину, который Ленин, по заявлению в Политбюро самого Сталина, просил у него, чтобы избавиться от тяжких бо¬лей. Отрицать способность к этому Сталина было бы сверхнаивно. Остановимся теперь на некото¬рых антиленинских выступлениях на съезде. Од¬но такое выступление Сталин поручил секрета¬рю ЦИК СССР грузину Енукидзе. Вот его главные тезисы:
1) Вопросы, поднятые Лениным, не имеют значения для Грузии или Украины, а только для нашего международного положения (то есть, ина¬че говоря, все это Ленин писал в пропагандист¬ских целях для заграницы);
1. «Много здесь было нареканий, что политика Орджоникидзе была политикой насилия, политикой Держиморды. Это слово значится и в письме т. Ле¬нина… На самом деле Орджоникидзе проводил по¬литику ЦК» (иначе говоря, Орджоникидзе действо¬вал так по приказу самого Ленина);
2. «Теперь о письме т. Ленина. Тут т. Мдивани ежесекундно склонял имя т. Ильича и он хотел соз¬дать впечатление, что т. Ленин будто специально написал это письмо, чтобы поддержать товарищей уклонистов и оправдать их политику…»
Реплика Бухарина: Конечно, с этой целью.
Енукидзе: Не с этой целью, т. Бухарин.
В отношении критики Ленина против Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского Енукидзе само¬уверенно заявил: «т. Ленин сделался жертвой одно¬сторонней неправильной информации» (там же, стр. 537-541).
Реплика Мдивани: Отчего не опубликовывают письмо?
Тогда ни Енукидзе, столь развязно защищавший Сталина, за что Сталин потом отблагодарил его пу¬лей в затылок, ни тем более Буду Мдивани не зна¬ли, что существовало не одно, а целых три письма Ленина, и все они были направлены против Сталина. Кроме письма по национальному вопросу, сущест¬вовали два других письма Ленина – одно, так на¬зываемое «Политическое завещание» Ленина от 24-25 декабря 1922 г. с припиской 4 января 1923 го¬да. В этом письме, как стало известно после XXсъезда 1956 г., стояло требование Ленина снять Ста¬лина с поста генсека.
Впервые «Завещание» Ленина было опублико¬вано в Америке троцкистом Истменом по свежим следам съезда. «Тройка» заставила Троцкого за¬явить на страницах журнала «Большевик» (теперь «Коммунист»), что никакого «Завещания» Ленин не оставил и публикация Истмена фальшивка. По¬сле XXсъезда весь мир узнал, что не только «трой¬ка», но и Троцкий обманывали партию, заявляя, что никакого письма о снятии Сталина к XIIсъезду Ленин не писал. Как члены «тройки» – Сталин, Зи¬новьев, Каменев, так и Троцкий, имели личное осно¬вание считать письмо Ленина несуществующим. Ле¬нин писал, что ошибки Зиновьева и Каменева, когда они голосовали в 1917 г. против октябрьского пе¬реворота, не случайны, но что этот эпизод «так же мало может быть ставим им в вину лично, как не¬большевизм Троцкому». Однако уже одним этим упоминанием Ленин ставил им в вину названные грехи именно из-за их прямой (Зиновьев и Каме¬нев) или косвенной (Троцкий) поддержки сталин¬ской политики великорусского Держиморды. Но о самом Сталине Ленин отзывался внешне сдержанно, но на деле безапелляционно. Сталин точно знал, что оглашение письма Ленина на съезде партии – означает для него верную политическую смерть. В самом деле, вспомним, что Ленин в нем говорит о Сталине: «т. Сталин, сделавшись генсеком, сосре¬доточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Но суть письма Лени¬на в постскриптуме, который он дописал 4 ян¬варя 1923 года: «Сталин слишком груб… Этот не¬достаток становится нетерпимым в должности ген¬сека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и на¬значить на это место другого человека».
Кроме статьи Ленина по «грузинскому делу», кроме «письма» Ленина к съезду партии о снятии Сталина, было еще и другое письмо Ленина от 5 марта 1923 г. о разрыве со Сталиным всяких личных отношений, если он не извинится перед его женой Крупской за грубое оскорбление по теле¬фону. Об этом письме знали только три человека – Зиновьев, Каменев и Троцкий. Разумеется, Сталин и не думал извиняться перед Крупской (на этот счет нет никаких документов, кроме фальшивки, при¬писываемой сестре Ленина, о том, будто Сталин из¬винялся перед Крупской, но сама Крупская это не подтверждала). Важно другое: Сталин готов был на бой с Лениным, ибо был полным хозяином XIIсъез¬да именно из-за своего великорусского шовинизма. Это засвидетельствовал Бухарин: «Вы заметьте, что с Зиновьевым произошло, когда он говорил против местного шовинизма, – гром аплодисментов ото¬всюду посыпался. Какая замечательная солидар¬ность! Но что это означает? Это означает, что в тех местах речей, где речь идет о местных шовинистах, все против… Но когда речь идет о русском шови¬низме, там только кончик торчит, и это есть самое опасное» (XIIсъезд РКП (б). Протоколы). Вот именно из этой открыто шовинистической позиции новых Держиморд, стоящих во главе партии, и исхо¬дил Ленин, когда выдвинул тактический лозунг уси¬ления борьбы с великорусским шовинизмом. Цель Ленина – предупреждение опасности развала совет¬ской империи. Стратегические расчеты у Ленина бы¬ли старые: – признание права на отделение нерус¬ских народов облегчало ему задачу сохранения «единой и неделимой России», объявление войны русскому шовинизму позволяло предупредить опас¬ность ее распада. Эту тактику Ленина хорошо понял Бухарин, понял также и то, что после преодоления великодержавного уклона наступит новая, «вторая фаза» в национальной политике, когда начнется борьба с местным национализмом. Вот слова Буха¬рина: «Почему т. Ленин с такой бешеной энергией стал бить тревогу в грузинском вопросе? И почему т. Ленин не сказал ни слова в своем письме об ошибках уклонистов, и, наоборот, все слова ска¬зал, и четырехаршинные слова сказал против поли¬тики, которая велась против уклонистов? Потому, что не знал, что существует местный шовинизм? А потому, что т. Ленин гениальный стратег. Он знает, что нужно бить главного врага. Например, на этом съезде нечего говорить о местном шовинизме. Это – вторая фаза нашей борьбы» (там же, стр. 561-564).
Член ЦК Карл Радек присоединился к Бухари¬ну: «Я разделяю мнение о растущем значении нацио¬нального вопроса… И лучше здесь Мдивани орал во¬всю, чем мужики в Грузии» (там же, стр. 565-563). Сталин отвел в заключительном слове все требова¬ния и аргументы своих оппонентов (т.е. аргументы и требования Ленина), а после съезда приступил к «перепашке» Грузии от меньшевистско-уклонистского «сорняка». В ответ на сталинские репрессии случилось тогда то, чего опасался Ленин: грузины подняли в августе 1924 года всеобщее восстание за независимую республику Грузию. До пяти тысяч убитых и раненых, тысячи арестованных и расстре¬лянных, – таковы были жертвы грузинского вос¬стания. Интернациональный инквизитор всероссий¬скую мясорубку начал с родной Грузии. Он даже предупредил о ней, когда в одной из речей в ЦК от¬крыто заявил: «То, что произошло в Грузии, может повториться по всей России» (Сталин, т. 4, стр. 326-327). И повторилось: через пять лет по всей России, включая ее окраины, началась насильственная кол¬лективизация, сопровождавшаяся антиколхозными восстаниями, которые приняли наиболее широкий размах в национальных республиках. Позднее, в беседе с Черчиллем Сталин признался, что эта кол¬лективизация стоила Советскому Союзу до десяти миллионов человеческих жертв.
VI. БОРЬБА НА ДВА ФРОНТА – МЕТОД БОЛЬШЕВИЗАЦИИ ИМПЕРИИ
Истинная суть большевистской национальной доктрины и история зигзагов большевистской по¬литики в национальном вопросе никем так безбож¬но не фальсифицируется, как советскими идеоло¬гами. На Западе же часто трактуют национальный вопрос в отрыве от общей большевистской полити¬ки и ее стратегических целей. При этом игнорирует¬ся функциональная роль национальной политики Ленина и Сталина по большевизации народов импе¬рии. Надо помнить, во-первых, что большевики бо¬ролись не против русского шовинизма и местного национализма как таковых, а против основного препятствия большевизации: против интеллектуаль¬но-духовной элиты всех народов, с тем, чтобы изолировав ее политически, подготовить ее физи¬ческую изоляцию; во-вторых, в этом вопросе су¬ществует, несмотря на разногласия в тактике, не¬гласное распределение ролей между Лениным и Сталиным. Русский Ленин борется против велико¬русского шовинизма, а «нацмен» Сталин против местного национализма. Причем тот и другой имеют в виду не русский и национальные уклоны в поли¬тике как течения мысли, а элиту наций – интелли¬генцию, безотносительно к ее национальной при¬надлежности. История советской власти первых лет после революции характеризуется походом против русской интеллигенции. Сигнал подал сам Ленин. Как известно, Максим Горький поссорился с Ле¬ниным после Октябрьской революции из-за всеобщего, порой бессмысленного, террора чекистов против цвета русской нации – против ее интелли¬генции. Когда Горький начал бомбардировать Ле¬нина бесконечными жалобами на зверства чекистов по отношению к интеллигенции, Ленин в сердцах ответил Максиму Горькому в письме от 15-го октября 1919 года, что русская интеллигенция – это лишь «интеллигентики, лакеи капитала, мнящие себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно» (Ленин, ППС, т. 51, стр. 48). Институт марксизма-ленинизма не постеснялся опубликовать столь гру¬бое, нецензурное письмо Ленина против русской ин¬теллигенции, ибо такова была официальная полити¬ка. Ленин хотел распространить террор против граж¬данской интеллигенции и на интеллигенцию воен¬ную, то есть изгнать из Красной Армии представите¬лей бывшего царского офицерского корпуса. И это – в условиях гражданской войны против белых, когда красных офицеров еще не было. На это Лени¬на толкала «военная оппозиция» против главы Крас¬ной Армии – Троцкого, которую фактически воз¬главлял Сталин. Только решительное сопротивление Троцкого помогло сохранить царских офицеров в рядах Красной Армии на пользу самой же власти. Вот свидетельство Троцкого в его книге «Моя жизнь». Расспрашивая Троцкого о делах на фронте, Ленин добавил: «Не лучше ли прогнать всех бывших офицеров?» Троцкий спросил Ленина: «А знаете ли вы, сколько их теперь у нас в армии?» «Не знаю».
– «Примерно?» – «Не знаю». – «Не менее 30 тысяч. Кем всех их заменить?» Эти офицеры были исполь¬зованы в гражданской войне как «военные специа¬листы», а после ее победоносного окончания уволе¬ны из армии. В последующие годы почти все они бы¬ли ликвидированы как «враги народа». Та же судь¬ба постигла и русское духовенство. Начало расправе над духовенством положило письмо Ленина чле¬нам Политбюро от 19 марта 1922 года.
В собраниях сочинений Ленина, в ленинских сборниках, в бесконечных «ленинианах» регистри¬руется всякая мелочь, если она вышла из-под пера Ленина. Но вот это ленинское письмо кардинально¬го значения до сих пор не публикуют, объявив его великой государственной тайной. И в этом наслед¬ники Ленина поступают разумно. Ведь ЮНЕСКО в 1970 г. к столетию со дня рождения объявило Ле¬нина (причем, единогласно) «великим гуманистом XXвека», а публикация данного письма показала бы истинное лицо «гуманиста» Ленина. Об этом письме есть указание в сочинениях Ленина с явным смягчением ленинских формулировок. Там гово¬рится, что Ленин требовал «подавить сопротивление духовенства проведению в жизнь декрета ВЦИК от 23 февраля об изъятии церковных ценностей». (Ленин, ППС, т. 45, стр. 666-667). Благодаря самиз¬дату, теперь стал известен полный текст этого пись¬ма Ленина. Вот выдержка из него: «Политбюро дает детальную директиву судебным властям, чтобы про¬цесс против шуйских мятежников (в г. Шуе верую¬щие не давали властям грабить церковные ценно¬сти – А. А.) был проведен с максимальной быстро¬той и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуя, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров» (Журнал «Вестник Русского Студенческого Христианского Движения», № 98, 1970 г., стр. 55-56).
То, что Ленин делал с русской интеллигенцией и духовенством, Сталин делал с интеллигенцией и духовенством на национальных окраинах. После смерти Ленина, но еще до того, как генсек стал единоличным диктатором, Сталин лично определил стратегию партии в национальном вопросе. В этой стратегии два этапа развития национальной полити¬ки партии: первый этап – борьба на два фронта -против «великорусского шовинизма» как главной опасности (1923-1933) и «местного национализма» и второй этап – борьба против «местного» или «буржуазного национализма» как главной опаснос¬ти (1934-1953), а «великорусский шовинизм» вооб¬ще исчез. Таким образом началась та «вторая фаза» в национальном вопросе, о которой говорил Буха¬рин на XIIсъезде партии. Как плохо понимали сами лидеры партии распределение ролей между Лени¬ным и Сталиным, показывало смехотворное объяс¬нение Бухарина, почему Ленин борется против шо¬винизма русских, а Сталин – против шовинизма нацменов. Вот это объяснение Бухарина в речи на XIIсъезде: «Я понимаю, когда наш дорогой друг, товарищ Коба Сталин, не так остро выступает против русского шовинизма (имеется в виду вы¬ступление Ленина – А. А.) и что он, как грузин, выступает против грузинского шовинизма».
Пришивать политические ярлыки своим против¬никам Сталин учился тоже у Ленина. Там, где Ленин сказал «а», Сталин говорил и «б», только с той раз¬ницей, что у него политические ярлыки со временем приобретали значение уголовно-наказуемого делик¬та. И тогда Сталину не хватало всего алфавита для нумерации социально-политических категорий вра¬гов советской власти. Сталин намечал людей к лик¬видации не за содеянные преступления, а только за их политическое прошлое, социальное происхожде¬ние, за мнимое или потенциальное инакомыслие в идеологии. Чтобы по-марксистски обосновать эту преступную политику, призывались на помощь не только теория «обострения классовой борьбы», но и человеконенавистническая философия большевиз¬ма, которую Максим Горький сформулировал в ла¬пидарном лозунге: «Если враг не сдается, его унич¬тожают».
И вот на XIIсъезде партии Сталину представил¬ся случай легализовать эту философию и заодно получить мандат съезда на политическую изоля¬цию врагов большевизма в области национальной политики в обоих лагерях – русском и националь¬ном. Если Ленин говорил, что на этом первом этапе политики в национальном вопросе опасны русские шовинисты, а «национал-уклонистов» даже поддер¬живал, за что Сталин обвинил его в цитированных нами документах в «национал-либерализме», то Сталин нашел, что существует не один, как у Лени¬на, а целых три шовинизма: русский шовинизм против нацменов, национальный шовинизм против русских и шовинизм в национальных республиках против их собственных национальных меньшинств. Сталин назвал последний в резолюции съезда по своему докладу так: шовинизм азербайджанский, шовинизм армянский, шовинизм узбекский против их собственных национальных меньшинств. В связи с этим в той же резолюции Сталина говорилось: «Все эти виды шовинизма, поощряемые к тому же условиями НЭПа, являются величайшим злом… Нечего и говорить, что все эти явления тормозят дело фактического объединения народов в единый государственный союз» (XIIсъезд РКП (б). Стено¬графический отчет. М., 1923, стр. 647). Съезд от¬метил, по предложению Украины, опасность рус¬ского шовинизма в словах, которые актуально звучат как раз сегодня: «Разговоры о преимуще¬ствах русской культуры и выдвижение положения о неизбежности победы более высокой русской культуры над культурами более отсталых народов (украинской, азербайджанской, узбекской, киргиз¬ской и проч.) являются ничем иным, как попыткой закрепить господство великорусского национализ¬ма. Поэтому решительная борьба с пережитками ве¬ликорусского шовинизма является первой очеред¬ной задачей нашей партии… Борьба за ликвидацию фактического неравенства национальностей являет¬ся второй очередной задачей нашей партии» (там же). Обе эти задачи партии Сталин признавал только на словах. В глазах Сталина «величайшее зло» за¬ключалось в многочисленных местных «шовинизмах», которые стали тормозом «единого государ¬ственного союза». Не прошло и двух месяцев после съезда, как Сталин приступил к выполнению не «первой», а «второй» задачи партии, той задачи, ко¬торой Ленин даже не ставил в своем письме, – к ликвидации этих «местных уклонистов». Кампания против них была объявлена на всесоюзном нацио¬нальном совещании при ЦК партии (9-12 июня 1923). На повестке дня стояли два вопроса: 1) Де¬ло Султан-Галиева (доклад председателя ЦКК Куй¬бышева) , 2) резолюция XIIсъезда по национально¬му вопросу (доклад Сталина). В центре внимания совещания стояла не Грузия, где Сталин уже успеш¬но «разрешил национальный вопрос», а тюрко-татарские республики. К этому совещанию Сталин создал через органы ГПУ фальсифицированное дело на ли¬дера татарских коммунистов, своего бывшего по¬мощника по наркомнацу (в качестве члена кол¬легии) – Султан-Галиева. Резолюция совещания, в которой коммунистических защитников интере¬сов собственной национальности ставят в один ряд с врагами Советской власти, стала обвинительным ак¬том против национально мыслящих коммунистов всех республик. Более того, национал-коммунистам приписывают не просто уклон в сторону от советской политики, но и прямую политическую связь с контрреволюцией. В этой резолюции говорилось, что Султан-Галиев «создал в республиках и облас¬тях нелегальные организации, чтобы противодей¬ствовать мероприятиям центральных органов (…), подрывал доверие ранее угнетенных национально¬стей к революционному пролетариату (…), стремясь связаться со своими сторонниками в некоторых восточных государствах (Персия, Турция) и спло¬тить их на платформе, противопоставленной полити¬ке советской власти в области национального вопро¬са (…), в попытке связаться с поддерживаемым международным империализмом бухарско-туркестанским басмачеством через одного из его вождей Заки Валидова» («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр. 760).
Идет только 1923 год и Ленин еще жив, но тяж¬ко больной и дезавуированный как раз по данному вопросу только что закончившимся съездом, он бес¬помощен и лишен власти. Сталин, явно нарушая ре¬шения съезда, пользуясь услугами ГПУ, над кото¬рым он надзирал от имени ЦК, создает от начала до конца фальсифицированное уголовное дело против Султан-Галиева по рецептам, которые он положит в основу миллионов таких же дел во время «большо¬го террора» тридцатых годов.
Во время запоздалого раскаяния зиновьевцев за их помощь восхождению Сталина к власти, Каменев рассказывал Троцкому в 1926 году: «Помните арест Султан-Галиева, бывшего председателя татар¬ского совнаркома в 1923 г.? Это был первый арест видного члена партии, произведенный по инициати¬ве Сталина. Мы с Зиновьевым, к несчастью, дали свое согласие. С того времени Сталин как бы лизнул крови» (Троцкий, «Сталин», т. 2, стр. 260). Даль¬ше пошла цепная реакция чисток национальных республик от национально мыслящих коммунистов. Их, по примеру Грузии, Татаро-Башкирии и Турке¬стана, связывали с враждебными большевизму пар¬тиями, классами и движениями. Каждый раз, когда чистили, арестовывали и казнили национал-комму¬нистов, их неизменно связывали либо с враждебны¬ми партиями, либо прямо с контрреволюцией: гру¬зинских национал-коммунистов связали с грузин¬скими меньшевиками и князьями; армянских – с дашнаками, азербайджанских – с мусаватистами; татаро-башкирских и туркестанских – с басмачами; украинских с сепаратистами, белорусских – с «нацдемами»; еврейских – с сионистами. Уголовная фантазия Сталина была бездонной. Однако, кто мо¬жет усомниться, что, идя против буквы последних писем Ленина по национальному вопросу, он был до конца верен ленинскому духу, когда с беспример¬ной жестокостью косил врагов большевизма именно там, где стремительно росла опасность развала со¬ветской империи. Всеобщий рост басмаческого дви¬жения в Туркестане и начавшееся через год народ¬ное восстание в Грузии, грозившее перейти во все¬общее кавказское восстание, явились не только грозным сигналом, но и желанным оправданием репрессивного курса партии на национальных окраинах.
Глубинные причины разногласий между Лени¬ным и его партией по национальному вопросу ле¬жали в другой плоскости, чем это явствует из пи¬сем Ленина и из материалов XIIсъезда партии, на котором, развернулись дискуссии по националь¬ному вопросу. Речь шла, как я уже указывал, о двух тактиках при решении национального вопро¬са для достижения одной и той же стратегической цели – укрепления советской империи как базы ми¬ровой революции. Ленин думал, что после того, как власть оказалась в руках партии, на первое ме¬сто в национальном вопросе становится метод убеж¬дения «уклонистов» гибкой тактикой и метод принуждения партийных великодержавников, ко¬торые дискредитируют советский интернационализм и объективно провоцируют развал советской им¬перии. Сталин и вместе с ним большинство партии считали, что великодержавники в партии суще¬ствуют лишь в воображении Ленина. Есть только местные «уклонисты», которых надо не убеждать, а выкидывать из партии.
Оглядки Ленина в сторону мирового пролета¬риата и угнетенного Востока в интересах органи¬зации «мировой революции» бесцельны, ибо миро¬вую революцию может организовать только «еди¬ная и неделимая» советская Россия, если она, опи¬раясь на русский национализм, создаст высокораз¬витую индустриальную и военную базу. Позднее свою политику индустриализации и коллективиза¬ции Сталин обосновал отнюдь не стремлением под¬нять уровень жизни народа, а мотивами велико¬державными – сделать советскую Россию непобе¬димой мировой военной державой. Сталин смотрел прямо в душу великодержавников, когда пустился в совершенно новую для большевиков философию. Сталин не ругал царский империализм за завое¬вательные войны с соседями, а порицал за его воен¬ную слабость. Вот философия Сталина: «Отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим. История старой России состояла, между про¬чим, в том что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Би¬ли шведские феодалы. Били польско-литовские па¬ны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все за отсталость. За от¬сталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промыш¬ленную, за отсталость сельскохозяйственную… Вот почему нельзя больше отставать» («Вопросы лени¬низма», стр. 338).
Только высокоразвитый СССР станет по Стали¬ну «первым этапом мировой революции и могучей базой ее дальнейшего развертывания» (там же, стр. 105).
Своей индустриальной и военно-политической цели Сталин добился. Но его победа была однобо¬кой. Советский Союз на крови миллионов и нищете широких народных масс стал великой военно-инду¬стриальной державой. Созданные сталинской «ге¬неральной линией» политическая тирания, социаль¬ное неравенство и «социал-империализм» превзо¬шли все худшее, что мы знаем из истории восточ¬ных деспотий и древнерабовладельческих тираний. Таким ли хотел Ленин видеть советский социа¬лизм? Я в этом сомневаюсь. Более того, мне ка¬жется, что если бы Ленин мог обозреть плоды ра¬боты его наследников от Сталина до наших дней, то он повторил бы то, что говорил о старой России за год и 9 месяцев до революции: «Нам, представи¬телям великодержавной нации, неприлично было бы забывать о громадном значении национального во¬проса, особенно в такой стране, которую справед¬ливо называют »тюрьмой народов»… Нам боль¬нее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету, и издевательствам подвергают нашу пре¬красную родину… Мы помним, как великорус¬ский демократ Чернышевский сказал: »Жалкая на¬ция, нация рабов, сверху донизу – все рабы»» (Ле¬нин, О национально-колониальном вопросе, стр. 232-233).
Но во всем этом Ленин должен был бы винить своего учителя Маркса, самого себя и своего ученика Сталина, ибо концепция «мировой революции» оказалась утопией. Утопией – потому, что субъек¬тивные расчеты калькуляторов мировой револю¬ции разбились о чудовищную действительность первого реального социализма в мире.
Какие были это расчеты? Ленин исходил из то¬го, что: первое – национализация средств произ¬водства в городе и деревне плюс сельскохозяй¬ственная кооперация – уже означают основы созда¬ния бесклассового общества; второе – созданное на этой основе социалистическое общество будет пре¬восходить капитализм по производительности труда и рентабельности экономики; третье – политика сближения и слияния наций в советском государст¬ве послужит доказательством того, что только при социализме можно ликвидировать шовинизм, на¬ционализм и национальное угнетение. Такой социа¬лизм станет, по замыслу Ленина, тем земным раем, откуда никто не бежит, но куда стремятся все, или же захотят такой же социалистический рай по¬строить у себя дома. Как известно, с таким социа¬лизмом ничего не вышло. На месте старых эксплуа¬таторских классов появились новые эксплуататор¬ские классы. Ленинский тип государства в виде «со¬ветской демократии» обернулся уникальной в исто¬рии тиранией. Что же касается национального вопро¬са и национальных противоречий, то Сталин и его на¬следники их «разрешили» тем, что военно-полицей¬ским террором загнали их вглубь, предварительно уничтожив старые национально мыслящие элиты в обоих лагерях – в русском и национальном. Меня могут упрекнуть в нелогичности тезиса: Сталин возглавил партию русских великодержавников про¬тив нерусских народов и в то же самое время уничтожал не только местных националистов, но и великорусских шовинистов. Где тут логика? Логика есть, и ее сами большевики называют «диа¬лектической логикой», когда они не находят разум¬ных аргументов для оправдания своих неразумных акций или неожиданных зигзагов «генеральной ли¬нии».
Действительно, если вы проследите историю русского и национального вопроса в советской России в 20-х годах и до середины 30-х годов, то легко придете к заключению: весь этот период ха¬рактеризуется, главным образом, беспрецедентным массовым террором против национально мысля¬щих русских людей и диким вандализмом, направ¬ленным против национально-исторических и ду¬ховно-религиозных памятников старой России. Со¬ответственно трактуется и вся ее старая история. Воистину «черный день» национальной России про¬должался более 15 лет. Террор против местного на¬ционализма на Кавказе и на мусульманском Восто¬ке в этот период носит ограниченный характер, хотя бы потому, что, по официальной доктрине пар¬тии, местный национализм все еще считается мень¬шей опасностью, чем русский шовинизм, да и нацио¬нальная интеллигенция там была немногочисленна.
«Диалектическая логика» Сталина в русском вопросе сводилась к тому, что он уничтожал вели¬кодержавников с коммунистической идеологией совершенно так же, как он уничтожал старые клас¬сы с монархической культурой, создавая новые классы безыдейных, но послушных исполнителей с новоклассовым великодержавным мышлением в маске интернационалистов. Новая генеральная ли¬ния партии во внутренней политике потребовала радикальной ревизии ленинской тактики в нацио¬нальном вопросе, как в отношении оценки разных «уклонов», так и в степени их опасности для суще¬ствующего режима на данном этапе. Не кавказские, не туркестанские и не татаро-башкирские де¬ла тревожили Сталина в начале 30-х годов. Он по¬лагал, что если уклоны там примут более широкий масштаб и станут угрозой существованию на ме¬стах советской власти, то эти народы довольно бы¬стро можно привести к повиновению, как это часто и делалось экспедициями Красной Армии. Но вот грозная опасность обозначилась на окраине, где оби¬тала большая и свободолюбивая нация, где нахо¬дился один из важнейших индустриальных, сель¬скохозяйственных и людских резервуаров совет¬ской империи, на окраине, которая к тому же явля¬лась важнейшим военно-стратегическим форпостом – на Украине. Если бы национальный уклон на Ук¬раине перерос во всеобщее национальное движение, то существование самой советской империи было бы поставлено под вопрос. Тем более, что такое ук¬раинское национальное движение немедленно пере¬кинулось бы не только на соседнюю Белоруссию и Крым, но и на Кавказ и татаро-туркестанский мир. Тревожных сигналов с Украины о том, что де¬ло может принять такой оборот, у центральной вла¬сти было достаточно. Беда партии заключалась еще и в том, что опасность развития событий именно в этом направлении, по иронии судьбы, инспириро¬вала она сама на своем Xсъезде в 1921-ом году, когда провозгласила курс на «коренизацию», то есть, иначе говоря, курс на дерусификацию нацио¬нальных республик. Названный съезд дал директи¬ву заполнить партийные, государственные, куль¬турные, хозяйственные органы в национальных республиках представителями местной, коренной национальности, вести в республиканских учреж¬дениях дело на национальном языке, как языке государственном, развивать национальную эконо¬мику, национальную культуру, национальную науку, национальную литературу и искусство на на¬циональных языках.
Украинцы и белорусы вполне логично и, осно¬вываясь на терминологии самого Сталина, перевели понятие «коренизация» на своей собственный язык, назвав его соответственно»украинизацией» и «бело-русизацией». Курс «украинизации», «белорусизации», то есть – «коренизации» в республиках был таким образом официальной политикой партии. Очень скоро, однако, выяснилось, что такой курс партия провозгласила не для его практического осуществления, а в тех же тактических целях: для стабилизации большевистского режима, который был еще очень слаб на только что советизированных национальных окраинах. В самом деле, как реаги¬ровала Москва, когда та же Украина начала плани¬ровать украинизацию в соответствии с решениями Xсъезда партии по национальному вопросу? Сначала вспомним, что говорил Сталин на этом съезде, про¬возглашая «коренизацию» на Украине и в Бело¬руссии.
Вот выдержка из его доклада: «Я имею запис¬ку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаж¬даем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского. … Такие же речи раздава¬лись лет пять назад на Украине… А недавно еще го¬ворилось, что Украинская республика и украин¬ская национальность – выдумки немцев… Украин¬ская национальность существует и развитие ее куль¬туры составляет обязанность коммуниста. Нельзя идти против истории… В городах Украины преоб¬ладают русские элементы, но эти города будут неизбежно украинизированы… То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелорусы» (Xсъезд РКП (б). Стенографи¬ческий отчет. М., 1963, стр. 213).
Однако директивы московского ЦК националь¬ным компартиям, директивы, в которых интерпре¬тировались решения Xсъезда, были прямо противо¬положны установкам съезда. В духе этих директив через два месяца (в мае 1921-го года) Всеукраинское совещание при ЦК КП (б) У выдвинуло тезис о том, что проповедь национальной независимости и лозунги национального движения, прогрессивные до революции, отныне стали контрреволюционны¬ми, ибо они стали «средством натравления трудя¬щихся масс Украины против рабочих и крестьян России» (см. Майстренко, стр. 68).
Заметим, что Сталин еще не был тогда генсе¬ком, а Ленин находился на своем посту. Подлинную цену политики «коренизации» показала травля, которая развернулась против тогдашнего наркома просвещения Украины Гринько. Его сняли с поста через год после Xсъезда – в 1922 году – по обви¬нению «в слишком поспешном проведении украи¬низации». Чтобы украинцы не спешили со своей украинизацией, чистка партии 1921-го года была направлена своим острием против бывших «ука-пистов» и «боротьбистов» («укаписты» – члены Ук¬раинской коммунистической партии, которая, в отличии от КП(б)У, стояла на точке зрения полной независимости Украины от Москвы; «боротьбисты» – члены лево-эсеровской, национально-украинской партии, которая вошла в компартию в 1919 году).
Надо подчеркнуть, что Ленину и его партии труднее было бороться с украинскими марксиста¬ми, стоящими на точке зрения государственного отделения Украины от России, чем с открытыми антимарксистскими сепаратистами. Последних мож¬но объявить «буржуазными националистами» или даже австрийскими или немецкими наемниками, но объявить таковыми единомышленников марксистской идеологии было труднее, особе тех, которые находились тогда в руководящих органах партии и правительства.
Таким образом, после Xи XIIсъездов партии основной проблемой Кремля на Украине становит¬ся не великодержавный шовинизм, а украинский коммунистический сепаратизм.
ЧАСТЬ II. РОССИЯ, СССР И УКРАИНА
I. УКРАИНСКИЙ ВОПРОС
Советский идеолог сразу возразит: «Никакого, ни украинского, ни национального вопроса в СССР нет. Мы его давным-давно решили».
Идеолог не столько ошибается, сколько при¬творяется. Однако притворство, особенно если сам начинаешь в него верить, в делах серьезных может обернуться катастрофой. Именно так обстоит дело в СССР в национальном вопросе вообще, а в украин¬ском вопросе в особенности. Украинский вопрос в СССР существует, и точные даты его возникновения тоже известны. Их две: 1 октября 1653 г., когда Земский Собор в Москве принял решение присо¬единить независимую Украину к России и заодно объявить войну Польше, с которой Украина воева¬ла уже пять лет, отстаивая свою независимость. Другая дата – 8 января 1654 г., когда Переяслав¬ская Рада под руководством гетмана Богдана Хмельницкого пошла на единение с Россией, как с союзником в борьбе за объединение родины и ос¬вобождение украинских территорий, оккупирован¬ных Польшей, Турцией и Венгрией. Причем, в так называемых «Мартовских статьях» того же года бы¬ла оформлена полная внутренняя автономия Украи¬ны при сохранении гетманства и структуры его правления. Освобождение и объединение украин¬ских территорий свелось сначала к тому, что через 13 лет по Андрусовскому перемирию 1667 г. Рос¬сия и Польша разделили между собой Украину: левобережная – по Днепру – Украина досталась России, а правобережная Украина Польше. Еще через 14 лет – по так называемому «вечному миру» 1686 г. с Польшей – Левобережье, Киев и Запо¬рожье окончательно были закреплены за Россией, а правобережную Украину и Галицию признали за Польшей. Подолия и Северная Буковина остались за Турцией, а Закарпатье за Венгрией. Вот так «освобожденная» русским царизмом в XVIIвеке, а потом и объединенная в XXвеке в советской им¬перии тираном Сталиным, Украина уже три века, как лишена былой многовековой государственной независимости. Пока Украина управляется из Мо¬сквы, а не из Киева, существует и будет существо¬вать украинский вопрос. Отброшенная царизмом и большевизмом на триста лет назад в своем нацио¬нально-государственном развитии, систематически подвергаемая оккупантами деукраинизации, ук¬раинская нация оказалась неистребимой. Призна¬ние большевиками права Украины на независимость еще до революции было тактической данью этому бесспорному историческому факту. Придя к власти, большевики, правда, уточнили свое обещание: они заявили, что признают самоопределение не народов, а трудящихся, то есть признают такую независи¬мость, которая зависит от Москвы. Поэтому боль¬шевики и не признали Украинской народной рес¬публики во главе с профессором Грушевским, но признали Украинскую Советскую республику, кото¬рую создали такие эрзац-украинцы как Раковский, Пятаков, Орджоникидзе, Гамарник, Ворошилов, Дзержинский…
Однако уже признанием в принципе украин¬ской, пусть даже коммунистической, независимо¬сти, а также права украинцев развивать свою «на¬циональную по форме, социалистическую по содер¬жанию культуру» большевики не разрешили, а на¬оборот, – обострили украинский вопрос. Политическая логика и исторический опыт говорят за то, что решить его может только сама Украина.
Находясь на знаменитом торговом водном пути, соединявшем Балтийское море с Черным, столица Украины – Киев – занимала в торгово-экономическом и военно-стратегическом отношении чрезвычайно выгодное положение. Но как раз эта выгода обернулась для Украины национальной трагедией. Не говоря уже о древних походах бес¬численных восточно-азиатских завоевателей на ук¬раинские земли, у Украины было и много воин¬ственных соседей, с которыми она часто сталки¬валась: турки, венгры, австрийцы, молдаване, литовцы, поляки, русские.
Со второй половины XVIIвека за преобладание над Украиной боролись две державы: чуждая ей по религии католическая Польша и единоверная с ней православная Россия. Эту разность вер я подчер¬киваю намеренно, ибо она сыграла, на мой взгляд, решающую роль в выборе украинцами «меньшего» зла – России. Угрожающим стало положение Украи¬ны, когда образовалась «Речь Посполита» в резуль¬тате Люблинской унии между Польшей и Литвой (1569 г.). Началась форсированная экспансия но¬вого польско-литовского государства на украин¬ские земли, вызвавшая ответную национально-освободительную войну украинского народа (1648-1654 гг.). В авангарде этой войны шли казацкие войска Запорожской Сечи. Запорожская Сечь это первая и последняя армия в истории, созданная на демократических началах – ее командный со¬став, начиная от старшин и атаманов и кончая верховным главнокомандующим – самим гетма¬ном, весь был выборным. Верховная власть при¬надлежала Сечевой Раде. Несколько лет продол¬жалась эта изнурительная для Украины война с тяжелыми жертвами и переменными успехами. По¬всеместные разрушения городов и сел, истощение материальных и человеческих сил, все возрастаю¬щий натиск превосходящих сил врага заставили ка¬заков принять решение, которое выразилось в акте Переяславской Рады.
С точки зрения международного права реше¬нию Переяславской Рады о присоединении Украины к России была такая же цена, как и «Завещанию» последнего грузинского царя, подарившего грузин¬ское государство русскому царю. Оба решения были приняты без участия истинного суверена – народа. Поэтому вполне естественно, что в украин¬ском народе, в первую очередь в самой Запорож¬ской Сечи, росло глухое недовольство результата¬ми Переяславского акта. Это недовольство тайно возглавил сам гетман Украины с 1687 г. Иван Ма¬зепа. Как царская историография, так и советская, единодушно и в одних и тех же выражениях ха¬рактеризуют Мазепу как «предателя» и «изменни¬ка». Спрашивается, в чем же «предательство» и «измена»? Советский официальный историк отве¬чает, что «предательство» и «измена» состояли в том, что Мазепа хотел оторвать Украину от России и объявить ее независимость, пользуясь помощью других держав. Вот утверждение из БСЭ: «Вына¬шивая националистические идеи о самостоятель¬ности Украины и отторжении ее от России, Мазе¬па вел тайные переговоры с польским королем Лещинским, а затем со шведским королем Кар¬лом XII” (БСЭ, 3-е издание, т. 15. М., 1974, стр. 212). Из-за того только, что Мазепа хотел восста¬новить независимость Украины – он «предатель» и даже негодяй, а тот, кто на него донес царю – генеральный судья гетманства Василий Кочубей -национальный герой! Мазепа руководствовался в своем восстании против царской России не личны¬ми интересами, а национальными идеалами своего народа. В обращении к своему офицерскому корпу¬су он изложил мотивы выступления против петров¬ской России в следующих словах: «Я зову всемогу¬щего Бога быть моим свидетелем и я клянусь, что я не ищу ни высокой чести, ни богатства, ни других вещей, кроме благополучия нашей матери – бедной Украины, всего украинского народа, чтобы этот на¬род вновь приобрел свои полные права и свободы. С Божьей помощью я намереваюсь предохранить вас, ваших жен и наше Отечество от ига Москвы» (И. Холмский. История Украины (на английском языке). Мюнхен, 1949, стр. 256).
Мазепа знал, что он принимает судьбоносное решение. Либо подчиниться курсу Петра Iна интен¬сивную русификацию Украины, сводя на нет статус гетманства и внутренней автономии Украины, либо в вооруженной борьбе отстоять независимость Украины, – такова была дилемма, стоявшая перед Мазепой. Когда представился удобный случай, во время Северной войны между Петром Iи швед¬ским королем Карлом XII, Мазепа объявил Пере¬яславский акт аннулированным и вступил в вой¬ну на стороне Швеции. Природа наделила этого ве¬ликого украинского патриота необыкновенным лич¬ным мужеством, но история обошлась нещадно с его военной программой. В сражении под Полта¬вой казацкие войска гетмана и шведские войска короля были разбиты армией Петра. В ответ на его «измену» Петр Iуничтожил ту силу, которой Рос¬сия была обязана присоединением Украины, – За¬порожскую казацкую Сечь (1709). Впоследствии был ликвидирован и сам институт выборных гетма¬нов. Управление Украиной приняло чисто коло¬ниальный характер.
В конце XVIIIвека Украину разделили на ряд наместничеств во главе с царскими наместниками, а потом наместничества разбили на обычные губер¬нии, как и в самой России. Разумеется, со временем правительство создало себе из самих украинцев опорный класс по управлению украинскими земля¬ми, в частности, казацкие верхи – старшины – бы¬ли возведены в дворянское сословие, а у самого Петра Iбыло много украинских сотрудников в его реформаторской деятельности.
С уходом с исторической сцены польско¬го государства, разделенного при Екатерине IIмеж¬ду Россией, Пруссией и Австрией, положение Украи¬ны не изменилось. Политика ополяченья на Запад¬ной Украине заменилась политикой онемеченья, а на Восточной Украине еще больше усилилась поли¬тика русификации. Обе державы ставили своей целью окончательную деукраинизацию Украины, чтобы легче было ею управлять. И все-таки была разница между австрийской и русской деукраинизацией: австрийцы признавали факт существования украинской культуры и украинского языка, а вот свой славянский и единоверный «старший брат» не признавал ни того, ни другого.
Если быть исторически точным, то «старший брат», собственно, был не старшим, а младшим братом, «беженцем», который, спасаясь от азиат¬ских орд, бежал из Киевской Руси и создал на се¬вере между Окой и Волгой, ставшее со временем сильным, великое Московское княжество. Из¬вестный русский общественный деятель и публи¬цист Петров-Скиталец писал: «С исторической точки зрения старшим братом восточных славян бесспорно являются украинцы и матерью славян¬ских городов безусловно является Киев. И если вспомнить отношение к Украине со стороны правящих кругов дореволюционной России: пренебре¬жительное и обидно покровительственное, отрицаю¬щее украинцев как нацию, присваивающее себе страну »Малороссию», то становится понятным и оправданным стремление украинцев к защите своих исторических прав, как одного из великих славян¬ских народов» (Е. Петров-Скиталец. «Националь¬ная проблема СССР», Оттава, 1965, стр. 28).
Вся последующая история Украины характери¬зуется национальными восстаниями, волнениями и национально-духовными исканиями украинцев как в России, так и в Австрии. Как это обычно у всех униженных народов, духовно-политические деятели нового украинского движения апеллируют в своей национальной программе к величию своего исторического прошлого и живучести его духов¬ных ценностей. Украинцам было чем гордиться. Древний Киев был ведь столицей первого большо¬го славянского государства безотносительно к чисто академическому спору, кто были его органи¬заторы – русские или украинцы, варяги или сами славяне. Древний Киев был также местом креще¬ния Руси принятия христианства, тысячелетие которого исполнилось в 1988 году.
II. ИСТОРИЯ УКРАИНЫ И ЕЕ КУЛЬТУРЫ В ИЗОБРАЖЕНИИ СОВЕТСКИХ ИСТОРИКОВ
В истории развития украинской национальной мысли и национальной культуры два центра разде¬ленной Украины сыграли выдающуюся роль: столи¬ца независимой Украины – Киев и столица находив¬шейся под Польшей Правобережной Украины Львов. Пока Левобережная Украина была свобод¬на, главенствовал Киев, но после того, как царизм начал политику деукраинизации, роль Львова постепенно становится ведущей, до такой степени, что многие русские историки и политики считали, что Галиция во главе со Львовом собственно и яв¬ляется рассадником украинского сепаратизма. В первой половине XVIIвека Киев становится оча¬гом всеобщего возрождения украинской культуры, науки и просвещения. В апогее славы этого возрож¬дения стоял Митрополит Киевский и Галицкий Петр Могила.
Он создал знаменитую Киевско-Могилянскую академию (1632 г.), превратил Киев в научный и духовно-религиозный центр всей Восточной Ев¬ропы. Из этой академии вышел и великий украин¬ский философ и поэт Гр. Сковорода. Как это было тогда принято и в Западной Европе, преподавали в академии на латинском языке. Перечисление науч¬ных дисциплин академии показывает широту и объем ее программы: математика, физика, астро¬номия, геометрия, архитектура, география, история, экономия, медицина, логика, философия, литера¬тура, древние и новые западные языки, славянские языки и другие предметы. В России еще не было по¬добного культурного и научно-академического цент¬ра. Поэтому Москва тоже посылала своих юношей учиться в Киев. Через шесть лет после кончины Пет¬ра Могилы Украина была включена в состав России, но академия просуществовала более 160 лет – ее закрыли только в 1817 г., настолько велико было ее значение. Как раз новая волна политики руси¬фикации потребовала, чтобы был уничтожен глав¬ный научный центр украинской культуры, как ра¬нее были уничтожены так называемые «братские школы» на украинском языке. Первый правитель¬ственный указ о запрещении украинского языка был издан в 1721 г., а последний в 1879 г. Язык украинцев и название Украина стали табу.
Когда советские историки пишут об этих пе¬риодах истории Украины, они бывают явно не в ладу с фактами истории. Судите сами, что пишет официальная БСЭ: «Воссоединение Украины с Россией имело прогрессивное значение для разви¬тия украинской культуры и просвещения», и тут же, вынужденная стыдливо признать, добавляет: «украинцы не имели возможности обучаться на родном языке» (БСЭ, т. 26, М., 1977, стр. 562). Какая же это украинская культура без украинского языка?
Советские историки в трогательном единоду¬шии с крайне реакционными идеологами цариз¬ма, такими, как Магницкий, Уваров, Катков, Побе¬доносцев, Иловайский считают, что присоединение Украины к России было не только актом прогресса, но и величайшим благом для самого украинского народа. Однако объективное исследование доказы¬вает, что «прогресс» и «благо» выразились в судьбе украинского народа двумя фактами эпохального значения. Во-первых, Украина потеряла самое дорогое, что есть в жизни каждого народа, – на¬циональную независимость. Во-вторых, Россия рас¬пространила на Украину свой политический строй и социально-экономическую систему – царский абсо¬лютизм и русское крепостное право. Свободное украинское общество, которое, согласно богато до¬кументированным исследованиям академика Гру¬шевского, не знало ни феодалов-крепостников, ни буржуазных хищников и никак не укладыва¬лось в плоскую схему марксистов о классовой борьбе, было задушено солдафонским сапогом «старшего брата»-колонизатора. Цари одаривали своих столичных вельмож и «малороссийских» вассалов богатыми украинскими землями, отда¬вая сотни тысяч свободных украинцев в крепост¬ное рабство. Особенно отличилась в этом Екатери¬на II. И этот триумф абсолютизма и феодальной реакции в доселе вольной стране советские монархо-марксисты называют «историческим прогрес¬сом», тогда как даже историк Ключевский осуж¬дал распространение крепостного права на Ук¬раину (т. 5, стр. 142). Сами украинцы, конеч¬но, были другого мнения. Украинские мыслители в один голос негодуют против новых порядков на их родине. Историки добросовестно описывают, в каких жутких условиях эти порядки создавались. Писатели скорбят о гибели родной страны и поют гимн ее будущей свободе. Девятнадцатый век осо¬бенно выделяется поразительным ростом украин¬ской «ностальгической» литературы во всех ее жанрах, но с одним постоянным лейтмотивом: скорбь и страдания народа, надежда и вера в воз¬рождение вольной Украины. Все представители украинской национально-политической, научно-ис¬торической и культурно-художественной литерату¬ры, которые воспевают независимость Украины от России, числятся в советской историографии в «реакционерах» и «буржуазных националистах». Этой своей оценкой советские историки только повторяют то, что говорится во всех монархиче¬ских учебниках истории дореволюционной России. Разница только та, что царские историки прямо и че¬стно защищают интересы державной нации, а совет¬ским историкам для защиты тех же интересов при¬ходится лицемерить, лгать и грубо до примитивно¬сти фальсифицировать общеизвестные исторические факты и события. Теоретически крайне убогая, исторически антинаучная схема советских идеоло¬гов по истории и культуре Украины следующая: в древние и средние века украинцы в сущности не составляли отдельного народа, являясь лишь ответ¬влением русского народа. Их национальное само¬название «Украина» указывает не на их этническое происхождение, а на их географическое положение на «окраине» России, отсюда выводят и название «украинцев», которых в старой России называли «малороссами».
Издревле, аргументируют советские историки, Русь делилась на три ветви – Великая Русь (Велико-россия), Малая Русь (Малороссия) и Белая Русь (Белоруссия). Скоро образовалась и четвертая ветвь – Новороссия. Вся прошлая история этих ветвей – их перманентная борьба за воссоединение вокруг их общей матушки – Великороссии. В этой борьбе, доказывают советские историки, образо¬вались два лагеря в украинской политике и куль¬туре: большой прогрессивный лагерь сторонников воссоединения Украины с царской Россией и ма¬ленький реакционно-националистический лагерь против России. По этой схеме гетман Богдан Хмель¬ницкий – прогрессист и герой, а его сын и гетман Правобережной Украины Юрий Хмельницкий реакционер и националист, потому, что сын хотел исправить ошибку отца и восстановить украинскую независимость от Москвы, опираясь на Польшу, как эту ошибку хотел исправить и второй гетман после Мазепы – Павло Полуботок (1722-1724). Узнав, что гетман Полуботок готовит выход Украины из России, царь Петр Iзаточил его в Петропавловскую крепость, подвергая пыткам. На допросе гетман Полуботок заявил Петру I: «Ни страх тюрьмы, ни отвращение к кандалам не заставят меня отка¬заться от моего отечества. Я предпочитаю ужасную смерть, чем жить, постоянно созерцая страдания моих сородичей» (И. Нагаевский, История совре¬менного Украинского государства. Мюнхен, 1966, стр. 11 (по-английски)). За два года до смерти Петра I– в 1723 г. – Полуботок умер в тюрьме. Вот таких бесстрашных украинских героев и великих мучеников в борьбе за независимость большевики называют «изменниками». Украинская культура, наука и исторические источники толкуют¬ся по этой же схеме. Исторические документы -летописи, хроники и труды, в которых можно вы¬читать или предположить прорусскую ориентацию, – считаются достоверными и ценными, исторические источники и труды, в которых явственно звучит мотив величия украинского национального духа в борьбе как с «ляхами», так и с «москалями», – объявляются сомнительными и вредными. Апо¬логия запорожской казачьей вольницы в трудах украинских историков признается «старшинско-дворянской концепцией». Классические труды вы¬дающихся украинских историков XIXи XXвеков запрещены для использования в высших школах Украины как труды националистические. Класси¬ки украинской исторической науки Антонович и Грушевский числятся в списке «буржуазных националистов», а руководитель украинского исто¬рического фронта тридцатых годов, коммунист и талантливый историк Яворский был объявлен ав¬стрийским шпионом за его отличный немецкий язык и происхождение из Галиции и расстрелян. Но так поступить с академиком с мировым именем Грушевским, долголетним профессором Львовско¬го университета, первым президентом Украинской народной республики, не осмелился даже Сталин. Ему предложили поехать на отдых на Кавказ, в Кисловодск, где он заболел гриппом и умер от лекарства, которое прописал ему врач. Если мы вспомним, как, по заданию Сталина, шеф НКВД Генрих Ягода подобными же лекарствами умертвлял Менжинского, Куйбышева и Максима Горько¬го, то все станет на свое место. Грушевский умер за пять дней до убийства Кирова Сталиным.
Совершенно аналогична советская схема по истории украинского фольклора, литературы и искусства. Фольклор, в котором достается «мо¬скалям» – реакционно-националистический, но фольклор, в котором достается «неразумным ха¬зарам», «ляхам», туркам – прогрессивно-револю¬ционный. Украинские писатели и критики, их та¬ланты и их творчество тоже оцениваются не по тому, как они создавали родную литературу, развивали родной литературный язык, служили собственной национальной идее, а только по одному крите¬рию – кто и как из них служил русской великодер¬жавной идее. Такой «интернациональной» чистке подвергаются даже такие основоположники ук¬раинской литературы, как Котляревский, Квитка-Основьяненко, Гулак-Артемовский, Гребенка, Метлинский, Боровиковский, Костомаров. Кто наибо¬лее ярко рисует трагедию родного народа под цар¬ской Россией и тоскует по восстановлению былой свободной Украины, того советская критика за¬числяет в разряд «пессимистов» и «реакционных мечтателей». У них, по утверждению советского официального органа БСЭ, «преобладали песси¬мизм, тоска по невозвратному историческому прошлому Украины, рисовавшемуся им в идеали¬зированном свете» (т. 26, третье изд., М., 1977, стр. 575). Это значит, что если Котляревский в своей знаменитой поэме «Энеида» (1798 г.), украи¬низирует Вергилия в стиле бурлески, оплакивает гибель Запорожской сечи, возмущается превраще¬нием ее вольных казаков в крепостных рабов и тоскует по вольной Украине, то он пессимист и пребывает в ностальгии по «невозвратному истори¬ческому прошлому Украины».
Искушенные мастера литературных манипуля¬ций, советские идеологи превосходят самих себя, когда они берутся доказывать, что в XIXстолетии на Украине не было единой патриотической лите¬ратуры, а были две литературы: националистически реакционная, которая замыкалась в узкие украин¬ские рамки или ориентировалась на Запад, и про¬грессивная гуманистическая литература, которая старалась включить украинскую литературу в обще¬российский литературный процесс. К представите¬лям второй литературы советские литературоведы причисляют даже того же Котляревского, заявляя, что он «в большей мере способствовал включению новой украинской литературы в общероссийский литературный процесс», только потому, что его «Энеида» была впервые издана в 1798 г. в Петер¬бурге на русском языке без его ведома. Позже, в 1809 г. «Энеида» вышла и на украинском языке. Зато основоположник современной украинской прозы Квитко-Основьяненко обвиняется в том, что идеализирует патриархальную Украину и проповедует христианскую мораль. Еще больше достает¬ся писателям второй половины XIXвека Костома¬рову, Стороженко, Корсуну и Кулишу: они объяв¬ляются консерваторами и реакционерами за их враждебное отношение к царизму и русскому империализму. Наиболее выдающемуся из них – Кулишу – историку, писателю и революционеру (он был осужден вместе с Шевченко за участие в «Кирилло-Мефодиевском братстве») пришили еще яр¬лык «буржуазного националиста», литературное определение, известное только в советской изящ¬ной словесности. С некоторыми классиками ук¬раинской литературы советские литературоведы по¬ступают так, как они поступают с русскими клас¬сиками и критиками – Белинским, Герценом, Не¬красовым, Чернышевским. Эти ярые враги деспо¬тизма и рабства в любой форме давно числятся в полубольшевиках под названием «революционных демократов». В этот же сан с прорусской ориента¬цией произведены украинские классики Леся Украинка, Иван Франко, Коцюбинский, гениаль¬ный Шевченко. Замалчивая фундаментальное кредо их творчества – самобытность украинского народа и философию его самостийности и независимости, советские историки подчеркивают их человеколю¬бие, чуждое любому шовинизму, в том числе и анти¬русскому. Отсюда делается ложный вывод: украин¬ские классики стояли на русско-имперских пози¬циях. Как это удается доказать? Очень просто. Издавая собрания сочинений украинских классиков, советские издатели и цензоры не включают в эти издания наиболее ярких патриотических произ¬ведений старых украинских писателей. Об этом не¬давно рассказывал один украинский писатель в советской печати: издали собрание сочинений Ива¬на Франко не только без включения туда многих его наиболее ярких патриотических произведений, но даже с большими купюрами и в тех вещах, которые решили издать.
Однако, были времена, когда советская истори¬ческая наука еще была действительной наукой и, считаясь с фактами, событиями и исторической достоверностью, признавала, что Богдан Хмельниц¬кий был «предатель и первый враг национально-освободительного движения Украины», а его Пере¬яславский акт присоединения Украины к России явился «юридическим оформлением начала коло¬ниального господства России над Украиной». Имен¬но так трактовала национальную трагедию Украины Большая Советская Энциклопедия 1935 г. (т. 39, первое издание). Сравните с этим, что пишут новые советские историки об аннексии Украины царской Россией в той же самой Большой Советской Энцик¬лопедии последнего, третьего ее издания: присоеди¬нение Украины к России «сыграло великую про¬грессивную роль в ее дальнейшем экономическом, политическом и культурном развитии» (т. 26, третье изд., М., 1977 г.). На Украине восторжество¬вал колониальный режим царского абсолютизма, на Украину распространяется русское крепостное пра¬во, на Украине запрещены украинская культура, литература и сам украинский язык. И все это со¬ветские монархо-марксисты называют «великим прогрессом». Воистину бездонно советское науко¬образное шарлатанство!
III. РЕВОЛЮЦИЯ И УКРАИНА
Революция 1917 года явилась тем социальным оселком, на котором история как бы испытала две силы бывшей Российской Империи – центростре¬мительно-великодержавную и центробежно-сепаратистскую. Испытание дало поучительные резуль¬таты: после демократической февральской рево¬люции 1917 г. ни один из нерусских народов не заявил о своем выходе из состава будущей демо¬кратической федеративной России, но вот через девять месяцев произошла Октябрьская револю¬ция и тогда многие нерусские народы заявили о своем выходе из состава советской России и о провозглашении своей государственной независимо¬сти. Одним из первых объявил эту независимость народ, который этнически и культурно-исторически стоял ближе всех к русскому народу – украин¬ский народ.
Невероятно пестра мозаика национально-поли¬тических сил, действующих на Украине после ре¬волюции. Соответственно многообразны их про¬граммы. Однако на фоне быстро меняющихся со¬бытий, порой головокружительных и контрастных, отчетливо видны два параллельных движения: национальное движение за полную независимость и федеративное движение за союз с Россией. Нет ни¬какой возможности, а для моей цели и надобности, характеризовать весь сложный национально-полити¬ческий ландшафт на Украине тех лет. Укажем лишь очень коротко на ведущие силы, важнейшие события и на их суммарные итоги. Как демократиче¬ское, так и социалистическое движения на Украи¬не, оформившиеся в разных, сначала национально-культурных («Громада»), а потом и в политиче¬ских союзах и партиях, образовались еще в под¬полье в конце XIXи начале XXвеков. У истоков национально-демократического движения в 60-90-х годах стоит Киевская «Громада», которую воз¬главили Антонович, Драгоманов, Чубинский, Гру¬шевский. «Громада» имела свои отделения в боль¬ших украинских городах. Формально культурно-просветительская организация, «Громада», охва¬тившая в 90-х годах почти все ведущие интеллек¬туальные силы Украины, по существу стала универ¬ситетом разработки и обоснования украинской национально-демократической идеологии. Царское правительство увидело в «Громаде» опасность им¬перским интересам и запретило ее. Но идеи ее дея¬телей стали программой действий для последующих украинских политических партий, в том числе или даже особенно, для украинских социалистических партий. Именно украинские социалистические пар¬тии Украинская социал-демократическая рабо¬чая партия, Украинская партия социалистов-рево¬люционеров, Украинская партия социалистов-феде¬ралистов выступают инициаторами создания Цент¬ральной Рады Украины 4 марта 1917 года, то есть через два дня после отречения царя Николая IIот престола. Центральная Рада – украинский парла¬мент состояла из 150 выборных представите¬лей партий, организаций и обществ (потом состав Рады был расширен до 815 человек). Исполнитель¬ным органом Рады была Малая Рада из 30 человек во главе с Грушевским, Винниченко и Ефремовым. Были созданы также губернские, уездные и город¬ские Рады. Украина приступила к созданию своей армии. За время от июня 1917 г. и до января 1918 г. Рада издала четыре важных документа программно¬го характера, которые назывались «универсалами». Первый универсал от 10 июня 1917 г. провозгласил автономию Украины. Было создано правительство под названием «Генеральный секретариат». Под давлением Временного правительства Центральная Рада согласилась на компромисс – был издан вто¬рой универсал от 3 июля 1917 г., согласно которому осуществление автономии откладывается до созыва Всероссийского Учредительного собрания. Через две недели после большевистского переворота вышел третий универсал от 7 ноября 1917 г. Центральная Рада объявила в нем об образовании украинского государства, но в составе России. Центральная Ра¬да стала верховным органом Украинской народной республики. Четвертым универсалом от 22 января 1918 г. была провозглашена независимость Украи¬ны. Спросят, где же была во время этих судьбонос¬ных для Украины событий Украинская большевист¬ская партия или Украинская коммунистическая партия? Да нигде. Такой партии вообще не было. Были отдельные большевистские группы, состояв¬шие преимущественно из русских, в промышленных районах. Парадоксально, но факт – Украинской коммунистической партии нет до сих пор, есть ком¬мунистическая партия Украины. Для того, кто не силен в знании «национальной философии» боль¬шевиков, тут как будто никакой разницы нет – КПУ или УКП. Однако для большевизма разница гигантская: большевики никогда не признавали существования в России национальных больше¬вистских партий среди нерусских наций. Были лишь территориальные организации, прямо подчи¬ненные раньше РСДРП, РКП(б), ВКП(б), а теперь КПСС. Есть украинский народ, есть украинский язык, есть даже Украинская Советская Социа¬листическая Республика, но вот не было и не мо¬жет быть Украинской коммунистической партии, как нет Русской, Грузинской, Армянской, Узбек¬ской и т.д. компартий, а есть коммунистическая партия Грузии, компартия Армении, компартия Уз¬бекистана. Это сделано для того, чтобы подчерк¬нуть, что все они не национальные, а территориаль¬ные организации, руководящие своими республи¬ками, в качестве филиалов московского ЦК пар¬тии (единственная затея создать УКП принадлежала социалисту и самостийнику Владимиру Винниченко, когда он с группой с таким названием в 1920 г. вошел в состав украинского Совнаркома, как заместитель председателя правительства, но, узнав, с кем имеет дело, убежал в том же году на За¬пад). Если, например, украинцы или грузины го¬ворят «наша партия», то они имеют ввиду только КПСС.
Вернемся к хронологии событий. После фев¬ральской революции 1917 г. Россия была, по сви¬детельству даже Ленина, «самой свободной страной из всех воюющих стран». Естественно поэтому, что, как в центре, так и на национальных окраинах, свободно действовали все старые и новые полити¬ческие партии. Мы видели, что в состав Централь¬ной Рады входили все национал-демократические и социалистические партии Украины, среди которых не было только одной партии – партии большеви¬ков Украины, ибо никому из украинцев в голову не приходило создать такую партию. Ее создали только в июле 1918 г. на первом съезде КП(б) Украины, который происходил не на Украине, а в Москве. В последнем факте – вся зловещая сим¬волика новой эпохи, положившей начало образо¬ванию новой империи – советской империи.
На этом съезде лжеукраинцев присутствова¬ли 212 делегатов, из которых больше половины бы¬ли русскими, евреями, поляками, латышами. Ос¬тальные были обрусевшими украинцами с импер¬ским мышлением. Смешно сейчас читать писания советских историков, когда они «обоймами» пере¬числяют активных украинских коммунистических деятелей того времени, среди которых такие «ук¬раинцы» как Ворошилов, Гамарник, Феликс Кон, Дзержинский, Орджоникидзе и др., а те, кто были действительно украинцами (Чубарь, Затонский, Скрыпник, Любченко, Гринько и др.) были ликви¬дированы впоследствии как шпионы и «буржуаз¬ные националисты». Конечно, инквизиция Сталина была вполне интернациональной и он в те годы ни¬кого не уничтожал, руководствуясь лишь одним ра¬совым признаком. Однако анализы жертв «Боль¬шого террора» 30-х годов показывают, что именно среди украинской партийной и беспартийной интел¬лигенции жертв террора было в несколько раз больше, чем в центральных областях России.
В установлении Советской власти на Украине, вернее в аннексии Украинской народной республи¬ки Советской Россией, украинские коммунисты сыграли двойственную роль: с одной стороны, они верили Ленину, что Украина, даже советизирован¬ная, останется независимой республикой, а с дру¬гой стороны, по поручению Москвы, они фактиче¬ски держали курс на систематическое выкорчевы¬вание корней украинской национальной идеи и ее носителей. За время с 1917 по 1920 гг. Украина бы¬ла пять раз оккупирована чужеземными войсками – один раз австро-германской армией, один раз Белой армией Деникина и три раза Красной Армией. Пер¬воначально Ленин думал, что ему удастся ликвиди¬ровать Украинскую народную республику либо путем переговоров с Центральной Радой, либо вооруженным восстанием изнутри. В декабре 1917 г. Ленин предъявил Раде ультиматум о капи¬туляции. Рада его отвергла, ссылаясь на свое право на самоопределение, признанное самим больше¬вистским правительством. Попытки большевиков поднять на Украине всеобщее восстание тоже не удались. Только в Харькове, населенном преиму¬щественно русскими, большевики 11 декабря 1917 г. захватили власть и провозгласили Украин¬скую советскую республику во главе с украинским совнаркомом. Хотя власть этой республики рас¬пространялась только на один город, Москва при¬знала ее властью всей Украины. Стратегическая цель советского правительства выяснилась очень скоро. В конце декабря 1917 г. по просьбе этих харьковских мятежников-большевиков о «братской помощи» Ленин направил на Украину армию, заняв Киев. Центральная Рада переехала на Волынь. Это была первая советская оккупация Украины. Одна¬ко 1 марта 1918 г. украинские войска изгнали Красную Армию и заняли Киев.
Этой победе помогло искусное лавирование украинской дипломатии во главе с Винниченко в продолжающейся войне между Германией и Рос¬сией. 27 января 1918 г. Украина заключила дого¬вор с Германией и Австро-Венгрией о поставке им хлеба, при условии, что эти страны признают независимость Украины и окажут ей помощь про¬тив советских оккупантов. Этот дипломатический шаг оказался настолько дальновидным, что он при¬вел к признанию Украинской народной республики не только германским блоком, но и самой Совет¬ской Россией. В Брестский сепаратный мирный до¬говор от 3 марта 1918 г. между Советской Россией и германским блоком был включен шестой пункт, который гласил, что советское правительство при¬знает мирный договор Украины с Германией и ее союзниками, советское правительство признает так¬же независимость Украинской народной республи¬ки, обязуясь заключить мирный договор с Цент¬ральной Радой, в котором будут определены госу¬дарственные границы между Украиной и Россией. Однако Украина боролась за независимость от Рос¬сии не для того, чтобы стать австро-германским вассалом. Между тем австрийцы и немцы добива¬лись именно этого. Когда Центральная Рада реши¬тельно воспротивилась акциям такого рода, авст¬рийские войска свергли Украинскую народную рес¬публику во главе с Радой и власть над Украиной передали генералу Скоропадскому, объявив его гетманом Украины (29 апреля 1918 г.). В ноябре 1918 г. Германия и ее союзники, ослабленные ре¬волюциями в Австрии и Германии, капитулировали перед державами Антанты, а в декабре 1918 г. был свергнут гетман Скоропадский. Была восстановлена власть независимой демократической Украины, ко¬торую возглавила Украинская Генеральная дирек¬тория (14 декабря 1918 года). Во главе Генераль¬ной директории Украины стали старые украинские социалисты Винниченко и Петлюра.
В феврале 1919 года Красная Армия второй раз оккупировала столицу Украины, но ненадолго. Уже весной войска Петлюры освободили Киев.
Осенью 1919 года последовали тяжелые на¬ступления на Украину сразу с двух сторон – с се¬вера двинулась на Украину Красная Армия, но с юго-востока ее опередила Белая армия генерала Деникина. На этот раз столица Украины оказа¬лась под белыми оккупантами. Удивительны и беспримерны цепкость и упорство украинцев в борьбе за свою независимость. 21 апреля 1920 года правительство Петлюры заключило договор с Польшей о совместной борьбе как против Крас¬ной, так и Белой армий. В этом союзном договоре национальные интересы Украины и Польши были вполне идентичны. Красный Ленин и белый Дени¬кин, по мотивам чисто великодержавным разли¬чавшиеся между собой только по этим цветам, оди¬наково были врагами польской и украинской не¬зависимости, которую Москве навязали Германия и Австрия в Брест-Литовске по сепаратному миру в марте 1918 года. Когда польские войска вместе с украинскими войсками Петлюры освободили сто¬лицу Украины (6 мая 1920 года), то Украинский Народный комитет создал последнее правительство независимой Украины во главе с В. Прокоповичем. Летом 1920 года последовала третья оккупация Украины Красной Армией. 12 июня Красная Армия вошла в Киев. Третья красная оккупация оказалась последней. Украина вновь была включена в состав новой советской империи, ей был присвоен бута¬форский статус лжесуверенной Украинской совет¬ской республики.
Борьба за независимость Украины проходила в условиях гражданской войны внутри России – между Красной Армией большевиков и Белой или Добровольческой армией бывших царских генера¬лов. Совершенно естественно, что вожди обоих ла¬герей гражданской войны, при всей разнице их идеологии, были кровно заинтересованы, не только по имперским соображениям, но и в силу интересов военно-политической стратегии, сохранить за Рос¬сией такую богатейшую промышленную, хлебную и сырьевую базу, как Украина, к тому же занимаю¬щую важнейшую территориально-стратегическую по¬зицию на юго-западе империи. Отсюда значительная часть северной и юго-восточной Украины стала театром военных действий русских армий, воюю¬щих между собой. В силу этого воюющим сторонам было небезразлично, как к той или иной стороне относится украинское национальное движение, точ¬но так же, как самим лидерам Украины было важ¬но использовать их междоусобицу в своих нацио¬нальных целях.
Но гражданская война по своему характеру яв¬ляется войной социальной и идеологической. Ре¬шающую роль в такой войне играет не только ору¬жие, но и политическая и социальная программы. Однако, если гражданская война происходит в мно¬гонациональном государстве, то «инородцам» небез¬различно, каковы национальные программы воюю¬щих между собой великодержавных лагерей. Это как раз и доказали ход и исход гражданской войны в России. Ее вождями были – со стороны красных Ленин, со стороны белых – Деникин. Оба они хо¬тели отстоять «единую и неделимую Россию». Но Деникин открыто провозглашал эту программу и тем самым объявлял новую завоевательную войну нерусским народам, не выиграв еще свою граждан¬скую войну против красных. Ленин, наоборот, про¬кламирует во всеуслышание: «если нерусские на¬роды не хотят жить в составе России – скатертью дорога!», хотя тут же добавляет: «Но чтобы вы мог¬ли воспользоваться этим своим естественным пра¬вом, давайте вместе побьем русского империалиста Деникина!». А как действовал Деникин? Только два примера: когда чеченцы и ингуши потребовали предоставления им внутренней автономии, которую им обещал еще Александр II, то Деникин сжег два десятка их аулов, на что те ответили всеобщим вос¬станием. Сам генерал Деникин писал, что двигаясь на Москву, он вынужден был оставить одну треть своей армии в Чечено-Ингушетии, борьбу которой возглавили ученики Ленина – Орджоникидзе, Ше-рипов, Зязиков. Второй пример. Когда бывший коллега Деникина по русской императорской армии, финский генерал Маннергейм предложил ему военно-политический союз против большеви¬ков, то Деникин ответил, что первый человек, которого он повесит после победы над больше¬виками, будет предатель России генерал Маннер¬гейм!
Деникин был храбрый, честный, искренний и решительный вояка – качества, весьма похвальные для солдата, но явно недостаточные для политика. Он никому ничего не обещал. Россия должна быть «единой и неделимой» и баста! Какой будет социаль¬но-политический строй в такой России, он не пред¬решал, ссылаясь на волеизъявление русского народа после победы. Абсолютно чужда была ему и со¬циальная демагогия, столь свойственная большеви¬кам. Таким образом, когда история поставила не¬русские народы перед дилеммой: Ленин или Дени¬кин, то победил Ленин-макиавеллист над прямоли¬нейным воякой.
Причина ясна всем. Ленин обещал русскому и нерусским народам все, чего они себе желали: фаб¬рики и заводы рабочим, вся земля – крестьянам, вся власть Советам рабочих, крестьянских и сол¬датских депутатов, гарантированное право нерус¬ским на свободный выход из России. Победив, Ле¬нин сделал Россию такой «единой и неделимой», ко¬торая и не снилась Деникину.
Когда Центральная Рада в ответ на ультиматум Ленина о капитуляции, напомнила ему его же соб¬ственные писания и первые декреты советского правительства о праве наций на самоопределение, то Ленин, который вдобавок ко всему сказанному был еще и диалектиком, нашелся, как ответить: «То был вчерашний день истории, к тому же мы признавали право на самоопределение не украин¬ских помещиков и буржуазии, а украинских трудя¬щихся».
Заметим, что в Раде, созданной по типу Петро¬градского Совета, не было ни одного помещика или буржуя, а ее лидеры – Винниченко, Петлюра, Макаренко были социалистами западноевропейско¬го толка. Как раз западных социалистов Ленин больше ненавидел, чем западную буржуазию. Поэто¬му свое строительство социализма на Украине Ле¬нин и его Чека начали с уничтожения украинских социалистов. Ленин и его ученик Сталин считали это лучшей гарантией для выкорчевки корней украинского сепаратизма.
IV. УКРАИНИЗАЦИЯ И ЕЕ СУДЬБА
Трагедия коммунистов-интеллектуалов в нацио¬нальных республиках заключалась в том, что они не только верили на слово Ленину, но и были иск¬ренне убеждены, что сам Ленин верит тому, что он говорит по национальному вопросу. Поэтому для них все писания Ленина, как и решения апрель¬ской конференции 1917 года, Xсъезда партии 1921 года, XIIсъезда партии 1923 года были чем-то вроде «Священного писания». Но странное дело: как только эти коммунисты брались за практиче¬ское осуществление теоретических установок Ле¬нина и решений партийных съездов по националь¬ному вопросу в своих областях и республиках, они немедленно оказывались в опале, из кото¬рой их не мог вытащить даже сам Ленин (вспомните историю Буду Мдивани и его сторонников в Гру¬зии, историю Султан-Галиева и его сторонников в Татарии и Туркестане) .
После смерти Ленина, Сталин, как выражались в Москве, поднял ленинскую национальную поли¬тику на высшую ступень. Но, как известно, с выс¬шей ступени и падать страшнее. Это подтвердило новое «контрреволюционное националистическое дело» – «Крымское дело» председателя Крымской АССР Вели Ибраимова в 1928 году. Вели Ибраимов был тем убежденным учеником Ленина по нацио¬нальному вопросу, который решил превратить Крымскую АССР в по-ленински образцовую совет¬скую национальную республику у ворот Турции, призывая единокровную Турцию создать у себя та¬кие же ленинские порядки, как и в Крыму. Сталин посчитал призывы председателя ЦИК Крымской АССР всего лишь маскировкой его шпионской дея¬тельности в пользу Турции и посадил его со всем крымским правительством в подвал ГПУ. Это было в январе 1928 года. Даже пристрастное чекистское следствие не сумело доказать вину Ибраимова и членов его правительства. В силу этого, его дело не было принято Верховным судом к производству в мае 1928 года. Ибраимова и его людей расстреляли по заочному приговору коллегии ОПТУ. «Крым¬ское дело» в национальной стратегии Сталина имело сигнальное значение, за которым последовала боль¬шая серия заочных приговоров ГПУ по аналогичным делам «контрреволюционно-националистических за¬говоров» грузинских меньшевиков, армянских дашнаков, азербайджанских мусаватистов, чечен¬ских чермоевцев, туркестанских пантюркистов, та¬тарских панисламистов, украинских сепаратистов («Спилка вызволения Украины»), белорусских «нацдемовцев» («Союз вызволения Белоруссии»), в которых оказывались замешанными и неугодные Сталину национальные коммунисты.
Параллельно начались и в самой России процес¬сы против «вредительских контрреволюционных организаций» «Шахтинское дело», «дело Промпартии», «Дело Всесоюзного бюро меньшевиков». Все эти «дела», разумеется, были сфабрикованы в кабинетах ГПУ под руководством Менжинского, его заместителя Ягоды, но по плану и инициативе ЦК во главе с его генсеком Сталиным. Какие были основания для создания таких дел? Юридических оснований не было никаких. Зато были основания идеологического порядка. Как уже указывалось, в национальной интеллигенции все еще бытовали заблуждения, что «коренизация» не тактика, а про¬грамма партии. Поэтому в национальных республи¬ках росло движение за углубление и расширение этой «коренизации». В глазах партии особенно опас¬ный характер такое движение приняло как раз в двух славянских республиках – на Украине и в Белоруссии. Непревзойденный мастер уголовной фантазии Сталин даже выдумал смычку между мест¬ными националистами и русскими шовинистами. Сталин нашел, что поскольку у местных национа¬листов и великодержавных шовинистов цель одна – свержение советской власти, то они находятся в духовном родстве и молчаливом союзе между со¬бой. Сталин шел дальше. В подчеркнутой заботе о нуждах собственного народа он видел не только зловредный национализм, но и вражду к больше¬визму, подрыв основ «диктатуры пролетариата». Сталин, обвинявший Ленина в «национал-либера¬лизме» в 1922 году, делал теперь Ленина ответ¬ственным за то, что он в свое время выпустил из бутылки «национального джина». Сейчас Сталин был в поисках средств, чтобы загнать его туда обратно. Это оказалось далеко не легкой задачей. На кавказском и мусульманском Востоке у пар¬тии уже был большой опыт по подавлению нацио¬нализма силой оружия, посылкой туда экспедицион¬ного корпуса Красной Армии, как, например, в 20-е годы против ряда восстаний в Чечне, в те же годы – против меньшевистского восстания в Гру¬зии или басмаческого движения в Туркестане. Но с конца 20-х годов в авангард национального движения в СССР выдвинулась самая большая после РСФСР славянская республика – Украина. Туда ведь не пошлешь военную экспедицию, не рискуя, как опасался Сталин, межнациональной войной. Но самое неприятное было то, что во главе украинского национального движения стояли не какие-нибудь ярые сепаратисты, а украинские ком¬мунисты-интеллектуалы, выдвигавшие весьма обос¬нованную и целостную программу «украинизации», состоящую сплошь из цитат Маркса, Ленина, Стали¬на и материалов съездов партии. Чтобы судить о не¬легком положении Москвы, надо присмотреться к аргументам украинцев. В движении за украиниза¬цию в 20-х годах выдающееся место занимали сле¬дующие субстанциональные проблемы суверенной республики: национальная самостоятельность во внутренних делах, согласно федеральной консти¬туции, национальная культура, национальная эко¬номика, национальная наука, национальная техни¬ка. По всем этим проблемам украинская коммуни¬стическая, но национально мыслящая, интеллиген¬ция выдвинула национальную программу, основан¬ную со скрупулезной точностью на федеральной концепции Ленина против «автономизации» Ста¬лина. Но у этой программы был один недостаток – она коренным образом противоречила повседневной антиконституционной практике Москвы в нацио¬нальных республиках; самое же главное – она под¬рывала устои, на которых возвышалось само доре¬волюционное здание ленинизма с его идеей дена¬ционализации всех наций и слиянию их в один коммунистический гибрид, идея, от которой Ленин по существу отказался в 1922 г., но не отказалась партия. Решения съездов партии по национальному вопросу, как и сама федеральная конституция СССР, были задуманы как провизориум на переход¬ное время, пока коммунистическая власть не по¬чувствует себя достаточно сильной, чтобы отка¬заться от собственных решений и приступить к осуществлению действительной стратегической ее цели. Именно – к фактической ликвидации федерации на основе тоталитарной диктатуры партии, при которой даже само государство признается «звеном» самой партийно-политической системы (см. новую программу КПСС).
Но все это пришло позже, а в те годы нацио¬нальные коммунисты, в отличие от Москвы, при¬нимали провизориум за постоянную величину, а фиктивные права «суверенных» союзных респуб¬лик, зафиксированные в советской конституции, за действующий закон.
Таково было положение, когда украинские национальные коммунисты развернули борьбу за украинизацию по всем названным выше пробле¬мам. Ее возглавили признанные тогда авторитеты в национальном вопросе: прозаик и поэт Микола Хвылевой (культура), Михаил Волобуев (эконо¬мика) и член ЦК КП(б)У Александр Шумский (политика). Если их идеологическая позиция ос¬новывалась на трудах Ленина, то их историческая и национально-культурная аргументация базирова¬лась на научных трудах академика Грушевского, который возглавлял тогда украинскую историче¬скую науку. Академик Грушевский, как мы виде¬ли, был первым президентом Украинской народ¬ной республики, после ее падения эмигрировал в Австрию, потом, покаявшись, вернулся на Украи¬ну. В 1924 году он был избран членом Академии наук Украины, а в 1929 году членом Академии наук СССР.
Партия и советское правительство считали в те годы историческую и национально-культурную концепцию академика Грушевского о происхож¬дении украинского государства и украинской на¬ции объективной, научно обоснованной и партий¬но выдержанной. Такой же считалась и позиция украинских национал-коммунистов, пока они не начали активно проповедовать ее в партийной пе¬чати. Эта «проповедь» встретила столь единодушную поддержку украинской как партийной, так и бес¬партийной интеллигенции, что Москва ясно увидела, куда поведет такое развитие и поспешила объявить глашатаев украинизации «национал-уклонистами» страшное обвинение, после которого обычно слово переходит к чекистам.
Обратимся к некоторым их аргументам, поль¬зуясь данными из книги Майстренко («Националь¬ная политика КПСС»). Начало кампании за прак¬тическое осуществление украинизации положило выступление Хвылевого. В ряде статей, опублико¬ванных в 1925 году и посвященных XIIсъезду РКП (б) и его решениям о коренизации, он ставит в центр внимания два вопроса. Во-первых, украин¬ский писатель утверждает, что решения съезда насчет равноправия народов и необходимости ко¬ренизации аппарата власти в республиках остаются на бумаге, ибо невозможна украинизация без дерусификации украинского города, без украинизации пролетариата; во-вторых, считает он, «пока проле¬тариат не овладеет украинской культурой, невоз¬можно, чтобы культурная революция на Украине дала желаемые результаты». Хвылевой ставит во¬прос: кто этому мешает? Ответ его категорический: «Русский мещанин, у которого в печенках сидит эта украинизация (…) который со «скрежетом зубов¬ным» изучает этот «собачий язык», который кричит в Москву: «Спасайте!»»
Хвылевой предостерегает от рабского подража¬ния русской литературе. Его аргумент: «не надо смешивать наш политический союз с Россией с лите¬ратурой… Поляки никогда не дали бы Мицкевича, если бы они не перестали ориентироваться на рус¬ское искусство. Дело в том, что русская литература веками тяготеет над нами, как господин положения, который приучил нашу психику к рабскому подра¬жанию… Идеи пролетариата нам известны и без мо¬сковского искусства… Даешь собственный ум! Прочь от Москвы!»
Хорошо понимая, что его могут обвинить в на¬ционализме, собственно, предупреждая такое обви¬нение, Хвылевой оговаривает, что у него речь не о пролетарской коммунистической Москве, где центр мировой революции – Коминтерн, а о Москве ли¬тературных мещан и великорусских бюрократов. Он широко цитирует марксистских теоретиков, самого Ленина, все решения партии по националь¬ному вопросу, чтобы его не объявили «сепара¬тистом».
Никакие ухищрения не могли спасти нацио¬нального коммуниста, столь страстно разносившего Москву, если на него обратил внимание, говоря сло¬вами Ленина, «первый подлец и первый насиль¬ник», каким был товарищ Сталин. Так случилось с Хвылевым. 26-го апреля 1926-го года Сталин на¬писал негодующее письмо на имя секретаря ЦК КП(б)У. В письме говорилось, что коммунист Хвы¬левой не любит Москвы, тогда как западноевропей¬ский пролетариат и его компартии полны любви к ней. Сталин оценил выступления Хвылевого не как защиту решений самой партии по национальному вопросу, а как зловредный уклон. Более того -как целое течение антипартийной, националистиче¬ской мысли в компартии Украины, наклеив на нее новый ярлык: «хвылевизм». Сталин потребовал от секретаря ЦК Украины Л. Кагановича разгромить и ликвидировать национализм в компартии Украи¬ны. Кагановича не надо было учить по части «раз¬громов». Не только сам главный «грешник», но и сотни украинских интеллектуалов из среды коммунистов, тысячи из среды беспартийной интелли¬генции были сняты с работы, а потом и физиче¬ски уничтожены. Разгромили и разогнали и тех партийных работников из ЦК Украины, которые во главе с членом ЦК Александром Шумским не только поддержали позицию Хвылевого, но и, в свою очередь, потребовали от Москвы перейти, наконец, от слов к делу по украинизации партий¬ного, государственного аппарата. Такое требование Александра Шумского единодушно поддержала коммунистическая партия Западной Украины (в тогдашней Польше).
Тогда Сталин сначала послал в ссылку Шумско¬го и его сторонников, а потом их тоже расстрелял. Что же касается коммунистической партии Запад¬ной Украины, то ее Сталин распустил через Комин¬терн, который к этому времени уже стал простым подотделом ЦК ВКП(б). От чекистских пуль этих украинских коммунистов спасло то, что они жили в капиталистической Польше.
«Украинский национализм» смахивал на ту ми¬фическую гидру, у которой на месте отрубленных голов вырастали новые. Действительно, не успел Каганович доложить Сталину, что план по разгрому национализма «выполнен и перевыполнен», как по¬следовало новое антимосковское выступление и не где-нибудь на стороне, а в самом политическом и теоретическом органе ЦК КП(б)У в журнале «Большевик Украины». Это было исследование вид¬ного украинского экономиста и коммуниста Михаи¬ла Волобуева под названием «К проблеме украин¬ской экономики», напечатанное в начале 1928 го¬да. Исследование было задумано, чтобы помочь партии разработать практические меры по созданию комплексной «национальной экономики» в духе решений партийных съездов.
Основные тезисы автора сводились к следую¬щему:
1. старая Россия вела на Украине колониальную политику, грабя ее экономические ресурсы;
2. Украина при советской власти должна гармо¬нически развиваться в ее природных национально-
экономических границах;
3. коммунизму противопоказана колониальная политика, «лишь украинский народ имеет право
распоряжаться своей экономикой», «эксплуатиро¬вать украинскую экономику во вред украинскому
народу – это враждебно коммунизму»;
4) план «экономического районирования СССР», разработанный Госпланом СССР по схеме и при
участии старых царских специалистов-великодержавников, «полностью игнорирует национальные
экономики бывших российских колоний и предлагает централизованное районирование СССР на ста¬рых великодержавных принципах» (Майстренко, стр. 108).
Волобуев был искренне убежден, что ЦК партии в Москве думает о национальной экономике и куль¬туре то же самое, что и он. Это было глубокое за¬блуждение не одного Волобуева, но и почти всех национальных коммунистов того времени. Ведь на¬циональные коммунисты и всерьез верили, что «генеральная линия» партии в национальных рес¬публиках – это создание собственной националь¬ной экономики, подлинной национальной культу¬ры, не только по «форме», но и по «содержанию», национальной науки и техники. Сами же националы должны возглавлять партийные органы и националь¬ные правительства суверенных советских респуб¬лик не по назначению из Москвы, а путем свобод¬ных демократических выборов на местах. Все это оказалось иллюзией. Иллюзию национальных коммунистов тех лет разделял и пишущий эти строки. Накануне XVIсъезда партии, критикуя тезисы По¬литбюро к этому съезду, я писал: «В реконструк¬тивный период практическое разрешение нацио¬нального вопроса в свете устранения фактического неравенства, которое еще, безусловно, не устране¬но, приобретает сугубую актуальность как в хозяй¬ственно-культурном, так и в политическом отноше¬нии… Однако нынешний темп нашего культурного и экономического строительства в национальных районах и имеющиеся достижения не обеспечивают выполнения весьма ясных и практических дирек¬тив Xи XIIсъездов партии… К сожалению, после XIIсъезда партии к национальной проблеме не воз¬вращались и ее практическое решение идет от слу¬чая к случаю… Вот с этой точки зрения тезисы Куй¬бышева (председатель ВСНХ СССР) и Яковлева (Наркомзем СССР) не могут быть признаны доста¬точными. Каждый из них национальную проблему затрагивает вскользь, «кстати», «между прочим» и, та¬ким образом, обходит актуальнейшие вопросы хо¬зяйственного развития в национальном разрезе» («Правда», 22 июня 1930 г., А. Авторханов. «За выполнение директив партии по национальному во¬просу») .
Критикуя тезисы Яковлева по колхозному движению, я отвергал колхозы для национальных республик, ссылаясь на Ленина. Я писал: «Ленин говорил: «Было бы ошибкой, если бы товарищи по шаблону списывали декреты для всех мест России, если бы советские работники на Украине и на Дону стали бы без разбору, огулом распространять их на другие области. Мы не связываем себя однообраз¬ным шаблоном, не решаем раз навсегда, что наш опыт, опыт центральной России, можно перенести целиком на все окраины» (т. XVI, стр. 106)».
«В другом месте, – продолжал я цитировать Ле¬нина, – в известном письме коммунистам Кавказа Ленин призывает их к тому, чтобы они «поняли свое¬образие своей республики от положений и условий РСФСР, поняли необходимость не копировать нашу тактику, а обдуманно видоизменять ее применитель¬но к развитию конкретных условий» (т. XVII, ч. 1, стр. 200)».
Именно опираясь на Ленина, я объявил «опыт центральной России» «Сплошная коллективиза¬ция и ликвидация кулачества как класса» – проти¬вопоказанным специфике нерусских областей и рес¬публик и потребовал для них не колхозы и не тозы, а землеустройство. В ряде статей в той же «Правде» меня подвергли разносной критике.
Ссылаясь на того же Ленина, один из моих кри¬тиков причислил меня не только к «правым оппор¬тунистам», но и к «предателям» партии. Он писал: «Мы должны категорически возразить против явно ликвидаторской и правооппортунистической теории и предложений Авторханова по вопросу о путях коллективизации национальных окраин… Что же выходит, если пойти по пути, предлагаемому тов. Авторхановым? Это означает снятие всерьез и на¬долго лозунга сплошной коллективизации нацио¬нальных районов… так как землеустройство будет землеустройством индивидуальных крестьянских хозяйств. Вот почему мы не можем расценивать это предложение т. Авторханова иначе, как попытку потащить партию назад в сторону от генеральной линии партии, на ту самую дорожку, о которой ноют и скулят все правооппортунистические эле¬менты. Тов. Авторханов определенно заболел право-оппортунистической близорукостью и паническими настроениями… Он не видит того, что есть на нацио¬нальных окраинах… Почему мы так резко возражаем тов. Авторханову? Да хотя бы потому, что «время более трудное, вопрос в миллион раз важ¬нее, заболеть в такое время – значит рисковать гибелью революции» (Ленин. Из речи на VIIсъезде партии против тов. Бухарина). Предательские уши правых дел мастера торчат из рассуждений тов. Авторханова о путях коллективизации национальных окраин» («Правда», 30 июня 1930 г., Л. Готфрид. «О правильных и правооппортунистических пред¬ложениях тов. Авторханова»).
Меня поставили по соседству с бухаринцами в отношении диагноза моей «правооппортунистической болезни». В те годы такое соседство считалось не очень уютным, а сама болезнь признавалась неиз¬лечимой. Сталин, следивший за нашей дискуссией – «Колхозы или землеустройство» – заявил в отчет¬ном докладе ЦК XVIсъезду: «Партия пересмотре¬ла метод землеустройства в пользу колхозного строительства», а сам съезд записал: «XVIсъезд поручает ЦК партии… неуклонно проводить ликви¬дацию кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации по всему Советскому Союзу».
Вот с этих пор в гигантской сельскохозяй¬ственной стране – перманентный кризис недопро¬изводства зерновых культур и животноводческой продукции. Между тем до революции одна Украина кормила всю Европу своей пшеницей, а экспорт русского хлеба на мировом рынке занимал второе место после Америки. Вот уже несколько десяти¬летий, как СССР занимает первое место в мире по импорту американского хлеба.
V. УКРАИНСКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
В хорошо информированном бюллетене Кронида Любарского «Вести из СССР», издаваемом в Мюнхене, от 16 февраля 1987 года напечатано сле¬дующее сообщение: «13 марта 1986 года в Риге был арестован Роман Силараупс. Ему вменяется в вину требование от¬крытой денонсации договора Молотов – Риббен¬троп. В октябре 1986 года Р. Силараупс был приго¬ворен к 5 годам лагерей строгого режима и двум годам ссылки».
Другими словами, требование объявить недей¬ствительным самый преступный во всей истории дипломатии пакт между Сталиным и Гитлером, пакт, развязавший Вторую мировую войну, как и войну против самого СССР, пакт, стоивший челове¬честву 55 миллионов убитых, из которых на долю народов СССР приходится 20 миллионов, – так вот, объявить этот преступный пакт аннулированным советское правительство считает действием, под¬рывающим основы своего государства. Пакт имел ближайшее отношение к судьбе Украины и Белорус¬сии, так как в результате произошло их воссоеди¬нение с западными украино-белорусскими террито¬риями. На такое воссоединение могут быть разные взгляды, но это не было разрешением ни украин¬ского, ни белорусского вопросов. Сталин только увеличил количество заключенных в советской «тюрьме народов» украинцев и белорусов. Планы Сталина по «воссоединению» «братских» народов с советской империей шли куда дальше. Он планиро¬вал вернуть в советскую империю все те народы, которые входили в состав царской империи. Не с западными демократическими державами, а толь¬ко с однотипным тоталитарным государством – с нацистским режимом Гитлера – мог Сталин осу¬ществить такие планы. Поэтому Сталин прекращает былое заигрывание с демократическим Западом, и исподтишка готовится к пакту с Гитлером. Более того, Сталин обвиняет западную демократию в том, что она натравливает Советский Союз и Германию друг на друга, чтобы спровоцировать между ними войну как раз по украинскому вопросу.
Вот что заявил Сталин на этот счет в марте 1939 года на XVIIIсъезде партии:
«Характерен шум, который подняла англо¬французская и североамериканская пресса по по¬воду советской Украины. Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на советскую Украину, что они имеют теперь в руках так назы¬ваемую Карпатскую Украину, насчитывающую око¬ло 700 тысяч населения, что немцы не далее, как весной этого года, присоединят советскую Украи¬ну, имеющую более 30 миллионов населения, к так называемой Карпатской Украине. Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью под¬нять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований» (Сталин, «Вопросы ленинизма», стр. 571).
Это было по существу обращение к Гитлеру с предложением заключить антизападный пакт: это и случилось ровно через пять месяцев – 23 августа 1939 года в Москве был заключен «пакт о ненапа¬дении» между СССР и Германией, о чем будет речь дальше.
Сталин воссоединил две Украины и две Бело¬руссии, но из-за этого воссоединения недоверие к ним еще больше усилилось, ибо западные братья приносили с собой и западный сепаратизм и за¬падную идеологию. После искусственного «дела Скрыпника» Сталин делал ставку не только на рус¬ский патриотизм, но и на национализм. Надо заме¬тить, что Сталин был по своему прав. Он велико¬лепно понимал, что если вспыхнет новая война, то спасти советскую империю может только сама дер¬жавная сила – русская нация. И вот беда – чет¬верть века ее денационализировали, интернациона¬лизировали, вдалбливали в ее мозги марксизм, вы¬травляя оттуда русскую гордость, русский патрио¬тизм, русскую духовность. Десятилетиями русско¬го человека учили издеваться не только над свои¬ми великими предками, но и над своей отечествен¬ной историей. Эта длительная духовная инквизиция не достигла цели – русский национализм оказался сильнее марксизма. Сталин решил, что в случае вой¬ны он поведет русского человека в бой не под зна¬менем марксизма, а под знаменем веками испытан¬ного русского патриотизма и русских исторических героев. Отсюда логический вывод – реабилитация русского «военно-феодального империализма» со всей его политикой экспансии на окраинах России. Отсюда же и совершенно новый этап в националь¬ной политике партии. Старая политика борьбы с «великорусским шовинизмом» признается прой¬денным этапом, а борьба с местным национализмом объявляется актуальной и перманентной задачей партии.
Первый разгромный удар по местным национа¬листам в самой коммунистической партии Сталин направил против Украины. Это не было случайно. Сталину не удавалась радикальная чистка на Украине от сторонников украинизации, ибо украиниза¬ция была официальной политикой украинских со¬ратников Ленина во главе со Скрыпником. Сталин решил, что, чтобы покончить с украинизацией, надо покончить со Скрыпником. Для этой цели Сталин направил на Украину в 1933 году одного из секре¬тарей ЦК ВКП(б), кандидата в члены Политбюро Павла Петровича Постышева, русского по нацио¬нальности. На Украине тогда первым секретарем был Станислав Косиор, являвшийся одновременно и членом московского Политбюро. Официальный ранг Постышева гласил: «Второй секретарь ЦК ком¬партии Украины». Создалась странная субордина¬ция, не известная в практике даже такой виртуозной бюрократии, как бюрократия большевиков. Как второй секретарь ЦК, Постышев подчинялся пер¬вому секретарю ЦК Украины, но первый секретарь ЦК Украины Косиор в свою очередь подчинялся Постышеву, как секретарю ЦК ВКП(б).
Странность положения и смысл этой хитрой ме¬ханики Сталина выяснились очень скоро, когда Постышев через голову первого секретаря развер¬нул, как секретарь ЦК ВКП(б), кампанию против украинизации, объявляя ее проявлением «буржуаз¬ного национализма» на практике со стороны укра¬инских старых большевиков Скрыпника, Шахрая, Лапчинского. Началась бешеная травля Скрыпника, который, будучи наркомом просвещения, прово¬дил курс украинизации в средних и высших шко¬лах, учреждениях культуры, в литературе, искус¬стве. В разгар этой травли, летом 1933 года, Скрыпник покончил жизнь самоубийством. Вскоре покон¬чил жизнь самоубийством и известный нам писа¬тель Хвылевой.
«Украинское дело» Скрыпника послужило Ста¬лину поводом для радикального поворота в идеологической политике, вообще, и в национальной политике, в особенности. Отныне главной опасно¬стью объявляются украинский и другие местные национальные уклоны. Термин «великорусский шо¬винизм» навсегда был изгнан из советской печати. Вот как обосновывал этот поворот сам Сталин в 1934 году на XVIIсъезде: «Многие думают, что грехопадение Скрыпника есть единичный случай, исключение из правила. Такие же вывихи наблю¬даются у отдельных товарищей и в других нацио¬нальных республиках… Спорят о том, какой уклон представляет главную опасность, уклон к велико¬русскому национализму или уклон к местному на¬ционализму?… Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и ко¬торому дали таким образом разрастись до государ¬ственной опасности. На Украине еще совсем недав¬но уклон к украинскому национализму не пред¬ставлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью» (там же, стр. 474).
Вот за этот украинский национализм Кремль организовал на Украине искусственный голод в 1931-32 годах, который унес в могилу 6 миллионов человек.
Второй искусственный голод на Украине Сталин организовал, по свидетельству Хрущева, после вой¬ны. Когда Хрущева начали упрекать, почему мы за¬купаем хлеб на Западе, тогда как при Сталине мы вывозили его в другие страны, невозмутимый Хру¬щев ответил на июньском пленуме ЦК (1963): «При Сталине и Молотове мы вывозили хлеб за гра¬ницу, а советские люди пухли и умирали с голоду». Вывозили за границу, конечно, украинский хлеб, и умирали с голоду тоже украинцы. Это было наказание мстительного Сталина за то, что украинцы, как он считал, во время войны не проявили доста¬точного энтузиазма в защиту его тиранического режима.
Поставленные во время войны перед выбором: нацисты или коммунисты – руководители украин¬ского национального движения выбрали третий путь – путь украинской независимости. Как толь¬ко немецкие оккупанты вступили во Львов, съезд украинских национально-политических организаций в июне 1941 года провозгласил восстановление Украинской Народной Республики и создание украинского национального правительства во гла¬ве с Ярославом Стецко. Однако немецкие нацис¬ты были такими же врагами независимой Украины, как и московские коммунисты. Москва хоть фор¬мально создала Украинскую советскую республику, а Берлин вообще рассматривал Украину как свою будущую колонию. Поэтому поголовно весь со¬став украинского правительства был арестован ор¬ганами гестапо. Они сидели в тюрьме до конца войны. Дело арестованных продолжали в тылу у немцев и большевиков их уцелевшие соратники, создав Украинскую освободительную Раду – УГВР.
Организация украинских националистов (ОУН), лидером которой был убитый чекистами в 1959 го¬ду в Мюнхене Бандера, создала Украинскую по¬встанческую армию (1942). Поскольку Бандера сидел в немецком концлагере, ее возглавили сна¬чала М. Лебедь, а потом Р. Шухевич. Сотни тысяч солдат УПА погибли в борьбе как с немецкими оккупантами, так и с чекистскими войсками. Остав¬шиеся в живых, так называемые «бендеровцы», погибли в ГУЛАГе.
Велики были материальные и человеческие по¬тери Украины во Второй мировой войне. По официальным советским данным, украинские потери относительно превосходят даже потери России. Вот данные: во время советско-германской войны было уничтожено материальных ценностей на всей окку¬пированной территории СССР на сумму 679 мил¬лиардов рублей, из них на долю Украины приходи¬лось 285 миллиардов. Однако ужасающи были че¬ловеческие жертвы: на войне Украина потеряла 15 процентов своего населения. Из них 4,7 миллиона человек не вернулись с войны, а 1,5 миллиона че¬ловек из гражданского населения Украины были уничтожены нацистами. Но никто еще не сосчитал, сколько же миллионов «бендеровцев» Сталин за¬гнал в лагеря, потому что весь украинский народ в его глазах состоял сплошь из одних «бендеров¬цев». Поэтому ему пришла в голову даже сума¬сбродная идея, а не сослать ли весь украинский на¬род, по примеру кавказских народов, калмыков и крымских татар. Мы помним знаменитое место из доклада Хрущева о «культе личности» на XXсъез¬де партии (1956 г.). Вот оно: «Украинцы избегли этой участи только потому, что их было слишком много, не было места куда их сослать, иначе Сталин их тоже сослал бы».
Во время правления Брежнева советская Украи¬на начала подавать пример другим союзным рес¬публикам, как можно обходить московский абсо¬лютный централизм, решая самостоятельно неко¬торые свои внутренние проблемы, особенно в кад¬ровой политике. В какой-то мере началась факти¬ческая украинизация партийно-государственного аппарата. На Украине давно уже не назначают пер¬вых секретарей обкомов партии из Москвы. Их на¬значает сам украинский ЦК преимущественно из украинцев. Когда новое горбачевское руковод¬ство постаралось восстановить старую практику и очистить старый украинский партаппарат во главе с Щербицким, то оно потерпело всем очевидное по¬ражение. Щербицкий не только последний брежневец, но и последний первый секретарь партии в на¬циональных республиках, который в открытом столкновении с новым генсеком вышел победи¬телем. Надолго ли? Это, конечно, другой вопрос. Однако, если новая «генеральная линия» Горбаче¬ва с ее «революционной перестройкой» и с ее ши¬роковещательным курсом на гласность, откры¬тость, демократизацию не является очередным так¬тическим маневром, то эта новая политика должна признать за Украиной, как и за другими союзны¬ми республиками, статус суверенных государств, который на словах признает даже такой документ редкого лицемерия, как советская Конституция.
ЧАСТЬ III. РОССИЯ, СССР И НЕСЛАВЯНСКИЕ НАРОДЫ СССР
I. ДВАЖДЫ ЗАВОЕВАННЫЕ ТУРКЕСТАН И КАВКАЗ
Отойдя от классической схемы Ленина по на¬ционально-колониальному вопросу, согласно кото¬рой русские цари своими внешними завоевательны¬ми войнами превратили Россию в «тюрьму наро¬дов», советские идеологи стали перед головолом¬ной проблемой: как изъять из обращения теорию «тюрьмы народов», а само покорение чужих наро¬дов изображать продиктованным справедливыми государственными интересами России, совпавшими якобы с национальными интересами покоряемых народов. Ухищренные идеологи, ловко эксплуати¬ровавшие свою всеспасающую «диалектику» при любых ситуациях, тут безнадежно спасовали. Ведь советские идеологи живут на цитатах «основопо¬ложников марксизма-ленинизма», а тут никаких цитат не выкопаешь не только у «основоположни¬ков», но даже у самого Сталина. Но поскольку у марксистских диалектиков и совесть тоже диалек¬тическая, то нашли выход: вместо марксиста По¬кровского переиздавать монархиста Ключевского, чтобы доказать правомерность царской колониаль¬ной экспансии, а историков покоренных народов заставили переписать историю национальностей, доказывая «прогрессивность» завоевания их наро¬дов русскими царями. Так переписана сейчас исто¬рия всех нерусских народов. Слов нет, сама русская история тоже была безбожно фальсифицирована. Поэтому «Курс русской истории» либерального монархиста В.О. Ключевского сегодня стал настоль¬ной книгой каждого советского идеолога (сейчас выходят вторым изданием фундаментальные курсы русской истории не только Соловьева и Ключев¬ского, но и крайне реакционного историка монар¬хиста Карамзина).
По этой причине я хочу изложить сначала кон¬цепцию Ключевского, как расширялась русская империя. Ключевский счастливо сочетал в себе ши¬роту исторических интересов с талантом историче¬ского рассказчика. Но не за это взяли его советские историки на вооружение. Более важным было его качество выдающегося интерпретатора русской пат¬риотической концепции становления Российской Империи. Однако Ключевский, столь хорошо знав¬ший русскую историю, был лишен элементарных знаний истории народов, которых покоряла Рос¬сия. Историю этих народов, пожалуй, лучше знали русские генералы, чем русские историки (например, самые лучшие до сих пор труды о Кавказе написа¬ли царские генералы).
Русско-имперская концепция Ключевского, вы¬держанная прямо-таки в идиллических тонах, весь¬ма популярна у нынешних советских империалис¬тов, отцов которых еще недавно учили другой, антицарской, концепции Ленина и Покровского. Если по Покровскому и по Ленину XIXвек вошел в историю России как век завоевательных коло¬ниальных войн, окончательно завершивших станов¬ление евро-азиатской Российской Империи метода¬ми русского «военно-феодального империализма», то советские историки считают, что царские коло¬ниальные войны носили объективно освободитель¬ный характер, ибо насильственное присоединение к культурной России нерусских народов, стало актом исторического прогресса для покоренных народов. Сам Ключевский был слишком ученым, чтобы не лицемерить, доказывая, как советские историки, что Россия выполняла здесь «культурную миссию». Завоевания эти он объясняет чисто госу¬дарственными и даже географическими интереса¬ми, что вполне устраивает и советских идеологов. Вот сущность имперской концепции Ключевского: «В продолжении XVIIIвека Россия почти заверши¬ла давнее свое стремление стать в естественные этно¬графические и территориальные границы. Это стрем¬ление было завершено в начале XIXвека приобре¬тением всего восточного берега Балтийского моря по присоединении Финляндии с Аландскими остро¬вами по договору со Швецией 1809 года с продолже¬нием западной границы, по присоединении царства Польского по акту Венского конгресса и границы юго-западной, по присоединении Бессарабии по Бухарестскому договору 1812 года. Но как скоро государство стало в свои естественные границы, внешняя политика России раздвоилась: различные стремления преследует она на азиатском, восточном и на европейском юго-западе…»
Переходя к русским границам на востоке, Ключевский развернул весьма оригинальную фило¬софию о тамошних «политических обществах» (речь, очевидно, идет о ханствах и эмирствах), не¬которые из которых были куда старше, чем русские княжества. Вот продолжение его рассуждения: «Русские границы на востоке не отличались резкой определенностью или замкнутостью: во многих местах они были открыты; притом за этими грани¬цами не лежали плотные политические общества, которые бы своей плотностью сдержали дальнейшее распространение русской территории. Вот почему Россия здесь должна была перешагнуть за естест¬венные границы и углубиться в степи Азии. Этот шаг был сделан еючастью против собственной во¬ли». Ключевский имеет в виду завоевание Кав¬каза и Средней Азии. Трудно согласиться, что Россия вела там кровопролитнейшие войны «против собственной воли», а народы, с которыми они велись, не представляли «плотных политических обществ». В азиатских степях жили древние племена тюркского происхождения, которые еще в VIвеке создали своеобразную федерацию народностей под названием «Тюркский каганат». В середине VIIIвека Средняя Азия была завоевана арабами. Нача¬лась ее исламизация. Начало исламского периода в истории среднеазиатских народов ознаменовалось большим расцветом в развитии производительных сил, расширением торговли и внешнеторговых связей, ростом изумительного национально-мусуль¬манского зодчества и градостроительства. Тогда же были построены такие исторические города, как Самарканд, Ташкент, Термез, Бухара. Господство Халифата и принесенная им новая религия – ислам – привели к объединению всех тюркских народов, которые после распада «Тюркского каганата» находились между собой в постоянной междо¬усобице.
Эпоха государства Саманидов, начавшаяся в IXвеке, отмечена превращением городов Самар¬канда, Ташкента и Термеза в крупные хозяйствен¬но-ремесленные и торговые центры, которые выво¬зили предметы своего производства в Китай и страны Восточной Европы.
В XIвеке возникло новое тюркское государст¬во Хорезм, разгромленное в результате нашествия татаро-монгольской орды Чингисхана (в 1219 го¬ду), но уже в следующем столетии тюркский полко¬водец Тимур (Тамерлан) вновь восстанавливает Тюркское государство, создав большую империю.
После Тимура началась длительная эпоха раздо¬ров и национально-племенного размежевания, пока в Туркестане не стабилизировались три самостоя¬тельных тюркских государства – Бухарское хан¬ство, Хивинское ханство и Кокандское ханство, но при сохранении исламского единства и общности в культурном развитии (к XIXвеку относится боль¬шой расцвет туркестанской культуры и литерату¬ры) . Интенсивно развиваются все виды городско¬го и сельского хозяйства, совершенствуются и рас¬ширяются очень важные для Азии ирригационные сооружения. Вот так выглядели «не плотные поли¬тические общества» Средней Азии, когда Россия после покорения Кавказа повернула свою импер¬скую политику в ее сторону.
Среднеазиатские ханства бойко торговали с Россией, а в начале XIXвека состоялся обмен по¬слами России с этими ханствами. Хотя ханства эти были богаты всяческим сырьем, они были очень бедны оружием. И это решило их судьбу. Россия их покорила в два приема: в 1864-65 гг. – Коканд и Бухару, в 1880-81 – Хиву.
Признавая, что царизм установил в Средней Азии «колониальный режим», советские истори¬ки в то же самое время утверждают: «Вхождение Средней Азии в состав России объективно ока¬зало прогрессивное воздействие на ее развитие» (БСЭ, т. 24, третье изд., стр. 378, М. 1976). «Про¬гресс», оказывается, состоял в том, что Россия из своих 220 хлопко-бумажных заводов 208 по¬строила в Туркестане, превратив его в хлопковую базу империи (когда западные империи делали то же самое в своих колониях, привозя сюда ка¬питал к дешевым рабочим рукам, то БСЭ это на¬зывает не «прогрессом», а колониальными грабе¬жами) .
В одном советские историки обвиняют и ца¬ризм, когда пишут: «Царизм намеренно поддержи¬вал сохранение реакционных феодальных режимов в Бухаре и Хиве. Народы Средней Азии испытывали двойной гнет: со стороны байской верхушки и рус¬ских колонизаторов» (там же, стр. 278). Другими словами царь Александр IIпоступил не «прогрес¬сивно», сохранив Бухарское и Хивинское ханства как свои вассальные государства с внутренней авто¬номией. Если бы царь ликвидировал эти ханства (как он ликвидировал Кокандское ханство за под¬держку восстания киргизов против России), то не было бы «двойного гнета», а остался бы один гнет – гнет русских колонизаторов. Однако, я утверж¬даю, что автономный статут ханств давал туркестанцам больше фактических прав, чем дает им конституция нынешних туркестанских союзных республик.
Кавказом Русь интересовалась издавна. Пер¬вый русский царь Иван IV(Грозный) был второй раз женат на дочери кабардинского князя – Марии Темрюковой. Брак был заключен в 1561 году, после того, как Иван Грозный покорил Казанское хан¬ство (1552) и Астраханское ханство (1556). Имен¬но при Иване Грозном русские границы продвину¬лись до реки Терек, где уже были казачьи поселе¬ния из беглых крепостных крестьян. Неоднократ¬ные попытки русских экспедиционных войск в XVI, XVIIи XVIIIвеках овладеть Кавказом ос¬таются безуспешными не только из-за сопротивле¬ния кавказцев, но и потому, что здесь столкнулись колониально-стратегические интересы трех госу¬дарств России, Персии и Турции. Положение осложнялось еще и тем, что два древнейших хри¬стианских государств в Закавказье Армения, которая была оккупирована Персией, Грузия, которая часто подвергалась нашествиям как персов, так и турок, ожидали бескорыстной помощи от еди¬новерной России. Такой же, как будто, была и цель Георгиевского трактата 1783 года между Россией и Картлийско-Кахетинским царством, по которому был установлен протекторат России над Восточной Грузией. Когда в связи с этим началось большое движение русских войск на северо-кавказские зем¬ли, то горцы подняли первую священную войну под руководством чеченского шейха Ушурма-Мансура, которая продолжалась 6 лет.
По Ключевскому Россия пришла и на Кавказ тоже в поисках своих естественных границ, а когда она встала лицом к лицу с гигантским Кавказским хребтом как естественной границей, то Россия, якобы, перешла этот хребет против собственной воли, как это было после этого и в Азии. Вот как это случилось по Ключевскому: «В 1739 году вла¬дения России на юго-востоке дошли до Кубани… Россия очутилась перед Кавказским хребтом. Рус¬ское правительство совсем не думало переходить этот хребет, не имело ни средств к тому, ни охоты; но за Кавказом, среди магометанского населения, прозябало несколько христианских княжеств, кото¬рые начали обращаться (к русским) за покрови¬тельством… Екатерина принуждена была послать за Кавказский хребет, в Тифлис, русский полк». Как анекдот звучит замечание Ключевского, когда он пишет, что, направляя русский полк в Тифлис, Екатерина IIтолком даже и не знала, где лежит Тифлис – на Черном море, на Каспийском или где-то внутри России. Но чего не знала императрица, хорошо знали ее генералы. Русское правительство, которое «совсем не думало переходить хребет», в 1784 году заложило на Тереке, перед главным Кав¬казским хребтом, военную крепость с символическим названием «Владикавказ», – то есть «владей Кавказом», которая ныне стала городом Орджони¬кидзе. Тогда же генералы приступили к строитель¬ству известной Военно-Грузинской дороги, соеди¬няющей Россию с Тифлисом. Дорога была закончена в 1799 году. В том же году сын Екатерины Павел Iнаправил русские войска в Тифлис.
Дальше происходят какие-то опереточные дей¬ствия, в которых сам грузинский народ не участву¬ет. Последний грузинский царь Георгий XII, пишет Ключевский, «завещал Грузию русскому импера¬тору, и в 1801 году волей-неволей пришлось при¬нять завещание». Другими словами, больше волей, чем неволей, Павел Iаннексировал Восточную Гру¬зию, а затем его сын Александр Iзавоевал Западную Грузию. За этой аннексией последовали две войны с Персией, в результате которых к России были при¬соединены два кавказских народа: один мусульман¬ский народ – азербайджанцы (1813) и другой -древнейший в мире христианский народ – армян¬ский (1828). Создалось стратегически странное по¬ложение: Россия стояла теперь обеими ногами в Закавказье, а на Кавказе ее власть распространя¬лась только на линию военных крепостей с ка¬зачьим беглым населением от Кубани через Терек до Баку, Эривана и Тифлиса.
Русские войска перешли Кавказский хребет, разбив Мансура, но не покорив еще народы перед этим хребтом. Вот как описывает Ключевский как эти народы, так и новую стратегическую проблему России: «Русские полки в Тифлисе очутились в чрез¬вычайно затруднительном положении: сообщение с Россией возможно было только через Кавказский хребет, населенный дикими горными племенами; от Каспийского до Черного морей русские отряды были отрезаны туземными владениями…». Нужно было, говорит Ключевский, для безопасности про¬биться на запад Кавказа (против черкесов) и на восток Кавказа против чеченцев и лезгин (здесь Ключевский путает лезгин с аварцами, ибо лезгины живут на северных границах Азербайджана). (Клю¬чевский, т. V, стр, 194).
В отличии от профессора Ключевского герой шпицрутенов и вешатель декабристов Николай Iвыражался насчет покорения Кавказа более энер¬гично. Награждая завоевателя Армении генерала Паскевича титулом «Графа Эриванского» (за по¬давление Польского восстания 1831 года он был на¬гражден и новым титулом «Светлейшего Князя Вар¬шавского»), царь писал в рескрипте на его имя: «После того, как выполнена и эта задача, задача по¬корения Армянского нагорья, предстоит Вам дру¬гая задача, в моих глазах не менее важная, а в рас¬суждении прямых польз гораздо важнейшая, – это покорение горских народов или истребление непо¬корных» (М.Н. Покровский, «Дипломатия и войны царской России в XIXвеке»).
Эта знаменитая Кавказская война началась еще в 1817 году и кончилась почти через 50 лет – в 1859 году пленением выдающегося полководца и орга¬низатора общегорского государства – имама Ша¬миля (последнее наибство Имамата Шамиля Черкессия пала в 1864 году).
Ни одна война по покорению чужих народов не стоила России стольких жертв, как Кавказская вой¬на, а ее продолжительность (55 лет!) беспрецедент¬на вообще в истории колониальных войн. Она на¬чалась при Александре I, продолжалась все царство¬вание Николая Iи кончилась только при Александ¬ре II. Со стороны горцев ее возглавили имамы Кази-мулла, Гамзат-бек, а с 1834 года имам Шамиль. Когда в 1840 году к Шамилю присоединилась Чечня, война приняла общекавказский характер. О Кав¬казской войне существует огромная дореволюцион¬ная русская и иностранная литература. Наиболее объективно о Кавказской войне писали ее непосред¬ственные русские участники. Их всех поражало упорство горцев в борьбе за свою независимость. Корреспондент «Московских ведомостей» сообщал своей газете с Кавказского фронта: «В Чечне только то место наше, где стоит наш отряд; двинулся от¬ряд, и это место немедленно переходит в руки по¬встанцев».
Особенное восхищение современников вызыва¬ет не только героизм горцев, но и полководческий гений Шамиля. Путешествуя по территории Имамата Шамиля, писатель Александр Дюма писал в своей корреспонденции в Париж: «Шамиль – титан, кото¬рый воюет против владыки всех русских». Маркс называет Шамиля «великим демократом».
Классики русской художественно литературы -Пушкин, Лермонтов и Толстой (последние два -участники Кавказской войны) осуждали ее и со¬чувствовали горцам. О самом свирепом завоевате¬ле – о первом главнокомандующем Кавказской войны генерале Ермолове Пушкин писал:
Твой ход, как черная зараза,
Губил, ничтожил племена…
Но се – Восток подъемлет вой.
Поникни снежною главой,
Смирись, Кавказ: идет Ермолов.
И смолкнул ярый крик войны:
Все русскому мечу подвластно…
Кавказа гордые сыны,
Сражались, гибли вы ужасно;
Но не спасла вас наша кровь,
Ни очарованные брони,
Ни горы, ни лихие кони,
Ни дикой вольности любовь!
Лермонтов вошел в историю Кавказа как вели¬кий певец его свободы. Все помнят эти пламенные строки поэта:
Кавказ, далекая страна!
Жилище вольности простой!
И ты несчастьями полна
И окровавлена войной!..
Нет! прошлых лет не ожидай,
Черкес, в отечество свое:
Свободе прежде милый край
Приметно гибнет для нее.
Этот великий русский человек глубоко постиг всю философию горцев, когда писал во вступитель¬ной части «Измаил-бея»:
И дики тех ущелий племена,
Их бог – свобода, их закон – война…
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро – добро, и кровь – за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.
По официальным данным действующая русская армия на Кавказе составляла 200 тысяч человек (царский генерал Фадеев писал, что в последние го¬ды войны она доходила до 280 тысяч человек). Для тогдашних масштабов это большая цифра (вспомните, русская армия против Наполеона до¬ходила только до 240 тысяч человек). Армия Ша¬миля составляла около 20 тысяч человек с при¬митивной техникой против выдающейся русской артиллерии, да еще плюс новое русское нарезное оружие, которое впервые появилось после Крым¬ской войны, чего не было у горцев.
Отношение советских историков к Кавказ¬ской войне менялось столько раз, сколько раз менялась сама «генеральная линия». Сначала Ша¬миль был, как и по Марксу, «великим демокра¬том», а завоевание Кавказа – актом колониальных грабежей царизма. Потом Шамиль стал реакционе¬ром и даже турецким шпионом, а завоевание Кав¬каза – «меньшим злом». Наконец, в исторической науке появился новый ученый с Кавказа, который нашел, что «меньшее зло» тоже есть «зло», а поко¬рение Кавказа Россией вовсе не было злом, а вели¬ким «историческим прогрессом». Это новое научное открытие теперь распространено на все покоренные народы. Имя его автора знает теперь весь мир – Шеварднадзе.
Как уже указывалось, народы Туркестана и Кавказа, воспользовавшись победой Октябрьской революции и многократными заявлениями больше¬вистской партии о праве нерусских народов на вы¬ход из России, образовали свои независимые госу¬дарства, которые сразу очутились между двух ог¬ней: между Красной Армией Ленина и Троцкого и Белой армией Колчака и Деникина. Поскольку эти бывшие царские офицеры боролись за «единую и неделимую Россию», а большевики продолжали про¬поведовать право на самоопределение нерусских народов, то они сочувствовали большевикам и даже поддерживали их против белогвардейцев. Сталин приписывал победу большевиков как раз этой под¬держке, когда писал: «Революция в России не по¬бедила бы и Колчак с Деникиным не были бы раз¬биты, если бы русский пролетариат не имел сочув¬ствия и поддержки со стороны угнетенных народов бывшей Российской Империи» («Вопросы лени¬низма», стр. 52).
Но вот в 1920 г. большевики покончили с Кол¬чаком и Деникиным и тут же началось второе за¬воевание Туркестана и Кавказа Красной Армией. Этот вероломный акт советского империализма Шеварднадзе назвал «восходом Ленинского солнца с севера». Это, вероятно, единственная причина, почему ленинская империя сделала своим минист¬ром иностранных дел человека, не знающего ника¬кой другой страны, кроме ее колонии – Грузии.
Да, это правда, что Россия всегда была щедра в награждении своих кавказских лакеев, но истин¬ный Кавказ жив своими национальными героями: 28 мая 1988 г. на массовых митингах в Грузии и Армении славили героев, которые 70 лет назад объявили о выходе из советской России кавказ¬ских народов и образовали независимые кавказ¬ские республики, через три года сожженные «ле¬нинским солнцем».
II. МУСУЛЬМАНСКИЕ НАРОДЫ В РОССИИ И СССР
Исламская революция в Иране и героическое со¬противление мусульманского Афганистана против советской сверхдержавы повысили интерес также и к мусульманским народам СССР. Происходящая сейчас схватка между исламом и коммунизмом в Афганистане, продолжающаяся политическая, стра¬тегическая и энергетическая конфронтация великих держав в мусульманском регионе (Афганистан, Иран и Арабский Восток) может привести в движе¬ние со временем и советский мусульманский Во¬сток. Кремль старается, продолжая бороться против ислама в СССР, вводить советских мусульман в свою экспансионистскую игру на Среднем и Ближ¬нем Востоке якобы для «защиты» тамошних му¬сульманских народов против американцев. Но это не только фальшивая и коварная игра, но и одно¬временно игра с огнем. В случае возникновения военной конфронтации в этом регионе между Аме¬рикой и Советским Союзом нынешняя ставка Крем¬ля на «мусульманский патриотизм» его подданных может обернуться катастрофой для него же. В вы¬сокой степени ненадежными являются мусульман¬ские народы СССР и в случае серьезного политиче¬ского и революционного кризиса внутри страны, о чем свидетельствует живучесть идеологии басма¬чества в Туркестане и мюридизма на Кавказе, осно¬ванной на догмах ислама. Характерно также, что все диссиденты, репрессированные из среды мусульман, обвинялись в перепечатке и распространении Кора¬на. Сказанное делает необходимым уделить спе¬циальное внимание догматам ислама, истории му¬сульманских народов СССР и настоящему положе¬нию ислама в СССР.
Ислам – религия великих завоевателей словом и мечом – превратился со временем в религию за¬воеванных и порабощенных колониальных народов Азии и Африки. Как раз на этих двух континентах, где европейский колонизатор шествовал по сле¬дам арабских завоевателей, он хотя физически и покорил мусульманские народы, но никогда не смог покорить их духовно. Попытки миссионеров из метрополий вернуть обратно в христианство хо¬тя бы те народы, которые до их покорения арабами проповедовали христианство, оказались, в основ¬ном, тщетными. Один известный советский восто¬ковед замечает в отношении стран Арабского Во¬стока: «В этих ранее христианских странах в сред¬ние века большинство коренного населения пере¬шло в ислам, но никогда не наблюдалось случаев принятия христианства мусульманами» (Е.А. Бе¬ляев, «Мусульманское сектантство», Москва, 1957 г., стр. 152).
Неспециалисту трудно понять, а тем более пра¬вильно оценить, тот величайший успех, который вы¬пал на долю ислама, родившегося в средние века в том же регионе, где уже несколько веков господ¬ствовали такие мировые религии, как иудейство и христианство. Гораздо легче объяснить успех ислама в новое и новейшее время, когда он стал религией колониальных народов. Ислам в отличие от хри¬стианства воплощает в себе не только вероучение («Дин»), но и государственное учение («Шариат»). Здесь и Божье и кесарево было сосредоточено в одном верховном суверене – сначала в Магомете, а потом в халифах. Отсюда ислам, будучи верой, ста¬новится одновременно и движущей национально-политической силой сначала в арабских завоева¬тельных войнах, а потом в освободительном дви¬жении колониальных народов (басмачество в Тур¬кестане, мюридизм на Кавказе).
Что же касается догматов ислама, то существу¬ет теория, что ислам – всего-навсего синтез эле¬ментов христианства, иудейства и языческих веро¬ваний арабских племен. Если он действительно является каким-то синтезом, то надо его признать гениальным синтезом, призванным удовлетворить духовную потребность той части человечества, которая осталась вне сферы влияния существую¬щих мировых религий.
Догматы и моральная философия ислама («ислам» – «вручение себя Богу») изложены в священной книге мусульман («мусульманин» «преданный») – в Коране («Коран» – это «чте¬ние») , который представляет собою сборник про¬поведей Магомета (род. 570, умер 8 июня 632 г.), внушенных ему Богом через ангела Джабраила (Гавриила). Коран собран уже после смерти Ма¬гомета его непосредственными учениками. Основ¬ная догма ислама, хотя ее нет в Коране, гласит: «Нет Бога, кроме Бога и Магомет его пророк» (значение этой догмы становится понятным, если иметь в виду, что в священном доисламском хра¬ме Кааба в Мекке было собрано до 360 идолов, которым покланялись разные арабские племена). Она противопоставляла себя также и христиан¬ской догме о Боге в трех лицах («Троице»). Вступительная сура Корана – «Фатих» – которая у мусульман играет роль христианского «Отче наш», гласит: «Во имя Господа Милосердного, Милостивого! Хвала Богу, Господу миров, Милосердному, Милостивому Владыке дня суда. Воисти¬ну Тебе мы поклоняемся и у Тебя мы просим за¬щиты. Наставь нас на путь правый, на путь тех, к кому Ты был милостив, на кого нет гнева, и кто не заблуждается». С формулы «Во имя Господа Мило¬сердного, Милостивого», которая по-арабски звучит так: «Бисмиллахир рахманир рахим» – начинается каждая из 114 сур Корана. Обрядовых предписаний мусульманину четыре: 1) пятикратная молитва в день, 2) соблюдение поста (лунный месяц Рамазан), 3) «закат» (платить в пользу сирот и бедных 2,5% от своего дохода) и 4) при материальной возможно¬сти совершить раз в жизни паломничество в Мек¬ку. Морально-этические обязанности, которые воз¬лагает Коран на своих последователей, один немец¬кий комментатор Корана сводит к следующим ше¬сти главным принципам: 1) уважение жизни челове¬ка, 2) верность и порядочность, 3) доброта и пре¬данная благодарность родителям, 4) помощь сопле¬менникам и единоверцам в их нужде, 5) верность долгу, 6) великодушие к зависимым от тебя («DerKoran», Munchen, GoldmannVerlag, 1959, стр. 12-13). В четвертой суре Корана сказано, что все хо¬рошее, совершаемое человеком, – от Аллаха, а все плохое – от него самого. Блаженства рая, которые ожидают правоверного мусульманина, Коран опи¬сывает с необыкновенным пафосом и красочностью. Коран освобождает человека от страха в борьбе за правое дело.
В девятой суре читаем: «Скажи: “Не постигнет нас никогда ничто, кроме того, что начертал нам Аллах”». Коран освобождает человека и от боязни смерти. В той же суре сказано: «Достояние ближней жизни в сравнении с будущей – ничтожно». Средне¬вековый мусульманский философ так комменти¬рует учение Корана о смысле смерти: «Смерть – исчезновение материи, а не души… Смерть лишь пе¬ремена состояния. Душа начинает жить самостоя¬тельно, пока она находилась в теле, она держала рукой, смотрела глазами, слушала ушами, но суть вещей познавала она, и только она». Эту филосо¬фию смысла жизни и смерти по исламу выдающийся советский ученый узбек Талиб Саидбаев, данными которого я пользуюсь, охарактеризовал в словах: «Немаловажную роль в выполнении исламом компенсаторской функции в обществе сыграло и учение его о цели и смысле земной жизни как подготов¬ке к потусторонней жизни. Человек, по исламу – ‘пилигрим’, для которого цель путешествия, есте¬ственно, куда важнее, чем превратности пути» (Т.С. Саидбаев, «Ислам и общество», М. 1978, стр. 57). Никто из богословов как христианских, так и мусульманских не оспаривает влияния иудей¬ства и христианства на оформление учения ислама. Коран признает божественное происхождение Биб¬лии и Евангелия. Признает посланниками Бога -Адама, Ноя (по-арабски Нух), Авраама (Ибрагим), Моисея (Муса), Иисуса Христа (Исаал-Масих, то есть Мессия). В Коране присутствует культ Христа, но считают его не Богом, а пророком Бога, како¬вым себя считал и Магомет. Коран по существу воспроизводит рассказ Евангелий о непорочном за¬чатии Девой Марией. Ислам утверждает, что Маго¬мет – тот самый Параклет, пришествие которого предсказывал Иисус Христос (в Евангелии от Иоанна).
После смерти Магомета произошел раскол в исламе. Он был вызван не догматическими, а динас¬тическими расхождениями из-за спора о наследнике Магомета. Рассказывают, что Магомет хотел, чтобы его наследником и первым халифом стал его зять Али с тем, чтобы положить начало династии по родственной линии. Однако окружение Магомета при¬знало лучшим установление принципа выборности и выбран был не Али (впрочем, самый выдающий¬ся полководец Магомета), а Абубекир. Отсюда и раскол на «суннитов» («правоверных» от всей «общины»), сторонников Абубекира, и на «шии¬тов» («сектантов» от «части общины»), сторонни¬ков Али. В середине VIIIвека шиизм стал осо¬бым течением в исламе на основе нового догмата: заместитель пророка – халиф – не может быть избираем людьми. Поэтому все халифаты от Абу¬бекира, Омара, Османа, Омейядских и Аббассидских являются для шиитов незаконными. Шииты признают Коран, Магомета и сунну кроме тех ее частей, где рассказывается о противниках Али, но шииты имеют и свое, отличное от суннитского, священное предание: шииты восприняли в частности от своих старых верований учение об отсутствии божественного предопределения и о свободе воли. Раскол не помешал, однако, триумфальному ше¬ствию ислама по земле. Едва прошло сто лет после смерти Магомета, как ислам с невероятной бы¬стротой, силой оружия, распространяется по Сирии, Персии, Средней Азии, Кавказу, Египту, по Север¬ной Африке и почти всему Пиренейскому полуост¬рову в начале VIIIвека. Даже после падения центра¬лизованной власти халифата ислам покорил Кон¬стантинополь, водрузив луну на храме Святой Софии (1453 год). В начале XVIи в конце XVIIвека турки дважды пытались, оба раза неудачно, овладеть даже Веной. Это был уже конец исламской экспансии в сторону Европы. Отныне ислам стре¬мится в незавоеванные христианством страны Аф¬рики и Азии – вплоть до Филиппинских островов, куда ислам проник через Индонезию в XIV-XVвв. Но история любит парадоксы. Чем больше преуспевал ислам, на этот раз не мечом, а словом, среди афро-азиатских народов, тем интенсивнее шел дру¬гой параллельный процесс – колонизация этих на¬родов великими и даже средними державами Ев¬ропы.
Последний халифат – Османская империя – после неудачной для нее войны с Россией в 1877-78 гг. настолько ослабела, что европейские державы постепенно начали захватывать ее отдельные провин¬ции с их мусульманскими народами, а после Первой мировой войны вообще разделили между собою арабские страны.
От великой мусульманской империи уцелела одна лишь Турция, объявившая себя чисто нацио¬нальным государством и республикой. Отныне су¬веренитетом пользовались три мусульманских наро¬да: Турция, Персия и Афганистан.
Вторая мировая война и ее последствия приве¬ли к крушению всех мировых империй, кроме советской. Европейские культурные державы, одни добровольно, другие вынужденно, признали нацио¬нальную независимость их бывших колоний. Так образовалось 33 новых мусульманских государства в Азии и Африке. Вместе со старыми тремя мусуль¬манскими государствами теперь в мире имеется 36 независимых государств с большинством мусуль¬манского населения в них.
III. РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИСЛАМА НА ТЕРРИТОРИИ СССР
На нынешней территории СССР – на Кавказе и Средней Азии – арабские завоеватели появились еще при первых наследниках Магомета – Азербай¬джан был завоеван халифатом в 639 г. (через семь лет после смерти Магомета), Дагестан в 642-643 гг. В 673-674 гг. арабские войска перешли Аму-Дарью и вступили на Бухарские земли. Окончательно Бу¬харское царство и соседние территории, лежащие за Аму-Дарьей, арабы покорили в 706-716 гг. Около 15 среднеазиатских феодальных государств было присоединено к халифату. Существовавшие ранее многочисленные местные религии были объявлены ложными, а население постепенно начали обращать в ислам. Для ускорения процесса исламизации арабы освобождали местных жителей от подушного нало¬га. Арабские завоеватели были не только выдающи¬мися полководцами, но и прекрасными психолога¬ми. Земли они покоряли мечом, но народы они по¬коряли словом, убеждением, рассказом и показом преимуществ новой веры. При этом они шли на ши¬рокий компромисс между исламом завоевателей и адатным правом завоеванных народов. Ислам ус¬пешно рядился в национальную форму. Поскольку халифы, как и Магомет, в одном лице были и веро¬учителями и главами государства, то ислам и его юриспруденция – шариат («направлять», «издавав законы») – стали основой образования будущих национальных теократических государств в Средней Азии после падения власти пришельцев. Не проповедовал ислам и аскетизм, столь чуждый среднеазиатским народам. Изречение пророка гласи¬ло: «Лучший из вас не тот, который ради небесного пренебрегает земным, и не тот, который поступает наоборот; лучший из вас тот, который берет от обоих».
Сравнивая отношение ислама и христианства к человеку, советский автор делает такой вывод: «Христианин, чтобы исполнить требование своей веры, должен забыть себя ради Бога и веры; от му¬сульманина его закон требует, чтобы он среди своих дел не забывал ни Бога, ни ближнего, совершал в положенное время молитвенный обряд и отдавал часть своего имущества в пользу бедных» (Т. Сайд-баев, там же, стр. 40).
Многие советские авторы объясняют успех ис¬лама его гибкостью, податливостью, изумительной способностью приспособляться к местным верова¬ниям, обычаям, обрядам: «Ислам (сравнительно с другими монотеистическими религиями) быстрее приспосабливается к условиям реальной жизни. В эпоху формирования арабской государственности и внешних завоеваний он витал не в небесах, а в мире земной жизни» (там же, стр. 31). Исламизация дру¬гих народов Азии и Кавказа в дальнейшем происхо¬дит уже без арабских завоевателей – мирным пу¬тем. Мусульманские миссионеры распространяют ислам в Булгарии (современная Татария) в конце IX– начале Xвека, в Башкирии – в Х-ХIIвеках, в Кабардино-Балкарии и Черкессии – в XIVвеке, в Чечено-Ингушетии – в XVI-XVIIвеках.
После создания русского централизованного го¬сударства Россия приступает к покорению мусуль¬манских народов Волги, Сибири, Средней Азии и Кавказа. Это оказалось далеко не легким делом и поэтому сам процесс покорения народов этих райо¬нов продолжался довольно долго. Тут противо¬стояли друг другу не только два мира (Европа и Азия), но и две религии (христианство и ислам). Обе стороны старались придать войне национально-религиозный характер – наступающие русские вое¬вали под знаменем православия, а обороняющиеся мусульмане начали «Священную войну» («Газа¬ват» под зеленым знаменем ислама). Все без исклю¬чения мусульманские народы оказывали России длительное вооруженное сопротивление. Еще при Иване IVбыли покорены Казанское (1552 г.) и Астраханское (1556 г.) ханства. При Екатерине IIбыло покорено Крымское ханство (1772 г.). Поко¬рение кавказских народов началось и завершилось в XIXвеке – в 1813 г. был взят Азербайджан (после войны с Персией), в 1859 г. были взяты Да¬гестан и Чечня, в 1864 г. – Черкессия. Во второй половине XIXвека началось покорение мусульман¬ских народов Средней Азии. По отношению к ранее покоренным татарам и башкирам правительство держалось политики насильственного крещения. После ряда татарских и башкирских восстаний, а также после известного пугачевского восстания, в котором участвовало много башкир, было решено признать политику насильственного обращения му¬сульман в православие ошибочной. Екатерина IIле¬гализовала ислам и признала его законной религией ее татаро-башкирских подданных. При Александ¬ре IIв 1872 г. в Закавказье, в 1878 г. в Оренбурге, потом в Уфе были созданы «Духовные собрания по заведыванию лицами Магометанской веры». Такое же духовное управление существовало с 1831 г. в Крыму. Их главы – муфтии – назначались мини¬стерством внутренних дел и им оплачивались. В недавно завоеванных странах – в Средней Азии и на Северном Кавказе – духовных управлений не было. Там военное начальство – генерал-губернаторы – са¬ми непосредственно ведали и духовными делами. Началось печатание мусульманской духовной лите¬ратуры (Коран печатался в Казани). Открылись но¬вые средние и высшие духовные школы – медре¬се. В одном Узбекистане было до революции свыше 400 медресе, а мактабы (сельские духовные шко¬лы) были в каждом кишлаке (И.М. Муминов. Из¬бранные труды. Т. 2, Ташкент, стр. 37). В России был издан Коран и на русском языке. Первый пе¬ревод Корана на русский язык был сделан по при¬казу Петра I. Коран был переведен первым докто¬ром философских наук в России – П.В. Постнико¬вым. Этот перевод вышел в Петербурге в 1716 г. под названием «Алкоран о Магомете и закон турец¬кий». Имеются и позднейшие переводы – 1879 г. (Казань), 1880 г. (Москва) и перевод Крачковского в советское время – 1963 г. (Москва) .
Дореволюционное мусульманское духовенство русской империи выступало не только как высшее моральное руководство живущих в ней мусульман¬ских народов, но оно представляло собою одно¬временно и организованную национально-политиче¬скую силу, с которой считалось правительство. Оно было также и экономической силой – мусуль¬манские учреждения владели вакфами – движимым и недвижимым имуществом, завещанным в поль¬зу мечетей. Вакфы располагали благотворительны¬ми учреждениями (госпитали, приюты для стари¬ков, вдов, сирот). В их распоряжении имелись так¬же земли, которые безвозмездно обрабатывались верующими.
Величайшая заслуга мусульманского духовен¬ства Российской Империи перед историей своих на¬родов заключалась в том, что оно внесло в сознание своих единоверцев новое понятие – все россий¬ские мусульмане, независимо от расы, языка и тер¬ритории, есть единая духовная, историческая и со¬циальная общность, они связаны между собой од¬ной верой и судьбой.
Положение мусульманского духовенства и сте¬пень власти шариатской юрисдикции в различных районах, как уже вскользь упоминалось, были раз¬личны. В Средней Азии были сохранены постав¬ленные под власть России Бухарское и Хивинское ханства с полной внутренней автономией, повторяю, несравненно большей, чем ее имеют нынешние «со¬юзные республики» в Средней Азии. Бухарский эмир, например, по традиции халифатов, был одно¬временно верховным светским и духовным прави¬телем, который управлял по исламу, издавал адми¬нистративные акты, но не издавал законов, ибо все законы уже изложены в шариате. Выступая толко¬вателем этих законов высшее духовенство оказы¬вало влияние на эмира, иногда заставляя его даже отменять уже изданные акты. Первым после эмира лицом государства был шейх уль-ислам («глава ислама»), которому принадлежали функции интер¬претатора шариата, вторым лицом был кази-калон («судья судей»). Менее значительно было влияние духовенства в районах, непосредственно присоеди¬ненных к Российской Империи – в Туркестанском генерал-губернаторстве и генерал-губернаторствах Кавказского наместничества.
Интересно, что виднейшие советские востоко¬веды признают интегративную функцию ислама в консолидации мусульманских народов в нации. Уже цитированный нами советский автор Сайд-баев пишет: «Исследователи единодушны в мне¬нии, что в условиях феодального общества за¬частую религиозное единство этническое… Специфической особенностью формирования среднеазиат¬ских народностей, без учета которой невозможно объяснить взаимосвязь религиозного и националь¬ного как в прошлом, так и в настоящем, являет¬ся следующее: они складывались из родов и пле¬мен, ранее принявших ислам, а у киргизов и каза¬хов процесс складывания народностей сопровож¬дался распространением и упрочением ислама» (Сайдбаев, там же, стр. 80). Аналогичные утверж¬дения мы находим и у других советских исследо¬вателей (см., например, Ю.В. Бромлей, «Этнос и этнография», М., 1973, стр. 109; И.М. Джаббаров, «Ремесло узбеков…», М., 1971, стр. 34; М.С. Джунусов, «Две тенденции социализма в национальных отношениях», Ташкент, 1975, стр. 46; А.П. Ново¬сельцев, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепник, «Пути разви¬тия феодализма», М., 1971, стр. 29-30). Суммируя утверждения этих ученых, наш автор приходит к выводу: «В дореволюционной Средней Азии ислам играл определенную интегрирующую роль в этни¬ческих процессах… Ислам был той силой, которая облегчала взаимное существование различных пле¬мен, укрепляла их взаимоотношения изнутри, обеспечивала им внутреннюю связь, смягчала и сти¬рала психические различия между племенами, этни¬ческими общностями… Ислам способствовал фор¬мированию представлений об этнической общности различных племен и родов» (там же, стр. 82-83). Все это и привело, с одной стороны, к оформлению общего сознания, что есть не отдельные племена, а единый народ, возникший на общей для всех ду¬ховной основе – на основе ислама и, с другой сто¬роны, этот общий для всех фундамент – ислам, де¬лает все мусульманские народы родственными, у них может и должна быть и одна общая цель -создание единого государства из всех мусульманских народов (теория панисламизма). Так как му¬сульманские народы Российской Империи почти все были народами тюркского языка (кроме боль¬шинства горцев Кавказа и Таджикистана), то воз¬никла и другая идея – создание единого тюркского государства вместе с единоверной и единокровной Турцией (теория пантюркизма). В великой интегри¬рующей роли ислама среди разных, часто между со¬бою враждовавших племен, центральное место за¬нимали и его социальные компоненты. Социальной философии ислама органически чужд дух элитариз¬ма, классовости, избранности. Ислам приходил к народам с лозунгом: «В исламе – все люди братья», а потому не должно быть ни рабов, ни рабовладель¬цев. Поэтому понятно, что первыми мусульманами еще при жизни Магомета стали арабские рабы. В этой связи надо упомянуть и неизвестную в дру¬гих религиях демократичность внутренней орга¬низации мечети ислама. Ислам не знает ни духовно-административной иерархии, ни назначаемых свер¬ху духовных отцов. В исламе нет официального обряда посвящения и рукоположения в духовный сан, поэтому вообще нет института рукоположенно¬го духовенства. Священнослужители мусульман¬ских общин – кази, имамы, муллы выбираются на общих выборах самими верующими, только здесь не участвуют женщины, что предписано не Кора¬ном, а основано на местных традициях (поэтому женщины не посещают мечети, что опять-таки не исходит из Корана). Хоть медресе и готовят духов¬ных отцов, но быть имамом религиозной общины может каждый мусульманин, если он знает основы ислама и способен возглавить молитву в мечети. К тому же среди верующих существует критиче¬ское отношение к образованным муллам, если они служат больше земному, чем небесному. Отсюда масса народных поговорок и пословиц по адресу нерадивых мулл: «Денег муллы, совести судьи и глаза крота никто не видел», «Делай то, что говорит мулла, но не делай того, что он делает», «Два муллы – один человек, один мулла – получеловек».
Ислам выполнял среди завоеванных народов Средней Азии и Кавказа и культурно-просветитель¬ную миссию – он принес им письменность, осно¬ванную на арабской графике. Она существовала у этих народов вплоть до 1925 г., когда ее заменили латинским алфавитом, а потом латинский алфавит был заменен русским алфавитом (1937 г.).
Совершенно естественно, что в империи, у ко¬торой официальной идеологией было православие, ислам был сиротой, но он не был круглым сиротой. Ко времени первой русской революции в недрах народов России, исповедующих ислам, окончатель¬но созрело и оформилось понятие о мусульман¬ских народах как о национально-социальной общно¬сти. Речь не шла, как это было раньше, о мусульма¬нах и об исламе вообще, речь шла на этот раз о но¬вом национально-политическом мировоззрении, со¬гласно которому российские мусульманские наро¬ды принадлежат к собственному и особому миру (немцы сказали бы «Kulturkreis») единства – по религии, культуре, истории, традиции, языку и даже территории. Здесь присутствовали все элементы образования нации, кроме важнейшего – наличия независимости. Добиться именно этой цели стара¬лось сначала панисламистское, потом пантюркистское движение, возникшее на рубеже XIX-XXвв. одновременно в мусульманских районах России и Турции. Русское правительство, как потом и совет¬ское правительство, рассматривало это движение как оружие турецкой политики и поэтому пре¬следовало его. Но это было и остается самой примитивной попыткой дискредитировать идеалы на¬ционально-освободительного движения российских мусульманских народов ссылкой на излюбленное алиби царских и советских колонизаторов – на мни¬мые происки Турции. Однако после первой русской революции, после обнародования «Манифеста 17 ок¬тября 1905 г.», с его объявленными свободами со¬вести, слова, печати, собраний и политических объединений, резко изменились условия работы и для мусульманского движения. Это сделало воз¬можным созвать впервые в истории российского мусульманства в конце того же 1905 г. IВсерос¬сийский съезд мусульманских народов. На этом съезде была создана и первая объединенная поли¬тическая партия российских мусульман – «Итти-фак» во главе с И. Гаспринским, лидером Крыма. В новой партии были представлены два крыла – «консерваторы»-панисламисты, которые боролись за выход мусульманских народов из России, и «прогрессисты»-пантюркисты («джадидисты»), ко¬торые боролись за автономию внутри империи с программой, сходной с программой русских каде¬тов («партии народной свободы»). Не все мусуль¬манские народы были допущены к выборам в Го¬сударственную Думу, но те, которые участвовали, создали во всех четырех Думах одну общую «му¬сульманскую фракцию» (группу). После февраль¬ской революции 1917 г. борьба мусульманских народов выливается в исламскую форму движения, в одних районах за полную независимость, а в дру¬гих – за автономию. В мае 1917 г. Iсъезд горцев Кавказа требует создания исламского государства, позже такое государство и провозглашается има¬мом Узун-Хаджи под названием «Северокавказ¬ское эмирство». В том же 1917 г. муфтий Крыма Челебиев возглавил правительство Национальной директории Крыма. В ноябре-декабре 1917 г. IЧрез¬вычайный съезд народов Туркестана потребо¬вал автономии Туркестана на основе шариата и объявил о создании «Кокандской автономии». Происходит формирование мусульманских полков как ядра будущей «армии ислама» («басмачест¬во»). Однако о своей полной национальной неза¬висимости и о выходе из состава России мусульман¬ские народы объявили только после захвата власти большевиками.
На путях к власти и в первые годы после за¬хвата власти большевики проявляли сугубую осторожность и осмотрительность в мусульман¬ском вопросе. Учитывая всю сложность этого во¬проса и необходимость гибкой тактики в деле его разрешения в духе коммунизма, большевики рас¬членили мусульманский вопрос на две части: 1. Му¬сульманский вопрос как вопрос политико-нацио¬нальный (имея в виду все народы мусульманской религии), 2. Мусульманский вопрос как вопрос культурно-религиозный.
Чтобы успешно разрешить первую часть вопро¬са, надо было проявить высокую тактическую гиб¬кость в отношении второй части (культурно-рели¬гиозной). Этого требовала и программа РКП (б), в которой сказано, что «необходима особая осто¬рожность и особое внимание к пережиткам нацио¬нальных чувств». Это указание программы боль¬шевиков Сталин интерпретировал так: «То есть, если, например, прямой путь уплотнения квартиры в Азербайджане отталкивает от нас азербайджан¬ские массы, считающие квартиры, домашний очаг, неприкосновенными, священными, то ясно, что прямой путь уплотнения квартиры надо заменить косвенным, обходным путем. Или еще: если, напри¬мер, дагестанские массы сильно заражены религиозными предрассудками, идут за коммунистами »на основании шариата», то ясно, что прямой путь борьбы с религией в этой стране должен быть заме¬нен путями косвенными, более осторожными и т.д. и т.д.
Короче: от кавалерийских набегов по части »не¬медленной коммунизации» нужно перейти к проду¬манной и осмотрительной политике постепенного вовлечения этих масс в русло советского разви¬тия» (Сталин, том IV, стр. 361-362).
То же самое говорил и Ленин в своем извест¬ном «Письме к коммунистам Кавказа» в 1921 г., когда он писал, что коммунисты Кавказа должны не «копировать нашу тактику», тактику русских коммунистов, а «применительно к местным усло¬виям видоизменять ее… Больше мягкости, осторож¬ности, уступчивости по отношению к мелкой бур¬жуазии, интеллигенции и особенно крестьянству… Более медленный, более осторожный, более систе¬матический переход к социализму – вот что воз¬можно и необходимо для республик Кавказа в от¬личие от РСФСР. Вот что надо понять и уметь осу¬ществить в отличие от нашей тактики» (Ленин, т. XXVI, 3-е изд., стр. 191-192) .
В многочисленных декларациях, законодатель¬ных актах и в значительной мере в практической ра¬боте советского правительства в первые годы существования советской власти сказывается эта его тактическая гибкость для достижения стра¬тегической цели систематической советизации мусульманских народов СССР.
В декабре 1917 г. советское правительство вы¬несло постановление вернуть мусульманам экзем¬пляр «Священного Корана Османа», который был конфискован в свое время царским правитель¬ством и хранился в Государственной публичной библиотеке. Этот экземпляр был торжественно вручен Мусульманскому съезду, происходившему в Петрограде в декабре 1917 г. (СУ, 1917, № 6, стр. 90). В январе 1918 г. по решению Наркомнаца были переданы башкирам мечеть в Оренбурге («Караван-Сарай») и татарам башня Суюмбека в Казани (национально-религиозный памятник древ¬него татарского государства). Такие же религиозно-исторические и национальные памятники, конфи¬скованные царским правительством, были возвра¬щены мусульманским народам Средней Азии, Ка¬захстана, Кавказа и Крыма. Все это высоко подни¬мало престиж советского правительства в глазах мусульман. Тактика большевиков приносила свои плоды. К тому же большевики подчеркивали в своей пропаганде в мусульманских районах, что «коммунизм» и «шариат» не противоречат, а до¬полняют друг друга. Отсюда часть мусульманского духовенства выдвинула лозунг: «За советскую власть, за шариат!».
Именно это движение «советских шариатистов» и имел в виду Сталин, когда открыто (для обход¬ных ударов) поддержал на съездах народов Тер¬ской области и Дагестана в 1921 г. лозунг «совет¬ских шариатистов» (виднейшими идеологами этого движения были Бабахай в Туркестане, Расулев в Татарии, Тарко-Хаджи в Дагестане, Али Митаев и Сугаип-мулла в Чечне, Катханов в Кабарде).
Для практического руководства политически¬ми и духовными делами мусульманских народов при Наркомнаце был создан специальный «Мусуль¬манский комиссариат» (см. «Вопросы истории», М., 1949, № 8, стр. 14). Он именно и был создан не по национальному признаку, как западные «комис¬сариаты» (польский, литовский, белорусский и др.), а по религиозному. «Мусульманский комиссариат» должен был обслуживать народы мусуль¬манского вероисповедания безотносительно их гео¬графического расположения и расовой принадлеж¬ности.
Вот как описывает роль и значение этого «Му¬сульманского комиссариата» для большевиков со¬ветский историк:
«Мусульманский комиссариат разрабатывал проекты декретов и постановлений советской вла¬сти применительно к особенностям отдельных восточных народностей и проводил их в жизнь. Он помогал другим советским органам в проведении социализации земли, … собирал статистические сведения, проводил большую агитационно-пропа¬гандистскую работу и т. д.» («Вопросы истории», М., 1949, № 8, стр. 21). Советско-религиозную про¬паганду «Мусульманский комиссариат» проводил через «советских шариатистов», щедро субсидируя их политическую и религиозную деятельность, на¬правленную на установление советской власти в мусульманских окраинах России, хотя бы «на прин¬ципах шариата» для переходного «народно-демо¬кратического периода».
Однако, наиболее виднейшие представители му¬сульманской интеллигенции и духовенства ясно видели, что и в мусульманском вопросе большеви¬ки ведут двойную игру, чтобы, пользуясь демаго¬гическими средствами пропаганды и даже прямого обмана («коммунизм не противоречит шариату»), добиться «вовлечения в русло советского разви¬тия» мусульманских народов. Когда в связи с этим мусульманские демократические организации раз¬вернули против большевиков весьма действенную работу, то советское правительство стало на путь репрессий – оно закрыло «Центральный Мусуль¬манский Совет» в Петрограде, его московское отделение – Милли-Шуро – «Всероссийский Мусуль¬манский Военный Совет» (см. «Известия» № 101, от 22. 5. 1918 г.). Они были объявлены «узко-национа¬листическими» и «буржуазно-националистически¬ми». Одновременно советское правительство прини¬мает ряд законодательных и распорядительно-испол¬нительных мер, чтобы расширить сеть и влияние центрального «Мусульманского комиссариата».
В июне 1918 г. Ленин подписывает постановле¬ние Совнаркома «Об организации мусульманских комиссариатов» на местах. Мусульманские комис¬сариаты создаются в губерниях – Архангельской, Вятской, Казанской, Нижегородской, Оренбург¬ской, Пермской, Петроградской, Рязанской, Сара¬товской, Тамбовской, Уфимской и др. Они создают¬ся также в Средней Азии (Семипалатинск, Ташкент, Верный) и в Сибири (Чита, Тобольск, Новониколаевск). Создавая эти «Мусульманские комиссариа¬ты», большевики проводят серию «мусульманских съездов», на которых рядом с большевиками-атеис¬тами участвуют седобородые мусульманские мул¬лы. На этих съездах большевики, провозглашая лозунг веры, свободы и национальной независимо¬сти, обещали то, чего они не могли дать даже при всем своем желании. Благодаря этому съезды имели огромный пропагандистский успех для советской поли¬тики.
Если в первый год советской власти экспансия большевизма в мусульманские страны происходит на мирных путях, то начиная с 1919 г., в виду роста сопротивления, большевики приступают именно в Средней Азии к осуществлению своего широко задуманного военно-стратегического плана: к по¬корению Туркестана Красной Армией.
Вот тогда-то и возобновилось знаменитое дви¬жение «басмачества» («басмак» по-тюркски «атаковать», «нападать»), которое вспыхнуло пер¬вый раз в конце 60-х годов XIXстолетия в только что покоренных Россией областях Средней Азии -в Туркестанском крае, Бухаре и Хорезме. Совет¬ские историки в свое время признавали «басмачест¬во» против царских оккупантов «прогрессивным национально-освободительным движением». Теперь, когда старое «басмачество» возродилось против со¬ветских оккупантов, то, разумеется, отношение к нему изменилось. Вот что писалось в 1927 г. в БСЭ о басмачестве советского периода: «После револю¬ции басмачество приняло иную окраску. Басмаче¬ское движение приобрело резко выраженный поли¬тический, антисоветский характер и стало почти массовым движением дехканского населения во всех трех республиках Средней Азии – Бухаре, Хорезме и Туркестане. Вождями его были уже не только отдельные главари бандитских шаек, как Курш Ширмат, Ибрагим-бей и др., им стали руко¬водить местная национальная интеллигенция, муллы и баи» (БСЭ, т. 5, стр. 35-38, 1927 г., 1-е издание). Басмачи называли себя «Армией Ислама». Полити¬чески басмачество возглавляли две организации «Шури-и Ислам» («Совет Ислама») и «Шура-и-Улема») («Совет ученых»). После разгрома Колчака осенью 1919 г. Красная Армия более энергично взялась за покорение Туркестана. Был создан осо¬бый «Туркестанский фронт» во главе с такими вид¬ными большевистскими лидерами как Фрунзе, Куйбышев, Рудзутак, Элиава. Ввиду массовой и повсеместной поддержки басмачества народом, со¬ветское правительство сначала прибегло к трюку – оно признает «Армию Ислама» национальной ар¬мией Туркестана с ее командирами во главе, если те признают советскую власть. Когда выяснилась цель трюка – выиграть время, чтобы подбросить в Туркестан новые части Красной Армии, освободив¬шиеся после разгрома Белого движения и оконча¬ния войны с Польшей, – басмачи вновь восстали. Но уже было поздно. Красная Армия разгромила «Армию Ислама», хотя отдельные отряды басма¬чества еще боролись до конца 1926 года. Однако в занятых Красной Армией мусульманских странах большевики все еще ведут очень осторожную и весьма эластичную национально-религиозную поли¬тику. Ленин, в котором легко уживался рядом с утопистом в философии трезвый реалист в поли¬тике, доказывал на VIIIсъезде партии в 1919 г. своим чрезмерно ревностным ученикам: в покорен¬ных мусульманских странах нельзя проповедовать коммунизм и атеизм, нельзя там даже скидывать «эксплуататоров». Он говорил: «Что же мы можем сделать по отношению к таким народам, как кирги¬зы, узбеки, таджики, туркмены, которые до сих пор находятся под влиянием своих мулл?… Можем ли мы подойти к этим народам и сказать: “Мы ски¬нем ваших эксплуататоров?” Мы этого сделать не можем, потому что они всецело в подчинении у своих мулл» (Ленин, ПСС, т. 38, стр. 158-159). Ленин рекомендовал начать осаждение крепости ислама издалека и действовать тихой сапой. По¬этому были сохранены Бухарское и Хивинское хан¬ства, их переименовали в 1920 г. в Бухарскую на¬родную советскую республику и Хорезмскую на¬родную советскую республику. В мусульманских странах в первое время не только были возвраще¬ны вакуфные имущества, открыты новые медресе, сохранены шариатские суды, но представители му¬сульманского «прогрессивного духовенства» прини¬мались даже в коммунистическую партию. Совет¬ский автор отмечает: «С учетом той роли, которую продолжала играть религия в их жизни, в партию принимались и верующие. Долгие годы в составе коммунистической партии Туркестана верующие со¬ставляли значительную часть» (Саидбаев, там же, стр. 127). В советских документах приведены и конкретные цифры о составе верующих в партии -в коммунистической партии Хорезма, кроме рядо¬вых верующих, в 1923 г. было 10% духовенства (см. «История Хорезмской народной советской рес¬публики. Сборник документов». Ташкент, 1976, стр. 39-40, 169, 219), а в коммунистической партии Бухарской народной советской республики верую¬щие и представители духовенства составляли вместе около 70%; если исключить отсюда русских неве¬рующих коммунистов, верующих в партии было 90%! (см. «История Бухарской народной совет¬ской республики. Сборник документов». Ташкент, 1976, стр. 134, 135, 136, 139). Сам филиал ЦК РКП (б) в Туркестане первоначально назывался не Среднеазиатское бюро, а Мусульманское бюро ЦК РКП (б).
Когда, почувствовав себя крепче в седле вла¬сти, большевики перешли от своей «мусульман¬ской» тактики к осуществлению стратегических целей коммунизма в мусульманских странах совет¬ской империи, то вновь прокатилась мощная волна повстанческого движения – на Кавказе, в Татарии, Туркестане; особенно широко развернулось новое басмаческое движение в Бухаре и Хорезме. В апре¬ле 1922 г. в Самарканде повстанцы созывают объ¬единенный Мусульманский Туркестанский Кон¬гресс, который торжественно провозгласил созда¬ние Туркестано-тюркской независимой республи¬ки с полным восстановлением законов шариата (А.А. Росляков. Средазбюро ЦК РКП (б) /Вопросы стратегии и тактики/, Ашхабад, 1975, стр. 23-24). Почувствовав здесь реальную угрозу существованию своей власти, большевики быстро пошли на новые уступки. Решением ЦК от 18 мая и Средне¬азиатского бюро ЦК РКП (б) от 20 мая 1922 г. бы¬ли восстановлены ликвидированные накануне вос¬стания шариатские суды и возвращены мечетям и медресе их только что конфискованное имуще¬ство (там же, стр. 25). При Наркомпросе было соз¬дано Главное вакуфное управление с отделами на местах. Во главе их были поставлены оплачивае¬мые государством духовные лица с правом даль¬нейшего содержания, расширения и даже учрежде¬ния новых вакуфов.
Советский историк пишет: «В этот период в Ташкенте впервые в истории края было создано Духовное управление («Махкам-и-шария»), кото¬рое возглавляли известные деятели ислама. Оно имело секретариат, отделы, решавшие вопросы связанные с наследством и бракоразводными де¬лами, подготовкой, обучением и назначением служи¬телей культа, религиозными учебными заведения¬ми и т. д. Создание Духовного управления приве¬ло к объединению имамов, ввело в определенную систему их назначение и смещение, чего раньше не наблюдалось. Традиционно имамами избирались авторитетные лица квартала и прямо никому не подчинялись» (Саидбаев, «Ислам и общество», М., 1978, стр. 146-147) . Советское правительство пошло на то, что в советских мусульманских республиках праздничным днем объявили вместо воскресенья пятницу. Секретарь ЦК компартии Узбекистана, впоследствии расстрелянный по процессу Бухарина и Рыкова Акмаль Икрамов откровенно признал в одном из своих докладов: «Меры, принятые совет¬ским государством по отношению к исламу и его организациям, были не уступкой, а тактикой пар¬тии» (А. Икрамов, «Избранные труды», Ташкент, 1972-1974, т. 3, стр. 301). Как будто это еще надо было доказывать! Эта макиавеллевская тактика несомненно оторвала от повстанческого движения определенную часть духовенства и большую часть народа. Причем оторвавшуюся часть духовенства большевики поставили на службу своих целей – 23 декабря 1923 г. большевики проводят т.н. «Вселокайское совещание» с участием всех мулл под лозунгом «Советская власть не противоречит исла¬му», потом такие совещания проводятся и в других районах Средней Азии (Саидбаев, стр. 148) . «Брата¬ние коммунизма» с исламом кончилось к концу двадцатых годов. Началась эпоха методического и систематического искоренения ислама, физическое истребление мусульманского духовенства, нацио¬нальной интеллигенции и даже тотального уничто¬жения национальных коммунистических кадров, как «обманно пролезших в партию» и «открыто якшавшихся с мусульманским духовенством». Отныне само словоупотребление «мусульманские народы» было признано криминальным. Величе¬ственные памятники мусульманского зодчества XIII-XIVвв. (Самарканд, Бухара) превращались в антиисламские музеи, сельские мечети превраща¬лись в склады или сносились. Но ислам живет и процветает. Даже больше. В мусульманских регионах Советского Союза происходит небывалое возрождение наиболее воинственно-аскетического , по существу религиозно-политического «братства» в исламе – суфистского движения, идеологией кото¬рого в виде тариката цементировались мюридизм на Кавказе и басмачество в Туркестане. Социальная база суфистского движения теперь шире – в нем участвуют не только крестьяне, но также инду¬стриальные рабочие и интеллигенция. Этим, вероят¬но, объясняется и неожиданно резкое выступление Горбачева против ислама в Ташкенте. (Феномен суфизма и связь между исламом и национальным движением основательно исследованы в наше время в книгах: «Mysticsandcommissars», «MuslimsoftheSovietEmpire» byA. BennigsenandS.E. Wimbush, London1985.).
Саидбаев пишет: «Ислам выступает в качестве силы, объединяющей верующих и неверующих внутри одной нации и создающей чувство общно¬сти между представителями народов, в прошлом ис¬поведовавших ислам… Нельзя не замечать этого, тем более, что оно проявляется в повседневной жизни» (Саидбаев, там же, стр. 193). Автор при¬водит дополнительные доказательства в пользу этого своего несомненно правильного, но для со¬ветского ученого весьма рискованного вывода: «Сохранению представлений об общности народов, исповедовавших ислам в прошлом, способствует и в наши дни ряд факторов. Все народы, в прошлом исповедовавшие ислам, говорят на родственных языках… (тюркская языковая семья)… Общность исторических судеб, социально-экономических усло¬вий существования выработала у всех этих наро¬дов сходные черты характера, психологии, обычаев и традиций. А этническая общность зачастую вы¬ступает под видом общности мусульман. Это чув¬ство материализуется в распространенности нацио¬нально-смешанных браков. В Средней Азии среди таких браков преобладают браки между представи¬телями коренных национальностей региона и по¬всеместно редки браки женщин коренных нацио¬нальностей с представителями немусульманских народов… В наши дни ислам не только объединяет верующих одной нации, но интегрирует ее верую¬щую и неверующую части» (там же, стр. 193-194). Повсеместное соблюдение верующими и «официально» неверующими мусульманами обрядов, пред¬писанных исламом, свидетельствует о полном фиаско атеистической пропаганды среди мусуль¬манских народов. Так даже преуменьшенные дан¬ные советских социологических исследований в ряде районов Узбекистана показали, что число людей, совершающих мусульманские обряды в четыре раза превышает численность «официаль¬но» верующих. (А. Хасанов, «Роль общественных и прогрессивных традиций…», Ташкент, 1976, стр. 129). Обряд обрезания, который считается символом принадлежности к исламу, поддержи¬вают в трех опрошенных районах Узбекистана -81,9% населения («Модернизация ислама», М., 1968, стр. 74).
Беспрецедентным фактом во всей истории ис¬лама надо признать появление женщины-мусульман¬ки в мечети. Суннизм запрещает женщине быть имамом или даже посещать мечеть (как указыва¬лось выше, этого запрета нет в Коране и женщины при Магомете с открытыми лицами посещали ме¬четь). Мусульманские женщины в Татарии выступи¬ли инициаторами открытия ранее закрытых мечетей. Они посещают мечети не только в Татарии, но и в Башкирии, в Астраханской, Ульяновской и других областях, а также в Москве и Ленинграде. Совет¬ский автор пишет: «За последние годы география эта значительно расширилась. Наряду с мужчинами женщины участвуют в богослужениях в мечетях Азербайджана… ряда областей и автономных рес¬публик РСФСР… в некоторых мечетях до одной тре¬ти общины составляют женщины… В Чечено-Ингу¬шетии во главе мюридистских (сектантских) групп часто стоят также женщины, исполняющие роль тамады (шейха), чего раньше в исламе никогда не было… В настоящее время в Средней Азии и Казахстане женщины посещают мечети в дни религиоз¬ных праздников (Саидбаев, стр. 215-216).
В чем же секрет столь упорной, неистребимой живучести ислама? Саидбаев отвечает: «Благодаря простоте, устойчивости многие обряды и предписа¬ния ислама превращаются в привычки. Неодно¬кратно повторяясь, они приобретают характер твер¬дых жизненных потребностей, динамического сте¬реотипа» (Саидбаев, там же, стр. 226). Но «дина¬мический стереотип» сам объясняется социальным динамизмом ислама. Ислам возник в эпоху раб¬ства и начавшегося раздела земель и образования латифундий. Ислам выступил как против рабства, так и против превращения земли в частную соб¬ственность феодалов. Другой видный советский правовед, посвятивший «реакционной сущности» шариата целую книгу, вынужден все-таки при¬знать: «Общественно-политические, правовые и мо¬рально-этические нормы ислама осуждают рабство. Неслучайно в качестве одного из видов искупле¬ния греха шариат предлагает освобождение рабов» (Г.М. Керимов, «Шариат и его социальная сущ¬ность», М., 1978, стр. 213-214). Вынужден он кон¬статировать и то, что шариат стоит за обществен¬ное владение землею и отрицает частную собствен¬ность на землю: «Шариат фиксирует отсутствие юридического закрепления частной собственности на землю… Мы находим в нем утверждение «Земля и небеса принадлежат Богу», «Блага земли не могут быть частной собственностью, они принадлежат всем»» (там же, стр. 214). Этой социальной концеп¬ции шариата коммунизм противопоставил «нацио¬нализацию», при которой не только земля, но и все народное хозяйство в целом сделались собствен¬ностью не народа, не даже собственностью государ¬ства, а собственностью партии. Шариат с этим не мирился и не может мириться. В этом партия и ви¬дит «реакционность» шариата.
Какие же общие выводы?
Полувековые усилия старого русского прави¬тельства освоить и слить азиатские мусульманские народы с русской европейской империей оказались такими же безуспешными, как безуспешными остаются более чем семидесятилетние усилия совет¬ского правительства большевизировать эти народы. На это имеются причины общие и причины специ¬фические. Одна из общих причин – извечное про¬тивостояние двух духовно чуждых друг другу ми¬ров – мира Европы и мира Азии. К важнейшей из специфических причин надо отнести живучесть и неистребимость ислама, который за 1200 лет своего господства в Средней Азии, в Татаро-Башкирии и на Кавказе органически перерос из первоначальной одной лишь веры – в субстанцию национального бы¬тия, формируя адаты, характер, и психологию лю¬дей в единый духовный мир, общий для всех му¬сульманских народов СССР. Даже такие жестокие правители, как большевики, убедились теперь, что ни разъединить, ни уничтожить этот исламский мир невозможно иначе, как через физическое насилие, что Сталин и практиковал методически и система¬тически. Его наследники стараются делать тоже са¬мое, но только через духовное насилие.
В «Обращении» Ленина от 20 ноября 1917 г. от имени советского правительства говорилось, что мусульманские народы «должны быть хозяевами своей страны», что они «сами должны устроить свою жизнь по образу своему и подобию» (Документы внешней политики СССР. т. 1. М. 1957, стр. 35). История 70-летней коммунистической диктатуры как раз и есть трагическая история перманентной борьбы мусульманских народов СССР за то, чтобы оставаться хозяевами своей страны и жить «по об¬разу своему и подобию». Неисчислимы жертвы этой борьбы, которые остались неизвестными внешнему миру. К тому же внешний мир интересовался, глав¬ным образом, судьбой народов западных окраин со¬ветской империи. За границей очень скоро узнали о чудовищном преступлении сталинского правитель¬ства в 1931-1932 годах, когда оно искусственно созданным голодом уморило до 6 миллионов украинцев или когда оно сразу же после войны предприняло частичную депортацию в Сибирь укра¬инцев, белорусов и балтийских народов. Но вот как советское правительство в 30-е годы уничтожило террором и уморило голодом тоже много миллио¬нов мусульман, а во время войны поголовно депор¬тировало ряд мусульманских народов Крыма и Северного Кавказа, долго оставалось за рубе¬жом неизвестным. Отчасти это объяснялось и тем, что во внешнем мире, в частности, в Америке, у советских мусульман не было влиятельных групп эмиграции, которые могли информировать внешний мир о тяжелой судьбе своих народов, как это де¬лали представители эмиграции Украины и При¬балтики.
Только в период «холодной войны», в конце 40-х годов, когда Сталин совсем распоясался и угро¬жал новой войной, внешний мир узнал не только о гитлеровском геноциде против евреев, но и о ста¬линском геноциде против мусульманских народов (военная цензура союзников во время войны не разрешала печати своих стран писать о депортации крымских татар, северокавказцев, калмыков и нем¬цев Поволжья). Тогда же впервые было напечата¬но потрясающее свидетельство видного москов¬ского чиновника, служившего в Ташкенте, Льва Васильева об искусственном голоде в Узбекистане в 30-е годы. Приведу из него только одну вы¬держку: «Я получил повышение по службе и как началь¬ник отдела наркомата финансов переезжаю в Таш¬кент… По улицам бродят голодные матери с деть¬ми и с мольбой во взоре протягивают руки за по¬даянием. Трупы, бесконечные груды трупов, как дрова, наваливают на грузовики и отвозят на свал¬ку, где кое-как зарывают в общих ямах. Голодные уцелевшие собаки, разрывают ямы и дерутся за добычу. Не раз я видел эти страшные грузовики -катафалки смерти» («Пути советского империализ¬ма», Нью-Йорк, издательство им. Чехова, 1954).
Судьба депортированных мусульманских наро¬дов была тяжелой. В антисанитарных условиях «спецлага» в степях Туркестана их массами коси¬ла эпидемия тифа.
Сколько же мусульманского населения СССР погибло от сталинского голода и террора? Точный ответ знают лишь ЦК КПСС и КГБ. Однако есть официальные советские данные о динамике роста мусульманского народонаселения. Из этих данных можно извлечь косвенный ответ на этот вопрос. Вот таблица роста мусульманского населения после его покорения Россией и СССР.
1880 год – 11 миллионов
1910 год – 20 миллионов
1923 год – 30 миллионов
1959 год – 24 миллиона
1970 год – 35 миллионов
1979 год – 43 миллиона
1988 год – около 50 миллионов (оценка).
Данные за 1923 год, взятые мной из резолюции XIIсъезда партии, говорят, что в 1923 году в СССР жило 30 миллионов мусульман, а данные из пере¬писи 1959 года показывают, что за время сталинской диктатуры численность мусульманского насе¬ления упала до 24 миллионов человек, и это не¬смотря на обычно высокую рождаемость среди мусульман.
Вот эти – 6 миллионов человек есть все осно¬вания отнести к числу жертв сталинского террора и искусственного голода как в 30-е годы, так и в военные и отчасти даже в послевоенные годы.
Но – удивительное дело – ни тридцатилетний физический террор Сталина, ни 70-летний психоло¬гический террор гигантской государственной маши¬ны атеизма не достигли поставленной цели: отре¬шить мусульман от своей религии и от мусуль¬манского образа жизни не удалось. Через 70 лет после уничтожения мечетей, медресе, мулл, даже «арабистов», то есть людей, умеющих читать Ко¬ран и возглавить молитву, около 80% мусульман, по советским данным, открыто признают себя ве¬рующими, а остальные 20%, как выражался Хрущев, не верят на службе, но верят дома. Ведь недаром в советской печати очень часто встречаются обвине¬ния, что в мусульманских республиках не только рядовые коммунисты, но иногда и активисты партии, включая секретарей райкомов партии, соблюдают мусульманские обряды и празднуют мусульманские праздники. Да это и понятно. Ислам – это не только вера, но одновременно и синтез национального мышления и национальной пси¬хологии. Этот комплекс национально-религиозно¬го сознания мусульманского населения СССР складывался на протяжении двенадцати-тринадцати веков, начавшись за два-три века до Крещения Руси.
Человек, ставший неверующим, все-таки не пе¬рестает быть самим собой. Поэтому, когда совет¬ский активист из Туркестана говорит, что он атеист, но мусульманин, то этим он указывает на культу¬ру и нацию, к которым он принадлежит. Отсюда во¬прос об уничтожении ислама среди мусульманских народов СССР связан для партии с ее общей страте¬гической, но явно утопической, целью: с денацио¬нализацией национальностей.
Из истории взаимоотношений коммунистиче¬ских стран Восточной Европы и Азии с Советским Союзом мы хорошо знаем, что когда их интересы приходили в противоречие между собой, то всегда побеждала не их общая коммунистическая идеоло¬гия, а их собственный национализм. Тито «отколол¬ся» от Сталина не из-за разногласий в коммуни¬стической идеологии, а из-за национальных инте¬ресов Югославии. Раскол между Москвой и Пе¬кином произошел не на почве стратегии коммуниз¬ма, а на почве национально-территориальных про¬тиворечий между этими великими коммунисти¬ческими державами. А ведь Ленин утверждал в преамбуле первой Конституции СССР, что между коммунистическими государствами будущего не будет национальных границ – будет единая, как он писал, «мировая советская социалистическая рес¬публика». Ни для кого не секрет, что стоило бы Кремлю вывести свои войска из восточно-евро¬пейских сателлитов, как там немедленно к вла¬сти пришли бы демократические национальные правительства. Словом, при каждом столкновении коммунизма с национализмом побеждал национа¬лизм, если его не подавляли танками, как в Восточ¬ном Берлине в 1953 году, в Венгрии в 1956 году, в Чехословакии в 1968 году. Только под угрозой нашествия советских танков была подавлена и польская революция «Солидарности» 1980 года. На наших глазах побеждает афганский национализм против афганского и советского коммунизма.
Внутри советской империи, где с начала 30-х го¬дов местный национализм был объявлен главной опасностью, в столкновении между коммунизмом и национализмом физически побеждал коммунизм, но духовно – местный патриотизм. Доказательства? При тридцатилетнем господстве Сталина не прохо¬дило и года, чтобы не было чисток в мусульман¬ских республиках от «буржуазных националистов», «пан-исламистов» и «пан-тюркистов»; более того, вся мусульманская коммунистическая интеллиген¬ция в Татаро-Башкирии, Туркестане и на Кавказе была уничтожена во время ежовщины тоже по об¬винению в «буржуазном национализме».
Прошло 35 лет после смерти Сталина. В Алма-Ате происходит многотысячная демонстрация казах¬ских студентов под лозунгом «Казахстан – для ка¬захов!» в защиту своей нации, против ее денациона¬лизации, против назначения русского бюрократа главой Казахстана вместо снятого казаха Кунаева. Обвинение остается старое – сталинское: «буржуаз¬ный национализм».
Однако кое-какая польза от борьбы с жупелом «буржуазного национализма» для Москвы все-таки есть. Так, Чингиз Айтматов засвидетельствовал на страницах «Огонька», что ответственные партийные работники Туркестана боятся выступать на соб¬раниях на родном языке, чтобы их не обвинили в «национализме»! Стоит только вспомнить о численности населения, говорящего на этом род¬ном, то есть тюркском языке, чтобы видеть успех психологического террора великодержавных бю¬рократов – в СССР на тюркском языке говорит почти все мусульманское население – это около 50 миллионов человек, тут же по соседству на этом языке говорит 40 миллионов населения Турции. Всего 90 миллионов. Это больше половины русского этнического населения. И представитель та¬кого распространенного языка боится разговари¬вать со своим народом на его родном языке! Это я и называю успехом великодержавных русификаторов и раболепством их местных национальных вассалов. Хотя большевистская мусульманская политика на всех этапах советского режима имеет свою внут¬реннюю связь и последовательность, но все-таки за эти 70 лет имели место ее разные варианты и нюансы. Основоположник этой политики Ленин был осторожен, терпелив, тактичен. Он главную ставку делал на убеждение. Его преемник Сталин делал ставку на индивидуальный, групповой, классовый и национальный террор. Хрущев вернул на родину депортированные Сталиным народы, кроме крым¬ских татар и немцев Поволжья, но явно собирался реорганизовать национальные республики в обыч¬ные административно-территориальные единицы, а обучение на родном языке в национальных шко¬лах объявил делом добровольным. При Брежневе началась повсеместная и интенсивная русификация. Эра гласности пока что доказала только одно: де¬национализировать нерусские народы не удалось и не удастся. Выступления украинских, белорус¬ских, прибалтийских, кавказских, татаро-турке¬станских деятелей культуры и литературы в поль¬зу родного языка власти рассматривают как рост национального самосознания, но демонстрации в пользу своих наций казахов, крымских татар, эстонцев, латышей и литовцев квалифицируются как «национализм» и «экстремизм». Горбачевское руководство, проповедующее «новое мышление» и «революционную перестройку во всех сферах жиз¬ни», в национальном вопросе все еще остается при старом, сталинском мышлении. Наводят на тяжелые размышления два выступления по национальному вопросу двух выдающихся вождей Кремля – Горба¬чева и Лигачева. В 1986 г. Горбачев, выступая в сто¬лице почти стопроцентно исламской нации – перед узбеками в Ташкенте – потребовал от узбекских коммунистов усилить борьбу с реакционной рели¬гией ислама. В 1987 г. Лигачев, выступая в Грузин¬ском государственном университете в Тбилиси, вы¬разил свое недовольство тем, что в грузинском уни¬верситете учатся слишком много грузин. Лигачеву, видимо, невдомек, что грузинский университет был создан в 1919 году меньшевистским правительст¬вом независимой Грузии именно для грузин, хотя туда принимали и негрузин. Такие замечания из уст ведущих лидеров партии приобретают программный характер. Мы знаем из выступления Горбачева к 70-летию Октября, что Политбюро создало комиссию по разработке новой советской национальной поли¬тики. Нерусские народы полны надежды, что в осно¬ву работы этой комиссии будут положены, как ми¬нимум, установки «Национального завещания» Ле¬нина в его статье конца декабря 1922 г. «К вопросу о национальностях или об «автономизации»», вы¬держки из которой я взял эпиграфом к данной кни¬ге. Партия, которая бесконечно клянется именем Ленина, должна начать свою перестройку в области национальной политики с выполнения этой воли своего основателя и вождя.
IV. ПАКТ, КОТОРЫЙ РАЗВЯЗАЛ ВОЙНУ И РАСШИРИЛ ИМПЕРИЮ
В 1985 году Москва праздновала сорокалетие победы над Германией. Выступая с докладом по этому поводу 8-го мая 1985 г. генсек Горбачев при¬писал эту победу Сталину и советской политиче¬ской системе, но обошел молчанием важнейший до¬кумент, который развязал войну – пакт Риббентропа-Молотова от 23-го августа 1939 г. Однако, выступая с докладом к 70-летию Октября, он остановился на этом пакте, дав ему ортодоксально-сталинскую оценку. Вот что сказал Горбачев: «Го¬ворят, что решение, которое принял Советский Союз, заключив с Германией пакт о ненападении, не было лучшим. Возможно, и так, если не руко¬водствоваться жесткой реальностью… вопрос стоял так … быть или не быть нашей стране независимой, быть или не быть социализму на Земле».
Горбачев повторяет давно опровергнутый доку¬ментами фальшивый тезис Сталина, что он заключил пакт с Гитлером, потому, что западные демократи¬ческие державы не хотели заключить с СССР обо¬ронительный союз против Германии да еще толкали ее на войну с Советским Союзом. Вот слова Гор¬бачева: «У западных держав расчет был другой: поманить СССР обещанием союза и помешать тем самым заключению предложенного нам пакта о ненападении, лишить нас возможности лучше под¬готовиться к неизбежному нападению гитлеровской Германии на СССР» («Правда», 3. 11. 1987).
Горбачев и авторы его доклада явно не в ладу с элементарной человеческой логикой: почему же за¬падные державы, когда Гитлер действительно на¬пал на СССР, выступили в этой войне не на стороне Германии, или не остались нейтральными, а высту¬пили на стороне СССР? Если бы Москва заключи¬ла союз с демократическим Западом, то Гитлер не осмелился напасть на СССР, зато и Сталин не осмелился бы расширить свою империю. Оста¬новимся на анализе взаимных обязательств пакта. Интересна сама предыстория «пакта Риббентропа-Молотова».
На XVIIIсъезде партии в 1939 году Сталин дал понять Гитлеру, что их интересы в возможной бу¬дущей войне идентичны. Сталин настойчиво внушал Гитлеру, что это англо-американцы и французы за¬интересованы спровоцировать войну между Гер¬манией и СССР. Почему? Сталин доказывал, что если возникнет война между Германией и СССР, то западные демократические державы захотят дать им ослабнуть в затяжной войне, а потом диктовать Германии и СССР свою волю. По словам Сталина, политика Англии, Франции, США сводится к тому, чтобы «не мешать Германии увязнуть в европей¬ских делах, впутаться в войну с СССР, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тине войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить, истощить друг друга, а потом, когда они достаточ¬но ослабнут, выступить на сцену со свежими сила¬ми, выступить, конечно, в «интересах мира» и про¬диктовать ослабевшим участникам войны свои условия…
Характерен шум, который подняла англо-¬французская и североамериканская пресса по по¬воду советской Украины… Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отра¬вить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований» (см. «Во¬просы ленинизма», стр. 571).
Сталин, как видно из данной цитаты, умышлен¬но отводил предупреждения западных демократи¬ческих держав и западной прессы, что Гитлер гото¬вит войну против СССР (это ведь было предусмот¬рено и в библии нацистов – в «Майн Кампф» Гитле¬ра), с тем, чтобы, во-первых, психологически под¬готовить будущий союз СССР с гитлеровской Герма¬нией как раз с той целью, какую Сталин приписы¬вал западным державам, а именно: втравить Гитле¬ра в войну против них; и во-вторых, дав Германии и западным державам ослабить друг друга в этой войне, самому выступить на сцену, чтобы навязать всей Европе большевистский порядок вместо гит¬леровского «нового порядка».
Эта стратегия «дальнего прицела» сработала только отчасти, зато просчеты Сталина имели чудо¬вищные последствия для народов СССР.
Подготовляя радикальный поворот во внешней политике Советского Союза в сторону агрессии, Сталин думал, что достойным союзником в этом ему будет Гитлер, если соблазнить его идеей анти¬демократической коалиции с целью раздела Евро¬пы между Германией и СССР. Чтобы убедить Гитле¬ра, что намерения Кремля серьезны, надо было убрать и психологическое препятствие на этом пути. Таким препятствием был англофил, народный ко¬миссар иностранных дел СССР, еврей – Максим Лит¬винов, с которым Гитлер и Риббентроп не хотели иметь дело. Поэтому Сталин снял Литвинова с его поста и на его место назначил 4 мая 1939 года пред¬седателя Совнаркома Молотова, поручив ему зон¬дировать почву для заключения пакта с Германией.
Очень скоро выяснилось, что Сталин возложил на Молотова далеко не легкую миссию.
Когда советские историки пишут о причинах и предпосылках Второй мировой войны, они либо обходят молчанием «пакт Риббентропа-Молотова», либо явно фальсифицируют его предысторию и со¬держание. Цель фальсификации ясна всем: обелить Сталина и снять с Кремля вину за развязывание Гитлером Второй мировой войны, ибо «пакт Риб¬бентропа-Молотова», разделив Европу на сферы влияния, гарантировал Гитлеру свободу действия в Западной Европе, обеспечивал его советским страте¬гическим и военно-стратегическим сырьем, давал Гитлеру возможность более основательно подго¬товиться к нападению на СССР, изолированному одним этим пактом от демократического Запада. Даже инициативу заключения пакта советские исто¬рики стараются приписать Гитлеру, а не Сталину. Между тем, из секретных документов архива гер¬манского министерства иностранных дел, опубли¬кованных Государственным департаментом США в 1948 г., видно, что Гитлер хотел заключить со Сталиным только экономический пакт, а Сталин хотел иметь пакт политический. Процитируем сна¬чала советских историков. В официальной шести¬томной «Истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» они пишут, что 30 мая 1939 г. гер¬манский статс-секретарь заявил советскому пове¬ренному в делах в Берлине Астахову, что «имеют¬ся возможности улучшить советско-германские от¬ношения», а 3 августа Риббентроп якобы предло¬жил тому же советскому поверенному «советско-германский секретный протокол, который разгра¬ничил бы интересы обеих держав по линии на всем протяжении от Черного до Балтийских морей» (стр. 174). Авторы шеститомника утверждают, что советское правительство ответило на эти предло¬жения отказом. Разумеется, никаких доказательств на этот счет советские авторы не приводят, ибо та¬ких доказательств нет. Наоборот, есть документы, которые говорят о советской инициативе в подго¬товке пакта. Так, 20 мая 1939 г. на предложение германского посла в Москве графа Шуленбурга начать экономические (торговые) переговоры меж¬ду Берлином и Москвой, Молотов ответил, что прежде, чем заключать какие-либо экономические сделки, надо создать «политический базис» («Nazi-Sovietrelations1939-1941. Dokuments from the archives of the German Foreign Office, 1948, Dep. of State, Washington, p. 6-7. Имеется русский перевод Ю. Фельштинского, Телекс, 1983, Нью-Йорк).
В ведомстве Риббентропа безошибочно поняли, что предложение Молотова о создании «политиче¬ского базиса» есть не игра в дипломатию, а серьез¬ный сигнал о возможном повороте во внешней по¬литике Кремля в сторону держав «Оси» – Германии и Италии. Намотав себе это на ус, руководители Третьего Рейха начали действовать исподтишка. Сначала они делают все, чтобы разжечь у Кремля аппетит к повороту в желаемую сторону, а потом создают соответствующую психологическую атмо¬сферу среди своего народа, чтобы подготовить его к факту возможного прекращения давнишней идео¬логической войны против большевизма. В осуще¬ствлении обеих целей Риббентроп настолько хорошо преуспел, что 20 августа 1939 г. Гитлер направил Сталину телеграмму, в которой предложил ему при¬нять министра иностранных дел Германии 22-23 ав¬густа для заключения пакта между Германией и СССР о «дружбе и ненападении». Сталин немедлен¬но ответил согласием. Как толкуют советские исто¬рики этот факт? Вот их комментарии из «Истории Великой Отечественной войны»: «СССР мог либо от¬казаться от германских предложений, либо согла¬ситься с ними. В первом случае война с Германией в ближайшие недели стала бы неминуемой. Во вто¬ром случае Советский Союз получал выигрыш во времени» (стр. 175-176). Если верить этому совет¬скому комментарию, Гитлер путем шантажа заста¬вил Сталина подписать пресловутый пакт в течение каких-нибудь 12 часов! Если бы мы поверили со¬ветским историкам, то выходило бы, что пакт, развязавший Вторую мировую войну и, в конечном счете, спровоцировавший и нападение Гитлера на СССР, был заключен под диктовку Гитлера, а не подготовлен трехмесячными и весьма интенсив¬ными дипломатическими переговорами и политиче¬ским торгом между Гитлером и Сталиным о разделе между ними Европы, как это было на деле.
Немецкие документы как раз говорят о послед¬нем. Приведем некоторые выдержки из них на этот счет. Граф Шуленбург после 30 мая еще раз посетил Молотова 5 июня, и о результате этого посещения он сообщает своему шефу в Берлине, подчеркивая, что Молотов по-прежнему настаивает на политиче¬ской дискуссии и что «наше предложение начать только экономические переговоры кажется ему не¬достаточным» («Nazi-Sovietrelations…», р. 16).
15 июня советский поверенный в делах в Берли¬не Астахов посетил болгарского посланника Драга-нова. Болгария была в тесных связях с Германией, и Кремль хорошо знал, что содержание беседы Аста¬хова с Драгановым сейчас же станет известно Риб¬бентропу. Астахов сообщил Драганову: Советский Союз в создавшейся международной обстановке может либо заключить пакт с Францией и Англией, либо затягивать переговоры, чтобы возобновить дружеские отношения с Германией. Желание Кремля Астахов выразил предельно ясно: «Если бы Гер¬мания объявила, что она не нападет на СССР или за¬ключила бы пакт ненападения с СССР, то СССР, возможно, воздержался бы от заключения догово¬ра с Англией» (стр. 21). (Заметим тут же, что до¬говор о взаимопомощи с Францией был заключен еще в 1935 году.)
При встрече с Молотовым 29 июня граф Шулен¬бург спросил Молотова, что он имел в виду, когда предлагал «создание новой базы отношений» меж¬ду СССР и Германией. Посол в тот же день телегра¬фировал в Берлин, что Москва очень заинтересо¬вана в продолжении контакта, однако он получил указание от Риббентропа не форсировать больше политические переговоры с Москвой. Зато экономи¬ческие переговоры продвинулись так далеко, что уже 22 июля в советских газетах сообщалось, что в Берлине успешно закончены советско-германские торговые и финансовые переговоры. Через пять дней Астахов был вызван в министерство иностран¬ных дел, где доктор Шнурре ему сообщил, что, по мнению Берлина, советско-германские отношения пройдут через три стадии: первая стадия – заключе¬ние торгового договора, вторая стадия – нормали¬зация политических отношений, третья стадия -возвращение к старому договору 24 апреля 1926 го¬да о дружбе и нейтралитете между Германией и СССР или заключение нового договора.
В конце беседы доктор Шнурре, ближайший сотрудник Риббентропа, сделал заявление об иден¬тичности идеологии большевизма, фашизма и на¬ционал-социализма. Вот буквально его слова: «Имеется одна вещь, общая в идеологиях Германии, Италии и СССР, – это оппозиция против капитали¬стических демократий. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капитализмом Запада. Поэтому нам показалось бы совершенно парадоксальным, если бы СССР, как социалистическое государство, оказался на стороне западных демократий» (стр. 33).
Идеологическая аргументация доктора Шнурре была неотразима – национал-социализм, фашизм и большевизм создали однотипные государства с то¬талитарной системой и террористической практи¬кой правления, как альтернативу западной либе¬ральной демократии. Поэтому у них не было почвы для идеологических противоречий, были только противоречия территориально-стратегические, а именно – кому, каких и сколько захватить чужих стран. Сейчас речь шла об этой фактической стороне проблемы. Выяснилось, как прав был Риббентроп, когда предложил своему послу в Москве занять вы¬жидательную позицию в контактах с Молотовым, зная, что Москва долго не выдержит и раскроет свои карты. Действительно, через два дня после беседы с доктором Шнурре – 29 июля – Астахов сделал запрос в Берлине, согласно ли германское правительство, чтобы интересующие обе стороны проблемы обсуждались на более высоком уровне. 4 августа Риббентроп заявил Астахову, что Берлин согласен улучшить отношения с Москвой, а 14 ав¬густа Молотов предложил Риббентропу начать по¬литические переговоры в Москве. Риббентроп при¬нял предложение посетить Москву с целью, как он выражался, доложить точку зрения Гитлера Стали¬ну. Но Кремль хотел не выслушивания точки зре¬ния, а принятия конкретных решений. Поэтому Молотов сообщил Берлину, что Москва хочет начать политические переговоры, но они должны вестись в Москве и «по этапам». Таким образом, теперь уже Кремль, убедившись, что Гитлер всерьез хочет за¬ключить политический пакт, сам прибегает к тактике проволочек. Не потому, что Москва хочет сорвать переговоры или по каким-либо соображе¬ниям завести их в тупик. Сталин твердо решил за¬ключить пакт: ведь сама идея принадлежала имен¬но ему. Однако в начавшейся с Гитлером политиче¬ской игре в руках Сталина была козырная карта, какой не было у Гитлера. Дело в том, что Англия и Франция предлагали Советскому Союзу заключить оборонительный союз против возрастающей воен¬ной угрозы со стороны Германии. Такой союз дол¬жен стать подобием старой «Антанты» «Трой¬ственного согласия» начала века между Францией, Англией и Россией – направленного против кайзе¬ровской Германии и ее тогдашних союзников.
Короче говоря, Сталин, решив выступить с англо-французской картой против Гитлера, начал свою привычную двойную игру. Как уже говори¬лось, 10 марта 1939 г. на XVIIIсъезде партии он открыто обвинил Англию, Францию, США и их пе¬чать в провокационной кампании, которую они, якобы, ведут, чтобы спровоцировать войну между Германией и Советским Союзом. Цель этих держав по Сталину: дать Германии и СССР ослабеть в вой¬не, а потом самим вступить в войну и разгромить как Германию, так и СССР. Однако верный своей двуличной политике, Сталин уже через неделю -18 марта 1939 г. – предлагает созвать совещание представителей СССР, Великобритании, Франции, Турции, Румынии и Польши, чтобы обсудить об¬становку, создавшуюся в Европе после вторжения Германии в Чехословакию. Советский Союз по до¬говору 1935 г. с Чехословакией о взаимной воен¬ной помощи обязан был помочь Чехословакии. Однако Сталин отказался сделать это. Мюнхенская капитуляция 1938 года западных держав перед Гит¬лером в какой-то степени объяснялась тем, что Сталин уже тогда, осенью 1938 г., дал понять, что под военной помощью соседним государствам Мо¬сква понимает их фактическую оккупацию Крас¬ной Армией, чего эти страны боялись не меньше, чем оккупации немецкой армией.
Итак, Сталин продолжает двойную игру. 2 июля, в разгар советско-германских переговоров в Берли¬не и Москве, Кремль передает Англии и Франции проект договора о союзе СССР, Франции и Англии против Германии. Но Советский Союз выдвинул в качестве условия заключения этого тройственного союза предоставление ему права ввести Красную Армию на территории Польши, прибалтийских стран и Финляндии в виде гарантии против возможного немецкого вторжения в эти страны. 11 августа 1939 г. Кремль приглашает в Москву военные мис¬сии Франции и Англии для обсуждения своего проекта военной конвенции. Советскую военную делегацию возглавили маршалы Ворошилов и Ша¬пошников. И вот как раз эти переговоры Кремль намеренно заводит в тупик, настаивая на явно не¬приемлемом для демократических стран требо¬вании санкционировать фактическую оккупацию Красной Армией территорий Польши, прибалтий¬ских стран и Финляндии. Однако англо-француз¬ские военный миссии не имели и не могли иметь полномочий распоряжаться судьбами суверенных государств. Естественно, переговоры кончились без¬результатно, но они сыграли роль, которую им от¬водил Сталин. Перговоры эти официально еще не были прерваны, когда немцы, не без тревоги сле¬дившие за ними, включились в игру. 14 августа Риб¬бентроп дает указание Шуленбургу, чтобы тот про¬чел Молотову его телеграмму, не вручая ее послед¬нему. В телеграмме содержалось утверждение, что Англия и Франция хотят вновь втянуть Россию, как и в 1914 г., в войну против Германии, в войну, от которой выиграют только «западные демократии». Риббентроп повторил свое предложение, что хочет прилететь в Москву, чтобы доложить лично Сталину точку зрения фюрера по данному вопросу. Кремль отвечает, что до приезда Риббентропа надо провести еще определенную подготовительную работу. Те¬перь, однако, разыгрался, видимо, аппетит и у Риб¬бентропа, которого советская разведка по разным каналам, в том числе через болгарского посланника Драганова, снабжала фальшивками о наблюдаю¬щемся якобы «прогрессе» в переговорах с англо-французами. 16 августа Риббентроп вновь телегра¬фирует своему послу. Шуленбург на сей раз должен внушить Молотову, что, поскольку Германия со¬гласилась с идеей политического пакта с СССР, на¬до спешить, ибо каждый день может вспыхнуть конфликт между Германией и Польшей. В тот же день Молотов сообщает немецкому послу, что Мо¬сква готова заключить пакт. Но к нему, по мнению Кремля, должен быть приложен «секретный допол¬нительный протокол», в котором были бы точно определены сферы влияния подписавших его дер¬жав в Восточной Европе. 19 августа подписывается торговый договор между Германией и СССР, а 22 августа в Москву прибывает Риббентроп для за¬ключения договора политического.
Я уже указывал, что идея торгового догово¬ра принадлежала Риббентропу, а идея политиче¬ского договора – Молотову. Чтобы добиться заклю¬чения этого политического договора, Москве при¬шлось подписать договор торговый на совершенно невыгодных для СССР условиях, да еще обязаться снабжать потенциального военного противника стра¬тегическим сырьем в явный ущерб интересам обо¬роны собственной страны.
Советский Союз экспортировал в Германию зерно, нефть, платину, фосфор и другое сырье. Док¬тор Шнурре, подписавший торговый договор с Ми¬кояном, телеграфировал в Берлин, что все это сырье «для нас имеет ценность золота». Упоенный этим своим первым успехом, Риббентроп прибыл в Кремль в полной уверенности, что вторая его победа в виде политического пакта с Москвой позволит фюреру кромсать карту Европы так, как это ему за¬хочется. Он не ошибся. 23 августа 1939 г. в присут¬ствии членов Политбюро во главе со Сталиным, Риб¬бентроп и Молотов подписали «Договор о ненападе¬нии между Германией и СССР».
К договору был приложен «Секретный дополни¬тельный протокол», составленный в Кремле и по¬сланный в Берлин еще накануне. Суть протокола: Гитлер и Сталин делят между собой Польшу. Этно¬графическая Польша отдается Германии со стату¬том протектората, а польские восточные области – Западную Украину и Западную Белоруссию – ан¬нексирует Советский Союз. Сталин признает сво¬боду действий Гитлера в Западной Европе. За это Советский Союз получает право присоединить к СССР Бессарабию, Северную Буковину, прибалтий¬ские государства и даже Финляндию. После цере¬монии подписания договора Молотов устроил в честь Риббентропа пышный банкет в присутствии Сталина и всей его клики.
Эти люди, которые одним росчерком пера и в течение каких-нибудь пяти минут решили судьбы пяти независимых государств, отлично понимали, что они готовят небывалую до сих пор в истории мировую катастрофу. Тем не менее, они торжест¬вовали как свою победу трагедию этих народов. Ели икру, пили шампанское, слушали музыку, а тостам не было конца. Один тост даже вошел в историю. Об этом тосте, совершенно не предусмот¬ренном дипломатическим протоколом, Риббентроп нашел нужным немедленно доложить фюреру. Тост этот произнес Сталин: «Я знаю, как крепко германский народ любит своего вождя. Поэтому мне хочется выпить за его здоровье» (см. Rossi, A. «Russian-German alliance. 1939-1941». Beacon Press, Boston, 1951, p. 75).
Нужно только на минуту вообразить себе антисемита Риббентропа, чокающегося с евреем Кагановичем, чтобы постичь всю бездну амо¬ральности этих торговцев судьбами человечества. Разбойник из Берлина не только по-дружески чокался с разбойниками из Москвы, но даже чув¬ствовал себя там словно в своей фашистской ком¬пании. Вспоминая об этом банкете, Риббентроп рассказывал впоследствии министру иностранных дел Италии Чиано, какие мысли обуревали его тогда: «Я чувствовал себя в Кремле, словно сре¬ди старых партийных товарищей» (там же, стр. 75).
Риббентроп был не единственным фашистом, который питал родственные чувства к большевиз¬му. Им был и сам духовный вождь фашизма Бенито Муссолини, который в октябре 1939 г. авторитет¬но констатировал: «Большевизм в России исчез, и на его место встал славянский тип фашизма» (там же, стр. 77). Большевики в долгу не остались. Ста¬лин вложил в уста Молотова слова, которые вполне могли бы принадлежать Гитлеру или Муссолини. Вот эти слова Молотова в «Правде» от 1 ноября 1939 г.: «Идеологию гитлеризма, как и всякую дру¬гую идеологическую систему, можно признать или отрицать… Но любой человек поймет, что идеоло¬гию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война на унич¬тожение гитлеризма».
Сталин, как и нынешние продолжатели его дела в Кремле, оправдывал заключение пакта с Гитлером ссылкой на абсурдный аргумент: Советский Союз, мол, выиграл два года, чтобы готовиться к войне с Германией. Никто не смел привести контраргумен¬ты: а чем мы занимались двадцать два года как не подготовкой к войне, чтобы «бить врага на его соб¬ственной территории», как выражался Сталин. К тому же, разве готовятся к войне, снабжая в то же самое время будущего врага военно-стратегиче¬ским сырьем?
Чтобы еще полнее удовлетворить аппетиты Гит¬лера таким сырьем не только из СССР, но и из дру¬гих стран через СССР, И февраля 1940 г. было за¬ключено новое советско-германское соглашение, опять-таки явно в ущерб советским интересам. В свете будущей даты нападения Германии на СССР интересны и сроки поставок сторонами товаров. В то время как немцы должны были поставить свои товары Советскому Союзу в течение двадцати семи месяцев (машины и оборудование), Советский Союз обязался закончить свои поставки через 18 месяцев, то есть как раз к началу нападения Гер¬мании на СССР. Кроме того, Москва обязалась по¬купать для Германии металл и другое сырье в третьих странах, чтобы обойти английскую блокаду. Плюс к этому, Советский Союз разрешил Германии транзит через свою территорию немецких закупок из Маньчжурии, Афганистана, Ирана, Румынии. По поводу нового соглашения доктор Шнурре победо¬носно сообщал в Берлин: «Несомненно, СССР обе¬щает куда больше поставок, чем это оправдано с чисто экономической точки зрения, и он должен делать эти поставки частью за счет собственного снабжения… Соглашение означает для нас откры¬тие дверей в страны Востока. Покупку сырья в СССР и в пограничных к нему странах можно еще больше расширить… Эффект английской блокады будет значительно ослаблен». («Nazi-Soviet rela¬tions…» стр. 134).
Однако, насколько Сталин был щедр и аккура¬тен в поставках Германии стратегического сырья и в деле организации транзитной службы немецких закупок в соседних с СССР странах, настолько же Гитлер был скуп и неаккуратен в ответных постав¬ках. Кремль на это однажды пожаловался тому же Шнурре. Шнурре знал причину. Немецкое правитель¬ство действовало намеренно, ибо, как сообщает Шнурре, «имеется директива рейхсмаршала Геринга избегать поставок в СССР, которые прямо или кос¬венно усилили бы советский военный потенциал» (там же, стр. 200). Контуры «плана Барбаросса» (план нападения на СССР) вырисовывались в голове Гитлера еще при заключении «пакта Риббентропа и Молотова». В демократических странах об этом писали тогда открыто, но только один «гениаль¬ный вождь и учитель» и его клика не могли раз¬гадать коварные замыслы политического ефрей¬тора из Берлина. В этом и главная причина того, что на рассвете 22 июня 1941 года германские самоле¬ты, заправленные советским бензином, начали на широком фронте бомбить советские города. За ни¬ми двинулись германские танки, заправленные тем же советским бензином. Под прикрытием этих танков двинулась и германская пехота, которая ела советский хлеб.
Преступный пакт Сталина с Гитлером раз¬вязал Вторую мировую войну, в которой одних советских людей погибло более двадцати миллио¬нов.
V. ЭКСПАНСИЯ СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ
Партийные историки пишут о «Великой Отечест¬венной войне», игнорируя очевидные исторические факты. Ведь не было единой «Отечественной вой¬ны», а были перераставшие одна в другую три вой¬ны СССР: одна война – завоевательная колониаль¬ная война против Финляндии и Польши и почти од¬новременная аннексия Советским Союзом прибал¬тийских стран, Северной Буковины и, считавшейся спорной территорией, Бессарабии (1939-1940); вторая война – это оборонительная война, называе¬мая «отечественной», против Германии; третья вой¬на – завоевательная колониальная война СССР в Восточной Европе и на Балканах под лозунгом «освобождения» тамошних народов от фашизма.
Только вторая война – оборонительная война против гитлеровской агрессии – была справедли¬вой и действительно Отечественной, что же касает¬ся первой и третьей войн, то они были войнами империалистическими, ибо велись во имя расшире¬ния советской колониальной империи.
В Прибалтике, в отличие от Финляндии и Поль¬ши, Кремль достиг своих целей путем мирной экс¬пансии.
Относительная легкость победы Сталина в Поль¬ше и Прибалтике, кроме всего прочего, объяснялась тем, что Сталин находился в союзе с Гитлером, с которым еще по «пакту Риббентропа-Молотова» разделил сферы влияния в Восточной Европе. Народам этих стран не приходилось ожидать помощи и от демократических держав. Правда, Франция и Англия объявили Войну Германии из-за Польши, но никаких военных действий не предприняли, что же касается аннексии прибалтийских стран Советским Союзом, то и тут демократические державы ограничились лишь платоническими заяв¬лениями о непризнании советской аннексии. Если же говорить о Польше, то Сталин, нанесший ей пре¬дательский удар в спину, протягивал руку «брат¬ской помощи» вовсе не западным украинцам и бе¬лорусам, которые, как чумы, боялись его кровавой руки. Недаром советский народ тогда острил: «Мы им протянем руку, а ноги они протянут сами». Ста¬лин протягивал руку своему союзнику Гитлеру. Польша пала после героического сопротивления, ибо не могла одновременно воевать на два фронта -против Германии и СССР.
Чтобы предотвратить возрождение националь¬ной Польши в будущем, чекисты Сталина-Берии отобрали из плененной польской армии 15.000 поль¬ских офицеров и перестреляли их всех (около 5000 из них в Катыни в 1940 г.). Комиссия экспер¬тов из нейтральных стран в 1943 г. установила, что офицеры в Катыни были убиты летом 1940 г. Когда польское правительство в Лондоне запросило о судьбе других офицеров, то Сталин ответил: «Они убежали, может быть, в Монголию».
В Польше, Финляндии и прибалтийских странах – в Литве, Латвии и Эстонии – Сталин предъявил народам неоплаченный ленинский счет. Хотя Ле¬нин в 1918 г. и старался вернуть военной силой все народы бывшей царской империи в империю советскую, но как раз прибалтийские народы, наряду с поляками и финнами, оказали Красной Ар¬мии Ленина и Троцкого такое упорное сопротивление, что пришлось свою капитуляцию перед их не¬покорностью выдать за добродетель: мы, мол, при¬знаем право народов на независимость. Так, само¬определившись в 1918 г., прибалтийские народы создали цветущие государства с западноевропей¬ским уровнем жизни. В этих странах были большие колонии русских, которые жили здесь с дореволю¬ционных времен. Здесь же нашли политическое убе¬жище большие группы русских беженцев, в числе которых было и много русских интеллектуалов. Были созданы русские культурные и религиозные центры, русские театры, независимая русская пе¬чать, а знаменитые русские профессора почти всех наук преподавали в университетах новых госу¬дарств. Их симпатия и сочувствие были на стороне коренных народов, когда над ними нависла смер¬тельная опасность со стороны их бывшей русской родины. Москва аннексировала прибалтийские стра¬ны по этапам, так, чтобы замаскировать конечную цель – включение этих стран в состав СССР.
Сначала Кремль предложил прибалтийским странам заключить с Советским Союзом пакт о взаимной военной помощи против потенциального «агрессора». Москва заявила, что на эти страны могут напасть «агрессоры», и для защиты от этих «агрессоров» нужно, чтобы эти страны разрешили разместить на своих территориях «ограниченные контингенты» Красной Армии, как теперь в Афгани¬стане.
Москва обещала уважать их национально-го¬сударственный суверенитет, не вмешиваться в их внутренние дела, но одновременно дала понять, что если не будет удовлетворено это советское тре¬бование, то Красная Армия просто займет эти стра¬ны, и тогда они потеряют свою независимость. Вы¬званных в Кремль одного за другим глав этих государств заставили подписать такие пакты в тече¬ние двенадцати дней Эстония подписала пакт 28 сентября 1939 г., Латвия – 5 октября 1939 г., Литва – 10 октября 1939 г. Девять месяцев пона¬добилось Кремлю, чтобы провести в оккупирован¬ных странах радикальную чистку. Правительства, которые подписали пакты о «взаимопомощи», парламенты, которые их ратифицировали, были от¬правлены в концлагеря. За ними последовало около одной трети депортированного населения. Устроили так называемые «свободные выборы» в новые парламенты, на которых присланные из Москвы эстонские, латышские и литовские коммунисты по¬лучили по известному всем методу – от 92 до 99%% поданных голосов. Избранные таким образом пар¬ламенты летом 1940 г. обратились к СССР с прось¬бой принять Эстонию, Латвию и Литву в состав СССР. Кремль великодушно удовлетворил эту просьбу. Далее, 24 июня 1940 г., в согласии с «се¬кретным протоколом» к «пакту Риббентропа-Молотова», советское правительство предъявило Румы¬нии ультиматум в трехдневный срок очистить тер¬риторию Бессарабии и Северной Буковины для включения их в состав СССР. Зная, что за спиной Сталина стоит Гитлер, Румыния капитулировала. 27 июня 1940 г. Красная армия заняла обе терри¬тории.
Аннексией прибалтийских стран, занятием Бес¬сарабии и Северной Буковины, завоеванием погра¬ничных финских земель и вод Советский Союз резко улучшил свою территориально-стратегиче¬скую позицию на Западе, но одновременно показал и истинное лицо советского глобального империа¬лизма.
Как рассказывает летописец, древнерусский князь шел на своих врагов с открытым забралом, заранее объявляя во всеуслышание: «Иду на вы!»
Цивилизованные агрессоры готовят войны ис¬подтишка и нуждаются в том, что дипломаты назы¬вают «казус белли», то есть в предлоге для нападе¬ния, который они к тому же придумывают сами.
Прежде чем напасть на Польшу 1 сентября 1939 г., Гитлер переодел отряд немецких солдат в форму польской армии и атаковал свой собствен¬ный пограничный с Польшей пункт, чтобы заявить внешнему миру, что Польша напала на Германию. Что же касается Сталина, то он умудрился выдать за предлог для агрессии событие, которое вовсе не произошло. Прежде чем начать войну против Фин¬ляндии 30 ноября 1939 г., Сталин обвинил эту маленькую страну не больше, не меньше, как в на¬падении на СССР. В правительственном сообщении об этом нападении говорилось, что финские погра¬ничные части, открыв артиллерийский огонь по со¬ветской территории, убили четырех советских сол¬дат.
Настоящей войне против Финляндии предше¬ствовала сначала советская психологическая война против финского народа с беспримерным по ци¬низму нажимом советского правительства на пра¬вительство Финляндии, с требованием, чтобы финны мирно уступили Советам то, что они хотят взять войной.
5 октября 1939 г. Молотов ультимативно пред¬ложил финскому правительству в течение 48 часов начать с советским правительством переговоры по «важным политическим вопросам». Присланному из Хельсинки представителю финского правительства и будущему президенту Финляндии Паасикиви Ста¬лин коротко и деловито объяснил: «Вы угрожаете безопасности Ленинграда, находящегося от вас в 32 километрах. Поскольку мы не можем передви¬нуть с места наш Ленинград, то мы решили про¬двинуть наши границы вглубь вашей страны». Конкретно Сталин потребовал, чтобы Финляндия уступила СССР ряд островов в Финском заливе, а на полуострове западнее Хельсинки разрешила Крас¬ной Армии построить военно-морскую базу на арендных началах, а также согласилась на некото¬рые «исправления» границ и на севере. Всего Сталин потребовал 2700 кв. км., за что великодушно пред¬лагал Финляндии, в качестве компенсации, дикие карельские болота. Сталин даже острил, как тифлис¬ский кинто старых времен: «Мы ведь требуем всего только 2700 кв. километров, а за это даем в обмен 5500 кв. километров. Скажите, какая великая дер¬жава поступила бы так? Никакая. Только мы такие глупые».
Когда правительство в Хельсинки, соглашаясь на исправление границ у Ленинграда, отвергло дру¬гие советские требования, задевающие его сувере¬нитет, Молотов хладнокровно заявил финскому представителю: «Поскольку гражданские лица не могут договориться, то отныне слово принадлежит военным». Слово военных принесло Кремлю не сла¬ву, а вечный позор. 30 ноября 1939 г. Красная Ар¬мия числом 450 тыс. человек, имея 1900 пушек, 1000 танков и 800 боевых самолетов, на широком фронте перешла финские границы и после некото¬рых первоначальных успехов натолкнулась на та¬кое беспримерное по храбрости сопротивление фин¬нов, что о легкой военной прогулке по Финляндии, о которой думали в Кремле, не могло быть и речи. А ведь во всей финской армии было только 215 тыс. человек, она имела всего 75 самолетов и 60 старых танков. Поэтому-то большевики и войну начали как войну одного Ленинградского военного округа, а фактически она превратилась в войну всей Красной Армии, ибо против финнов воевала половина тог¬дашнего личного состава Красной Армии.
Многие до сих пор думают, что Кремль пресле¬довал в этой войне ограниченную территориально-стратегическую цель – исправить границы и заполу¬чить некоторые острова и полуострова. Это заблуж¬дение. Конечной целью была большевизация всей Финляндии и, по примеру прибалтийских стран, включение ее в состав СССР на правах союзной рес¬публики. Этим, собственно, и объяснялось, что как только Красная Армия захватила финскую погра¬ничную деревню Териоки (ныне Зеленогорск), Кремль поспешил торжественно провозгласить соз¬дание мифической «демократической республики Финляндии» с «временной столицей Териоки». Во главе ее, так сказать, правительства был постав¬лен старый соратник Ленина, политический секре¬тарь президиума Исполкома Коминтерна Отто Куусинен. И вот 2 декабря 1939 г. в Москву из Териок «прибыл» Куусинен попросить военную «братскую» помощь и заключить договор насчет цены такой помощи. Это была, конечно, чистейшая комедия, к тому же совершенно бездарная, что да¬же не похоже на Сталина. Куусинен, хотя бы даже для видимости, мог бы приехать из Териоки. Но он пришел пешком в Кремль из своего Коминтерновского кабинета около Манежа, рядом с Кремлем. Куусинен подписал договор в присутствии Сталина, Молотова, Ворошилова и Жданова. Фотография «исторического акта» подписания договора и сам договор были опубликованы в «Правде». По этому договору Куусинен удовлетворил все желания Мо¬сквы, подарив Советскому Союзу не 2700 кв. км финской территории, а 4000 кв. км перед Ленинградом, плюс все острова и полуострова, которые требовало советское правительство. Ратификацион¬ными грамотами стороны обязались обменяться в ближайшее время в Хельсинки, когда резиденция Куусинена будет перенесена туда из обоза Крас¬ной Армии. Вот тогда финны по-настоящему под¬нялись на всенародную освободительную войну против советского империализма. Маленькому се¬верному народу было тяжело выдерживать чудо¬вищный натиск советского колосса, но и советские потери были колоссальными. По официальным дан¬ным, Красная Армия потеряла 207.000 солдат (фак¬тически цифры были куда выше), финны потеряли 25.000 солдат. Ворошилов потерял пост наркома по военным делам. Назначенный на его место маршал Тимошенко довел действующую армию до 500.000 солдат. Однако Сталин пришел к выводу, что при продолжении войны он рискует столкнуться с англо-французами, которые намеревались направить экспедиционную армию на помощь финнам. По¬скольку западная помощь только планировалась, но так и не приходила, а к тому же Гитлер, находящий¬ся в пакте со Сталиным, требовал от финнов усту¬пить Сталину, то финны решили за лучшее принять условия Сталина. Вся пограничная с Карелией об¬ласть с городом Выборгом, а также отрезки терри¬тории на востоке и севере страны – всего 35.000 кв. км. – финны вынуждены были уступить Советско¬му Союзу.
Это была редкая в истории война, в которой на¬род потерял часть территории, но не поступился на¬циональной честью.
Готовясь к войне с Советским Союзом, Герма¬ния добилась в начале июня 1941 г. размещения в Финляндии одной немецкой дивизии. Однако, когда началась война между Германией и СССР, Финляндия заявила, что остается нейтральной. Несмотря на это, 25 июня 1941 г. советские самолеты бомбарди¬ровали финскую территорию. Только после этого 10 июля финны на широком фронте перешли со¬ветские границы и вернули себе обратно все заня¬тые советской армией области, взяв заодно и всю Карелию, включая ее главный город – Петроза¬водск. Вопреки давлению немцев, маршал Маннергейм отказался продолжать дальше войну против СССР. Начатое Красной Армией в конце июля боль¬шое наступление было отбито еще в начальной ста¬дии. Ее потери были, как и в первой войне, велики – Красная Армия потеряла убитыми и ранеными 260.000 солдат.
2 сентября 1944 г. Финляндия вышла из войны. Новые условия мира для нее были еще тяжелее, чем в первой войне. Все-таки и этот тяжелый мир не смог принудить Финляндию стать советским сател¬литом, как ими стали восточно-европейские страны.
Кремль старался через так называемую Конт¬рольную комиссию «союзников», заседавшую в Хельсинки, навязать финнам коммунистические порядки, но очень быстро понял, что имеет дело с противником, которого можно уничтожить, но по¬корить нельзя. Тонкие дипломаты, мужественные воины, финны учили советских генералов учтивому обращению с побежденными. В этом отношении характерна сцена на заседании союзнической Конт¬рольной комиссии, куда, между прочим, входили и английские офицеры. Когда вызванный на ее засе¬дание маршал Маннергейм вошел в зал, советский представитель, член Политбюро генерал-полковник Андрей Жданов не соизволил встать, несмотря на то, что его английские коллеги встали. Тогда мар¬шал Маннергейм обратился к Жданову на отличном русском языке (он ведь был генералом русской императорской армии) : «А что, в вашей армии раз¬ве есть обычай – генералы продолжают сидеть, ког¬да в зал входит маршал?» Свидетели рассказывают, что Жданов даже покраснел и встал. На приеме фин¬ской правительственной делегации в Кремле в 1947 г. Сталин произнес тост: «Я пью за храбрую финскую армию». Сталин на этот раз не льстил и не врал, а говорил беспримерную в его устах правду.
VI. ЯЛТА – ТРИУМФ СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ
После победы во Второй мировой войне анти¬гитлеровской коалиции все восточно-европейские страны из-под ига фашизма перешли под иго боль¬шевизма.
Ялтинская конференция была запоздалой по¬пыткой западных союзников спасти эти страны от такой судьбы. На деле получилась санкция западных держав на раздел Европы. Лучше было бы, если бы Ялтинская конференция вообще не состоялась. Время и место каждой конференции навязывал Сталин, когда это было выгодно ему. После Сталин¬града состоялась Тегеранская конференция, после занятия Красной Армией большинства восточно¬европейских стран состоялась Ялтинская конфе¬ренция. Если западные державы хотели спасти Восточную Европу и Балканы от коммунизма, то первую конференцию союзников надо было со¬звать, когда Гитлер подошел к Москве, а Сталин был в великой панике. Тогда судьба коммунистиче¬ского режима висела на волоске, а России угрожало расчленение. Чтобы спасти то и другое, Сталин и его клика были бы вынуждены дать не только га¬рантии восстановления свободы и независимости восточно-европейских народов, но пойти и на внут¬ренние политические и социальные реформы, как доказательство своей искренности. Нельзя думать, что такое требование было бы нереалистическим. Ведь оставленный один на один с Гитлером, без второго фронта на Западе, первым погиб бы Сталин, а не Гитлер. Ялтинская конференция была великим обманом Сталина и самообманом Запада.
В американском самообмане сыграли роль два фактора: переоценка военного потенциала своего второго врага – Японии и недооценка политиче¬ского коварства Сталина.
Ялтинская конференция с участием Рузвельта, Черчилля и Сталина происходила с 4-го по 11 февра¬ля 1945 года, за три месяца до капитуляции Гер¬мании и за шесть месяцев до капитуляции Японии. Судьба Германии уже определилась – Красная Ар¬мия заняла восточно-европейские страны – Поль¬шу, Румынию, Венгрию, Болгарию (хотя последняя была нейтральной в войне). Неудержимо двигалась Красная Армия главным фронтом на Берлин и по¬бочным фронтом в сторону Чехословакии и Юго¬славии. Тем временем западные союзники заняли с юга большую часть Италии, а с запада вступили на немецкую территорию. Поскольку главные свои си¬лы немцы сосредоточили на Восточном фронте, то западные союзники имели шансы занять не только Саксонию и Тюрингию, как это и произошло, но и Берлин, который по военному соглашению без нужды и в ущерб политической стратегии был уступлен Красной Армии. Таким образом, к началу Ялтинской конференции капитуляция Германии была вопросом нескольких недель, однако положе¬ние с Японией оставалось неясным. Начальники штабов американских вооруженных сил сообща¬ли президенту Рузвельту, что без участия Совет¬ского Союза война против Японии одними амери¬канскими силами будет продолжаться не менее 18 месяцев, то есть до середины 1946 года. До сих пор американцы освобождали страны и острова, оккупированные японцами в Азии и на Тихом океане, но несли при этом большие потери. Теперь предстояла высадка в самой Японии.
Американские стратеги находили, что эта вы¬садка будет стоить американской армии сотен ты¬сяч солдат. Как выяснилось потом, расчеты эти ока¬зались ошибочными, ибо Япония находилась на ис¬ходе сил, даже без применения американских атом¬ных бомб.
Вероятно, Рузвельт не учитывал также, что с применением атомных бомб война против Японии вообще кончилась бы без всякого участия СССР. Но, как бы там ни было, американский президент, хо¬рошо зная упорство японцев в войне на Тихом океа¬не и боясь больших потерь американской армии при высадке в Японии, решил уступками на Ялтин¬ской конференции склонить Сталина к участию в войне против Японии. К тому же, президент, вероят¬но, учитывал, что в отличие от западной стратегии максимально экономить жизнь солдат, стратегия Сталина и его генералов была основана на массиро¬ванном и безоглядном расходовании солдатских жизней. Поэтому-то потери Красной Армии даже в обороне были в три-четыре раза выше немецких.
Уступки Америки и Англии в Ялте сами по себе казались скорее уступками тактическими, чем стра¬тегическими. Причем, в основном вопросе – о по¬слевоенной судьбе восточно-европейских народов – в Ялте пришли к соглашению, что эти народы создадут у себя демократические режимы при сво¬бодных тайных выборах. Вот что говорилось на этот счет в «Декларации об освобожденной Евро¬пе», принятой в Ялте: «Установление порядка в Европе и восстановление национальной экономи¬ческой жизни должны быть достигнуты таким процессом, который помогает освобожденным наро¬дам создавать демократические учреждения по своему собственному выбору. Основной принцип «Атлантической хартии» гласит: право всех народов выбирать такую форму правления, при которой они хотят жить; восстановление суверенных прав и самоуправления для тех народов, которые были насильственно лишены их». Далее говорится, что три правительства – США, Англия, СССР – будут помогать «создавать временные органы власти, которые, будучи организованы на широкой базе, представляющие все демократические элементы на¬селения, обязаны в ближайшее время путем свобод¬ных выборов образовать правительства, отвечающие воле народов». О Польше, из-за которой Англия, собственно, и объявила войну Германии, было ска¬зано, что созданное Москвой так называемое Вре¬менное польское правительство вместе с польским правительством в изгнании в Лондоне образуют Польское временное правительство национального единения. Это правительство обязано как можно скорее провести в стране свободные, беспрепят¬ственные выборы на основе всеобщего избиратель¬ного права и тайного голосования. Сталин заверил своих коллег по конференции, что Польша не будет коммунистической страной, ибо, говорил он, «по¬ляки националисты и индивидуалисты»; не будут поляки зависеть и от Москвы. К сорокалетию Ял¬тинской конференции «Правда» писала: «Глава советской делегации упорно отстаивал «…созда¬ние мощной, свободной и независимой Польши» («Правда», 8. 2. 1985). Такие же обещания Сталин дал и в отношении всех других стран Восточной Европы. Однако Красная Армия, вступая в Восточ¬ную Европу, везла в обозе коммунистических пра¬вителей для каждой «освобожденной» страны – всех этих Берутов, Дмитровых, Ракоши, Готваль¬дов, Ульбрихтов, – которые немедленно приступили к большевизации захваченных Красной Армией стран. Приводят аргумент, что Сталин и его запад¬ные союзники по-разному интерпретировали Ялтин¬ские соглашения. Однако соглашения судьбонос¬ного характера, какими были Ялтинские, не долж¬ны допускать возможности разного их толкования, тем более, что и Рузвельт и Черчилль знали, с кем они имеют дело. Рузвельт еще накануне войны за¬явил, что большевистская власть в Москве такая же тираническая, как и фашистская власть в Берлине, а Черчилль вообще считался со времени английской интервенции в помощь генералу Деникину в 1919 г. присяжным врагом большевизма. Так что Ялтин¬ская катастрофа Запада объясняется не только и не столько разным толкованием сторон, сколько ве¬щами более прозаическими: Рузвельту важно было уговорить Сталина вступить в войну против Япо¬нии, что он сделал бы и без уговоров президента, а Черчиллю важно было спасти Британскую империю от развала, если не в дружбе со Сталиным, то хотя бы при нейтралитете с ним, что тоже было полней¬шим самообманом. Нынешний президент Америки Рональд Рейган заявил к сорокалетию Ялты: «Суще¬ствует одна символизирующая Ялту линия, которая никогда не может обрести законность: это водораз¬дел между свободой и угнетением… Я не колеблясь заявляю, что мы хотим упразднить эту линию».
Включив в свою последнюю в мире империю дополнительно еще восточно-европейские страны, Советский Союз этим не удовлетворился. Он начал расширять свою имперскую власть на все конти¬ненты мира. Парадоксально, но факт: старые импе¬рии обогащались за счет колоний, а советская им¬перия нищает из-за новых коммунистических ре¬жимов, которые надо охранять, кормить и воору¬жать за счет метрополии. Чтобы удержать в составе империи жертв Ялты, Кремлю приходится дер¬жать в одних из этих стран вооруженные силы, а другим угрожать вводом войск, если они взду¬мают выйти из «Варшавского договора», как это пыталась сделать Венгрия в 1956 г., или просто стать на путь либерализации, как этого хотела Чехо¬словакия в 1968 г. Что же касается «марксистско-ленинских» режимов в Африке, Азии и Латинской Америке, то они все находятся на материально-военном иждивении Москвы, не из-за «братской солидарности» с ними, а потому, что они служат трамплином на пути дальнейшей глобальной со¬ветской экспансии. Каждое новое территориаль¬ное приобретение – новая тяжесть на шее советско¬го народа. Спрашивается, сколько таких тяжестей он может выдержать?
В заключении данной главы, я хочу остановить¬ся на причинах, почему Красная Армия терпела по¬ражения на первом этапе войны.
Когда партийные историки пишут о советской военной катастрофе первых лет войны и успехах немецких войск, то они повторяют фактически не¬верный и политически абсурдный тезис Сталина о том, что немцы имели успех благодаря фактору внезапности нападения. На самом деле глубокие причины первоначальных поражений Красной Ар¬мии и секрет немецких успехов лежат совершенно в другой области – в области политической, военно-кадровой и отчасти даже в области психологиче¬ской. Укажем сначала на политические причины и факторы.
Только к самому началу войны Сталин и его кремлевская клика закончили свою беспрецедент¬ную в истории человечества инквизицию – «Вели¬кую чистку», в результате которой были заперты в концлагеря от 10 до 15 миллионов советских граждан. Это означало, если приплюсовать сюда и десять миллионов жертв принудительной коллективиза¬ции, что в стране практически не было семьи, прямо или косвенно не задетой чисткой. Отсюда муки и страдания во всех уголках страны и во всех слоях народа. Отсюда же и всеобщее отчаяние, доходившее до пораженческих чувств в начавшейся войне, лишь бы избавиться от тирании Сталина. Многим хотелось верить, что культурная Германия придет к ним как «освободительница» от НКВД, концлагерей, кол¬хозов, сталинской тирании. Когда они убедились на практике, что Гитлер пришел в Россию не освобо¬дить ее от тирании, а помножить тиранию политиче¬скую на тиранию расовую, антирусскую, велико-германскую – вот тогда только и началась «Вели¬кая Отечественная война», в которой Сталин уже апеллировал не к Марксу и Энгельсу, а к древне¬русским князьям, прославленным царским полко¬водцам и русской православной церкви. А чекисты еще втихомолку пускали целенаправленные слухи, что после победоносного окончания войны все будет по-другому, по-новому – не будет больше террора, исчезнет тайная полиция, закроют лагеря, распустят колхозы. Словом, Сталин перестанет быть Сталиным. И всему этому – народу тоже хотелось верить. Вторая важнейшая причина поражений, а в области военного искусства даже решающая, лежала в том всеобщем разгроме советских военных и военно-политических кадров, который Сталин и чекисты учинили как раз накануне войны. Здесь я хочу процитировать официальный и авторитетный советский источник. Источник этот – книга «Вели¬кая Отечественная война Советского Союза 1941-1945. Краткая история, под редакцией П.Н. Поспе¬лова и маршалов Гречко, Соколовского, Захарова, Баграмяна» (М. Воениздат, 1965). Так вот, на страницах 39-40 этой книги буквально сказано сле¬дующее: «В 1937-1938 гг., а также и в последующее время, в результате необоснованных репрессий по¬гиб цвет командного и политического состава Крас¬ной Армии. Как «агенты иностранных разведок» и «враги народа» были уничтожены три маршала (из пяти); погибли все командующие войсками воен¬ных округов… были уничтожены или разжалованы и подвергнуты длительному заключению многие видные военные деятели и герои гражданской вой¬ны… Из армии были устранены все командиры кор¬пусов, почти все командиры дивизий, командиры бригад; около половины командиров полков, чле¬ны военных советов и начальники политических управлений округов, большинство военных комис¬саров корпусов, дивизий, бригад и около одной трети военкомов полков». Если бы Сталин и че¬кисты не устроили этой антигосударственной и бес¬смысленной чистки, то можно сказать с уверенно¬стью, что немецкая армия не осмелилась бы напасть на СССР, а если бы напала, то никогда не дошла до Москвы и Волги. Есть еще третий фактор, который обусловил первоначальные поражения Красной Ар¬мии. Пока Гитлер не напал на СССР, советское пра¬вительство считало, что фашистская Германия ве¬дет справедливую оборонительную войну против западных демократических стран. Поскольку Ста¬лин разделил Польшу с Гитлером, то и в нападении Германии на Польшу советское правительство и советская пресса обвиняли не агрессора, а его жерт¬ву, не пожелавшую подчиниться диктату Берлина. Хотя Советский Союз и после «пакта Риббентропа-Молотова» 1939 г. продолжал считать себя нейтраль¬ным в начавшейся Второй мировой войне, но факти¬чески в силу этого пакта Советский Союз стал ин¬тендантом воюющей Германии.
У Кремля были не только политические и стра¬тегические просчеты в ухаживаниях за Гитлером, но и грубейшие психологические просчеты. Кремль систематически насаждал в печати и радиопереда¬чах культ непобедимости немецкого оружия, воз¬водя до небес качество немецкой военной техники и успехи стратегии «блицкрига». Просмотрите со¬ветские газеты тех времен и вы легко убедитесь в справедливости сказанного. Помимо всего прочего и это обстоятельство, нанесшее сознанию советского солдата нечто вроде психической травмы, добавило трагическую ноту в массовую панику советских войск, когда они в начальный период войны целы¬ми армиями сдавались в плен или сотнями тысяч бежали с поля битвы без оглядки, бросая оружие. Это были люди, которые вычитали из советских газет, слышали по советскому радио и видели в советских киножурналах, как эта немецкая армия за несколько недель триумфальным маршем про¬шла по Европе, разбила великую Францию, изгнала с континента мировую английскую империю, – как возможно было противостоять этому современному чудо-богатырю!
Вот так был подготовлен и культивирован психоз паники, равно как и предубеждение, что не¬мецкое оружие непобедимо, а поражение собствен¬ной страны в данной войне меньшее зло, ибо оно избавит страну от сталинской тирании. Надо при¬знать, что народ в данном случае думал точь-в-точь, как думал Ленин о первой войне между Германией и Россией, когда писал в Манифесте РСДРП от 1 но¬ября 1914 г.: «Для нас, русских социал-демократов, не может подлежать сомнению, что… наименьшим злом было бы поражение царской монархии», то есть России («КПСС в резолюциях», ч. I, M. 1954, стр. 323).
Однако, очень скоро выяснилось, что на Совет¬ский Союз напал такой же варвар и народоубийца, как и сам Сталин, с той только разницей, что он был чужеземцем. Тогда народы СССР предпочли соб¬ственного варвара чужеземному – тем более, что люди поверили дезинформации чекистов, что по победоносной войны Сталин немедленно приступит к новым «великим реформам».
ЧАСТЬ IV. ПОСЛЕСТАЛИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
I. НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В ЭРУ ХРУЩЕВА И БРЕЖНЕВА
Сталин был холодный, скрупулезный и терпели¬вый калькулятор в политике, который знал не толь¬ко границы своих возможностей, но и природу объекта, на который направлена его политика. По¬литик среди уголовников и уголовник среди поли¬тиков, Сталин нашел в синтезе политики с уголов¬щиной тот универсальный и магический рецепт, при помощи которого он действовал как в общей, так и в национальной политике. В его богатой уго¬ловно-политической карьере вы не найдете ни од¬ной предпринятой им политической акции, в кото¬рой он потерпел бы поражение. Даже став неогра¬ниченным диктатором, он не позволял себе ни эмо¬циональных взрывов, ни импровизированных реше¬ний. Как новые решения, так и пересмотр уже при¬нятых, подготовлялись с расчетом на абсолютный успех.
Во всем этом его преемник Хрущев был анти¬подом своего предшественника.
Сталин ликвидировал ленинский нэп и нэпма¬нов – и уцелел, Сталин ликвидировал свободное крестьянство, составлявшее 80 процентов населе¬ния страны, – уцелел, Сталин ликвидировал ленин¬скую партию, организатора победы в Октябрь¬ской революции и гражданской войне – уцелел. Но когда он подошел к проблеме ликвидации нацио¬нальных республик и слиянию нерусских наро¬дов с русским в одну коммунистическую нацию с одним общим русским языком, то тогда Сталин остановился, словно почуяв, что тут уж не уце¬леет.
Хрущев решил: на что не осмелился Сталин, может отважиться он. По его поручению идеологи¬ческий аппарат партии под руководством Суслова разработал целую комплексную программу дена¬ционализации нерусских наций СССР, чтобы подго¬товить их слияние с русской нацией. В программе этой нет элементов прямого насилия, да и названа она фарисейски и идиллически одновременно: «Рас¬цвет и сближение наций». Но «расцвет» понимался как привитие нерусским народам русской культу¬ры, а «сближение» – как слияние. Стержень про¬граммы: превратить русский язык в родной язык всех нерусских народов как предварительное условие создания единой коммунистической нации.
Методы и каналы русификации предусматри¬вались многообразные. Главные из них суть:
1. В связи со школьными реформами 1958 г. был принят закон, согласно которому изучение национального языка и обучение на национальном языке в национальных школах считались делом добровольным. От родителей зависело, в какую школу русскую или национальную – отдать своих детей. Родители также решают, на каком языке в национальной школе должно вестись обу¬чение – на русском или родном языке. Разумеется, родители, думая об успешной карьере своих детей и хорошо зная, что дорога «наверх» идет через рус¬скую школу, отдают детей туда.
2. В словарный фонд национальных языков на¬меренно щедро вносятся русские слова и русская терминология, несмотря на наличие в этих языках соответствующих эквивалентов. Даже русское но¬ вое словообразование с связи с развитием техники предлагается включить в национальный язык, хотя национальное словообразование сразу дало бы понять, о чем речь (например, «вертолет», «пыле¬сос», «телевидение» и др.).
3. Массовая колонизация славянским населе¬нием Туркестана и Кавказа с установкой создания там славянского большинства в общем националь¬ном составе республик.
Такая практика русификации нерусских язы¬ков началась еще при Сталине, но широко прово¬дилась в эру Хрущева. Поэтому неудивительно, что, например, по данным специалистов, в тюрко-татарском словаре за 1958 г. в два раза больше русских слов, чем это было в словаре 1929 г., а в узбекском словаре зарегистрировано за тот же период около 20 процентов слов русского происхождения. С тех пор процесс русификации национальных языков развивается стремительно и в более широком масш¬табе. Энтузиазм русификаторов в области литерату¬ры порой принимает уродливые формы, граничащие с нелепостью. Москва, например, не разрешает ли¬тераторам национальных республик переводить на родной язык иностранных классиков с языка ори¬гинала, т. е. они должны переводить их с русского перевода (совсем недавно азербайджанцы перевели Гете на свой язык с русского перевода).
Против такой практики переводов иностран¬ных книг выступают даже сами русские авторы. Так, в Казахстане русский критик В. Лобин дал уничтожающую характеристику таким переводам, когда писал: «Переводить иностранных писателей, труды иностранных ученых с русских переводов на казахский язык – это все равно, что получать масло из молока, прошедшего через сепаратор». Прави¬тельственная газета «Известия» оказалась настолько задетой этим выступлением русского человека в защиту нерусских языков, что назвала его дерзкой «вылазкой против великого русского языка» («Известия», 28. 12. 1963).
Были случаи, когда и сами националы вы¬ступали в защиту чистоты своих языков (в том же Туркестане, см. «Партийная жизнь Казахста¬на», № 9, 1959). В Грузии даже создали в явоч¬ном порядке специальный «Комитет за чистоту национального языка». Те же «Известия» не за¬медлили подвергнуть грузинскую инициативу раз¬громной критике с чисто великорусских позиций, чтобы другим нерусским народам неповадно было подражать грузинам (см. «Известия», 24. 9. 1963). Сейчас, почти через четверть века, известный со¬ветский писатель, пишущий по-русски и по-кир¬гизски, Чингиз Айтматов поведал внешнему миру, как развивается киргизская национальная куль¬тура. Он заявил: «Не надо изображать дело так, что в наших национальных сферах все решено и нет ни¬каких проблем… Размышлять надо о том, насколь¬ко глубоко и демократично развивается нацио¬нальная культура, национальное самосознание… Русский язык – великий, но это не означает, что не надо обращать внимание на внутренние зако¬номерности другого национального языка и при¬вносить в него, в частности, из русского то, что мож¬но не привносить. Курьезным фактом в этом смыс¬ле являются названия двух областных газет, вы¬ходящих на киргизском языке – одна из них на¬зывается »Исык Кол правда-си», а другая »Нарын правда-cи»…Меня это глубоко оскорбляет. Что же это за народ с тысячелетней историей, у которого в языке отсутствуют слова »правда», »истина», »справедливость». Кому нужно такое ко¬верканье русского языка и унижение киргизского, в котором только синонимов понятия »правда» насчитывается около десяти». («Литературная га¬зета», 31.8.1986).
То, чем возмущается здесь Айтматов, однако, было и остается «генеральной линией» партии в языковой политике. В эпоху Хрущева партийные философы выдвинули даже совершенно новую идею в отношении дальнейших перспектив разви¬тия национальных культур народов СССР. В основе новой идеи лежал тезис: нерусские народы могут создавать свою национальную культуру на русском языке. Так, журнал «Вопросы философии» утверж¬дал, что потеря родного языка не означает для не¬русских народов, что они лишаются тем самым воз¬можности творить свою национальную культуру. Успехи языковой русификации среди малых наро¬дов СССР выдавались как предвосхищение перехо¬да на русский язык культуры и литературы наций союзных республик. Журнал писал: «У нас в СССР имеются факты, когда многие племена, народности и небольшие нации используют русский язык для развития своей национальной культуры» («Вопросы философии» № 9, 1961). В этой связи журнал наз¬вал народы, которые начали создавать националь¬ную культуру и литературу на русском языке: карелы, удмурты, марийцы, коми, мордва и осе¬тины.
Если в школах к литературе партия применят прямые и открытые методы русификации, то суще¬ствуют сферы, где она прибегает к косвенным и скрытым методам для достижения той же цели:
1. массовая миграция славянского, преимуществен¬но русского, населения в нерусские республики;
2. новостройки – заводы, фабрики, совхозы – в национальных республиках создаются со смешан¬ным «интернациональным» контингентом рабочих из разных народов, чтобы они между собой вынуждены были говорить по-русски;
3) в армии нет на¬циональных формирований не только из-за недове¬рия к националам, но еще и для того, чтобы смеши¬вая национальных солдат с русскими, поставить их в условия необходимости изучить русский язык;
4) места заключения (тюрьмы, лагеря, ссылки) тоже являлись и являются «школой интернацио¬нального воспитания» наций на русском языке. В 1959 г. Хрущев захотел узнать, каких же успехов достигла политика «интернационализации» на русской основе за сорок с лишним лет суще¬ствования советской империи. В том году была про¬ведена, впервые после 1926 года, Всесоюзная пере¬пись населения СССР, где специально был поставлен вопрос о том, как велик процент среди нерусских, считающих русский язык своим родным языком. Успехи языковой политики оказались скромными, если сравнить их с большими усилиями партии, с ее неограниченной властью. Так, если по переписи 1926 г., нерусских, признавших русский язык своим родным языком, было 6,6 миллиона человек, то в 1959 г. их стало 10,2 миллиона. Языковая асси¬миляция чувствительно коснулась главным образом маленьких народов и народов, не имеющих своей территории. У более крупных народов ее успехи не¬значительны. Если брать союзные республики, то только среди славянских народов, живущих в го¬родах со смешанным населением, число людей счи¬тающих русский язык своим родным языком, составило в 1959 г. от 10 до 15 процентов, среди балтийских народов и молдаван оно не доходило и до 5 процентов, в то время как во всех туркестан¬ских республиках и Грузии этот процент ниже двух, а в Азербайджане выше двух. Среди армян, 44 процента которых живут вне Армении, считают русский родным языком 8 процентов. Разнообразной оказалась картина и в автономных республиках. В девяти из 17 автономных республик, где населе¬ние живет компактной массой, процент националов, считающих русский язык родным языком, исчис¬ляется от одного до пяти, а в республиках со сме¬шанным населением он поднимается до восьми. Наибольший успех языковой ассимиляции отмечен среди народов, живущих в СССР без собственной территории, без собственных школ, без националь¬ной литературы и искусства. Так, среди русских немцев 25 процентов признали своим родным язык русский, среди поляков 45 процентов, среди евреев – 78 процентов.
Я хочу быть правильно понятым. Величие рус¬ского языка и гениальные творения русских клас¬сиков, писавших на нем, являются достижениями всей мировой культуры и литературы. Только не надо, как сам Ленин говорил о русификации, «за¬гонять в рай дубинкой», если она даже завернута в бархат псевдоинтернационализма.
Отказ от коренизации в 30-е годы означал про¬возглашение нового курса в национальной полити¬ке, состоящего из двух связанных между собой эле¬ментов – языковая денационализация снизу и декоренизация органов власти сверху. О первом аспекте нового курса мы уже говорили, будем говорить и дальше, но сейчас поговорим о втором аспекте. Еще при Сталине были введены в национальных респуб¬ликах институты «вторых секретарей» партии и «первых заместителей» главы правительства, назна¬чаемых прямо из Москвы. Существовало неписа¬ное правило, что первого секретаря партии, предсе¬дателей правительства и «парламента» назначают из представителей коренной национальности рес¬публики (кроме Украины и Белоруссии). С 30-х годов это новое положение стало законом с уточнением функций «вторых секретарей», которые отныне руководят двумя отраслями партийной работы: распределением кадров и «интернацио¬нализацией» республик. Этот пост не может зани¬мать местный национал или даже местный русский. Его занимает партаппаратчик, непосредственно на¬значенный из ЦК КПСС и только перед ним ответ¬ственный.
Второй секретарь – не только московское бди¬тельное око, но и фактический правитель. Юридиче¬ский правитель – «первый секретарь» – национал – это знает точно, знает также, что при малейшем на¬рушении правил игры его бесцеремонно высадят из кресла «первого».
В назначении «вторых секретарей» не делается исключения и для тех республик, первые секретари которых добрались в своей партийной карьере до самого Политбюро (Кунаев, Рашидов, Мжаванадзе), если бы даже эти первые секретари были и чекист¬скими генералами (Алиев, Шеварднадзе). Так же обстоит дело и в отношении государственных ор¬ганов. Есть определенный круг должностей, кото¬рые и здесь занимают лица, непосредственно назна¬ченные из Москвы – «первые заместители» предсе¬дателей советов министров и президиумов Верхов¬ных советов, а также должности, которые, в прин¬ципе, могут быть заняты москвичами: руководи¬тели госбезопасности, внутренних дел, военных округов, гарнизонов и пограничных войск, а также руководители предприятий всесоюзного значения.
Хрущев сначала тоже придерживался этого ста¬линского порядка, но вносил коррективы в непо¬следовательную политику Сталина. Сталин не раз¬решал назначать «вторых секретарей» в Грузию, Азербайджан и Армению из Москвы. Хрущев ввел и там институт «вторых секретарей». Сталин не разрешал назначать первыми секретарями Украины и Белоруссии украинцев и белорусов. Хрущев впер¬вые отменил и этот порядок, назначив в обеих рес¬публиках первыми секретарями соответственно украинца и белоруса. Хрущев вскрыл на XXсъезде партии уголовные преступления Сталина, гранича¬щие с народоубийством – поголовную депортацию в Среднюю Азию и Казахстан чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкар, калмыков, и восстановил их автономию.
Хрущев и в этом не был последователен, не реа¬билитировав крымских татар, месхов, немцев. Не был он последователен и в проведении старой кадровой политики в туркестанских республиках – первыми секретарями назначать местных людей. С Хрущева соответственно началась практика назна¬чения русских первыми секретарями в Казахстане. Когда первый секретарь ЦК Казахстана казах Шаяхметов и второй секретарь русский Афонов высту¬пили против славянской колонизации Казахстана под видом поднятия целины, то Хрущев их вызвал в Москву и сообщил им, что они сняты, назначив на их место Пономаренко и Брежнева.
Хрущев решил вернуться к дореволюционному ленинизму – к слиянию наций.
Мы видели, что до революции Ленин был вра¬гом любой формы федерации для России. Респуб¬лику, которую он провозгласил после захвата вла¬сти, он сначала объявил просто Российской совет¬ской республикой. Только на IIIсъезде Советов 25 января 1918 года Ленин, предчувствуя опасность распада Российского многонационального госу¬дарства, в случае если он будет настаивать на уни¬тарной форме правления, решил объявить Россий¬скую республику Российской федерацией (РСФСР) .
Ленин скоро увидел, что даже такую форму федерации отвергают как национальные коммунисты, так и нерусские народы. Их пугало и отталки¬вало слово «Россия». И вот, когда в 1922 году рус¬ские и национальные большевики решили объеди¬нить независимые советские республики в одну но¬вую федерацию, то тогда и возник новый тип феде¬рации – СССР.
По конституции СССР, к компетенции прави¬тельства в Москве были отнесены только шесть отраслей государственного управления:
1. иностранные дела,
2. военно-морские дела,
3. внешняя торговля,
4. пути сообщения,
5. почта и телеграф,
6. финансы.
Во всех остальных отраслях государственной жизни федерированные советские республики оста¬вались суверенными. Соответственно были созданы и правительственные органы власти (наркоматы): одни двойного подчинения, как ВСНХ, продоволь¬ствия, труда, финансов и РКИ, другие только мест¬ного подчинения – как наркоматы внутренних дел, юстиции, просвещения, здравоохранения, социально¬го обеспечения. Конечно, было единое централизо¬ванное коммунистическое руководство над всеми республиками, но и здесь ленинский устав оговари¬вал автономии национальных компартий в решении местных проблем. Некоторые из этих прерогатив ленинской конституции, в том числе и право сво¬бодного выхода союзной республики из состава СССР, перекочевали и в сталинскую конституцию 1936 года. Конечно, любая конституция при одно¬партийной системе – пустая бумажка, одна лишь проформа, чтобы придавать диктатуре партии ви¬димость правового государства. И все-таки Сталин предпочитал проформу, сохраняя федерацию квази¬суверенных национальных республик.
Хрущев пришел к выводу, что наступило время подумать не только о конкретных сроках наступле¬ния коммунизма, но и о слиянии наций, как это предусматривает сама цель коммунизма. Обе эти проблемы Хрущев поставил в третьей Программе партии, установив для решения первой проблемы совершенно конкретный срок – построить комму¬низм через 20 лет (1961-1980), а вторая проблема была сформулирована в Программе на эзоповском жаргоне партии, а потому не была понята. Между тем расшифровать эзоповский язык было нетрудно. Хрущев хотел не больше и не меньше, как превра¬щения национальных республик в географические понятия. Вместо сталинской формулы «расцвет национальных по форме и социалистических по со¬держанию культур», Хрущев и его шеф-идеолог Суслов выдвинули новую формулу, о которой уже говорилось: «расцвет и сближение наций». Из этой формулы намеренно была исключена «националь¬ная форма» Сталина, то есть национальный язык как главное орудие любой национальной культуры. Причина ясна: когда произойдет «слияние наций» через «сближение», то и язык будет для всех один – русский.
Первой ступенью к слиянию наций и созданию единой коммунистической нации и является новая социальная общность – так называемый «советский народ».
Стыдливо избегая упоминать дореволюционную формулу Ленина «целью социализма является не только сближение наций, но и слияние их» (Ленин, Соч., т. 22, IVизд., стр. 135-136), «Программа КПСС» говорит, что задача партии – это «дальней¬шее сближение наций и достижение их полного единства». (Программа КПСС, 1961 г., стр. 112-113).
Посмотрим, как рисовалась в Программе пар¬тии судьба союзных республик в ближайшие два десятилетия. Сначала оговоримся, что текущая на¬циональная политика Хрущева в вопросах управле¬ния, как и его общая политика, была более либе¬ральная, более умеренная и более терпимая после тридцатилетней тирании Сталина.
В ряде законов и актов 1957 года значительно были расширены права союзных республик. Однако в главном и решающем положение не изменилось: суверенитет союзных республик как был, так и остался фиктивным. Им расширили круг админи¬стративных полномочий, не трогая их вассальный статус. Ведь в законоинициативе и законотворче¬ской деятельности между «суверенной» союзной республикой, скажем, Узбекистан и простой ад¬министративно-территориальной единицей (скажем, Орловская область) никакой абсолютно разницы нет. ЦК партии Узбекистана имеет те же права и обязанности, что и Орловский обком партии (сам Устав КПСС ставит центральные комитеты ком¬партии союзных республик в один ряд с обычными обкомами РСФСР в отношении их прав и обязан¬ностей).
Органы верховной власти в Узбекистане – Вер¬ховный Совет и Совет Министров – осуществляют ту же «законодательную» и административную власть, что Орловский областной совет и облиспол¬ком с той только разницей, что в Узбекистане дуб¬лируют уже принятые в Москве законы, как свои собственные, а Орловская область проводит их в жизнь без дублирования. Поэтому не было ничего удивительного и неожиданного, когда Кремль запи¬сал в свою Программу следующее положение: «Развернутое коммунистическое строительство означает новый этап в развитии национальных от¬ношений в СССР, характеризующийся дальнейшим сближением наций и достижением их полного един¬ства… Границы между советскими республиками в пределах СССР все более теряют свое былое зна¬чение» (Программа КПСС, 1961, стр. 20). В Про¬грамме сказано и об общем языке для всех наций СССР: «Русский язык фактически стал общим язы¬ком общения и сотрудничества всех народов СССР» (там же, стр. 22).
Что в Программе речь шла о ликвидации давно несуществующей федерации союзных республик в ближайшем будущем, было видно из интерпретации Программы авторитетным органом Академии наук СССР – журналом «Советское государство и пра¬во». Вот что писал названный журнал по свежим следам принятия Программы: «В настоящее время вопрос о национальных взаимоотношениях в СССР имеет лишь прямо ком¬мунистическую постановку – достижение всесто¬роннего единства советских наций с конечной перс¬пективой их полного слияния… если раньше степень федерирования, характер национальной государ¬ственности, юридическое содержание национально-государственных границ имели значение гаранта на¬циональной свободы, то теперь они по существу не имеют больше такого смысла… Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что с этой стороны нацио¬нальная государственность и федерация в целом вы¬полнили свою историческую миссию» («Совет¬ское государство и право», М., 1961, № 12, стр. 15, 23). Другими словами, поскольку федерация и федерированные республики уже выполнили свою историческую миссию, они подлежат упразднению. Вероятно, в качестве подготовительной меры по реорганизации союзных республик в администра¬тивно-территориальные единицы обычного русского типа, хрущевское руководство задумало и новые филиалы ЦК КПСС – Среднеазиатское бюро ЦК КПСС и Закавказское бюро ЦК КПСС. Такое же бюро, видимо, планировали создать и в Прибалти¬ке. Во главе этих бюро ЦК были поставлены мо¬сковские партаппаратчики среднего ранга, не являю¬щиеся ни членами, ни кандидатами ЦК. Они руково¬дили центральными комитетами союзных республик Средней Азии и Закавказья, первые секретари ко¬торых были членами ЦК КПСС, два из них даже кан¬дидатами в члены Политбюро (Мжаванадзе, Рашидов). Так, секретарю одного из московских райко¬мов Ломоносову было поручено руководить, как председателю Среднеазиатского бюро ЦК КПСС, четырьмя союзными республиками – Узбекистаном, Таджикистаном, Киргизией и Туркменией. Одному из рядовых секретарей московского горкома Бочкареву, как председателю Закавказского бюро ЦК КПСС, было поручено руководить тремя кавказ¬скими республиками – Грузией, Арменией и Азер¬байджаном. Таким образом, союзные республики, находящиеся по конституции между собой и Мо¬сквой в прямой федеративной связи, к тому же, согласно той же конституции, «суверенные» в осу¬ществлении власти в пределах своей территории, были лишены своих, пусть даже бумажных, но все же конституционных прав и поставлены под надзор московского наместника с чрезвычайными правами.
Грубо был нарушен и устав партии, согласно которому центральные комитеты компартий союз¬ных республик находятся в прямой связи и непо¬средственном подчинении ЦК КПСС.
Не было никакого сомнения, что эта акция на¬ходится в общей связи с подготовкой ликвидации федерации и преобразования союзных республик в административно-экономические регионы. К этому выводу приходишь, когда знакомишься с персо¬нальным составом названных бюро ЦК. Вот состав Среднеазиатского бюро. В нем представлены четыре национала – первые секретари центральных коми¬тетов перечисленных республик и пять русских чи¬новников: председатель Среднеазиатского совнар¬хоза, начальник главного управления по ирригации, начальник Среднеазиатского управления по хлопко¬водству, управляющий Среднеазстроем и сам пред¬седатель бюро ЦК КПСС.
Из этого состава видны функции бюро ЦК – завершить экономическое районирование в Средней Азии, в результате которого исчезнет их националь¬но-государственный статус.
Это должно было произойти в те же сроки, ко¬торые Программа КПСС назвала для построения коммунизма в СССР – до 1980 года. К этой дате должно было завершиться и слияние всех наций СССР в одну коммунистическую нацию. Цитирован¬ный автор из Академии наук СССР писал на этот счет: «Взаимная ассимиляция наций по сути дела денационализирует национально-территориальные автономии и даже союзные республики, приближая и с этой стороны советское общество к пункту, за которым полное государственно-правовое слияние наций станет делом обозримого будущего» («Со¬ветское государство и право», 1961, № 12, стр. 24).
Тут воистину комментарии излишни.
Когда собственные выдвиженцы Хрущева сверг¬ли его путем заговора, то все предпринятые и наме¬чаемые им реформы были объявлены плодом его необузданной фантазии, плодом субъективизма и волюнтаризма. Этим объяснили даже и его всемир¬но-историческую заслугу – разоблачение культа и преступлений Сталина, что доказала частичная ресталинизация в эру Брежнева. Была объявлена оши¬бочной и его установка на ликвидацию националь¬ных республик в ближайшем будущем. Отсюда и решение брежневского руководства распустить Среднеазиатское и Закавказское бюро ЦК КПСС. Вернулись к испытанной сталинской великодержав¬ной политике денационализации национальностей, рассчитанной на длительный исторический период.
II. НАЦИИ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЯЗЫКИ В СССР
Первоначально формула «советский народ» бы¬ла обобщающей и служила для обозначения людей разных национальностей, живущих при общем для всех советском режиме. «Советский народ», «Со¬ветский Союз», «Советское правительство», «Совет¬ская Армия», «советский человек» – прилагатель¬ное «советское» во всех этих сочетаниях в смысле национальном – абсолютный нонсенс, а в смысле политическом – намеренная дезинформация. Мало-мальски осведомленный человек знает, что Совет¬ская власть в России существовала – и то наполови¬ну (так называемое «двоевластие») – только во¬семь месяцев: от февральской революции и до боль¬шевистской октябрьской революции 1917 года. После этого власть перешла от Советов к больше¬викам, и Советы превратились в ширму монопар¬тийной диктатуры. Но вот партия провозгласила на своем XXIVсъезде в 1971 г., что термин «совет¬ский народ» означает не то, что люди до сих пор считали, а некое принципиально новое и даже фено¬менальное явление: «советский народ» – это интер¬национальная нация! Читайте официальное определе¬ние партии, что такое «советский народ», в котором присутствуют все признаки нормальной нации: «Советский народ, новая историческая, социальная и интернациональная общность людей, имеющих единую территорию, экономику, социалистическую по содержанию культуру, союзное общенародное государство и общую цель – построение коммуниз¬ма… Общим языком… является русский язык» и тут же приведена цитата из Ленина, что он еще в 1914 году предвидел «уничтожение теперешних на¬циональных перегородок» (БСЭ, т. 24, ч. 1, стр.25, М.1976).
Сталин говорил лишь о «социалистических на¬циях» Советского Союза, что тоже бессмыслица, ибо в истории не было ни рабовладельческих, ни феодальных наций, как нет и капиталистических наций. Брежнев пошел дальше Сталина, провоз¬гласив новую единую нацию, которая исчезнет толь¬ко вместе с исчезновением советской власти. Не страшна была новая догма, страшными оказались ее последствия. После XXIVсъезда последовал ряд решений ЦК КПСС и центральных комитетов компартий союзных республик о расширении про¬граммы изучения русского языка в школах за счет резкого уменьшения удельного веса родного языка. Вот тогда впервые появилась идея не только о по¬степенном переводе всех типов школ на русский язык обучения, но и о создании специальной сети детских садов в национальных республиках для не¬русских детей на русском языке. В ход пустили и демагогию: «великий русский язык – это язык ве¬ликого Ленина»! Кто же из националов посмеет не учить язык великого Ленина? Хотя конечной целью языковой политики Кремля на всех этапах оста¬валось превращение русского языка в общий язык для всех нерусских народов, все же такой извест¬ный «языковед» как Сталин (вспомните его работу «Марксизм и языкознание», написанную в 1951 г.) решил, что путь к этому лежит через национальную консолидацию, то есть через слияние родственных наций и народностей в отдельные «зональные нации» со своими «зональными языками». Ведь бывшая Российская, а ныне Советская империя была и оста¬лась современным Вавилоном наций, народностей и языков. Перепись населения 1926 г. учла 194 нацио¬нальности со своим собственным языком, некото¬рые из них, конечно, были диалектами какого-ни¬будь основного языка, хотя каждая из народностей настаивала на самостоятельности своего языка. По лингвистическим признакам языки народов Со¬ветского Союза ученые делят на следующие группы:
1. Славянская группа (русские, украинцы, бело¬русы плюс национальные подгруппы из западных славян).
2. Тюркская группа (узбеки, казахи, азербай¬джанцы, туркмены, киргизы, татары, чуваши, баш¬киры, якуты, каракалпаки, тувинцы, карачаевцы, балкарцы, хакасы, алтайцы, гагаузы, кумыки, но¬гайцы, уйгуры, шорцы, крымчаки и другие).
3. Угро-финская группа (эстонцы, мордва, удмурты, марийцы, коми, карелы, финны, фанты, вепсы, манси, венгры).
1. Летто-литовская группа (литовцы, латыши).
2. Армянская группа.
3. Картвельская группа (в основном грузины).
4. Романская группа (в основном молдаване).
5. Евреи (включая горских, грузинских, средне¬
азиатских евреев, а также крымчаков по вере).
6. Иранская группа (таджики, осетины, курды).
7. Чечено-дагестанская группа (чеченцы, ингу¬ши, бацбитцы, аварцы, лезгины, даргинцы, лакцы и
другие).
8. Германская группа (немцы).
12. Абхазо-адыгейская группа (абхазцы, ады¬гейцы, кабардинцы, черкесы, абазинцы).
Языковая политика Кремля в отношении каждой из названных групп первоначально ориен¬тировалась на завершение внутри – группой «языковой консолидации» и создание для некоторых групп общего литературного языка на основе диа¬лекта ведущего народа. В этой связи, комментируя языковую политику партии, журнал «Вопросы фи¬лософии» писал еще при Хрущеве: «В условиях со¬циализма могут происходить частичные процессы добровольного слияния небольших этнических и экстерриториальных национальных групп, вкраплен¬ных в крупные социалистические нации, с этими национальностями… Особенно важным в этом про¬цессе является усвоение сливающимися этнографи¬ческими и экстерриториальными национальными группами языка крупной передовой социалистиче¬ской нации, среди которых эти группы живут» («Вопросы философии», № 9, 1961). Автор даже подчеркивал, что «языковая консолидация» не есть естественный процесс. Вот что писал тот же журнал, комментируя новую Программу партии: «Сближе¬ние и расцвет наций … протекает не стихийно, а пла¬номерно… В нашем многонациональном государстве это осуществляется в процессе единого государ¬ственного планирования» (там же). Известный со¬ветский статистик П. Подъячих в своей книге «На¬селение СССР» (1961, стр. 111-112) приводил дан¬ные, которые должны были доказать, что, во-пер¬вых, происходит специальная внутригрупповая асси¬миляция в форме «узбекизации», «таджикизации», «грузинизации», «аваризации» – когда малые на¬родности среди названных народов просто при¬числяются к основному народу, во-вторых, проис¬ходит и другой, параллельный, процесс межгруппо¬вой ассимиляции в форме «интернационализации». Это означает в данном случае как «языковую кон¬солидацию» внутри славянской группы на основе языка «ведущей социалистической нации», т, е. русификацию украинцев и белорусов, так и переход к интернационализации неславянских народов. На это указывает и цитированный выше автор, не на¬зывая процесс своим именем – русификацией, ког¬да кончает свой анализ следующим выводом: «Ма¬териалы переписи показывают, что параллельно кон¬солидации происходит ассимиляция» (Подьячих, там же). В результате такой манипуляции со ста¬тистикой в «Переписи населения СССР» 1959 г. бы¬ло названо только 108 наций и народностей, но уже в статистике 1979 г. их оказалось 119.
Руководство Брежнева отошло от политики окольной русификации через промежуточный этап «зональных языков» и «зональной ассимиляции». Оно предпочло прямой путь «интернационализа¬ции» всех языков на основе языка державной на¬ции – языка Ленина. Но и тут началась новая ма¬нипуляция – да еще с «приписками» по двум во¬просам в бланках переписи – в отношении «родно¬го языка» и «второго языка» опрашиваемого. «Приписки» здесь явно очевидны, особенно среди «младших славянских братьев» – украинцев и бело¬русов. Если за 300 с лишним лет пребывания Украи¬ны в составе царской и советской России признали русский язык родным лишь 12%, то только за 20 лет – с 1959 по 1979 год – это число у украин¬цев поднялось на пять процентов, а у белорусов даже на десять процентов (с 15 до 25 процентов). Но тут совершить «приписку» не большая пробле¬ма, все-таки все три нации легко понимают язык друг друга, а вот в Средней Азии и на Кавказе за тот же период произошел лингвистический «взрыв» в отношении признания русского языка своим «вто¬рым языком», хотя число признавших его «родным языком» колеблется вокруг нуля. Свидетели пе¬реписи рассказывают, что «вторым языком» при¬знавали русский у всех тех националов, кто мог отвечать по-русски на пару несложных во¬просов, а также у национальных детей в школах и детсадах с обучением на русском языке. Только странно, что в русской художественной литературе ее герои из националов, окончившие даже русские средние и высшие школы, разговаривают на иско¬верканном русском языке, не говоря уже о неистре¬бимом акценте кавказцев. Советские авторы вспо¬минают теперь задним числом и грузинский акцент самого «отца народов». Не без ехидства шушукают¬ся о том же акценте у Шеварднадзе, но тут какой-то остряк заметил: Шеварднадзе назначили не дикто¬ром московского радио, а министром иностранных дел. Сойдет.
Пропаганда и навязывание русского языка не¬русским народам сопровождается намеренным уни¬жением национальных языков, как «бесписьмен¬ных, «младописьменных» (Туркестан) или «бес¬перспективных» языков (Украина, Белоруссия). Что у кремлевских великодержавников только на уме, то у их низовых функционеров на языке, когда они проводят политику «интернационализа¬ции» на практике. Бесчисленны примеры намеренно¬го и грубого оскорбления национального чувства даже у такого большого и древнего народа как украинский. Вот только пара примеров из вполне марксистско-ленинской книги Ивана Дзюбы «Ин¬тернационализм или русификация?». На одном из украинских предприятий состоялся литературный вечер на украинском языке. Русский председатель фабзавкома прервал чтение стихов криком: «Пе¬реводите ваше выступление на человеческий язык, мы не понимаем язык Бандеры». Другой пример. В деле известного украинского писателя и диссиден¬та Василия Стуса, погибшего в лагере, лежало по¬казание свидетеля: «Василий Стус – явный националист, ибо упорно разговаривает только на украин¬ском языке». Книга эта была составлена с ведома или даже при поддержке ЦК партии Украины. Дзюба сел за нее в тюрьму, а члена Политбюро и пер¬вого секретаря ЦК Украины Шелеста сняли за «национализм». Да, заметят мне, все это происхо¬дило в эру Брежнева – в эру коррупции, «застоя» и «негативных явлений». Теперь мы живем в эру «революционной перестройки» во всех сферах, в эру «гласности и демократизации», в эру «нового мышления» и «новой психологии». Но вот беда -ни «перестройка», ни «новое мышление» не затро¬нули область национальных отношений. Только с новой перестройкой перестроились и великодержавники и их местные вассалы и функционеры. Как долго такая ситуация продлится, неизвестно, однако новые примеры утонченной великодержав¬ности не могут не тревожить, тем более, что великодержавникам предоставляет трибуну орган самого ЦК «Правда». Пара примеров и на этот счет. Член-корреспондент Академии Наук СССР О. Трубачев очень недоволен тем, что украинцы и белорусы претендуют на приоритет как в образовании древне-славянского государства «Киевская Русь», так и начальной славянской письменности. Он пишет в «Правде» от 28 марта 1987 г.: «Доходит до того, что сейчас в научной литературе, да и у широкой общественности набрало силу мнение, что якобы неудобно называть нашу начальную письменность и ее язык русскими, поскольку это общее наследие языка и культуры не одних русских, но и украин¬цев и белорусов. Вот пример, когда из верной по¬сылки делаются неверные выводы. Ведь Русь X-XIвеков никак себя иначе не называла, а только Русью… Ясно одно: живущая с древности традиция названий »Русь», »русский», »Русская земля» не должна легковесно отменяться или заменяться»… В авторе сказывается не объективный историк, а за¬носчивый полемист с нескрываемым душком шо¬виниста. Этим собственно объясняется, что автор в своих длинных рассуждениях на данную тему тщательно избегает употреблять общепринятое как в русской, так и западной исторической науке по¬нятие: «Киевская Русь». Страшно недоволен автор и тем, что народы союзных республик не прояв¬ляют никакого энтузиазма в деле овладения рус¬ским языком. Он пишет: «Из союзных республик, особенно из Средней Азии, поступают сигналы (какой академический язык! – А.А.) об ухудше¬нии владения русским языком». В связи с этим он приводит «возмутительный» пример. Оказывается, был случай, когда национальный научный работ¬ник приезжал в Москву на заседание Всесоюзной аттестационной комиссии со своим переводчиком. Автор говорит: «Советский ученый, не знающий русского языка, – это нельзя назвать нормальным явлением». И тут же спрашивает: «Можно ли об этом говорить как о русификации?». И сам же но¬выми примерами подтверждает, что можно и нужно говорить именно о русификации. Автор утверждает, что как раз наука XXвека сделала открытие: в группе контактирующих языков один культурно наиболее влиятельный язык играет ведущую и орга¬низующую роль. В СССР эту роль выполняет рус¬ский язык. Приводит, на этот счет действительно веский аргумент: нельзя сравнивать чукотский язык с русским языком. Этот дешевый аргумент автора уводит нас в сторону. Каждый язык – явле¬ние великое и неповторимое; как велик и неповто¬рим и каждый народ, в том числе и чукотский. В своем выступлении в «Литературной газете» от 24 ноября 1986 г. латышский поэт Берзиньш привел на этот счет интересную цитату из стихов Петра Вяземского: «Язык есть исповедь народа: в нем слышится его природа, его душа и быт родной», добавив тут же изречение и анонимного мудреца: «Каждый народ говорит с Богом самостоятельно». Было бы глупо отрицать пользу от изучения русского языка нерусскими народами. Его надо изучать не потому, что он язык Ленина, а потому, что он язык Пушкина и Лермонтова, Гоголя и Тур¬генева, Достоевского и Толстого, Чехова и Бунина. Его только нельзя изучать вместо родного языка, а наряду с другими языками – английским, фран¬цузским, немецким, испанским, арабским и с лю¬бым другим языком, но только по добровольному выбору. Единственный язык, который нельзя изу¬чать добровольно – это родной язык!
Если Хрущев объявил изучение родного языка делом добровольным, то Брежнев сделал еще один шаг вперед в политике русификации – он объявил русский язык не только межгосударственным язы¬ком для национальных республик, но и государ¬ственным языком для самих республик и их жите¬лей, хотя формально и нет, по крайней мере, опуб¬ликованных, юридических актов на этот счет. Тре¬тий его шаг был не менее антинациональным: имен¬но брежневское руководство заставило советских историков, как мы уже отмечали, заново переписать всю историю нерусских народов, положив в ее осно¬ву новую историческую концепцию. Новая истори¬ческая концепция была не только антинаучной, но и кричаще антиисторической. Сверху были заданы три принципа, которые легли в основу этой новой концепции:
первый принцип – все нерусские народы при¬соединились к царской империи якобы сами, добро¬вольно;
второй принцип – все национально-освободи¬тельные движения, противодействовавшие этому, были реакционными движениями;
третий принцип – включение этих народов в со¬став старой царской империи было исторически прогрессивным актом для них.
Изучая период Брежнева, я сделал еще одно по¬разительное открытие: в Большой Советской Эн¬циклопедии (третье издание) нет термина «русифи¬кация»! Русификация есть, а слова такого нет. И это понятно, по толкованию Ожегова русификация означает: «делать русским по языку, обычаям»! В своем докладе к 60-летию образования СССР Андропов центральным пунктом своей националь¬ной программы сделал старый утопический тезис большевизма о слиянии всех наций в одну нацию, тезис, от которого потом молчаливо отказался сам Ленин, когда возглавил многонациональную Рос¬сию. Однако после его смерти Сталин и его наслед¬ники вернулись к этому «первобытному лениниз¬му». Поэтому стоит еще раз остановиться на этом вопросе.
III. СТРАТЕГИЯ ЯЗЫКОВОЙ ДЕНАЦИОНАЛИЗАЦИИ
Путь к окончательной победе коммунизма в национальном и мировом масштабе лежит, по Ле¬нину, как это мы видели, через ассимиляцию малых народов большими народами, что он называет слия¬нием всех народов мира в одну коммунистическую нацию с одним или двумя языками.
Правда, Ленин был против насильственного или искусственного навязывания русского языка нерус¬ским народам России, но он считал, что, когда в Рос¬сии победит коммунизм, то все национальные язы¬ки обречены на исчезновение, сохранится только русский, который и станет языком всех народов России. Сравнивая несравнимые исторические про¬цессы – образование американской нации из разных этнических групп и даже разных рас с единым анг¬лийским языком, Ленин думал, что таким же «американским путем» пойдет и образование единой коммунистической нации народов России с единым русским языком.
Ленин писал: «Всемирно-историческая тенден¬ция капитализма к ломке национальных перегоро¬док, к стиранию национальных различий, к ассими¬лированию наций… которая составляет один из ве¬личайших двигателей, превращающих капитализм в социализм» (Ленин, О национальном и национально-колониальном вопросе, стр. 123, М., 1956).
Хорошо известно из истории, с каким неистов¬ством Ленин боролся с еврейским социалистическим Бундом, который выступал за «культурно-национальную автономию» евреев в Российской Империи и против их ассимиляции в русском наро¬де. Ленин писал, что Америка «походит на мельни¬цу, перемалывающую национальные различия», а весь этот процесс называет «прогрессивным пере¬малыванием наций в Америке» (там же, стр. 124, 126), что он считал аргументом в пользу еще более быстрого «перемалывания» нерусских народов вместе с русским в будущей коммунистической России.
Ленин упускал из виду одну «мелочь»: амери¬канская нация образовалась из разных этнических групп, добровольно эмигрировавших в Америку, чтобы стать американцами. Российская империя образовалась в основном из насильственно завое¬ванных народов, которые не хотели, как не хотят и сейчас, стать русскими. Эту «мелочь» первым за¬метил сам Ленин, когда он захватил власть над многонациональной империей. Не только заметил, но и сделал отсюда и трезвые выводы: ассимиляция нерусских народов, как и вся теория слияния наций – утопия, что же касается судьбы его новой советской империи, то ее стабильность, несмотря на действие центробежных сил нерусских нацио¬нальностей, может быть достигнута только на пу¬тях создания федерации и юридически и фактиче¬ски равноправных и суверенных национальных республик. Таким ему рисовался СССР как фе¬дерация.
Наследники Ленина, сохраняя ленинскую шир¬му, решили вернуться к дореволюционному Лени¬ну и стать на новый, «советский», путь «перемалы¬вания народов», чтобы создать одну общую комму¬нистическую нацию с одним общим языком. Для этой цели была разработана новая «национальная» стратегия, в которой четыре компонента играли ре¬шающую роль: во-первых, вместо федерации, не меняя ее формы, провести во всех сферах государ¬ственной жизни иерархический принцип абсолютист¬ского централизма, превращающий союзные рес¬публики в чисто административно-географические понятия; во-вторых, отказаться от прежней кон¬цепции национальной экономики республик, до¬пуская в этих республиках только такие «строй¬ки коммунизма», которые составляют интеграль¬ную часть общесоюзной экономики, и называя это «разделением труда» между союзными республика¬ми; в-третьих, проводить в союзных республиках такую социальную политику, которая способствует максимальной, не только классовой, но и нацио¬нальной нивелировке, для чего практиковать массо¬вую миграцию славянского населения в прибал¬тийские, кавказские и восточноазиатские районы; в-четвертых, держать курс на перевод всех партий¬ных, государственных, хозяйственных, научных учреждений и школ на русский язык, ограничив действие местных языков только сферой пропа¬ганды, художественной литературы и искусства.
Отцом этой стратегии был сам Сталин. Эту национальную стратегию последовательно и методи¬чески проводят и наследники Сталина.
В отношении первых двух компонентов «на¬циональная стратегия» Сталина имела полный успех по одной общеизвестной причине: Сталин начисто уничтожил местные национальные кадры, которые считал потенциальными врагами новой стратегии, и выдвигал на их место нерассуждающих карьеристов. Что же касается последних двух ком¬понентов национального лица и национальных языков – то тут дело оказалось сложнее, чем себе его представлял Сталин и сменяющиеся лидеры партии. Уже из определения, которое дал Сталин нации, видно, почему партия потерпела и продолжает тер¬петь здесь поражение.
По Сталину, «нация есть исторически сложив¬шаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности четырех основных признаков, а именно: на базе общности языка, общности терри¬тории, общности экономической жизни и общности психического склада, проявляющегося в общности специфических особенностей национальной культу¬ры» (Сталин, Национальный вопрос и ленинизм).
Как раз из этого, далеко не полного, опреде¬ления нации видно, что если территория есть вели¬чина данная, то все другие признаки нации сложи¬лись тысячелетиями, а потому не только «устойчи¬вы», но и неистребимы какими-либо декретами. Некоторые из этих признаков, например, языки, продолжают служить человечеству даже после ис¬чезновения народов, говоривших на этих языках, если сохранились их письменные памятники (я имею в виду так называемые «мертвые языки», один из которых – латинский – служил языком дипломатов и ученых в средние века, да еще осно¬вой образования романских языков). Все главные языки нерусских народов Российской Империи являлись письменными языками, некоторые еще за несколько веков до возникновения самой этой империи. Письменные памятники древнейших наро¬дов на нынешней территории Советского Союза – армян и грузин – относятся уже к началу Vвека нового летоисчисления. Мусульманские народы России, которых советская пропаганда называла «бесписьменными», чтобы подчеркнуть, что пись¬менность им принесла советская власть, уже с VII-VIIIвеков пользовались письменностью на основе арабской графики. Даже книгопечатание у некоторых нерусских народов Кавказа и Балтики появилось за полвека до знаменитого русского первопечатника Ивана Федорова, организовавшего свою типографию в 1573 году во Львове на Украи¬не. Книгопечатание в Армении появилось в первой половине XVIвека, в Грузии – в начале XVIIвека, в Азербайджане значительно позднее – в начале XIXвека, в Литве, Латвии и Эстонии в первой по¬ловине XVIIIвека (организатором первой типо¬графии здесь был белорусский просветитель Фран¬циск Скорина в 1723-25 годах).
Все это говорится не для умаления культуры русского народа, а чтобы подчеркнуть трудность проблемы, которую большевики хотят решить де¬кретами чиновников. Проблема эта гласит: чтобы создать общую коммунистическую нацию, надо создать главный и ведущий принцип нации и нацио¬нальной культуры – один общий для всех язык. Таким языком в условиях России мог быть только русский язык. Эту проблему тоже поставил сам Сталин еще в конце 20-х годов в статье «Националь¬ный вопрос и ленинизм», заявив, что на первом эта¬пе развития советской культуры преобладал прио¬ритет расцвета национальных языков, а вот на вто¬ром этапе, по словам Сталина, сами нерусские на¬ции почувствуют необходимость иметь, наряду со своим национальным языком, «один общий, меж¬национальный язык», то есть нерусские народы са¬ми объявят русский язык сначала вторым, а потом и первым родным языком. Практическая языковая политика Кремля отныне переключается на осуще¬ствление сталинской идеи создания одного общего языка для всех национальных республик. Значи¬тельный вклад в теорию Сталина внес здесь, как мы видели, его наследник и разоблачитель Хрущев, объявив, что изучение родного языка и обучение детей в школах на родном языке – дело добро¬вольное.
Однако, русские генсеки ЦК были достаточно тактичными, чтобы перепоручить эту великодер¬жавную миссию своим национальным вассалам на местах – тамошним первым секретарям. В Москве руководство по проведению в жизнь этой новой программы русификации было возложено на члена президиума ЦК и секретаря ЦК узбека Мухитдино¬ва. На XXIсъезде КПСС Хрущев вложил в его уста требование партии, что «овладению в совершенстве местным и русским языком нужно уделить самое серьезное внимание» («Правда», 31. 1. 1959 г.). «Местный язык» пристегнули сюда для соблюдения «интернациональной» проформы. На деле речь шла о радикальном пересмотре старых языковых про¬грамм, согласно которым обучение во всех школах происходило на родном языке, а русский язык был только обязательным предметом. Теперь начали переводить все типы школ на русский язык обу¬чения, сохранив родной язык только как предмет добровольного изучения.
Вот как обосновывал орган ЦК КПСС журнал «Вопросы истории КПСС» новый языковый курс партии: «Все большее число родителей нерусской национальности совершенно добровольно отдают де¬тей в русские школы или ставят вопрос о перево¬де обучения в национальных школах на русский язык… Опыт показывает, что обучение нерусских детей на русском языке с младшего возраста значи¬тельно облегчает им изучение основ наук» («Во¬просы истории КПСС», № 4, 1959) .
Эту установку Хрущева и XXIсъезда последова¬тельно и интенсивно проводил в жизнь Брежнев. Плоды этой языковой политики сказались очень скоро. Если, например, в 1955 году, по данным профессора Е.Н. Медынского, на Украине «началь¬ное и среднее обучение проводится на родном язы¬ке учащихся» («Просвещение в СССР», М., 1955), то сегодня картина резко изменилась, до того рез¬ко, что по данным заведующего Киевского гороно Тимчука, из более чем трехсот тысяч киевских школьников на украинском языке обучаются только 70 тысяч («Литературна Украина», 9 апре¬ля 1987). И эти 70 тысяч, вероятно, относятся к создаваемым ныне для «показухи» параллельным классам с обучением на украинском языке.
Вне всякого сомнения, родители добровольно отдают своих детей не в национальные школы, а в школы на русском языке, по одной, всем извест¬ной, причине: только для тех детей открыта воз¬можность успешной жизненной карьеры, кто кончил русскую школу. Для такой карьеры необязательно знать родной язык даже в собственной республике. Таким образом, добровольность выбора языка обучения – русского или родного – на деле выяв¬ляется как замаскированная форма русификации. Ведь если союзные республики суверенны и их национальная культура не пустая формула, то обучение детей на родном языке должно быть не добровольным, а обязательным. Это касается и высших школ, дипломы которых должны быть признаны на всей территории СССР. Вот тогда приверженцев добровольной русификации будет меньше.
Еще хуже обстоит дело в другой советской, тоже славянской республике – в Белоруссии. Об этом рассказал большой белорусский писатель Нил Гилевич на пленуме правления Союза советских писателей в апреле 1987 года. Вот краткая выдерж¬ка из его выступления: «Ни в столице Белоруссии Минске, ни в одном из областных центров, ни в городе и даже городском поселке республики практи¬чески нет ни одной белорусской школы. Есть ан¬глийские, французские, испанские – а белорусских нет» («Литературная газета», 8. 5. 87). Гилевич до¬бавил: «Без языка нет и литературы… Мы глубоко озабочены сложившейся в Белоруссии языковой ситуацией. Но разве наша забота – это только на¬ша забота?» На том же пленуме известный украин¬ский писатель Борис Олейник процитировал Лени¬на, требовавшего «всячески противодействовать по¬пыткам оттеснить украинский язык на второй план», с таким комментарием: «В некоторых наших областных центрах количество украинских школ приближается к нулевой отметке» (там же).
Выступления Гилевича и Олейника поддержали и другие участники пленума, в том числе и русские писатели Сергей Залыгин, Юрий Суровцев, Виктор Розов, Сергей Михалков, Юрий Бондарев, Станислав Куняев. Руководитель писательской организации Украины Юрий Мушкетик сообщил: «Школьный устав, старый и новый, который ныне обсуждается в стране и ляжет в основу закона о школе, одним из своих пунктов разрешает родителям выбирать на территории республики для своих детей школу с языком преподавания». Мушкетик добавил, что это «на практике привело к тому, что, скажем, в моем родном Чернигове, где во время моей юности большинство школ были украинские, как и во многих других городах, не осталось ни одной шко¬лы на украинском языке».
Станислав Куняев привел любопытный пример, когда любовь националов к своему родному языку объявляется в советской печати «национальным эгоизмом». Вот этот пример: «Недавно напечатал один казахский поэт в своей местной прессе: »Гор¬диться родным языком, заботиться о его чистоте, способствовать его развитию – одна из главных обязанностей каждого казаха… Сила народа – сила языка. Мы должны превратить родной язык в один из самых … грамотных и богатых языков»». Куняев добавляет: «Наверное, каждый из нас, думая о своем родном языке, скажет в душе то же самое. Но как комментируется (в центральной печати) этот естественный призыв: »В словах за заботой о разви¬тии родного языка … проглядывается националь¬ный эгоизм», – писала центральная газета.
»Я думаю, – продолжает Куняев, – что любой нормальный казах возмутится, прочитав это в га¬зете, и я возмутился бы на его месте и подумал бы: вот она, русификация». Куняев добавляет: «К счастью, настоящие русские интеллигенты не несут за такую русификацию никакой ответственности». Писатель Куняев дипломатически умолчал, откуда он взял цитату казаха о родном языке и кому принадлежит комментарий к ней. Это будет по¬нятно, если мы скажем: Куняев взял все это из статьи «Цена самолюбования», в «Правде» от 11.2. 1987 года.
Но сам факт, что в данной связи русский писа¬тель осмеливается критиковать великорусский шо¬винизм самой «Правды», весьма симптоматичен.
Исключительно важным явилось выступление председателя Союза писателей РСФСР Сергея Михал¬кова. Он сказал: «Если мы хотим сохранить нацио¬нальные литературы, мы должны срочно принять самые решительные меры по изучению в школах двух языков: русского и родного. Первым языком должен быть свой, родной, а вторым русский. В Башкирской и Марийской АССР растет поколение, не знающее своего родного языка. Как может раз¬виваться в этих республиках национальная куль¬тура?»
Действительно, во всех программах партия проповедует расцвет наций и национальных куль¬тур, а на деле проводит планомерную и системати¬ческую денационализацию. Объявляя русский язык государственным языком нерусских советских союзных республик, также ссылаются на Ленина и на ленинскую национальную политику. Между тем в статье «Нужен ли обязательный государственный язык?» Ленин четко и безапелляционно утверждал: «Русские марксисты говорят, что необходимо – отсутствие (подчеркнуто Лениным. – А. А.) обяза¬тельного государственного языка, при обеспечении населению школ на всех местных языках, и при включении в конституцию основного закона, объ¬являющего недействительными какие бы то ни бы¬ло привилегии одной из наций» (Ленин, О нацио¬нально-колониальном вопросе, стр. 148). Вся язы¬ковая политика Кремля в последние 50 лет являет¬ся кричащим опровержением этих установок Ле¬нина.
IV. КОЛОНИЗАЦИЯ И РУСИФИКАЦИЯ КАК РЫЧАГИ ДЕНАЦИОНАЛИЗАЦИИ
Цари посылали на завоеванные ими националь¬ные окраины не колонистов, а армию и бюрокра¬тию. Поэтому русское население составляло там еще в 1926 году только 5%. Большевики, помимо армии и бюрократии, взяли курс еще на массовое заселение национальных республик представителя¬ми некоренных национальностей, преимущественно русско-украинским населением. Проводится этот курс колонизации под лозунгом «постоянного об¬мена кадрами между нациями», как это записано в третьей «Программе КПСС» Хрущева. Эту про¬граммную установку наиболее интенсивно прово¬дил Брежнев в течение 18 лет. Ее подтвердило ны¬не руководство Горбачева-Лигачева на своем XXVIIсъезде КПСС. Результаты такой преемственной по¬литики генсеков сказались и на деле: сейчас в на¬циональных республиках некоренное население со¬ставляет более 20%, а в некоторых даже большин¬ство. Советский философский журнал еще при Хрущеве оценил факт денационализации нацио¬нальных республик, как положительное явление. Вот что писал журнал «Вопросы философии»: «В ходе социалистического строительства, в особен¬но отсталых до революции … республиках, ясно проявляется тенденция к уменьшению удельного веса коренных национальностей… В то же время удельный вес представителей других народов в на¬селении национальных республик и областей неуклонно увеличивался» (№ 6, 1963, стр. 6). Такой вывод журнал сделал из переписи населения 1959 г., согласно которой в двух союзных республиках, а именно в Казахстане и Киргизии, коренное населе¬ние составило соответственно 30 и 40 процентов, а в семи национальных союзных республиках неко¬ренное население, главным образом славянское, составило от 33 до 47 процентов. Еще интенсивнее шел этот процесс в автономных республиках и об¬ластях. В семи автономных республиках русское население составляло тогда 39%, а в десяти авто¬номных республиках и областях еще больше – 65%. Массовое, в порядке «оргнабора рабочей си¬лы», заселение национальных окраин русским на¬селением Кремль и называет «интернационализа¬цией». Цитированный журнал писал: «Ныне не только республики, но и города и районы, тысячи и тысячи коллективов предприятий, строек, кол¬хозов и совхозов и даже отдельных бригад стали подлинно интернациональными» (там же).
В чем же стратегический смысл этого «под¬линно интернационализма»? Политическая цель -постоянная денационализация республик, военная цель – создание имперских баз со славянским на¬селением в важнейших районах национальных рес¬публик, чтобы опереться на них в случае националь¬ных восстаний.
Однако в своей стратегии «интернационализа¬ции» Кремль не учел двух факторов: во-первых, растущая нехватка рабочей силы в самой России, связанная с последствиями войны (большие люд¬ские потери, замедление прироста русского на¬селения) , во-вторых, фактор совсем непредвиден¬ный и с точки зрения марксизма даже иррациональ¬ный, ибо по марксизму одинаковые социальные условия имеют одинаковые последствия, – этот фактор – феноменальный демографический взрыв в советских мусульманских республиках, куда бы¬ло направлено острие «интернационализации». И это в то время, когда в славянских республиках при¬рост народонаселения имел тенденцию к спаду. Вот официальные данные прироста населения в му¬сульманских республиках. В 1959 году мусульман¬ское население составляло 24 миллиона человек, в 1970 году – 35 миллионов, а в 1979 г. оно подня¬лось до 43 миллионов, то есть за 20 лет мусульман¬ское население увеличилось на двадцать миллио¬нов человек, тогда как за тот же промежуток вре¬мени удельный вес русских в составе населения СССР начал падать. Удельный вес русских в СССР в 1959 году составлял почти 55%, а сегодня он ко¬леблется вокруг 50%, а по некоторым оценочным данным он опустился даже ниже пятидесяти про¬центов. Все это затрудняет «интернационализацию» на основе «обмена кадрами» но, видимо, не оста¬навливает ее. На XXVIIсъезде партии Лигачев сообщил, в чем будет заключаться сущность нацио¬нальной политики горбачевского руководства. Он сказал, что при прежних местных руководителях в национальных республиках «брали верх местни¬ческие, земляческие настроения. Они мешали вы¬движению к руководству представителей всех на¬циональностей, мешали межрегиональному обмену кадрами, обмену опытными работниками между республиками и центром»… («Правда», 28. 2. 86). Если перевести эти тираду на понятный по¬литический язык, то Лигачев под словами «мест¬ничество» и «землячество» имеет в виду старания национальных кадров защищать перед Москвой интересы национальных республик, что же касает¬ся того, что националы «мешают обмену опытными кадрами между республиками и центром», то тут все ясно: центр хочет «интернационализировать» национальные республики сверху «опытными кад¬рами», как это потом случилось в Казахстане, а в ряде обкомов других республик, где раньше во гла¬ве сидели националы, теперь поставлены «интернационалисты»-славяне. Какие же «кадры» эти рес¬публики должны дать России в обмен? Рабочих, которые категорически не хотят покидать свои республики. Конечно, нашлись бы коммунисты и среди среднеазиатских народов, которые согласи¬лись бы уехать, чтобы занять командные должно¬сти где-нибудь в России, но вот вопрос: согласится ли сам «интернационалист» Лигачев назначить пер¬выми секретарями русских обкомов узбека, кирги¬за, таджика, туркмена, казаха? Таких случаев в истории советской «интернациональной» власти ни¬когда не было и не будет. Поэтому разговор об «обмене кадрами» ничто иное, как лицемерие, призванное прикрывать нечистую «интернациональ¬ную» совесть чистейших русификаторов.
Мы уже говорили, что стратегическая цель миграции – это денационализация наций, в кон¬це которой коренное население республик соста¬вит национальное меньшинство в собственных республиках. Отсюда ясно, что пришлое населе¬ние, став большинством в республике, будет пре¬тендовать на занятие всех руководящих постов, да и само существование национальных респуб¬лик с русским большинством станет анахрониз¬мом.
Русский язык – язык этого большинства – за¬менит во всех сферах жизни местные языки. Что именно такова языковая цель миграции сообщил тот же журнал «Вопросы философии»: «Растущая подвижность населения… способствует постепенно¬му языковому сближению наций и народностей как по линии взаимовлияния и взаимообогащения на¬циональных языков, так и по линии превраще¬ния одного из них – русского – в общий язык всех социалистических наций» (№ 6, 1963, стр. 11).
«Взаимообогащение» сводится к массовому за¬сорению национальных языков русскими словами, что же касается превращения русского языка в «общий язык всех», то это остается утопической целью Кремля.
По переписи населения 1979 года русский язык своим родным языком назвали в Средней Азии меньше одного процента населения, в Казахстане два процента, в балтийских странах около трех процентов, в Азербайджане и Грузии менее двух процентов. Даже в славянских республиках с род¬ственными языками – на Украине и в Белоруссии, где число школ на национальном языке прибли¬жается к нулю, русский язык признан родным язы¬ком соответственно 17 и 25 процентами. При таких скромных успехах задача по превращению русского языка в общий для всех язык потребует тысячи лет. Вероятно, к этому выводу пришли и идеологи Кремля, когда придумали новый метод русифика¬ции, который обещает выполнение данной цели в одно-два поколения. Это воспитание нерусских детей в детских садах на русском языке. Первый опыт по этой части был проведен в некоторых автономных республиках (Марийская АССР, Баш¬кирская АССР), опыт, который, судя по выступ¬лению писателя Михалкова, вполне себя оправдал. Вполне законная гордость русского человека за свой великий язык у русского великодержавника переходит в болезненное чванство, граничащее с манией национального превосходства над всем че¬ловечеством. Отсюда его желание навязать рус¬ский язык не только нерусским народностям СССР, но и народам всего мира в будущем комму¬нистическом человечестве. Вот рассуждение одно¬го советского философа: «Возможно, что после победы социализма в большинстве стран или во всем мире один из существующих национальных языков, выполняющих уже ныне функцию сред¬ства межнационального общения, будет совершен¬но добровольно принят всеми социалистическими нациями в качестве основы будущего единого ми¬рового языка». Чтобы читатель понял, о каком языке речь идет, советский философ решил выра¬жаться более конкретно: «Русский язык… создает новую языковую общность… Это можно рассматри¬вать уже как предвосхищение некоторых путей и форм будущего слияния наций в едином коммуни¬стическом человечестве» («Вопросы философии», № 9, 1961, стр. 36). Здесь партийный идеолог пошел против Ленина, который, как мы видели, считал, что при коммунизме всемирным языком будет английский язык, правда, добавляя: «… а, может быть, плюс русский».
Предложив националам величать себя «старшим братом» (Рашидов: «У узбеков, как и всех на¬ших народов, есть старший брат – великий рус¬ский народ» – из его речи на XXVсъезде КПСС в 1976 г.), русский бюрократ, тот самый, которого Ленин назвал великорусским держимордой, ведет себя в национальных республиках как деспотиче¬ский опекун над малолетними детьми. «Старший брат» их поучает, понукает, наказывает, но никогда не считает их равными себе, что вполне естествен¬но для «старшего брата» в его отношениях с млад¬шими братьями, когда они еще малолетки. Но беда «старшего брата» в том и заключается, что «млад¬шие братья» по законам природы со временем взрослеют и начинают выходить из повиновения «старшему», превратившемуся в дряхлого деспота. Я думаю, что мы живем во время, когда националь¬ные отношения в Советском Союзе начинают раз¬виваться в этом направлении. Подспудные нацио¬нальные силы впервые открыто заговорили о себе как раз в начале эры Горбачева с ее официальными лозунгами «гласности» и «демократизации». Сигнал на этот счет был дан ими на последних съездах со¬ветских писателей национальных республик, а по¬том повторен на восьмом съезде писателей в Москве в июне 1986 г.
Украинский писатель Борис Олейник, диплома¬тически возложив ответственность за русификацию не на Москву, а на местные власти, заявил на съезде писателей в Москве: «Затрагивались на недавно прошедшем съезде писателей Украины вопросы языка. И это естественно, ибо проблема развития родного языка всегда тревожила и будет тревожить писателя… Проблемы родного языка в школе, театре и детских садах – это уже вопросы нацио¬нальной политики, и нарушение ее ленинских прин¬ципов ранит остро». Дальше Олейник оказывает¬ся не в ладу с фактами, когда уверенно утверж¬дает: «Главная опасность здесь вот в чем: враги прекрасно знают, что Москва, русские, как прави¬ло, ни сном ни духом не ведают о том, что где-то уменьшилось, скажем, число школ с преподаванием на родном языке. Но им выгодно списать на Москву перекосы, сделанные преимущественно местными, родными, доморощенными ревнителями нашей по¬литической девственности, унаследовавшими лакей¬скую психологию от тех, кто за исковерканный русский получал от царя наделы своей же родной земли». Что верно, то верно – от царей получали наделы, а от генсеков – номенклатурные должно¬сти, дачи, спецраспределители, ордена, даже «героев труда» за чисто лакейскую службу. Однако писа¬тель Олейник впервые перед Всесоюзным форумом поставил во всем объеме проблему всех проблем: быть или не быть родному языку? Его поддержали почти все национальные писатели. Латышский пи¬сатель Янис Петере произнес речь – подлинную апологию родного языка. Он осмелился даже за¬деть тему, которая до сих пор была табу, когда сказал: «В Латвии существует напряженная демо¬графическая ситуация с угрожающей тенденцией уменьшения населения коренной национальности» («Литературная газета», 2. 7. 1986). Писатели из Грузии и Армении критиковали те русские произ¬ведения литературы и искусства, в которых нацио¬налы изображаются, если не с великодержавных позиций, то с явным оскорблением их националь¬ной чести. Так писатель Георгий Цицишвили ска¬зал: «Мы с горечью и досадой прочли рассказ пи¬сателя Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Гру¬зии», в которой автор, прибегая к непозволитель¬ным обобщениям, грубо, бестактно пишет о нра¬вах, обычаях грузинского народа, в превратном све¬те представляя национальные особенности». Армян¬ский писатель Вардгес Петросян заметил, что рус¬ский писатель не имеет права делать какие-либо художественные обобщения о народах, которых он глубоко не изучил. Он добавил: «К сожалению, такие попытки иногда делаются, особенно на кино¬экране: если появляется, скажем, представитель Средней Азии и Закавказья, – это, как правило, глубокий провинциал, говорящий с ужасным акцен¬том, в папахе или в старомодной нелепой кепке, и чаще всего он человек из сферы торговли».
Армянский публицист и новый эмигрант Эдуард Оганесян еще более картинно рассказал, как выгля¬дит тип армянина в иных советских фильмах: «Если в советском кино показывают солдата-армя¬нина, то он, как правило, этакий дурачок, которого вечно поучают и из которого в конце фильма чело¬века делает опытный русский сержант. Если он уче¬ный и приехал в Москву на научную конференцию, то обязательно где-нибудь в гостинице начнет жа¬рить шашлык и спалит дорогой ковер, а его русские коллеги с умным видом будут учить глупого кара¬пета, что в московских гостиницах шашлыков не жарят. Если он стрелочник, то обязательно не туда повернет стрелку и только находчивый русский коллега спасет поезд от неминуемой катастрофы. Так было всегда, и национальные меньшинства к этому привыкли».
Не такими знали Кавказ и кавказцев классики русской литературы – Пушкин, Лермонтов, Тол¬стой.
V. «КОНСТИТУЦИЯ СССР» И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
С тех пор, как существуют конституционные государства, в их конституциях вы не найдете ни одной статьи, которая противоречила бы конститу¬ционной практике. Если же случаются нарушения конституции исполнительной властью или даже парламентским большинством, то существует выс¬ший конституционный суд, независимый и от прави¬тельства и от парламента, который следит за соблю¬дением конституции и обязывает государственные органы ликвидировать допущенные нарушения. Теперь загляните в Конституцию СССР 1977 г. Это единственная и уникальная Конституция из всех известных в истории, в которой записаны абсолют¬но фиктивные права союзных национальных рес¬публик. Вот хотя бы такие права:
«Статья 76. Союзная республика – суверенное советское социалистическое государство». Но что значит «суверенное государство» в юридическом смысле этого слова? Возьмем. официальное совет¬ское определение из БСЭ третьего издания: «Суве¬ренитет государственный – верховенство и незави¬симость государственной власти, проявляющиеся в соответствующих формах во внутренней и внешне¬политической деятельности государства». Какое же «верховенство» и «независимость» государственной власти осуществляют союзные национальные рес¬публики во внутренней и внешней политике? Стоит так поставить вопрос, чтобы увидеть всю абсурдность утверждения Конституции, что союзные рес¬публики являются «суверенными государствами». Если по Конституции СССР 1924 г. в некоторых об¬ластях союзные республики были условно «суверенны», например, в области народного просвещения или народного здравоохранения, то теперь и эти отрасли государственной жизни отошли к компетен¬ции Москвы, где созданы Министерство просвеще¬ния СССР и Министерство здравоохранения СССР, которые не предусматривались Конституцией Ле¬нина 1924 г. или даже Конституцией Сталина 1936 г. Еще абсурднее звучит и другая статья Конституции СССР: «Статья 80. Союзная республика имеет право вступать в отношения с иностранными государ¬ствами, заключать с ними договоры и обменивать¬ся дипломатическими и консульскими представи¬телями, участвовать в деятельности международных организаций». Какая же конституционная практика по этой статье? Украина и Белоруссия входят в со¬став ООН и имеют право голосовать на ее заседа¬ниях так, как голосует советский посол, а в других союзных «суверенных» государствах дело обстоит еще проще. В составе тамошних правительств один из их членов называется «министром иностран¬ных дел», но стоило бы ему и его правительству просто поставить вопрос перед Москвой о желании вступить в дипломатические отношения с иностран¬ными государствами, как такое правительство «суверенного» государства немедленно исчезло бы. Есть в Конституции СССР и другая статья, которая не только абсурдна, но и прямо-таки провокационна. Она следующая: «Статья 72. За каждой союзной республикой сохраняется право свободно¬го выхода из СССР». Эта статья механически переко¬чевала из Конституции СССР 1924 года в Конститу¬цию СССР 1936 года, а оттуда и в брежневскую
Конституцию СССР 1977 года. Сотни тысяч пред¬ставителей национальных партийных кадров и почти вся старая национальная интеллигенция в союзных республиках были уничтожены в период ежовщины по обвинению в том, что они якобы хотели восполь¬зоваться этой статьей и вывести свои республики из состава СССР. Свежие примеры нашего времени: Лукьяненко на Украине и Айрикян в Армении, ссылаясь на Конституцию СССР о праве каждой союзной республики на выход из СССР, организо¬вали в своих странах движение за такой выход. Немедленно последовали репрессии: Лукьяненко и Айрикян вместе со своими сторонниками были арестованы и заключены в концлагеря на долгие сроки. Тоже самое происходило и происходит в Эстонии, Латвии и Литве, где до сих пор продол¬жаются массовые репрессии за сопротивление со¬ветскому империализму и его грубо русификатор¬ской политике.
Перейдем к структуре власти в союзных респуб¬ликах. Тут, как выражался Сталин, «кадры ре¬шают все». Какие же кадры в национальных рес¬публиках имеют решающее слово – местные на¬циональные или присланные сюда московские кад¬ры? Ответ очень простой и он всем известен: по форме «правительствуют»местные кадры, а по существу правят московские имперские кадры. На практике этот имперский принцип руководства осуществляется так. Во всех союзных республиках, кроме Казахстана, как уже указывалось выше, первые секретари ЦК партий люди коренной нацио¬нальности, а вторые секретари, которые заведуют кадрами республики, московские посланцы. Во всех отделах ЦК, где шеф – национал, его первый заместитель москвич. В Верховном Совете респуб¬лики председателем является национал, а его первым заместителем – товарищ из Москвы. Во главе Совета Министров республики стоит национал, а его первый заместитель – из Москвы. Во всех мини¬стерствах, где москвич не является сам министром, первый заместитель опять-таки посланец из Москвы. Вот эти вторые секретари партии и первые замести¬тели министров, как доверенные ЦК КПСС, и де¬лают политику и осуществляют власть в союзных национальных республиках.
В национальных республиках есть должности, которые вообще не доверяются националам: началь¬ники гарнизонов, командующие военными окру¬гами. В Туркестанских республиках, как правило, не назначают туркестанцев председателями КГБ и командирами пограничных отрядов. Такой же практики придерживаются на Кавказе, в Прибалтий¬ских республиках и Молдавии. Расстреливая Берию, Кремль приписал ему, что он хотел радикально из¬менить этот порядок в пользу республик.
Еще одно маленькое, но характерное замечание: все заседания и собрания высших органов власти в национальных республиках должны проводиться на русском языке, ибо русские работники, которые работают здесь иногда десятилетиями, не обязаны изучать местный язык, а национальные работники, начиная от председателя сельсовета, обязаны знать русский язык – иначе не получишь соответствую¬щей должности.
Скажем несколько слов и о природе советского «федерализма» и о том насколько Конституция СССР защищает и гарантирует права национальных меньшинств советской империи. Советский Союз считает себя федеративным государством. В Кон¬ституции сказано: «Статья 70. СССР – единое союз¬ное многонациональное государство, образованное на основе принципа социалистического федерализма в результате свободного самоопределения наций и добровольного объединения равноправных совет¬ских социалистических республик». В этой статье что ни фраза, то ложь. Мало-мальски знакомый с историей образования советской империи точно знает, что ни одна из нерусских национальностей добровольно к советской России не присоединялась. Все нерусские народы, как уже отмечалось, через несколько месяцев после захвата власти большеви¬ками в Петрограде торжественно объявили о своем выходе из России и создании своих независимых государств (Украина, Белоруссия, Литва, Латвия, Эстония, Азербайджан, Армения, Грузия, Северный Кавказ и все тюркские народы на Востоке). Ленин, Троцкий, Сталин на штыках Красной Армии при¬соединили их обратно к России. Что же касается «федерализма» советского государства, то это тоже чистейшая фикция. В истории еще не было госу¬дарств, начиная с восточных деспотий и кончая фашистскими государствами в Европе, где центра¬лизм, абсолютизм и тоталитаризм достигли бы та¬кой вершины совершенства, как именно в Совет¬ском государстве.
Поэтому и национальный вопрос рассматривает¬ся в таком государстве как вопрос колониальный, только его не называют этим термином. Мастер¬ство основателей советского типа колониализма в том и заключается, что они сумели сфабриковать бутафорию федерации, выдавая ее за реальность.
Теперь о гарантиях прав национальных мень¬шинств. Таких гарантий Конституция СССР совер¬шенно не знает. Обычно, если государство федера¬тивное, то рядом с парламентом, избранным всеоб¬щим голосованием, существует и другой конститу¬ционный орган, выбранный от федерированных частей этого государства. Этот орган, например, в Федеративной Республике Германии, где ведь жи¬вут одни немцы, а не разные народы, как в СССР, называется Федеральным Советом (Бундесрат) и он строго следит за тем, чтобы парламент (Бундестаг) или правительство не ущемляли интересов и прав федерированных немецких земель. Даже иные, задевающие интересы земель, законы Бундестага не могут вступить в силу, если они не будут одоб¬рены Бундесратом. В советском, с позволения сказать, «парламенте» тоже имеются две палаты: Совет Союза и Совет Национальностей, но между ними разница только терминологическая, хотя для той же бутафории председателем Совета Союза назначают русского, а Совета Национальностей – национала.
Согласно предыдущим советским конститу¬циям, в Совет Национальностей посылали исключи¬тельно представителей коренной национальности союзных, автономных республик и областей, чтобы выслушать их специфические национальные нужды и национальные проблемы, теперь же во многих случаях, иногда наполовину коренные национально¬сти в республиках и областях представлены в Со¬вете Национальностей русскими, преимущественно руководящими чиновниками из Москвы. Таковы слова и дела Конституции СССР по национальному вопросу.
Ничто так наглядно и ярко не иллюстрирует неоколониальное лицо советского великодержавно¬го империализма, как его механизм выборов в Вер¬ховный Совет СССР. Согласно Конституции СССР (Ст. 108) высшим органом государственной вла¬сти в СССР является Верховный Совет СССР, но каждый грамотный советский гражданин знает, что высшим органом государственной власти яв¬ляется не сам государственный орган, а партийный орган – Политбюро, которое даже не указано в Конституции. Согласно той же Конституции прави¬тельством СССР является Совет Министров СССР, а на деле правительством СССР является Секрета¬риат ЦК и его отделы, которым прямо подчинены формальные министры СССР. Так что Верховный Совет СССР – это не парламент, не законодатель, как его считает Конституция, а просто-напросто бу¬тафория, лжепарламент, созданный чтобы при¬дать коммунистической диктатуре внешне «кон¬ституционно-демократический» фасад и декорум правового государства. Только одна статья в этой Конституции имеет реальную силу и точно соот¬ветствует советской действительности. Это статья 6, которая гласит: «Руководящей и направляющей си¬лой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных органи¬заций является Коммунистическая партия Совет¬ского Союза».
Таким образом, Верховный Совет СССР сам по себе не имеет никакой власти, если не считать властью его обязанность единодушно голосовать за законы и решения, которые ему преподносит Политбюро и Пленум ЦК КПСС. То обстоятель¬ство, что партаппарат оформляет свои решения через Верховный Совет, делает последний хотя и безвластным, но импозантным учреждением. Кроме того, тот кто попал в это учреждение, автоматически становится членом высшей элиты, близкой к влады¬кам Политбюро, ибо заседает он вместе с ними под одной крышей.
Рассмотрим для иллюстрации практики «фе¬дерализма», как и насколько полно представлены в этом Верховном Совете СССР, скажем, азиатские и кавказские народы. В виду важности националь¬ного вопроса для стабильности и единства многонациональной советской империи в Конституции СССР 1924 г. впервые была введена статья о том, что тогдашний верховный советский орган между съездами – Центральный Исполнительный Комитет СССР (ЦИК СССР) – состоит из двух равноправных палат: Союзный Совет и Совет Национальностей. Союзный Совет формировался Всесоюзным съез¬дом Советов из представителей союзных респуб¬лик пропорционально численности населения, в ко¬личестве определяемом съездом. Совет Националь¬ностей образовывался из представителей союзных и автономных республик в количестве пяти человек и по одному человеку от каждой автономной области. Но что было важно: в Совет Национальностей от каждой союзной и автономной республики и авто¬номной области могли быть избраны только пред¬ставители данной коренной национальности. Эта статья присутствует и в Конституции 1977 г. в сле¬дующем изложении: «ст. 109. Верховный Совет СССР состоит из двух палат: Совет Союза и Совет Национальностей… палаты равноправны». В статье 110 сказано: «Совет Союза и Совет Национальностей состоит из равного числа депутатов … Совет Союза избирается по избирательным округам с равной чис¬ленностью населения. Совет Национальностей изби¬рается по норме 32 депутата от каждой союзной рес¬публики, 11 депутатов от каждой автономной рес¬публики, 5 депутатов от каждой автономной обла¬сти и один депутат от каждого автономного окру¬га». Из этого человек, не знакомый с процедурой формирования Совета Национальностей Верховного Совета СССР, может заключить, что здесь дело об¬стоит точно также, как оно обстояло и в старых со¬ветских Конституциях. Иначе говоря, в Совет На¬циональностей от РСФСР входят русские, от Украи¬ны – украинцы, от Узбекистана – узбеки, от Грузии и Армении – грузины и армяне и т. д. Что же касает¬ся Совета Союза, то туда входят депутаты пропор¬ционально численности населения каждой союзной республики. Вот как раз в этом важнейшем вопросе конституции в многонациональном государстве со¬ветские лидеры сумели противопоставить своей пи¬саной «Конституции» антиконституционную практи¬ку виртуозного обмана. Вполне нормально, что в силу того, что русские составляют большинство населения СССР, они посылают большинство депу¬татов в Верховный Совет СССР плюс еще 32 депу¬тата от РСФСР. Но это не только нарушение соб¬ственной Конституции, но и прямое издевательство над малыми народами, когда Кремль, кроме поло¬женных 32 депутатов от РСФСР, посылает не толь¬ко в Совет Союза, но и в Совет Национальностей большое число русских депутатов от всех нерус¬ских республик и областей, абсолютно непропор¬циональное численности русского населения там. В связи с последними выборами в Верховный Со¬вет СССР приведу на этот счет наглядные доказа¬тельства. Чтобы слишком не распространяться, ограничусь некоторыми типичными примерами из Средней Азии и Кавказа. Возьмем в Средней Азии одну союзную республику – Узбекистан. В Совет Союза там выбрано 39 человек, из них 13 русских. В Совет Национальностей выбрано 32 человека, из них 7 русских, если добавить сюда три русских, избранных в Кара-Калпакии, то получается, что в Верховный Совет посланы от Узбекистана 23 рус¬ских депутата, то есть куда больше, чем полагает¬ся русскому меньшинству в Узбекистане. Та же картина, если не хуже, и на Кавказе. От Грузин¬ской СССР в Совет Союза избрано 14 депутатов, из них 4 русских, в Совет Национальностей избрано 32 депутата, из них 3 русских, а считая Абхазию и Аджарию, от Грузии в Совет Национальностей из¬брано десять русских депутатов. Перейдем к авто¬номным республикам и областям Северного Кав¬каза. От Дагестана в Совет Национальностей из¬брано И депутатов, из них 4 русских; от Чечено-Ингушетии в Совет Национальностей избрано 11 де¬путатов, из них 7 русских; от Северной Осетии в Со¬вет Национальностей избрано 11 депутатов, из них 7 русских; от Кабардино-Балкарии в Совет Нацио¬нальностей избрано 11 депутатов, из них 8 русских. 8 автономных областях Адыгее и Карачаево-Черкесии в Совет Национальностей избраны по пять депутатов, из них, в каждом случае – трое русских. На языке советской пропаганды это называется: все народы СССР равны между собой, но практика показывает, прямо по Оруэллу, что «большой брат» «равнее», чем другие.
В отношении техники голосования на выборах в Верховный Совет меня удивляет чрезмерная скромность советских лидеров. У них всегда полу¬чается 99,9% и никогда 100%, ибо, если верить Центральной избирательной комиссии, то около 200.000 человек голосовало «против» на послед¬них выборах обеих палат. На последних выборах у Энвера Ходжи в коммунистической Албании против голосовал только один человек. Ныне опальному чекистскому генералу Алиеву, видно, не давали покоя «успехи» Энвера Ходжи. У него в Азербай¬джане из 3.439.765 избирателей на выборах в Совет Союза голосовали против только 11 человек. Это уже всесоюзный рекорд, а в Нагорно-Карабахской автономной области и Нахичеванской АССР, вхо¬дящих в Азербайджан, Алиев побил и мировой рекорд Энвера Ходжи – за «блок коммунистов и беспартийных» там голосовало 100%! (Все данные из «Правды» 7. 3 1984г.).
В эру «перестройки» было бы разумно прекра¬тить эту детскую комедию «выборов», актерами и режиссерами которой все-таки являются серьез¬ные люди.
ЧАСТЬ V. ГЛАСНОСТЬ ГОРБАЧЕВА И КРИЗИС НАЦИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ
I. РЕЗУЛЬТАТЫ СТРАТЕГИИ ЯЗЫКОВОЙ ДЕНАЦИОНАЛИЗАЦИИ
В брежневскую эпоху «застоя и негативных яв¬лений» национальные республики, наоборот, пере¬живали феномен, имеющий судьбоносное значение в их истории. У них происходило тихое возрождение национального самосознания в тех же темпах и с тем же упорством, с каким в этих республиках свирепствовала великодержавная практика – под фальшивой вывеской «интернационализации». Пред¬упреждения Ленина в его последних записках по национальному вопросу сбылись: чем больше великодержавники будут давить и ущемлять нацио¬нальные чувства нерусских народов, тем шире, глубже и острее эти последние будут реагировать. По Ленину, в любом многонациональном государ¬стве местный национализм является естественной и неизбежной реакцией на шовинизм державной нации.
Реакция нового руководства Кремля на алма-атинские события правильно фиксирует, что они были подготовлены практикой эпохи Брежнева, но игнорирует подлинную подоплеку самих со¬бытий, извращая их великий исторический смысл. Мимоходом сославшись на алма-атинские события, Горбачев сказал на январском Пленуме (1987 г.), что в последние десятилетия «негативные явления и деформации… проявились и в сфере национальных отношений». На самом деле «негативные явления» сводятся к росту национального самосознания, а «деформации» – к намеренной фальсификации не только ленинских указаний в его предсмертной статье «Об автономизации», но и к грубейшему на¬рушению принципов «Декларации об образовании СССР» от 30 декабря 1922 г. и договора между со¬ветскими республиками об их суверенитете, кото¬рые являлись основой создания СССР в 1922 г. на 1-ом съезде Советов и его первой конституции 1924 г. Горбачев поставил фальшивый диагноз бо¬лезни, оценив рост патриотизма нерусских народов, как «негативные явления и деформацию нацио¬нальных отношений». Но раз диагноз фальшивый, то и рецепт лечения тоже будет фальшивым, что еще больше усугубит состояние болезни пациента. Имя этого пациента – Советская империя, которая тяжко больна не только социально-экономически, но и, в первую очередь, национально-политически. Сталин на ранней стадии существования Советской империи называл такие явления болезнями роста, и это в каком-то смысле было правильно. Но нынеш¬ние болезни Советской империи – это болезни ее упадка, прогрессирующей дряхлости, начало всеоб¬щего кризиса национальных отношений одновре¬менно во всех ее частях. Ведь Кремль и его новые лидеры обманывали самих себя, когда в очередной редакции «Программы КПСС» на XXVIIсъезде партии категорически заявили: «Национальный вопрос, оставшийся от прошлого, в Советском Союзе успешно решен». И после того, как за этим «успешным решением» национального вопроса по¬следовал алма-атинский шок, крымско-татарские демонстрации в Москве, многократные и массовые демонстрации в столицах Эстонии, Латвии и Литвы под знаменем восстановления их национальных прав, новые лидеры Кремля вместо трезвого анали¬за глубинных причин роста национального движения на окраинах, вместо пересмотра великодержавной политики своих предшественников, – продолжают ту же старую политику под тем же фальшивым ло¬зунгом «интернационализации», переименовав ее те¬перь в политику «двуязычия».
Однако, как мы уже говорили, рост националь¬ного самосознания – не локальное и не спорадиче¬ское явление. Национальное самосознание – наибо¬лее ярко проявляющееся в области культуры и в «переоценке ценностей» собственного историческо¬го прошлого, растет во всех стратегически важных окраинах империи – на Украине и в Белоруссии, на Кавказе и в Прибалтике. Причем убежденными глашатаями национального возрождения выступают там не какие-нибудь «буржуазные националисты», а выдающиеся культурные деятели, коммунисты, апеллируя к тому же Ленину, к которому часто начал обращаться и Горбачев для обоснования «ра¬дикальных реформ», «гласности», «демократиза¬ции». И все они в один голос утверждают то, о чем мы уже говорили: бессмертие нации держится на бессмертии ее языка, добавляя, что их националь¬ные языки обречены на исчезновение, если не будет «радикальных реформ» и в области партийной язы¬ковой политики. Известная армянская поэтесса Сильва Капутикян требует восстановить в армян¬ских школах равноправное преподавание армян¬ского языка, армянской литературы и армянской истории наряду с преподаванием русского языка, русской и всеобщей истории. Она привела характер¬ные примеры: 1) для интенсивного изучения рус¬ского языка в армянских школах Министерство просвещения СССР предложило разделить каждый класс на группы по 10-12 человек, но, добавляет она, «Министерство не разрешает применить тот же метод изучения армянского языка в русских шко¬лах республики, где 90% учащихся – армяне, хотя многие ученики и свой язык знают плохо»; 2) вто¬рой пример касается преподавания национальной истории в национальных школах. Капутикян пишет: «В школах союзных республик мало часов отдано истории своих народов. У нас, например, в пятидеся¬тых годах на это выделялось 102 часа, а сейчас лишь 50». Ее общий вывод весьма печальный: «У нас в Армении год от года сужается сфера армянского языка. Не только в учреждениях союзного значе¬ния, но и в сугубо местных армянский язык посте¬пенно уходит из делового обихода… Когда язык остается, главным образом, бытовым, он закосте¬невает, отстает и утрачивает свою вековую способ¬ность включаться в общее движение развития че¬ловеческой мысли» («Правда», 7. 5. 1987). Страте¬гический курс языковой политики Кремля как раз в том и заключается – провести русификацию на основе изгнания из политики, экономики, культу¬ры, науки, учреждений родных языков, которые со временем должны стать чем-то вроде рудиментов. Можно себе легко представить, как такая языко¬вая политика проводится в других республиках, если так обращаются с одним из древнейших, с его двухтысячелетней историей культуры и литературы, народов в мире. Документом исторической важ¬ности по национальному вопросу в СССР являет¬ся письмо от 15 декабря 1986 года группы выдаю¬щихся деятелей культуры Белоруссии на имя Гор¬бачева. Его подписали 28 человек – писатели, ар¬тисты, композиторы, журналисты, ученые, среди которых есть хорошо известные во всех республи¬ках деятели литературы, искусства, науки, такие, как Василь Быков, Янка Брыль, Рыгор Бородулин, Василь Витка, Вячеслав Адамчик. К письму Горба¬чеву приложен специальный документ под назва¬нием: «Комплекс предложений по коренному улучшению положения родного языка, культуры и патриотического воспитания в БССР». Прежде чем оценить эти два документа по существу, важно за¬метить, что документы белорусов составлены за два-три дня до алма-атинской демонстрации за на¬циональные права казахского народа (17-18 декаб¬ря 1986). Однако события в Казахстане и письмо белорусов Горбачеву находятся в незримой, но глубокой духовной связи между собой. Что хлад¬нокровные европейцы из Минска аргументировано изложили на бумаге, темпераментные казахи из Алма-Аты вынесли на улицу. Документы белорусов точно и без эмоций по существу воспроизво¬дят действительное положение во всех националь¬ных республиках, областях и округах.
Обратимся к самим документам. Главное зна¬чение белорусских документов состоит в том, что они ставят кардинальный вопрос национальной по¬литики партии, на который на данном этапе «глас¬ности» Горбачев едва ли может ответить, иначе как общими фразами. Вопрос этот следующий: какова цель национальной политики КПСС – вымирание или сохранение национальных языков, следова¬тельно, вымирание или сохранение нерусских на¬ций? Поскольку одна из конечных целей – это слия¬ние всех советских народов в одну коммунистиче¬скую нацию с одним общим языком, то есть рус¬ским языком, то следующее положение названных документов звучит как вызов всей великодержав¬ной доктрине партии: «Язык – пишут авторы, -душа народа, наивысшее проявление его культур¬ной самобытности, основа полноценного духовно¬го существования. Пока живет родной язык, живет, имеет историческую перспективу и народ. С упад¬ком языка чахнет, деградирует культура, народ перестает существовать как национальный исторический организм» («Лiсты да Гарбачова. Выд. 2. Лондон, 1987). Авторы сообщают Горбачеву, что начиная с середины пятидесятых годов, то есть по¬сле смерти Сталина, в городах Белоруссии происхо¬дит «интенсивная ликвидация» школьной сети с белорусским языком обучения.
Многие из ранее существовавших периодиче¬ских органов печати на белорусском языке теперь издаются только по-русски. Сельские школы в последние два десятилетия фактически превра¬щены в русские школы. Высших учебных заведе¬ний и техникумов с белорусским языком обуче¬ния вообще не существует. Педагогические инсти¬туты республики уже несколько десятилетий не го¬товят учителей белорусского языка. Издание книг растет только на русском языке. Из 15 театров рес¬публики только три ставят пьесы на белорусском языке. Кинофильмов на белорусском языке вооб¬ще нет. Авторы подводят итоги национальной по¬литики партии в Белоруссии: «Родной язык, – пи¬шут они, – был вытеснен почти из всех сфер жиз¬ни общества. Белорусский язык как рабочий язык и язык делопроизводства почти не употребляется ни в партийных, ни в государственных органах и учреж¬дениях… Лиц, которые пользуются родным языком, нередко автоматически зачисляют в «национали¬сты.»
Авторы напоминают генсеку: «Мы переживаем сложный период в истории белорусского народа, когда требуются решительные меры действия по спасению (именно спасению, ибо отдельные меры поверхностно-косметического характера положения не исправят) родного языка, родной культуры, а, следовательно, белорусского народа от духов¬ного вымирания». В заключении авторы сформули¬ровали свои требования к Кремлю в трех пунктах.
Пункт первый: надо «приступить к введению бело¬русского языка в качестве рабочего в партийные, государственные (прежде всего это касается мини¬стерств просвещения, культуры, высшего и средне¬го специального образования, связи, государствен¬ных комитетов по делам издательства, полиграфии и книжной торговли, по кинематографии, по теле¬видению и радиовещанию, Академии наук) и совет¬ские органы и учреждения республики. Пункт вто¬рой: ввести обязательные экзамены по белорусско¬му языку и литературе для абитуриентов средних школ. Пункт третий: ввести обязательные экзамены по белорусскому языку и литературе для всех вы¬пускников высших школ и техникумов» («Люты да Гарбачова». Лондон, 1987).
Как реагировал Кремль и лично Горбачев на письмо белорусов? Об этом мы узнаем из вто¬рого письма белорусов, о чем далее.
Уже подчеркивалось, что в деле русификации ученики и наследники Сталина пошли гораздо даль¬ше своего учителя в кардинальном вопросе любой национальной политики – в вопросе о судьбе нацио¬нальных языков. В языковой политике Сталин вы¬ступал против утверждения Ленина, что победивший мировой социализм будет пользоваться одним или двумя из существующих языков английским или русским. Сталин, наоборот, утверждал: «По¬сле победы социализма … не может быть и речи о поражении одних и победе других языков», и языки «сольются в один общий международный язык, который, конечно, не будет ни немецким, ни рус¬ским, ни английским, а новым языком» (Сталин, «Марксизм и вопросы языкознания», 1950). Но надо заметить, что касаясь роли русского языка в таком многонациональном государстве, как Рос¬сия, Ленин говорил, что все языки должны пользоваться равными правами. Правительство демо¬кратического государства по Ленину «безусловно должно признать полную свободу родных языков и отвергнуть всякие привилегии одного из них» (ПСС, т. 25, стр. 71-72).
Исходя из этого, Xи XIIсъезды партии в 1921 и 1923 годах объявили языки народов советских на¬циональных республик государственными языками этих республик – в этом собственно и заключалась внешняя форма их «советского национального су¬веренитета». Но уже в начале 30-х годов Сталин на¬чисто вычеркнул из истории оба эти съезда, хотя по Конституции 1936 г. грузинам, азербайджанцам и армянам (и только им) было разрешено указать в своих собственных конституциях, что в данных республиках их языки являются государственными. Однако до официального объявления русского языка государственным для национальных респуб¬лик Сталин еще не дошел. Зато до этого дошли его наследники, правда, не называя вещи своими имена¬ми. В «Программе КПСС» они записали как закон:
1) надо «добровольно» изучать русский язык,
2) русский язык отныне «общий язык межнацио¬нального общения всех народов СССР». С этих пор и появилась не только доктрина, но и форсированная практика «двуязычия». Термин «двуязычие» для народов России-СССР Ленину совершенно не изве¬стен. У Сталина он встречается в далеком перспек¬тивном плане развития.
Но главное в другом. В устах наследников Сталина «двуязычие» совсем не означает того, что вытекает из сочетания этих двух слов. В самом де¬ле, что значит «двуязычие» в классическом смысле? Его лингвистическое толкование дано в «Словаре русского языка» Ожегова в следующем определе¬нии: «Пользование двумя языками как равноценными». Но как определить политически «двуязы¬чие» в условиях суверенных по советской конститу¬ции советских национальных республик? Неподра¬жаемый по своему цинизму ответ на этот вопрос дал первый секретарь ЦК партии Белоруссии Соко¬лов деятелям белорусской культуры, которые об¬ратились к Горбачеву с требованием объявить бело¬русский язык государственным языком Белорус¬ской республики. Вот этот ответ: «Никто никому не указывает, – сказал Соколов, – на каком языке обращаться к друзьям, выступать с трибуны». «Никто никому не указывает, – добавил он, – на каком языке писать стихи и романы». Это заявле¬ние Соколов сделал по поручению ЦК КПСС на мар¬товском Пленуме (1987 г.) ЦК КП Белоруссии, что вызвало второе письмо на имя Горбачева 134 деятелей науки, культуры и труда от 1 июня 1987 г. («Люты да Гарбачова», Сш. 2. Лондон, 1987, стр. 4). Предельно сжатое, богатое по фактам второе письмо белорусов посвящено опровержению сле¬дующего тезиса Соколова: «В республике созданы все условия для развития белорусского языка, белорусской национальной культуры… То, что наша республика стала регионом развития двуязычия, бесспорное завоевание национальной политики пар¬тии» (стр. 2). Против этого голословного утверж¬дения белорусы приводят факты: 1) в белорусских городах в 1979 г. доля населения белорусской на¬циональности составляла 71,5 процента, но там нет теперь ни одной национальной школы; 2) во всех средних школах, училищах, техникумах, вузах -обучение на русском языке; 3) «за весь послевоен¬ный период не подготовлено ни одного учителя для белорусской школы»; 4) «практически все дело¬производство в республике ведется на русском языке»; 5) «даже просто за последовательное и сознательное пользование белорусским языком че¬ловека зачастую оскорбляют, обвиняют в нацио¬нализме» (там же, стр. 2-3). Авторы второго пись¬ма Горбачеву напоминают генсеку: «Не следует за¬бывать, что все это происходит в республике, об¬ладающей государственным суверенитетом и являю¬щейся одной из членов-основателей ООН, в рес¬публике, где 83,5 процента жителей коренной на¬циональности считают белорусский язык родным языком» (там же). Авторы второго письма пишут и о том, какие были результаты первого письма бе¬лорусов Горбачеву: «Уважаемый Михаил Сергее¬вич! Вышеупомянутое письмо представителей бело¬русской интеллигенции, посланное Вам ранее, в сущности не возымело действия. Отдельные меры, которые приняты, или намечаются, носят не прин¬ципиальный, а… ‘поверхностно-косметический’ ха¬рактер. Выводы комиссии ЦК КПСС, работавшей по этому письму, не были преданы гласности» (там же, стр. 5).
Тут авторы второго письма, конечно, ошибают¬ся. Выступление Соколова на мартовском Пленуме ЦК Белоруссии как раз и было ответом комиссии ЦК КПСС на первое декабрьское письмо белорус¬ской интеллигенции. Это в обычае советских прави¬телей: каждый раз, когда обостряются националь¬ные отношения, прибегать к методу создания ко¬миссий по национальному вопросу с тем, чтобы ре¬шить его «косметически» по форме, но великодер¬жавно по существу (увы, боюсь, что такая же судьба ждет и несчастных крымских татар, уже судя по тому, что в комиссию по решению их вопроса входят такие заслуженные сталинисты, как Громы¬ко, Чебриков, Щербицкий, Демичев). Соколов прав, когда он заявляет, что «двуязычие» в национальных республиках уже сложившаяся реальность, ибо русский язык навязан там как государственный, а национальные существуют, как бытовые. Он прав, когда оценивает это «двуязычие» как до¬стижение новой великодержавной политики Крем¬ля. Недоразумение между Соколовым и его бе¬лорусскими критиками собственно и происхо¬дит из-за того, что под «национальной политикой» обе стороны подразумевают вещи диаметрально противоположные: под национальной политикой партии белорусы понимают, ссылаясь на послере¬волюционного Ленина, расцвет и даже увековече¬ние наций. Вожди Кремля, тоже ссылаясь на Лени¬на, но дореволюционного, понимают под ней посте¬пенную, но систематическую денационализацию всех наций. Поэтому Кремль допускает только такое «двуязычие», которое не противоречит этой стра¬тегической цели, а именно: русский язык – госу¬дарственный на всей территории СССР, а родной язык, обреченный на исчезновение – только быто¬вой язык (ведь «бытовые языки» существуют и в разных регионах самой России, их принято называть «диалектами»). Произошло еще одно историческое недоразумение, которое нельзя объяснить никаки¬ми хитроумными законами большевистской схо¬ластики, названной марксистской диалектикой. Форма явно претендует стать содержанием. Чтобы сохранить и расширить империю, большевики при¬бегли к уникальному трюку в правовой мысли и правовой практике: республики, составившие СССР, были объявлены «суверенными», при этом под суверенитетом понималась одна лишь форма для прикрытия имперской сущности советского тота¬литарного государства. Сегодняшний кризис совет¬ской национальной политики и есть результат вы¬рвавшихся наружу, благодаря «гласности», проти¬воречий между этим эфемерным суверенитетом нерусских республик и имперским диктатом Мо¬сквы.
В первую очередь кризис коснулся самой большой, после России, славянской республики – Украины, которая в условиях «гласности» высту¬пает в авангарде борьбы за возвращение родному языку узурпированного у него партаппаратом права быть государственным языком. Великодержавный отпор, который рупор Кремля – Соколов – дал интеллектуалам Белоруссии, не обескуражил укра¬инцев. Можно даже сказать, что, как выступление Соколова, так и предшествовавшее ему ранее вы¬ступление по национальному вопросу идеологиче¬ского секретаря ЦК КП Украины с тех же позиций, что и Соколов, дали новые дополнительные аргу¬менты в руки украинских интеллигентов. Факты вопиющего нарушения всех основ той политики, которую Ленин и его партия много раз декларирова¬ли и декретировали в национальном вопросе, были настолько очевидными, что примитивные аргумен¬ты партаппаратчиков со ссылками на фальсифи¬цированного ими Ленина, легко разоблачались при сличении ленинской теории и ленинской практики двадцатых годов с теорией и практикой его учени¬ков в восьмидесятых годах. Двух примеров до¬статочно, чтобы продемонстрировать глубину реви¬зии ленинской национальной политики на Украине: ленинское правительство декретировало и прово¬дило тотальную украинизацию партийного, госу¬дарственного, хозяйственного аппарата и культур¬ных учреждений. Сегодня слово «украинизация» равнозначно «буржуазному национализму». Ленин¬ское правительство объявило изучение украинского языка и обучение на нем обязательным, а изучение русского языка – добровольным. Сегодня как раз наоборот – русский язык обязательный, а украинский – добровольный. Недовольство такой нацио¬нальной политикой Москвы вышло наружу, в пер¬вую очередь, в выступлениях весьма заслуженных украинских писателей, деятелей культуры и науки, среди которых много и членов партии. В каком-то смысле Москва была застигнута врасплох патрио¬тическими выступлениями украинской и белорус¬ской интеллигенции. По всей вероятности, не было в Москве и единодушия в отношении того, как ответить украинцам и белорусам, тем более, что в их требованиях по существу речь идет о радикаль¬ном пересмотре всей национальной политики Ста¬лина, Хрущева и Брежнева. Судя по внешним дан¬ным, Политбюро долго колебалось между двумя позициями – либо неизменно продолжать старый курс русификации, либо попытаться разрешить кризис в национальной политике путем заключения компромисса с национальными патриотами. Когда первый вариант сорвался из-за упорного противо¬действия белорусов, Кремль решил идти на ком¬промисс сначала с украинцами. Отсюда постанов¬ление ЦК партии Украины от 14 августа 1987 г. «О мерах реализации в республике решений XXVIIсъезда партии и июньского пленума ЦК КПСС 1987 г. в области национальных отношений и усиле¬ния интернационального и патриотического воспи¬тания трудящихся» («Правда», 16. 8. 1987).
Сразу заметим: данное постановление в опре¬деленном смысле носит юбилейный характер – это первое постановление ЦК КП Украины за 60 лет, повторяю – за шестьдесят лет – «Об улучшении изучения украинского, русского и других языков народов Украинской СССР». Каждый понимает, что русский язык и языки других народов при¬стегнули сюда только для соблюдения проформы, ибо все постановления Центральных Комитетов республик и ЦК КПСС с конца 20-х годов и до конца правления Брежнева были посвящены только од¬ному языку – изучению русского языка среди не¬русских народов, но ни одно постановление партии за эти 60 лет не было посвящено национальным язы¬кам. В этом смысле постановление украинского ЦК, принятое, конечно, по поручению Московского ЦК, – явление необычное. Его декларативная цель – увековечить роль русского языка как государствен¬ного языка Украины, предложив за это условное и ограниченное расширение сферы действия украин¬ского языка в быту, литературе, искусстве, в шко¬ле, отчасти даже в партийных и государственных учреждениях. В постановлении подчеркнуто, что все это делается, исходя из принципа новой доктри¬ны – «национально-русского двуязычия». Это зна¬чит, что в каждой республике, как уже указыва¬лось, употребляются два языка: для государствен¬ных дел – русский, а для бытового общения – на¬циональный язык.
Московских великодержавников вечно пресле¬дует идея фикс, а именно: если все национальности Советского Союза заговорят по-русски, то они ста¬нут русскими и тогда окончательно исчезнет нацио¬нальная проблема в СССР. Отсюда и практические меры: обучение детей в национальных начальных школах на русском языке, обучение допризывни¬ков и солдат русскому языку (опасно формировать национальные части в армии), даже создается и спе¬циальная сеть детских садов в республиканских го¬родах и поселках, где с нерусскими малышами разговаривают только по-русски. Киргизско-рус¬ский писатель Чингиз Айтматов жаловался, что он не дождется того дня, когда в столице Киргизии Фрунзе откроется детский сад на киргизском языке, и это там, где по словам первого секретаря ЦК Киргизии, 42% киргизских детей не говорят по-киргизски. Айтматов дипломатически признает «двуязычие», но только при полном равенстве обоих языков во всех сферах. Его критик киргиз¬ский писатель А. Токомбаев «выразил убеждение в том, что двуязычие должно быть делом сугубо добровольным, только знание русского языка обязательно для всех» («Литературная газета», 2. 3. 1988). В такой роли глашатая русификации – из нерусских писателей Токомбаев в единственном числе.
Уже есть решение февральского пленума ЦК КПСС (1988) о «двуязычии», в котором сказано: «Следует активно развивать национально-русское двуязычие. Коренным образом улучшить изучение и преподавание языков народов СССР, русского языка… расширять в школах практику совмест¬ного обучения на русском и родном языках… В вопросе обучения недопустимы никакие привиле¬гии или ограничения» («Правда», 20. 2. 1988). В этом постановлении нет главного: нет отмены за¬кона о добровольности обучения на родном языке! «Изучение» и «преподавание», и то добровольно, национальных языков, но обязательное обучение на русском языке во всех школах нерусских наро¬дов, – такова суть доктрины «двуязычия».
Однако великодержавники недостаточно хоро¬шо знают историю западных колониальных импе¬рий, чтобы понять, что знание языка великодер¬жавной нации – не панацея против сепаратизма. Совсем наоборот: это знание языка угнетателя со временем становится вернейшим оружием в на¬ционально-освободительной борьбе против колони¬заторов. Более того, язык бывшей метрополии становится у многих освободившихся колониаль¬ных народов их государственным языком, иногда наряду с одним из местных языков (бывшие фран¬цузские колонии в Африке, бывшие английские и американские колонии в Азии, давнишние испан¬ские и португальские колонии в Латинской Аме¬рике и Африке). Господа из Кремля думают иначе и поэтому жалуются на недостаточно энергичное распространение русского языка в Средней Азии, Закавказье и Прибалтике. «Правда» писала на этот счет: «Остается актуальной задача качественного улучшения знания русского языка, особенно в сель¬ских районах Средней Азии, Закавказья, Прибалти¬ки» («Правда», 13.02.1987).
Я знаю, что ни один нацмен, даже в своей рес¬публике, не может сделать ни научную, ни техниче¬скую, ни административную карьеру без знания рус¬ского языка, но, спрашивается, почему «Правда» хочет, чтобы и каждый национальный колхозник обязательно изучил русский язык?
Советская империя требует от своих колониаль¬ных народов того, чего не требовали западные им¬перии изучения поголовно всеми нерусскими русского языка, ибо это, как замечает «Правда», «закономерный процесс интернационализации куль¬туры и межнационального смешивания населения», то есть та же самая формула «слияния наций» путем поглощения малых наций большой, держав¬ной нацией. Отсюда и требование: малые нации обязаны знать язык державной нации.
В национально-культурной политике наследни¬ки Сталина стали правее самого Сталина. Его извест¬ная двухэлементная формула гласила: «Культура, национальная по форме, социалистическая по со¬ держанию». Наследники Сталина нашли, что в этой формуле отсутствует самый важный третий эле¬мент великодержавный. Отсюда дополнение формулы Сталина этим новым третьим элементом.
В цитированной статье из «Правды» новая форму¬ла, уже при Брежневе пущенная в ход, читается так: «Единая по социалистическому содержанию, много¬образная по национальным формам, интернациона¬листская по духу культура». Поскольку знатоки партийной эзоповщины хорошо знают, что термин «интернационализация» в советской национальной политике является синонимом «русификации», то все становится на свои места. Именно в интересах такой «интернационализации» газета выступает за то, чтобы национальные историки не копались в своем национальном прошлом, художники не куль¬тивировали «реакционные» традиции своих наро¬дов, акыны и ашуги не воспевали величие своих исторических героев. «Правда» констатирует: «К сожалению, в некоторых произведениях художе¬ственной литературы и искусства, научных трудах встречаются попытки под видом национальной самобытности идеализировать реакционно-национа¬листические и религиозные пережитки, приукра¬сить историю одного народа, принизить роль дру¬гих народов». Словом, то, что положено «старшему брату» (воспевать князей Игоря, Александра Нев¬ского, Дмитрия Донского, полководцев Суворова, Кутузова, Нахимова) не подобает младшему брату (туркестанцам запрещается воспевать Тимура, Ба-бура, Кенесары, кавказцам – шейха Мансура и има¬ма Шамиля, украинцам – Мазепу и Грушевского, балтийцам своих национальных героев). Зато цар¬ским генералам, покорявшим огнем и мечом Кав¬каз и Туркестан, ставят памятники на территории завоеванных ими народов, как и царю Петру Iв завоеванной им Прибалтике.
Все, кто этому сопротивляется в националь¬ных республиках, числятся в националистах. Стран¬но, что эти советские идеологи все еще называют себя марксистами. Я их называю монархо-марксистами, ибо в старых царских учебниках писали то же самое. Наконец, вопрос о национализме и шови¬низме. Безусловно, всякий национализм, перехо¬дящий в шовинизм, явление по сути своей античе¬ловеческое. Особенно страшен шовинизм держав¬ной нации в таком многонациональном государ¬стве, как Советский Союз, именно потому, что дер¬жавная нация вершит судьбами подвластных ей народов. Местный национализм в таком государ¬стве – лишь реакция на великодержавный шови¬низм господствующей нации. Ленин это хорошо по¬нимал и боролся с ним, чтобы тем самым предупре¬дить развал Советской империи. Сталин, став на ве¬ликодержавную позицию, сочинил доктрину о «буржуазных националистах», которые, оказывает¬ся, орудуют во всех союзных и автономных рес¬публиках, но не среди самой державной нации. В этом вопросе все генсеки после Сталина последо¬вательно и скрупулезно продолжают линию быв¬шего «отца народов». В двадцатые годы в партий¬ных документах и партийной печати еще говори¬лось о двух уклонах в национальном вопросе -о «великорусском шовинизме» и «местном нацио¬нализме». Причем «великорусский шовинизм», в согласии с Лениным, объявлялся главной опас¬ностью. С тех пор, как Сталин на XVIIсъезде партии в 1934 г. объявил «местный национализм» основной опасностью, совершенно исчезло из литературы понятие «великорусский шовинизм», зато ни один партийный документ, ни одна работа советских идеологов не обходится без упоминания зловред¬ного «местного национализма», без настойчивого призыва бороться с ним. Но и здесь ученики Стали¬на, как это полагается прилежным ученикам, пре¬взошли своего учителя. После Сталина оба уклона «национализма» и «шовинизма» соединены вместе и водятся только среди националов. В новой про¬грамме партии говорится, что каждый советский человек должен проявлять «нетерпимость к про¬явлению национализма и шовинизма, национальной ограниченности и национального эгоизма». На январском пленуме ЦК (1987 г.), который про¬исходил после событий в Казахстане, Горбачев ограничился по существу подтверждением ста¬рой линии по национальному вопросу. Но на встре¬че в ЦК КПСС с главными редакторами столич¬ных газет, журналов, теле-радио Горбачев впервые за свое генсекство сказал нечто такое, что допускает возможность распространения перестройки и на область национальных отношений. Вот это место из выступления Горбачева:
«Особого внимания требует национальный во¬прос… мы за уважительное отношение и к нацио¬нальным чувствам, и к истории, и к культуре, и к языку всех народов, за полное и фактическое ра¬венство. Мы живем в многонациональной стране, и невнимание к этим вопросам опасно. К сожале¬нию, мы порой оценивали положение на этом на¬правлении в виде заздравных тостов… Растет, повышается культурный уровень всех народов и народностей, выросла своя интеллигенция». Но по адресу интеллигенции он добавил: «Она изучает корни своего прошлого, порой это приводит к обо¬жествлению истории и всего, что с ней связано, и не только прогрессивного» («Правда», 14.02.1987). Но «заздравных тостов» было в прошлом не так уж много. Была перманентная чистка, направленная против так называемых «буржуазных национали¬стов» на Украине и в Белоруссии, на Кавказе и на мусульманском Востоке; был геноцид гитлеров¬ского типа против национальных меньшинств во время войны. Великодержавники все еще поют гимны царским полководцам за их прогрессивное дело – за насильственное присоединение к России чужеземных народов. Когда же национальные исто¬рики и писатели «обожествляют» свое героическое прошлое, то их обвиняют в националистической идеализации «реакционного прошлого».
История таких злодеяний не прощает, а народы их никогда не забывают. В этом отношении, чем дальше, тем больше советская империя будет чув¬ствовать себя неуютно, ибо она последняя империя в истории.
Идеологи эры Горбачева пропагандируют в на¬циональной политике два понятия, которых не было раньше: понятие «Большая и малая родина» и уже упомянутое понятие «двуязычие». Внешне это вы¬глядит как дань великодержавников националь¬ным чувствам нерусских народов. В самом деле, ведь до сих пор признавалась только одна большая «советская родина», которую, к тому же, надо писать с большой буквы, а теперь разрешено пи¬сать и о своей национальной родине, как о «малой родине», но уже с маленькой буквы. Это игра в пропагандную эквилибристику в смысловом отно¬шении – явный «перекос», ибо у человека может быть только одна родина, где тысячелетиями жил и живет его народ. В чем же «перекос»? Хотя бы в следующем: у грузин – Грузия «малая родина», а СССР – «большая Родина», у русских – Россия «ма¬лая родина», а СССР – «большая Родина». Это рас¬членение «большой Родины» на многочисленные национальные «малые родины» является, с одной стороны, вынужденным компромиссом официаль¬ной идеологии с сложившимся веками и внутренне неистребимым комплексом чувств национальной исключительности, аутентичности и неповторимости каждого народа, а, с другой стороны, компромисс свидетельствует, что учение большевиков об асси¬миляции нерусских народов русским народом с единым русским языком и исчезновением в исто¬рической перспективе всех других языков (более 100) молчаливо признается, если не утопией, то по крайней мере, чем-то не актуальным. К сожале¬нию, всякий вынужденный компромисс сильного со слабым обычно недолговечен. Как только ис¬чезнут обстоятельства, принудившие власть идти на уступки, наступает реакция. Это особенно касается доктрины «двуязычия». Судя по официальным до¬кументам, «двуязычие» тоже в своем роде уступка великодержавников нерусским народам, ибо с на¬чала тридцатых годов и до нашего времени ни в одном из партийных документов ЦК КПСС и цент¬ральных комитетов партий национальных респуб¬лик ни слова не говорилось о необходимости «дву¬язычия» или изучения родного языка, зато выноси¬лись многократные решения о необходимости изу¬чения русского языка. Теперь говорится, что надо изучать оба языка – русский и родной язык, чтобы все республики и национальные области и округа сделать «двуязычными». Даже начинают говорить, что дети некоренной национальности могли бы изучать язык той нации, среди которой они живут. В докладе секретаря правления Союза писателей СССР Ю. Суровцева к 70-летию Октября, тезисы которого несомненно апробированы в ЦК КПСС, говорится на этот счет следующее: «Литературная общественность страны почти полностью, стопро¬центно, стоит за реальное двуязычие… за интенси¬фикацию и улучшение преподавания, углубленно¬го знания русского языка (в иных республиках, особенно на селе, это дело поставлено плохо)… Одновременно за расширение реального функционирования языка, родного для коренной националь¬ности каждой республики, за улучшение его препо¬давания, за распространение этого преподавания детям граждан всех национальностей, живущих в данной республике» («Великий Октябрь и совре¬менная литература», «Литературная газета», 14. 10. 1987). Заметьте разницу в постановке акцентов и приоритетов: интенсификация и углубленное изуче¬ние русского языка даже в национальных селах, аулах и кишлаках, а насчет национального языка требование не только скромное, но даже и несураз¬ное, ибо, что значит «реальное функционирование» родного языка? Он реально функционирует в своем народе, да только его не признают государствен¬ным и поэтому ему нет хода в высшие школы и высшие учреждения партии и государства, где дело¬производство ведется на русском языке.
Новая доктрина великодержавников – «дву¬язычие» – не только новый псевдоним той же самой русификации, но и бессмысленное требование, ибо человек может знать много языков, а мыслить может только на одном – на своем родном языке.
Появилось еще одно новое понятие для нацио¬нальных республик – это «патриотизм» без прила¬гательного «советский». Не хотят говорить прямо «грузинский патриотизм», «украинский патрио¬тизм» – это по-прежнему строжайшее табу. Но даже и такой «патриотизм» «малой родины» обязательно связывают с «интернационализмом», то есть с псевдонимом русификации. Поэтому полная форму¬ла гласит: развернуть в такой-то республике «пат¬риотическое и интернациональное воспитание». Но важны не пропагандные выкрутасы, а важна прак¬тика «реального функционирования» и безогово¬рочное признание языка, культуры и истории нацио¬нальностей. Отрывки из писем национальных читателей «Правды», опубликованных 25 августа 1987 г., показывают, как все еще велик разрыв между словом и делом у партийных идеологов. Стоит привести здесь некоторые выдержки из них. Украинец из Днепропетровска спрашивает: «Разве это не ведет к обеднению языка – в русских шко¬лах украинский не обязателен для изучения, идет как факультативный. Английский или немецкий обязателен, а украинский по желанию. Не парадокс ли?». «Правда» комментирует: «Такого же рода сетования в письмах из Белоруссии. Лет 20 назад в республике приняли постановление, дающее роди¬телям право »освобождать» детей от изучения в шко¬ле родного языка». Другой украинец из Харькова сообщает, что «можно привести десятки грустных примеров обывательски-черносотенного отношения к украинскому языку» и что в Харькове «царит украинофобия». Корреспондент, видимо, нацмен, из далекого Хабаровска, по словам «Правды», «при¬надлежит к той категории людей, которым не хва¬тает культуры национальных отношений». Вот про¬должение цитаты: «Это проявляется в делах и по¬ступках представителей разных народов страны. Разве не об этом свидетельствует высказывание А. Г. Тополева из Хабаровска, который обвиняет русский народ в великодержавности». Вот уже более 60 лет, как «Правда» не находит ни одного примера великорусского шовинизма в делах и по¬ступках русских бюрократов в национальных рес¬публиках, зато почти каждый день находит примеры местного национализма. Даже поступок русского председателя горсовета Харькова, который выки¬нул в городе все вывески на украинском языке как излишние, «Правда» не осуждает как проявле¬ние великодержавного шовинизма, хотя сама сооб¬щает об этом в цитированном выше письме украинца из Харькова. Напротив, автор обзора писем украинских читателей, защищая великорусских шовинистов, заявляет, что вот он, видите ли, «сам по национальности украинец» и его поэтому «осо¬бенно возмущает такого рода напраслина его зем¬ляков по адресу жителей второй столицы Укра¬ины» . Можно родиться украинцем, но быть прожженным «великорусским держимордой» – по тер¬минологии самого Ленина. Людям, которые счи¬тают себя его учениками, надо бы знать хотя бы работы Ленина по национальному вопросу. Вот что писал Ленин в своей известной статье против «ве¬ликорусских держиморд» из нерусских народов – против Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе: «Необходимо отличать национализм нации угне¬тающей и национализм нации угнетенной, национа¬лизм большой нации и национализм нации малень¬кой. По отношению ко второму национализму почти всегда мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилий и оскорблений и даже больше того – незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений… Поэтому интернационализм со сторо¬ны … так называемой ‘великой’ нации (хотя вели¬кой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не толь¬ко в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации большой, то неравенство, кото¬рое складывается в жизни фактически». Как Ленин хотел ликвидировать это фактическое неравенство между Великороссией и нерусскими народами, между советской Россией и национальными рес¬публиками? Указания Ленина на этот счет актуаль¬ны по сегодняшний день. Вот эти его указания: «Надо ввести строжайшие правила относительно употребления национального языка в национальных республиках, входящих в наш союз, и проверять эти правила особенно тщательно… Нет сомнений, что под предлогом единства … и т. п. у нас будет проникать масса злоупотреблений истинно русско¬го свойства… Тут потребуется детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь успешно только националы, живущие в данной республике» (Ленин, О национальном и национально-колониаль¬ном вопросе, стр. 518-519).
Непопулярны сегодня в Москве такие высказы¬вания Ленина, ибо по всем нынешним критериям Кремля в национальном вопросе как раз Ленин является отъявленным «местным националистом», который клевещет на великий русский народ. Поэтому такие цитаты из Ленина категорически запрещено приводить в текущей литературе о «ленинской национальной политике».
II. СТАРОЕ МЫШЛЕНИЕ КРЕМЛЯ В НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ
Национальный вопрос всегда был функцио¬нальной величиной генеральной стратегии больше¬визма. Таким он был на путях завоевания власти до революции. Таким он остается на путях удержа¬ния и укрепления этой власти после революции. Поэтому постановка национального вопроса, подход к нему, характер его решения, менялись в зависи¬мости от изменения стратегии партии и ее ближай¬ших целей.
Таким образом, национальная политика партии в строгом смысле этого слова не была даже полити¬кой вообще, а была тактикой партии, которая меня¬лась каждый раз, когда менялась общая политика партии. Мы уже видели, через какие этапы прошла генеральная линия партии в национальном вопросе при Ленине, Сталине, Хрущеве, Брежневе.
Сегодня, когда генеральная стратегия сформу¬лирована в установках «революционной перестрой¬ки» во всех сферах, «нового мышления», «гласно¬сти» и «демократизации» советского общества, национальный вопрос как раз в силу этой стратегии приобретает самодовлеющее значение. Уже сама практика нынешней дозированной «гласности» по¬казывает, какие потенциально взрывчатые силы таятся в недрах национальных отношений. Стоило газете «Правда» подать пример гласности, сообщив о казахской национальной демонстрации в Алма-Ате 17-18 декабря 1986 г., стоило Кремлю удер¬жать КГБ и МВД от разгона демонстрации и ареста демонстрантов, требовавших освобождения узни¬ков совести в Москве в начале 1987 г., как последо¬вали новые демонстрации в защиту прав националь¬ных меньшинств в разных уголках советской импе¬рии, наиболее яркими из которых были июльские демонстрации крымских татар в Москве и Ташкен¬те, поддержанные узбеками, августовские демон¬страции эстонцев в Таллинне, латышей в Риге, литов¬цев в Вильнюсе с лозунгами, требовавшими объ¬явить недействительным пакт Риббентроп-Молотов, по которому Гитлер подарил Сталину независимые Эстонию, Латвию и Литву.
Именно дозированной гласностью (под не¬гласным надзором КГБ) воспользовались и мно¬гие видные деятели национальных культур поч¬ти из всех республик, чтобы смело и открыто поставить вопрос об обреченности на исчезнове¬ние нерусских наций, если будет продолжаться нынешняя языковая политика партии. Таким образом Кремль оказался перед неприятной для него дилеммой: либо исключить национальные республики из «перестройки» и «гласности», ли¬бо объявить во всеуслышание, что партия воз¬вращается к их полному внутреннему суверени¬тету, который им обещал Ленин в конституции 1924 года, а Сталин и его наследники полностью отвергли. Пока что Кремль избрал первый путь – исключить национальные республики из «пере¬стройки» и «нового мышления», сохранив в не¬прикосновенности послеленинскую политику ру¬сификации. Что дело обстоит именно так, свиде¬тельствует постановление ЦК КПСС от 16 июля 1987 г. «О работе казахской республиканской партийной организации по интернациональному воспитанию трудящихся» («Правда», 16. 7. 87). В этом документе, составленном в стиле Лигачева, начисто отсутствуют как перестройка , так и «новое мышление».
Не может быть более тяжкого греха для поли¬тического руководства, как самообман с целью об¬мана других. Так часто случается, когда оптимисти¬ческие расчеты основываются на ошибочном анали¬зе новой ситуации. Это, на мой взгляд, сейчас проис¬ходит с горбачевским руководством в оценке реаль¬ного положения в национальных республиках. Не¬сколько слов о внешней характеристике данного до¬кумента. Авторы документа, видно никогда не читали работ Ленина по национальному вопросу, зато крепко запомнили и усвоили, что на этот счет писал Сталин. Сталинские установки, утверждаю¬щие, что в условиях советского многонационально¬го государства главной и единственной опасностью является национализм малых народов, а опасности великорусского шовинизма вообще не существует, авторы выдают за ленинские установки. Ленин, конечно, великодержавник в глобальном масштабе, но он, как указывалось, не был русским шовини¬стом. В этом проявлялась его гибкость, это делало привлекательным его национальную политику для нерусских народов. Авторы постановления ЦК с головой выдают себя, сами не подозревая об этом и как великодержавники и как русские шовинисты одновременно. Это заметит каждый, кто умеет читать партийные документы.
Постановление ЦК о национальной политике составлено по установившемуся трафарету – начать за здравие, чтобы кончить за упокой. При этом «здравие» – абсолютно трезвое, но оно находится в глубоком противоречии с выводами самого по¬становления.
Вот это «здравие»: Республика Казахстан «является крупным индустриально-аграрным районом. Совершена подлинная культурная революция, оформилась научная и творческая интеллигенция… Прежнее руководство ЦК Компартии Казахстана, партийные комитеты допустили серьезные ошибки… Не учитывался быстрый рост национального само¬сознания». Вся дальнейшая «заупокойная» часть постановления как раз противоречит этой трезвой констатации. Обвиняя ЦК Компартии Казахстана, что он не учел «быстрого роста национального само¬сознания» казахского народа, сам ЦК КПСС грубо и демонстративно игнорирует именно «быстрый рост национального самосознания» всех нерусских народов, которое проявляется в нынешнюю эпоху «гласности» не только в разных демонстрациях, но и в многочисленных требованиях национальной творческой интеллигенции.
Обратимся теперь к существу документа. Буду говорить только о тех важнейших пунктах, на ко¬торых лежит не только стиль Сталина, но и которые насквозь проникнуты духом сталинщины. Оказы¬вается, что у руководителей Казахстана «появилось чувство национального эгоизма», которое сказалось в том, что при подборе кадров в партийный и госу¬дарственный аппарат Казахстана они предпочтение отдавали казахам, а «при поступлении в вузы для казахской молодежи создавались преимуществен¬ные условия» – так буквально сказано в постанов¬лении ЦК. Что здесь речь идет не только об одном Казахстане, доказало выступление Лигачева в Тби¬лиси, когда он заявил, что в грузинском универси¬тете учится слишком много грузин. Все это осуж¬дается фальсифицированной ссылкой на ленинскую национальную политику. Но ведь суть ленинской кадровой политики, изложенной в его трудах, как и в постановлениях съездов партии при его жизни, сводится только к одному – к коренизации партийного, государственного, хозяйственно¬го аппарата и культурных учреждений всех нерус¬ских народов. Этот порядок отменил Сталин, да еще исключил слово «коренизация» из партийного лек¬сикона. Это, конечно, право Кремля – следовать в данном случае политике своего все еще бессмерт¬ного учителя Сталина, а не Ленина, но тогда нельзя ли пожертвовать политическим лицемерием в ин¬тересах исторической правды?
В одном обвинении и в вытекающем отсюда выводе ЦК даже идет дальше Сталина. В постанов¬лении сказано: «Не обеспечивалось должное пред¬ставительство проживающих в республике наций во всех звеньях общественно-политической структуры. С националистическими перекосами формировались партийный и государственный аппарат, правоохра¬нительные органы, учреждения науки и культуры». Если следовать точному смыслу такого обвинения и вытекающему из него выводу, то в Казахстане и Киргизии во всех органах власти, во всех учрежде¬ниях науки и культуры большинство должны со¬ставлять не представители коренной национально¬сти, а славяне, ибо большинство населения в этих республиках составляют славянские колонисты, поселенные сюда в последние четыре десятилетия. Поскольку ЦК, судя по данному постановлению, полон решимости вести там политику «пропор¬ционального представительства», ликвидирующую даже видимость «суверенной» национальной рес¬публики, то создается новая реальность, о которой не догадывались не только Сталин, но и Хрущев.
Вот что говорится в постановлении на этот счет: «Добиваться должного представительства в руководящих партийных и государственных орга¬нах всех наций, проживающих в республике». На простом языке это значит – отныне управлять будут не казахи, а пришлые. Понимая, что столь открытый курс на русификацию может встретить националь¬ное сопротивление похлестче алма-атинского, поста¬новление требует: «Убедительно объяснять объек¬тивный характер процесса углубления интернацио¬нализации всех сфер общественной жизни».
Другими словами, поскольку «объективный процесс» «интернационализации» – это неизбежный процесс, то казахи имеют все шансы стать первыми советскими «интернационалистами», управляемыми на всех уровнях пришельцами. Но чтобы стать доподлинными «интернационалистами» от казахов требуется, чтобы они отказались от своего прош¬лого – исторического, культурно-бытового и тра¬диционно-религиозного. В самом деле, как иначе интерпретировать следующее место в постанов¬лении: «В научных трудах, произведениях лите¬ратуры и искусства нередко идеализировалось прошлое казахского народа, делались попытки реабилитировать буржуазных националистов… Уси¬лилась тенденция к национальной замкнутости… Свернута борьба с феодально-байскими нравами, патриархальными обычаями… Неактивно ведется борьба по разоблачению реакционной сущности ислама, с его попытками сохранить отжившие тра¬диции… Усилилось влияние служителей культа на различные стороны жизни и быта населения». Более того, оказывается, религию поддерживают и в ре¬лигиозных обрядах участвуют даже руководящие коммунисты. Поэтому, говорится в постановлении, надо «вести активную борьбу с националистически¬ми настроениями, феодально-байскими нравами, родоплеменными традициями, религиозными пред¬рассудками». Мало-мальски знакомый с историей национально-колониальной политики партии пони¬мает, что весь этот антинациональный словесный мусор взят из писаний Сталина и постановлений сталинского ЦК конца двадцатых и начала тридца¬тых годов. То, чего требует ЦК сейчас от своих функционеров в Туркестане, уже на протяжении шестидесяти лет практиковалось там не на словах, а на деле: физическое уничтожение баев, мулл, «буржуазных националистов», закрытие всех мече¬тей, перманентный террор против народа, наконец, многократные чистки даже против коммунистиче¬ской интеллигенции по обвинению в том же «мест¬ном национализме». А итог? Итог тот, что отмечен в документе ЦК – «быстрый рост национального самосознания».
Это не локальное казахское явление. Рост национального самосознания есть явление всеоб¬щее, ибо выросли, как правильно отмечает ЦК, национальные кадры, национальная творческая ин¬теллигенция. Сталину было легче управлять нацио¬нальными республиками, ибо он систематически и методически снимал их верхний слой – интел¬лектуальную элиту, пока в ней еще не пробуди¬лось национальное самосознание, а Хрущев и Бреж¬нев вынуждены были отказаться от таких сталин¬ских методов. Вот в этом и кроется секрет по¬явления нового феномена возрождение всего комплекса, связанного с понятием национальной принадлежности, куда входят не только интерес к своей истории, культуре, языку, литературе, но и чувство гордости, что принадлежишь к дан¬ному самобытному и неповторимому народу. Игнорируя все это, Кремль воюет против знамения времени, когда его орган «Правда» требует: «Вос¬питывать так, чтобы советский человек ощу¬щал себя в первую очередь гражданином СССР а потом уже представителем той или иной нации» (07.04.87).
Этому призыву суждено остаться гласом вопию¬щего в азиатской пустыне!
При всем моем пессимизме я все-таки склонен думать, что Горбачев и его руководство все еще не сказали последнего слова в национальном вопросе. В виду все возрастающего давления национальной интеллигенции всех республик, Кремль вынужден будет пойти на какую-нибудь «перестройку и демо¬кратизацию» и в своей национальной политике. Это вытекает из выступления Горбачева к 70-летию Октября, когда он заявил: «Национальные отноше¬ния в нашей стране – это живой вопрос живой жиз¬ни. Мы должны быть предельно внимательными и тактичными во всем, что касается национальных интересов или национальных чувств людей … Мы намерены более глубоко проанализировать эти во¬просы в ближайшем будущем с учетом того, что вносит в жизнь страны перестройка, демократиза¬ция, новый этап ее развития» («Правда», 3.11.1987).
В связи с этим Горбачев заметил: «Мы все чаще обращаемся сейчас к последним работам Ильича». Так вот, предпоследней работой Ленина была цити¬рованная выше статья «К вопросу о национально¬стях или об »автономизации»». В ней Ленин пред¬лагал вернуть союзным республикам их полный суверенитет. Если новое руководство в Кремле способно выполнить эту волю Ленина, то это дей¬ствительно перестройка, а все остальное – косме¬тика.
Когда читаешь документы ЦК и выступления его двух ведущих руководителей – Горбачева и Лигачева по национальному вопросу, то создается впечатление, что в Политбюро еще не выработалась единая линия в национальной политике. Если между Горбачевым и Лигачевым не существует намеренного разделения функций в тактических целях по принципу угодить и «нашим и вашим», что я не исключаю и в общей политике перестройки, то в моих глазах Горбачев колеблется в сторону пози¬ции Ленина против великодержавников, а Лигачев остается убежденным сторонником продолжения русификаторской политики Хрущева и Брежнева. Этот факт засвидетельствован в документах фев¬ральского пленума ЦК КПСС (1988). В докладе о школьной перестройке Лигачев поддержал поли¬тику добровольности изучения родных языков, кроме русского. Вот его слова: «Отказ от добро¬вольности при выборе родителями языка обуче¬ния детей привел бы к нарушению демократиче¬ских принципов в национальном вопросе» («Прав¬да», 18.02.1988). Если следовать логике Лигачева, цари и их идеологи были большими «демократа¬ми», ибо при них не надо было изучать родной язык даже добровольно, к тому же сам «демократ» не очень последователен, ибо на русский и иностранные языки его «демократизм» не распространяется.
Лигачев грозно предупредил нерусские народы: «Нельзя допускать, чтобы … любовь к родному языку превращалась в языковый шовинизм»! Страшно, что этот человек распоряжается судьбой великой империи, состоящей наполовину из нерус¬ских народов.
Горбачев в своем выступлении не упомянул ни о «добровольности» в выборе языка, ни о «язы¬ковом шовинизме», а только повторил свои старые тезисы, не противореча второму лидеру.
Как показывает реакция Москвы на февраль¬ские демонстрации в Эстонии, Латвии и Литве в связи с днями их национальной независимости, Кремль все еще продолжает заниматься самооб¬маном, если советские пропагандные документы выражают его истинное мнение. Смешно и нелепо, когда советская пропаганда приписывает рост на¬ционального движения в империи злоумышлен¬никам из «экстремистов» или даже заграничным «радиоголосам».
Однако самое страшное другое: видимо, совет¬ские империалисты не прочь направить рост нацио¬нального самосознания как русского народа, так и национальных меньшинств на испытанный путь всех диктаторов с римских времен: «разделяй и властвуй». Антисемитские лозунги правого крыла русского национального движения «Память» и армяно-азербайджанские столкновения в феврале 1988 г. со многими убитыми и ранеными, – злове¬щие симптомы этого. Ведь резня началась, когда за¬меститель Генерального прокурора СССР А. Катусев публично заявил, что в Карабахе убито два азербайджанца. Катусев прибег к экивокам, а вот его духовный предшественник – главноначальствующий на Кавказе перед революцией князь Голи¬цын, разжигая грузинский национализм против армян, выражался более ясно: «Я успокоюсь только тогда, когда в Тифлисском музее будут показы¬вать чучело армянина в подтверждение того истори¬ческого факта, что когда-то и армяне тоже жили на Кавказе».
Если многонациональная империя беременна сразу двумя революциями – социальной в России и антиколониальной на окраинах – то самый легкий способ ускорить выкидыш, – это организация анти¬национальных погромов. К тому же дело не в Кара¬бахе (там нет ни азербайджанской, ни армянской власти – там есть, как и везде, московская власть), а дело в том лозунге, который красовался на плака¬тах почти миллионной демонстрации в Ереване: «За беспартийную Армению!».
III. ПРОБЛЕМЫ НОВЫЕ, А РЕШЕНИЯ СТАРЫЕ
Поскольку статистические данные на этот счет являются величайшей тайной Кремля, то невозмож¬но подсчитать, кто за счет кого живет в Советской империи – метрополия за счет советских колоний или советские колонии за счет метрополии. Но одно очевидно: важнейшее стратегическое сырье и ресур¬сы, их эксплуатация и переработка находятся в зна¬чительной части в нерусских республиках – на Ук¬раине и Белоруссии, в Прибалтийских республиках и Молдавии, на мусульманском Востоке и на Кав¬казе. Вся важнейшая продукция добывающей и пе¬рерабатывающей отраслей промышленности посту¬пает в централизованный «общесоюзный фонд» в Москве. На распределение доходов из этого фонда союзные республики не имеют ни малейшего влия¬ния. Они, конечно, получают через общесоюзный бюджет обратно определенную часть, которая не находится в какой-либо связи с величиной их вкла¬да в названный фонд.
Даже и этой частью фактически распоряжаются Госплан и московские министерства, поставленные над местными министерствами. Желание последних получить «побольше» Москва квалифицирует, как «национальный эгоизм», «местничество» и «ижди¬венчество». Смысл этих ярлыков сводится к тому, что республики дают меньше, чем они могут, но ста¬раются забрать больше, чем они заслуживают. Ког¬да же центр отсюда делает свои выводы, урезывая бюджеты национальных республик, то республики отвечают молчаливым саботажем выполнения им¬перских хозяйственных планов. Яркие доказатель¬ства на этот счет содержатся в постановлении ЦК КПСС от 20 июня 1987 года «О неудовлетворитель¬ном использовании природно-экономического по¬тенциала аграрно-промышленного комплекса в Узбекской ССР, Таджикской ССР и Туркменской ССР». В виду важности вопроса, приведем из него цитаты. В постановлении отмечается, что «аграрно-промышленный комплекс Узбекской ССР, Таджик¬ской ССР и Туркменской ССР занимает особо важ¬ное место в общесоюзном разделении труда. Кол¬хозы и совхозы этих республик являются основ¬ными производителями хлопка… Однако, создан¬ный в этом регионе мощный производственно-экономический потенциал, водные ресурсы, а также благоприятные природные условия используются неудовлетворительно… поставки многих видов про¬дукции в общесоюзный фонд не выполняются… Продуктивность скота здесь одна из самых низких, а затрата кормов почти вдвое превышает затраты по стране… За десять лет производительность труда в Узбекской СССР не увеличилась, по Таджикской ССР и Туркменской ССР она даже снизилась при увеличении оплаты труда в 1,3-1,4 раза».
Такое плачевное состояние дел в среднеазиат¬ских республиках сложилось несмотря на то, что в последнее десятилетие там было вложено в народ¬ное хозяйство в два раза больше денег, чем в пре¬дыдущее десятилетие, а именно 43 миллиарда руб¬лей. Чем же Кремль объясняет такой, не только застой, но регресс, в поставке хлопка и другой продукции агропромышленного комплекса этих республик? Ответ, данный в постановлении ЦК КПСС повторяет то, что говорили на этот счет все генсеки от Хрущева и Брежнева до Андропова и Черненко. Вот, что он гласит: «Руководящие кадры республик подвержены иждивенчеству, развито стремление как можно больше получить материаль¬ных и денежных средств от государства» («Правда», 20.06.1987).
Такое стремление руководителей союзных рес¬публик в партийной печати квалифицируется как проявление «национального эгоизма» и нарушение принципов «интернационализма». Мы до сих пор знали из партийных документов, что директивное навязывание обучения на русском языке в нерус¬ских школах называлось «интернационализмом». Теперь мы узнаем из другого постановления ЦК КПСС, на этот раз о Казахстане, что «подлинный интернационализм» имеет и другой, быть может, даже еще более важный, аспект – аспект экономи¬ческий, а именно: поставлять материальные ценно¬сти из республик в общесоюзный фонд в возрас¬тающей прогрессии. Вот соответствующее место: «ЦК КПСС подчеркнул, что интернационализм не на словах, а на деле должен проявляться, прежде всего в наращивании вклада Казахстана в единый народ¬нохозяйственный комплекс страны, неуклонном по¬вышении отдачи созданного в республике научно-производственного потенциала, активном участии в решении общенародных задач». («Правда», 16.7.1987).
Если освободить эти формулировки от словес¬ной шелухи и жонглирования понятиями, то остает¬ся одна их истинная суть: не интересы данных рес¬публик, а интересы метрополии превыше всего. Отсюда требование к национальным республикам повысить их вклад в «единый фонд страны». Маркс это называл колониальными грабежами империа¬листов, советские империалисты их переименовали во вклад «интернационалистов».
Газета «Правда», комментируя постановление ЦК, обвинила национальные республики в том, что они стали тормозом экономического развития Со¬ветского Союза. Газета пишет: «Экономика – вот тот материальный базис, на котором зиждется един¬ство нашего общества, СССР… Тормозом на пути со¬циально-экономического ускорения являются реци¬дивы обособленности, местничества, иждивенчества, попытки побольше урвать от общесоюзного пирога и поменьше дать самим. Поэтому следует поднять ответственность коммунистов, всех трудящихся за приращение вклада каждой республики в общена¬циональное богатство» («Правда», 21.7.1987). Другими словами, в советской империи обозначил¬ся, если верить Кремлю, феноменальный процесс, не известный западным империалистам: капиталисти¬ческие империи богатели за счет своих колоний, а советская империя, наоборот, нищает из-за своих «иждивенцев» – национальных республик. В основе этого феномена лежит тот же социальный закон, ко¬торый действует в советском обществе – отсутствие личной материальной заинтересованности. Это в при¬роде вещей – каждый человек стремится к мате¬риальной обеспеченности, а каждая нация – к бо¬гатству и изобилию. Но советская экономическая система лишила как отдельного человека, так и все нации в целом, импульсов к свободному творче¬ству, а на его основе и к обогащению.
В союзных республиках прибавляются к этому и специфические национальные причины указывае¬мого «Правдой» «механизма торможения». Как уже отмечалось, во времена Ленина национальные рес¬публики во внутренних делах были суверенны и развивали свою собственную экономику, основан¬ную на использовании местных ресурсов в интересах данной нации.
Сталинский социализм, и поныне господствую¬щий в СССР, радикально ликвидировал не только их суверенитет, но и их национальные экономики. Вместо национальных хозяйств начали создавать «всесоюзные стройки коммунизма», прямо подчи¬ненные Москве. На «великие стройки» везли в по¬рядке «оргнабора» из России мастеров всех веду¬щих квалификаций. Чернорабочих должны были поставлять местные правители в порядке создания «национального рабочего класса». Но никакие их усилия тут не помогли и не помогают до сих пор -националы в массе своей отказываются идти на производство, молодежь не идет в профессионально-технические училища, предпочитая им вузы, а взрос¬лые умудряются устроить свою жизнь так, что они живут материально лучше, чем колхозники и рабо¬чие в Центральной России. Этот второй феномен, замеченный даже иностранными туристами, объяс¬няется в разных регионах разными причинами. В прибалтийских республиках, научно-технически вы¬соко развитых, это объясняется способностью адаптироваться к существующим законам в своих национальных интересах, а в кавказских и мусуль¬манских республиках – их удивительным умением обходить эти законы.
Я уже отмечал, что стратегический замысел «всесоюзных строек» сводился не только к тому, чтобы наиболее эффективно использовать сырье окраин, но и к созданию там важных опорных пунктов империи со славянским населением.
Массовая колонизация славянским населением мусульманских республик, не только промышлен¬ных районов, но и целинных, привела к резкому падению удельного веса коренного населения (на¬пример, в Казахстане и Киргизии коренные жители являются национальными меньшинствами). Когда обозначилось падение роста славянского населения СССР при продолжающемся росте мусульманского населения, то возник сразу двойной кризис: в сла¬вянских республиках не хватает рабочей силы, а в мусульманских республиках образовался ее опас¬ный избыток. Отсюда и возникла новая «интерна¬циональная» доктрина «обмена кадрами» – отныне Москва будет направлять в национальные респуб¬лики только высшую бюрократию и технический командный состав, а эти республики должны по¬ставлять России свою излишнюю рабочую силу. Как видно из текущей советской прессы, доктрина «об¬мена кадрами» тоже сработала только односторонне – московские партаппаратчики массами двинулись в национальные республики занять места, ставшие вакантными после тотальной чистки от националов, обвиненных в коррупции. Однако встречное движе¬ние националов в Россию так и не состоялось. На¬оборот, начался процесс, который не может не тре¬вожить Москву: русские колонисты целыми груп¬пами возвращаются обратно в Россию, ввиду расту¬щей враждебности аборигенов к пришельцам.
Попытки заменить «реэмигрантов» на производ¬стве аборигенами имеют мало успеха.
Все сказанное отмечено, хотя и на маловразу¬мительном жаргоне партийных эзопов, в том са¬мом постановлении о Казахстане, которое мы уже цитировали. Вот соответствующие места из него: «Руководящие органы республики устранились от целенаправленного формирования национальных кадров рабочего класса… Сократился удельный вес казахов среди рабочих промышленности… мало мо¬лодежи казахской национальности поступает в профессионально-технические училища и средние специальные учебные заведения… В то же время без достаточных оснований расширялась сеть высших учебных заведений. При поступлении в вузы для казахской молодежи создавали преимущественные условия» («Правда», 16. 7. 87). Договориться до того, что в Казахстане казахам создаются «преиму¬щественные условия» для поступления в казах¬ские вузы и рассматривать это как нарушение «ле¬нинской национальной политики», могут только духовные наследники Пуришкевича, но никак не Ленина.
Постановление ЦК утверждает, что обратное движение русских из Казахстана тоже объясняется националистической политикой бывшего руковод¬ства Кунаева по отношению к этим русским груп¬пам, но намеренно умалчивает, что кадрами и «интернационализацией» при Кунаеве ведал не Ку¬наев, а второй секретарь из Москвы, прямой став¬ленник ЦК КПСС. В постановлении говорится: «Указанные нарушения, а также невнимание к нуж¬дам и запросам некоторых национальных групп (здесь речь идет о славянских национальных груп¬пах – автор) вызвали отток части этого населения из республики, особенно из Гурьевской, Джезказ¬ганской, Кзыл-Ордынской, Семипалатинской, Цели¬ноградской областей» (там же).
Названный документ ЦК КПСС по поводу Ка¬захской республики является уникальным во всей истории национальной политики большевизма. Только диву даешься, как могло появиться такое произведение в эру «перестройки», «гласности» и «демократизации».
IV. «УГНЕТЕННЫЕ» НЕГРЫ, «СВОБОДНЫЕ» КРЫМСКИЕ ТАТАРЫ И «БАНДИТЫ» ЧЕЧЕНЦЫ И ИНГУШИ
На приеме делегации Американского конгресса в Кремле в апреле 1987 г. Горбачев задал американ¬цам вопрос, который свидетельствует о том, как плохо знал Америку не только Ленин, но плохо знает ее и седьмой по счету его преемник генсек Горбачев.
В Соединенных Штатах живет много разных народов, но почему у вас нет государственных обра¬зований в виде отдельных штатов, основанных на этническом и культурном базисе для черных, для поляков, для пуэрториканцев и других?, – таков был вопрос. При этом Горбачев сослался на псевдо¬автономию малых народов СССР.
Присутствовавший в составе делегации негри¬тянский пастор Джексон, бывший и будущий пре¬тендент в кандидаты на пост американского пре¬зидента, посчитал себя кровно оскорбленным как американец и после возвращения в Америку подал протест советскому послу против бестактности Горбачева. Пастор, вероятно вспомнил, что на За¬паде такие «государственные образования» для чер¬ных существуют только в одном государстве – в Южно-Африканской Республике с ее политикой апартеида, где созданы так называемые «отечества» черных, которые имеют столько же независимости от белых, сколько ее имеют советские союзные рес¬публики от Москвы.
По американской конституции все расы равны между собой. Америка не знает ни институциональной, ни территориальной сегрегации. Конечно были и существуют расовые предрассудки у части населе¬ния, но как раз после Второй мировой войны Аме¬рика сделала гигантский шаг вперед по их преодоле¬нию, чему способствовал массовый героизм негри¬тянских солдат и офицеров в этой войне. Кому не известно, что даже такой маленький – по количе¬ству населения из аборигенов – штат Америки, как Гавайи (200 тысяч жителей) пользуется куда боль¬шей самостоятельностью по своему внутреннему са¬моуправлению, чем советская Украина с ее пятиде¬сятимиллионным населением. Больше того – ук¬раинские правители, как и правители других совет¬ских республик, назначаются из Москвы, а гавай¬ский губернатор, как и губернаторы во всех других штатах, выбирается на месте, совершенно независи¬мо от Вашингтона и при действительно свободных выборах с участием нескольких кандидатов от со¬ревнующихся между собой политических партий.
Со своим странным замечанием генсек попал, что называется, пальцем в небо из-за незнания исто¬рии образования американской нации.
Горбачев только повторил ошибку Ленина, сравнивая национальный вопрос в Российской Им¬перии с процессом интеграции национальных мень¬шинств в Соединенных Штатах. Российская Империя образовалась путем присоединения к России нерус¬ских народов, которые никогда не хотели, как не хотят и сейчас, стать русскими, а Соединенные Штаты образовались из иммигрантов разных на¬родов, которые хотели стать американцами и соз¬дали из бывших английских колоний в войне за не¬зависимость (1775-1783 гг.) новую единую нацию – американскую.
В Декларации независимости от 4 июля 1776 го¬да были провозглашены священные для демократии, не на словах, а на практике, принципы равен¬ства людей всех рас и убеждений перед законом, их неотъемлемые права на «жизнь, свободу и стрем¬ление к счастью». Не кто-нибудь другой, а сам Карл Маркс, назвал американскую «Декларацию незави¬симости» «первой декларацией прав человека», ибо она на двенадцать лет опередила знаменитую «Декларацию прав человека и гражданина» 1789 го¬да, с которой началась Великая французская рево¬люция.
Единственной этнической группой, которую против их воли, привезли в Америку в качестве ра¬бов, были негры из Африки, которые должны бы¬ли работать на плантациях в южных штатах. Чтобы их освободить от рабства, понадобилась Граждан¬ская война 1861-1865 годов. Созданная в 1854 году в северных штатах республиканская партия, одним из организаторов которой был Авраам Линкольн, поставила своей целью ликвидацию рабства в юж¬ных штатах. Когда в 1860 году Линкольна избрали президентом Соединенных Штатов, южные штаты объявили о своем выходе из США и образовании собственного государства. Началась Гражданская война, принесшая победу Севера над Югом и полную ликвидацию рабства. Вспомним, что в то же самое время, когда Линкольн войной освобождал черных рабов от белых рабовладельцев, в России царь Алек¬сандр IIвеликой крестьянской реформой освободил белых рабов от белых же рабовладельцев.
Трагической была судьба обоих освободите¬лей: Линкольна убил наемник бывших рабовладель¬цев, а Александра II– люди, которые боролись за «народную волю». Воистину неисповедимы пара¬доксы русской истории.
Но вернемся к черным американцам, американ¬ским полякам, пуэрториканцам. С таким же правом сюда можно включить американских итальян¬цев, ирландцев, латиноамериканцев, евреев и дру¬гих. Если бы случилось невероятное и американ¬ский Конгресс, следуя рекомендации Горбачева, издал бы закон о «перестройке» Соединенных Шта¬тов по этническому принципу, то все названные американские «нацмены» первыми восстали бы против такого закона. Все они одинаково горды, что они именно американцы, и только потом вспо¬минается романтика далеких исторических воспо¬минаний дедушек и бабушек, о том, как их роди¬тели или прародители когда-то прибыли в Амери¬ку из таких-то стран, имея в кармане пару долла¬ров, а то и без цента. Дедушки и бабушки еще как-то изъяснялись на языке их бывшей родины, а их дети и внуки говорили уже только по-англий¬ски – не потому, что это навязывалось им прави¬тельством, а потому, что знание английского язы¬ка делало возможным добиться успеха в любой ча¬сти этой большой страны.
Их новая родина – страна иммигрантов из самых разных частей мира – после Гражданской войны не знала и не знает национальной или расо¬вой дискриминации. В Америке негров до сих пор линчуют только в фантазиях советских пропаган¬дистов. Во многих городах с абсолютным большин¬ством белого населения негров выбирают мэрами городов (например, в Лос-Анджелесе, Чикаго, Атланте и других городах). Даже в самой столице США – Вашингтоне – мэр города – черный. Чер¬ных также много среди высокопоставленных чи¬новников, послов, генералов, выдающихся спортс¬менов и представителей искусства. Не будет ничего удивительного, если со временем в Белом доме будет сидеть черный. Если же говорить о пуэрто¬риканцах, то население Пуэрто-Рико составляло в 1970 г. 2,7 миллиона, в то время как 1,3 миллио¬на эмигрировали к этому времени в США, чтобы стать американцами. Количество людей из южно¬американских стран, которые нелегально переходят границы США, чтобы на всю жизнь обосноваться там, исчисляется миллионами. Недавно правитель¬ство приняло меры для их легализации.
Странно, что обетованная страна «советского образа жизни», которая гордо рекламирует себя «отечеством всех трудящихся мира», никогда не знала такой тяги к себе этих трудящихся. Наоборот, из нее стараются вырваться все, кому это удается. Например, список «отказников» среди евреев включает сейчас около 400 тысяч человек. Де¬сятки тысяч немцев и армян тоже находятся «в отказе».
Любой американец может выехать из Америки, даже в Советский Союз. Якобы полноправные со¬ветские граждане крымско-татарской и немецкой национальностей не могут вернуться (внутри СССР!) на свои собственные территории, автономия которых, на «этническом и культурном базисе», была признана еще при Ленине. Поэтому ссылка Горбачева на якобы успешный советский опыт решения национального вопроса звучит как истори¬ческий анекдот (Горбачев сказал конгрессменам, что Америка угнетает нацменьшинства, а вот мы, мол, дали «автономию» татарам, евреям и чукчам) . Как ему ответили конгрессмены, мы не знаем, зато мы знаем другое: татарам, шестимиллионному народу древней культуры, не дали ранга союзной республики на том основании, что он живет внутри России и не может, при желании, выйти из состава СССР, воспользовавшись конституционным правом союзных республик, будто Кремль разрешил бы это окраинным республикам. Что же касается евреев, то их в СССР живет около двух миллионов. Но им не дали даже «национально-культурной автономии», а дали автономию Биробиджану, где живет 60 ты¬сяч евреев (после войны Сталиным были запреще¬ны еврейские школы, театры, литература).
Крымско-татарский народ – единственный из малых народов бывшей Российской Империи, кото¬рому автономия была дана по личной инициативе председателя советского правительства Ульянова-Ленина, поддержавшего предложение одного из ру¬ководителей Крымского обкома партии – его млад¬шего брата Дмитрия Ульянова.
Дмитрий Ильич Ульянов, доктор медицины, был представителем большевистского партийного центра в Крыму до революции, в подполье, во время рево¬люции и после победы большевиков, до 1921 года. Он высоко отзывался о национальной культуре, традициях, мудрости и трудолюбии крымских та¬тар и имел среди них много друзей, которые оказы¬вали ему помощь и гостеприимство в тяжелые го¬ды его преследований. Я это хорошо знаю из пер¬вых рук: двоюродная сестра Ульяновых по мате¬ри – Залежская, урожденная Бланк, была моим профессором в Институте красной профессуры в тридцатые годы. Декрет об образовании Крымской АССР Ленин подписал 18 октября 1921 года, через одиннадцать месяцев после оставления Крыма бе¬лыми войсками генерала Врангеля.
Уже этот факт доказывает, что крымско-татар¬ский народ был на стороне революции.
Крымско-татарский народ – один из древней¬ших народов тюркского происхождения на нынеш¬ней территории СССР, а его государство намного старше, чем само Московское царство. Крымское независимое государство, названное «Крымским ханством», выделилось из «Золотой орды» еще в XVвеке (1443 г.). Ввиду наседающих с севера славянских племен, Крымское ханство заключило военно-политический союз с Турцией (1475 г.), что обеспечило ему более чем трехсотлетнее неза¬висимое существование. Однако, после образования централизованного русского государства, а потом и Российской Империи, Крым, наряду с Кавказом, де¬лается главным объектом возрастающей экспансии «русского военно-феодального империализма», как выражалась советская историография времен Лени¬на и Покровского. В продолжительной войне против Крымского ханства и его союзника Турции, рус¬ская армия разбила татар и турок и захватила Крым (1772 г.). По так называемому Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 г. Крымское ханство бы¬ло сохранено, но поставлено под протекторат Рос¬сии; что это был за «протекторат», явствует из де¬виза императрицы Екатерины II: «Благословен тот час, когда Крым будет очищен от этого дикого пле¬мени и заменен благородной породой».
Крымско-татарские патриоты в своем обраще¬нии на имя Политбюро накануне 60-летия Октябрь¬ской революции дали такую характеристику этому девизу: «Это означало – Крым без крымских та¬тар». Но девиз остался простой угрозой. Ни Екате¬рина, ни последующие цари крымских татар не уничтожали и не выселяли с их родины. Аннексиро¬ванное в 1783 г. Крымское ханство перестало су¬ществовать, превратившись в обычную губернию Империи.
Чтобы Крым остался без крымских татар, а сама эта нация была почти наполовину уничтожена после 160 лет ее насильственного включения в Российскую Империю, понадобилось, чтобы эта им¬перия из царской превратилась в империю совет¬скую. 18 мая 1944 г. в течение одних суток 422.000 человек крымско-татарской национальности были погружены в товарные вагоны и поголовно депор¬тированы в Среднюю Азию по ложному обвине¬нию: «За измену родине». В том же обращении, под которым стоит 2500 подписей народных уполномо¬ченных, говорится о судьбе крымско-татарского народа по прибытию на место ссылки: «За первые полтора года в тисках ‘особого режима’ по данным переписи народа – списочному составу (материалы хранятся в ЦК КПСС) – от массовой смертности погибло 46,2% от общей численности всего выслан¬ного народа. Это около 200 тысяч жизней, из них свыше 100 тысяч детей», (см. А. Некрич, Наказан¬ные народы, Нью-Йорк, 1978).
На XXсъезде партии в 1956 г. была осуждена практика выселения советским правительством це¬лых народов по ложному обвинению их в сотрудни¬честве с немцами во время войны. Это была прак¬тика геноцида гитлеровского типа, когда целый народ, включая стариков, женщин, детей, только по одному расовому признаку объявлялся «вражеским народом». Эта расправа была признана издержка¬ми «культа личности Сталина»; но вот Сталина бо¬лее тридцати пяти лет нет в живых, а крымско¬-татарский народ, как немцы Поволжья и грузин¬ские месхи (более 200 тысяч человек) все еще ли¬шены права вернуться на их исконные земли. Это тем более странно, что уже после падения Хрущева инициатора реабилитации жертв сталинского геноцида – в сентябре 1967 г. были изданы Указ и постановления Президиума Верховного Совета СССР, согласно которым обвинение крымско¬-татарского народа и его выселение были признаны огульными. За крымскими татарами было признано право на проживание в любой части территории СССР, значит, включая и Крым. Правда, «издержки культа Сталина» все еще сохранились, ибо не бы¬ла восстановлена Крымская АССР, но важно было другое: Кремль разрешает татарам возвращаться на свою родину. Очень быстро выяснилось, что само право крымских татар вернуться на родину оказа¬лось фиктивным. Советское правительство одной рукой подписало постановление о праве татар жить, где им угодно, а другой рукой подписало секретную инструкцию властям в Крыму: не пускать туда татар; кто уже прибыл, того не прописывать; если кто купил дом в Крыму, то сделку объявить недействительной. До такой «двойной бухгалтерии» могли додуматься только «диалектики» из Кремля. Вот тогда и возникло массовое крымско-татарское национальное движение за возвращение на родину во главе с его мужественным лидером Мустафой Джемилевым, который за это двадцать лет провел в тюрьмах, лагерях и ссылке. В начале 1987 г. крым¬ско-татарское движение за право вернуться в Крым и за восстановление Крымской АССР приняло такой широкий масштаб, что в него оказался втянутым весь народ, в том числе даже крымско-татарские коммунисты, занимающие руководящие посты в Узбекистане. Когда крымские татары устроили де¬монстрацию в Москве, на самой Красной площади, то Кремль оказался вынужденным реагировать на это. Но как? Двояко и двусмысленно. Было выпу¬щено «Сообщение ТАСС» от 24. 7. 1987 г. Сообще¬ние ТАСС начинается с констатации некоторых фактов: «В последнее время, – говорится в нем, – участились обращения крымских татар в партий¬ные и советские органы с просьбой пересмотреть законодательные акты, относящиеся к упраздне¬нию Крымской АССР. Они просят воссоздать авто¬номную республику, восстановить, как говорится в их обращениях, »нарушенную историческую справедливость»». Далее в сообщении ТАСС гово¬рится, что к этому вопросу привлекается внимание и деятелей советской культуры. В президиум Вер¬ховного Совета СССР в пользу того, чтобы «восста¬новить права крымских татар» обратились, в частно¬сти, писатели – Баруздин, Евтушенко, Окуджава, Приставкин («Правда», 24. 7. 1987). Дальше ТАСС старается доказать, что решение Государственного Комитета обороны от 11 мая 1944 г. о выселении татар было вызвано тем, что крымские татары во время войны сотрудничали с немцами. Приводят¬ся выдуманные цифры о якобы созданных в Крыму татарских добровольческих воинских частях. Все, что делали немцы в оккупированном ими Крыму, приписывается «татарским националистам». Оказы¬вается, не немцы, а татары истребили 86 тысяч жи¬телей Крыма, да еще 42 тысячи военнопленных, 85 тысяч гражданских лиц «угнали в Германию». Чтобы создать впечатление, что в Крыму хозяй¬ничали не оккупанты, а татары выдумана еще одна ложь – будто в Крыму было создано Крымское на¬циональное правительство во главе с татарином. Ведь и самому советскому правительству хорошо известно, что Гитлер никаких «национальных правительств» не признавал, а тех, кто их создавал на оккупированной им территории СССР, немцы немедленно сажали в гестапо, чтобы другие им не подражали. Так было и с действительным первым национальным правительством Украины, созданным во Львове. Весь состав этого украинского прави¬тельства сидел в тюрьме гестапо до конца войны. Что в большинстве своем народы СССР, в том числе и сам русский народ, не хотели защищать ти¬ранический режим Сталина, доказывает общеизвест¬ный факт сдачи в плен около пяти миллионов красноармейцев в первые два года войны. Только тогда, когда Гитлер в своей зверской, античелове¬ческой практике в оккупированных областях до¬казал, что он такой же негодяй, как и Сталин, тог¬да народы СССР предпочли собственного негодяя чужеродному.
Татары не могли создавать какие-либо воен¬ные части в помощь немцам еще и потому, что все взрослое и здоровое мужское население Крымской АССР было мобилизовано в Красную Армию и нахо¬дилось на фронте. Что крымские татары на фронте храбро воевали и что обвинение крымско-татарско¬го народа в сотрудничестве с немцами ложно, при¬знает и ТАСС во второй, так сказать, положитель¬ной, части своего сообщения. Там говорится: «Но в любом случае акт поголовного выселения крым¬ско-татарского населения не является справедли¬вым, тем более, что тысячи крымских татар актив¬но участвовали в боевых действиях против фашист¬ских захватчиков, были отмечены высокими госу¬дарственными наградами Советского Союза». В сообщении сказано, что «для рассмотрения всего комплекса проблем» по крымско-татарскому во¬просу по решению ЦК КПСС создана комиссия во главе с Громыко. Позднее стало известно, что в комиссию, кроме Громыко, входят еще Чебриков, Лигачев, Щербицкий, Воротников. Присутствие в этой комиссии трех известных сталинистов – Гро¬мыко, Лигачева и Чебрикова – не очень настраивает на оптимистический лад. Первое же сообщение о не¬которых выводах, которые сделала комиссия, дает основание думать, что перспективы возвраще¬ния крымско-татарского народа на родину и восста¬новления его автономии весьма неутешительны. В новом сообщении ТАСС в «Правде» от 16 ок¬тября 1987 г. говорится, что комиссия заслуша¬ла доклады руководителей России, Украины и Узбекистана об «условиях жизни и труда» крым¬ских татар на территории этих республик. Комис¬сия предложила «улучшить социально-бытовые ус¬ловия татар, а также оказать помощь в развитии национального языка и культуры» в местах их проживания. Одновременно подчеркнуто, что необ¬ходимо «принять решительные меры по пресече¬нию деятельности экстремистски настроенных лиц из числа крымских татар». Это уже открытый при¬зыв к репрессиям против активистов из крымско-¬татарского движения за возвращение в Крым.
Однако, если «гласность» и «демократизация» не пустые слова, то Кремль вынужден будет усту¬пить крымским татарам – разрешить им вернуть¬ся на их исконную родину и заодно восстановить их национальную автономию.
Пока что Кремль не собирается встать на такой путь разрешения крымско-татарского вопроса. Соз¬данная Политбюро «Государственная комиссия» во главе с Громыко по этому вопросу уже вынесла свое решение. Вот что оно гласит: «Созданы допол¬нительные условия для развития национальной культуры, расширены возможности изучения род¬ного языка в школах Узбекистана… Увеличены объемы и тиражи газет, часы вещания по радио на родном языке… За послевоенный период в Крыму произошли существенные демографические и со¬циальные изменения … с подавляющим большин¬ством русского и украинского населения … При¬нимая во внимание все эти обстоятельства, комис¬сия пришла к выводу, что для образования крым¬ской автономии нет оснований» («Правда», 9. 6. 1988).
Было бы странно ожидать от достойных уче¬ников Сталина Громыко, Лигачева и Чебрикова, чтобы они изменили своему учителю Сталину даже в эру «перестройки», но поражает другое – до чего убоги и смешны аргументы отказа: мы вам увели¬чим количество часов для радиопрограммы на род¬ном языке, к тому же ваш Крым занят русскими и украинцами, нет места там для вас!
Наш восточный мудрец мулла Насреддин бывал находчивее, если ему приходилось аргументировать свой отказ на какую-нибудь неприятную для него просьбу.
Приходит сосед:
– Мулла Насреддин, одолжите мне вашу верев¬ку, я хочу поехать в лес за дровами.
– Не могу, я собираюсь сушить на ней пшеницу.
– Ну, Мулла Насреддин, что за ерунда, как можно на веревке сушить пшеницу?
• Это не твоя забота, тебе вполне достаточно, что для отказа я нашел причину.
«Аргументы» и «причины», которые находят сталинские наследники, чтобы отклонить требо¬вания крымских татар о восстановлении их былой автономии, свидетельствуют не только о совер¬шенно непонятной беззаботности Кремля в судь¬боносных для России вопросах национальной по¬литики, но и о том, что он признает обоснован¬ность мотивов депортации тех народов, которые были возвращены на родину. К ним относятся
северокавказские народы чеченцы, ингуши, балкарцы и карачаевцы. Вот этим народам периоди¬чески напоминают, что советская власть их справед¬ливо наказала за коллаборацию с немцами во вре¬мя немецкой оккупации на Кавказе. Это обвине¬ние было абсурдным: во-первых, во время войны ни разу ноги немецкого солдата не было, например, на чечено-ингушской земле, во-вторых, как могли сотрудничать снемцами старики, женщины, дети, да и чечено-ингушские и карачаево-балкарские комму¬нисты и чекисты, которых тоже депортировали по¬головно? Обвинение в сотрудничестве с немцами че¬ченцев и ингушей было разоблачено из-за очевидной его нелепости (я писал на эту тему специальный ме¬морандум еще в 1948 г. на имя ООН, который по¬том вышел отдельной книгой еще при Сталине под названием «Народоубийство в СССР»). Теперь на первое место выдвигают другое обвинение: чеченцы и ингуши организовались в банды и стреляли в спи¬ну Красной Армии. Находят даже «свидетелей» из среды чечено-ингушского народа, которые доказы¬вают, что Сталин был прав, выселяя их с родных мест. Одним из таких «свидетелей» является некий Боков, который даже стал «кандидатом историче¬ских наук», обосновав тезис о справедливости акта геноцида над собственным народом. Причем он умудрился доказать, что как раз сталинские депор¬тации и спасли чеченцев и ингушей от более худшей участи – от гитлеровского геноцида. Чтобы дока¬зать это, по заданию ЦК КПСС он пустил в «научный оборот» фальшивку, в которой говорится, что 8 де¬кабря 1941 года Вермахт издал директиву, где сказано: «Когда Грозный, Малгобек и другие рай¬оны будут в наших руках, мы сможем ввести в горы необходимые гарнизоны, и, когда в горах наступит относительное спокойствие, всех горцев уничтожим. Горского населения в Чечено-Ингуше¬тии не так уж много, и десяток наших зондеркоманд может за короткое время уничтожить все мужское население» (газета «Советская Россия», 13.06.1970).
Конечно, такого документа Вермахта в природе нет, к тому же зачем Гитлеру понадобилось бы унич¬тожать именно чечено-ингушский народ, который никогда не мирился со сталинской тиранией? Мораль фальшивки: Советская власть как бы «эвакуи¬ровала» чечено-ингушский народ, и это спасло его от уничтожения Гитлером. От «эвакуации» погибла только половина народа, а Гитлер собирался «всех уничтожить». Вот этот чечено-ингушский «историк», судя по его писаниям, секретный сотрудник местно¬го КГБ, достиг вершины карьеры в своей республи¬ке – сначала его сделали вторым секретарем обко¬ма партии, теперь он «президент» республики – председатель президиума Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР. Этому типу в разгаре перестрой¬ки и гласности журнал «Коммунист» (№ 2, 1988) поручил написать статью под директивным назва¬нием: «Формировать интернационалистские убеж¬дения». В ней автор повторяет старые обвинения, присовокупляя к ним новые обвинения против своего народа: чечено-ингушский народ расши¬ряет сферы действия ислама, открывая новые мечети, упорно держится за «реакционные тради¬ции», культивируя религиозные праздники, раз¬жигает местный национализм, от которого бегут из республики русские. Журнал «Коммунист» не осмелился повторить на своих страницах старую фальшивку о «директиве» Вермахта, но зато добро¬совестно воспроизвел старые обвинения об обос¬нованности и справедливости сталинского гено¬цида.
Приведу только одну цитату, которая сама за себя говорит: «Суровым испытанием для всех на¬родов СССР стала Великая отечественная война. Сыны и дочери Родины с оружием в руках защища¬ли ее… Обнаружилось, однако, и подлинное лицо антисоветских элементов… Здесь (в Чечено-Ингу¬шетии) предатели, враги Советской власти активи¬зировались: сколачивали террористические группы, совершали диверсионные акты, покушались на партийных и советских активистов… Грязные пре¬ступления изменников послужили одной из причин трагедии, выпавшей на долю чеченцев и ингушей, – их поголовного выселения из родных мест. Да, были предатели, и их было немало» (стр. 89). Вер¬но, «предателей» во времена Сталина действительно было «немало» – в концлагерях таких «предателей» сидело около 10-15 миллионов человек.
Так как автор доподлинный «интернациона¬лист», то от клеветы на свой народ он переходит к дифирамбам «старшему брату». Но посмотрите, как неумно поступают великорусские шовинисты из «Коммуниста», вкладывая в его уста такие сло¬ва: «Русский народ проявляет такую заботу о наро¬дах Северного Кавказа, что проявляет старший брат к младшему в семье» (стр. 90). Это значит танцевать на кавказских похоронах наурскую лез¬гинку. Северокавказцев погнали на верную смерть в «спецлагеря» Казахстана, где половина из них и погибла от голода, холода и эпидемии тифа. Еще одна такая «забота» «старшего брата» – и тогда от северокавказцев останутся лишь одни воспомина¬ния, какие остались от других северокавказских на¬родов убыхов и некоторых тюрко-нагайских племен, поголовно истребленных во времена завое¬вания Кавказа.
По тому же вопросу о мотивах депортации чеченцев и ингушей и ее правомерности высказал¬ся и другой представитель этого народа – москов¬ский профессор, доктор экономических наук Р.И. Хасбулатов в интервью «Комсомольской правде» от 17 июня 1988 г., которому предпосланы от редакции следующие слова:
»Наши пятилетки – это ленинская политика дружбы народов, переведенная на язык экономи¬ки». Еще недавно такие лозунги горделиво красовались во многих городах. Но сегодня вдруг выяс¬нилось, что язык нашей экономики не очень внятен, а межнациональные отношения не столь безупреч¬ны… О причинах этих явлений с доктором экономи¬ческих наук профессором Р.И. Хасбулатовым бесе¬дует наш специальный корреспондент Станислав Оганян».
Я приведу из него только те ответы, которые имеют прямое отношение к теме депортации чечен¬цев и ингушей.
– Руслан Имранович! Сегодня уже очевидно, что был слишком поспешно сделан вывод о дости¬жении гармонии в национальных отношениях. Об этом свидетельствуют факты последнего времени. Вы – экономист. Давайте непростую тему обсудим с точки зрения экономиста…
»Тонкости», »оттенки» вопроса представляю далеко не столь глубоко, как хотелось бы. Пред¬ложение обсудить проблему принимаю – как эконо¬мист. Ибо в тенденции к определенному нарастанию межнациональных коллизий я усматриваю прежде всего экономический аспект.
– Правильно ли считать экономическую сторо¬ну определяющей? Не следует ли рассматривать »национальный фактор» как самостоятельную силу?
– »Ничто не возникает из ничего»… Все имеет свое начало. Известно: там, где существует дей¬ствительное, реальное равенство людей – а базой, основой всякого равенства выступает прежде все¬го экономическое равенство, – там бывает мало противоречий. Там чаще наблюдается гармония ин¬тересов. Почему? Потому что интересы каждого реализуются одинаковой мерой. Не важно, какой это коллектив: одно- или многонациональный. В многонациональном же коллективе элемент нера¬венства усугубляется, осложняется еще и подозрениями в национальной дискриминации. И если не решить проблему кардинально, т. е. не обеспечить подлинного равенства всех на деле, то национальный фактор, обрастая дополнительными наслоениями, противоречиями, трудностями, превращается в дей¬ствительно самостоятельную, самодовлеющую, авто¬номную силу, нередко запутывая саму суть вопроса.
– Хорошо бы это положение проиллюстриро¬вать на каком-либо конкретном примере…
– Если можно – на собственном. Мое детство прошло на самом севере Казахстана, в небольшом селе Полудико, куда мы, чеченцы, были перемеще¬ны в феврале 1944 года со статусом »спецпересе¬ленцы». Село поневоле оказалось интернациональ¬ным. Кроме нашей семьи – матери, двух моих стар¬ших братьев и сестры, там поселились еще несколь¬ко семей наших родственников и бывших односель¬чан, десятка три семей из бывшей Немцев Поволжья АССР, корейцы, татары. При абсолютном преобла¬дании русского населения.
Жили мы там лет десять. И я не помню ни од¬ного скандала на национальной почве, ни одного оскорбления. А ведь мы были «спецпереселенцы»… Почему в данном случае произошло несовпадение официальной государственной позиции, выразив¬шейся в факте насилия над нами, и общественного мнения в этом небольшом, богом забытом селе? Ответ я нахожу именно в факторе нашего фактиче¬ского равенства со всеми жителями этого села.
Посудите сами. С 5-6 лет я, точно так же, как и другие мальчишки, по мере своих сил, помогал матери, семье. Мать работала колхозной дояркой. Я (как, повторяю, и другие) делал, что мог: до¬ставал из глубокого колодца воду, поил коров, чистил коровники зимой, ухаживал за телятами в 40-градусный мороз. Возил сено, копал картошку, ездил в лес задровам и т.д. Все в селе были в оди¬наковом положении – одинаково бедны. Всем всего не хватало, особенно хлеба – трудодни-то были в ос¬новном пустые…
Рядом с моей матерью работали матери моих сверстников – и тоже до кровавого пота: русские, казашки, немки, кореянки… Моя первая учитель¬ница Вера Владимировна чуть ли не ежедневно при¬ходила к нам домой, отшагивая добрых пять кило¬метров. Зачем это надо было ей – возиться с маль¬чишкой из семьи преступников? Она могла бы спо¬койно «подвести» меня под исключение… Я думаю о ней и понимаю, что с ее стороны это был урок под¬линного интернационализма и доброты человече¬ской.
Начальство ассоциируется у меня с 2-3 бригади¬рами да председателем колхоза. Это были люди строгие, но справедливые. Сами работали рядом с колхозниками, когда требовала обстановка. Мать не обижали, наоборот, поощряли, называя лучшей дояркой. Конечно, это было «равенство нищих». Но оно было для всех и по самой своей сути исключало причины для межнациональных конфликтов.
– Ну а если несколько отвлечься от чисто эко¬номической стороны проблемы, что, на ваш взгляд, вызывает вспышки национализма? Какова их при¬рода?
– Причин много. Не берусь судить обо всех. Однако важен ленинский методологический под¬ход при анализе подобных ситуаций. Он состоит в следующем: никогда, ни при каких обстоятель¬ствах не стремиться делать «козлом отпущения» народ. Этот ленинский метод наши «провинциаль¬ные дантоны и республиканские Робеспьеры» реши¬тельно отбрасывают, сваливая всю вину на народ и в то же время выводя за грань критики само «руководство», неразумные действия которого как раз и задевают национальную гордость и самолюбие.
Вот давайте полистаем газету «Грозненский ра¬бочий» за 26 января 1988 г. Идет пленум обкома партии. В повестке дня – руководство перестрой¬кой. Но что это? Вместо анализа сегодняшнего по¬ложения докладчик возвращается к «смутным» вре¬менам трагического 1944 года и начинает простран¬но рассуждать о том, как враги (речь идет о чечен¬цах и ингушах) подло наносили удары в спину Красной Армии, сколько было банд, их численность, вооружение, экипировка и т.д. Право, даже мне, никогда не жившему в этой республике, неприятно читать все это. А что говорить о жителях Чечено-Ингушетии?
И все-таки давайте до конца разберемся с эти¬ми «бандами». Они «появились» в результате фальси¬фикаций, придуманных Берией, Сталиным и их местными прихлебателями. Была состряпана прес¬тупная идея о «виновности» народа, его пособниче¬стве врагу. Но правда восторжествовала. Народ пол¬ностью реабилитирован. С того дня прошло почти 30 лет, а разговоры о «бандах» получили самостоя¬тельную жизнь и свободно «гуляют» по миру, мстя целому народу, «расстреливая» его. Время от време¬ни местные деятели «пробивают» свои лживые ста¬тейки и в центральной печати. Спрашивается: с ка¬кой целью осуществляется «обстрел»? Думается, здесь налицо рецидив «локальной сталинщины»: за¬пугать, поставить «на место»: «Вы-де все равно винов¬ны…» Не в этом ли причина необычайной, прямо-таки патологической боязни местных руководите¬лей из чеченцев и ингушей прослыть «националиста¬ми»? Они не могут и не хотят выступать на своем родном языке по телевидению, в местных газетах. И даже гордятся этим. О руководителях русского происхождения и говорить не приходится – язык коренного народа в большинстве своем они и по¬давно не знают. Право же, можно подумать, что то¬варищ Колбин, выучивший грузинский язык, ра¬ботая в Грузии, а теперь и казахский, менее занят, чем некоторые чиновники из Чечено-Ингушетии.» Из другого интервью «Известиям» (22. 3. 1988) русских историков Л. Дробижевой и Ю. Полякова выясняется, что можно писать о «чечено-ингушских бандах», об их «предательских ударах в спину Красной Армии». Но нельзя писать о восстановле¬нии республики, ибо тогда пришлось бы рассказать о ее ликвидации. Вот ответ на соответствующий во¬прос члена-корреспондента Академии Наук СССР Ю. Полякова:
«… Мы большие мастера замалчивать трудно¬сти в национальных вопросах. Вот Северный Кав¬каз, высылка целых народов, их возвращение. Чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы от мала до велика знают, что с ними происходило с 1944 по 1956 год. И когда об этом историки молчали, ка¬кое может быть уважение к истории? Приступая к написанию истории Северного Кавказа, сотрудники Института истории СССР столкнулись с прямыми возражениями местных партийных и научных ра¬ботников… Аргументы возражений были стран¬ные: если, мол, говорить о восстановлении, нельзя не сказать о ликвидации, а это значит ворошить прошлое».
Даже в эру гласности и второй волны разобла¬чения сталинщины люди, которые причисляют себя к «интернационалистам», пишут о чеченцах и ингу¬шах и об их трагедии самые дикие вещи. Сталина, которого обвиняют во всех грехах, своих и чужих, подчеркнуто оправдывают, когда говорят о его де¬портации чеченцев и ингушей. Странным образом как раз сейчас над чечено-ингушским народом учи¬няют новый духовный геноцид. Оказывается, из¬любленное хобби чеченцев и ингушей – издревле – «резать русских»! И этому русские люди верят. Н. Старцева написала на эту тему статью в «Литера¬турной газете» от 3 августа 1988 г. под названием «О национальных болестях». Она пишет: «Живущие бок о бок с чеченцами и ингушами русские, украин¬цы, армяне, татары, люди других национальностей имеют слабое представление о том, что волнует исконных жителей этих мест, лишены самой воз¬можности узнать об их традициях, обычаях, куль¬туре, злободневных вопросах национального бы¬тия. (Почему бы в этих условиях и не принять на веру высказывание действующего лица повести А. Приставкина, что у чеченцев »резать русских – это национальная болесть такая!», как это сделал автор одного литературного обозрения.)». Н. Стар¬цева продолжает: «В 1944 г. чеченцев и ингушей вместе с несколькими другими народами Север¬ного Кавказа этапировали за тысячу километров. В 1948-м в постановлении об опере В. Мурадели, »претендующей на изображение борьбы за установ¬ление Советской власти и дружбы народов на Се¬верном Кавказе в 1918-1920 гг. », предписывалось уяснить, что »помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе явля¬лись ингуши и чеченцы»».
Это постановление ЦК партии, в котором задним числом Сталин и Жданов старались оправ¬дать геноцид, было самой великой ложью и прямым издевательством над историческими фактами. Ведь это генерал Деникин писал, что двигаясь на Москву, он вынужден был оставить в Чечено-Ингушетии одну треть своих вооруженных сил, ибо Чечено-Ингушетия, заключив союз с большевиками во главе с Орджоникидзе, превратила свою страну, по его словам, в «бурлящий вулкан». Ведь это тот же Деникин требовал от чеченцев и ингушей, с угрозой сожжения их аулов, выдать Орджони¬кидзе, лидера чеченцев Таштемира Эльдарханова, лидера ингушей Вассан-гирея Джабагиева, а когда чеченцы и ингуши отказались их выдать, действи¬тельно, белые сожгли дотла два десятка чечено-ингушских аулов. Ведь это сам Сталин писал на страницах «Правды» в 1918 г., что революцион¬ная Чечня во главе с командующим Чеченской Красной Армией Асланбеком Шериповым (убитым белыми в 1919 г. в боях под Воздвиженской) храб¬ро борется за Советскую власть. Ведь это Серго Орджоникидзе докладывал в 1919 г. в телеграм¬ме на имя Ленина, что во Владикавказе под его руководством съезд ингушей провозгласил Совет¬скую власть. Все эти факты хорошо известны историкам. Но какое было дело Сталину до исто¬рических фактов? Если факты говорили против него, то он обычно отводил их аргументом уго¬ловника: «Если факты действительно таковы, то тем хуже для самих фактов».
Сталина давно нет, но почему же «новомышленники» из Кремля разрешают своим идеологам проповедовать и дальше каинову философию Стали¬на о «контрреволюционных народах – чеченцах и ингушах»? Ну, хорошо, Сталин закрыл все архивы, в том числе и старые советские газеты. Поэтому молодое русское поколение не знает не только истории нерусских народов, но даже и собственной истории. Однако «Отечественная война» происходи¬ла на памяти нынешних руководителей Кремля. Ведь эти руководители точно знают, что чеченцы и ингуши не сотрудничали и не могли сотрудничать с немцами по двум причинам: во-первых, чеченцы и ингуши не могли переходить на сторону немецкой армии, ибо их, начиная с февраля 1942 г., в Красную Армию не брали, а тех, которые уже находились в Красной Армии, демобилизовали; во-вторых, чечен¬цы и ингуши не могли с ними сотрудничать, так как ни одного клочка чечено-ингушской земли немцы не заняли.
Вернемся к статье Н. Старцевой. Она пишет: «Литература, сбрасывающая покровы со сталин¬щины, обнажает и психологический механизм, благодаря которому люди начали верить в то, во что поверить, казалось бы, невозможно, начинали уговаривать и обманывать себя. У Л. Чуковской («Нева», № 2) Софья Петровна долго убеждена, что другие матери – матери изменников, убийц и врагов, она же среди них случайно, ибо ее-то сын невиновен». Сознанию свойственно искать какие-то правдоподобные объяснения… «Дело в том, что де¬тей, как, впрочем, и многих других, – пишет Г. Муриков в другом ленинградском журнале («Звез¬да», № 12, 1987) о повести А. Приставкина «Но¬чевала тучка золотая», – привезли на богатые и плодородные земли Кавказа … освободившиеся после выселения чеченцев». Почему же их высе¬лили? Г. Муриков отвечает (цитирую по Н. Стар¬цевой) : «Массовое сотрудничество с немцами, измена – серьезнейшие преступления перед наро¬дом, – в этом были основания для столь реши¬тельного действия (имеется в виду сталинское выселение народов, – Н. Старцева). Но кое-кто, разумеется, скрылся. И вот – уже на новой основе – вновь вспыхивает нечто подобное басмачеству». Это утверждение о «массовом сотрудничестве с немцами», Н. Старцева опровергает ссылками на факты. Вот ее комментарий: «Прежде чем подво¬дить задним числом обоснование под сталинские решения, в результате которых погибли сотни ты¬сяч безвинных людей, не худо было бы заглянуть в карты военных действий на Кавказе в 1942-1944 годах и увидеть, что территория Чечено-Ин¬гушетии вообще не была оккупирована – уже по одному этому не могло быть »массового сотруд¬ничества» с врагом. Критик, переходящий к обоб¬щениям, мог бы после ознакомления с историей узнать еще и о том, что у чеченцев и ингушей не было ни одного даже малого войскового форми¬рования, которое сражалось бы против наших войск». Н. Старцева заключает: «Меня поразили слова поэта Хусейна Сатуева, сказанные им при на¬шей встрече в г. Грозном: »Надо, чтобы была прав¬да. Наши народы испытали на себе чудовищную жестокость культа. Мы до сих пор плачем на наших камнях. Зачем нам погибать дважды? Ведь когда о народе пишут разные вымыслы, мы снова уми¬раем в общественном мнении»». Автор кончает статью вопросом: «Все ли сделано, чтобы реабили¬тация вернувшихся воплотилась в материальных формах – в том числе и в создании равных воз¬можностей для творческой самодеятельности на¬родов?»
Вероятно, долго, долго надо ждать ответа на этот вопрос. Вот как раз в августе 1988 г. американ¬ский Конгресс принял закон, согласно которому американцы японского происхождения, которые были заключены в лагеря после объявления войны Японией Америке, получают вознаграждение двадцать тысяч долларов на человека. Сам акт за¬ключения в лагеря (без конфискации имущества) этих людей президент Рейган назвал «великой трагедией». Конечно, никакого сравнения не может быть со сталинским народоубийством в СССР и временным лишением свободы общения японских американцев с внешним миром, с целью обезопа¬сить страну от шпионажа. Зато напрашивается дру¬гое сравнение: жертвы сталинского геноцида не только не получают вознаграждения за свои муки, наоборот, одних из этих жертв не пускают до сих пор на свои древние земли, других, которые были возвращены Хрущевым, все еще травят за мнимую измену и «массовое сотрудничество с немцами». Горбачев легко мог бы положить конец этой не¬понятной кампании нового «духовного геноцида» над чечено-ингушским народом, назвав сталинский геноцид сталинским преступлением.
Заодно хочу привести здесь и рассказ члена Президиума Верховного Совета СССР, известного писателя Расула Гамзатова об антинациональных «перекосах» в его родном Дагестане. Гамзатов, как и Олейник в отношении Украины, обвиняет в вели¬кодержавной политике не русских бюрократов, а их местных лакеев. Вот его рассуждения в интервью «Известиям»:
«В Махачкале нет ни одного детского сада, ни одной школы, ни одного класса, где учили бы язы¬ку наших предков. Но откуда взяться им, если мест¬ное педучилище больше не выпускает преподава¬телей аварского, даргинского, лакского языков … а ведь в городах живет половина дагестанцев… Я убежден, что в Москве никто не был заинтересо¬ван в том, чтобы в педучилище было упразднено преподавание национальных языков, литературы и истории».
Вот тут Гамзатов, как и Олейник, глубоко оши¬бается. Аварский язык – это язык великих имамов Дагестана, которые больше полвека воевали с Рос¬сией за кавказскую независимость. Нельзя препо¬давать правдивую историю Кавказа, не рассказывая о них. Ведь сам же Гамзатов сообщает: «До сих пор тема Шамиля остается запретной в дагестанской литературе … Сегодня в Дагестане по указанию местного начальства (!) тщетно разыскивают фак¬ты, которые подтвердили бы… добровольное при¬соединение к России… Памятник генералу Ермоло¬ву в Грозном, насколько мне известно, до сих пор вызывает отнюдь не безобидные эмоции». Свою критику Гамзатов заключает словами: «Некогда слияние национальных языков обещалось как ско¬рый апофеоз дружбы народов. Сегодня это звучит диковато» («Известия», 29. 3. 1988) .
Гамзатов – большой поэтический талант Кав¬каза и автор замечательной книги «Мой Дагестан», но где его книга о трагедии депортированных кавказских народов. Русский писатель Анатолий Приставкин написал на эту тему названную повесть. Другой русский писатель, которому навеки обязан поэтический и фольклорный Восток за его клас¬сические переводы на русский язык, – Семен Липкин выпустил захватывающую книгу о той же кавказской трагедии. Причем Семен Липкин, о гражданском мужестве и высоком чувстве гума¬низма которого мне рассказывал Владимир Войнович, выпустил свою книгу на Западе, во времена Андропова, явно рискуя тюрьмой или психуш¬кой, а вот кавказец Гамзатов упорно молчит о трагедии земляков, хотя ничем не рискует, да еще сам Горбачев считает его своим «старым другом». Между тем он в большом моральном долгу как раз перед чеченцами и ингушами за свои писания о них из «культовской» эпохи.
V. АЛЬТЕРНАТИВА: ПРИНУДИТЕЛЬНАЯИМПЕРИЯ ИЛИ КОНФЕДЕРАЦИЯ НЕЗАВИСИМЫХ ГОСУДАРСТВ
В СССР существует не только национальный, но и русский вопрос. Национально русских никто не угнетает, но политически и социально русские так же угнетены и так же бесправны, как и другие на¬роды. Раньше ссылались на латышей, евреев и кав¬казцев, но теперь русских угнетают сами русские. От этого русскому народу не легче. Чтобы понять трагедию нерусских народов, важно знать истоки трагедии самого русского народа. Бесчисленное количество трудов посвящено «загадочной душе» русского человека, которому, оказывается, кнут нравится больше пряника. Но никто не хочет заме¬тить, что под кнут он собственно попал в поисках пряника, пряника не только для себя, но и для всех, в интернациональном масштабе. Это в характе¬ре русского человека – не будучи счастливым само¬му, стремиться осчастливить всех. Руководствуясь благими намерениями он может губить себя и дру¬гих. Недаром поэт сказал о русском человеке: «Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано». Широта его характера во многом объяс¬няется свойствами как духовного, так и геополити¬ческого порядка. Несправедлив Пушкин, сказав¬ший, что русский человек ленив и нелюбопытен. Его первоначальная экспансия собственно не диктова¬лась, как у других колонизаторов, меркантильными побуждениями в поисках соболиных шкур, золотых приисков или пленения чужеземцев с целью превращения их в своих рабов. Его толкал непреодо¬лимый зуд крайнего любопытства: узнать, что лежит дальше за горизонтом, какие и как живут там наро¬ды. Не случайно в космос первым полетел тоже русский человек. Колониальный аппетит пришел во время еды – народное любопытство, поставленное на службу государству, послужило делу экспансии, начиная с Ермака. Скромная по размерам террито¬рии Московская Русь растянула свои границы от Балтики до Тихого океана и даже добралась до аме¬риканского материка – территориально до Аляски и промышленно до самой Калифорнии. Русская тра¬гедия обозначилась, когда Русь начала выходить за свои территориально-этнографические границы. Рас¬ширение Руси привело к сужению, а потом и к лик¬видации свободы русского человека. Человек, ко¬торый хотел осчастливить других, стал самым не¬счастливым человеком в мире. Историк Ключев¬ский хорошо видел эту связь между разбуханием Российской, тоже в своем роде «лоскутной», Импе¬рии и потерей русским народом свободы и граждан¬ских прав. Он писал: «До половины XIXвека внеш¬не территориальное расширение государства идет в обратно пропорциональном отношении к развитию внутренней свободы народа… По мере расширения территории вместе с ростом внешней силы народа все более стеснялась его внутренняя свобода … На расширяющемся завоеваниями поприще увеличи¬вался размах власти, но уменьшалась подъемная си¬ла народного духа. Внешне успехи новой России напоминают полет птицы, которую вихрь несет и подбрасывает не в меру сил ее крыльев». Не только свободу терял народ, но он от внешних завоеваний не богател, как западные народы от их колониаль¬ных грабежей, а, наоборот, становился еще беднее. Эту истину Ключевский выразил в лапидарной формуле: «Государство пухло, а народ хирел» (В. О. Ключевский, «Курс русской истории», т. 3, стр. 8). Именно в этом заключалось роковое отклонение русского исторического процесса от западного. Величие государства достигалось ценой физическо¬го и духовного рабства. Так было всегда. Так оно и сегодня, когда, чтобы играть роль военной сверх¬державы, надо держать людей на уровне жизни ма¬лоразвитых стран, а границы самого государства -на замке. Именно из-за вечной нужды и порабощенности в русском человеке родилось глубочайшее чувство социальной справедливости, переходившее прямо-таки в патологическую ненависть к своим угнетателям. В том и другом он не знал меры. Все эти Пугачевы и Разины, Желябовы и Перовские, Нечаевы и Ткачевы и их гениальный синтез – Ле¬нин могли родиться только в России. Именно эти крайности в русском характере – любовь и нена¬висть, милосердие и жестокость, «все или ничего» – виртуозно были использованы Лениным и Троц¬ким, когда они одной лишь бесшабашной социаль¬ной демагогией легко навязали этому же народу беспрецедентный в истории казарменно-полицейский социализм. Русский народ так же не мечтал о таком социализме, как свободный человек не мечтает попасть в тюрьму. Обещанный «рай на зем¬ле» обернулся величайшим в истории обманом. Однако, великий народ не имеет права пользовать¬ся привилегией быть обманутым. Надевая цепи на самого себя, он не смеет заковывать в них другие народы. Да, его изнасиловали из-за оплошности, но, как выражался Маркс, оплошность простительна легкомысленной девушке, потерявшей из-за нее свою невинность, но никак не мудрому и вели¬кому народу. Более того. На русском народе лежит историческая ответственность за его прямо-таки сказочное терпение. Сталин на торжествах в Кремле по поводу победы в войне похвалил русский народ именно за его терпение, добавив, что советское пра¬вительство делало ошибки, за которые другой на¬род прогнал бы свое правительство. Сталин был прав. Во время войны власть перешла от клики Сталина к вооруженному русскому народу. Он сверг и уничтожил чужеземных тиранов, но со¬хранил своего тирана, да еще собственную победу приписал ему одному, первому дезертиру первого периода войны. В чем же причина этого нескончае¬мого долготерпения?
Гитлер убил шесть миллионов евреев, из них его подданных было менее трехсот тысяч, а Сталин убил, по подсчетам проф. И. А. Курганова, 66 мил¬лионов собственных подданных (в СССР пишут, что Сталин убил «только» 55 миллионов чел.). И все же ностальгия по нему возрастает. Ведь Хрущев потерял свой пост главным образом потому, что он разоблачил величайшего преступника в маске лже¬бога. Но даже и Хрущев не решился на большее, чем вынести Сталина из мавзолея Ленина и похо¬ронить его тут же на Красной площади. Удивитель¬но, что и сегодня, в эру Горбачева и его «гласно¬сти», через 35 лет после смерти тирана, вождей пар¬тии все еще одолевают гамлетовские сомнения: «быть или не быть Сталину преступником?». Сомне¬ниям не положил конец даже сам Горбачев, когда к 70-летию Октября дал «диалектический» ответ о ро¬ли Сталина: «Руководящее ядро партии, которое возглавлял И. В. Сталин, отстояло ленинизм в идей¬ной борьбе» («Правда», 3. И. 1987 г.). Но тут же добавил, что позже, в 30-х годах Сталин стал пре¬ступником. Даже нашлись «инженеры человеческих душ» типа Чуева, которые повелительно требовали от Кремля: «Верните Сталина на пьедестал, нам, молодежи, нужен идеал»! Уникальный преступник как идеал советской молодежи – такое может напи¬сать только духовный раб, а внимать такому призы¬ву – только государственные рабовладельцы. Не¬вольно задаешь себе вопрос, не имеем ли мы здесь дело с феноменом атавизма у потомков крепост¬ных. Вспомним знаменитое лермонтовское: «Про¬щай немытая Россия, страна рабов, страна гос¬под…». Вспомним Чехова: «Надо по капле выдав¬ливать из себя раба…». Вспомним еще раз и цитату Ленина из Чернышевского: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу – все рабы». Вспомним также и абсолютно правильный комментарий Ленина, который целиком можно отнести к рабам создан¬ного им государства: «Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремления к своей свободе, но оправ¬дывает и приукрашивает свое рабство … такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам». Удивительным образом с ними сходна мысль талантливого совет¬ского критика наших дней – Татьяны Ивановой в ее статье в «Литературной газете». Вот ее слова: «Не в том ли суть перестройки, что мы все обязаны очнуться, взять себя в руки и вспомнить свои ос¬новные права, те права, за которые, не щадя себя, боролись наши предки, шли на каторгу… которые они отстояли в 1917 году … Главное из этих прав было право на свободу… Перестроиться – значит побороть в себе рабство, одолеть собственное ничтожество».
Спрашивается, в чем же все-таки истоки вели¬чия и «ничтожества» русского характера? Почему даже сейчас чисто внутренняя задача – «перестрой¬ка» – тоже должна стать по Горбачеву мировой программой? Знаменитую формулу псковского инока Филофея о Москве: «Два Рима пали, третий стоит, четвертому не бывать» модернизировал не¬давно московский «инок» из движения «Память»: «Москва – четвертый Рим плюс социализм», – ска¬зал он. Московский «инок» явно перекликается с философией глобальной стратегии «перестройки» Горбачева. Горбачев, как и все его мессианские и коммунистические предшественники, начал с то¬го, что уже в самом названии своей книги выразил суть своей исторической миссии: «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира». Книгу он заключил словами: «Сейчас весь мир нуждается в перестройке… в качественном из¬менении… Мы встали на этот путь и призываем встать на него другие народы и страны» (М. С. Гор¬бачев, названная книга, Москва, 1987).
Почему свободные и процветающие страны Ев¬ропы и Америки должны следовать примеру крем¬левской перестройки, задуманной, чтобы вывести собственную страну из глубокого экономического и социального тупика? Ответ дал Горбачев в своем докладе к 70-летию Октября: «Перестройка» – это продолжение Октябрьской революции 1917 года; добавив: «Сегодня мы видим: человечество дей¬ствительно не обречено вечно существовать так, как оно жило до Октября 1917 г. Именно Октябрь, именно социализм указывают человечеству марш¬руты, ведущие в будущее» («Правда», 3. 11. 1987).
Страна, которая 70 лет прозябает в полунищете, указывает человечеству «маршруты, ведущие в бу¬дущее» – что это: реальный анализ собственной си¬туации или это ритуальный бред догматиков? Или это просто политическая шизофрения Кремля? Филофей мечтал о «Третьем Риме», Ленин – о «Ми¬ровой советской республике», а Горбачев хочет про¬вести мировую «перестройку». От Филофея до Горбачева прошло более 450 лет, а философия одна и та же? В чем ее секрет?
Бердяев думает, что корни русского максима¬лизма надо искать в русском характере и русском образе мышления. Бердяев – русский философ ши¬рокого образа мыслей. В своей роли интерпретатора «русской идеи» как человек истинно русский, он уникален, ибо еще не было другого русского мыс¬лителя, который бы так свободно, так беспристраст¬но мог говорить о собственном народе, как он. Бердяев любит выражаться парадоксами, порой бьющими в цель, но и нередко спорными. Когда Бердяев писал свою самую известную книгу «Рус¬ская идея», перед его глазами была не собственная русская аудитория, а западный мир, всегда враж¬дебный русскому самосознанию. Бердяев в какой-то мере потакал западным предрассудкам о Рос¬сии. Отсюда и невероятная популярность Бердяева на Западе, тогда как в России он пользуется успе¬хом большей частью у либеральных интеллектуалов. При всех этих оговорках, вытекающих из моего субъективного восприятия, все-таки вклад Бердяе¬ва в «русоведение» по своей оригинальности пре¬восходит все, что писали иностранцы и сами рус¬ские на данную тему. Я не философ и не психолог, чтобы позволить себе рассуждения о русском ха¬рактере и русской душе. Поэтому я и не судья пи¬саниям Бердяева. И все-таки кажется, что без Бер¬дяева нельзя понять политическую генеалогию «Филофей – Ленин – Горбачев», с одной только оче¬видной оговоркой: в основе советского коммуниз¬ма лежит не мессианская идея Филофея, как думает Бердяев, а всем известная коммунистическая идея английских утопистов Томаса Мора и Роберта Оуэ¬на, итальянского утописта Томмазо Кампанеллы, французских утопистов Фурье и Сен-Симона и немецких утопистов Маркса и Энгельса с их так на¬зываемым «научным социализмом». Марксизм, со¬гласно самому Ленину, синтез «трех источников» французского социализма, английской классиче¬ской политэкономии и немецкой классической фи¬лософии. Да, коммунизм в Восточную Европу при¬несли русские танки, но коммунизм в Китае и Ин¬докитае, на Кубе и Эфиопии, в Анголе и Никара¬гуа (продолжение следует) не продукт русской души, порой даже продукт антирусской души (Ки¬тай, Югославия, Албания, Польша). Что же касает¬ся русского вклада в коммунизм в виде знамени¬той русской крестьянской общины, то ее коммуни¬стическую роль Маркс признавал лишь в том случае, если еще до ее разложения, на Западе произойдет «пролетарская революция». Единственный и дей¬ствительный вклад русских в марксизм исходит от Ленина и его ученика Сталина. Он может быть охарактеризован очень коротко: «тотальная и тота¬литарная дегуманизация марксизма», развивающая из него идею физического насилия («Диктатура пролетариата») и превращающая марксизм в идео¬логическую сивуху, в эрзац-религию. Одно бес¬спорно: глобальная концепция утопического ком¬мунизма находится в каком-то родстве с глобаль¬ной философией русского мессианства. Но Бердяев идет дальше, делая далеко идущие обобщения о характере русского народа. Народ в догматической фантазии марксистов, каким когда-то был и Бер¬дяев, играет ведущую роль в истории. На самом де¬ле народ есть то, что из него делают его водители. Обратное влияние очень условное. Но в каждом на¬роде есть своя собственная специфика националь¬ных черт, благородных и низменных, жестоких и милосердных, агрессивных и миролюбивых, кото¬рыми политические манипуляторы пользуются, каждый раз апеллируя к той стороне полярных черт, которые наилучшим образом служат достижению поставленной ими цели.
В этом смысле Бердяев не прав, приписывая только одним русским поляризованные черты, свойственные любой нации. Однако полезно знать что же Бердяев говорит о русских национальных чертах. Бердяев начинает свою «Русскую идею» со знаменитой цитаты из Тютчева: «Умом России не понять, аршином общим не измерить, у ней особен¬ная стать, в Россию можно только верить». Вся кни¬га Бердяева посвящена тому, чтобы «умом Россию понять» и «аршином общим измерить». Выводы, к которым он пришел изложены в первой же главе. Вот наиболее яркие из этих выводов:
1. «Русский народ есть в высшей степени поля¬ризованный народ, то есть совмещение противопо¬ложностей. Им можно очароваться и разочаровать¬ся, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в высшей степени способен внушить к себе силь¬ную любовь и сильную ненависть».
2. «По поляризованности и противоречивости русский народ можно сравнить лишь с народом еврейским. И не случайно, что именно у этих наро¬дов сильно мессианское сознание».
3. «Противоречивость и сложность русской ду¬ши может быть связана с тем, что в России сталки¬ваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ, в русской душе боролись два начала, вос¬точное и западное».
4. «Есть соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконечностью русской земли и
русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремлен¬ность в бесконечность, как и в русской равнине».
5. «Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он
был более народом откровений, вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайность».
6. «Два противоположных начала легли в осно¬ву формации русской души: природная, языческая дионисийская стихия и аскетически-монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; инди¬видуализм, обостренное сознание личности и без¬личный коллективизм; национализм, самохваль¬ство и универсализм, всечеловечность; эсхатоло¬гически-мессианская религиозность и внешнее бла¬гочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт» (Н. Бердяев, стр. 5-7).
Немного дальше Бердяев связывает русскую идею империализма и коммунизма опять-таки с русской идеей мессианства: «После народа еврей¬ского русскому народу наиболее свойственна мес¬сианская идея, она проходит через всю русскую историю вплоть до коммунизма… Империалисти¬ческий соблазн входит в мессианское сознание… Духовный провал идеи Москвы как третьего Рима был именно в том, что Третий Рим представлялся как проявление царского могущества, потом как империи, и, наконец, как Третий Интернационал» (там же, стр. 11-12).
Потом русское чисто религиозное мессианство переместилось в область политическую и стало кредо русского империализма. Бердяев пишет: «В русском мессианизме, столь свойственном русско¬му народу, чистая мессианская идея Царства Божье¬го, царства правды была затуманена идеей империа¬листической, волей к могуществу. Мы это видели уже и в отношении идеологии Москвы – Третьего Рима. И в русском коммунизме, в который перешла русская мессианская идея в безрелигиозной и анти¬религиозной форме…» (там же, стр. 197-198).
При всем своем внешне русском нигилизме и критичности по отношению к «поляризованным» чертам русского народа, при всем пафосе свободы и осуждении тирании русский империализм для Бер¬дяева – не следствие, а искажение и русской истории и русского мессианства. Вот его заключение: «Русские думали, что Россия – страна совсем осо¬бенная с особенным призванием. Но главное была не сама Россия, а то, что Россия несет миру, прежде всего – братство людей и свободу духа. Русские устремлены не к царству этого мира, они движутся не волей к власти и могуществу. Русский народ по духовному своему строю, не империалистический народ, он не любит государство. Вместе с тем, это -народ – колонизатор и имеет дар колонизации, и он создал величайшее в мире государство… Полу¬чилась болезненная гипертрофия государства, давив¬шего народ и часто истязавшего его. В сознании рус¬ской идеи, русского призвания в мире, произошла подмена. И Москва – Третий Рим, и Москва – Тре¬тий Интернационал связаны с русской мессианской идеей, но представляют ее искажение. Нет, кажется, народа в истории, который совмещал бы в своей истории такие противоположности. Империализм всегда был искажением русской идеи и русского призвания» (там же, стр. 218).
Когда Бердяев заносил на бумагу эту «Русскую идею» – это было уже в 1946 году – «Москва – Третий Рим» закрыла свой «Третий Интернацио¬нал», но расширила свои границы в Европе до са¬мой Эльбы, включив в свой состав полдюжины во¬сточноевропейских государств, одну треть Герма¬нии, половину Австрии, а в Азии всю Маньчжурию, южный Сахалин и Курильские острова прямо под носом у Японии. Но я всегда делал и делаю разни¬цу между царским империализмом и империализ¬мом советским. Разница не в субстанции обоих ти¬пов империализма, разница количественная и каче¬ственная. Царский империализм не был глобальным даже в маске мессианства, он был региональным – евроазиатским. Советский империализм – глобаль¬ный, ибо его стратегическая цель – создание комму¬нистического общежития во всем мире. Качествен¬ная разница беспримерна по своей чудовищности – царизм преследовал цель умиротворения непокор¬ных народов, большевизм – истребление непокор¬ных методами массового террора и даже геноцида по расовому признаку, как у Гитлера (поголовная депортация чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкар, крымских татар, калмыков, месхов, немцев По¬волжья) . Царизм практиковал политику русифи¬кации, но ни одному царю не приходила в голову мысль денационализировать нерусские нации Рос¬сии, заставляя их поголовно изучать русский язык вместо родного языка.
Но главный недостаток тезисов Бердяева о русском характере заключается, на мой взгляд, в их «неисторичности». Бердяев пишет в конце первой половины XXвека о русском народе, жив¬шем в позднем средневековье. Отсюда легковесная игра в терминологию: «Москва Третий Рим» Филофея, которая как бы по столбовой дороге рус¬ской истории ведет прямо к Москве «Третьего Ин¬тернационала» Ленина. Недостаток такой схемы в том и заключается, что тот русский народ, о кото¬ром Бердяев рассуждал, давным-давно был на клад¬бище. 1917 год – это разрыв русской духовной и национальной истории с прошлым. Тот русский на¬род, который совершил Октябрьскую революцию, вербовался, кроме группы обманутых идеалистов, из «люмпен-пролетариев» Маркса, анархистов Баку¬нина, нигилистов Тургенева, «бесов» Достоевского, руководимых не только кающимся дворянином Ле¬ниным, но и уголовниками типа Сталина. Советский народ, который вырос из этой революции, этот «ин¬тернациональный гибрид», во многом носит другие черты характера, нежели те, которые были знакомы Бердяеву. Одни из них унаследованы от его новых вероучителей, а другие благоприобретены при но¬вой политической системе. Этот народ поэтому и называется сегодня не «русским народом», а «со¬ветским народом» (термин бессмысленный, ибо он указывает не на национальность, а на политическую систему) и существует уже в четвертом поколении. Ровесникам Октября уже более 70 лет, а родив¬шиеся после 1917 г. составляют 90% населения. За это время успели уже сложиться новые черты в характере как русского, так и нерусских народов советской империи. Вернее будет сказать, что об¬разовались не новые полярные черты, а новые по¬ляризованные народы в каждом народе. Произош¬ло это на основе его искусственного разъединения на части, когда «молчаливое большинство», вопре¬ки всем усилиям идеологов, осталось самим собой, другая же часть поддалась разложению. Разложив¬шаяся часть, готовая на все и вся, представляет со¬бой социальную и интернациональную клоаку, которую выпестовал сталинизм, превратив ее в опо¬ру своей власти. Нынешние трудности Кремля были предопределены не столько утопическим по замыслу и антиэкономическим по существу «социа¬лизмом», сколько систематической и преднамерен¬ной практикой сталинской машины власти, направ¬ленной на тотальное разрушение, растление и опле¬вывание тысячелетнего духовного мира русского человека – его истории, его культуры, его религии, его традиций, его души. Русского человека, верую¬щего в Бога, чтущего исторические святыни и на¬циональные идеалы, сталинский режим перековал в «советского человека» – в ханжу и хама, – неве¬рующего ни в какие идеалы – ни в небесные, ни в земные, ни даже в собственные социалистические. Да, режим во многом преуспел в разрушении старо¬го духовного мира русской нации, но потерпел исто¬рическое поражение, когда он попытался внести свои собственные идеалы в образовавшийся духов¬ный вакуум. Теперь все знают, что сам марксизм -это род новой атеистической религии, которая обе¬щала рай не на небе, как все классические мировые религии, а «рай на Земле». Этим собственно и объ¬яснялся триумф социальной демагогии большеви¬ков в 1917 году.
Однако то, что тогда служило в глазах невеже¬ственной массы преимуществом новой религии перед классическими религиями, разоблачилось впоследствии, когда от теории перешли к практи¬ке, когда обещанного «рая на Земле» не состоялось! «Критерий истины – практика», – говорят марк¬систы. Практика как раз показала, что на русской земле можно построить все что угодно – от ленин¬ской революции до сталинской инквизиции, – но построить коммунизм на ней невозможно. Сами советские коммунисты никому не позволят по¬строить даже ту первую фазу коммунизма – социа¬лизм без материальных привилегий для бюрокра¬тии, какой обещал Ленин в «Апрельских тезисах» и в книге «Государство и революция». Хрущев хотел построить коммунизм в СССР за 20 лет – слетел. Ельцин хотел построить ленинский социализм без материальных привилегий для бюрократов хотя бы в одной Москве, – тоже слетел. Если Горбачев по¬пытается посягнуть на эти привилегии еще до того, как он уберет брежневцев из ЦК, – то слетит и он. Ведь пресловутый «советский народ» собственно и состоит из одной этой бюрократии, для которой нынешний строй и есть заветный «социализм».
Как велик численно этот «советский народ»? Горбачев назвал число бюрократов в хозяйствен¬ном и партийно-советском управлении: восемнад¬цать миллионов человек! Это число совпадает с численностью самой коммунистической партии, что совсем не означает, что все члены партии принад¬лежат к «советскому народу», а среди беспартийных нет «советских людей». Многомиллионная армия сексотов – подонки общества – это тоже «совет¬ский народ». Номинально державная нация – рус¬ский народ – не причастна к власти, ибо власть не от нее и не через нее, а от партии, через партию, во имя партии, через политическую систему, которую я назвал партократией. Сама эта партия составляет какую-нибудь десятую часть взрослого русского населения. Она когда-то представляла, по Ленину, «ум, честь и совесть эпохи». Глубокие душевные травмы причинила эта «совесть эпохи» и самому, по существу своему антисоветскому, русскому народу, который вынужден адаптироваться в сложившихся условиях, чтобы выжить. У него поэтому появи¬лись специфические «советские черты», которые не были присущи бердяевскому русскому наро¬ду: абсолютная апатия к духовным исканиям, атрофия всякого гражданского чувства и граждан¬ского достоинства, паническая приверженность страху перед начальством, рабская покорность са¬мым диким актам произвола режима, гениальное политическое двуличие и целенаправленная ложь как средство самострахования, обожествление соб¬ственных палачей, как великих мудрецов, осужде¬ние их жертв, как извергов рода человеческого, -таков далеко не полный список благоприобретен¬ных черт советского образа «духовной жизни». Эти черты до того вошли в кровь и плоть многих, став привычными жизненными ориентирами, что они и породили массовую психологию безмолвных рабов. Эти черты не привилегия одних русских. Они привиты в разной степени и всем нерусским. Такой народ именно и нужен большевикам, ибо мало ве¬роятно, чтобы поляризованный бердяевский рус¬ский народ примирился бы с советской тиранией и советским социализмом.
Вернемся к национальному вопросу. Примеров физического геноцида много в истории, но духов¬но-этнический геноцид впервые начал практиковать только советский империализм. Этот этнический геноцид Москва начала с языка. Если есть что-ни¬будь извечное, сокровенное и судьбоносное, доми¬нанта всех чувств и идей в каком-нибудь малень¬ком или великом народе – то это его националь¬ное самосознание – самосознание своей неповтори¬мости, уникальности. Но возникает и ощущение обреченности, если народ лишится первого атрибута своей уникальности – национального языка. Отсюда следует, что в любом имперском многонациональ¬ном государстве правительство в национальном во¬просе вело политику языковой денационализации покоренных наций и навязывания им языка держав¬ной нации. Однако и здесь советский тип империа¬лизма сказал новое слово: не только практиковать языковую денационализацию, но и денационализацию историческую, систематически вычеркивая из памяти народов их историческое прошлое. Пресло¬вутые «пять признаков империализма» Ленина от¬носительно классического империализма западных держав оказались невинными «родимыми пятнами» по сравнению с тем, что готовил народам совет¬ский социалистический империализм. Советский им¬периализм динамичен и привлекателен, ибо он бес¬подобен в искусстве маскировки своего антинацио¬нального лица, стратегических целей в формулах надрасового интернационализма, он коварен в ме¬тодах и средствах их достижения, он бесподобен на поприще социальной демагогии и политическо¬го фарисейства. Колониальная система классиче¬ского империализма в покоренных странах инте¬ресовалась в первую очередь и главным образом материальным фактором – выкачкой из колонии материальных ценностей; советский социалистиче¬ский империализм интересуется в первую очередь и главным образом человеческим фактором – как привести в свою веру покоренные народы, как перековать людей, хорошо понимая, что после этого остальное приложится само собой.
Динамичность советского империализма выра¬зилась и в той своеобразной форме организации самой империи, которую не знала ни одна класси¬ческая империя на Западе. Советский империализм объявил свои колонии «независимыми» государ¬ствами со всеми атрибутами, которыми характери¬зуются независимые государства – здесь свои на¬циональные правительства, свои национальные пар¬ламенты, свои национальные коммунистические партии, свои национальные флаги, свои националь¬ные гербы, но у этой конструкции есть один недо¬статок – она насквозь фальшива, ибо управляют советскими «независимыми» республиками не из их собственных столиц, а из Москвы. Ленин, как и Маркс, утверждал, что капиталистические монопо¬лии, концентрация и централизация производства с общественным трудом создали готовые формы перевода экономики на социалистические рельсы, только надо снять с этого производства его капи¬талистическую оболочку. Аналогичное можно ска¬зать и о советских «независимых» республиках – своей бутафорией «независимых» «суверенных» советских национальных республик Москва созда¬ла готовую форму их будущей подлинной незави¬симости, но только надо вывести их из-под власти Кремля. Все предпосылки к этому, по иронии судь¬бы, создали сами большевики: национальную куль¬туру, национальную интеллигенцию, национальные кадры, которые когда-нибудь скажут: «Мы хотим быть хозяевами в своем национальном доме!».
Я утверждаю, что дорога к свободе и сувере¬нитету самого русского народа лежит через разло¬жение советской империи.
Чтобы уяснить данную проблему, важно рас¬ширить ее рамки. Исследуя рост национального самосознания нерусских народов советской импе¬рии, нельзя игнорировать другой феномен эпохаль¬ного значения – рост национального самосознания самого русского народа. Мы видели, что первона¬чально классический большевизм Ленина ставил перед своими идеологами генеральную задачу – исторической и идеологической дерусификации русского народа. Поэтому изгонялось из духовного обращения все то, что свидетельствовало о вели¬чии русского народа, русских государей, русских полководцев, русских святых, русских первоот¬крывателей, русских колонизаторов, то есть всех тех, от кого большевикам досталась сама велико¬русская империя. Конечная цель как была, так и осталась и по сегодня: изгнать из обращения поня¬тие – «русский патриотизм», заменив его «совет¬ским патриотизмом», чтобы Иван и всерьез сде¬лался «гомо советикус» Александра Зиновьева, не помнящим родства. В основе русской нации лежали, кроме языка и культуры, два духовных фактора – русская православная религия и рус¬ское государственное правосознание, хотя и им¬портированные извне, но русифицированные в вековых традициях народа. Куда легче было фи¬зически уничтожить почти поголовно духовен¬ство, 130 тысяч помещиков и столько же «бур¬жуев» в России, чем искоренить из сознания на¬рода как раз эти духовные факторы. Наилучшее свидетельство банкротства большевистской марк¬систской идеологии перед неистребимым духом рус¬ского религиозного и патриотического сознания принесла «отечественная война», когда страна бы¬ла спасена от оккупантов не под знаменем марк¬сизма, а под знаменем русского патриотизма («ам¬нистия» православной церкви, амнистия русских князей и полководцев, «закрытие» Коминтерна и т. д.). Послевоенный поход против «космополитов» и «низкопоклонников» бил в ту же точку – экс¬плуатировать русский патриотизм в иных целях. «Иные цели» были, как и во время войны, – ковар¬ные. Подготовить новую «великую чистку» для воз¬вращения джина обратно в бутылку, вынужденно выпущенного из нее во время войны. Этот джин был его величество «русский дух». В этом заклю¬чался и исторический смысл пресловутой ждановщины, которая целила не только в еврейских «кос¬мополитов», но и в русских «низкопоклонников».
Едва успел Сталин осудить «низкопоклонни¬ков», казнить «сионистов» (1952 г.) и посадить за решетку «врачей вредителей» («заговор врачей»), как ему помогли умереть его ближайшие русские соратники, в которых проснулся в какой-то мере тот же «русский дух» – Маленков, Хрущев, Булганин плюс изменивший ему земляк Берия. (Я на¬хожу подтверждение своей гипотезы из «Загадки смерти Сталина» в записках К. Симонова, который не исключает, что Сталин умер в результате загово¬ра Берия. См. журнал «Знамя», № 4, 1988).
Последующая эпоха – хрущевско-брежневская – была эпохой в духе великорусского самодержа¬вия в формулах псевдоинтернационализма, кото¬рые не вполне удовлетворяли русских, но больно ущемляли нерусских. Эпоха «гласности» дает, правда, в очень ограниченных рамках, высказаться о своих национальных стремлениях, как русским, так и национальным представителям. Националы ответили на гласность требованием, чтобы их род¬ной язык был признан государственным языком, а русские – потоком разоблачительной литературы о сталинщине, об эре брежневского «застоя» и яв¬лением «Памяти».
«Память» для меня это весь «советский мир» в миниатюре. В этом микрокосме представлены раз¬ные течения с их внутренними противоречиями -монархисты и анархисты, православные и атеисты, патриоты и антисемиты, ленинцы и столыпинцы плюс засланные сюда ячейки новых зубатовых из КГБ. В движении «Памяти» видны не только оттал¬кивающие черты шовинизма, но и бунт здорового русского патриотизма против марксистского мра¬кобесия в настоящем и протест против марксист¬ского вандализма в прошлом. Взаимодействие таких исключающих друг друга элементов и идей¬ных течений в русском движении, вероятно, лежит в той же плоскости поляризованных противоречий в русском характере, которую нарисовал нам Николай Бердяев. «Память» – трещина в мнимом монолите «единства партии и народа» и как таковая – прецедент величайшей исторической значимости с непредсказуемыми последствиями. И тут полезно вспомнить мысль великого француза Вольтера: Я не разделяю ваших взглядов, но я буду до последнего вздоха защищать ваше право иметь свои собствен¬ные взгляды, добавив: кроме шовинистических.
Представители творческой интеллигенции на¬циональных республик потребовали от Москвы от¬каза от установки интерпретации исторического и культурного прошлого нерусских народов в духе великорусской концепции старых исторических школ времен царизма. Они потребовали вернуться к Ленину и Покровскому в оценках национально-ос¬вободительных движений в старой России. Без давления снизу советские верхи никогда не шли на уступки и повороты в своей политике. Чем больше такое давление, тем радикальнее сами повороты, осуществляемые, чтобы предупредить социальный взрыв, называемый революцией. Ленин как бы предвосхитил ситуацию в СССР в конце брежнев¬ской эры, когда писал: «Основной закон револю¬ции, подтвержденный всеми революциями и в частности, всеми тремя русскими революциями, состоит вот в чем: для революции недостаточно, чтобы эксплуатируемые и угнетенные массы со¬знали невозможность жить по-старому и потребо¬вали изменения: для революции необходимо, чтобы эксплуататоры не могли жить и управлять по-ста¬рому, лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут no-старому, лишь тогда революция может победить» (Ленин, т. XXV, 3 изд., стр. 223, курсив мой – А.А.).
Такое положение сложилось как раз в Совет¬ском Союзе сегодня. Это заметил даже известный советский поэт Булат Окуджава, когда сказал: «Революционная ситуация есть, а революционеров нет»! Как раз цель перестройки – предупредить такую революцию.
Русские патриоты обычно говорят: «Русские – первая жертва коммунизма». Это несомненно так, но отсюда следует и логический вывод: русские пер¬выми должны и сбросить его либо революционным переворотом сверху, либо легальными методами мирной революции снизу, чему примером служит славная польская «Солидарность» со своей «мирной пролетарской революцией» в августе 1980 года.
Вновь, со времени Октябрьской революции, Россия стоит перед судьбоносным этапом своего развития. Сегодня впервые обозначились историче¬ские шансы мирного перехода от монопартийной ти¬рании к правовому государству. Русское националь¬ное движение, отказавшееся от губительной для не¬го же имперской концепции, и сомкнувшееся с на¬циональным движением нерусских народов совет¬ской империи под старым лозунгом Герцена времен польского восстания 1863 г. – «За вашу и нашу сво¬боду», – приведет к триумфу свободы и демокра¬тии на всей территории СССР. Если Маркс был в чем-нибудь прав, то в своем знаменитом изречении: «Не может быть свободным народ, который угне¬тает другие народы». И здесь есть с кого брать при¬мер – с западных империй, которые после войны – одни добровольно, другие вынужденно – дали не¬зависимость своим колониям. Над крупнейшей из них – над Британской империей – не заходило, как выражались, солнце. Во времена расцвета этой империи ее премьер Дизраэли говорил, что британ¬ские колонии – жернова на шее Англии. Потомки Дизраэли были достаточно разумны, чтобы по-хоро¬шему избавиться от этих «жерновов». Англия ничего не потеряла, но выиграла. Многие из ее бывших колоний, в том числе и такая великая страна, как Индия, объединились в добровольное «Британское содружество народов». Если Россия последует примеру Англии, то выиграют все – русский и нерусские народы. Единственный путь к этому -роспуск принудительной империи и провозглашение конфедерации независимых государств из числа национальных республик, которые готовы войти в нее добровольно.
В этой связи интересен национальный пункт из «Кельнского обращения», подписанного известны¬ми в СССР и на Западе русскими писателями и пуб¬лицистами из новой эмиграции. Если содержащие¬ся в этом пункте мысли в какой-то мере отражают настроения русской интеллигенции в самом СССР, то это было бы величайшим прогрессом на путях решения национального вопроса. Вот, что гласит названный пункт:
«Важнейшим условием социальных преобразо¬ваний могло бы стать обретение различными наро¬дами страны фактической национальной независи¬мости. Декларированное в советской конституции право наций на самоопределение, вплоть до выхода из состава СССР, должно воплотиться в реальный процесс превращения империи в добровольное со¬дружество независимых государств, с гарантиро¬ванным правом для членов этого содружества на выход из него. Существование империи стало во всех отношениях вопиющим анахронизмом и одним из важнейших препятствий социальному, экономи¬ческому и культурному прогрессу страны. «Велфер-империя», в которую в настоящее время пре¬вратился Советский Союз, в первую голову исто¬щает духовный и материальный потенциал самого имперского народа. Опыт национальных движений только последнего времени (Казахстан, Армения, Азербайджан, Прибалтийские республики, движение крымских татар, борьба украинцев и белорусов за признание родного языка в качестве государствен¬ного и т. д.) убедительно свидетельствует, что на¬циональные проблемы, возникшие уже в советский период истории страны, не могут быть решены удов¬летворительным образом в рамках сохранения та¬кой империи» («Русская мысль», 1.4.1988, Париж). Вторгнутся ли «перестройка» и «новое мышле¬ние» в область национальных отношений, зависит от исхода борьбы между реформаторами и кон¬серваторами на верхах советского господствующего класса. Ситуация здесь очень запутанная, соотноше¬ние сил неясное, противоречия острые, и поэтому было бы легкомысленно отважиться на какой-ли¬бо обоснованный прогноз. Кремль отрицает, что существуют противоречия и разногласия, как в общей политике, так и по национальному вопросу, и этим косвенно подтверждает их наличие.
Верно, на международной арене, и тут никаких разногласий нет, «перестройка» сработала отлично. Горбачев одной лишь риторикой, заимствованной из толкового словаря демократии, покорил За¬пад. Нет ничего легче, как покорить добродушную демократию, умело пользуясь ее же философией, но покорить или околпачить риторикой собствен¬ный народ – дело абсолютно безнадежное, ибо у этого народа долгий и трагический исторический опыт; сколько обещаний, сколько обманов, сколь¬ко кровавых преступлений совершал режим от име¬ни и во имя социализма? Народ учили и выучили ничему не верить. На встрече Горбачева с писателя¬ми и журналистами один из его советников – В.М. Фалин – эту же истину выразил другими словами: «Мы кредит доверия исчерпали или близки к тому, чтобы исчерпать. И мы можем сегодня писать толь¬ко правду, всю правду» («Правда», 13. 1. 1988.), Если эта «вся правда» сводится только к тому, чтобы второй раз после Хрущева поносить имя Ста¬лина на страницах советской печати, не затрагивая субстанции созданной Сталиным партии, государ¬ственной машины и социального порядка, то это занятие не только заведомо бесплодное, но и опас¬ное в виду наличия гигантского взрывчатого ста¬линского потенциала в рядах партии, армии и КГБ. Если на то пошло, Сталин страшен не столько чудовищным террором в прошлом, хотя он и в этом превзошел всех тиранов в истории вместе взятых, сколько он неизмеримо страшен живучестью своего духа в настоящем: в образе мышления, в образе действия, в образе жизни, во всем психологиче¬ском комплексе людей. Сталинизм живет не толь¬ко в каждом активисте системы, но и в каждом че¬ловеке, если даже он и убежденный антисталинист, ибо сталинизм – это повальная психологическая травма, перешедшая по наследству в хроническую духовную болезнь всей нации. От такой болезни вы¬лечиваются не заклинаниями, а исполинским шо¬ком. Таким шоком мог бы явиться организован¬ный сверху взрыв всей сталинской государствен¬ной машины от базиса до надстройки и переход верховной власти в СССР от партии к государству с подлинно демократической конституцией, с раз¬делением парламентской, исполнительной и судеб¬ной властей, со свободой совести, слова, печати, собраний, демонстраций, союзов и политических партий, с одинаковым доступом для всех к сред¬ствам массовой информации, с полной свободой выезда и возвращения в страну для всех граждан, с превращением самого СССР в конфедерацию не¬зависимых государств. Иначе нынешнее экспериментирование над сталинской машиной в целях ее «демократизации» может кончиться тем, чем кон¬чились эксперименты Хрущева – вторым триумфом неосталинистов.
Сейчас советским государством правит «трой¬ка»: Горбачев – Лигачев – Чебриков. Распреде¬ление ролей между ними рисуется мне, образно вы¬ражаясь, так: Горбачев – главноуговаривающий, Лигачев – главноуправляющий, Чебриков – главно-надзирающий. Что же касается партии, то на ее вер¬шине произошло беспрецедентное структурное раз¬двоение власти: генсек Горбачев – председатель Политбюро ЦК КПСС, то есть глава «говорильни» -малого «партпарламента» (большой «партпарламент» – это пленум ЦК); «второй секретарь» или «второй генсек» Лигачев – председатель Секрета¬риата ЦК КПСС, то есть глава фактического партий¬ного и советского правительства. Над действиями их обоих бдительно надзирает третий член «триум¬вирата» – шеф КГБ Чебриков. Этот «триумвират» является главным «механизмом торможения» пере¬стройки, ибо каждый из его членов, как лебедь, рак да щука из басни Крылова, тянет партийно-госу¬дарственный воз в разные стороны: щука Чебриков тянет его в зловонное болото оголтелой сталинщи¬ны, рак Лигачев пятится назад в «славные трид¬цатые годы», как он сам выразился однажды, лебедь Горбачев стремится в фантастическую высь, «а воз и поныне там». И великий баснописец объяс¬нил, почему это так: «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет и выйдет из него не дело – только мука».
Такая ситуация на вершине Кремля сложи¬лась не случайно. Марксист объяснит ее философ¬ски – «бытие определяет сознание», исторически «мертвые хватают за живых», диалектически конфликтом между поколениями. В каждом из таких толкований есть свой резон. Ведь за «рево¬люционную перестройку во всех сферах» взялись вчерашние реакционеры, но из разных поколений. Духовно воспитанные на Сталине или на раскавы¬ченном Сталине, политически выдвинувшиеся в безмятежную эпоху «застоя», то есть в эпоху гос¬подства политического болота с частичной ресталинизацией, которая на два десятилетия законсерви¬ровала «перестройку» Хрущева, эти организаторы новой перестройки освобождаются от старого мыш¬ления весьма туго и по разному, как бы пропор¬ционально их возрасту – старики, которым сталин¬ская прививка вошла в плоть и кровь и закрепи¬лась более органически, тоже хотят перестройку, но без того, чтобы предать анафеме самого Стали¬на, – «молодые», которых Хрущев успел заразить бациллами антисталинизма, – не мыслят себе пере¬стройку иначе, как с полным разрывом со сталин¬ским прошлым.
Сегодня уже очевидно, что «стариков» воз¬главил Лигачев, а «молодых» – Горбачев. На ап¬рельском пленуме ЦК КПСС (1985) обе группы заключили «исторический компромисс» и догово¬рились приступить к перестройке только в двух областях – экономической и отчасти социальной, не трогая систему политическую, но очень скоро выяснилось, что невозможны никакие радикаль¬ные экономические и социальные реформы без ра¬дикальной реформы установленной Сталиным поли¬тической структуры и органов ее управления. Вот тогда начались разногласия между «стариками» и «молодыми», между консерваторами и «рево¬люционерами». Решить этот спор был правомочен только пленум ЦК КПСС, а он состоял и после XXVIIсъезда партии на 64% из членов ЦК брежневского времени, симпатия которых была на стороне сталинистов в Политбюро. В этих условиях Горба¬чев прибег к гениальному трюку в партийной поли¬тике, который впервые применил сам Ленин, когда против его стратегии захвата власти в «Апрельских тезисах» 1917 г. («перерастание буржуазно-демо¬кратической революции в революцию социалисти¬ческую») единогласно выступил весь его больше¬вистский ЦК. Ленин решил играть в «демократию» и потребовал перенести стратегический спор из ЦК на широкое обсуждение всей партии. Это была пер¬вая ленинская «гласность». Для ее успеха в свою пользу Ленин возглавил газету «Правда», выставив оттуда Каменева и Сталина, отвергавших «Ап¬рельские тезисы». Через пару недель вся партия ста¬ла на точку зрения Ленина. В конце апреля Всерос¬сийская партконференция избрала новый ЦК, объ¬явивший «Апрельские тезисы» программой буду¬щей большевистской революции. Нынешняя «глас¬ность» как раз и смахивает на этот ленинский так¬тический маневр в борьбе за власть над ЦК.
У Ленина можно учиться только тактико-стратегическому искусству, но у него нельзя учить¬ся вопросам философии права и правового госу¬дарства, ибо в этих вопросах Ленин духовный отец Сталина. Поэтому надо отказаться от детской иг¬ры в политические прятки: не противопоставлять Сталина Ленину, что нелепо и абсурдно, а открыто критиковать порочную правовую философию Лени¬на и основанную на ней уголовную практику Стали¬на. Вот тогда все станет на свое место. Пока Ленин пользуется привилегией абсолютной безгрешности, а его произведения рангом марксистского «свя¬щенного писания», все разговоры о гласности и демократизации не достигнут цели – «перестроеч¬ной революции» в мозгах людей. Даже источник
нынешнего кризиса национальных отношений не в Сталине, а в Ленине. Теорию слияния всех народов России в одну нацию, то есть политику русифика¬ции, выдвинул, как мы видели, еще до революции сам Ленин, а не Сталин. Этническую карту Россий¬ской Империи после революции искромсал, по мето¬ду «слияния наций», тот же Ленин, а не Сталин.
Ленин был великий мастер в революционном разрушительном творчестве, но в государственном созидательном творчестве он подготовил только Сталина. Даже оружие по уничтожению своей боль¬шевистской партии и ее руководящего штаба – ЦК – вручил Сталину сам Ленин, когда ввел про¬должающееся и поныне «осадное положение» в пар¬тии в виде резолюции «О единстве партии», соглас¬но которой партаппарат был поставлен над пар¬тией, с запрещением в партии всего того, что рань¬ше считалось демократическим правом каждого: инакомыслия, групп, фракций, несогласных с парт¬аппаратом. Именно опираясь на эту резолюцию, ко¬торую Ленин неожиданно и без обсуждения в самой партии, навязал Xсъезду партии в 1921 г., за год до того, как Сталин стал генсеком, Сталин уничтожил сначала всю «ленинскую гвардию», а потом и ленин¬скую партию. Так и получилось: Ленин посеял ветер, а ленинская партия пожала бурю! Нет уж, без снятия табу на критику Ленина, Сталин будет жить и дальше, как «Ленин вчера».
Как Сталин – из Ленина, так и чередующиеся генсеки, в свою очередь – из Сталина, ибо все они учились своему искусству управления государством непосредственно у него, на его деяниях и на его практических инструкциях. Недаром один партий¬ный политик периода Брежнева сказал: «Мы изъяли из библиотек творения Сталина, но сами мы вынуж¬дены частенько заглядывать туда».
Разногласия и серьезные расхождения между реформаторами и консерваторами в Политбюро и на пленуме ЦК факт абсолютно бесспорный. Но это не исключает и существования сговора между Гор¬бачевым и Лигачевым о распределении ролей между ними по тактическим соображениям, поскольку оба стоят на позициях «перестройки», которую каждый понимает по своему. Это нужно для успе¬ха задуманной стратегии в обеих сферах – внутри страны и во внешней политике. Внутри страны -Лигачев обязан повести на «перестройку» консер¬вативную партийно-государственную бюрократию, во внешней политике Горбачев должен внушить Западу «новое мышление» и нарисовать привле¬кательный процесс превращения режима диктатуры в правовое государство, которому следовало бы открыть дверь в западный мир вообще и в «обще¬европейский дом» в особенности, для получения кредитов, техники и технологии.
На Западе все мерят на свой аршин, преувели¬чивают возможности Горбачева, игнорируют факто¬ры, которые его связывают. Однако, после Ленина и Сталина, направление и приоритеты советской по¬литики решают не сильные личности, как бы они ни выделялись во вне и какие бы титулы они ни носи¬ли, а «силовые факторы» и их координированная воля в «треугольнике власти» – КГБ, армия и парт¬аппарат. Генсек, выдвинутый этим «треугольни¬ком», от него и зависит. Как только он уклонится от заданной ему линии, он падет, даже если будет са¬мым популярным в народе лидером. Каждый, кто внимательно следит за делами в самой партии, знает, что она вместе с моральным авторитетом, из-за тотальной коррупции в ее руководящих ор¬ганах, потеряла в какой-то мере и свою былую власть, тогда как власть двух других «углов» КГБ и армии – осталась незыблемой. «Гласность» и «открытость» бьют по КГБ, разоружение и реви¬зия глобальной военно-политической стратегии бьют по интересам армии. Это зловещая загадка нашего времени, насколько и до каких границ эти два стол¬па, на которых только и держится сам советский режим, позволят реформаторам подмывать фун¬дамент супердержавы. Советские вооруженные си¬лы и политическая полиция слишком уж хорошо понимают, что в логическом конце тотального разоружения, «революционной перестройки», глас¬ности и действительной демократизации с ее неиз¬бежной децентрализацией «единой и неделимой власти» Москвы, обозначатся не только разложение советской империи изнутри и выход из-под ее конт¬роля восточноевропейских стран, но и потеря Со¬ветским Союзом его позиции мировой супердержа¬вы, поскольку супердержавой СССР стал не в си¬лу своей экономической и технико-технологиче¬ской мощи, как Америка, а исключительно из-за превосходства советского оружия. Россия всегда дорожила своим военным величием больше, чем своей социальной благоустроенностью. Когда после победы союзников в Крымской войне 1853-56 го¬дов Россия вынуждена была топить свой Черномор¬ский флот, русские адмиралы и генералы плакали прямо на глазах у солдат.
Россию сейчас никто не побеждал, ее военные корабли присутствуют на всех мировых морях и океанах, ее наземные силы со стратегическими атомными ракетами превосходят силы противника. Кто захочет добровольно уничтожить все это, вызо¬вет у доморощенных милитаристов не слезы, а взрывчатый гнев против собственных правителей, как это случилось с Хрущевым, когда он начал сокращать армию, военный бюджет и свертывать военную индустрию.
Борьба за власть в Кремле, борьба между реформаторами и консерваторами стала совер¬шенно очевидной на только что закончившейся XIXпартконференции. В интересах народов СССР, чтобы из этой борьбы победителем вышел Горбачев, но в конечном итоге в интересах Запада была бы победа Лигачева, ибо он ясен, как Ленин и пред¬сказуем, как Сталин.
VI. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС НА XIXПАРТКОНФЕРЕНЦИИ
В Тезисах ЦК КПСС к XIXВсесоюзной парт¬конференции национальному вопросу посвящен седьмой пункт. В нем сказано: «В рамках пере¬стройки политической системы следует рассмотреть и принять назревшие меры по дальнейшему разви¬тию советской федерации … Жизнь показывает, что требуется постоянное внимание к вопросам межна¬циональных отношений, развитию каждой нации и народности … Происходит закономерный рост на¬ционального самосознания… Децентрализация и максимальная передача на места многих управленче¬ских функций в полной мере относятся ко всем формам нашей национальной государственности и автономии» («Правда», 27. 5. 1988). Москва гото¬ва расширить самостоятельность национальных рес¬публик только при одном условии: если они и даль¬ше будут подчиняться диктату московской бюро¬кратии. Как раз в этом и заключается смысл сле¬дующей оговорки: «Ключ к дальнейшему разви¬тию наций … в органическом соединении самостоя¬тельности союзных и автономных республик … с их ответственностью за общесоюзные государственные интересы» («Правда», там же). Ни слова о событиях на национальных окраинах империи. Ни слова об опасности великодержавного шовинизма, зато под¬черкнута важность «интернационалистской идеоло¬гии» против «национализма и шовинизма», терми¬ны, под которыми в обоих случаях подразумевают исключительно рост национального движения нерусских народов за национальную самостоятель¬ность. В докладе Горбачева на самой партконферен¬ции развивались эти «Тезисы ЦК» без их конкрети¬зации в плане «перестройки». Некоторые его ком¬ментарии на этот счет заслуживают упоминания.
Горбачев утверждает, что «при всех трудно¬стях, которые были на нашем пути, сегодня мы констатируем, что союз выдержал проверку вре¬менем» и что и «впредь единственно здоровой осно¬вой нашего развития может быть только последо¬вательное проведение ленинской национальной по¬литики» («Правда», 29. 6. 1988). Значит националь¬ная политика Сталина, Хрущева и Брежнева была «ленинской политикой» и ее следует продолжать «последовательно». Если уж бесконечно ссылать¬ся на «ленинскую национальную политику», то, казалось бы, что Горбачев должен сослаться и на «последнее слово» ленинизма внациональном вопросе, а именно на его «Национальное заве¬щание» в виде статьи «К вопросу о национально¬стях или об »автономизации»», опубликованной по¬сле разоблачения преступлений Сталина на XXсъезде партии. Ни в «Тезисах ЦК», ни в докладе Горбачева, ни в резолюциях XIXпартконферен¬ции нет ссылки на эту поистине историческую ра¬боту Ленина с требованием радикального пере¬смотра той «единственно здоровой основы», на которой Сталин создал существующую и поныне лже-федерацию и лже-автономию. Почему остается в силе «заговор молчания» вокруг этой работы Ленина даже в период «гласности» и новой вол¬ны разоблачения сталинщины, догадается каждый, кто прочтет хотя бы ленинский эпиграф из нее к данной книге.
Когда люди в национальных республиках вы¬ходят на улицу и требуют на многотысячных демонстрациях покончить и в национальном вопросе со сталинщиной и вернуть их республикам, в пол¬ном согласии с Лениным, их национальный суве¬ренитет, то подобные действия, по мнению Гор¬бачева, «приобретают националистическую окрас¬ку». Вывод его один: «Интернационализации эко¬номики, да и всей общественной жизни, нам не из¬бежать. И всякое стремление к национальной замк¬нутости может привести к экономическому и ду¬ховному оскудению». «Национальной замкнуто¬стью» здесь называется стремление к националь¬ной независимости, при которой нерусские народы вне советской империи, якобы, обречены на «духов¬ное оскудение».
Распад западных империй после Второй миро¬вой войны и образование в результате этого около шестидесяти независимых государств в Африке и Азии доказали, что самым высшим духовным богатством колониальные народы посчитали быть хозяевами у себя дома, если даже проиграют эко¬номически. Москва, видимо, никогда не поймет, что именно таковы чувства и подопечных ей наро¬дов. Ведь, как я уже писал, обещание Ленина дать им национальную независимость с гарантией на право выхода из состава Российской Империи, была единственной причиной, почему их симпатии оказались на стороне Ленина во время революции и гражданской войны. Их горько обманули, но такая обида живет в веках.
В прениях по докладу Горбачева национальный вопрос не нашел ни должного отражения, ни трез¬вого анализа. Не только русские ораторы, но и их национальные вассалы были единодушны в «заго¬воре молчания» о происходящем на окраинах. Два выступления двух новых первых секретарей ЦК компартии Азербайджана и Армении все-таки касались и событий в их республиках. Секретарь Азербайджана А. Везиров сказал, что ситуация в Карабахе и вокруг него «приобрела общественно опасный характер», «не прекращаются попытки столкнуть два наших народа… Резко обострилась ситуация в связи с тем, что к нам стали прибывать из Армении тысячи проживающих там азербайджан¬цев. Немало армян покинули Азербайджан». Осудив антиармянский погром в Сумгаите, лидер Азер¬байджана сказал, что требования о «пересмотре на¬ционально-территориального устройства», как и со¬бытия в Сумгаите, «дестабилизировали обстанов¬ку» в Азербайджане и Армении. Он утверждал, что лица, которые организовали «дестабилизацию», «стремятся подорвать перестройку, распространить на другие регионы страны очаги межнациональной розни» («Правда», 30. 6. 1988).
Секретарь Армении С. Арутюнян подошел к тому же комплексу вопросов с другой стороны, связав события в Азербайджане и Армении с общи¬ми основами национальной политики партии, и по¬требовал выработки нового мышления во всей национальной политике. Вот соответствующее ме¬сто из его выступления: «Истоки создавшейся обстановки кроются в сложных переплетениях исторических, социальных, экономических, куль¬турных, этнических проблем, имевших место из¬вращениях национальной политики в период культа личности и застоя. Кощунственно утверждать, что причинами этих событий явились перестройка, демократизация и гласность. Болезненные проб¬лемы явились не сегодня и не вчера. Они накапли¬вались постепенно десятилетиями, не получая не только необходимого решения, но даже и гласного признания. Именно антидемократическая практика замалчивания и равнодушия … попытки загнать их вглубь или решать их авторитарными методами при¬вели к столь взрывному их проявлению сегодня». Арутюнян возразил и против недобросовестной про¬пагандистской теории, что во всем виноваты «экс¬тремисты», которые вышли из-под контроля. «Это, – сказал оратор, – весьма упрощенное представле¬ние… Не могу не сказать здесь, что подобные объяс¬нения больно задевают национальные чувства ком¬мунистов, трудящихся и противоречат они и просто здравому смыслу». Он предложил вообще пере¬смотреть старую национальную политику в масш¬табе всей страны. Вот его главный вывод: «Настоя¬тельная необходимость сегодня – выработка ново¬го политического мышления в национальном во¬просе» («Правда», 01.07.1988).
Секретарь союза писателей Украины Борис Олейник заявил, что национальная проблема не региональная, а общесоюзная проблема. Вот его главный тезис: «Одно из тяжких последствий культа – извращение ленинской национальной по¬литики. Не стоит искать виновных по регионам. Ведь беда универсальная. В этом плане одинаково печальны и следствия, и причины. Следствие, в частности, на Украине таково: национальный язык очутился почти на околице духовной и материаль¬но-производственной жизни народа. Он постепенно как-то уходит из делопроизводства, из государ¬ственного и партийного обихода. Более того, во многих городах уже не существует школ на род¬ном языке. Почти во всех высших учебных заве¬дениях студенты лишены возможности учиться на языке своих матерей». Б. Олейник выдвинул кон¬кретное требование: «В этом вопросе не должно быть разночтений. Надо на державном уровне соз¬дать режим наивысшего благоприятствования функ¬ционированию родного языка во всех сферах и на всех этажах общества, подкрепляя теорию право¬выми законами, вплоть до привлечения к ответ¬ственности лиц, которые препятствуют развитию национальной культуры». Эти слова Олейника бы¬ли покрыты аплодисментами конференции, равно как и его «диалектическая» находка в определе¬нии разницы между «родиной» и «страной». Зая¬вив, что во время войны украинцы дрались и гибли не «За Сталина, за родину», а только за «родину и страну», Олейник определил, что это значит: «Не знаю, как у кого, а у меня и пославших меня на конференцию есть родина – Советская Украина и есть страна – Союз Советских Социалистических Республик» («Правда», 02.07.1988).
Конференция приняла специальную резолюцию «О межнациональных отношениях». Излюбленные лозунги Горбачева «радикальные реформы» и «новое политическое мышление» напоминают о се¬бе в этой резолюции только своим блестящим отсут¬ствием. Вся резолюция – набор пустых слов из приевшейся всем тошнотворной пропагандной бол¬товни времен Сталина. В вопросах национальной культуры и национальных языков новые лидеры стали правее даже Сталина. Они целиком поддер¬живают великорусскую политику Хрущева-Брежне¬ва, заявляя и в данной резолюции, что обучение в школах на родном языке дело не обязательное, а добровольное. Однако поражает другое: русифи¬кация культуры и аппарата власти нерусских рес¬публик, как и объявление местного национализма главной опасностью в национальной политике, но¬вые лидеры повторно обосновывают ссылками на Ленина, тогда как позиция Ленина в этих вопро¬сах была абсолютно противоположной и она хорошо известна партии, благодаря Хрущеву и XXсъезду. Поэтому прямо-таки кощунственно звучат по адресу основоположника большевизма следующие слова из резолюции: «Любые претензии на национальную исключительность недопустимы и оскорбительны … В духе ленинской традиции следует бороться преж¬де всего со »своим» национализмом и шовинизмом, и делать это должны в первую очередь представите¬ли соответствующей национальности» («Правда», 5. 7. 1988). Это самая бесстыжая фальсификация Ле¬нина и открытая апология Сталина в его споре с Лениным. Ленин так писал не о «своем» национа¬лизме, а о великорусском шовинизме. Это ведь Ленину принадлежат слова: «Необходимо отличать национализм большой нации и национализм нации маленькой … Приняли ли мы с достаточной забот¬ливостью меры, чтобы действительно защитить инородцев от истинно русского держиморды». «Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть».
Я утверждаю, что нынешний кризис националь¬ных отношений своими историческими корнями уходит в практику великодержавно-шовинистиче¬ского правления от Сталина до Брежнева. Как видно, новое руководство не нашло ничего лучшего, как продолжать ту же практику, демонстративно игнорируя, что местный национализм в его шовини¬стической форме лишь реакция на разгул велико¬русского шовинизма в национальной политике партии. Такой же фальсификацией является новая легенда о «ленинской традиции», согласно которой Ленин, якобы, требовал, чтобы в органах власти республик были «представлены все нации и народ¬ности». Ленин этого не требовал. Наоборот, он требовал «коренизации» органов управления на¬циональных республик за счет вытеснения оттуда русских чиновников. Нравится это Кремлю или нет, но таковы были решения Xи XIIсъездов партии, которые происходили при жизни Ленина. (Замечу, что фальсифицируя Ленина, новые лидеры часто ссылаются на Ленина, но точно не указывают, ко¬гда и где Ленин высказал ту или иную приписывае¬мую ему мысль.) Зловещие и неотложные пробле¬мы национальных отношений, которые в любое вре¬мя могут вызвать взрыв с непредсказуемыми по¬следствиями, новое руководство хочет решить пу¬тем создания еще одного нового центрального ве¬домства по надзору за национальными республика¬ми. В резолюции сказано: «Рассмотреть вопрос об образовании специального государственного органа по делам национальностей». Такая инициатива вы¬зывает плохие воспоминания. Дело в том, что по¬добный орган уже был в истории советского режи¬ма. Назывался он «Народным комиссариатом по де¬лам национальностей» и возглавлял его Сталин. Вто¬рое издание такого органа имеет шансы на успех, если Кремль найдет другого Сталина, чтобы воз¬главить его.
Когда я дописывал эти строки, из Москвы при¬шла новость: основатель движения за националь¬ную независимость Армении Паруйр Айрикян указом президиума Верховного Совета СССР лишен советского гражданства и выслан из страны. По¬ловину своей жизни (18 лет!) он провел в совет¬ских тюрьмах и концлагерях за то, что хотел мир¬ными методами воспользоваться статьей 72 Консти¬туции СССР, которая гласит: «За каждой союзной республикой сохраняется право свободного выхода из СССР». После своего освобождения в 1987 г. он вновь возглавил армянское национальное дви¬жение за выход Армении из СССР с объявлением своей полной государственной независимости путем плебисцита. Ни террора, ни восстания, ни других форм насилия он не проповедовал для осуществления своей цели. Единственное средство борь¬бы, которым пользовалось его движение, – сло¬во убеждения. За это свободное слово его вновь посадили в марте 1988 г. За это же свободное сло¬во его выдворили из страны, когда еще не засохли чернила на торжественных резолюциях XIXпарт¬конференции о введении в стране «гуманного со¬циализма», «правового государства» и о «даль¬нейшем расширении гласности» на основе «нового политического мышления». Мышление, как будто, новое, но дела, как видим, все еще старые. Что же касается спора между Арменией и Азербайджаном: какому московскому вассалу – армянскому или азербайджанскому – должен подчиняться Горный Карабах – это пустой и вредный спор. Армяне ведут его с ложных позиций, забывая народную мудрость: снявши голову по волосам не плачут. Не в том трагедия Армении, что Сталин в 1923 г. включил Карабах в состав Азербайджана, а в том, что Ленин в 1920 г. на штыках Красной Армии оккупировал и аннексировал независимые национальные рес¬публики Кавказа – Армению, Азербайджан, Се¬верный Кавказ, включив всех их вместе с Грузией в состав Советской империи. Во время независи¬мости Кавказа этого спора не было, он возник только при большевиках – продолжателях поли¬тики «разделяй и властвуй», приведшей к кошмар¬ной резне в Сумгаите. Истинные патриоты Кавказа могут поставить судьбоносную проблему, как ее ставит Айрикян – о праве народов на выход из состава СССР.
В заключение хочу рассказать об одном курье¬зе и заодно похвалить «оперативность» советской идеологической разведки с ее феноменальным ясновидением вещей, которые ко времени яснови¬дения еще не существовали. Так, почти за год до написания данной книги орган ЦК компартии Азербайджана газета «Бакинский рабочий» утверж¬дала, что я выпустил книгу под названием «Послед¬няя империя». Даже приводится цитата из не суще¬ствовавшей тогда книги. Сначала газета представ¬ляет меня читателям с намеренным искажением моей биографии по известному методу кагебистских башибузуков: «Знакомьтесь: Абдурахим Авторханов (так зовут не меня, а звали моего убитого на войне брата – А.А.), по образованию экономист, дезертир Красной Армии … Ощущение собственного ничтожества компенсировал злопыха¬тельством на родные пенаты. Эта его книга »По¬следняя империя» – источник для диверсионных выходок авторов передач вездесущей радиостан¬ции »Свобода». Вот что утверждает Авторханов: »Каждый советский гражданин со дня рождения до смерти содержится под тотальным полицей¬ским надзором. Против всяких инакомыслящих индивидуально или в группе – применяется научно подготовленная, разнообразная по видам система террора»» («Бакинский рабочий», 23 ок¬тября 1987 г.). Отвечаю коротко: я не экономист, не дезертир Красной Армии, потому, что никогда в ней не служил, а сидел как «враг народа». Кни¬ги под названием «Последняя империя» не выпус¬кал, а выпускаю данную книгу на ту же тему под другим названием – «Империя Кремля». Насчет приписываемой мне цитаты, каюсь, она принад¬лежит мне. Ее газета очевидно взяла из серии моих скриптов «Последняя империя», которая переда¬валась по радио «Свобода».
VII. XIXПАРТКОНФЕРЕНЦИЯ:СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПЕРЕВООРУЖЕНИЕ БОЛЬШЕВИЗМА ВНУТРИ И ВОВНЕ
На XIXВсесоюзной конференции КПСС (июнь-июль 1988 г.) Горбачев предпринял некоторые шаги для обнародования ряда реформ по пере¬стройке политической структуры существующего режима, не затрагивая его субстанции. Он хочет дать стране «демократию», но сохраняя диктатуру коммунистической партии, он хочет расширить гласность, но запрещая независимую печать (даже предложение превратить газету «Правда» из орга¬на ЦК КПСС в орган КПСС с правом критиковать ЦК, было отвергнуто на конференции), он хочет разграничить функции между партией и государ¬ством, но предлагает поставить во главе Советов на всех уровнях первых секретарей партии, он хочет ввести «реальный плюрализм», но без права кри¬тики партии и идеологии марксизма-ленинизма, он хочет допустить инициативу народа и деятель¬ность многочисленных народных «неформальных объединений» в стране, лишь бы они не занимались политикой. Таков общий смысл «Тезисов ЦК КПСС» и доклада Горбачева на конференции.
Но есть и «новшества». Впервые в истории большевистской диктатуры выдвинуты и новые программные лозунги, за которые еще вчера сажа¬ли в психушки и тюрьмы людей, часть которых продолжают сидеть и сегодня. Лозунги эти сле¬дующие: построить отныне «демократический, гу¬манный социализм», а советское государство превратить в «правовое государство». Однако совет¬ские люди не только дошлые, но они и великие скептики, которых сама партия на бесконечных примерах лжи и обмана отучила верить себе. «Никто не верит, поэтому никто не работает», – сказал один делегат на конференции. За эти 70 лет советские люди видели всякие формы социализма – сначала «военно-коммунистический», а потом и нэповский социализм Ленина, дальше пошли другие «социализмы» «победивший социализм» Сталина, социа¬лизм вот-вот переходящий в коммунизм Хрущева, «реальный», «зрелый» или «развитой социализм» Брежнева, а вот тот социализм, который предла¬гает им сейчас Горбачев, а именно – «гуманный социализм» или, что одно и то же, «социализм с человеческим лицом», его советские люди видели только мимоходом – под советскими танками в Праге. Что же касается «правового государства», то советских людей вот уже 70 лет учат в школах, где настольными учебниками являются произве¬дения Ленина «Государство и революция», «Про¬летарская революция и ренегат Каутский», в кото¬рых так называемое «правовое государство» объ¬является фикцией, а «демократический, гуманный социализм» выдумкой социал-демократических «ла¬кеев» буржуазии из II Интернационала.
Тем не менее, то, что сейчас предпринимает Горбачев, – это не «показуха», а глубоко обду¬манная, политико-психологически отлично разра¬ботанная концепция для стратегического перево¬оружения большевизма как внутри страны, так и вовне. Почему это стало необходимым? Иног¬да сухие факты из первоисточника говорят больше, чем длинные рассуждения. Такие факты были оглашены на XIX партконференции. Обратимся к некоторым из них. Министр здравоохранения СССР академик Чазов сказал:
«Мы гордились системой охраны здоровья народа, но молчали о том, что по уровню детской смертности находились на 50-м месте в мире после Маврикия и Барбадоса. Мы гордились, что у нас больше, чем в любой другой стране мира врачей, больниц, но молчали, что по средней продолжитель¬ности жизни занимаем 32-е место в мире» («Прав¬да», 30. 6. 1988).
Советский посол в ФРГ Квицинский сказал: «Существенного увеличения продажи машин, оборудования и другой продукции высокой сте¬пени переработки не получается ввиду технологи¬ческого отставания советской промышленности и общего низкого качества наших готовых изде¬лий. Это широко известный факт … Чтобы продать советскую продукцию приходится иногда идти на то, чтобы даже снимать с нее марку ‘Сделано в СССР’… Свои покупки в ФРГ мы почти целиком оплачиваем экспортом невосполнимых природных богатств: нефтью, газом, лесом, бриллиантами … Продолжается валютный импорт не только хлеба, которого у нас не хватает, но и металла, который мы производим больше, чем США» («Правда», 3. 7. 1988). Он забыл указать, что по экспорту оружия СССР вышел на первое место, опередив США.
К этому надо добавить, что доля СССР в миро¬вой торговле упала ниже десяти процентов, а его экспорт не только в ФРГ, но и в другие страны, на 90% состоит из указанных Квицинским энергети¬ческих и сырьевых ресурсов. Таким ресурсам свойственно когда-нибудь исчерпаться. Что тогда? Как же дальше строить «социализм»? У этого явле¬ния, кроме антиэкономической природы самой советской системы, есть еще три врага, которые паразитируют на советской экономике – гигантская военная машина, на которую тратится около 17% на¬ционального дохода, дюжина «марксистско-ленин¬ских» режимов в Африке, Азии и Латинской Аме¬рике, на содержание которых расходуются ежегодно около сорока миллиардов долларов, 18-и миллион¬ная бюрократия, на которую тратятся 40 миллиар¬дов рублей.
Когда сталинская модель социализма оконча¬тельно обанкротилась (Юрий Афанасьев: «Я не считаю созданное у нас общество социалистиче¬ским», «Правда», 26. 7. 1988), то решили испробо¬вать другую модель. Поэтому в основу концепции стратегического перевооружения большевизма внут¬ри страны положили бухаринскую модель интер¬претации ленинского нэпа («обогащайтесь»!). В международной политике партия вспомнила трез¬вый совет Ленина: в арсенал советской цивили¬зации надо принять все достижения мировой бур¬жуазной культуры, науки и техники с тем, чтобы опираясь на эти достижения и используя «рыноч¬ный социализм» в СССР, подготовить победу совет¬ского социализма над капитализмом не только внутри Советской России, но и в международном масштабе. Ленин пророчествовал, что если совет¬ская страна пойдет по этому пути, доказывая прак¬тическими примерами превосходство коммуни¬стической смешанной экономической системы над западной капиталистической системой в прямой конкурентной борьбе с ней, то, говорил Ленин: «Тогда мы выиграли в международном масштабе наверняка и окончательно» (Ленин, ПСС, т. 43, стр. 341).
К разрыву со сталинской моделью социализма Горбачев двигался не по рецепту Черчилля Хру¬щеву «Через пропасть можно перепрыгнуть только в один прием» – а серией обходных прыж¬ков, которая еще далеко не завершилась. Одним ударом можно было бы разрубить «гордиев узел» сталинщины при революционном перевороте свер¬ху, для чего потребовалась бы поддержка хотя бы одного угла из «треугольника» власти – партаппа¬рата, КГБ и армии, чего очевидно не было. Да и сама стратегия перестройки является изобретением весьма ограниченного круга партийно-государствен¬ных деятелей, опирающихся не на «треугольник», а на интеллектуальный и творческий потенциал на¬рода. Перестройка это не антикоммунистиче¬ская стратегия, а только антибюрократическая. Отсюда опасность грозного конфликта между маленьким авангардом «перестройщиков» и ги¬гантской армией бюрократов на всех уровнях. Эта бюрократия кормилась из двух источников: высшая и средняя бюрократия материальными привилегиями от государства, а низшая «пролетар¬ская» бюрократия от использования дефицита то¬варов и продуктов (порой даже искусственного), чтобы манипулируя дефицитом, делать личные обогащения (в советской печати пишут, что в стра¬не от такой «второй экономики» образовался но¬вый класс подпольных миллионеров). Перестройка хочет взять под контроль это состояние. Отсюда вра¬ги перестройки из этой высшей и низшей бюрокра¬тии наряжаются в костюмы «идейных ленинцев», выступающих против подкопов «ревизионистов» под фундамент «победившего социализма». Вдохно¬вителем «ревизионистов» считают Горбачева. Их главный политический аргумент: мировая буржуаз¬ная и социал-демократическая печать возносят до небес «антипартийную доктрину гласности» Горба¬чева и хвалят его перестройку – значит Горбачев подрывает основы советского социализма. Эти «ленинцы», вероятно, напоминают Горбачеву полюбив¬шееся Ленину изречение вождя немецких рабочих Августа Бебеля: «Ты дурак, старый Бебель, тебя хвалит немецкая буржуазия – значит ты изменил немецкому пролетариату».
Как бы там ни было, а вот Лигачев счел за лучшее напомнить XIX партконференции, что как раз его, Лигачева, не хвалит ни буржуазия, ни социал-демократия. Вот цитата: «Пишут и о нас. В том числе разное пишут за рубежом о Лигачеве. Иногда спрашивают, как я к этому отношусь? Перефразировав слова великого русского поэта, скажу: в диком крике озлобленья я слышу звуки одобренья» («Правда», 2. 7. 1988). Лигачев, конеч¬но, понимает, что такой цитатой не может восполь¬зоваться его коллега Горбачев. Я думаю, что как «ленинцы», так и поклонники Запада неправиль¬но понимают «политику дальнего прицела» Горба¬чева. Горбачев не изменяет ленинизму, он не ищет и альтернативы социализму. Он ищет, как раз опи¬раясь на тактико-стратегические указания Ленина, другой формы или другой модели социализма, при которой можно жить и процветать, если, конеч¬но, такая модель вообще мыслима и практически осуществима. Поиск новой модели продиктован не благими намерениями новых лидеров, а сообра¬жениями реальной политики, когда страна во всех сферах – политической, экономической, социаль¬ной и духовной – очутилась в глубочайшем струк¬турном кризисе. Выбор путей и методов для выхо¬да из кризиса был ограничен. Собственно была только дилемма: или выйти из кризиса по-сталин¬ски, то есть «большим террором», но для этого нужен был бы в нынешних условиях не просто новый Сталин, а дважды Сталин, что трудно пред¬ставить себе даже в фантазии, или более простой выход – найти смекалистого мастера «спуска на тормозах» от сталинского социализма к ленинско-бухаринскому «рыночному социализму». Такого мастера и нашли в лице Горбачева. Сама идея «спус¬ка» тоже принадлежит Ленину. В «Заметках публи¬циста», обосновывая большевистское отступление от ортодоксального марксистского социализма к нэповскому капиталистическому социализму, он сравнивал поведение большевиков с поведением альпиниста при восхождении на высокую гору. Альпинист с большим риском и при злорадствую¬щих выкриках враждебной толпы снизу карабкает¬ся к вершине горы, остался лишь маленький учас¬ток, но он такой крутой и отвесный, что велика опасность сорваться и упасть в пропасть. Тогда, доказывал Ленин, лучше прекратить восхождение, спуститься вниз и начать новый подъем на ту же вершину, но с другой стороны горы. Так обстоит дело, по Ленину, и в политике. Шеф КГБ Чебриков и был первым человеком в новом руководстве Кремля, произнесшим еще три года назад слово, которое считалось величайшим табу в лексике сталинского социализма – слово «реформы» (это было опасно тогда генсеку, но не шефу КГБ) и обосновал необходимость реформ ссылкой на ле¬нинскую тактику избрания «другого пути» вос¬хождения на социалистическую вершину. Вот его аргументы: «Наша партия, – об этом говорил Ле¬нин, – научилась необходимому в революции ис¬кусству – гибкости, умению быстро и резко менять свою тактику, учитывая изменившиеся объективные условия, выбирая другой путь к нашей цели, если прежний путь оказался на данный период времени нецелесообразным, невозможным.. Да, мы меняем тактику и совершенствуем стратегию. Мы выбираем наиболее целесообразные и соответствующие изменившимся условиям пути к на¬шей цели. Взять решительный курс на пересмотр всего того, что не оправдало себя… на реформы и изменения» («Правда», 7 ноября 1985 г., доклад Чебрикова к 68-й годовщине Октября).
Сам Горбачев осмелился произнести слово «реформы» только в начале следующего 1986 го¬да, на XXVII съезде партии без ссылки на нэп (это все еще было опасно), а только ссылаясь на «прод¬налог». Чебриков мог бы сослаться на Ленина и в отношении необходимости стратегического пере¬вооружения большевизма новыми методами для новой «мирной экспансии» во внешний мир, такими методами, которые соответствуют новым между¬народным условиям. Он этого не сделал. Я хочу сделать это за него, не для устрашения западных поклонников Горбачева, а к сведению внутренних его врагов. Вот один из многочисленных тактико-стратегических советов Ленина своей партии: «Свя¬зывать себе наперед руки, говорить открыто врагу, который сейчас вооружен лучше нас, будем ли мы воевать с ним и когда, есть глупость, а не револю¬ционность. Принимать бой, когда это заведомо выгодно неприятелю, а не нам, есть преступление, и никуда не годится такая политика революционного класса, которая не сумеет продолжать »лавирова¬ние», »соглашательство», »компромиссы», чтобы укло¬ниться от заведомо невыгодного сражения» (Ле¬нин, 4-е изд., т. 31, стр. 58).
Вот когда в Политбюро было принято решение спуститься со сталинской стороны социалистической горы, чтобы подняться на ту же гору с другой ле¬нинской стороны, то возникла новая, не менее страшная проблема – как дискредитировать сталин¬ское «восхождение», не рискуя самим упасть как раз в ту пропасть, которую хотят обойти. Другими словами, как ругать Сталина и сталинские порядки, не ругаясь самим по адресу «отца и учителя» или даже отпуская ему иногда дифирамбы насчет его былых заслуг в борьбе за ленинизм против троц¬кизма (Горбачев), или как Сталин боролся «как лев» «с западными державами в Ялте за »польскую независимость»» (Громыко), или, наконец, «вспо¬миная славные тридцатые годы» (Лигачев). Тяже¬лая проблема была решена легко, по рецепту, кото¬рому позавидовал бы сам Макиавелли: писателям, публицистам и ученым предоставили почти неогра¬ниченную свободу поносить сталинизм и ругать ста¬линские порядки, назвав все это «гласностью». Од¬нако была сделана и существенная оговорка -никто не имеет права критиковать внешнюю поли¬тику Сталина, как и его внешнеполитические прес¬тупления (тема Катынь все еще табу). Вся внешняя политика от Ленина до наших дней считается поло¬жительной и последовательной, но признается, что бывали отдельные «ошибки» и «просчеты». Вот что сказал на этот счет Горбачев на конференции: «Советская внешняя политика, несмотря на неко¬торые ошибки и просчеты в прошлом, в целом имеет огромные заслуги перед страной социализма, перед всем человечеством. Перестройка потребовала от нее нового качества и по существу, и по форме» («Правда», 29.06.1988). Поэтому неправы ста¬линисты и в том, что Горбачев изменил интернацио¬нальным принципам большевизма в поддержке мирового коммунистического движения. В этом отношении я не вижу отсутствия последовательно¬сти между Лениным и его чередующимися наслед¬никами. Стоит только восстановить в памяти девиз каждого из генсеков (не говоря уже об их делах), чтобы опровергнуть подозрения в «измене» Гор¬бачева делу мирового коммунизма.
Сталин (в «Вопросах ленинизма»: «Победа социализма в одной стране не есть самодовлеющая задача. Революция победившей страны должна рас¬сматривать себя не как самодовлеющую величи¬ну, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата во всех странах».
Хрущев (в беседе с когрессменами в Амери¬ке) : «Мы похороним капитализм без войны, а ва¬ши внуки будут жить при коммунизме».
Брежнев (на XXIV съезде КПСС): «Полное торжество дела социализма во всем мире неизбеж¬но. И за это торжество мы будем бороться не жалея сил».
Горбачев (на XIX партконференции): «КПСС считает себя неотъемлемой частью мирового комму¬нистического движения, которое сейчас ведет трудный поиск выхода на новую стадию своего исторического развития. И мы будем… активно участвовать в этом поиске».
Только Горбачев не хочет дразнить капита¬листического быка красной тряпкой, да еще повто¬рять догматические зады сталинских ихтиозавров, которые, как и те бурбоны ничего не забыли и ни¬чему не научились.
Партия глубоко презирала ленинские реформы нэпа, чем и воспользовался Сталин. Партия явно саботирует реформы второго нэпа – горбачевского, чем могут воспользоваться сталинисты.
XIX партконференция, на которой некоторые делегаты открыто потребовали вывода из состава Политбюро и ЦК таких виновников брежневщины, как Лигачев, Чебриков, Громыко, Соломенцев, доказала, что страна идет навстречу новому поли¬тическому кризису в руководстве с продолжаю¬щимся углублением кризиса национальных отно¬шений. Предсказать такой кризис легко, но представить себе его возможные результаты крайне трудно, теряясь в догадках, какие же реальные си¬лы стоят за Горбачевым, тогда как силы Лигачева у всех на виду.
Все решения XIX партконференции останутся на бумаге, если их претворение в жизнь зависит от воли «коллективного руководства» ЦК КПСС, ибо «коллективное руководство» при однопартий¬ной системе есть коллективная безответственность, как это доказало время застоя Брежнева с его то¬тальной коррупцией от низов до самых верхов. Оглядываясь назад на историю и исторический опыт всех олигархических режимов, к которым безусловно относится и советский режим парто¬кратии, можно констатировать одну историческую закономерность: на субстанциональные реформы политической системы эпохального значения оли¬гархия не способна. На это способна только сильная личность с железной волей, революционной реши¬мостью и неограниченными полномочиями. Нет слов, любая диктатура – олигархическая или личная – явление омерзительное. Однако личная диктатура для подготовки скачка «из царства необходимости в царство свободы» – это нечто вроде «скорой помощи» для спасения великой нации от дегенера¬ции и богатейшей страны от вечной нищеты. Такая личность и нужна сегодня Советскому Союзу. Она, может быть, уже существует в потенции, в станов¬лении. Сейчас на вершине партии образовалось явное «двоевластие» с двумя «генсеками» – есть генсек «де юре» Горбачев, который председа¬тельствует в «малом партпарламенте», то есть в «говорильне» в лице Политбюро (в нем генсек «де юре» имеет большинство), но есть и генсек «де факто» – Лигачев, который руководит Секре¬тариатом и аппаратом ЦК, то есть фактическим партийным и советским правительством СССР, вы¬двинутый на этот пост «малым партпарламентом» по поручению «большого партпарламента» (Пле¬нума ЦК КПСС, где большинство имеет Лигачев). Эту открытую тайну сообщил всей партии и стране на XIX партконференции сам Лигачев, когда заявил: «Несколько слов о работе Секретариата ЦК. Мне поручено вести текущую работу в Секретариате ЦК. Это поручение Политбюро. Секретариат упор де¬лает на организацию и контроль текущей работы» («Правда», 02.07.1988). Начиная со Сталина, все генсеки – Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко сами непосредственно руководили аппаратом ЦК и сами выбирали себе первого помощника или «вто¬рого секретаря» в ЦК, а вот теперь Секретариатом руководит не Горбачев, а Лигачев. На партийном языке это значит, что Лигачев не ответственен перед генсеком «де юре», а только перед «малым и боль¬шим партпарламентами», как и сам Горбачев. Это беспрецедентное структурное «двоевластие» в ЦК собственно и является основным «механизмом торможения» перестройки, демократизации, гласно¬сти. Ведь все генсеки были сильны тем, что они держали руку на руле фактического управления партией и государством – Секретариата и аппара¬та ЦК. За этим рулем стоит сейчас не Горбачев, а Лигачев. Поэтому я его и называю генсеком «де факто». Партия в душе на стороне генсека «де факто», но умом она колеблется в сторону генсе¬ка «де юре». Этим объясняется, что конференция, подготовленная Лигачевым и его аппаратом, не¬смотря на все оговорки и сомнения, все же приня¬ла, с некоторыми важными коррективами, пред¬ложенный Горбачевым план реформ политической структуры страны. Самой решающей и самой глав¬ной из всех реформ надо признать предложение Горбачева об унификации высшей партийной и государственной власти в одном лице с полномо¬чиями в широком масштабе. Это учреждение поста председателя Верховного Совета СССР, являющего¬ся одновременно и главой партии даже не будучи генсеком. Ленин не был генсеком. Чтобы без внут¬ренних потрясений отнять у партии ее монополию на власть и вернуть «кесарю – кесарево» под вновь пущенным в ход лозунгом Ленина, провозглашен¬ным накануне Октября, «Вся власть Советам!», Горбачеву ничего не оставалось, как предложить партии компромисс – поставить во главе нижестоя¬щих государственных органов первых секретарей каждого уровня. Это, на первый взгляд, как буд¬то противоречило общему замыслу самого Горба¬чева о разделении и разграничении функций меж¬ду партийными и государственными органами. Однако в нынешний переходный период не было никакой возможности получить согласие партии на фактическую узурпацию ее монопольной власти иначе, как пересадив первых секретарей с их пар¬тийных кресел в кресла чиновников государствен¬ного аппарата, объявив государственные должно¬сти их основной функцией, а партийную работу функцией идеологического порядка. Все это нужно было Горбачеву, чтобы сделать следующий шахмат¬ный «ход конем» со стратегическим умыслом: учредить названную должность главы государ¬ства с прерогативами наподобие прерогатив амери¬канского президента. Иначе говоря, превратить советскую генсековскую систему в «президиальную систему». Вот какие должны быть, по Горбаче¬ву, прерогативы советского президента: «По мне¬нию ЦК КПСС повышению роли высших предста¬вительных органов и всей системы Советов народ¬ных депутатов, укреплению правового характера власти, лучшему представительству Советского Союза в мировых делах отвечало бы учреждение поста председателя Верховного Совета СССР. Сле¬дует установить, что он избирается и отзывается путем тайного голосования съезда народных депу¬татов СССР… В условиях общего повышения роли представительных органов председатель Верховного Совета СССР должен быть наделен достаточно широкими государственными полномочиями. Он мог бы в частности осуществлять общее руковод¬ство подготовкой законов и важнейших социально-экономических программ, решать ключевые вопро¬сы внешней политики, обороноспособности и без¬опасности страны, возглавлять Совет Обороны, вносить предложения о кандидатуре председателя Совета Министров СССР, а также выполнять ряд других обязанностей, традиционных для такого поста в государстве» («Правда», 29.6.1988).
Что же остается тогда генсеку «де факто» – шеф-идеологу Лигачеву? Ему остается архи-архивная идеология марксизма-ленинизма, которая нико¬му не нужна, прежде всего не нужна самому Лига¬чеву.
Когда Горбачев выдавал свое предложение за «мнение ЦК КПСС», то, по всей вероятности, речь шла о Политбюро, а не о Пленуме ЦК КПСС. Этим надо объяснять, что партконференция приняла пред¬ложение об учреждении должности председателя Верховного Совета СССР, но обошла полным мол¬чанием вопрос о его функциях и правах, описан¬ных Горбачевым в его докладе. У Горбачева не обязательно председателем (президентом) Верхов¬ного Совета СССР должен быть нынешний генсек «де юре», им может быть и Лигачев, и даже тепереш¬ний председатель Президиума Верховного Сове¬та Громыко, на то ведь и «выборы с тайным голосованием». Но поскольку президента выбирает не партия, а «съезд народных депутатов», то больше шансов быть избранным у Горбачева. Странно, что такие выдающиеся деятели и убежденные сто¬ронники перестройки, как Борис Ельцын и акаде¬мик Абалкин, видно совсем не поняли стратегиче¬ский замысел Горбачева в данном комплексе вопросов о перестройке политической системы. Зато Лигачев и консервативный пленум ЦК это по¬няли и поэтому не занесли в резолюцию то, что говорил Горбачев о прерогативах и широких госу¬дарственных полномочиях председателя Верховно¬го Совета СССР.
Кто не в курсе тонкостей функционирования внутреннего механизма власти партократии, тот оставит не замеченным один важнейший факт: всесоюзные конференции КПСС имеют значение только совещательного органа партии, в отличие от ее законодательных органов: съездов партии и Пленумов ЦК между очередными съездами пар¬тии. Поэтому конференции КПСС не имеют права выбора нового состава ЦК или права его обнов¬лять, как этого требовали сторонники Горбаче¬ва накануне XIXпартконференции на страницах «Правды», ссылаясь на «прецеденты», созданные Лениным на двух конференциях до Октябрьской ре¬волюции и на один прецедент на сталинской XVIIIконференции в феврале 1941 года. Самое глав¬ное решения Всесоюзной конференции при¬обретают по уставу партии законодательную силу для партии только в том случае, если они утверж¬дены Пленумом ЦК. Подобное утверждение всегда происходило в конце каждой конференции на спе¬циальном Пленуме ЦК. Такой Пленум ЦК не со¬стоялся после XIXпартконференции и поэтому решения XIXпартконференции не закон, а только рекомендации. Только через месяц Пленум ЦК под¬твердил их как рекомендации. Это оставляет откры¬тым вопрос об их судьбе в продолжающейся борьбе за власть в Кремле. Единственное оружие у Горбаче¬ва в этой борьбе – это его дар анализировать и про¬пагандировать. Однако, у партии другая иерархия ценностей, ей, воспитанной на плоских стереотипах сталинского жаргона, чужды всякие духовные поис¬ки, политическое мудрствование и ораторское красноречие. Серые партаппаратчики утвердились во главе партии и государства на основе неписа¬ного сталинского закона – не допускать к власти оригинальных мыслителей и ярких ораторов. Кто выделялся из серой партаппаратной массы, уже считался подозрительным. Возьмите того же Горба¬чева. Ведь он уже за семь лет до своего генсекства все-таки был одним из секретарей ЦК КПСС, но он был достаточно разумным, чтобы не высовывать¬ся из серой секретарской массы со своими вы¬дающимися способностями. Но эти способности пригодились сегодня Кремлю в его международ¬ной политике. Одной своей риторикой, заимство¬ванной из буржуазной правовой философии, Гор¬бачев творит политико-психологические чудеса. Кто мог бы даже в мыслях представить себе, что такой выдающийся политический талант всего западного мира и закоренелый враг коммунизма, как Франц Йозеф Штраус, после трехчасовой беседы с Горба¬чевым вернется из Москвы в полном восхищении от его личности и от его политики. Кто мог бы до¬пустить, что такой убежденный антикоммунист, как президент Рейган, откажется после последней встречи с Горбачевым от своего знаменитого изре¬чения: «СССР – это империя зла». Что говорить тогда о рядовых обывателях. На опросах общест¬венного мнения в Европе, кто из политических лидеров мира заслуживает наибольшего политиче¬ского доверия, Горбачев занял первое место. На подобном опросе в католической Польше, этого вечного врага России, одинаково как царской, так и советской, Горбачев занял второе место по¬сле ее собственного земляка – Папы Римского. Однако все рекорды участников мировой эйфории в адрес Горбачева побила одна американка. Она решительно и безапелляционно заявила: «Появле¬ние Михаила Горбачева – это второе пришествие Иисуса Христа!».
Этот неразгаданный политический сфинкс хо¬рош для сюрпризов и непредсказуемых действий. Если же он все-таки провалится, то не только из-за своего интеллектуального превосходства над соб¬ственной партией и ее допотопной идеологией, но еще и потому, что он хотел улучшить систему, которую нужно уничтожить, если не хочешь, чтобы уничтожили тебя самого. Другой альтернативы эта сталинская система не допускает. Когда в кругу его старых кавказских поклонников Сталина спросили: «Коба, почему ты взял себе имя ‘Ста¬лин’?», то ответ последовал моментально: «Потому, что сталь не гнется, а ломается». Поэтому и уголов¬но-политическая система, созданная Сталиным, по¬добна стали: ее нельзя согнуть, ее можно только сломать. Чем раньше Горбачев это поймет, тем быст¬рее пойдет процесс экономического процветания страны и духовного оздоровления общества.