Партократия (Авторханов)

А. Авторханов

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПАРТОКРАТИИ
ТОМ ПЕРВЫЙ
ЦК и Ленин
ПОСЕВ
Обложка работы художника В. Шехтера
2-е издание, 1981
© 1973 Possev-Verlag, V. Gorachek К. G.,
Frankfurt/Main Printed in Germany
ВВЕДЕНИЕ
I. Что такое партократия
Уже во времена Аристотеля были известны три главных формы правления – автократия, аристо¬кратия (олигархия) и демократия.
Последующая история правовой мысли и госу¬дарственных образований на протяжении почти двух с половиной тысяч лет не внесла в эту клас¬сификацию каких-либо существенных новшеств. Только в начале нашего века, в связи с захватом государственной власти в России большевиками, появилась новая, доселе неизвестная четвертая форма правления – коммунистическая партокра¬тия, которая ныне господствует в четырнадцати странах на трех континентах, охватывая более трети населения всего земного шара. Коммунис¬тическая партократия, будучи новой уникальной формой, все же воплощает в себе и важнейшие элементы всех трех классических форм – авто¬кратии (тирания Сталина), олигархии (диктатура Политбюро) и псевдо-демократии (система Со¬ветов).
Февральская революция 1917 г. дала России демократию (народовластие, то есть власть всего народа), а совершившаяся через восемь месяцев Октябрьская революция дала России партокра¬тию (партовластие, то есть власть части народа).
Если даже согласиться с официальной доктриной, что Октябрьская революция была не монопар¬тийной революцией, а революцией целого класса – «пролетарской революцией», – то и в этом слу¬чае она остается революцией незначительной час¬ти народа, ибо индустриальный пролетариат сос¬тавлял в России к 1917 году только 2,5% от об¬щего населения Империи.
Термин «партократия», впервые использован¬ный данным автором в его последней книге, вы¬шедшей на английском языке (The Communist Party apparatus, World Publishing Company, New York, 1968), представляется автору наиболее адек¬ватным выражением сущности доктрины Ленина о диктатуре коммунистической партии. В назван¬ной книге исследуется то, как функционирует партократия; в предлагаемой же сейчас внима¬нию читателя книге рассматривается рождение партократии.
Совершим весьма краткий экскурс в историю государства и права.
С тех пор, как человек вышел из первобытного состояния и стал – по Аристотелю – «животным политическим», его мысль постоянно бьется над проблемой создания идеально организованного общежития людей, которое называется государст¬вом (в это понятие входит не только постоянная территория, оседлый народ, но и форма правле¬ния). Если взять только писаную историю за¬падной цивилизации, то мы действительно кон¬статируем, что «в начале было слово – это слово было Право!» В каких потемках и как долго
блуждала бы правовая мысль людей, если бы у колыбели нашей цивилизации не стояло древнее римское право от знаменитых «12 таблиц» (451-450 г. до Р. X.), через блистательную плеяду осно¬вателей классической римской юриспруденции к началу 2-го века (Гай Цельз, Юлиан, Африкан, Помпоний, Папаниан) и до венца всего прошед¬шего правотворчества – кодификации Юстиниа¬на (529-534 г. по Р. Х.)!
В трактатах о праве, философии права и госу¬дарстве, как древних и средневековых, так и но¬вых и новейших писателей, вопросы природы го¬сударства и формы государственного правления всегда занимали выдающееся место.
Платон и Аристотель, а затем и Цицерон объ¬яснили происхождение Государства общительной природой человека, тяготением людей друг к дру¬гу. В новое время, в связи с образованием нацио¬нальных государств, появились новые теории, ко¬торые происхождение государства объясняют, напротив, неуживчивостью человека, его стремле¬нием к абсолютной свободе, то есть к хаосу. По¬этому человека надо было приучить к относитель¬ной свободе, то есть к уважению свободы другого человека. Это может делать только определенный порядок, установленный людьми в своих взаим¬ных интересах, высшим выражением этого по¬рядка и является государство. Отсюда государ¬ство есть продукт разума человека против произ¬вола натурального состояния (Naturzustand) есте¬ственного права.
Оно есть результат договора людей. Основа¬тель «договорной теории» Гоббс доказывал, что конец «борьбе всех против всех» и положило го¬сударство, когда все отказываются от своих не¬ограниченных прав в пользу одного – верховной власти государства. Жан Жак Руссо не был согла¬сен с Гоббсом в том, что договариваясь с други¬ми, человек выходит из естественно-правового со¬стояния. Объединяясь даже с другими, человек остается свободным. «Свобода неотчуждаема», – говорил Руссо. Локк утверждал, что человек даже в естественном состоянии облекает себя целым рядом прав, связанных с понятиями свободы и собственности, но в этом состоянии нет обеспе¬чения этих прав, только договор регулирует и обеспечивает их. Все великие философы и право¬веды подчеркивают нравственные постулаты пра¬ва, в основе которых лежит забота об общем бла¬ге и справедливости. Аристотель говорит, что го¬сударство воспитывает человека в духе доброде¬тели, а Гегель вводит последний момент в разви¬тии идеи воли как раз в области нравственного усовершенствования. Только Кант, вопреки мо¬ральным основам своего «категорического импе¬ратива», не видит какой-либо роли морально-эти¬ческих побуждений в образовании государства. Автор «Критики чистого разума» считает, что высшее начало Права и Государства – чистый разум, в котором вовсе не участвует опыт, поэто¬му и «договорную теорию» он считает недоказан¬ной гипотезой. «Договорную теорию» отвергали и другие немецкие ученые, противопоставляя ей «органическую теорию» (Государство – «орга¬низм», созданный Богом).
Поскольку почти все теоретики права сходи¬лись на том, что назначение государства – осу¬ществление нравственного закона, забота об об¬щем благе» народа, появилась новая теория, со¬гласно которой – историческое назначение госу¬дарства в том, чтобы стать органом «всеобщего благополучия». Отсюда был только один шаг до самой знаменитой из всех этих теорий, ставшей сразу и действующим правом – до немецкой тео¬рии – «просвещенного абсолютизма» (XVII-XVIII вв.).
В основе данной теории лежала идея, что по¬скольку цель государства «благополучие всех», то для ее практического претворения в жизнь го¬сударству нужны неограниченные полномочия (абсолютизм).
Вот эта самая теория «просвещенного абсолю¬тизма» и явилась освящением практики полицей¬ского государства (Polizeistaat), когда государство вмешивается абсолютно во все отрасли жизни че¬ловека – общественной, хозяйственной, духовной, личной, какой угодно!
Реакцией на теорию и практику полицейского права явилась, наконец, современная западная теория о правовом государстве (Rechtsstaat) с раз¬делением властей: законодательной, исполнитель¬ной и судебной. Это правовое государство и есть тип современной западной демократии в разных видах правления (парламентское государство, президиальное государство, конституционная монархия). Уже разнообразие видов демократичес¬кого государства показывает, что демократия – не универсальный ключ и не шаблон. В соответ¬ствии со многими факторами и особенностями – историческими, национальными, геополитически¬ми – каждая страна видоизменяет и приспособ¬ляет к своим условиям нормы и институции пра¬вового демократического государства.
Однако надо заметить, что со временем и за¬падная демократия претерпела крупнейшие струк¬турные изменения. Между сувереном власти – народом – и носителем народного суверенитета – парламентом – образовалось средостение в ви¬де политических партий. «Прямая демократия», к которой призывал вернуться еще Руссо, превра¬тилась в «косвенную демократию» – от имени народа управляют партии. Всеобщее и прямое из¬бирательное право по существу превратилось так¬же в право западных партаппаратчиков назначать будущих депутатов еще задолго до того, как эти кандидаты в депутаты встанут перед своими из¬бирателями. Народ выбирает собственно не людей, а партии, исходя не из личных качеств депутата, а из предвыборной программы партии. Даже больше. Партиец, ставший депутатом, связанный фракционной дисциплиной своей партии, голо¬сует при принятии законов в парламенте не так, как он сам хочет, а так, как приказывает руко¬водство его фракции. Правда, конституция гово¬рит другое. Так, в Конституции Федеративной Республики Германии сказано: «Депутаты немец¬кого Бундестага… являются представителями всего народа, они не связаны поручениями и указа¬ниями и ответственны только перед своей со¬вестью» (ст. 38). Но депутат, который будет при¬держиваться буквы и духа данной статьи, игно¬рируя «поручения» и «указания» партии, не бу¬дет выдвинут партией на следующих выборах, а попасть в парламент вне партийных списков практически невозможно.
Исследуя влияние политических партий в сис¬теме власти в той же Федеративной Республике Германии, один немецкий профессор права за¬мечает: «Право партий назначать должностные лица является всеобщим злом федерального уп¬равления – от коммун и до самого личного ка¬бинета канцлера (Bundeskanzleramt)… Партии не терпят около себя других богов. Кто не за них, тот против них… Дистанция между политическим персоналом и «народом» стала еще большей, она сегодня, может быть, еще более значительна, чем была в Веймарской республике или даже в им¬перии Бисмарка. «Государство партий» (Parteien-staat) – основа парламентской демократии – не так уж стабилизировалась, чтобы невозможно было вновь поставить его от имени «народа» под вопрос» (Richard Loewenthal / Hans-Peter Schwarz, 25 Jahre Bundesrepublik, Seewald-Verlag, Stuttgart, сборник, статья проф. Вильгельма Генниса).
Вот в этом смысле и современная западная де¬мократия – Parteienstaat – тоже носит некото¬рые черты партократии, хотя и многопартийной.
Но несомненное преимущество демократии пе¬ред советской партократией заключается в том, что, во-первых, чтобы завоевать доверие избира¬телей, разные политические партии соревнуются между собой не только по выставлению платформ, оптимально учитывающих нужды широких на¬родных масс, но и по проведению в жизнь соот¬ветствующих реформ после прихода к власти. Во-вторых, у людей есть действительно выбор меж¬ду несколькими партийными платформами. В-тре¬тьих, партия, оказавшаяся в оппозиции, осущест¬вляет через парламент такой действенный конт¬роль деятельности правительственной партии, что обществу гарантировано соблюдение законов пра¬вящей партией. В-четвертых, как правящие, так и оппозиционные партии, как парламент, так и исполнительная власть находятся под неусыпным оком свободной печати, которая никого из пред¬ставителей власти не щадит – от министра до президента – если речь идет о злоупотреблении ими властью. В-пятых, если вас не устраивает ни¬какая из существующих партий, то вы можете создать новую партию из своих единомышленни¬ков и выступить с нею на выборах. И, наконец, в-шестых, существует независимый высший кон¬ституционный суд, который одинаково следит за соблюдением конституции страны и исполнитель¬ной властью – парламентом. Словом, в согласии с Черчиллем, можно сказать: демократия не есть идеальная форма правления, но она самая луч¬шая из всех форм, до которых человек до сих пор додумался.
Высказывания Маркса и Энгельса о государст¬ве были оригинальны, хотя и нелепы.
Кратко суть учения Маркса и Энгельса о го¬сударстве сводится к следующему: 1) государство возникло в результате разделения общества на антагонистические классы; 2) государство есть орудие диктатуры одного класса над другим; 3) в переходном периоде от капитализма к социализ¬му будет существовать временное государство «Диктатура пролетариата», понимаемая как дик¬татура большинства и как одна из форм демо¬кратии; 4) с исчезновением антагонистических классов исчезает и государство, оно просто отми¬рает за ненадобностью.
В «Анти-Дюринге» Энгельс совершенно серьез¬но доказывал, что первый акт нового пролетар¬ского государства – закон о национализации средств производства – будет, вместе с тем, и последним его актом в качестве государства. Те¬перь вместо управления людьми, говорил Энгельс, будет управление вещами. Однако, чтобы дока¬зать всю утопичность марксистской теории о го¬сударстве, нужна была победа русских марксис¬тов в России. Правда, сначала сам Ленин нахо¬дился в плену утопии Маркса и Энгельса. Только этим объясняется, что такой реальный политик, как Ленин, наивно объявлял принципами своей программы после захвата власти следующие по¬ложения: 1) в новом советском государстве будет «плата всем чиновникам при выборности и сме¬няемости всех их в любое время не выше средней платы хорошего рабочего» («Апрельские тезисы» 1917 г.); 2) Советское государство явится новым «типом государства без полиции, без постоянной армии, без привилегированного чиновничества» (резолюция Ленина на апрельской партийной кон¬ференции 1917 г.); 3) Ленин торжествующе ци¬тирует Энгельса: «Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю¬ду государственную машину туда, где ей будет настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором» (Ленин, «Госу¬дарство и революция»).
Когда Ленин пришел к власти, он убедился в несостоятельности теории Маркса и Энгельса, равно как и в собственной наивности. То, что Ленин хотел ликвидировать – постоянную армию, тайную полицию и привилегированную бюрокра¬тию – как раз и сделалось теми тремя «китами», на которых диктатура держится вот уже 56 лет.
Банкротство как утопической теории Маркса и Энгельса об отмирании государства, так и соб¬ственной доктрины о «диктатуре пролетариата» заставило Ленина сформулировать принципиаль¬но новую теорию о природе советской власти и о ее суверене. Начиная с 1919 года, в ряде работ (ответ кадетской партии, дискуссия о профсою¬зах, дискуссия с «Рабочей оппозицией», доклады на II конгрессе Коминтерна и на X съезде партии, книга «Детская болезнь «левизны» в коммуниз¬ме»), Ленин интерпретирует «диктатуру пролета¬риата» как диктатуру одной лишь большевист¬ской партии. Многочисленны основополагающие тезисы Ленина на этот счет. Приведем только ос¬новные. В одном месте Ленин говорит: «Нельзя осуществлять диктатуру пролетариата через по¬головно организованный пролетариат… Партия, так сказать, вбирает в себя авангард пролетариа¬та, и этот авангард осуществляет диктатуру» (Ленин, т. XXV, 3-е изд., стр. 64-65). В другом месте: «Диктатуру осуществляет коммунистичес¬кая партия большевиков» (Ленин, т. XXV, стр. 193); в третьем месте: «Когда нас упрекают в диктатуре одной партии, мы говорим: «Да, дик¬татура одной партии! Мы на ней стоим, и с этой почвы сойти не можем»» (Ленин, т. XXIV, стр. 423); в четвертом месте: «Мы должны знать и помнить, что вся юридическая и фактическая конституция советской республики строится на том, что партия все исправляет, назначает и стро¬ит по одному принципу» (Ленин, т. 31, 4-е изд. стр. 342).
Однако «диктатура партии» – такая же аб¬стракция, как и «диктатура пролетариата». По¬этому важно знать адрес того «авангарда в аван¬гарде», который непосредственно осуществляет «диктатуру партии». Ленин дает нам и этот адрес, когда пишет: «Партией руководит… ЦК из 19 человек, причем текущую работу в Москве при¬ходится вести еще узким коллегиям… Оргбюро (теперь Секретариат – А. А.) и Политбюро… Вы¬ходит, следовательно, самая настоящая «олигар¬хия» (если эти кавычки действительно ленинские, то они, разумеется, лишни. – А. А.)… Ни один важный политический вопрос не решается ни од¬ним государственным учреждением в нашей рес¬публике без руководящих указаний ЦК партии…
Таков общий механизм пролетарской государст¬венной власти, рассматриваемый «сверху» с точ¬ки зрения практики осуществления диктатуры… Вырастал этот механизм из маленьких, нелегаль¬ных, подпольных кружков в течение 25 лет» (Ле¬нин, т. XXV, стр. 193-194).
Вот эта абсолютная диктатура с узким олигар¬хическим руководством на вершине, с закрытым иерархическим партаппаратом по вертикали и многомиллионной базой партийных приживаль¬щиков в основании пирамиды власти – есть яв¬ление уникальное не только по своей классичес¬кой организации, но и по широте и глубине ох¬вата ее влиянием, контролем, руководством всего народа в целом, каждого индивидуума в отдель¬ности. Эти особенности и делают большевистское «государство нового типа» беспрецедентной в ис¬тории тоталитарной партократией.
Попробуем определить характерные черты, от¬личающие партократию как от известных до сих пор форм автократии, так и от так называемых «тоталитарных государств». Подведение комму¬нистической, национал-социалистической и фа¬шистской систем под одну общую рубрику, к од¬ной общей тоталитарной форме правления яв¬ляется вопиющим недоразумением. Тут соблазни¬тельная мысль обобщения однотипных явлений заслонила собой не только сущность каждой из этих систем, но и гигантскую разницу между ни¬ми. Такой подход упускает из виду еще другое важное обстоятельство – фашизм, как и нацио¬нал-социализм, явились, во-первых, реакцией на коммунистическую акцию, во-вторых, подража¬нием большевизму, принявшим в свой боевой ар¬сенал оружие и приемы борьбы своего противни¬ка. Однако эта имитация была и осталась весь¬ма несовершенной подделкой под феноменальный оригинал. Постараемся проиллюстрировать ска¬занное некоторым сравнительным анализом ве¬дущих элементов национал-социализма и комму¬низма. Начнем с определения «тоталитаризма». Что такое вообще тоталитаризм?
Вот советское определение:
«Тоталитарное государство – разновидность буржуазного государства с открытой террористи¬ческой диктатурой наиболее реакционных импе¬риалистических элементов. Тоталитарными госу¬дарствами были гитлеровская Германия и фа¬шистская Италия*).
Вот английское определение:
«Тоталитарное государство, выражение, исполь¬зуемое по отношению к нацистскому правитель¬ству в Германии, к фашистскому в Италии и к коммунистическому в России, в которых сущест¬вует полная централизация контроля. В тотали¬тарных государствах политические партии унич¬тожены или «координированы» в составе одной партии и конфликт между классами скрывается подчеркиванием органического единства в госу¬дарстве» (Encyclopedia Britanica, vol. 22, p. 313, 1947).

*) БСЭ, т. 43, стр. 67, 2-ое издание.

Вот немецкое определение:
«Тоталитаризм представляет крайнюю форму возвышения тенденции к централизации, унифи¬кации и одностороннему регламентированию всей политической, общественной и духовной жизни» (Das Fischer Lexikon, «Staat und Politik», S. 294).
К тоталитарным государствам Фишер-лексикон также относит национал-социалистическую Гер¬манию, фашистскую Италию и СССР.
Таким образом, получается, что цитированные советские и западные источники единодушны в признании национал-социалистического и фа¬шистского государства тоталитарным государст¬вом. Они согласны между собой и в том, что главным содержанием тоталитарной системы яв¬ляется ее диктаторская, террористическая, анти¬человеческая сущность. Но на этом и кончается совпадение взглядов между ними. СССР не при¬знает себя тоталитарным государством, а само тоталитарное государство считает лишь «разно¬видностью» современного «буржуазного», то есть западного правового государства (смотрите выше советское определение). Наоборот, западные тео¬ретики находят много общих черт между комму¬низмом и национал-социализмом (фашизмом), в силу чего они являются, в правовом отношении, полицейскими тоталитарными государствами.
Надо заметить, что в основу определения то¬талитаризма в западной литературе легла не толь¬ко практика правления тоталитарных государств, но и доктрина, даже терминология основоположника фашизма Муссолини. Больше того. То, что у Муссолини было лишь целью, идеалом, иссле¬дователи признали фактом, то есть долженствую¬щее быть было признано существующим. Отсюда и произошло смешение коммунистической дейст¬вительности с фашистской мечтой. Это лучше всего видно, если мы обратимся к самой доктри¬не фашизма по данному вопросу. Так, в статье «Доктрина фашизма»*) Муссолини говорит, что для этой доктрины «все – в государстве, ничто человеческое и духовное не существует вне госу¬дарства… В этом смысле государство тоталитар¬но и фашистское господство синтезирует и объе¬диняет все ценности, истолковывает, развивает и воплощает всю жизнь народа. Вне государства нет ни индивидов, ни групп…
Фашизм хочет изменить не формы человечес¬кой жизни, а ее содержание, человека, его харак¬тер, верование».
Легко заметить, что Муссолини противопос¬тавляет государство народу, ставит государство над народом, он как бы перефразирует и перево¬рачивает известную формулу Линкольна**), чтобы выдвинуть диаметрально противоположную идею «народ от государства, для государства и через государство». Примат государства над правом

*) «Итальянская энциклопедия», т. 14, цитиру¬ем в переводе М. Вишняка, «Социалистический вестник», № 9, 1956 г., сентябрь, стр. 169.
**) «Government of the people, for the people and by the people».

(«Этатическая теория») признавался абсолютным постулатом, тогда как правовое государство (при¬мат права над государством) считалось продук¬том слабости и разложения демократии. Но такое всемогущее и вездесущее государство было скорее идеалом, чем действительностью как раз в самой верующей католической, все еще тогда официаль¬но монархической Италии. Гитлер преуспел в этом направлении больше, чем Муссолини, но и он был далек от достижения идеала как раз в двух важнейших областях – в духовной жизни и в создании тоталитарной, то есть национализи¬рованной экономической системы. То, в чем пре¬успели и Гитлер (в большей степени), и Муссоли¬ни (в меньшей степени) – это установление мо¬нопартийной диктатуры над органами государ¬ственного управления, но без уничтожения ста¬рой государственной машины. Со временем эта монопартийная диктатура установила свой то¬тальный контроль над обществом, но тотальным был лишь контроль, а не руководство. Тотально¬го руководства добились только коммунисты.
Суммируя западные определения тоталитариз¬ма, можно сказать, что в его состав входят, по крайней мере, следующие элементы:
1) тотальный государственный контроль над об¬ществом;
2) система полицейского террористического кон¬троля над гражданами;
3) единственная правящая партия;
4) унификация и регламентация политической, общественной и духовной жизни;
5) ставка на обновление общества;
6) ставка на свою расу (расовая теория и прак¬тика нацистов, геноцид большевиками кав¬казских народов, крымских татар, немцев Поволжья и калмыков во время войны, док¬трина «советского патриотизма», расовые факторы в споре между Москвой и Пеки¬ном, советский антисемитизм под маской антисионизма).
Коммунистическому режиму принадлежит ори¬гинальное право на все эти элементы, кроме пос¬леднего («нацизм» Сталин заимствовал у Гитле¬ра). Однако сами по себе они не делают еще то¬талитарную форму правления исключительной – ибо в той или иной степени такие черты носят или носили все известные нам из истории авто¬кратические или тиранические режимы. То, что коммунистическую власть делает особой, новой формой (или типом) правления – партократией, – заложено в самом источнике и природе этой влас¬ти: в воле одной партии. Отсюда – органы пар¬тии делаются законодательными и распоряди¬тельными органами над государством. Сама воля партии, «воля к власти» и власть воли почти по кантовскому «категорическому императиву» (но без его моральной субстанции!), объявляется аб¬солютным законом государства и закономернос¬тью общественного развития.
Если бы мы хотели продемонстрировать разницу между ленинской партократией, демо¬кратическим правлением и фашистской системой, то можно было бы сказать, что если для Лин¬кольна «правительство народа существует через народ и для народа», если для Муссолини народ от государства существует «через государство и для государства», то для Ленина и правительство, и народ, и государство существуют через партию, от имени партии и для партии. Отсюда везде и во всем – «культ партии» (Ленин: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи»).
Сама эта партия не есть обычная партия. Она – «партия нового типа», по справедливому опре¬делению самих коммунистов. Новизна её заклю¬чается опять-таки в уникальности её историчес¬кой миссии как заменителя государства и госап¬парата, так и в своеобразности её внутренней структуры. С одной стороны, она – закрытая иерархическая организация с кадровым аппара¬том, с другой стороны, она – открытая массовая партия с многомиллионным членским составом. Поэтому элита партии, актив как бы представля¬ет собой «партию в партии».
Коммунистическая партия не просто единствен¬ная правящая государственная партия, она даже не государство в государстве, она «и само государ¬ство, но «государство нового типа», по учению тех же коммунистов. Новизна его заключается в том, что иерархия официальных государственных законодательных органов является лишь испол¬нительно-административным аппаратом по про¬ведению в жизнь решений и указаний параллельной иерархии формально исполнительных пар¬тийных органов. Современное коммунистическое государство может существовать без его офи¬циального государственного аппарата, но оно не может существовать без партийного аппарата. От¬ношения между партаппаратом и госаппаратом являются отношениями не координации, а субор¬динации, этим самым устранён дуализм в прав¬лении. Гитлер и Муссолини не разбивали старой государственной машины Германии и Италии, а заполняли её своими кадрами. Ленин разбил ста¬рую государственную машину России, чтобы за¬менить её новой партийной машиной. Вот этой машиной и явилась система партократии.
Параллельное существование заново созданной формальной государственной машины в лице Со¬ветов служило технически – для помощи партап¬парату по управлению государством, политичес¬ки – для целей создания «народного» фасада партократическому режиму.
Полицейский характер западных тоталитарных режимов сводится, главным образом, к установ¬лению общего политического сыска при ликвида¬ции всех гражданских свобод, к надгосударственной роли политической полиции и к праву произ¬вола её карательных органов против инакомысля¬щих граждан страны. Словом, политическая по¬лиция, как аппарат разведки и контрразведки, су¬да и экзекуции, была обособлена от государства и существовала как самодовлеющая сила. Наобо¬рот, в партократическом государстве вся маши¬на, каждый её винтик, все её «приводы», её идеология и технология власти органически пропита¬ны всеобнимающим и вездесущим духом чекизма. Поэтому здесь политическая полиция является лишь функциональной величиной, исполняющей профессионально-административные функции од¬ного из винтиков партократической машины. Да, западные тоталитарные режимы унифицировали, регламентировали и контролировали политичес¬кую, общественную и духовную жизнь. Но в партократическом государстве никакая жизнь не су¬ществует не только вне контроля и регламента¬ции, но и вне руководства. То, что у западных то¬талитаристов было идеалом тотального контроля, у коммунистов было и есть факт тотального ру¬ководства. Даже исходные позиции у них разные – западные тоталитаристы сохранили, как указы¬валось, старую государственную машину, соответ¬ственно фашизировав её, коммунисты её уничто¬жили и создали свою собственную надгосударственную партийную машину; западные тоталита¬ристы сохранили имущие старые классы, а ком¬мунисты их целиком уничтожили, не только эко¬номически, но и физически; западные тоталита¬ристы запретили политические партии и распус¬тили их, коммунисты их ликвидировали не толь¬ко политически, но и физически.
Однако главной отличительной чертой комму¬низма от западного тоталитаризма явилась, ко¬нечно, коренная социальная революция – уничто¬жение старого общества с его экономической структурой и экономическими принципами и соз¬дание нового социального общежития на основе новой экономики, новых господствующих клас¬сов и новых экономических принципов. Эта со¬циальная революция, начатая еще Лениным, прер¬ванная вынужденым НЭПом, продолженная Ста¬линым в конце двадцатых годов, сделала комму¬нистическую партию монопольным хозяином всей русской национальной экономики. Национализа¬ция промышленности и земли, национализация рабочего и крестьянского труда как следствие на¬ционализации экономики, монополия внешней и внутренней торговли, национализация средств коммуникации, национализация духовной жизни и её институтов, – всё это было тоже национа¬лизацией «нового типа». Ее новизна заключалась в том, что была легализована беспрецедентная в истории партийная монополия на владение на¬родным хозяйством, при которой не народ, не го¬сударство вообще, а маленькая часть народа, то есть партия монопольно планирует, контролирует, управляет и распределяет богатство страны. Из этого вытекали исключительно важные послед¬ствия.
Положив в основу своей экономической поли¬тики марксово «бытие определяет сознание», ле¬нинское – «политика есть концентрированная экономика» и сталинское – «каковы условия ма¬териальной жизни общества, таковы его идеи», – коммунисты приступили к своему эксперименту всемирно-исторического значения. Главная цель эксперимента – переделка социальной, духовной и нравственной природы человека. Партийная мо¬нополия на богатства страны самой партией рассматривается не как самоцель, не как источник благополучия и обогащения отдельных членов партии, а как инструмент, как фабрика добро¬вольной или принудительной переделки старых и создания новых коммунистических людей. Прин¬цип распределения материальных благ советского общества, который гласит, что каждый член об¬щества награждается по труду, затраченному им на пользу общества, на практике применяется так, чтобы способствовать успеху нового экспе¬римента. При прочих равных условиях компенса¬ция труда и ваше место в социальной иерархии общества зависят от вашего отношения к комму¬нистической идеологии и от эффективности ва¬ших личных усилий в деле её претворения в жизнь.
Главный марксистский тезис – «базис» опре¬деляет «надстройку», экономика определяет по¬литику, «способ производства материальной жиз¬ни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще»*), кладётся в основу не только техники властвования, но и в основу коммунистической доктрины о создании нового, коммунистического человека. Однако эта доктрина опирается не только на партийную мо¬нополию экономики, но и на партийную монопо¬лию политики. Ленин даже подчёркивает, в отли¬чие от Маркса, примат политики над экономикой, утверждая, что политика не может не иметь пер-

*) Маркс, «К практике политической экономи¬ки», М., 1949, стр. 7.

венства над экономикой.*) Это значит, примени¬тельно к доктрине создания «нового человека», что в то время, когда экономика в руках партии является более или менее пассивным фактором косвенного воздействия, то политика, то есть власть, является активным фактором прямого воздействия. Поэтому вполне прав советский юрист, который пишет по данному вопросу, что в советском обществе партийное право (полити¬ка) «обладает такой огромной силой воздействия на жизнь, на процесс общественного развития, на отношения людей, какой не могло быть во всей предыдущей истории»**) и что «государство при социализме не ограничивается внешним, фор¬мальным регулированием, оно непосредственно организует хозяйственную и культурную жизнь общества, вникает в самое существо жизни, в её глубинные процессы»***).
Вот в результате такой роли политических уч¬реждений партии и её подсобных государствен¬ных органов режим партократии добился того, что он не просто контролирует, хотя бы тотально, по¬литическую, общественную и духовную жизнь, как это делали западные тоталитарные режимы. Он идёт дальше – он непосредственно управляет политикой, экономикой, культурой, мыслью, вку¬сом и чувствами людей. Здесь нет возможности

*) Ленин, т. 32, стр. 62, 4 издание.
**) М. А. Аржанов «Государство и право в их соотношении», М., 1960, стр. 12.
***) Там же, стр. 14.

рассмотреть интересную проблему – насколько органически и глубоко новый режим владеет сво¬им народом в плане психологическом, но в плане организационном можно сказать, что он владеет им только при помощи гигантской машины физи¬ческого и духовного террора. В этом-то и тайна крепости и долголетия партократии.
Мы сказали, что режим управляет не только политикой и экономикой, но управляет также мыслью и чувствами советских людей. Это вовсе не означает, что коммунисты духовно овладели народом. Они владеют аппаратом духовного уп¬равления народом, более того – они создали ком¬мунистическую элиту духовной жизни, создали коммунистические произведения, но не создали ни новой культуры, ни новых духовных ценнос¬тей. Много говорят о прогрессе советской науки и техники. И это верно. Точные науки сделали в СССР большие успехи, а вот гуманитарные нау¬ки, все без исключения, застряли на уровне 1917 года. Почему же не развивались общественные, гуманитарные науки, тогда как точные науки сделали столь видные успехи?
Ответ очень простой: математики и физики, химики и астрономы пользовались свободой науч¬ных исследований в интересах советской военной машины (ядерная физика, электроника, ракетная техника и т. п.), тогда как ученые гуманитарных наук могли писать только такие исследования, которые были в интересах укрепления советской партийной машины. Для общественных наук был и остается обязательным ведущий ленинский принцип: «партийность науки». Это означает, что в СССР может быть издано только такое произ¬ведение из области общественных наук, которое не только написано методом исторического ма¬териализма, но и поставлено на службу генераль¬ной линии партии на сегодняшний день.
Это означает далее, что в СССР может быть издано только такое произведение из обществен¬ных наук, выводы которого предрешены в пользу коммунизма еще до того, как само произведение написано. Вместо кропотливого анализа – готовая марксистская схема, вместо научной рабочей ги¬потезы – дежурная истина из Маркса, Энгельса, Ленина, вместо открытия новых философских, социологических или экономических систем и концепций – декларация о незыблемости старой, давно уже обветшалой марксистской догмы. По¬этому вполне естественно, что в СССР общест¬венные науки в основном существуют лишь по названию. Поскольку марксизм-ленинизм пред¬ставляет собой «вершину всех наук», а критичес¬кий подход к нему считается государственным преступлением, то исследователи нашего атомно¬го, электронного и космического века заняты пропагандой и популяризацией того, что Маркс и Ленин писали еще при «керосиновой лампе».
Партия не только осуществляет тотальный кон¬троль над духовной жизнью, не только руково¬дит ею, но она определяет как тематику, так и метод духовного творчества, называемый мето¬дом «социалистического реализма». Сущность этого метода сводится к тому, что прошлое, настоящее и будущее рассматриваются глазами и слышатся ушами коммунистических мракобесов во имя партии и её текущей политики.
Роман или опера, полотно или скульптура, ки¬нокартина или цирк должны каждое своими спе¬цифическими средствами и «художественными» образами пропагандировать мудрость партии и величие коммунизма. Произведения вне этой за¬данной линии партии не увидят света, а если уви¬дят, то будут объявлены «формалистскими» и «декадентскими» и изъяты из обращения, иногда даже вместе с их авторами.
Таким образом, контроль западного тоталита¬ризма над обществом являлся тотальным лишь в области политической и условно тотальным – в духовной жизни, тогда как советская система властвования – партократия – осуществляет не только абсолютный тотальный контроль, но и аб¬солютное тотальное руководство во всех областях политической, экономической и духовной жизни и деятельности советского человека. Коммунис¬тическая деятельность превзошла мечты Муссоли¬ни о тотальности государственного покорения че¬ловека, с той лишь разницей, что и само совет¬ское государство оказалось тотально покорённым партией. Лидеры большевизма имели все основа¬ния, противопоставляя свою власть не только другим тоталитарным системам, но и системам демократическим, заявлять: «В мире нет и не бы¬вало такой могучей власти, как наша, Советская власть, в мире нет и не бывало такой могучей партии, как наша коммунистическая партия»,*) коммунистическая власть – «гигантская маши¬на, которой еще не видело человечество ни в какой эпохе своего существования» **).
Уникальность этой машины не позволяет ста¬вить ее в один ряд с её слабыми и далеко не пол¬ными копиями. Таким образом, партократия есть иерархическая система абсолютной политической, экономической и идеологической власти и власт¬вования «партии в партии» – аппарата КПСС, при которой законодательная, судебно-контрольная, распорядительно-собственническая функции слиты воедино и сосредоточены в центральном аппарате партии, а органы управления и распре¬деления дуалистичны: руководящие органы на¬ходятся в иерархии партаппарата, исполнитель¬ные органы – в иерархии государственного аппа¬рата. Для тех и других органов Конституция СССР имеет формальную, а меняющаяся воля аппарата абсолютную силу.
Даже сама «конституция партии» – устав пар¬тии – тоже имеет для них лишь формальное зна¬чение. Режим такой тирании, как партократия, не может опираться на какие-либо писаные за¬коны. Еще Ленин писал о большевистской дикта¬туре: «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесняемую, непосредственно на насилие опираю-

*) Сталин, т. 13, стр. 231.
**) Н. Бухарин, «Известия», 30. 3. 1934 года.

щуюся власть» Ленин, т. XXV, стр. 441). Это не значит, конечно, что в управлениях партократии господствует импровизация. Наоборот, существу¬ет целая система неписаных норм и законов, ко¬торые точно, в деталях, определяют функции каждого винтика и привода исполинской партократической машины. Эти нормы и законы непи¬саного «партаппаратного права» (в отличие от пи¬саного «уставного права»), не меняясь в субстан¬ции, варьируются в зависимости от возглавления режима – если во главе партократии стоит оли¬гархическая диктатура (Ленин), то партаппарат делит законодательную власть с партией через ее съезды, если же во главе партократии стоит еди¬ноличный диктатор (Сталин), то не только пар¬тия, но и сам ЦК вместе с Политбюро и Секрета¬риатом пользуются лишь прерогативами совеща¬тельных коллегий и осуществляют исполнитель¬ную власть при единоличном диктаторе.
Советская форма правления – партократия – явилась и осталась неизменной партийно-госу¬дарственной моделью для всех вновь образовав¬шихся коммунистических режимов в Европе, Азии и Америке (Куба). Действительные или мнимые разногласия между СССР, Китаем, Албанией, Югославией, Румынией, Кубой касались всего че¬го угодно, но только не одного: партократической сущности этих режимов (исключением явилась Чехословакия Дубчека). «Ревизионисты» и «орто¬доксы» спорили и спорят не о пересмотре систе¬мы партократии, хотя она и советского происхождения, а о гегемонии, с одной стороны, и о «партократическом суверенитете» – с другой.
II. Цели и источники данного исследования
История происхождения партократии есть исто¬рия ленинского ЦК.
За последнее десятилетие в СССР издано «Пол¬ное собрание сочинений» Ленина, переизданы ста¬рые протоколы съездов партии, опубликован еще ряд ценных архивных материалов из истории пар¬тии и революций, которые дают возможность правильно осветить и по-новому оценить внутрен¬ние конфликты в ЦК и позицию Ленина. Надо заметить, что советские историки из своих же собственных архивных публикаций не делают тех выводов, которые из них совершенно ясно выте¬кают, или, наоборот, часто делают такие выводы, которые находятся в очевидном противоречии к ним. «Ленин никогда не ошибается, ЦК всегда и во всем следует Ленину, кроме нескольких про¬фессиональных предателей», – такова примитив¬ная официальная концепция партийной историо¬графии. Однако объективный анализ самих же советских документов показывает, что история большевизма – это перманентная борьба между ЦК и Лениным за гегемонию в партии.
Не умаление значения и места Ленина в его собственной партии, а восстановление историчес¬кой правды как о его действительной роли, так и о природе внутренних конфликтов в ЦК, – такова одна моя цель.

До самой Октябрьской революции Ленин воз¬главлял крайне левое крыло большевизма (правда, бывали исключения), а после прихода к власти он возглавил его крайне правое крыло. В револю¬ции Ленин боролся с людьми, которых он презри¬тельно называл «старыми большевиками», подчер¬кивая этим их консерватизм, а будучи у власти Ленин борется с «левым ребячеством», с теми, кто заболел «детской болезнью левизны в комму¬низме». Даже духовный и физический наследник Ленина – Сталин продолжал ту же право-боль¬шевистскую ленинскую линию, пока боролся с «левой оппозицией» Троцкого и «новой оппози¬цией» Зиновьева и Каменева в союзе с правой группой Бухарина.
Из всех конфликтов с ЦК Ленин, в конечном счете, выходил победителем, ибо он был не про¬сто большевиком, а необыкновенным большеви¬ком, который в одной руке держал Маркса, в другой – Ницше, а в голове – Макиавелли.
Однако сама ленинская партия и ее ЦК нена¬долго пережили своего основателя. Прикованный больше года тяжкой болезнью к постели, но про¬должая живо интересоваться состоянием и бу¬дущей судьбой партии, Ленин был свидетелем начала ожесточенной борьбы своих учеников и соратников за его политическое наследство – за власть. Каким-то безошибочным внутренним чуть¬ём проницательного политика он пророчески пре¬дугадал в этой борьбе и будущего могильщика своей партии – Сталина. Отсюда «Завещание» – письмо Ленина к XII съезду (1923) о снятии Сталина с поста «генеска» и личное письмо к самому Сталину о разрыве отношений с ним. Однако «гвардия Ленина» на свою же голову предпочла умирающему учителю здравствующего «генеска». Постараться раскрыть внутреннюю механику дра¬матических перипетий междоусобной борьбы диадохов за трон Ленина, – такова вторая моя цель. История не знает ни одной другой революцион¬ной партии, которая прямо-таки по собственному «расписанию» («Что делать?», «Апрельские тези¬сы», «Марксизм и восстание» Ленина) и с таким блистательным триумфом достигла бы своей стратегической цели – захвата власти, – как большевистская партия, но она не знает также и другой политической партии, которая, утвердив¬шись у власти, так беззаботно и трагически кон¬чила бы свою жизнь, как большевистская партия. Родил ее Ленин, убил Сталин, но убил при помощи оружия, унаследованного у Ленина. Как тактик и стратег революции Сталин не идет ни в какое сравнение не только с Лениным, но и с Троцким, однако как мастер власти он превосходит их обо¬их вместе взятых. Разгадку изумительных успехов Сталина на путях к его личной диктатуре я нахо¬жу, кроме всего прочего, в том, что он хирургиче¬скими инструментами ленинизма владел лучше, чем их изобретатель. К ленинскому арсеналу ору¬жия Сталин не добавил ни одного нового, но в усовершенствовании и использовании ленинских оружий он открыл новую эпоху в истории боль¬шевизма тем, что в «технологию власти» больше¬виков ввел действительно новый компонент: криминальный метод восхождения к личной власти и криминальный режим управления ею. Ленинская диктатура партийной олигархии, контролируемой Центральным Комитетом как высшей инстанцией, стоявшей и над Лениным, сменилась сталинской тиранией, контролирующей и управляющей самим ЦК. Это произошло через политическое убийство ленинского ЦК и за относительно короткий исто¬рический срок после смерти Ленина – за пять лет (1924-1929). Собственно, его даже нельзя назвать убийством, это скорее было самоубийство, и то не сразу, а по частям, не Сталиным, а этими частями друг друга, пока от ленинского ЦК не остались «рожки да ножки», но, увы, эти «рожки да нож¬ки» – был сам Сталин. Но управлял «самоубий¬цами» Сталин, в чем они не давали себе отчёта. Воздавая дань историческим фактам, надо при¬знать, что в «гибридизации» уголовного искусства с политикой Сталин достиг как раз в этот период таких выдающихся успехов, которые делали его претензии на ленинское наследство вполне есте¬ственными, тем более, что к этому наследству он шел под ортодоксальным ленинским знаменем. Конечно, психологически Ленин – потомствен¬ный русский дворянин и дитя западной политиче¬ской культуры – был сделан из другого материа¬ла, чем Сталин – сын опустившегося сапожника и дитя азиатчины, – но тот же Ленин преступле¬ния, на которые он не был лично способен, всегда перепоручал Сталину как до революции – на Кав¬казе («эксы»), так и в гражданской войне (руководство групповыми убийствами, например, в Царицыне в 1918 г.).
Ленин, хотя и отрицал в политической борьбе всякую общечеловеческую «внеклассовую» мо¬раль, но в силу своего происхождения («бытие определяет сознание»!) лично не был свободен от значительного груза «буржуазно-дворянских пред¬рассудков», таких, как понятия личной чести, долга и лояльности иногда даже по отношению к своим политическим врагам (Мартов, Плеханов, князь Кропоткин). У Сталина же коварная амо¬ральность в политике была абсолютна по отноше¬нию ко всем, начиная от соратников по партии и кончая его собственными учениками. Ленин, ко¬торый восхищался аморальностью Сталина, пока Сталин расстреливал «врагов народа» на фронтах гражданской войны, начал призадумываться над его действиями, когда Сталин начал применять ленинскую «классовую мораль» во внутрипартий¬ных делах. Ленин, по словам его жены Крупской, сказал однажды: Сталин «лишен самой элемен¬тарной, самой простой человеческой честности» (L. Trotsky, Stalin, p. 375), и он не только сказал, но и сделал отсюда свои выводы («Завещание», статья «Об автономизации», письмо Ленина Ста¬лину в марте 1923 г. о разрыве личных отноше¬ний).
Вот это абсолютная бесчестность Сталина и обусловила его победу над Лениным, пользуясь его же «моральным кодексом» (невыполнение ле¬нинским ЦК воли своего учителя о снятии Стали¬на как «нелояльного» с поста «генсека»), и над его честными соперниками в борьбе за трон Ле¬нина. Если бы даже в распоряжении историка больше не было ничего, достаточно одних офи¬циальных документов XX и XXII съездов КПСС, чтобы сказать, что Сталин был гениальный уго¬ловник от политики, государственные преступле¬ния которого узаконивало само государство. Из амальгамы уголовщины с политикой и родился уникум: сталинизм.
Самый фундаментальный вывод, к которому я пришел после долголетнего изучения истории, идеологии и организации большевизма, сводится к следующему: старый, деспотический, но полити¬ческий большевизм умер вместе с Лениным. Со Сталиным начинается эра нового, тиранического, но уголовного большевизма.
Попытаться показать духовные истоки, истори¬ческое становление и правомерность торжества сталинского уголовного большевизма в СССР, – такова моя третья цель. Как бы партийные исто¬рики и теоретики ни изощрялись в своих усилиях доказать, что Сталин и сталинская инквизиция не выросли из самой монопартийной системы и что практика «культа личности» Сталина, якобы, ре¬зультат «извращения» «ленинских норм», внима¬тельное изучение теории ленинизма и практики Сталина привело данного автора к заключению: истоки сталинизма надо искать, во-первых, в то¬талитарной «философии власти» Ленина в виде его учения о «диктатуре пролетариата», как «но¬вом типе» государства; во-вторых, в тиранической системе организации этой диктатуры, которую, по Ленину, может осуществлять непосредственно не сам «пролетариат», а только его «авангард» – ап¬парат ЦК большевиков (система, которую я наз¬вал в другой книге «партократией»); в-третьих, в криминальном происхождении сталинского крыла большевизма (знаменитая кавказская «боевая дружина» «эксов» – террористов для убийства «врагов» и ограбления банков, магазинов, почт во главе с Коба-Сталиным и Камо-Тер-Петросяном в 1905-1912 гг.); и, наконец, в-четвертых, в крими¬нальном образе мышления самого Сталина. Ленин учил и Сталин хорошо усвоил следующий ведущий принцип ленинской «философии власти» приме¬нительно к коммунистической диктатуре:«Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими за¬конами, никакими абсолютно правилами, не сте¬сненную, непосредственно на насилие опираю¬щуюся власть» (Ленин, т. XXV, стр. 441, третье изд.).Даже диктатуру одного человека, одного «вож¬дя» подсказал Сталину Ленин. Когда немецкие левые коммунисты начали критиковать свое офи¬циальное партийное руководство за то, что оно вместо «диктатуры масс» мечтает установить «диктатуру вождей», Ленин ответил: «Договорить¬ся… до противоположения вообще диктатуры масс диктатуре вождей есть смехотворная нелепость и глупость» (там же, стр. 189). Оба эти принципа Ленина Сталин положил в основу своей интерпре¬тации ленинизма еще в 1924 году (см. «Вопросы ленинизма», стр. 116, 128). Очень характерно, что третий ведущий принцип ленинизма, сформули¬рованный Лениным в 1920 году, Сталин обходил во всех своих писаниях полным молчанием, чтобы не выдать своего сокровенного замысла. Вот, что гласит этот принцип:
«Советский социалистический централизм еди¬ноличию и диктатуре нисколько не противоречит, что волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим» (Ленин, там же, стр. 119, курсив мой. – А. А.).
Через того же Ленина Сталин заимствовал идею Маркса о разгроме старой государственной маши¬ны и применил ее как раз к ленинской партийно-государственной машине – к разгрому ленинского ЦК. Сталин правильно рассчитал, что путь к ука¬занному Лениным единоличному правлению, к диктатуре одного вождя, лежит через ликвидацию думающей идейной части партии и физическое уничтожение всех остальных большевистских вож¬дей.
В деле осуществления этой цели исключитель¬ную роль в руках Сталина сыграла резолюция Ле¬нина на X съезде о введении в партии «осадного положения», названного «Единством партии». Но и здесь Сталин, выступая за точное выполнение «ленинских норм», запрещающих инакомыслие в партии, все же превзошел учителя по методам действия и масштабу произвола. Сталин нашел, что имитаторы большевизма – немецкие нацио¬нал-социалисты и итальянские фашисты куда бо¬лее логичны, чем Ленин, когда они массовый террор делают основой правления не только над народом, но и над собственной партией. Инако¬мыслие надо было предупредить еще до того, как оно оформилось или даже выявилось. Отсюда концепция Сталина о росте армии потенциальных «врагов народа» при «победоносном» восхожде¬нии к коммунизму, отсюда же и его превентив¬ный террор против этих потенциальных «врагов народа».
Вот здесь-то Гитлер подал Сталину предметный урок и подсказал неоценимую идею убийством не только оппозиционных деятелей (ген. Шлейхер), но и своих близких соратников во главе с Ремом за «заговор», который, разумеется, никогда и ни¬кем не был задуман. Через пять месяцев убийст¬вом своего близкого друга и старого большевика Кирова Сталин приступил к организации целой серии «заговоров» старых большевиков и полко¬водцев гражданской войны для их физического уничтожения. Но Сталин и здесь превзошел Гит¬лера тем, что сумел заставить свои жертвы клеве¬тать на самих себя, сознаваться в организации ими мнимых заговоров, убийств, в шпионаже, вредительстве, саботаже, с такими фантастичес¬кими подробностями, – что должно было оправ¬дать в глазах внешнего мира расправу Сталина с партией Ленина как партией заговорщиков, убийц и шпионов.
Таким образом, к концу тридцатых годов ста¬линский большевизм, немецкий нацизм и италь¬янский фашизм настолько сблизились между собой по идеологии (антикапитализм, антидемократизм, «национал-социализм» и «социализм в одной стране», великодержавный шовинизм, ате¬изм, культ «вождя», «фюрера» и «дуче») и по ме¬тодам управления (тоталитарно-полицейская дик¬татура при перманентном физическом терроре), что дало полное право главарям фашизма и ком¬мунизма объявить идентичность своего мировоз¬зрения в борьбе с демократическим Западом и прекратить всякую идеологическую борьбу между собою.
Логическим концом этого исторического про¬цесса перерождения большевизма в фашизм и было заключение пакта между Сталиным и Гит¬лером в августе 1939 года. Это вовсе не было слу¬чайностью, когда министр иностранных дел Гитлера Риббентроп, после банкета, который устроило для него Политбюро во главе со Стали¬ным и Молотовым, заявил, по словам итальянско¬го министра иностранных дел Чиано, что во время этого банкета он «чувствовал себя в Кремле, слов¬но среди старых партийных товарищей» (A. Rossi, Russian-German Alliance 1939-1941, Beacon Press, Boston, 1957, p. 71). Риббентроп торжествующе доложил Гитлеру на второй день после этого бан¬кета, что Сталин произнес тост, который даже не был предусмотрен протоколом. Сталин сказал: «Я знаю, как крепко германский народ любит своего вождя! Поэтому мне хочется выпить за его здо¬ровье» („Nazi-Soviet Relations 1939-1941, Docu¬ments from the Archives of the German Foreign Office», pp. 6-7). Это не был обычный дип¬ломатический тост вежливости главы правительства за главу другого правительства, ибо Сталин тогда не возглавлял советское правительство. Это был тост «вождя народов СССР» за «вождя гер¬манского народа», тост главы советского фашиз¬ма за главу немецкого фашизма.
Взаимная амнистия двух типов фашизма зашла так далеко, что Сталин вложил в уста своего вер¬ного робота, председателя Совета министров СССР Молотова следующие воистину «исторические» слова:
«Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признать или отрицать… Но любой человек поймет, что идеоло¬гию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной, поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести войну, как войну на уничто¬жение гитлеризма» («Правда», 1 ноября 1939 г.).
После всего этого мы вполне можем поверить такому эксперту фашизма, как Муссолини, кото¬рый в октябре 1939 года категорически заявил:
«Большевизм в России исчез и на его место встал славянский тип фашизма» (A. Rossi, цит. пр., стр. 77).
Мы знаем, что союзу Сталин-Гитлер изменил не Сталин, а Гитлер. Сталин, который так глубоко уверовал в свое органическое родство с Гитлером, с полным правом назвал нападение Гитлера на себя как раз тем словом, которое надо понимать буквально: «вероломным»! Гитлер незаслуженно поломал веру в него у Сталина.
Но был ли Сталин неизбежен? Ответа надо искать в другом вопросе: был ли Ленин неизбежен, а стало быть, был ли Октябрьский перево¬рот неизбежен? В отношении случайного сложе¬ния объективных факторов, которые невозмож¬ную победу большевиков сделали неизбежной, подробно говорится в соответствующей главе. В данной связи укажем лишь на совпадение мне¬ний Ленина, Сталина и их врагов в том, что если бы Временное правительство вышло из войны и немедленно объявило радикальные земельные ре¬формы с конфискацией помещичьей земли в пользу крестьянства, то большевики не оказались бы у власти. В этом случае о Ленине знали бы только узкие специалисты истории русской со¬циал-демократии, а о существовании Сталина во¬обще никто ничего не знал бы.
Однако здесь я хочу поставить вопрос о субъ¬ективном факторе – о ленинской партийной ма¬шине в революции – в плоскости выдвижения одной психологической гипотезы.
Политика есть уравнение со множеством не¬известных. Если бы эти неизвестные можно бы¬ло наперед расшифровать, то человеческая исто¬рия, хотя и гармоническая, но лишенная внут¬реннего драматизма, была бы невероятно скучна: тысячи королей, правителей, тиранов, чтобы уме¬реть своей смертью, отказались бы от трона еще до того, как они взошли на него; сотни войн ос¬тались бы необъявленными; чтобы избегнуть собственной катастрофы, десятки организован¬ных революций вообще не состоялись бы, дабы они не «сожрали своих детей». Я осмеливаюсь утверждать, что и Октябрьская революция тоже
не состоялась бы, если бы ее организаторам бы¬ло дано знать, что их ждет в результате победы. В самом деле, бросим беглый взгляд на судьбы «отцов и детей» Октября:
Из 29 членов и кандидатов ЦК, руководивших Октябрьской революцией: 3 человека убито вра¬гами (П. А. Джапаридзе, М. С. Урицкий, С. Г. Шаумян), 5 человек умерли своей смертью до сталинской диктатуры (Ленин, Ф. Э. Дзержин¬ский, В. П. Ногин, Я. М. Свердлов, Ф. А. Сер¬геев-Артем), 2 человека покончили жизнь само¬убийством из-за Сталина (А. А. Иоффе, Н. А. Скрипник), 3 человека оказались в опале (М. К. Муранов, Е. Д. Стасова, А. М. Коллонтай), 15 че¬ловек расстреляны Сталиным (Я. А. Берзин, Н. И. Бухарин, А. С. Бубнов, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, А. С. Киселев, Н. Н. Крестинский, Г. И. Ломов, В. П. Милютин, Е. А. Преображенский, А. И. Рыков, И. Т. Смилга, Г. Я. Сокольников, Л. Д. Троцкий – убит агентом Сталина; В. Н. Яковлева), двадцать девятым был сам Сталин.
Из 30 руководителей Военно-революционного Комитета при Петроградском Совете (кроме чле¬нов ЦК) – этого высшего органа военного руко¬водства октябрьским восстанием – 7 человек умерли или убиты до диктатуры Сталина (Аванесов, Гусев, Еремеев, Лазимир, Садовский, Склянский, Чудновский), 1 человек покончил жизнь самоубийством из-за Сталина (Лашевич), 2 человека оказались в опале (Подвойский, Са¬мойлов), 18 человек были расстреляны Стали¬ным (Антонов-Овсеенко, Анцелович, Бокий, Голощекин, Дыбенко, Залуцкий, Карахан, Кедров, Крыленко, Лацис, Мехоношин, Невский, Павлуновский, Петере, Позерн, Уншлихт, Чубарь, Юренев), в живых были оставлены 2 человека (Мануильский, Молотов).
Из 16 членов первого большевистского прави¬тельства – 4 умерли до диктатуры Сталина (Ле¬нин, Ногин, Луначарский, Скворцов-Степанов), а 12 человек расстреляны Сталиным (Авилов, Ды¬бенко, Каменев – преде. ВЦИК, П. А. Кобозев, Крыленко, Ломов, Милютин, Овсеенко, Рыков, Теодорович, Троцкий, Шляпников).
Из 16 командующих фронтами Красной Армии в гражданской войне – 3 человека умерли своей смертью (В. Н. Егорьев, П. П. Лебедев, А. А. Самойло), 1 убит большевиками (левый эсер М. А. Муравьев), судьба одного неизвестна (В. В. Яков¬лев), один умер от операции, которую Сталин предложил сделать против воли больного (зиновьевец Фрунзе), а 10 человек расстреляны Ста¬линым (Антонов-Овсеенко, Р. И. Берзин, В. М. Гиттис, А. И. Егоров, Н. Н. Петин, М. С. Свеч¬ников, П. П. Сытин, М. Н. Тухачевский, В. И. Шорин, И. Э. Якир – командующий группой войск).
Из трех главнокомандующих всеми вооружен¬ными силами советской России – два расстреля¬ны Сталиным (Н. В. Крыленко, И. И. Вацетис), а третий объявлен «врагом народа» посмертно (С. С. Каменев).
Даже из трижды вычищенного ЦК 1934 г. – Сталин расстрелял 98 человек старых большевиков (70 % всего членского и кандидатского со¬става ЦК).
Вот если всем этим организаторам Октябрь¬ской революции и полководцам Красной армии в гражданской войне заранее было бы известно, что в результате их победы не только они сами бу¬дут убиты ими же созданным режимом, но и ре¬жим этот выродится в беспрецедентную тиранию одного из них, то просто нелепо думать, что они вообще стали бы на путь революции. Против дан¬ного утверждения могут привести два весьма яр¬ких примера: Л. Д. Троцкий в своем «Завещании» в феврале 1940 года писал, что если бы ему при¬шлось еще раз заново начинать свою жизнь, то он ее повторил бы так, как у него сложилась на¬стоящая жизнь, присовокупляя, что он был и умрет революционером, марксистом, коммунис¬том. В дополнении к «Завещанию» от марта 1940 года Троцкий пишет, что он резервирует за собою право определить самому время своей смерти пу¬тем самоубийства, но, как бы предчувствуя, что время его смерти может определить и Сталин, Троцкий тут же добавляет: «При каких бы об¬стоятельствах я ни умер, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее» (Trotsky’s Diary in Exile, p. 166, Harvard University Press, 1958).
Другой пример: 11 июня 1937 года легендар¬ный красный полководец И. Якир перед его рас¬стрелом крикнул: «Да здравствует т. Сталин!»
Конечно, такой человек, как Троцкий, не мог не только иначе писать, но иначе и думать, тем более, что он не знал, какая судьба его ожидает впереди. Но если можно было бы поставить пе¬ред Троцким 24 октября 1917 года вопрос: власть, которую ты захватишь, перейдет к твое¬му палачу из твоей же партии, он установит в стране режим перманентной инквизиции, убьет твоих сыновей, расстреляет всех твоих единомыш¬ленников вместе со всей «ленинской гвардией», наконец, размозжит и тебе голову альпийской киркой в заокеанском изгнании, – согласен ли ты даже при таких условиях совершить революцию и взять эту власть? Думать, что Троцкий дал бы положительный ответ на такой вопрос 24 октяб¬ря 1917 года, – значит допустить, что он был человеком явно ненормальным.
Что же касается Якира, то тут нет никакой психологической загадки: «Да здравствует т. Ста¬лин!» в его устах означало только одно – «Я абсолютно не виноват даже перед Сталиным, ста¬ло быть, Сталин – мой убийца». Сталин так и понял Якира, когда он, по словам Хрущева на XXII съезде, выслушав рапорт чекистского па¬лача об этих предсмертных словах Якира, выру¬гался в его адрес.
Теперь об источниках данной работы.
Мои главные источники – советские партий¬ные документы: протоколы съездов партии, про¬изведения основоположников большевизма, доку¬менты ЦК и многочисленных оппозиций, разные архивные публикации по истории революции, официальная и оппозиционная печать, отдельные исследования партийных историков. Все мои главные выводы основаны именно на этих партий¬ных документах. Западной литературой (амери¬канской, английской, немецкой, эмигрантской) я пользуюсь лишь в тех случаях, когда соответ¬ствующие документы партии и партийных дея¬телей не публикуются в СССР, а на Западе давно пущены в научный оборот. То же самое относит¬ся и к документам германского министерства иностранных дел о субсидировании большевист¬ской революции. Меньше всего я пользовался официальными учбениками по истории КПСС. Идеологи КПСС никогда не писали и не напишут научно объективной истории своей партии. Если до письма Сталина в редакцию журнала «Проле¬тарская революция» в 1931 году еще появлялись отдельные ценные работы по истории партии, так же как и воспоминания старых большевиков, то этим письмом Сталин просто ликвидировал ис¬торию КПСС как науку.
Объявив все старые книги по истории пар¬тии и революции «троцкистской контрабандой», в том числе даже те, о которых сам Ленин очень высоко отзывался (например, книга Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир» с предисло¬вием Ленина), Сталин решил сам написать исто¬рию партии. В результате появился пресловутый «Краткий курс», научно-литературная беспомощ¬ность которого превзойдена только необуздан¬ностью исторической фальсификации. Объяв¬ленный официальным решением ЦК в 1938 году «энциклопедией марксизма-ленинизма» и «вер¬шиной исторической науки», «Краткий курс» Сталина играл в СССР в течение почти 20 лет роль коммунистической Библии. На XX съезде тот же ЦК, в том же почти составе, что и в 1938 году, но без Сталина, признал, что «Краткий курс» вовсе не «энциклопедия», а намеренная «фаль¬сификация истории партии» и «вершина» культа Сталина.
После развенчания Сталина восстановили в своих правах и так называемую «историко-партийную науку», предметом исследования кото¬рой является история КПСС и трех русских рево¬люций. Однако методологические принципы этой науки остались те же самые, что и при Сталине. Поэтому нельзя себе представить более невежест¬венных людей как раз в области истории партии и русских революций, как именно кандидаты и доктора «историко-партийной науки». Это не по¬тому, что они люди неспособные; наоборот, сре¬ди них много талантливых и даже выдающихся людей, но то, чему их учат – не наука, а смесь наукообразного шарлатанства с партийным ша¬манством; источники, по которым они изучают историю, это не подлинные документы эпохи, а их фальсифицированный суррогат. Даже и этот суррогат составлен так, чтобы будущие партий¬ные историки не знали в подлиннике политичес¬ких произведений основателей русского марксиз¬ма – Плеханова, Аксельрода, Мартова, Потресова.
Более того, для партийных историков табу и произведения основателей большевизма из «ле¬нинской гвардии», таких, как Зиновьев, Каменев,
Бухарин, Рыков, не говоря уже о Троцком и Радеке. Пятнадцатимиллионная партия ежедневно слышит эти имена на занятиях в партийных шко¬лах, как имена «еретиков», но никто – ни слу¬шатели, ни их преподаватели – не знает, почему соратники и личные друзья Ленина стали «ере¬тиками» у Сталина и «шпионами» у Гитлера, не знает даже их биографий (в «Большой Советской Энциклопедии» нет биографий Троцкого, Зино¬вьева, Каменева, Рыкова, Бухарина, но есть био¬графии Гитлера и Муссолини, этих идеологиче¬ских близнецов Сталина). Единственный источник партийных историков – это Ленин, но и из Ле¬нина они берут только то, что укладывается в рамки текущей политики партаппарата, а что ей противоречит – замалчивают.
На XIV съезде Зиновьев рассказывал, как ста¬линцы отводили неугодные им места из сочине¬ний Ленина при помощи такого аргумента:
«Не надо мол слишком много цитировать Вла¬димира Ильича… Зачем цитировать Ленина, у не¬го можно найти что угодно, как у дядюшки Яко¬ва – товара всякого» («Правда», 23.XII.1925).
Часто бывает и так, что интерпретируют Ленина с заведомым извращением его мысли (последние, но классические примеры извращения мысли и желания Ленина – это грубая антиленинская ин¬терпретация «Письма к съезду», то есть «Заве¬щания» Ленина и его статьи «К вопросу о нацио¬нальностях или об автономизации» как в учеб¬никах Пономарева «История КПСС», так и в «шеститомнике» «История КПСС» под редакцией По¬спелова).
Их другой источник – это Сталин, но без час¬тых ссылок на самого Сталина. В основе мето¬дологии партийных историков лежит ленинский принцип «партийности в науке» – в сталинской интерпретации. Сущность этой интерпретации сводится к тому, что все вещи, категории, явле¬ния, события и сами лица рассматриваются и оцениваются с точки зрения интересов «генераль¬ной линии партии» на текущем этапе ее полити¬ки. Поэтому у большевистских историков «исто¬рия – есть политика, опрокинутая в прошлое», по определению патриарха советской исторической науки Покровского. Поэтому же у них, как гово¬рил французский историк Гизо о своем времени, «события настоящего освещают факты прошло¬го». Но не все события настоящего у большевист¬ских историков освещают факты прошлого. Иные важнейшие события и крупнейшие факты исто¬рии просто объявляются не бывшими в угоду то¬му же принципу «партийности в науке».
Вообще «фигура умолчания» – самый распро¬страненный прием партийных историков. Если же факты и события настолько кричащи, что их умолчать невозможно, то для их объяснения при¬бегают к самой грубой фальсификации. Напри¬мер, невозможно не назвать имени Троцкого в связи с Октябрьской революцией и гражданской войной. Его называют, но как? Вот самый свежий пример. Советский академик, бывший секретарь Сталина по «Истории гражданской войны в СССР», И. Минц в своем капитальном труде «Ве¬ликий Октябрь» пишет о роли Троцкого в Ок¬тябре:
«Хотя Троцкий и голосовал за резолюцию о восстании, но практически его не готовил и ни¬какого участия в разработке плана восстания не принимал» (т. II, 1967, стр. 954).
Но учитель Минца – Сталин – в день первой годовщины Октября писал в «Правде»:
«Вся работа по практической организации вос¬стания проходила под непосредственным руковод¬ством председателя Петроградского Совета Троц¬кого. Можно с уверенностью сказать, что быст¬рым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революцион¬ного комитета партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому» – («Правда», 7.XI.1918).
В отношении роли Троцкого в руководстве Красной армией в гражданской войне во всех со¬ветских учебниках истории говорится одно и то же: Троцкий систематически изменял, предавал и саботировал победу Красной армии. При этом партийных историков совершенно не смущает от¬сутствие у них простейшей политической логики – как же мог терпеть такого «предателя», «из¬менника» и «саботажника» во главе Красной ар¬мии «всевидящий и всезнающий гений» – Ле¬нин?
Сам метод исследования партийных историков тоже антинаучен. Перед тем, как приступить к исследованию той или иной проблемы, исследователь, обычно, составляет себе рабочую гипоте¬зу, или ряд гипотез, добросовестно собирает все данные не только в пользу его собственной гипо¬тезы, но и против нее, систематизирует и класси¬фицирует их, – только после этого он ставит пе¬ред собою конкретные цели и приступает к са¬мому процессу написания работы. И появляется произведение, выводы которого могут быть пря¬мо противоположны первоначальной гипотезе.
Ничего подобного не допускают метод истма¬та и принцип «партийности в науке». Партий¬ный историк на поставленную им проблему знает ответ еще до того, как он приступил к ее иссле¬дованию. Оч просто берет нужную цитату из Ле¬нина, или из постановления ЦК КПСС, и соби¬рает только такие факты, которые подтверждают данную цитату.
Таковы исследования по истории КПСС, кото¬рые вышли и после Сталина. Исключением явились ценные работы профессора Буджалова по истории ЦК за март 1917 года и профессора Кузьмина о роли Сталина в гражданской войне. Во время правления Хрущева, начиная с XX съез¬да, также вышло, как сказано, много ценных до¬кументов по истории партии. Со свержением Хру¬щева подобные издания почти прекратились.
Изданная при новом руководстве монументаль¬ная, по видимости, шеститомная «История КПСС» на самом деле представляет собой тот же сталин¬ский «Краткий курс», лишь растянутый на шесть томов в восьми толстых книгах. Вы читаете «шес¬титомник» и все время ловите себя на мысли, что читаете давно знакомую вещь, а потом, когда вы начинаете копаться в своей памяти, то выясняет¬ся, что вы просто читаете раскавыченного Стали¬на. Не только концепцию, но даже и аргумента¬цию авторы «шеститомника» заимствуют или про¬сто переписывают из «Краткого курса» и «Сочи¬нений» Сталина. Я не нашел ни одного важного нового документа, ни одной оригинальной мысли в «шеститомнике», которых я раньше не вычи¬тал бы у Сталина. Казалось бы, что в такой со¬лидно задуманной истории КПСС будут введены в научный оборот протоколы пленумов ЦК со¬рокалетней или хотя бы пятидесятилетней дав¬ности (1919-1930…), но ничего подобного не слу¬чилось. Почему же эти протоколы до сих пор ос¬таются строго охраняемой государственной тай¬ной Кремля?
Я по своему партийному рангу имел доступ к стенографическим протоколам пленумов ЦК двад¬цатых и тридцатых годов (их печатали в ограни¬ченном количестве экземпляров в типографии ЦК, рассылал «Секретариат т. Сталина» партийному активу уровня секретарей обкомов, включая сю¬да и слушателей ИКП, после ознакомления их нужно было возвращать в ЦК). Поэтому я могу засвидетельствовать, что никаких государствен¬ных секретов дальнего действия в протоколах ЦК того времени нет. Но в них есть факты и дока¬зательства со стороны разных оппозиций о чу¬довищной уголовной практике Сталина и сталин¬ского аппарата по фабрикации искусственных дел для уничтожения старой ленинской партии – РКП(б) и по созданию новой сталинской партии – КПСС. Естественно поэтому, что нынешняя пар¬тия не хочет, чтобы народы СССР узнали из этих протоколов ЦК ее уголовное происхождение.
Послехрущевское Политбюро ЦК, которое вчера вместе с Хрущевым единогласно осудило Стали¬на как преступника, а сегодня без Хрущева еди¬ногласно реабилитирует его как «выдающегося ленинца», можно было бы обвинить в бесприн¬ципности, если бы в таком поведении выучени¬ков Сталина не было своей внутренней логики – опыт показал им, что существующая система оли¬гархической диктатуры не допускает иной аль¬тернативы властвования, как именно сталинское правление, хотя бы и модернизированное. Реаби¬литируя былого «отца»-преступника, сталинские эпигоны берут на себя историческую ответствен¬ность за злодеяния Сталина и открыто признают свою духовную сталинскую родословную.
Это, правда, не свидетельствует о политичес¬кой мудрости верховных партократов, но весьма упрощает задачу историка: ему уже не приходит¬ся, как это было при Хрущеве, доказывать, что XX и XXII съезды глубоко ошибались, искусствен¬но противопоставляя Сталина Ленину. Сталин был и останется в истории Лениным, доведенным до его логического конца. Вот почему ученики Сталина из Политбюро были правы, когда они до XX съезда постоянно повторяли: «Сталин – это Ленин сегодня». Эволюция в этом лозунге сводится к тому, что они сейчас говорят только о Ленине, но думают о Сталине.
К названным выше источникам надо добавить еще один источник, который в какой-то мере не¬зримо присутствует в данной работе, начиная с середины двадцатых годов, – это мой личный опыт. Я вступил в партию, добавив себе несколь¬ко лет, совсем юношей еще в те годы, когда в ее Политбюро сидели Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Бухарин, Томский плюс Сталин. Сделав довольно быстро карьеру партийного работника, я имел возможность изнутри наблюдать борьбу разных оппозиций против сталинской фракции. Во время борьбы между Троцким и Сталиным моя симпатия была на стороне Сталина, во время же борьбы между Сталиным и Бухариным – на стороне Бухарина. Это нашло свое отражение в моей статье в газете «Правда» против тезисов Политбюро к XVI съезду по двум вопросам: я критиковал сталинскую национальную политику ЦК, противопоставляя ей ленинскую, и отводил курс на коллективизацию в национальных рес¬публиках, как курс тоже явно не ленинский. По первому вопросу я писал:
«Нынешние темпы нашего культурного и эко¬номического строительства в национальных райо¬нах не обеспечивают выполнение весьма ясных и практических директив Х-ХII съездов (1921-1923 годы) партии не только за эту пятилетку, но и за ближайшие пятилетки… Надо (провести) практическое, более чем форсированное устране¬ние фактического неравенства национальностей… Нельзя утверждать, что все, что хозяйственно нецелесообразно и неэффективно в данное время, пролетарская революция не делает».
По второму вопросу, исходя из того, что анти¬колхозные восстания в 1929 — 1930 гг. были «в больших масштабах в национальных районах, чем в русских», я отвергал тот пункт в тезисах По¬литбюро, в котором говорилось, что «в нацио¬нальных районах Востока получит на первое вре¬мя распространение товарищество по обществен¬ной обработке земли, как переходная форма к артели» («КПСС в резолюциях», ч. II, стр. 595-6, 1953 г.).
В ответ на это в моей статье говорилось:
«Мы думаем, что эта подготовительная работа к массовому колхозному и тозовскому движению должна начаться с самого начала – с землеуст¬ройства. Если мы начали подготовку с тозов, это было бы не по-ленински… Начать нужно с прос¬тейшего и пока неразрешенного – с землеуст¬ройства».
И, в доказательство своей правоты я сослался на решение предыдущего, XV, съезда, в котором говорилось:
«Провести землеустройство бедняцких и мало¬мощных слоев крестьянства за счет государства. Проведение землеустройства должно быть тесней¬шим образом увязано с другими мероприятиями (агропомощь, кредит, мелиорация, машиноснабжение и т. д.)… Признать неотложным установле¬ние основных начал землеустройства и земле¬пользования в общесоюзном масштабе» («КПСС в рез.», там же, стр. 365).
По обоим вопросам я приводил массу приме¬ров, как у ЦК слова расходятся с практикой его местных органов (см. газету «Правда», 22 июня 1930 г., А. Авторханов «За выполнение директив партии по национальному вопросу»).
Статья вызвала целую дискуссию, о которой я подробно рассказал в другом месте (см. мою кни¬гу «Технология власти»). Здесь я ограничусь ци¬татой из статьи одного из моих критиков, нагляд¬но характеризирующей не столько меня, сколько умирающую партию, в которой отныне всякая критика сталинского ЦК считается «предатель¬ством»:
«Что выходит, если пойти по пути предлагае¬мому тов. Авторхановым? Это означает снятие всерьез и надолго лозунга сплошной коллективи¬зации в национальных районах… так как это зем¬леустройство будет землеустройством индиви¬дуальных крестьянских хозяйств… Тов. Автор¬ханов определенно заболел правооппортунистической болезнью. Он не видит того, что есть в национальных районах, а «не признавать того, что есть, нельзя, – оно само заставит себя признать» (Ленин). Почему мы так резко возражаем тов. Авторханову? Да хотя бы потому, что «время бо¬лее трудное, вопрос в миллион раз важнее, за¬болеть в такое время – значит рисковать гибелью революции» (Ленин, из речи на VIII съезде партии против тов. Бухарина). Предательские уши правых дел мастера торчат из рассуждений Авторханова о путях коллективизации национальных окраин» (газета «Правда», 30 июня 1930 г., Л. Готфрид «О правильных и правооппортунистических пред¬ложениях т. Авторханова»).
Мне была оказана большая честь – я был пос¬тавлен в прямую связь с Бухариным и предуп¬режден словами Ленина, что из-за меня, неиз¬вестного слушателя Института Красной Профес¬суры, может погибнуть целая революция!
Дискуссия продолжалась, я «храбрился» ссыл¬кой на решение XV съезда о землеустройстве, по¬ка Сталин не положил конец дискуссии краткой фразой в своем докладе на открывшемся уже XVI съезде:
«ЦК пересмотрел метод землеустройства в пользу колхозов» (Сталин, Соч. т. 12, стр. 286).
После этой директивной «справки» Сталина я решил спасти и «революцию» и свой партбилет обычным тогда приемом: сделал покаянное заяв¬ление («Правда», 4 июля 1930 г.).
Моя статья пошла на пользу только мне само¬му – вот с этих пор я стал критически переоцени¬вать, что уже произошло, и критически наблю¬дать, что дальше происходит. Очень скоро выяс¬нилось, что идеалы наши – фикции, обещания – обман, надежды – самообман. Когда же, как бы для завершения моего марксистского образования, после окончания Института Красной Профессуры в 1937 году сталинцы меня посадили в том же го¬ду в подвал НКВД, объявив «врагом народа», то, должен признаться, этот чекистский «универси¬тет» в течение пяти лет дал мне то, что не мо¬жет дать никакая профессура: теперь только впер¬вые я увидел Сталина нагишом в политике, а его и без того уже «обнаженный меч революции» – чекистскую машину – в действии.
Обо всем этом, разумеется, я ничего не пишу, но такой личный опыт имеет то преимущество, что лучше понимаешь не только фарисейский язык документов, но и скрытую подоплеку самых событий.
В этом преимуществе кроется и серьезная опас¬ность, которую я постоянно учитываю, а именно: как бы мое личное, эмоциональное, не наложило своего отпечатка на исследование во вред его научной объективности. Не нужно большой фан¬тазии, чтобы предвидеть реакцию партийных идеологов на это произведение, – это его тоталь¬ное замалчивание, если оно не попадет в орбиту вездесущего, подлинно свободного голоса народов СССР – в Самиздат, объявление его «клеветниче¬ским», если оно найдет дорогу туда. Вступать в полемику по существу содержания самой работы советские жандармы от науки не станут. Ведь в их функцию и компетенцию не входят ученые споры, как это бывает во всяком правовом госу¬дарстве, их профессия – «тащить и не пущать», как это подобает тоталитарно-полицейскому ре¬жиму. К тому же, объявить автора «клеветником» куда проще, чем опровергать его выводы, осно¬ванные на анализе исключительно советских офи¬циальных источников. Все, что партийные исто¬рики и при Сталине и после него намеренно умалчивали при использовании этих источников, я вытащил на свет Божий; их просталинские ин¬терпретации произведений Ленина я пересмотрел в духе Ленина; из стенографических протоколов ЦК и съездов партии партийные историки цити¬руют только тех ораторов, кто говорил о мудрости Ленина, а я цитирую и тех старых большевиков, кто в этом сомневался; изгнанных из истории партии и революции большевистских лидеров по пре¬словутой формуле «Ленин, Сталин, Свердлов и др.» – вот этих «и др.» я восстановил в партии в их истинной роли; большевистским лидерам из разных оппозиций, которых в партийных учебни¬ках клеймят как «изменников революции», лишая их возможности говорить об их действительной позиции, я вернул «свободу слова» излагать свои аргументы. Получилась картина, близкая, на мой взгляд, к действительной истории ленинского ЦК, но далекая от той, которую рисует казенная исто¬риография.
Автор не строит себе никаких иллюзий в отно¬шении несовершенства своей работы. Совершен¬ная и полная история ЦК может быть написана лишь будущими историками, когда откроются секретные архивы ЦК и советской политической полиции. Этого не будет пока существующий нео¬сталинский режим не сойдет с политической сце¬ны. Поэтому задача автора была более скромна: воссоздание документированной истории «триум¬фа и гибели ленинского ЦК» на основе анализа уже известных советских официальных источни¬ков. Насколько он справился и с этой задачей – судить не ему, а добросовестному критику и лю¬бознательному читателю.
А. Авторханов
PS. В ходе работы над материалом мне прихо¬дилось цитировать собрания сочинений Ленина трех изданий. При этом сложились следующие обозначения, варьирующие в названии и в нуме¬рации томов (римскими или арабскими цифрами): «Ленин, т. XXV» – третье издание, «Ленин, Соч., т. 25» – четвертое издание, «Ленин, ПСС, т. 25» – пятое издание.
А. А.

Глава 1
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА ПАРТИИ
История, как и природа, любит контрасты и причуды. Ими полна и история коммунистичес¬кой партии Советского Союза: первый съезд РСДРП считается в СССР официальной датой об¬разования КПСС, но его организатором был не¬примиримый враг большевизма – «Общееврей¬ский рабочий союз в России и Польше» (Бунд); из девяти делегатов съезда восемь человек стали впоследствии антибольшевиками, а девятого Ста¬лин уничтожил во время великой чистки со всей элитой большевизма; первым программным до¬кументом русского пролетариата считается Ма¬нифест I съезда, но его автором был идеолог рус¬ской буржуазии П. Струве. Тем не менее, I съезд как раз в истории большевизма действительно имеет исключительное значение именно потому, что он впервые создал то знаменитое учреждение, которое потом сделает эпоху: Центральный Ко¬митет.
I съезд Российской Социал-демократической Ра¬бочей партии (РСДРП) происходил 1-3 марта 1898 года под видом вечеринки по поводу именин жены одного из социал-демократов. Маленький деревянный домик на окраине Минска, в кото¬ром заседал съезд, находился на узкой улице пря¬мо напротив здания конной жандармерии («Ис¬тория КПСС», т. 1, Москва, 1964, стр. 260-265). Заседать под носом полиции считалось лучшим способом конспирации.
Делегаты на съезд были избраны от «Союзов борьбы за освобождение рабочего класса» Петер¬бурга, Москвы, Киева, Екатеринослава, редакции «Рабочей газеты» (Киев) и Бунда. Лидеры Петер¬бургского «Союза» В. И. Ульянов (Ленин) и Ю. О. Цедербаум (Мартов) отсутствовали, так как находились в ссылке. Первый ЦК состоял из трех членов. Ими были А. И. Кремер (лидер Бунда, созданного в 1897 г.), С. И. Радченко (отошел от большевизма в 1907 г.), Б. Л. Эйдельман (погиб в сталинской тюрьме в 1942 г.).
В резолюции съезда о роли и месте ЦК в пар¬тии сказано следующее:
«Исполнительным органом партии является Центральный Комитет, избранный съездом пар¬тии, которому он и отдает отчет в своей деятель¬ности».
Съезд определил и конкретные обязанности ЦК. В круг этих обязанностей входит:
«а) забота о планомерной деятельности партии (распределение сил и средств, выставление и про¬ведение однообразных требований и пр.)..;
б) создание и доставка местным комитетам литературы ;
в) организация таких предприятий, которые имеют общее для всей России значение (празднование 1 мая, издание листков, помощь стачечни¬кам и проч.)» («КПСС в резолюциях», ч. 1, Моск¬ва; 1953, стр. 14).
Если перед ЦК встанет особо важный вопрос компетенции съезда партии, то ЦК может при¬нять единогласное решение при условии, что о принятом решении будет дан отчет ближайше¬му съезду. Центральному Комитету предостав¬ляется право кооптации новых членов. Он пред¬ставляет партию в сношениях с другими револю¬ционными организациями.
Характерная особенность первого Устава пар¬тии, отличающая его от последующих ленинских Уставов, – его руководящая идея суверенитета партии над своим исполнительным органом. Эта идея весьма выпукло выражена в следующем, седьмом параграфе решения съезда:
«Местные комитеты выполняют постановления Центрального Комитета в той форме, какую они найдут более подходящей по местным условиям. В исключительных случаях комитетам предостав¬ляется право отказаться от выполнения требова¬ний Центрального Комитета, известив его о при¬чине отказа. Во всем остальном местные комите¬ты действуют вполне самостоятельно, руководст¬вуясь лишь программой партии» (там же, стр. 15).
Следующий, девятый, параграф решения еще раз подчеркивает идею суверенитета партии над Центральным Комитетом:
«Высшим органом партии является съезд пред¬ставителей местных комитетов» (там же, стр. 15).
ЦК распоряжался средствами партии, которые
составлялись из добровольных периодических отчислений местных комитетов и из специальных сборов в пользу партии (там же, стр. 14).
Большинство из делегатов (5 из 9) сейчас же после съезда было арестовано. Оставшиеся на воле члены ЦК – Кремер и Радченко – организо¬вали составление и публикации Манифеста I съез¬да, автором которого был вышеназванный П. Б. Струве. В Манифесте, составленном с большим пафосом, говорилось:
«Чем дальше на восток Европы, тем в полити¬ческом отношении слабее, трусливее и подлее ста¬новится буржуазия, тем большие культурные, по¬литические задачи выпадают на долю пролетариа¬та. На своих крепких плечах русский рабочий класс должен вынести и вынесет дело завоевания политической свободы… Русский пролетариат сбросит с себя ярмо самодержавия, чтобы с тем большей энергией продолжать борьбу с капита¬лизмом и буржуазией до полной победы социализ¬ма… Российская социал-демократическая партия продолжает дело и традиции всего предшество¬вавшего революционного движения в России; ста¬вя главнейшей из ближайших задач партии в ее целом завоевание политической свободы, социал-демократия идет к цели, ясно намеченной еще славными деятелями старой «Народной воли». Но средства и пути, которые избирает социал-демок¬ратия, иные» (там же, стр. 13).
Этот Манифест в эпоху Сталина трактовался как политически невыдержанный. В официальном
издании ЦК КПСС «КПСС в резолюциях» о нем сказано так:
«Опубликованный «Манифест» страдал сущест¬венными недостатками: в нем была обойдена задача завоевания пролетариатом политической власти, ничего не сказано о гегемонии пролета¬риата, обойден вопрос о союзниках пролетариа¬та…» (там же, стр. 11).
Эти обвинения необоснованны. Официальные историки Сталина требовали от «Манифеста» идей, которых тогда не было у самого Ленина – гегемония пролетариата, диктатура пролетариата, крестьянство как союзник пролетариата. К этим идеям Ленин пришел в период 1900-1905 гг.
Что же касается «Манифеста», то Ленин писал:
«Мы… вполне разделяем основные идеи «Мани¬феста» и придаем ему важное значение» (там же, стр. 18).
Впрочем, несостоятельность таких обвинений была настолько очевидной, что новая фундамен¬тальная «История КПСС» по существу отмежева¬лась от старой концепции. Там сказано:
«Хотя Струве был далек от революционного марксизма, в «Манифесте» он не мог провести свои реформистские взгляды» («История КПСС», т. 1, стр. 265-266).
И на самом деле, «Манифест» Струве был куда более революционным и радикальным, чем ран¬ние писания самого Ленина («Задачи русских со¬циал-демократов», «Кто такие друзья народа»). Что же касается Устава партии, особенно роли и места ЦК в самой партии, то решения I съезда действительно находятся в глубоком противоре¬чии с будущим организационным учением лени¬низма. Однако в то время сам Ленин, хотя уже тогда известный партийный деятель и публицист, еще не имел представления о своем будущем «ор¬ганизационном плане» по созданию партии рево¬люции, который он развил в своей знаменитой книге «Что делать?» (1902 г.). Но что Ленина с первых же шагов его революционной деятельности занимало – это идейная прямолинейность и ор¬тодоксальная чистота движения. Монолит, а не конгломерат мнений – вот идеал ленинской пар¬тии. Поэтому в редакционной статье первого но¬мера газеты «Искра» (декабрь 1900 г.) он пишет:
«Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться… Понятно поэтому, что мы не намерены сделать наш орган простым складом разнообразных воззрений. Мы будем ве¬сти его, наоборот, в духе строго определенного направления. Это направление может быть выра¬жено словом: марксизм…» («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр. 19).
Цельная доктрина об организации партии ново¬го типа Лениным была разработана в упомянутой книге «Что делать?» Квинтэссенцию своей докт¬рины Ленин выразил в следующем тезисе:
«Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию!» (Ленин, т. IV, стр. 458, 3-е изд.).
«Организация» – альфа и омега ленинского плана революции. «У пролетариата нет иного оружия в борьбе за власть, кроме организации…» (Ленин, «О партийном строительстве», стр. 288, Москва, 1956). Этому принципу он остается верен всю свою жизнь.
Ленин, образованный марксист, мало интересо¬вался марксизмом как научной теорией, он ему нужен был как средство, как идеологическое ору¬жие для политических целей – для создания «ор¬ганизации революционеров». Причем и здесь Ле¬нин остается верен «диалектике»: он пропускает европейский духовный продукт – марксизм – че¬рез фильтр русской специфики, отбрасывая из него все утопическое и возвышенное, утилизируя все практическое и динамичное. Уже в одной из своих ранних работ Ленин предлагал из марксизма «выработать наиболее подходящую для наших условий форму организации для распространения социал-демократизма и сплачивания рабочих в политическую силу» (Ленин, т. 1, стр. 302).
Однако под «организацией» Ленин понимает нечто большее, чем обычная политическая пар¬тия, союз или объединение.
Ввиду исключительной, решающей важности данного вопроса в боевом арсенале как историче¬ского большевизма, так и современного комму¬низма, остановимся на нем подробнее. «Организа¬ция революционеров», по Ленину, – это не просто организация, а система организаций с двумя сетя¬ми: вертикальная сеть собственно самих партий¬ных организаций со строжайшим иерархическим уставом и со столь же строжайшей субординацией, и горизонтальная сеть вспомогательных организаций, которые формально являются беспартий¬ными, а на деле – исполнительными органами воли вертикальной сети.
Прежде всего и раньше всего создается высшая, но весьма узкая организация вождей партии, ко¬торую Ленин называет «организацией профессио¬нальных революционеров». Сжатую, но весьма выпуклую характеристику дает Ленин этой орга¬низации в следующих словах:
«Без десятка талантливых, испытанных, про¬фессионально подготовленных и долгой школой обученных вождей, превосходно спевшихся друг с другом, невозможна в современном обществе стой¬кая борьба ни одного класса… И вот я утверждаю: 1) Что ни одно революционное движение не мо¬жет быть прочно без устойчивой и хранящей пре¬емственность организации руководителей; 2) что, чем шире масса, стихийно вовлекаемая в борьбу, составляющая базис движения и участвующая в нем, тем настоятельнее необходимость в такой организации и тем прочнее должна быть эта орга¬низация; 3) что такая организация должна состо¬ять, главным образом, из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью; 4) что в самодержавной стране, чем более сузим состав такой организации до участия в ней таких только членов, которые профессионально зани¬маются революционной деятельностью и получили профессиональную подготовку в искусстве борьбы с политической полицией, тем труднее будет «вы¬ловить» такую организацию, и 5) – тем шире бу¬дет состав лиц и из рабочего класса и из остальных классов общества, которые будут иметь воз¬можность участвовать в движении и активно ра¬ботать в нем» (Ленин, т. IV, стр. 454-456).
В условиях полицейского режима должна быть создана такая «организация профессиональных революционеров», конспиративная техника кото¬рой успешно конкурирует с такой же техникой политической полиции. Эта ленинская организа¬ция должна быть одновременно и разведкой и контрразведкой в отношении техники революци¬онной работы, «мозговым трестом» и пропаганд¬ным штабом в общем руководстве над революци¬онным подпольем. Ленин так и говорит:
«Десяток испытанных, профессионально выш¬коленных не менее нашей полиции революционе¬ров централизует все конспиративные стороны дела, подготовление листовок, выработку прибли¬зительного плана, назначение отряда руководите¬лей для каждого района города, для каждого фаб¬ричного квартала, для каждого учебного заведе¬ния и т. п.» (Ленин, т. IV, стр. 457).
Ленин отводит требование о демократическом принципе построения партийной организации в условиях полицейского строя как наивное и смеш¬ное. Организация должна быть построена на строго конспиративных началах и при диктатор¬ском руководстве. В условиях самодержавия, – говорит Ленин, – не может быть демократизма, ибо демократизм «в потемках самодержавия, при господстве жандармов есть лишь пустая и вредная игрушка… ибо на деле никогда, никакая револю¬ционная организация демократии не проводила и не может проводить… (ею) облегчают только по¬лиции широкие провалы… Единственным серьез¬ным принципом для деятельности нашего движе¬ния должна быть: строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профес¬сиональных революционеров» (Ленин, т. IV, стр. 468-469).
После четырехлетнего перерыва со времени ликвидации ЦК I съезда партии и после двухлет¬ней и весьма плодотворной работы редакции га¬зеты «Искра» (Плеханов, Ленин, Мартов, Аксельрод, Вера Засулич, Потресов) по подготовке нового съезда партии были созданы идейно-политические и организационные предпосылки для восстановле¬ния РСДРП. Из среды членов редакции «Искра» особенно отличались, как организаторы и партий¬ные теоретики, два друга-врага: Ленин и Мартов. Под их руководством в России была создана ши¬роко разветвленная, великолепно действующая конспиративная сеть агентов и организаций газе¬ты «Искра». Это дало возможность уже в ноябре 1902 года создать в революционном порядке но¬вый центр партии под названием «Организацион¬ный Комитет по созыву II съезда РСДРП». «ОК», как сокращенно назывался Организационный Ко¬митет, был создан не за границей, как «Искра», а в самой России – во Пскове.
Уже сам факт его создания в условиях царского самодержавия говорил за то, что русский маркси¬стский социализм из теории эмигрантских публи¬цистов начал превращаться в практику русского рабочего движения. В состав ОК первоначально входили практики-организаторы партии – В. Н. Краснуха (от Петербургского комитета), Е. Я. Ле¬вин (от группы «Южного Рабочего») и И. И. Радченко (от организации «Искры»). Позднее в ОК были кооптированы: Г. М. Кржижановский, Ф. В. Ленгник, П. А. Красиков, И. Н. Лепешинский (все они потом стали важными большевиками), К. Портной (от Бунда), Р. С. Гальбергштадт, Е. М. Александрова, В. Н. Розанов (от «Южного Рабо¬чего») и А. М. Стопани (от «Северного Союза») (Ленин, Собр. соч. т. V, стр. 415).
ОК действовал на правах ЦК и на своем плену¬ме в феврале 1903 года (г. Орёл) разработал устав по созыву нового, II, съезда партии.
ОК выпустил «Извещение» о своем образова¬нии, о своих целях и задачах. В «Извещении» го¬ворилось:
«…в настоящее время перед русской социал-де¬мократией стоит громадная задача, которая не по плечу никаким местным комитетам… Она может быть выполнена только коллективными силами всех русских социал-демократов, сплоченных в одну централизованную, дисциплинированную ар¬мию» (Ленин, там же, стр. 226).
ОК заявлял, что он ставит себе целью создание именно такой партии и что поэтому Организаци¬онный Комитет впредь до восстановления цент¬ральной организации партии берет на себя выпол¬нение некоторых общих функций (выпуск обще¬русских листков, общий транспорт и техника, установление связей между комитетами и проч.) (Ленин, там же).

Комментируя это «Извещение», Ленин писал в газете «Искра»:
«Заявление вновь образовавшегося Организа¬ционного Комитета ясно говорит само за себя… нам нужно не объединение нескольких кучек ре¬волюционно настроенных интеллигентов, а объ¬единение всех руководителей рабочего движения, поднявшего к самостоятельной жизни и борьбе целый широкий класс населения. Нам нужно объединение на почве строго принципиального единства, к которому должны сознательно и твер¬до придти все или громадное большинство коми¬тетов, организаций и групп, интеллигентов и рабочих…» (Ленин, там же, стр. 227).
Главный тезис «Обращения» – партия как «од¬на централизованная, дисциплинированная ар¬мия» – был ленинским тезисом из «Что делать?», а комментарий Ленина, что такая партия будет создана на основе «строго принципиального един¬ства» вытекал из его другого тезиса: «прежде чем объединяться, надо размежеваться». Вот за такую партию Ленин и боролся на II съезде партии.
Через год после выхода книги Ленина «Что де¬лать?» был созван II съезд РСДРП (1903), который заседал сначала в Брюсселе, а потом в Лондоне. На этом съезде впервые столкнулись две точки зрения по организационному вопросу среди самих «искровцев» (сторонников заграничной социал-демократической газеты «Искра» (1900), которой руководила названная выше редакционная «шес¬тёрка»). Организация «Искра», до сих пор высту¬павшая как единая, спаянная социал-демократическая организация против правого крыла в партии – против так называемых «экономистов» (Мартынов, Акимов и др.), на съезде раскололась на две группы с разными доктринами по органи¬зационному (а не по программному) вопросу, что и заложило основы раскола партии на две фрак¬ции – на фракцию большевиков и на фракцию меньшевиков. Раскол обозначился по поводу пер¬вого параграфа устава партии и завершился к концу съезда во время выборов центральных уч¬реждений партии. Фракцию большевиков возгла¬вил Ленин, которого поддерживал председатель съезда Плеханов. Фракцию меньшевиков возгла¬вил Мартов, которого поддерживала вся остальная часть редакции «Искры».
Неискушенному человеку даже трудно понять, в чем, собственно, предмет спора. В самом деле, сравним две редакции § 1, одна из которых при¬надлежит Ленину, другая – Мартову.
Редакция Мартова: «Членом Российской соци¬ал-демократической рабочей партии считается всякий, принимающий ее программу, поддержи¬вающий партию материальными средствами и оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством одной из ее организаций» («КПСС в резолюциях», ч. 1, 7-ое изд., стр. 45).
Редакция Ленина: «Членом партии считается всякий, признающий ее программу и поддержи¬вающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций» (там же, стр. 43).
Внешне обе редакции § 1 устава выглядят почти одинаково, но в этом «почти» и заключалось фундаментальное и органически непримиримое противоречие между Лениным и Мартовым. У Мартова членом партии может быть всякий, кто работает «под контролем партии», у Ленина – только тот, кто сам находится «в одной из пар¬тийных организаций». Мартов расширяет рамки партии, Ленин сузил их. Мартов ориентируется на думающую партию, Ленин – на дисциплинирован¬ную партию. Мартову нужна самодеятельная пар¬тия, способная контролировать свой центр, Лени¬ну – иерархическая сеть, которую контролирует и которой руководит самодержавный центр.
Мартов говорил на съезде: «Чем шире будет распространено название члена партии, тем луч¬ше. Заговорщическая организация для меня имеет смысл лишь постольку, поскольку ее облекает ши¬рокая социал-демократическая партия» («Второй съезд РСДРП, протоколы, стр. 263).
Ленин отвечал: «Нам нужны самые разнообраз¬ные организации всех видов, рангов, оттенков, начиная от чрезвычайно узких и конспиративных, и кончая весьма широкими, свободными, lose Organisationen. Необходимый признак партийной организации – утверждение ее Центральным Ко¬митетом» (там же, стр. 265). Ленин шел еще дальше, устанавливая в партии «круговую пору¬ку»: «Всякий член партии ответственен за партию и партия ответственна за члена партии», – добав¬лял он (там же, стр. 277).
Подводя итоги II съезда, Ленин отмечал:
«В сущности уже в спорах о § 1 стала намечаться вся Позиция оппортунистов в организационном вопросе: и их защита расплывчатой, не сплочен¬ной крепко партийной организации, и их вражда к идее построения партии сверху вниз» (Ленин, «О партийном строительстве», М., 1956, стр. 142).
Ленин напоминал своим оппонентам, что газета «Искра» в свое время одобрила его план создания партии. Он писал: основные идеи, которые «Иск¬ра» стремилась положить в основу партийных ор¬ганизаций, сводились, в сущности, к следующим: «Первая, идея централизма… Первая идея должна проникать собою весь устав…» (там же, стр. 153).
Дебаты вокруг § 1 на съезде были горячие, про¬должительные. Они заняли несколько заседаний съезда. Делегат Акимов, выражая мнение против¬ников ленинской редакции, заявил, что Ленин стремится «внести в наш устав чисто аракчеев¬ский дух» («Второй съезд РСДРП, протоколы», стр. 296).
Плеханов, который хранил долгое молчание и выступление которого ожидалось с величайшим нетерпением, высказался одним из последних. Он сказал:
«Чем больше говорилось об этом предмете и чем внимательнее вдумывался я в речи ораторов, тем прочнее складывалось во мне убеждение, что правда на стороне Ленина» (там же, стр. 271).
Что же касается довода тех, которые утвержда¬ют, что проект Ленина закрывает дорогу в партию интеллигенции, в частности профессорам, то Пле¬ханов процитировал Энгельса: «…когда имеешь дело с профессором, надо заранее приготовиться к самому худшему» (там же, стр. 271).
Не только по этому вопросу поддержал Плеха¬нов Ленина. Он поддержал его и против атак де¬легата Мартынова, когда последний, ссылаясь на многочисленные высказывания Маркса и Энгель¬са, вполне обоснованно стал доказывать анти¬марксистскую сущность ленинской теории о «соз¬нательности и стихийности», в особенности тео¬рии о привнесении в рабочее движение «социали¬стического сознания извне». Плеханов обвинил Мартынова в передержках, сравнил его с тем цен¬зором, который однажды сказал: «Дайте мне «От¬че наш» и позвольте мне вырвать оттуда одну фразу – и я докажу вам, что его автора следовало бы повесить» (там же, стр. 108).
Однако эта ленинская теория об активном авангарде и пассивном пролетариате уже проник¬ла и в программу партии, разработанную «Искрой» и утвержденную на данном съезде при полном единодушии между Лениным, Мартовым и Плеха¬новым. «Экономист» Акимов каким-то гениаль¬ным чутьем предвосхищает, куда ведет не только устав, но и программа партии, когда заявляет:
«Борьба за улучшение положения пролетариата становится для партии посторонним делом и ин¬тересует ее лишь как конъюнктура, в которой она действует. Таким образом, в этом пункте прог¬раммы проявилась тенденция обособить нашу партию и ее интересы от пролетариата и его инте¬ресов. Еще ярче это проявилось в абзаце о задачах партии. Там понятия – партия и пролетариат –
совершенно обособлены и противопоставлены, первая как активно действующее коллективное лицо, второй как пассивная среда, на которую воздействует партия. Поэтому в предложениях проекта имя партии везде фигурирует как подле¬жащее, а имя пролетариата как дополнение (смех)» (там же, стр. 127).
Дальнейшая история большевизма показывает всю глубину этого предвидения, хотя оно и сопро¬вождалось ироническим смехом тех, которые, увы, сами станут потом первыми жертвами своей не¬задачливости.
Исторически установившаяся терминология «большевики» и «меньшевики» не совсем пра¬вильно воспроизводит первоначальное соотноше¬ние сил и первый раскол на II съезде. По главному и судьбоносному спору – о том, какой должна быть будущая социалистическая партия России – социал-демократическая или социал-диктатор¬ская, Ленин оказался в меньшинстве, то есть «меньшевиком», а Мартов в большинстве, то есть «большевиком». Из 51 решающего голоса за про¬ект Ленина было подано 23 голоса против 28, за проект Мартова – 28 голосов против 22 (один воздержался).
Ленин принял свое поражение молча, не драма¬тизируя события, не провоцируя углубления рас¬кола. Он держится своего любимого изречения: «Разбитые армии хорошо учатся» (Ленин, «О пар¬тийном строительстве», стр. 358). И Ленин тут же, на ходу, на самом съезде «учится» побеждать противника. Он мастерски применяет тактику обходного удара, тактику разложения, во-первых, сил противника, во-вторых, их столкновения меж¬ду собою. Это ему легко удается, тем более, что «большинство» Мартова не было компактной массой – оно состояло из трех разных групп де¬легатов: 1) из группы самого Мартова, 2) из чле¬нов заграничного союза РСДРП и редакции «Рабо¬чего дела», которые противопоставляли себя орга¬низации «Искры» и 3) из делегатов еврейского социалистического союза «Бунда», требовавшего независимости в рамках РСДРП, против чего воз¬ражали и Ленин, и Мартов.
Ленин и его сторонники повели на съезде дело так, что обе эти последние группы, в конце кон¬цов, покинули съезд. Вот тогда Ленин из лидера «меньшевиков» и превратился в лидера «больше¬виков». Произошло это во время выборов Цент¬рального Комитета и редакции Центрального Органа (ЦО) и редакции «Искры». Главные раз¬ногласия обнаружились при выборах ЦО.
Мартов предложил съезду переизбрать весь состав старой редакции – Плеханов, Ленин, Мар¬тов, Аксельрод, Засулич, Потресов. Ленин предло¬жил избрать лишь первую «тройку» – Плеханов, Ленин, Мартов.
Мотив Мартова: старая шестерка вполне себя оправдала, она подготовила созыв данного съезда, заслужила доверие партии и дискриминация кого-либо из этой «шестерки» для него лично не¬приемлема.
Мотив Ленина: «шестерка» в редакционно-литературном отношении себя не оправдала, она
слишком громоздка для быстрой, оперативной работы и в таком деле «сентиментализм недо¬пустим».
На самом деле Ленин руководствовался другим. В старой «шестерке», как показал съезд, соотно¬шение сил было четыре против двух в пользу Мар¬това. С Лениным шел до конца съезда только Плеханов. Если избрать «тройку», соотношение сил будет (два против одного) в пользу Ленина.
Чтобы дать делегатам съезда полную свободу дискуссии, всей старой «шестерке» было предло¬жено удалиться с заседания. Вот тогда впервые сказались плоды работы Ленина по созданию «ор¬ганизации профессиональных революционеров» – сторонники Ленина компактным и дисциплини¬рованным большинством поддержали предложение Ленина. «Шестерку» вернули на голосование. Мартов еще раз предупредил съезд, что если будет избрана «тройка», то он откажется войти туда. Однако съезд большинством голосов принял пред¬ложение Ленина – о редакционной тройке (Пле¬ханов получил – 23 голоса, Мартов – 22, Ленин – 20) («Второй съезд РСДРП…», стр. 375).
Тогда Мартов выступил с заявлением, которое оказалось историческим:
«Так как несмотря на мое заявление, что я от¬казываюсь от кандидатуры, меня все же выбрали, то я должен заявить, что я отказываюсь от чести, мне предложенной… я не могу взять на себя от¬ветственность за политику группы из трех лиц, которая согласно принятому уставу, должна ока¬зывать решающее влияние на ход дел в России. Я не хочу быть «третьим» в учреждении, которого простым придатком будет ЦК… Фактически вся партийная власть передается в руки двух лиц, и я слишком мало дорожу званием редактора, чтобы согласиться состоять при них в качестве третьего» («Второй съезд РСДРП…», стр. 375).
Это заявление Мартова ознаменовало наступле¬ние новой эпохи в истории русского социализма – РСДРП окончательно раскололась на съезде на две фракции: на фракцию демократического со¬циализма во главе с Мартовым и на фракцию «революционного социализма» во главе с Лени¬ным. Первую фракцию стали называть фракцией «меньшевиков», вторую – фракцией «большеви¬ков» из-за количества голосов, которые каждая из них получила во время выборов ЦО и ЦК.
В Центральный Комитет вошли также одни сторонники Ленина, причем по уставу ЦК предо¬ставлялось право кооптации. Был избран еще Со¬вет партии, как центральный судебно-контрольный орган, который составлялся из пяти лиц – по два представителя от ЦК и ЦО, а пятое лицо, председатель Совета, избирался на самом съезде. Им был избран Плеханов. Триумф Ленина был полный.
Однако вскоре после съезда Плеханову стало невмоготу с Лениным. Он, вероятно, только те¬перь начал подумывать над тем, куда его завела собственная незадачливость. Выдающийся теоре¬тик и блестящий полемист Плеханов питал какое-то органическое отвращение к черной плебейской работе в партии. Для этого он был слишком аристократом духа. Ленин, наоборот, питал столь же глубокое презрение к абстрактному теоретизиро¬ванию, к блеску слова, шуму фразы, будучи одно¬временно и рабочей лошадью и беспокойным се¬доком серой, повседневной работы по организации партии. Плеханов – теоретик, Ленин – практик, – в этом отношении они блестяще дополняли друг друга. Союз Плеханова с Лениным сначала именно и выглядел как брак по расчету. Когда ци¬тированный выше Акимов напомнил Плеханову на всю опасность его политического брака с Лени¬ным, Плеханов отделывался историческими анек¬дотами:
«У Наполеона была страстишка разводить сво¬их маршалов с их женами; иные маршалы уступа¬ли ему, хотя и любили своих жен. Товарищ Аки¬мов в этом отношении похож на Наполеона – он во что бы то ни стало хочет развести меня с Ле¬ниным. Но я проявлю больше характера, чем на¬полеоновские маршалы; я не стану разводиться с Лениным и надеюсь, что и он не намерен разво¬диться со мною». В этом месте протокольная за¬пись отмечает: «Товарищ Ленин, смеясь, качает отрицательно головой» («Второй съезд РСДРП…», стр. 137).
Однако «разводиться» всё-таки пришлось. Под давлением рядовой членской массы партии и же¬лая предупредить окончательный раскол, Плеха¬нов предложил Ленину возвращение в редакцию старых членов редакции «Искры». Ленин в знак протеста вышел из редакции. Плеханову теперь ничего не оставалось, как пригласить (кооптировать) обратно в редакцию Мартова и остальных трех редакторов. Те приняли приглашение. Так возникла «новая» «Искра», названная большевиками «меньшевистской» «Искрой», хотя ее воз¬главлял «большевик» и председатель Совета пар¬тии Плеханов.
С этих пор РСДРП фактически распалась на две партии. С этих пор и организационные разногла¬сия между этими двумя партиями постепенно пе¬рерастают в тактические и идейные разногласия. После съезда и после того, как меньшевики вновь овладели руководящими органами партии (ЦО, Совет партии, но ЦК все еще в руках большевиков, куда Ленин скоро предложит кооптировать себя), Ленин выступил с новой работой – «Шаг вперед, два шага назад» (1904), в которой защищал свой организационный план, доказывая, что создание единой партии и является «шагом вперед», а при¬ход «меньшевиков» ко власти в партии – «двумя шагами назад». Ленин писал:
«Шаг вперед, два шага назад… это бывает и в жизни индивидуумов и в истории наций, и в раз¬витии партий. Было бы преступным малодушием хоть на минуту сомневаться в неизбежном, пол¬ном торжестве принципов революционной социал-демократии, пролетарской организации и партий¬ной дисциплины» (Ленин, «О партийном строи¬тельстве», стр. 287).
Однако Ленин говорил, что на втором съезде и сейчас после него разногласия между двумя фрак¬циями носили не программный и даже не такти¬ческий, а организационный характер. Он пишет:
«Разногласия… сводятся не к программным и не к тактическим, а лишь к организационным вопросам… Позиция новой «Искры» есть оппор¬тунизм в организационных вопросах… В сущности уже в спорах о § 1 стала намечаться вся позиция оппортунистов в организационном вопросе… Их вражда к построению партии сверху вниз» (там же, стр. 124).
Он призывал своих сторонников к суровой борьбе с «оппортунистами в организационном вопросе», внушая им чувство беспощадности к противнику: «в политике жертвы не даются даром, а берутся с боя», – писал он (там же, стр. 286).
Ленин говорит и о родстве меньшевистского оппортунизма в организационном вопросе с оп¬портунизмом международной социал-демократии. Он пишет:
«Указанные мною принципиальные черты оп¬портунизма (автономизм, барский или интелли¬гентский анархизм, хвостизм и жирондизм) наб¬людаются (с соответственным изменением) во всех социал-демократических партиях всего мира» (там же, ,стр. 273-274).
Лейтмотив ленинского плана был разгадан в словах человека, который до съезда считался «дубинкой Ленина», а на съезде отошел от него – в словах Троцкого.
Ленин пишет, что Троцкий правильно охарак¬теризовал устав партии, когда заявил: «Наш Ус¬тав представляет организованное недоверие со стороны партии ко всем ее частям, то есть контроль над всеми местными, районными и нацио¬нальными организациями» (там же, стр. 161).
Но что такое тогда партия по Ленину? На это старая революционерка Вера Засулич ответила:
«Партия для Ленина – это его «план», его воля, руководящая осуществлением плана. Это идея Людовика XIV». «Государство – это я», «партия – это я, Ленин» («Искра» 25 июня 1904 г., № 70, цитирую по Ленину – т. VI, стр. 431).
Мартов писал о «гипертрофии централизма» ленинского плана, а Аксельрод охарактеризовал его как «систему самодержавно-бюрократического управления партией» (Ленин, «О партийном стро¬ительстве», стр. 155; 245). Ленин на все эти обви¬нения отвечает невозмутимо и по-своему после¬довательно. Да, говорит он, «наша партия должна быть иерархией не только организаций револю¬ционеров, но и массы рабочих организаций» (там же, стр. 147).
Даже больше. Ленин чувствует себя польщен¬ным, когда Мартов призвал партию поднять «вос¬стание против ленинизма». Ленин говорит, что все обиженные на II съезде теперь «бросились с рыданием в объятия друг к другу и подняли знамя «восстания против ленинизма»» – эти слова Мар¬това Ленин берет в кавычки и добавляет:
«Мартов дождался того времени, когда он бу¬дет сам-пят, чтобы поднять восстание против ме¬ня одного. Неискусно полемизирует-то Мартов: он хочет уничтожить своего противника тем, что говорит ему величайшие комплименты» (там же, стр. 147).
Не будучи сам падким на комплименты, Ленин и для своих противников знал лишь один компли¬мент – смачную ругань.
Сейчас же после съезда Ленин приступил к практическому осуществлению своего плана по созданию системы партийных организаций на ме¬стах. В циркулярном письме к своим единомыш¬ленникам, названном «Письмо к товарищу о на¬ших организационных задачах», Ленин конкрети¬зирует свой план. Он предлагает использовать лучших товарищей из социал-демократического подполья не только в комитетах, но и на особых, для дела весьма важных функциях (типография, транспорт литературы, разъездные агитаторы, пас¬портные бюро, руководители военных групп, а также «дружины по борьбе со шпионами»). Ленин дает указания:
1) «Мы должны внушать рабочим, что убийство шпионов, и провокаторов, и предателей может быть, конечно, иногда безусловной необходимостью…»;
2) «Нужны и боевые кружки, утилизирующие служивших в военной службе или особенно сильных и ловких рабочих на случай демонстраций, освобождения из тюрем и т.п.»;
3) «По типу филиальных отделений коми¬тета… должны быть организованы все разнооб¬разные группы, обслуживающие движение, – и группы студенческой и гимназической молодежи, и группы, скажем, содействующих чиновников и группы транспортная, типографская, паспортная, группы по устройству конспиративных квартир, группы по слежению (по слежке – А. А.) за шпионами, группы военных, группы по снабже¬нию оружием, группы по организации, напр., «до¬ходного финансового предприятия» и т. д. Все искусство конспиративной организации должно состоять в том, чтобы использовать все и вся, «дать работу всем и каждому», сохраняя в то же время руководство всем движением» (Ленин, т. V, стр. 184-187, 3-е изд.).
На возражения партийных товарищей, что ле¬нинская чрезмерно централистская организация таит в себе большую опасность, если в центре ока¬жется неспособное лицо или даже агент полити¬ческой полиции (таким агентом в ЦК большеви¬ков оказался в 1912 году большевистский депутат IV Государственной Думы Малиновский), Ленин отвечал указанием на то, что «средством против этого не может быть выборность и децентрализа¬ция, абсолютно недопустимая и даже вредная в революционной работе при самодержавии» (там же).
Особо важное значение придавалось работе на фабриках и заводах. Но и там партийная сеть строится по общепринятому иерархическому ус¬таву:
«Каждый завод должен быть нашей крепостью. А для этого заводская рабочая организация долж¬на быть так же конспиративной внутри себя, так же «ветвиста» вовне, в самые разные стороны просовывать свои щупальцы, как и всякая рево¬люционная организация… Заводской комитет должен состоять из очень небольшого числа револю¬ционеров, получающих непосредственно от коми¬тета (вышестоящего комитета –А. А.) поручения. Все члены заводского комитета должны смотреть на себя как на агентов комитета (вышестоящего комитета – А. А.), обязанных подчиняться всем его распоряжениям, обязанных соблюдать все «законы и обычаи» той «действующей армии», в которую они вступили и из которой они в военное время, не имеют права уйти без разрешения на¬чальства» (там же, стр. 185-186).
Ленин дает популярное толкование и того, что он имеет в виду под «централизацией руковод¬ства», когда сравнивает центр с дирижером, а партию – с оркестром. Он пишет:
«Чтобы центр мог действительно дирижировать оркестром, для этого необходимо, чтобы в точно¬сти было известно, кто, где и какую скрипку ве¬дет, где и как какому инструменту обучался и обучается, кто, где и почему фальшивит и кого, как и куда надо для исправления диссонанса пе¬ревести и т. п.» (там же, стр. 190).
Абсолютистский централизм впоследствии Ле¬нин и большевики будут выдавать за «демократи¬ческий централизм». Ленин кончает следующим важным заключением:
«Руководить движением должно возможно меньшее число возможно более однородных групп искушенных опытом профессиональных револю¬ционеров. Участвовать в движении должно воз¬можно большее число возможно более разнообразных и разнородных групп пролетариата (и дру¬гих классов народа)» (Ленин, т. V, стр. 189).
Кратко, лапидарно, соотношение между цент¬ром и партийной периферией Ленин выражает формулой: «централизация руководства и децент¬рализация ответственности» (там же, стр. 188), формулой, которой большевизм руководствуется и поныне. (A. Avtorkhanov, The Communist Party Apparatus, Chicago, Regnery, 1966, pp. 7-16).
Все-таки ведущая идея Ленина – иерархическая партия при централизованном руководстве – не полностью нашла адекватное воплощение в орга¬низационных нормах проекта Устава партии, ко¬торый. Ленин представил на утверждение II съезда. Ленинский Устав явно страдает той же болезнью, которую он приписывал своим противникам: оп¬портунизмом в организационном вопросе. Говоря иначе, в организационном вопросе Ленин еще не большевик, он, воздавая дань давлению и влиянию демократического крыла партии (группа Мартова), воспринимает и его организационную схему по¬строения высших органов партии. Так, в проекте Устава Ленина присутствует явно антиленинская идея «полицентрии» партии. Вместо одного руко¬водящего центра Ленин предлагает создать три самостоятельных и не подчиненных друг другу центра: ЦК, Совет партии и ЦО (Центральный орган партии). Это требование изложено в § 4 его проекта. Там сказано: «Партийный съезд назна¬чает ЦК, редакцию ЦО и Совет партии» («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр. 43). Последующие параграфы определяют компетенции каждого из этих органов:
«5. ЦК объединяет и направляет всю практи¬ческую деятельность партии и заведует централь¬ной партийной кассой, а равно всеми общепартий¬ными техническими учреждениями. Он разбирает конфликты как между различными организация¬ми и учреждениями партии, так и внутри их.
6. Редакция ЦО руководит партией идейно…
7. Совет партии назначается съездом из числа членов ЦК и ЦО в составе 5 лиц. Совет решает дела о пререканиях и разногласиях между редак¬цией ЦО и ЦК в области вопросов общеорганиза¬ционных и тактических. Совет партии возобнов¬ляет ЦК в случае полного его провала» (там же, стр. 43-44).
В § 8 говорилось, что новые комитеты и союзы комитетов утверждаются ЦК, но их обязывали в одинаковой мере подчиняться постановлениям как ЦК, так и редакции ЦО (там же).
Мартов писал, что борьба на съезде по первому параграфу Устава имела «наиболее принципиаль¬ное направление» (Мартов, «История российской социал-демократии», М.-П., 1923, стр. 75), но до¬бавлял, что «значение этого поражения (по § 1 Устава) было, однако, для Ленина сведено к нулю принятием остальных пунктов Устава» (там же, стр. 76).
Значение принятого Устава для Ленина заклю¬чалось в том, что даже при наличии в нем идеи «полицентрия», он все же сумел придать ЦК та¬кое практическое значение, которое ставило его фактически выше двух других органов. Самовла¬стный ЦК – таков был конечный идеал Ленина. Л. Троцкий рассказывал в брошюре «II съезд РСДРП», что Ленин во время одной из своих ре¬чей на съезде относительно того, сколь властным и сильным должен быть ЦК, показал съезду как символ того – «кулак» (М. A. Landau-Aldanov, Lenine, Paris, стр. 63; А. И. Спиридович, «История большевизма в России», Париж, 1922, стр. 75).
Сам же Ленин, подводя итоги прениям съезда по поводу Устава, писал: «Сила и власть ЦК, твердость и чистота партии – вот в чем суть» (Ленин, Полное собрание сочинений, т. 7, стр. 430).
Но не всякий сильный ЦК был нужен Ленину. Он был за такой ЦК, над которым господствует только он, и это господство Ленин хотел органи¬зационно закрепить в самом Уставе в лице рефор¬мированного Центрального Органа. Когда Мартов обвинил Ленина как раз в такой попытке, то Ле¬нин открыто признался: да, именно такова его цель. Ленин говорил:
«До какой степени глубоко мы расходимся здесь политически с т. Мартовым, видно из того, что он ставит мне в вину это желание влиять на ЦК, а я ставлю себе в заслугу то, что я стремился и стремлюсь закрепить это влияние организацион¬ным путем. Оказывается, что мы говорили даже на разных языках. К чему была бы вся наша ра¬бота, все наши усилия, если бы венцом их была все та же старая борьба за влияние, а не полное приобретение и упрочение влияния» (Ленин, ПСС, т. 7, стр. 307).
Съезд избрал редакцию ЦО, куда вошли боль¬шевики Ленин и Плеханов и меньшевик Мартов. Он избрал также ЦК во составе трех человек, куда вошли одни большевики – Г. Кржижанов¬ский, Ф. Ленгник, В. Носков. Когда Плеханов по¬ставил вопрос о возвращении в ЦО всех бывших его членов, то Ленин вышел из редакции ЦО, но он, как указывалось, был кооптирован в состав ЦК. Был кооптирован туда также и пятый член – Гальперин. Таким образом, ЦО стал меньшевист¬ским, а ЦК – большевистским.
В июле 1903 года в Киеве было создано Русское бюро ЦК во главе с Кржижановским (секретарем была Л. Книпович, потом ее заменила Е. Стасова). В Женеве образовался заграничный отдел ЦК во главе с Ленгником (его помощники: заграничные агенты ЦК – М. Лядов, П. Лепешинский, В. Бонч-Бруевич) («История КПСС», т. 1, 1964, стр. 482-3. В сентябре 1903 года были дополнительно коопти¬рованы в ЦК Ф. Гусаров, Р. Землячка, Л. Красин и М. Эссен. В ЦК были созданы группы: организа¬торская, техническая, финансово-интендантская и военная. Была создана также Исполнительная Комиссия, координировавшая всю работу ЦК (там же, стр. 483).
Теперь после реорганизации ЦО Совет партии состоял из 5 человек: три меньшевика – Мартов, Аксельрод и перешедший на сторону меньшевиков Плеханов и два большевика – Ленин и Ленгник. Когда Совет партии потребовал кооптировать в ЦК и представителей от меньшевиков, то Ленин решительно выступил против решения Совета – этого высшего учреждения партии – и обратился с письмом в ЦК: «Спасение одно – съезд»; он предложил ЦК: двинуть все силы, всё и вся в комитеты и в объезды» (Ленин, ПСС, т. 46, стр. 329).
ЦК создал в России три очень важных опорных пункта большевизма – Северное бюро ЦК (оно направляло работу Московского, Петербургского, Тверского, Нижегородского, Северного и Риж¬ского комитетов), Южное бюро ЦК (Одесский, Екатеринославский и Николаевский комитеты), Восточное бюро ЦК (комитеты Сибири, Урала и Поволжья). Функцию бюро ЦК на Кавказе вы¬полнял Кавказский союзный комитет.
Официальный историк констатирует: «Созда¬ние областных бюро ЦК явилось крупным шагом вперед по пути укрепления большевистских сил в России. Областные бюро подготовили почву для формирования самостоятельных большевистских центров» («История КПСС», т. 1, 1964, стр. 497). Борьба между большевизмом и меньшевизмом становится борьбой двух радикально противопо¬ложных доктрин: Мартов борется за партию де¬мократического правления, а Ленин – за партию абсолютного централизма. На страницах новой «Искры» писалось, что Ленин хочет такую пар¬тию, которая представляла бы собою огромную фабрику во главе с директором в виде ЦК, а чле¬нов партии превратить в «колесихи и винтики» (там же, стр. 502). Ленин держит курс на созыв III съезда партии. Однако Совет партии отверг предложение Ленина о его созыве. Тогда Ленин начал требовать от ЦК, чтобы он взял на себя функцию созыва съезда (по Уставу она принад¬лежит Совету партии). Но большевистский ЦК не поддается настойчивым уговорам Ленина. Рас¬серженный Ленин пишет:
«Я думаю, что у нас в ЦК в самом деле бю¬рократы и формалисты, а не революционеры. Мартовцы плюют им в рожу, а они утираются и меня поучают: «бесполезно бороться»…» (Ленин, там же, т. 46, стр. 355).
Ленину все же удалось в феврале 1904 года заставить русскую часть ЦК собраться для об¬суждения его предложения о созыве съезда. Но решение ЦК глубоко разочаровало Ленина – пятью голосами (Гальперин, Кржижановский, Носков, Гусаров и Красин) при одном против (Землячка) большевистский ЦК отклонил требо¬вание Ленина о созыве съезда («История КПСС» т. 1, стр. 509). Заграничные члены ЦК Ленгник и Эссен поддерживали Ленина. Даже в этом случае Ленин не имел большинства (5:4 против съезда).
Вскоре в ЦК произошли новые перемены: пос¬ланные Лениным в Россию вести борьбу за съезд – Ленгник и Эссен были арестованы, Землячка была выведена из ЦК (так как она состояла одно¬временно и членом Петербургского комитета), Кржижановский подал в отставку и вышел из ЦК, Гусаров сам устранился от работы. В ЦК остались три члена: Носков, Гальперин и Красин. Эта трой¬ка на заседании ЦК в конце июля 1904 года приняла постановление под названием «июльской декларации» о примирении с меньшевиками, о восстановлении единой партии. ЦК постановил далее признать законность кооптации Плехано¬вым старых членов редакции «Искры», а также одобрил политическую линию газеты. Одновре¬менно ЦК вынес и два других постановления: ли¬шить Ленина мандата заграничного представителя ЦК и назначить цензуру его произведений («пе¬чатание его произведений каждый раз происходит с согласия коллегии ЦК» – там же, стр. 509). Всякая агитация за съезд партии запрещалась. Вся техническая работа партии за границей от¬нималась у сторонника Ленина Бонч-Бруевича и передавалась Носкову, другой сторонник Ленина |– Лядов – должен был сдать партийную кассу. В ЦК были введены еще три члена большевист¬ского направления, но не ленинцы: А. Любимов, Л. Карпов и И. Дубровский. Всех этих членов большевистского ЦК Ленин окрестил «примирен¬цами», что было лишь синонимом «оппортунис¬тов». Им Ленин объявил не менее жестокую борь¬бу, чем оппортунистам меньшевистским.
Когда вскоре в ЦК были включены и три пред¬ставителя меньшевиков, большевистский ЦК окон¬чательно стал антиленинским. Официальный ис¬торик партии пишет: «Казалось, меньшевики мог¬ли торжествовать победу: в их руки перешли все центральные партийные учреждения. Но мень¬шевики завоевали учреждения, а не партию» (там же, стр. 510).
Ленин не был бы Лениным, если бы не нашел выхода из создавшегося положения. Абсолютно безвыходного положения в политике Ленин вооб¬ще не признавал. Как партийный тактик и поли¬тический комбинатор он не имел конкурентов. ЦК большевиков он объявляет «заграничным круж¬ком, опозорившим нашу партию» (Ленин, ПСС, т. 9, стр. 147). Ленин говорил, что «Новый ЦК, находясь всецело в руках кооптированных пре¬тендентов, ставит своей задачей дезорганизовать и расколоть все местные комитеты большинства. Пусть товарищи не делают себе никаких иллюзий на этот счет: иной цели нет у ЦК» (там же, стр. 147-148).
Ленин считает своей задачей изолировать боль¬шевистский ЦК от российских большевистских комитетов. На созванном им частном «совещании 22 большевиков» около Женевы он ставит вопрос о создании новых большевистских центров: «Бюро комитетов большинства» вместо существующего легального ЦК и редакции Центрального органа партии «Вперед» вместо тоже легально сущест¬вующей «Искры».
Тут же по окончании совещания Ленин посы¬лает в Россию своих сторонников для оформле¬ния и утверждения этих решений в местных ко¬митетах. Одновременно совещание выпускает об¬ращение «К партии» с критикой старого ЦК и изложением задач создания новых центральных органов партии и необходимости скорейшего со¬зыва III съезда. Из 20 местных комитетов, имею¬щих право голоса, 12 высказались за созыв этого съезда («История КПСС», т. 1, стр. 512). В России в сентябре-декабре 1904 года состоялись три об¬ластных конференции, с участием тринадцати ко¬митетов, на которых и было оформлено «Бюро комитетов большинства», куда вошли Ленин, Р. Землячка, А. Богданов, М. Лядов, Г. Гусев, М. Литвинов, П. Румянцев (там же, стр. 514-515). Бюро должно было действовать в России. За гра¬ницей в ноябре-декабре 1904 года оформляется и редакция «Вперед», куда вошли Ленин, В. Воровский, А. Луначарский, М. Ольминский и секре¬тарь редакции Н. Крупская (там же, стр. 515).
Таким обходным маневром, наступлением с тыла, Ленин парализует всякое старание ЦК вос¬соединить борющиеся между собою две фракции.
Меньшевики в свою очередь отвечают Ленину той же монетой. Они усиливают свои акции про¬тив Ленина: за границей – более успешно, внутри страны – менее успешно. За границей меньшеви¬ки пользуются симпатией социал-демократиче¬ских партий II Интернационала, особенно самой главной его партии – немецкой социал-демокра¬тии. Некоторые из лидеров меньшевизма думают ликвидировать влияние Ленина тем, что напустят на него марксистских авторитетов из немецкой социал-демократии. Так, Потресов писал (14 мая 1904 г.) Аксельроду:
«…спешу Вам сообщить, что я только что по¬лучил от Каутского письмо, разрешающее нам напечатать его ответ Лидину (Лядову, стороннику Ленина) в «Искре». Итак, первая бомба отлита, и – с божьей помощью – Ленин взлетит на воз¬дух. Я придавал бы очень большое значение тому, чтобы выработать общий план кампании против Ленина – взрывать его так взрывать до конца, методически и планомерно. Как бить Ленина – вот вопрос. Прежде всего, мне думается, следует на него выпустить авторитетов – Каутского, Розу Люксембург и Парвуса» («Социал-демократиче¬ское движение в России. Материалы», т. 1, М.-Л., 1928, стр. 124-125).
Это вполне естественно, что симпатия вождей немецкой социал-демократии была на стороне демократического крыла РСДРП – на стороне меньшевиков. В вышеупомянутом ответе Лядову Каутский писал:
«…если бы на вашем съезде мне пришлось бы выбирать между Мартовым и Лениным, то на основании всего опыта нашей деятельности в Гер¬мании, я решительно высказался бы за Мартова» («Искра» № 66, 15 мая 1904 г.).
Тем не менее, как раз немецкая социал-демо¬кратия не раз предпринимала попытку примирить враждующие фракции. Вождь немецких социал-демократов Август Бебель, который пользовался у Ленина известным уважением, обратился к нему с письмом, предлагая большевикам и меньшеви¬кам свое посредничество для их примирения. Ру¬ководство II Интернационала возложило на Бе¬беля обязанности председателя третейского суда. Однако Ленин был неумолим. Для Ленина иная партия, как созданная по его организационному плану, иная доктрина, как доктрина большевизма о революции, иное руководство, как его собствен¬ное – были абсолютно не приемлемы. Несмотря на свою величайшую тактическую изворотливость в политике, в принципиальных вопросах борьбы за власть он был несгибаемым, как сталь. «Прин¬ципиальная политика есть самая верная полити¬ка», – говорил он.
Как указывалось, летом 1904 года ЦК, потеряв¬ший несколько своих членов в результате арес¬тов, кооптировал в свой состав, вопреки Ленину, несколько меньшевиков. За это меньшевики пе¬редали ЦК транспорт своей литературы, подчинив ему формально и свои местные комитеты. Теперь в ЦК преобладало меньшевистское влияние. Этим объясняется и решение ЦК о признании законно¬сти кооптации Плехановым членов старой редак¬ции ЦО.
Меньшевики были непрочь восстановить теперь мир и с Лениным. Так, Ленину было предложено вновь вступить в редакцию. Ленин не только от¬клонил это предложение, но, обвинив своих быв¬ших сотрудников из ЦК в примиренчестве, орга¬низовал названные выше два новых органа пар¬тии: «Бюро комитетов большинства» как новый большевистский ЦК и газету «Вперед» как новый большевистский ЦО.
Борьба между большевизмом и меньшевизмом за гегемонию в РСДРП вступила в новую фазу.

Глава 2
БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ЦК И МЕНЬШЕВИСТСКИЙ ОК
Побитые на II съезде меньшевики еще тогда постарались взять реванш в заграничных партий¬ных организациях, где они с самого начала имели преобладание. Был созван съезд заграничной ор¬ганизации РСДРП – «Лиги русской революционной социал-демократии», который, осудив «бюрокра¬тический централизм» Ленина, стал на точку зре¬ния меньшевиков по всем основным спорным вопросам II съезда партии. В ответ на это, пред¬ставитель большевистского ЦК распустил съезд и, руководствуясь уставными правами ЦК, анну¬лировал его решения. Тем временем, ЦК созвал (2-6 марта 1905 г.) в Женеве учредительный съезд тех заграничных организаций РСДРП, которые стояли за большевиков. Был избран Комитет за¬граничных организаций (КЗО) и утвержден его Устав.
По спорным официальным источникам, соот¬ношение сил в самой России было таково: сущест¬вовали и функционировали 32 большевистских комитета и 35 групп, 23 меньшевистских комите¬та и 27 групп, 10 комитетов, а 43 группы были нейтральными или «занимали примиренческие позиции» («История КПСС», т. II, стр. 39). Ленин считал, что на стороне большевиков лишь мо¬ральный перевес, а материальный перевес нахо¬дится на стороне меньшевиков. Поэтому он го¬ворил:
«Нам нужно еще превратить нашу моральную силу в материальную. У меньшевиков больше де¬нег, больше литературы, больше транспортов, больше агентов, больше «имен», больше сотрудни¬ков. Было бы непростительным ребячеством не видеть этого» (Ленин, ПСС, т. 9, стр. 246).
Из 29 утвержденных Советом партии «право¬способных организаций», согласно газете «Впе¬ред», 15 организаций высказались за созыв III съезда (Ленин, там же, стр. 335-336), но «Совет рвет устав и обманом уклоняется от обязатель¬ного для него созыва съезда» (там же).
21 января 1905 года Бюро комитетов большин¬ства взяло на себя роль Совета партии и выпу¬стило «Извещение о созыве III партийного съезда». «Извещение» сопровождалось статьей Ленина, в которой он доказывал правомерность действия Бюро, так как меньшевистский Совет и примирен¬ческий ЦК саботируют созыв съезда. Реакция рос¬сийских организаций на «Извещение» свидетель¬ствовала, что Ленин работает в верном направ¬лении.
Меньшевистский Совет решил воспользоваться съездом для обсуждения предложения Бебеля о восстановлении единства партии. Совет вынес постановление (10 марта 1905 г.), как «обращение к членам III партийного съезда, созываемого русским Бюро, с предложением съезду принять по¬средничество Бебеля для восстановления единст¬ва партии и с выражением согласия прислать на съезд от Совета двух представителей для перего¬воров об осуществлении идей третейского разби¬рательства» (Ленин, там же, стр. 349). Нельзя было бы выдумать лучшей услуги Ленину, чем это постановление. Этим постановлением и фак¬тически, и юридически Совет партии признал за¬конность созыва съезда Бюро комитетов большин¬ства. На этом этапе борьбы Ленину большего и не требовалось. Только Ленин вполне логично упре¬кал Совет в непоследовательности. Он писал:
«Почему же вы хотите послать на съезд только двух представителей заграничного Совета? По¬чему не представителей всех партийных органи¬заций. Ведь члены российского Бюро комитетов большинства пригласили на съезд всех…» (там же, стр. 352-353).
Фактическая капитуляция Совета партии явно подняла акции съезда. В начале 1905 года из 11 членов ЦК – 9 было арестовано в России, а, ос¬тавшиеся на свободе 2 члена ЦК – Красин и Лю¬бимов в феврале 1905 года вступают в перегово¬ры с Бюро о созыве съезда. Переговоры ведут от ЦК – Красин и от Бюро – Гусев. Ленин потрево¬жен, как бы Совет партии, действуя за спиной ЦК, не перехитрил его. Ленин пишет Гусеву: «Бюро не вправе уступать ЦК ни на йоту. Иначе мы здесь поднимем бунт, и все твердокаменные комитеты будут с нами» (Ленин, там же, т. 47, стр. 15).
Однако опасения Ленина оказались напрасными. Если Совет партии капитулировал условно, то ЦК партии капитулировал безусловно. ЦК и Бюро постановили создать Организационный Ко¬митет для созыва III съезда. В обращении «К пар¬тии» говорилось, что «съезд созывается для уста¬новления общей партийной тактики и органи¬зационного единства партии» («Третий съезд РСДРП. Протоколы», 1959, стр. 638-684).
Ленин торжествовал заслуженную победу. Он писал:
«Итак, – мы можем торжествовать полную мо¬ральную победу. Россия взяла верх над заграничниками. ЦК нашел в себе в последнюю минуту достаточно гражданского мужества, чтобы… вос¬стать против заграничного Совета» (Ленин, там же, т. 9, стр. 370-371).
Победа Ленина была почти тотальная. К ап¬релю 1905 года из 29 российских организаций за съезд высказались 21 (правом участия на съезде пользовались комитеты, возникшие за год до съезда и утвержденные ЦК).
Все основные – тактические и организацион¬ные – документы будущего III съезда были под¬готовлены редакцией «Вперед».
12 (25) апреля открылся и сам съезд в Лондоне и продолжался до 27 апреля (10 мая) 1905 года. Присутствовало 24 делегата с решающим голосом и 14 делегатов с совещательным голосом. На съез¬де был представлен 21 комитет с решающим го¬лосом.
Съезд признал начавшуюся русскую революцию 1905 года революцией «буржуазно-демократической», в которой роль гегемона и движущей силы играет пролетариат, а союзником его признается крестьянство. В перспективе – перерастание де¬мократической революции в социалистическую. Единственный путь к захвату власти – переход через массовые политические стачки к вооружен¬ному восстанию. Вот эту общую схему Ленина съезд одобрил и утвердил, как директиву с.-д. ко¬митетам в России.
В резолюции съезда сказано, что «задача орга¬низовать пролетариат для непосредственной борь¬бы с самодержавием путем вооруженного восста¬ния является одной из самых главных и неотлож¬ных задач партии в настоящий революционный момент» («Третий съезд РСДРП. Протоколы», стр. 450-451). В результате этой борьбы должна была возникнуть, по той же схеме Ленина, «ре¬волюционно-демократическая диктатура проле¬тариата и крестьянства», с временным револю¬ционным правительством во главе.
По вопросу о том, входить ли представителям РСДРП в состав такого правительства, мнения меньшевиков и большевиков расходились. Пос¬кольку революция признавалась буржуазно-демо¬кратической, меньшевики исключали участие РСДРП в правительстве такой революции. Эти взгляды меньшевиков Ленин считал «догматиче¬скими». Съезд записал, что «в зависимости от со¬отношения сил и других факторов, не поддаю¬щихся точному предварительному определению, допустимо участие во временном революционном правительстве уполномоченных нашей партий» (там же, стр. 451-452).
В отношений крестьянства съезд выдвинул бо¬лее радикальную программу, чем та, которая со¬держалась в решении II съезда или в писаниях Ленина до сих пор. Лишь под влиянием начавшей¬ся первой русской революции, под влиянием роста крестьянских восстаний Ленин впервые открывает того мелкобуржуазного союзника революции, ко¬торый, в конечном счете, приведет его ко власти в России – русское крестьянство. Если Ленин и II съезд раньше говорили о возвращении крестья¬нам лишь тех «отрезков», которые отошли от крестьянских наделов к помещикам при освобож¬дении крестьян от крепостного права в 1861 году, то теперь III съезд требовал конфискации поме¬щичьих, казенных, церковных, монастырских и удельных земель и создания революционных крес¬тьянских комитетов для осуществления такой программы (там же, стр. 454).
По вопросу о либералах съезд предложил «энер¬гично противодействовать попыткам буржуазной демократии взять в свои руки рабочее движение», но «поддерживать буржуазию, поскольку она яв¬ляется революционной или оппозиционной в сво¬ей борьбе с царизмом» («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр. 82).
Новый устав партии, представленный Лениным на III съезд, уже является истинно ленинским и порывает с «полицентрией» его старого Устава.
Прежде всего, съезд вносит в Устав знамени¬тый первый параграф в редакции Ленина: «членом партии считается всякий принимающий её программу, поддерживающий партию материаль¬ными средствами и участвующий личной работой в одной из ее организаций» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 87).
Параграфы Устава, аннулирующие «полицентрию» старого Устава, гласят:
«5. ЦК представляет партию в сношениях с другими партиями, назначает ответственного ре¬дактора ЦО из своей среды, организует комите¬ты, союзы комитетов и др. учреждения партии и руководит их деятельностью» (там же, стр. 88).
«8. …Все постановления ЦК обязательны для всех партийных организаций, которые обязаны также давать в центральную кассу 20% всех сво¬их доходов (стр. 89) … «Местный комитет дол¬жен быть распущен ЦК, если за распущение выс¬кажутся одновременно ЦК 2/3 и 2/3 местных рабо¬чих, входящих в партийные организации» (стр. 89).
Далее в новом Уставе говорится, что «коопта¬ция членов ЦК производится единогласно», но в местных комитетах официальные кандидаты, предложенные ЦК, кооптируются простым боль¬шинством (стр. 89).
Таким образом, Совет партии аннулируется, ЦО перестает быть самостоятельным и назнача¬ется не съездом, а ЦК, местные комитеты дела¬ются простыми филиалами ЦК.
Съезд принял специальное постановление и о меньшевиках, назвав их «отколовшейся частью партии». Участие меньшевиков в местных с.-д. организациях допускалось «при том необходимом условии, чтобы они, признавая партийные съезды и партийный Устав, всецело подчинялись партий¬ной дисциплине» (там же, стр. 81).
Съезд избрал ЦК, куда вошли Ленин, А. Богда¬нов, Л. Красин, Д. Постоловский и А. Рыков. Бог¬данов, Красин, Рыков принадлежали к крылу «примиренцев». Ленин не смог воспрепятствовать их избранию. Съезд объявил, что отныне газета «Искра» перестает быть Центральным Органом партии (так как редакция «Искры» не явилась на съезд, а ее линия расходится с директивами III съезда). Съезд поручил ЦК организовать новую газету партии, назвав ее «Пролетарием».
Между членами ЦК обязанности были распре¬делены так: Ленин – ответственный редактор ЦО и председатель ЦК за границей (кроме того соз¬давалось Заграничное бюро ЦК, секретарь – жена Ленина Н. Крупская), А. Богданов – ответствен¬ный редактор и организатор всей литературной части в России; Л. Красин – ответственный фи¬нансист и транспортер; А. Рыков и Д. Постолов¬ский (Александров) – партийно-организационная работа в России (сношение с комитетами, распре¬деление сил и пр.). В случае провала членов ЦК кандидатами в члены ЦК назначены А. Эссен, П. Румянцев и С. Гусев (Ленин, Собр. соч., т. VIII, стр. 471).
Почти одновременно с III съездом большевиков происходила «Первая общерусская конференция партийных работников» меньшевиков в Женеве. На конференции присутствовали делегаты 14 комитетов из России, не признавших III съезд пра¬вомочным, к ним присоединились эмигрантские организации меньшевиков. Хотя, по утверждению редакции «Искры», эти делегаты фактически пред¬ставляли большинство членов РСДРП, руководи¬тели меньшевиков не захотели назвать свое соб¬рание съездом. Хотя редакция ЦО и сам высший орган власти партии – Совет партии – находился в руках меньшевиков, меньшевики ими не вос¬пользовались.
Насколько большевики бесцеремонно нарушали всякую уставную легальность, настолько же меньшевики скрупулёзно ее соблюдали. Поэтому они и свой фактически съезд объявили совеща¬тельным органом – «конференцией». Но и на ре¬шениях самой конференции лежал отпечаток внутреннего раскола среди меньшевиков. «Резо¬люции, принятые конференцией, показывают признаки глубокого разделения, которые начали оформляться в рядах меньшевиков», замечает один из западных авторов («The Communist Party of the Soviet Union», by L. Schapiro, New York, 1959, p. 62).
Две тенденции боролись на этой конференции: с одной стороны, те, которые, следуя Аксельроду, боролись за массовую легальную рабочую партию (их Ленин окрестил кличкой «ликвидаторов»), с другой стороны, те, которые стояли за кадровую нелегальную организацию, созданную «Искрой», избавив её только от ленинских крайностей (Мар¬тов). Отсюда и двойственность решений конфе¬ренции – рядом с легальными требованиями (борьба за 8-часовой рабочий день, за свободу стачки и за право создавать профсоюзы в рамках существующего режима) выдвигаются и револю¬ционные требования, которые мало чем отлича¬ются от решения III съезда – массы должны быть подготовлены к участию в неизбежном восстании, а социал-демократы должны быть готовы взять в свои руки контроль над произвольно возникшим революционным движением.
Хотя меньшевики и отрицают необходимость участия во временном революционном правитель¬стве, но они допускают взятие власти пролетариа¬том, если русская революция послужит толчком для революции в других странах (там же, стр. 63). Сравнивая позиции обеих фракций, цитирован¬ный историк пишет: «Следовательно, много было правды в утверждениях многих меньшевиков, что ничто не разделяет двух фракций, кроме непри¬миримости Ленина и его решимости создать пар¬тию, подчиненную его собственной команде» (там же, стр. 63).
Сравнивая общую тактическую линию обеих фракций в революции 1905 года, можно конста¬тировать: большевики были за «левый блок» ре¬волюционных сил, которым руководят они сами («гегемония пролетариата»), а меньшевики за «национальный фронт» всех революционных и оппозиционных сил, в котором РСДРП лишь одна из участниц. Стратегическая цель обеих фракций в данной революции: большевики выступают за «диктатуру пролетариата и крестьянства» как пе¬реходную ступень к диктатуре пролетариата (то есть за диктатуру партии большевиков), меньше¬вики выступают за демократическую республику, которая создает условия легальной борьбы за со¬циализм.
Меньшевистская конференция, оплошно усту¬пив честь называть высший орган партии «Цент¬ральным комитетом» большевистскому съезду, выбрала свой собственный орган, назвав его «Ор¬ганизационной Комиссией». Конференция пред¬лагала восстановить единство партии, но начать это снизу, с местных комитетов, а потом только восстановить единый центр партии. Плеханов, который отказался следовать приглашению уча¬ствовать на III съезде, теперь отошел и от мень¬шевиков. Он винил обе фракции в обострении раскола и начал издавать свой личный орган – «Дневник социал-демократа».
27 апреля (10 мая) 1905 года – в день оконча¬ния работы III съезда – состоялось заседание вновь избранного ЦК, на котором, как уже ука¬зывалось, были распределены обязанности между членами ЦК, а также утверждены пароль, шифр, клички для связей, обсуждены финансовые, транс¬портные и технические вопросы. Были намечены кандидаты в члены ЦК на случай ареста членов ЦК. ЦК решил, кроме того, направить в разные районы России своих представителей делать док¬лады об итогах III съезда и организовать в России группу партийных литераторов и пропагандистов.
Вскоре ЦК был разделен на две части, созданы два бюро ЦК: одно бюро ЦК – для работы за гра¬ницей, другое бюро – для работы в России. Это второе бюро называлось «Русское бюро ЦК РСДРП» и находилось в Петербурге. В его первый состав входили А. Богданов, Д. Постоловский, Л. Красин и кооптированный в ЦК П. Румянцев. При «Русском бюро ЦК» был создан секретариат из трех человек для текущей работы, кроме того, была создана специальная агитационно-пропаган¬дистская группа из 10-12 человек. Заграничное бюро во главе с Лениным было фактическим цент¬ром партии, хотя юридическим центром считалось «Русское бюро». Кроме общего руководства, За¬граничное бюро ведало изданием и транспорти¬ровкой партийной литературы. Для этого оно име¬ло хозяйственную комиссию, экспедицию, типо¬графию и кассу («История КПСС», т. 2, стр. 66-64).
В ходе революции – 6 августа 1905 года – был издан царский манифест о созыве как зако¬носовещательного органа – Государственной ду¬мы (названной булыгинской Думой по имени ав¬тора проекта – министра внутренних дел Булыгина). Выборы в Думу были ограниченными и не¬равными, многие слои населения вообще были ли¬шены избирательного права. Но это был первый акт капитуляции самодержавия перед развиваю¬щейся революцией. ЦК большевиков выступил за бойкот этой Думы и за подготовку вооруженного восстания.
Начавшееся в стране стачечное движение при¬нимает все большие и большие размеры. Прави¬тельство старается покончить с ним применением вооруженных сил.
Знаменитый приказ генерал-губернатора Пе¬тербурга Трепова от 13 октября – «холостых зал¬пов не давать, патронов не жалеть» – только еще больше накаляет атмосферу. К середине октября всеобщая политическая забастовка охватывает около двух миллионов рабочих, служащих, уча¬щихся. Царь идет на неслыханные и, казалось, маловероятные уступки: он издает «Манифест 17 октября», согласно которому:
1) объявлялись все гражданские свободы – свобода совести, слова, собраний и союзов при неприкосновенности личности;
2) устанавливалось «как незыблемое право, ни¬какой закон не мог восприять силу без одобре¬ния Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действи¬тельного участия в надзоре за закономерностью действий властей» (С. Ольденбург, Царствование Николая II, часть II, Белград, 1939, стр. 317).
Левые партии признали «Манифест» победой революции, хотя и не окончательной. Милюков на банкете вечером 17 октября говорил: «Да, это успех, и успех большой. Но ведь не первый. Это новый этап борьбы» («Роковые годы», «Русские записки», 1939).
Когда царь вместе с «Манифестом» дал России и нового либерального председателя Совета ми¬нистров – графа Витте, – но оставил министром внутренних дел реакционера Трепова, Л. Троцкий писал в «Известиях» Совета рабочих депутатов:
«Дан Витте, но оставлен Трепов. Пролетариат не хочет ни полицейского хулигана Трепова, ни либерального маклера Витте, ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста. Он не желает нагайки, завернутой в пергамент конституции» (С. Ольденбург, там же, стр. 318).
Ленин писал, что «уступка царя есть действи¬тельно величайшая победа революции, но эта по¬беда далеко еще не решает судьбы всего дела свободы. Царь далеко еще не капитулировал» и что надо «довести революцию до действительной и полной победы» (Ленин, ПСС, т. 12, стр. 27).
ЦК РСДРП выпустил воззвание «К русскому народу», в котором говорилось, что «народу нуж¬ны не бумажные обещания, а действительно на¬дёжные гарантии: немедленное вооружение на¬рода, снятие военного положения, немедленный созыв Учредительного Собрания, отмена сослов¬ного строя, введение восьмичасового рабочего дня, немедленная и полная политическая амнис¬тия заключенным» («История КПСС», т. 2, стр. 99).
13 октября возник Петербургский Совет рабо¬чих депутатов. В середине ноября в нем было 562 депутатов от 147 заводов, фабрик, 34 мастерских и 16 профсоюзов («История КПСС», т. 2, стр. 117).
Как раз Октябрьская всеобщая забастовка и выборы в Совет показали, что популярность и влияние меньшевиков среди рабочих Петербурга и Москвы были куда больше, чем популярность большевиков. Председателем Петербургского Со¬вета рабочих депутатов был избран меньшевик Г. С. Хрусталев-Носарь, который был арестован
26 ноября, а 27 ноября происходит новое заседа¬ние Совета, на котором председателем, в присут¬ствии Ленина, избирается опять-таки меньшевик – Л. Д. Троцкий. Меньшевики, как и большевики, держат курс на вооруженное восстание. Офици¬альный большевистский историк пишет, что на заседании Совета, которое собралось после аре¬ста Хрусталева «с участием Ленина, Мартова и других решено было в ответ на новую правитель¬ственную провокацию продолжать мобилизацию сил и подготовку восстания». («История КПСС», т. 2, стр. 125).
Интересно отметить, что Русское бюро ЦК с самого начала возникновения Совета рабочих де¬путатов Петербурга потребовало от него принятия программы РСДРП, угрожая в противном случае уйти из Совета: «Совет рабочих депутатов или партия?», – требовали большевики в одной из статей. Недоверие к Совету официальный историк объясняет тем, что «руководство Советом сразу оказалось в руках меньшевиков» (там же, стр. 104).
Знающий свое дело Ленин поправил ЦК. Он ответил на поставленный вопрос: «решение безус¬ловно должно быть и Совет рабочих депутатов и партия» (Ленин. ПСС, т. 12, стр. 61). Ленин еще тогда увидел в советах и орган восстания и за¬родыш новой власти.
В Совет и его исполнительный комитет офи¬циально вошли с совещательным голосом пред¬ставители политических партий – меньшевиков, большевиков, эсеров и Бунда. ЦК РСДРП делегировал в состав Совета А. Богданова, Д. Постоловского, кроме того, туда был избран член ЦК Л. Красин, иногда ЦК представлял там сам Ленин («История КПСС», т. 2, стр. 117).
Как Ленин мыслит организационную структуру партии в условиях демократических свобод, в данном случае в условиях России после «Мани¬феста 17 октября»?
Вот теперь-то Ленин впервые выдвигает поло¬жение, ставшее потом руководящим принципом всех коммунистических партий, действующих в демократических странах. Положение это гласит: у партии должно быть два аппарата – один для работы легально, другой – для работы нелегаль¬но. На партийном языке это называется «сочета¬ние легальной работы с нелегальной». Практи¬чески это означает вот что. Во главе партии и ее отдельных организаций находится по два комите¬та – один комитет легальный, его состав на каж¬дом уровне известен всем, его члены сидят в парламенте, в профсоюзах, в местных самоуправ¬лениях, в открытых партийных учреждениях, в редакциях партийной печати и т. д. Есть и другой, параллельный комитет каждого уровня, – его сос¬тав строго засекречен, его руководители мало из¬вестны, многие из них даже неизвестны как пар¬тийцы.
В статье «О реорганизации партии», написан¬ной через месяц после издания «Манифеста 17 октября», Ленин видит задачу реорганизации в следующем: «Итак, задача стоит ясно: сохранить пока конспиративный аппарат и развить новый, открытый». Но «новая ячейка должна быть ме¬нее строго оформленной, более «свободной», «lose», организацией» (Ленин, «О партийном стро¬ительстве», 1956, стр. 341). Что же касается ру¬ководящих кадров, «профессиональных револю¬ционеров», тут Ленин не отходит от своей доктри¬ны ни на шаг, а подчеркивает «гигантское значе¬ние преемственности в деле партийного развития».

Глава 3
МЕНЬШЕВИСТСКО-БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ЦК
Ход революции в России опрокинул тактику Ленина и III съезда на изоляцию лидеров меньше¬виков от рабочего и революционного движения. Он опрокинул также претензии большевиков на гегемонию в революции.
Не только меньшевистские, но и подавляющее большинство большевистских комитетов осужда¬ли узкую, по существу сектантскую, линию III съезда и требовали восстановления единства пар¬тии снизу доверху. На местах уже проходило объ¬единение комитетов партии. Организационная комиссия меньшевиков по-прежнему продолжала проповедовать решение своей Женевской конфе¬ренции о восстановлении единства РСДРП. Сам ЦК РСДРП в своем подавляющем большинстве стал на эту же точку зрения. Успехи меньшеви¬ков как в организации забастовочного движения, так и в создании широких профессиональных со¬юзов, а главное, решающая роль, которую сыграли меньшевики в создании Петербургского Совета, как и других, местных, советов (более 50) заста¬вили Ленина впервые капитулировать перед мень¬шевиками, конечно, в расчете, что из этой капитуляции, в конечном счете, он выйдет победите¬лем.
Официальный историк КПСС признает это, по существу, когда пишет:
«Раскол социал-демократии противоречит ин¬тересам революции. В период высшего ее подъема, начиная с октябрьских дней, единство действия снизу, прежде всего, социал-демократических ра¬бочих, получило широкое распространение в мас¬совых политических стачках, в совместной работе в Советах рабочих депутатов, профсоюзах и дру¬гих организациях. Это убеждало рабочих в воз¬можности и необходимости покончить с расколом в партии… Большевики во главе с Лениным под¬держали это требование, считая, что со временем массы на собственном опыте убедятся в правиль¬ности их политики. В конечном итоге это и долж¬но было привести к изоляции лидеров меньшевиз¬ма, завоеванию партийных масс большевиками» («История КПСС», т. 2, стр. 128-129).
Вместе с тем, Ленин в письме на имя ЦК кате¬горически оговаривал: «Объединить две части – согласны. Спутать две части – никогда» (Ленин, ПСС, т. 47, стр. 80). Ленин требовал, чтобы про¬исходили одновременно и в одном месте два съез¬да: один – большевиков, другой – меньшевиков с тем, чтобы они обсудили заранее заготовленные проекты объединения. Но Ленин хочет сохранить в этом объединении свою фракцию как органи¬ческое и автономное целое. Поэтому в том же письме ЦК он требует: «все усилия и помыслы направить к сплочению, к лучшей организации нашей части партии. Эта тактика кажется «эгоис¬тической», но она единственно разумная» (там же). 20 ноября 1905 года в Петербурге собралась Вторая общероссийская конференция меньшеви¬ков. Конференция отвергла идею Ленина о созыве двух параллельных съездов, а предложила слить ЦК РСДРП и ОК в один объединенный ЦК для созыва единого объединительного съезда. Она предложила также создать объединенный Цент¬ральный орган печати. Конференция сделала и примирительный жест по адресу большевиков, приняв ленинскую формулировку §1 Устава.
Вслед за меньшевистской конференцией состо¬ялась и Всероссийская конференция большевиков в Таммерфорсе (Финляндия). Она проходила под председательством Ленина с 12 по 17 декабря. Конференция эта, по существу, приняла все те условия объединения, которые были выдвинуты меньшевистской конференцией. Ленин с опаской и без энтузиазма шел на объединение, но ЦК РСДРП, его докладчики на конференции Красин и Румянцев, делегаты местных комитетов дока¬зывали, что объединение снизу становится фак¬том, и его надо санкционировать, пока это объе¬динительное движение не пройдет мимо руково¬дителей большевиков. Ленин только добился того, что в решении конференции было записано:
«В одно время и в одном месте должны собрать¬ся съезды обеих её частей и, договорившись меж¬ду собою о порядке работы, слиться в один съезд на том условии, что каждая сторона получает по равному числу решающих голосов» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 96).
Выборы на съезд сорвали и это условие Ле¬нина, дав большинство решающих голосов мень¬шевикам.
Конференция объявила одновременно, что пар¬тия отныне будет строиться на принципах «демо¬кратического централизма» с широким выборным началом всех органов партии, которые сменяемы и подотчётны партии (там же, стр. 99). На этой же конференции Ленин впервые встретился со своим будущим преемником – И. Сталиным.
Такова была обстановка в партии, когда в кон¬це декабря 1905 года ЦК большевиков и ОК меньшевиков слились и создали объединенный ЦК (от большевиков туда вошли Красин, И. Лалаянц и И. Саммер), который должен был созвать объединительный съезд.
7 февраля 1906 года в Петербурге был издан первый номер объединенного Центрального Ор¬гана партии – «Партийные известия». Редакция была составлена из шести человек – из трех боль¬шевиков (Ленин, Лунчарский, В. Базаров) и трех меньшевиков (Ф. Дан, Ю. Мартов, А. Мартынов).
Начались выборы на объединительный съезд. Если раньше эти выборы производились ограни¬ченным кругом професиональных революционе¬ров в лице членов комитетов, то теперь делегатов выбирали на демократической основе из расчета один делегат на 300 членов партии («История КПСС», т. 2, стр. 175). Новая выборная проце¬дура показала, что из революции 1905 года меньшевики вышли более окрепшими, чем большеви¬ки. Она показала одновременно и то, что широ¬кая партийная масса осуждала фракционный фа¬натизм Ленина.
Когда 10 (23) апреля 1906 года в Стокгольме открылся IV Объединительный съезд, оказалось, что съезд в своем подавляющем большинстве яв¬ляется меньшевистским. Меньшевики имели на нем 62 голоса, большевики – лишь 46. На съезде присутствовало 112 делегатов с решающим голо¬сом и 22 с совещательным, представлявших 62 организации РСДРП (на съезде присутствовали также представители национальных социал-демо¬кратических партий – Польши и Литвы, Латыш¬ского края, Бунда, Украины и Финляндии). Боль¬шинство программно-политических и тактических решений съезда было принято в духе меньше¬визма.
Острые дебаты на съезде были по аграрному вопросу. Ленин отстаивал идею национализации земли. Докладчик от меньшевиков отстаивал идею муниципализации (передачи помещичьих земель земствам – муниципалитетам). Ленину возражали не только меньшевики, но и группа большевиков (Суворов, Базаров, Сталин и др.), которые стояли на точке зрения раздела поме¬щичьей земли между крестьянами (их называли «разделистами»).
Особенно резко Ленину возражал на съезде Плеханов. Он говорил: «Проект Ленина тесно связан с утопией захвата власти революционера¬ми…» («IV Объединительный съезд РСДРП».
Протоколы, стр. 60). Эту мысль Плеханов повто¬рил и в другой речи: «Бланкизм или марксизм, – вот вопрос, который мы решаем сегодня. Тов. Ле¬нин сам признал, что его аграрный проект тесно связан с его идеей захвата власти» (там же, стр. 139).
Плеханов обосновывал свое требование муници¬пализации следующим образом:
«Наша программа должна устранить экономи¬ческую основу царизма; национализация же зем¬ли в революционный период не устраняет этой ос¬новы… Ленин рассуждает так, как будто та рес¬публика, к которой он стремится, будучи уста¬новлена, сохранится на вечные времена… Иное дело муниципализация. В случае реставрации она не отдает земли в руки политических представи¬телей старого порядка… Я повторяю вслед за На¬полеоном: плох тот человек, который рассчиты¬вает лишь на благоприятное стечение обстоятель¬ств» (там же, стр. 61).
По данному вопросу выступил и Сталин на съезде под именем «Иванович». Он выступил и против Плеханова, и против Ленина. Сталин ска¬зал:
«Исходным пунктом нашей программы должно служить следующее положение: так как мы за¬ключаем временный революционный союз с борю¬щимся крестьянством, так как мы не можем, ста¬ло быть, не считаться с требованиями этого крестьянства, то мы должны поддержать эти тре¬бования.
Крестьяне требуют раздела; значит мы должны поддерживать полную конфискацию и раздел. С этой точки зрения и национализация и муници¬пализация одинаково неприемлемы» (там же, стр. 79).
Съезд принял программу муниципализации.
Накануне съезда, при обсуждении вопроса об отношении к Государственной думе, большевики, исходя из своей позиции активного бойкота думы (впоследствии Ленин признал эту позицию оши¬бочной – см. Ленин, ПСС, т. 41, стр. 18), выдви¬нули к съезду резолюцию, в которой говорилось, что «РСДРП должна решительно отказаться от участия в Государственной думе» («IV объедини¬тельный съезд…», стр. 488).
На самом съезде большевики, ввиду провала кампании бойкота, несколько изменили свою по¬зицию. Большевики говорили теперь, что «социал-демократия должна использовать Государствен¬ную думу и столкновения ее с правительством или конфликты внутри нее», но одновременно боль¬шевики выступили против создания в Думе парла¬ментской с.-д. фракции (там же, стр. 493). Съезд однако постановил создать такую фракцию из тех депутатов, которые были членами РСДРП. Тогда большевики внесли предложение, чтобы Цент¬ральному Комитету была дана точная «инструк¬ция», обеспечивающая контроль партии над ее парламентской фракцией. В нем говорилось:
«ЦК сообщает всем организациям партии:
а) кого именно;
б) когда именно;
в) на каких именно условиях он назначил представителями партии в парламентской группе. ЦК периодически сообщает также всем организациям партии подробные отчеты о деятельности парла¬ментской группы» (там же, стр. 535).
Съезд принял новый Устав партии, в основу ко¬торого был положен пресловутый «демократиче¬ский централизм». Что сей принцип означает, ни тогда, ни теперь никто толком не знал и не знает. Меньшевики делали ударение на слово «демокра¬тическое», а большевики на «централизме». Эта счастливая находка Ленина на время примирила непримиримое, давала каждой из сторон широкий диапазон интерпретации. Достаточно сказать, что Сталин, впоследствии, каждый раз, когда он пред¬принимал очередную меру по абсолютизации сво¬ей власти, неизменно ссылался на «демократиче¬ский централизм».
Хрущев тоже, ликвидируя сталинскую центра¬лизацию, ссылался на этот же принцип. Люди, которые ликвидировали хрущевскую децентрали¬зацию, опять-таки ссылались на тот же прин¬цип.
На съезде разыгралась борьба о характере и взаимоотношении руководящих органов партии (моноцентрие или полицентрие). Докладчик по Уставу от меньшевиков говорил:
«Мы настаиваем на том, чтобы сам съезд вы¬бирал отдельно и ЦК и редакцию ЦО. Товарищи большевики считали более целесообразным такой порядок: съезд выбирает ЦК, а уже ЦК назначает редакцию ЦО».
Докладчик от большевиков обосновывал свое требование так:
«При избрании редакции съездом получается старое двоецентрие. В конце концов, участие ре¬дакции в работах ЦК может стать постоянным. Но этого мало. В предлагаемой постановке вопро¬са о совместной работе ЦК и ЦО двоецентрие при¬нимает характер троецентрия. В этом совместном совещании можно усмотреть черты старого Совета партии» (там же, стр. 461-463).
В конце концов, прошло предложение меньше¬виков о двоецентрии, то есть съезд избрал отдель¬но ЦК и редакцию ЦО.
Ввиду предварительно состоявшегося соглаше¬ния между фракциями выборы в ЦК и ЦО прош¬ли в несколько минут. В состав ЦК вошли семь меньшевиков (В. Розанов, Л. Гольдман, Л. Радченко, В. Крохмаль, Б. Бахметьев, П. Колокольников и Л. Хинчук) и 3 большевика (В. Десницкий-Сосновский, Л. Красин, А. Рыков, которого потом, после ареста, заменил А. Богданов).
Потом в ЦК были введены и представители с.-д. Польши и Литвы А. Барский и Ф. Дзержинский (будущий глава Чека), от латышей – К. Данишевский, от Бунда – Р. Абрамович и А. Крамер. В состав редакции ЦО «Социал-демократ» вошли одни меньшевики: Мартов, Мартынов, Маслов, Дан, Потресов (там же, стр. 639, см. также «Исто¬рия КПСС», т. 2, стр. 191). Вскоре с.-д. Польши и Литвы, Латышского края, а также Бунд вошли в состав РСДРП как территориальные организации.
После съезда Ленин выпустил «Обращение к
партии делегатов Объединительного съезда, при¬надлежавших к бывшей фракции «большевиков»».
В этом «Обращении» Ленин подверг разверну¬той критике все главные решения или упущения съезда. Он писал:
«Против тех решений съезда, которые мы счи¬таем ошибочными, мы должны и будем идейно бороться. Но при этом мы заявляем перед всей партией, что мы – против всякого раскола. Мы стоим за подчинение решениям съезда. Отрицая бойкот ЦК и ценя совместную работу, мы согла¬сились на вступление в ЦК наших единомышлен¬ников, хотя они будут в ничтожном меньшинстве» (Ленин, ПСС, т. 12, стр. 399).
Словом, с одной стороны, мы будем бороться против решений съезда, с другой стороны, мы бу¬дем им подчиняться. Такая «диалектическая» постановка вопроса позволяла не только бойко¬тировать ЦК, но и всю его текущую практиче¬скую работу, основанную на «ошибочных реше¬ниях» съезда. Вместе с тем, Ленин оговаривал за собою права, которые вытекали из решения съез¬да в пользу оппозиции меньшинства. Он писал:
«Мы все сошлись на принципе демократиче¬ского централизма, на обеспечении прав всякого меньшинства и всякой лояльной оппозиции, на ав¬тономии каждой партийной организации, на приз¬нании выборности, подотчетности и сменяемости всех должностных лиц партий. В соблюдении на деле этих принципов организации, в их искреннем и последовательном осуществлении мы видим га¬рантию от расколов, гарантию того, что идейная борьба в партии может и должна оказаться впол¬не совместимой со строгим организационным единством, с подчинением всех решениям общего съезда» (там же, стр. 399-400).
Вот, пользуясь всеми этими привилегиями оп¬позиции меньшинства (которых, однако, он ни¬когда не признавал за своими противниками), Ленин развернул между IV и V съездом большую и эффективную деятельность по противопостав¬лению партийной членской массы и местных пар¬тийных комитетов меньшевистскому ЦК. Первым практическим шагом на этом пути было создание собственной большевистской газеты «Пролета¬рий» (август 1906 г.). Поскольку Устав партии допускал только один Центральный Орган, то большевики назвали газету органом Петербург¬ского и Московского комитетов. Редакция газеты «Пролетарий» стала фактически большевистским Центральным Комитетом.
Большевики считали, что революция еще не за¬кончилась, она только потерпела временное пора¬жение. Поэтому тактика должна быть рассчитана не на участие в думской работе, а на подготовку нового всероссийского вооруженного восстания. Особое значение большевики придавали в этой связи работе военных и боевых организаций пар¬тии. Около 50 комитетов партии имели специаль¬ные военные организации и группы, которые назывались «военки» (сокращение слов «Воен¬ные комиссии»).
Значительные успехи по работе среди военных имели два большевистских комитета – Петербургский комитет (издавал солдатскую газету «Казарма») и Московский комитет (издавал га¬зету «Солдатская жизнь») («История КПСС», т. 2, стр. 196). Когда царь 8 июля 1906 года ра¬зогнал первую Государственную думу за ее же¬лание обсудить аграрный вопрос в пользу кресть¬янства, большевистские члены ЦК предложили ЦК обратиться к рабочим и ответить на роспуск Думы всеобщим вооруженным восстанием. ЦК отклонил это требование, но решил участвовать вместе с другими левыми партиями Думы, в том числе и с кадетами, в составлении так называемо¬го «Выборгского Манифеста». Манифест призы¬вал оказать правительству пассивное сопротивле¬ние: отказаться платить налоги, не давать рекру¬тов, не признавать царских займов (там же, стр. 204).
Ленин однако продолжает держать курс на во¬оруженное востание. В статье «Роспуск Думы и задачи пролетариата» он требует создания, наря¬ду с Советами, специальных «военных организа¬ций», чтобы руководить восстанием. Он говорит:
«Эти организации должны иметь своей ячейкой очень мелкие, вольные союзы, десятки, пятерки и, даже, может быть, тройки. Надо проповедовать самым усиленным образом, что близится бой, когда всякий честный гражданин обязан жертво¬вать собой… Эти союзы должны быть и партий¬ные и беспартийные, связанные одной непосред¬ственной революционной задачей: восстанием против правительства… Вольные боевые союзы, союзы дружинников принесут гигантскую пользу в момент взрыва. Дружина умеющих стрелять обе¬зоружит городового, нападет внезапно на пат¬руль, добудет себе оружие. Дружина не умеющих стрелять поможет строить баррикады, делать раз¬ведки, организовать сношения, устроить засаду врагу, поджечь здание, занять квартиры, которые могут стать базой для повстанцев» (Ленин, ПСС, Т. 13, стр. 322-323).
Любой ценой, в любом месте и любыми сред¬ствами дискредитировать политику общего ЦК, – такова партийная тактика Ленина. ЦК наперед может быть уверен, что любая намеченная им акция, даже вполне в большевистском духе, будет раскритикована большевиками. Так, например, когда ЦК в ответ на роспуск Думы призвал рабо¬чих к протесту путем стачки-демонстрации, то Ле¬нин ответил:
«Они (стачки-демонстрации) обессилили бы без всякой пользы пролетариат, они помогли бы поупражнять полицейских и солдат над безоруж¬ными, хватая и расстреливая их» (там же, стр. 315), но тот же Ленин в той же статье предлагал: «усиленно использовать именно роспуск Думы, как повод к концентрированной агитации с призы¬вом к всенародному восстанию» (там же, стр. 318).
Весь свой большой политический талант Ленин направил не против правительства или даже не против столь ненавистной ему либеральной бур¬жуазии, а против собственного ЦК. Ленин не огра¬ничивается одними писаниями. Через хорошо ор¬ганизованную сеть агентов большевистского центра в лице «Пролетария» Ленин развертывает в местных комитетах кампанию за недоверие ЦК и за созыв нового съезда партии. Кампания на¬чинает иметь успех. На большевистский Петер¬бургский комитет Ленин возлагает обязанности легального центра в этой кампании. Петербург¬ский комитет выпускает воззвание, в котором пишет:
«Во главе партии стоит Центральный Комитет, представляющий только одну из фракций (быв¬шее меньшинство) и последними своими действи¬ями ясно показавший, что он разошелся с мне¬ниями и волей большинства партии» («Листовки большевистских организаций в первой русской ре¬волюции 1905-1907 гг.», ч. 3, стр. 79). Петербург¬ский комитет требовал созыва нового съезда, что¬бы избрать новый ЦК. К этому требованию скоро присоединились партийные организации: москов¬ская, уральская, нижегородская, минская, об¬ластное бюро с.-д. организаций Центральной Рос¬сии, конференция волжских окружных организа¬ций, Главное Управление Социал-демократии Польши и Литвы, ЦК с.-д. Латышского Края и др. («История КПСС», т. 2, стр. 208).
Когда все попытки поднять новое всероссий¬ское восстание оказались тщетными, а Государст¬венная дума начала завоевывать все большую и большую популярность среди широких слоев на¬селения, большевики отказались от тактики бой¬кота Думы. Они решили участвовать в выборах второй Думы, заключая избирательные блоки на высшем уровне только с трудовиками и эсерами («партии мелкобуржуазной демократии», по тер¬минологии большевиков). ЦК партии допускал возможность избирательного блока и с партией конституционных демократов («кадеты»), которая состояла преимущественно из представителей рус¬ской либеральной интеллигенции (профессура, ад¬вокатура, врачи, литераторы, либеральные пред¬приниматели). Эта партия, все еще не будучи рес¬публиканской, резко выступала против абсолю¬тизма за парламентскую демократию типа англий¬ской. Заключая блок с кадетами, ЦК РСДРП пре¬дупреждал победу правых партий – октябристов («Союз 17 октября» – так называла себя эта пар¬тия, подчеркивая тем самым, что ее идеал и прог¬рамма – это «Манифест 17 октября» 1905 г.) и откровенных монархистов-абсолютистов, для ко¬торых сам «Манифест 17 октября» был неприем¬лем как слишком революционный документ.
Спор между большевиками и меньшевиками решила новая всероссийская конференция партии в ноябре 1906 года в Таммерфорсе. Конференция признала допустимость блока с кадетами и от¬вергла экстремистские требования большевиков. В тех комитетах, где тон задавали большевики, продолжали бойкотировать блок с кадетами. Так было в Петербурге, где с.-д. комитет отказался признать решение конференции в Таммерфорсе; Петербургская организация вновь раскололась на меньшевиков и большевиков. Прямым результа¬том этого явилась неожиданно большая победа здесь партии эсеров, партии по существу кресть¬янской, а не рабочей.
Общие результаты выборов во вторую Думу (открылась 20 февраля 1907 г.) подтвердили пра¬вильность избирательной тактики променьшевистского ЦК – если в первой Думе было лишь 18 социал-демократов, то во вторую Думу РСДРП провела 65 социал-демократических депутатов, из которых большевиков оказалось только 15 чело¬век («История КПСС», т. 2, стр. 211), а сама Дума оказалась более левой, чем разогнанная ца¬рем за «левизну» первая Дума. Большевики про¬должали в Думе ту тактику, которую они объя¬вили заранее – использование думской легальной трибуны для проповеди лозунгов революции.
Всякие старания большинства с.-д. фракции (председателем ее был меньшевик Церетели) вне¬сти на обсуждение Думы конструктивные пред¬ложения для удовлетворения насущных социаль¬ных нужд народа встречали решительное сопро¬тивление ее большевистского меньшинства. Для Ленина и его сторонников речь шла не об удовле¬творении нужд народа, а об их использовании в целях развязки новых восстаний. Удовлетворен¬ная нужда переставала быть аргументом в пользу революции. Поэтому ничто не было так вредно для революции, как успешное конструктивное со¬циальное законодательство Думы. Вот почему те¬перь Ленин сосредоточивает все внимание партии на критике законотворческой работы ее думской фракции. Это одновременно служит базой и для критики самого ЦК. «Критика деятельности Дум¬ской фракции сливалась с критикой меньшевист¬ского ЦК и служила одним из новых аргументов в пользу экстренного созыва съезда партии» – пишет официальный историк (там же, стр. 214).
Хорошо и широко организованная кампания большевиков против «оппортунизма» ЦК дает свои плоды. Крупнейшие партийные организации во главе с Петербургом и Москвой голосуют за ленинскую «платформу революционной социал-демократии» (так называлась статья Ленина, в которой обосновывались резолюции большевиков к V съезду).
V съезд открылся в Лондоне и работал в поме¬щении церкви Братства Саутгейт-Род (собствен¬ность фабианцев), с 30 апреля по 19 мая (13 мая-1 июня) 1907 года. На этом съезде присутствовало 303 делегата с решающим голосом и 39 – с сове¬щательным от 150 тысяч членов партии из 145 парторганизаций. Делегатов с решающим голосом от РСДРП было 177 человек, среди которых боль¬шевиков было 89 человек, а меньшевиков – 88, остальные делегаты – 45 человек от Польши и Литвы, 26 – от латышей и 55 от Бунда – («Пя¬тый (Лондонский) съезд РСДРП. Протоколы», стр. 621-631). Среди делегатов большевиков с решаю¬щим голосом были: Ленин, А. С. Бубнов, К. Е. Ворошилов, С. Г. Шаумян, М. Н. Покровский, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, среди делегатов с со¬вещательным голосом был И. В. Сталин. Польско-литовскую делегацию возглавляли знаменитая Роза Люксембург (она одновременно выступала и как представитель германской социал-демокра¬тии), Ян Тишка, Юлиан Мархлевский. Л. Д. Троц¬кий присутствовал как внефракционный социал-демократ. От меньшевиков присутствовали: Г. В. Плеханов, Ю. Мартов, Б. Аксельрод, А. И. Мар¬тынов, Н. Жордания и др. Максим Горький при¬сутствовал, как «околопартийный» большевик. Повестка дня съезда была весьма широкой – от¬чет ЦК; отчет думской фракции; отношение к буржуазным партиям; Гос. Дума; «рабочий съезд»; профсоюзы и партия; партизанские выс¬тупления; работа в армии; организационные во¬просы.
С отчетным докладом от ЦК выступил Мартов, а с докладом от большевиков – Богданов. Но по существу содокладом от большевиков была речь Ленина. Ленин обвинил ЦК, что он отошел от са¬мостоятельной политики пролетариата и все боль¬ше делал концессии либеральной буржуазии, вел оппортунистическую политику соглашательства с ней. Ленин сделал вывод:
«Банкротство нашего ЦК было прежде всего и больше всего банкротством этой политики оп¬портунизма» (Ленин, ПСС, т. 15, стр. 321).
Исходя из такой оценки работы ЦК, большеви¬ки предложили съезду принять следующую резо¬люцию по отчетному докладу ЦК:
Рассмотрев деятельность ЦК за истекший год, съезд признает:
1. ЦК отступил от постановлений Объедини¬тельного съезда, что выразилось:
а) в провозглашении лозунга ответственного министерства и борьбы за Думу, как орган власти;
б) в попытках отказаться от требования кон¬фискации земли без выкупа и заменить его требованием отчуждения земли (отчуждение земли было требованием буржуазной кадетской пар¬тии);
в) в тактике соглашения с контрреволюционной либерально-монархической буржуазией во время избирательной кампании;
г) в тактике соглашения с той же буржуазией в Гос. Думе и в отказе от углубления конфликтов в Думе и вне Думы.
2. По существу деятельность ЦК не соответст¬вовала классовым интересам пролетариата, что выразилось:
а) в перечисленных выше отступлениях от пос¬тановлений Объединительного съезда…;
б) в недостаточной отзывчивости ЦК на важ¬нейшие проявления пролетарской борьбы;
в) в том, что в своей практической, организа¬ционной, осведомительной и иной деятельности ЦК не было высшим практическим центром пар¬тии, а лишь представителем одной ее части, мень¬шинства партии («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 156-157).
Разыгравшимся горячим дебатам вокруг этой резолюции положило конец предложение Бунда и латышей, поддержанное «центром» Троцкого, ко¬торое гласило:
«Съезд, выслушав отчет ЦК, переходит через все резолюции к очередным делам» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 163). Эта резолюция была принята большинством 143 против 91 голоса и при 48 воз¬державшихся. С меньшевиками голосовали Бунд и латыши, а поляки воздержались.
Зато по другому, для них столь же важному вопросу о Думе – большевики одержали полную победу.
Съезд принял резолюцию большевиков «О го¬сударственной Думе». В ней говорилось:
«1. Непосредственными политическими задача¬ми социал-демократии в Думе являются:
а) выяснение народу полной непригодности Ду¬мы, как средства осуществления требования про¬летариата и крестьянства;
б) выяснение народу невозможности осущест¬влять политическую свободу парламентским пу¬тем, и выяснение неизбежности открытой борьбы народных масс с вооруженной силой абсолютиз¬ма – переход власти в руки народных масс и созыв Учредительного Собрания.
2. На первый план должна быть выдвинута кри¬тическая, пропагандная, агитационная и органи¬зационная роль социал-демократической думской фракции, как одной из наших партийных органи¬заций. Именно этим, а не непосредственно зако¬нодательным целям должны служить и законо¬проекты, вносимые с.-д. фракцией, Общий харак¬тер думской борьбы должен быть подчинен всей внедумской борьбе пролетариата» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 161).
Парламент как трибуна проповеди революции, работа в парламенте как работа для взрыва всей государственной машины, а парламентская фрак¬ция партии как партийная организация, а не как народное представительство – такова концепция большевизма об отношении партии к парламенту.
Эту концепцию Ленин возвел после революции 1917 года на степень неизменной догмы.
Очень ярко об этой миссии коммунистических фракций в парламентах говорит резолюция II Конгресса Коминтерна в 1920 году в следующих словах, написанных Лениным:
«Коммунизм отрицает парламентаризм как форму будущего общества; он отрицает возмож¬ность длительного завоевания парламентов: он ставит своей целью разрушение парламентаризма. Поэтому речь может идти лишь об использовании буржуазных государственных учреждений с целью их разрушения» (Ленин, Соч., т. XXV, стр. 581).
XX съезд КПСС (1956), не объявляя формально эту резолюцию устаревшей, все же внес в нее то дополнение, что ко власти коммунисты могут прийти не только через восстание, но и через за¬воевание парламентского большинства как пред¬посылки коммунистической революции.

Глава 4
БОЛЬШЕВИСТСКО-МЕНЬШЕВИСТСКИЙ ЦК
На V съезде Ленин вновь восторжествовал по весьма существенному для него организационному вопросу. Полицентрие партии (Совет партии, ЦК и ЦО), провозглашенное на II съезде партии, лик¬видированное на III большевистском съезде, вос¬становленное как двоецентрие на IV Объедини¬тельном съезде (ЦК и ЦО), теперь окончательно исчезло. Устав был изменен. ЦК опять сделался единственным верховным органом партии между съездами, а редакция ЦО назначалась ЦК и долж¬на была работать под его контролем. Принцип ко¬оптации был отменен. Отныне выбывших членов ЦК должны были замещать кандидаты, избран¬ные на съезде.
Съезд отверг идею о созыве беспартийного «ра¬бочего съезда» (Аксельрод, Ларин), которая спо¬собна привести «к замене социал-демократии бес¬партийными рабочими организациями» («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр. 165), осудил партизан¬ские выступления и грабежи («экспроприации» или «эксы»), которые практиковались большеви¬ками (стр. 169), и призвал партию установить свое идейное руководство над профсоюзами (стр. 170).
Съезд поручил ЦК интенсивировать работу в армии, созвать конференцию военных организа¬ций (стр. 170). Был выбран ЦК, куда вошли пять большевиков (И. П. Гольдман, И. Ф. Дубровинский, Н. А. Рожков, И. А. Теодорович, В. П. Ногин), четыре меньшевика (А. С. Мартынов, Н. Н. Жордания, И. А. Исув, Никифор), два поляка (А. С. Барский и Ф. Э. Дзержинский) и один ла¬тыш (К. X. Данишевский). Еще трех членов долж¬ны были делегировать Бунд и латыши («История КПСС», т. 2, стр. 226).
Хотя он и имел формальное большинство в но¬вом ЦК, Ленин все-таки не доверял ему. Тем бо¬лее, что среди самих большевистских членов ЦК преобладали «примиренцы» (Дубровинский, Ногин, Рожков), один из которых (Рожков) потом вообще перешел к меньшевикам. Ленин решил окружить официальный центр партии – ЦК – нелегальным центром большевиков. В конце съезда Ленин соз¬вал частное совещание большевистских делегатов и создал «Большевистский центр». Кроме членов ЦК, туда были избраны: Красин, Покровский, Лейтезен, Шанцер, Таратута, Зиновьев, Каменев, Рыков. Центр возглавлял сам Ленин (там же, стр. 227).
Это лишний раз доказывало, как мало Ленин верил в органическое единение с меньшевистски¬ми лидерами. Основная идея Ленина была вполне здравой – из идейно разношерстного и организа¬ционно рыхлого центра нельзя было руководить революцией. Волевой, жертвенный, послушный и идейно монолитный центр – вот чего Ленин до¬бивался. Он мало верил, что таким может стать даже пробольшевистский ЦК V съезда. Поэтому и нужен был легально-нелегальный «Большевист¬ский центр».
С 3 июня 1907 года начинается новый этап в истории революционной России – в этот день царь распустил II Государственную думу, арестовал со¬циал-демократическую фракцию и, без согласия Думы (значит, нарушая «Манифест 17 октября»), издал новый избирательный закон, обеспечиваю¬щий в новой, III Думе правое большинство. Этот акт царя принято называть «третьеиюньским госу¬дарственным переворотом». Юридически акт царя означал лишь легализацию фактического положе¬ния – первая русская революция кончилась, цар¬ское самодержавие от обороны перешло в наступ¬ление, началась эпоха реакции. Эта эпоха связана с именем председателя Совета министров П. А. Столыпина.
У Столыпина была собственная, довольно стройная и вполне логичная концепция о причи¬нах революции и о средствах ее преодоления. Две идеи лежали в основе этой концепции – револю¬ционный террор должен быть подавлен беспощад¬но (практика военно-полевых судов), но и соци¬альные причины, вызывающие революцию, долж¬ны быть ликвидированы: в основном, надо благо¬устроить крестьянина, превратив его из общинни¬ка в частного собственника (аграрные реформы Столыпина).
В осуществлении первой идеи Столыпин хоро¬шо преуспевал. По советским, несомненно преу¬величенным, данным, с 1907 по 1909 год было осуждено по политическим делам более 26 тысяч человек, в тюрьмах находилось 170 тысяч чело¬век, к смертной казни было приговорено 5086 человек («История КПСС», т. 2, стр. 239). Одна¬ко при осуществлении второй идеи – выделить крестьянина из общины, сделать его частным соб¬ственником, достаточно обеспеченным землею (отруба, хутора или земли на окраинах России) Столыпин встретил одинаково упорное сопротив¬ление и справа (реакционные помещики) и слева (эсеры и большевики).
Успех Столыпина в деле разрешения аграрного вопроса означал бы только одно: Столыпин окон¬чательно убил бы русскую революцию, отняв у революции ее главного участника – крестьянство. Крестьянин, обеспеченный собственник земли, стал бы консерватором, антиреволюционером. Тогда рушилась и вся доктрина революции Ле¬нина, основанная на «союзе пролетариата и крестьянства» в борьбе за власть.
Ленин это и имел в виду, когда писал: «Я приз¬наю, что политика Столыпина делает еще шаг вперед по «прусскому» пути (мирное разрешение аграрного вопроса. – А. А.) и что на этом пути на известной ступени может наступить диалекти¬ческий перелом, снимающий с очереди все надеж¬ды и виды на ‘американский’ (т. е. революцион¬ный. – А. А.) путь. Но я утверждаю, что сейчас этот перелом еще не наступил». «У нас еще идет борьба. Еще не победил один из двух аграрных путей» (Ленин, Собр. соч., т. XX, дополнительный, ч. 1, изд. 1-е, стр. 313 и 317; см. также М. Н.
Покровский, «Русская история в самом сжатом очерке», Партиздат, 1933, стр. 463-472).
Третья Дума, избранная на основе нового из¬бирательного закона, оказалась явно правой – правые монархисты составляли 40% депутатов Ду¬мы, октябристы – 25%, кадеты – 23%, левые – 7%. Социал-демократическая фракция состояла из 19 депутатов вместо 65 во II Думе. Большеви¬ков-депутатов было четыре (Полетаев, Захаров, Сурков и Косоротов).
Начавшаяся волна арестов привела к разгрому многих социал-демократических организаций и их комитетов. Большинство лидеров РСДРП спас¬лось бегством за границу. В декабре Ленин бежал из Финляндии через Швецию в Швейцарию и обо¬сновался в Женеве. К концу 1908 года за границу эмигрировало около 900 социал-демократов («Ис¬тория КПСС», т. 2, стр. 248). Руководящим цент¬ром партии в России было Русское бюро ЦК, куда входили большевики Дубровинский, Гольденберг и Ногин и меньшевики Жордания и Н. Рамишвили (кандидат). Газета «Пролетарий» (1906-1909) по-прежнему продолжала играть роль фактического ЦО Большевистского центра. Кроме того, выхо¬дил и официальный орган ЦК «Социал-демократ», первый номер которого вышел в России, но со второго номера он начал выходить за границей (1909-1917). Хотя «Социал-демократ» считался общим органом, тон в нем задавали Ленин и боль¬шевики.
Годы 1908-1909 были годами весьма глубокого идейного и организационного кризиса в руководстве РСДРП. На этот раз раскол происходил уже среди «раскольников» – внутри исторически сло¬жившихся фракций – большевиков и меньшеви¬ков. Кризис был вызван тем, что на главный во¬прос времени – как партия должна работать в условиях упадка революции, в условиях думской, «парламентской» России – партийные деятели давали разные ответы как во фракции большеви¬ков, так и во фракции меньшевиков. Среди мень¬шевиков начало господствовать то течение, кото¬рое стояло за приспособление партии к легальным условиям думской России, за создание легальной широкой рабочей партии и отказ от старой, кон¬спиративной организации партии. Это было пер¬вое, наиболее влиятельное течение (Аксельрод, Дан, Мартов). Второе течение среди меньшевиков стояло за сохранение подпольной партии. Оно бы¬ло численно слабее и возглавлялось Плехановым. Первое течение Ленин назвал «ликвидаторским» (оно хочет, якобы, «ликвидировать» партию) и объявил ему самую беспощадную войну. Сторон¬ников второго течения Ленин назвал «меньшеви¬ками-партийцами» и предложил им союз в борь¬бе с ликвидаторами.
Во фракции большевиков тоже появилось нес¬колько групп – «отзовисты», «ультиматисты» и так называемые «богоискатели», которые потом объединились в одну литературно-идейную груп¬пу «Вперед». По своей политической физиономии «отзовисты» представляли собой крайне левое крыло большевизма, ортодоксальный и последова¬тельный большевизм. Это течение возникло в марте-апреле 1908 года в Москве при обсуждении работы с.-д. фракции в III Думе. В мае того же года состоялась московская партийная конферен¬ция, на которой 14 делегатов из 32 внесли резо¬люцию, требующую, чтобы с.-д. депутаты сложи¬ли свои мандаты, «чтобы подчеркнуть как истин¬ный характер самой Думы, так и революционную тактику РСДРП» (Ленин, Собр. соч. т. XIV, стр. 499). Если же с.-д. депутаты не выйдут из Думы добровольно, то тогда просто отозвать их оттуда («отзовисты») или предъявить им ультиматум о подчинении решениям партии («ультиматисты»).
Официальный комментатор сочинений Ленина замечает:
«Отзовистское течение пустило глубокие корни не только в Москве: в духе отзовизма были при¬няты резолюции – Петербургским, Иваново-Воз¬несенским и др. комитетами», (там же, стр. 499).
Московских отзовистов возглавлял Станислав Вольский. Лидерами ультиматистов выступали Г. Алексинский и А. Богданов. Алексинский гово¬рил, что с.-д. в Думе надо поставить «два ульти¬мативных вопроса: 1) о безусловном подчинении партии и ЦК, 2) о внедумской работе» (там же, стр. 500).
Отзовисты обвиняли Ленина в измене больше¬визму, в переходе на идейные позиции меньше¬визма. На партийной конференции лидер меньше¬виков Дан по этому поводу не без удивления за¬метил: «Кто же не знает, что Ленин обвиняется в меньшевизме» или, как заявил другой социал-демократ, «Ленин ведет право-бундовскую линию» (Ленин, ПСС, т. 19, стр. 13, 15).
Ленин назвал отзовистов «ликвидаторами наиз¬нанку» или «ликвидаторами слева» и повел про¬тив них широкую кампанию как в партийной пе¬чати, так и на собраниях. Против этих левых большевиков Ленин даже заключил блок с левы¬ми меньшевиками – с группой Плеханова. Когда требовали интересы дела, Ленин делал самые рез¬кие повороты в тактике.
В описываемый период структура ЦК и его вспомогательных органов выглядела так. Из об¬щего состава ЦК был выделен так называемый «Узкий состав ЦК» из пяти человек с правами ЦК (состав: 1 большевик, 1 меньшевик, 1 латыш, 1 поляк и один бундовец). «Узкий состав ЦК» должен был находиться в России. За границей на¬ходились три бюро ЦК и ряд комиссий ЦК. Было общее бюро ЦК, которое выполняло роль связую¬щего и информационного центра. Это бюро, воз¬главляемое заграничным членом ЦК, считалось подчиненным органом «Узкого состава ЦК».
Было создано еще другое бюро, которое назы¬валось «Заграничное Центральное бюро ЦК», из 10 человек, во главе которого стоял член ЦК с правом вето. Заграничное Центральное бюро счи¬талось координационно-связывающим органом за¬граничных с.-д. организаций. Оно было вправе выносить обязывающие заграничные организации решения, если представитель ЦК не накладывал своего вето. Заграничное Центральное бюро тоже подчинялось «Узкому составу ЦК».
При ЦК существовало и военное бюро, в задачу которого входило развертывание нелегальной ра¬боты в армии и флоте (организация ячеек, состав¬ление и распространение листовок и т. д.). При ЦК были созданы разные комиссии: «Комиссия по профсоюзному и кооперативному движению», «Культурно-просветительная комиссия по работе среди пролетариата», «Листковая комиссия» (для составления листков, воззваний, прокламаций, памфлетов по злободневным вопросам). Специ¬альным лицам была поручена работа среди мо¬лодежи, особенно среди студенчества. Партия обя¬зывала своих членов возглавлять борьбу студен¬тов и профессоров за университетскую автономию. Все подсобные органы возглавлялись членами ЦК, подотчётными «Узкому составу», но для участия в их работе привлекался весь партийный актив. Был создан общий ЦО партии – «Социал-демо¬крат» (одновременно сохранялся и большевист¬ский орган «Пролетарий», редакция: Ленин, Зи¬новьев, Каменев, Дубровинский).
В деле уточнения функций как ЦК в целом, так и его подсобных органов в отдельности, важ¬ное значение имел августовский пленум ЦК 1908 года. Пленум указал, что вся полнота власти ос¬тается за пленарным заседанием коллегии; оно созывается один раз в три месяца, экстренное – по требованию 6 членов коллегии или по требо¬ванию большинства «Узкого состава ЦК», рабо¬тающего в России. Заседание пленума ЦК счита¬ется законным, если собралось 8 человек.
В промежутках между пленарными заседаниями всю текущую работу в России ведет «Узкий сос¬тав ЦК». По инициативе «Узкого состава ЦК» воп¬росы, не терпящие отлагательства, могут быть разрешены путем опроса всех членов коллегии ЦК. Тактические вопросы общего характера «Уз¬кий состав ЦК» решает в случае крайней спешки, если нет такого положения, то откладывает их решение до созыва пленума. Руководство Думской фракцией с.-д. поручается «Узкому составу ЦК». В резолюции пленума прямо сказано: что с.-д. фракция в Думе «является одним из служебных органов, подчиненных партии и ее ЦК» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 198) и что «ЦК ввиду его ответ¬ственности перед партией за работу фракции дол¬жен без колебания применять свое право вето на постановление фракции во всех тех случаях, когда эти последние грозят принести партии вред» (там же, стр. 201).
Вообще «Узкий состав ЦК» действует от имени ЦК в целом и выступает так же как «ЦК РСДРП», облаченный всеми его правами. Через короткие промежутки времени «Узкий состав ЦК» пред¬ставляет письменные сообщения о своей деятель¬ности в Бюро за границей для информации.
О Заграничном бюро ЦК в резолюции пленума сказано, что это бюро «является представителем интересов ЦК за границей» (не смешивать с За¬граничным, Эмигрантским бюро ЦК).
Практически ЦК – это русская пятёрка, рабо¬тающая в России («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр, 188-189). Ленина это вполне устраивало, так как из пяти членов «Узкого состава ЦК» он имел на
своей стороне большинство в три человека (1 боль¬шевик, 1 поляк, 1 латыш), против двух (1 мень¬шевик и 1 бундовец).
Дальнейшим шагом по укреплению позиций Ле¬нина в ЦК явилась V Всероссийская конференция партии. Она состоялась с 21 по 27 декабря (3-9 января 1909 г.) в Париже. На ней присутствовало 16 делегатов: от большевиков-ленинцев – Ленин, Зиновьев, Таратута (все от ЦК), член Думы Поле¬таев; от большевиков-отзовистов – Богданов (Максимов) и Денисов; от большевиков-ультима¬тистов – Ст. Вольский и Лядов; от меньшевиков-ликвидаторов – Аксельрод, Дан, Рамишвили (член ЦК) и др. («История КПСС», т. 2, стр. 259-260). Присутствовали также представители «национальных» с.-д.
Господствующим течением на конференции было ленинское. Это и обеспечило принятие так¬тических решений в духе ленинского большевиз¬ма. Подводя итоги конференции, Ленин писал:
«Год развала, год идейно-политического раз¬брода, год партийного бездорожья лежит позади нас… Кризис был, несомненно, не только органи¬зационный, но и идейно-политический».
Выход из этого кризиса указали решения кон¬ференции, утвержденные ЦК. Их сущность, по Ле¬нину, заключалась в следующем:
«Новые условия момента требуют новых форм; использование думской трибуны представляется безусловной необходимостью; длительная работа по воспитанию и организации масс выдвигается на первый план; сочетание нелегальной и легальной организации выдвигает перед партией особые задачи».
Несмотря на тяжесть кризиса, когда от 150-тысячной партии уцелело едва два десятка тысяч социал-демократов в России, Ленин все же был настроен оптимически. Да, русский народ он на¬зывал «нацией рабов», но русский пролетариат ценил высоко. В цитированной статье он писал:
«Русский пролетариат может гордиться тем, что в 1905 году под его руководством нация ра¬бов превратилась впервые в нападающую на ца¬ризм рать миллионов, в армию революции. И тот же пролетариат сумеет теперь выполнить работу воспитания и подготовки новых кадров более мо¬гучей революционной силы» (Ленин, ПСС, т. 17, стр. 354, 360, 361).
Конференция осудила «ликвидаторов» (но обо¬шла молчанием «отзовистов»), поручила ЦК «про¬должать охранение целости и единства партии» и констатировала, что «вполне успешная работа ЦК возможна только в том случае, если меньшинство его (ЦК) будет подчиняться партийной дисципли¬не, лояльно работать в рамках одного учреждения» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 195).
Конференция одобрила решение ЦК о созда¬нии в России «сокращенного состава» («узкого состава») ЦК с правами пленарного состава ЦК, но указала одновременно, что «принципиально-тактические вопросы», по возможности, должны рассматриваться на пленуме ЦК. Было также санкционировано решение о создании Загранич¬ного бюро ЦК («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 204-205).
Тем временем, фракционная борьба между ли¬дерами большевиков и меньшевиков продолжа¬лась, принимая порою весьма острые формы. По¬ложение Ленина осложнялось еще и тем, что в его собственной фракции образовалась подфракция, которая хотела стать левее самого Ленина («впередовцы»). Угрожающее положение с двух сторон заставляло Ленина прибегать к компро¬миссам, которые б глубине души он презирал и от которых он собирался отказаться при первой же возможности. Для него было важно прогло¬тить меньшевистскую фракцию со всеми её ко¬митетами, но без её лидеров. Ленин никогда не верил в их большевистское перерождение. Он хо¬тел добиться также полной капитуляции «левых».
Тем временем объединительное движение на низах партии все больше и больше разрасталось. Поскольку и пробольшевистский ЦК выступил за действительное объединение, то Ленину прихо¬дилось лавировать очень осторожно. В январе 1910 года в Париже при посредничестве внефрак¬ционной группы Л. Троцкого, издававшей в Вене газету «Правда», и Бунда был созван так назы¬ваемый «Объединительный пленум ЦК». На пле¬нуме ЦК присутствовали: от большевиков – Ле¬нин, Зиновьев, Каменев, Дубровинский, Ногин и Гольденберг; от меньшевиков-ликвидаторов – Мартов, Мартынов, Жордания, Рамишвили, Го¬рев; от «впередовцев» – Богданов и Шанцер; от польских с.-д. – Тышка и Барский; от бундов¬цев – Койген и Айзенштадт; от латышских с.-д. – Озолин (Либавский); от венской «Правды» –
Троцкий. Плеханов не явился («История КПСС», т. 2, стр. 298).
Ленин был против созыва пленума, но активной борьбы против него не вел, тем более, что он ма¬ло верил в его успех. Важнейшие решения плену¬ма свелись к следующему:
1) избрать редакцию нового ЦО из пяти лиц (от большевиков – Ленин и Зиновьев, от меньше¬виков – Мартов и Дан плюс поляк Барский, со¬чувствовавший большевикам);
2) прекратить издание большевистского «Про¬летария» и меньшевистского «Голос социал-демо¬крата» ;
3) распустить Большевистский центр;
4) избрать русскую коллегию ЦК из семи чело¬век в составе двух большевиков (Ногин и Гольденберг), двух меньшевиков (не названы), плюс Мар¬тынов, член Бунда Абрамович (Рейн) и латыш Либавский;
5) реорганизовать Заграничное бюро ЦК в сос¬таве пяти человек (от большевиков – Любимов,
потом Семашко, от меньшевиков – Горев);
6) передать из большевистской кассы в обще¬партийную кассу деньги в сумме 500 тысяч (эти деньги хранились у лидеров немецкой социал-де¬мократии Каутского, Ф. Меринга и Клары Цет¬кин);
7) субсидировать газету Троцкого «Правда», признать её партийным органом, ввести в состав её редакции одного члена ЦК (Каменева);
8) зарегистрировать антиленинский «Вперед», как партийную литературную группу;
9) учредить в Париже партийную школу пропа¬гандистов;
10) издавать «Дискуссионный сборник» (редак¬ция – по одному представителю от каждого тече¬ния и национальных организаций);
11) выработать план организации в России пар¬тии, создавая группы в легальных организациях, «ячейки» в нелегальных организациях, а сущест¬вующим фракциям слиться;
1.2) издавать в России легальный орган;
13) созвать общепартийную конференцию с участием деятелей как нелегального, так и ле¬гального движения (А. Спиридович, «История большевизма в России», Париж, 1922, стр. 208).
На пленуме был принят и специальный «Устав ЦК РСДРП». Основные его параграфы сводились к следующему:
1) действующая в России коллегия членов ЦК из семи членов («Семерка») пользуется всеми правами ЦК («Семерка»: 2 большевика, 2 мень¬шевика, 1 бундовец, 1 поляк, 1 латыш);
2) каждый член ЦК обязан исполнять ту или иную работу;
3) действующий ЦК состоит из членов и канди¬датов, избранных на Лондонском съезде;
4) в случае выбытия кого-либо из членов «Се¬мерки», его заменяют кандидатом Лондонского съезда, в случае отсутствия такового, «Семерка» сама подбирает кандидата в члены «Семерки»;
5) кадидаты, выбранные Лондонским съездом, замещают выбывающих членов ЦК в порядке, ус¬тановленном Уставом;
6) за границей действует назначенное ЦК За¬граничное бюро ЦК, состоящее из 5 членов ЦК. В состав Бюро входят три представителя «нацио¬нальных» Центральных Комитетов, которые могут быть и не членами ЦК (но они не участвуют в пленуме ЦК); это Бюро заведует имуществом пар¬тии, издательскими и техническими делами, пред¬ставляет партию за границей, объединяет загра¬ничные группы содействия партии и служит по¬средником между ними и действующим в Рос¬сии ЦК;
7) в пленум (из 15 чел.) привлекаются: 1) члены «Семерки», 2) члены Заграничного бюро, являю¬щиеся членами ЦК, 3) если те и другие не дают числа 15, то привлекаются к работе пленума кан¬дидаты; при замещении кандидатур соблюдается пропорциональность течений. Вопрос о том, кто именно из кандидатов имеет право присутствовать на пленуме, решает член ЦК данного течения. Устав был принят единогласно (Ленин, Собр. соч., т. XIV, стр. 472-473).
Официальный историк пишет: «Несмотря на протест Ленина, пленум решил закрыть газету «Пролетарий», безотлагательно передать ЦК РСДРП часть денег, принадлежащих большевикам, а остальные – в течение двух лет. Деньги времен¬но отдавались на хранение «Держателям – пред¬ставителям германской социал-демократии Мерингу, Цеткин и Каутскому» («История КПСС», т. 2, стр. 300).
Этот комментарий официального историка со¬вершенно не согласуется со следующим документом, который подписал Ленин, в числе других большевистских участников пленума:
«Мы, нижеподписавшиеся, идя целиком на¬встречу назревшей потребности в организацион¬ном единстве партии, заявляем:
1) мы распускаем свой фракционный центр;
2) мы прекращаем издание газеты «Пролетарий» ;
3) …
4) … (в этих двух пунктах речь идет о немедленной передаче большевиками части своего иму¬щества в ЦК) (Ленин, Собр. соч., т. XIV, стр. 475).
Но это решение пленума ЦК и ленинского Большевистского центра было опротестовано большевиками из группы «Вперед». Эта группа выпустила специальное обращение, в котором го¬ворилось:
«К товарищам большевикам. Вам, вероятно, уже известно принятое и оглашенное Централь¬ным Комитетом заявление Большевистского цен¬тра о том, что «Большевистский центр» признается распущенным, «Пролетарий» закрывается, больше¬вистские деньги передаются ЦК и большевизм, как организационное идейное течение, объявлено не существующим…
Официальные руководители по всей линии от¬реклись от большевистских традиций…
Это не было просто изменение взглядов. Это был совершенно сознательный обман, направлен¬ный против всего большевистского течения… За последние два года не дано было организациям ни одного денежного отчета, истрачены были сотни тысяч… Таким образом, и в идейном, и в мате¬риальном, и в организационном смысле Больше¬вистский центр стал бесконтрольным вершите¬лем большевистских дел, поскольку они зависели от заграницы… Но затем Большевистский центр счел себя вправе совершить и последний шаг – официально ликвидировать фракцию, не спросив мнения ни одной из большевистских организаций, и передать её (фракции) материальные средства в ЦК, выговорив при этом себе крупную их долю, – уже как частной группе литераторов. Цепь обма¬на была завершена таким актом, в котором со¬единились все меры лицемерия и узурпации: при¬своение чужого имени («Большевистский центр»), растрата чужого имущества, распущение чужой организации…
Идейное течение должно руководить своими вождями и представителями. Только решение местных большевистских организаций может счи¬таться действительным решением вопроса. Пока оно не состоялось, постановление Большевистско¬го центра о роспуске фракции, передаче денег в ЦК и т. д. никакой силы иметь не может» (А. Спиридович, там же, стр. 219-222).
Напрасно левые большевики волновались. Объ¬единение враждующих фракций на январском пленуме ЦК оказалось иллюзорным. Наоборот, только после этого пленума еще больше обостри¬лись фракционные разногласия. Пожалуй, никог¬да РСДРП не представляла такой пестрой карти¬ны фракций, групп и группировок, как в месяцы и годы, последовавшие за январским пленумом.
В лагере меньшевиков образовалось целых че¬тыре фракции – фракция Потресова (журнал «Наша заря»), стоящая на самом правом фланге РСДРП; фракция Мартова-Дана-Аксельрода (га¬зета «Голос социал-демократа»); фракция Троц¬кого (газета «Правда»), выступавшая за прими¬рение между большевиками и меньшевиками; фракция Плеханова («меньшевики-партийцы»).
У большевиков были три фракции – фракция Ленина-Зиновьева-Каменева, фракция Богданова-Луначарского-Покровского-Горького (группа «Впе¬ред») и фракция «примиренцев», которая активно добивалась объединения с меньшевиками (члены ЦК Дубровинский, Ногин, Любимов, Гольденберг и др.).
Из трех центров партии – Руское бюро ЦК бы¬ло в руках «примиренцев», Заграничное бюро ЦК в руках меньшевиков, центральный орган «Соци¬ал-демократ» в руках большевиков-ленинцев (хотя в редакцию входили Мартов и Дан, Ленин и Зи¬новьев, пользуясь голосом пятого члена – поляка, проводили в ЦО свою линию и даже браковали статьи Мартова).
В этот период Ленин усилено добивается союза с группой Плеханова. Вместе с нею он начинает в конце 1910 года издание легальной партийной газеты «Звезда» в Петербурге. Кроме того, в кон¬це 1911 года большевики начали издавать в Пе¬тербурге легальный журнал «Просвещение».
Исключительно важное значение в деле завое¬вания российских партийных организаций на сторону большевизма имела партийная школа в Лонжюмо под Парижем, которая начала работать весной 1911 года. Из этой школы вышли такие убежденные ученики Ленина (Ленин прочел там 56 лекций), как Орджоникидзе, Белостоцкий, Шварц, Бреслав, которые, вернувшись в Россию, подготовили созыв Пражской конференции 1912 года и сами стали членами ЦК партии больше¬виков.
Таким образом, январский «объединительный» пленум ЦК не оправдал своего назначения. Фак¬тически объединения не произошло. Слишком сильны были его противники как справа (меньшевики-«ликвидаторы»), так и слева (большевики-«отзовисты»). Меньшевики-«ликвидаторы» во¬обще отказались войти в состав нового ЦК и при¬знать решения январского пленума.
«Голос социал-демократа» выпустил «Письмо к товарищам», против большевистской интерпрета¬ции решений пленума ЦК (Ленин, Собр. соч., XIV, стр. 476-480), а в России меньшевики при¬ступили к изданию легального органа «Наша заря».
Большевики, которые торжественно обещали распустить свой фракционный центр и закрыть его печатный орган, а деньги передать новому составу ЦК («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 242), фор¬мально признали решения пленума, но на деле вели борьбу против них.
Что же касается партийных денег, то ими фак¬тически распоряжался Большевистский центр. Субсидию Троцкому тоже прекратили, отозвав из
редакции его газеты командированного туда Ка¬менева, члена ЦК. В противовес газете Троцкого ЦК организовал свой орган – «Рабочую газету». «Дискуссионный сборник», созданный январским пленумом, тоже развалился – представители «Го¬лоса с.-д.» и лево-большевистского «Вперед» от¬туда ушли. Дальнейшее разложение ЦК было пре¬дупреждено русской полицией – в апреле 1910 года было арестовано Русское бюро ЦК, а вслед за этим – и только что избранная на январском пленуме руководящая коллегия ЦК – «Семерка».
Поэтому фактическая власть ЦК сосредоточи¬лась в руках Заграничного бюро ЦК, где влияние меньшевиков преобладало. Ленин решил предло¬жить большевикам и полякам выйти оттуда, что¬бы ликвидировать само это бюро (что и было сде¬лано: большевистский представитель Семашко, взяв кассу и бумаги, покинул Бюро).
После этого Ленин предложил единственному члену «Семерки», уцелевшему от ареста, созвать новое совещание ЦК. Это совещание состоялось в Париже с 28 мая (10 июня) по 4 (17) июня. От большевиков на совещании участвовали Ленин, Зиновьев и Рыков. Присутствовали также предста¬вители «Голоса социал-демократа», поляков, ла¬тышей и Бунда. Представители «Голоса социал-демократа» и Бунда покинули совещание, когда узнали цели его организатора – Ленина. После этого оставшиеся члены ЦК приняли решение о созыве Всероссийской конференции. Была создана Заграничная организационная комиссия по её со¬зыву (ЗОК). Заграничная организационная комиссия должна была организовать Русскую коллегию из местных людей для подготовки конференции. Была создана также Техническая комиссия (ТК) для «исполнения ряда технических функций в связи с партийным издательством, транспортом и т. д.» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 248).
В «Извещении» совещания членов ЦК заранее отводилось неизбежное обвинение, что больше¬вики незаконным путем захватили всю власть над ЦК. В нем говорилось: «не о «захвате власти», а о выполнении элементарной партийной обязанности идет речь» (там же, стр. 246).
Но именно как захват власти истолковали мень¬шевики решение совещания ЦК. Мартов и Дан вышли из редакции «Социал-демократа», что сде¬лало и этот орган ЦК чисто большевистским. На будущую конференцию приглашали всех (кроме «ликвидаторов») группу Плеханова, группу Троцкого («Правда») группу Богданова («Вперед»), Бунд, латышскую социал-демократию (там же, стр. 249). Ленин объяснял, почему он, например, приглашает на конференцию группы «Правда» и «Вперед», таким соображением:
«Обращаться к русским рабочим, связанным с «Впередом» и «Правдой», через головы этих груп¬пок против этих группок – такова политика, ко¬торую большевизм вел, ведет и проведет через все препятствия» (Ленин, ПСС, т. 20, стр. 350).
Лучшего рецепта не мог бы придумать даже сам Макиавелли.
ЗОК назначила своими представителями в Рос¬сии Оржоникидзе, Шварца и Бреслава. 29 сентября 1911 года в Баку состоялось совещание ряда партийных организаций, на котором была создана Российская организационная комиссия (РОК) по созыву общероссийской конференции. В её состав вошли большевики Орджоникидзе, Шварц, Шау¬мян, Спандарян и один плехановец – Соколин («Ис¬тория КПСС», т. 2, стр. 349). Таким образом, Ле¬нин создал фактически новый ЦК внутри России.
Так завершил Ленин свой новый переворот в ЦК. Разумеется, это вызвало бурю негодования и правых, и левых меньшевиков. Заграничное бюро ЦК не признало свой роспуск. Оно созвало в Бер¬не ответное совещание (20 августа 1911 г.) с уча¬стием Заграничного бюро ЦК, редакции «Голоса с.-д.», редакции «Правды», Бунда, латышской с.-д.
Это совещание постановило создать «Органи¬зационный комитет» по созыву российской пар¬тийной конференции как ответ и противовес боль¬шевистской «Организационной комиссии» и «Тех¬нической комиссии» (А. Спиридович, там же, стр. 231-232).
Большевизм и меньшевизм стремительно идут к окончательному и бесповоротному расколу, ко¬торый сделает их непримиримыми антиподами не только в тактике, но и в идеологии.

Глава 5
ЗАРОЖДЕНИЕ КРИМИНАЛЬНОГО ТЕЧЕНИЯ В БОЛЬШЕВИЗМЕ («ЭКСЫ»)
Чтобы лучше понять дальнейшее развитие боль¬шевизма – от триумфа ленинского ЦК в Октябрь¬ской революции и до его гибели после смерти Ленина, – чтобы документально проследить гене¬алогию будущего сталинского большевизма, – надо остановиться на истории зарождения крими¬нального течения в большевистской партии – на истории кавказских «экспроприаторов», которых на партийном языке называли сокращенно «экса¬ми». Здесь впервые в истории политической мыс¬ли и политических движений мы присутствуем при рождении политико-уголовного «гибрида», когда для осуществления политической цели про¬граммы (захват власти) проповедуются и приме¬няются чисто уголовные методы (убийства, грабе¬жи, поджоги, фальшивомонетничество). Вот этот гибрид и родился в революции 1905 года в каче¬стве «боевых дружин» рабочей самообороны. Од¬нако Ленин решил сохранить их и после пораже¬ния революции для двух целей: 1) добывать для партии деньги путем «экспроприации экспроприа¬торов» и 2) убивать шпионов, «черносотенцев» и «начальствующих лиц полиции, армии и флота».
Формулу Маркса, что во время пролетарской революции происходит лишь «экспроприация экс¬проприаторов», Ленин перевел на понятный рус¬ский язык – «грабь награбленное» (через год по¬сле установления большевистской власти Ленин суть большевизма как раз и свел к этому. Ленин сказал:
«Прав был старый большевик, объяснивший ка¬заку, в чем заключается большевизм. На вопрос казака: «а правда ли, что вы, большевики, граби¬те?», – старик ответил: 2Да, мы грабим награблен¬ное»»), (Ленин, Собр. соч., т. XXII, стр. 251).
Оправдывает ли цель любые средства, допусти¬мо ли в борьбе против самодержавия применение метода политического бандитизма, чтобы «гра¬бить награбленное» в пользу партии и убивать противников для развязывания новой революции? На эти вопросы обе фракции РСДРП отвечали по-разному.
Мартов и меньшевики отвергали всякие уго¬ловные и аморальные средства в борьбе с врагом, не отрицая в принципе организованное насилие от имени партии и рабочего класса, если страна находится в полосе революции.
Напротив, Ленин и некоторые из большевиков считали уже одну постановку вопроса о средствах моральных и аморальных, о методах и формах, допустимых и недопустимых в политике не толь¬ко «оппортунистической», но и преступной. Ле¬нин впоследствии обобщил свой взгляд на этот счет в следующих словах:
«Революционный класс для осуществления своей задачи должен уметь овладеть всеми, без ма¬лейшего исключения формами и сторонами об¬щественной деятельности… Всякий согласится, что неразумно или даже преступно будет поведе¬ние той армии, которая не готовится овладеть все¬ми видами оружия, всеми средствами и приемами борьбы… К политике это еще более относится, чем к военному делу» (Ленин, Собр. соч., т. XXV, стр. 232, 3-е изд.).
Вопрос о «боевых дружинах», о «партизанской войне» (то есть об «эксах») обсуждался на двух совместных съездах большевиков и меньшевиков. Разбор позиции сторон на этих съездах по данно¬му вопросу проливает свет не только на дальней¬шую эволюцию уголовного крыла в самой боль¬шевистской партии, но и на глубокую пропасть, которая образовалась между большевизмом и меньшевизмом как раз в области «моральной фи¬лософии» самой революции. По существу обе фракции исходили из диаметрально противопо¬ложных этических принципов в политической борьбе. Ничто так ярко и в то же время так до¬кументально не характеризует две этики двух фракций РСДРП, как сравнение двух проектов резолюций большевиков и меньшевиков «О пар¬тизанских выступлениях» на IV съезде, решение самого съезда по данному вопросу против Ленина, а также борьба Ленина с неугодным ему решени¬ем в его органе «Пролетарий».
Ленин представил съезду проект, который, ис¬ходя из того, что революция в России продолжа¬ется в виде «партизанских нападений на неприятеля», предлагал: во-первых, «партия должна признать партизанские боевые выступления дру¬жин, входящих в нее и примыкающих к ней, прин¬ципиально допустимыми»; во-вторых, «допустимы также боевые выступления для захвата денежных средств» («Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. Протоколы», 1959, стр. 481, 482).
Меньшевики внесли проект резолюции, в кото¬ром говорилось:
«Принимая во внимание, что деклассированные слои общества, уголовные преступники и подонки городского населения всегда пользовались рево¬люционными волнениями для своих антисоциаль¬ных целей и революционному народу приходилось принимать суровые меры против вакханалии во¬ровства и разбоя; наконец, что важнейшая сила революции заключается в е.е морально-политиче¬ском влиянии на революционные массы, на обще¬ство и на всю армию, что дезорганизуя государст¬венную власть, она ставит целью не общественную анархию, а организацию общественных сил, – съезд постановляет:
а) бороться против выступлений отдельных лиц или групп с целью захвата денег под именем или девизом с.-д. партии;
б) избегать нарушения личной безопасности или частной собственности мирных граждан;
в) разрушение и порчу казенных зданий, же¬лезных дорог и других сооружений, казенных и частных, производить только в тех случаях, когда с этим сопряжена непосредственная боевая цель;
г) капиталы Государственного банка, казначейства и других правительственных учреждений не захватывать, кроме как в случае образования ор¬ганов революционной власти и по их указанию; при этом конфискация народных денег, собран¬ных в казенных учреждениях, должна происхо¬дить гласно и при полной отчетности. Оружие и боевые снаряды, принадлежащие правительству, захватывать при всех представляющихся возмож¬ностях» (там же, стр. 528).
Сначала оба проекта обсуждались на комиссии съезда. К немалому огорчению Ленина, большин¬ство большевистской фракции на комиссии от¬вергло резолюцию Ленина «о партизанских выс¬туплениях» и присоединилось к проекту меньше¬виков. Об этом докладывал съезду меньшевик Н. Череванин:
«Представляя съезду проект резолюции по по¬воду «партизанских действий», я должен заявить, что работа комиссии по этому вопросу весьма упростилась, так как товарищи из большинства (то есть из большевистской фракции. – А. А.) пришли к соглашению с нами» (там же, стр. 401).
Тяжесть поражения Ленина в его собственной фракции выявилась при голосовании. На съезде присутствовало 62 меньшевистских и 46 больше¬вистских делегатов. Первая важнейшая часть меньшевистской резолюции до пункта «г» была принята 68 голосами против четырех большеви¬ков, в том числе и Ленина, 20 человек воздержа¬лось при голосовании (там же, стр. 462).
Разумеется, Ленин и не думал подчиниться это¬му решению верховного органа партии, несмотря на то, что в данном вопросе его дезавуировала его собственная фракция. Через пять месяцев после съезда Ленин писал в «Пролетарии»:
«Когда я вижу социал-демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну, тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что они говорят?..» (Ле¬нин, Собр. соч., т. X, стр. 86).
Ленин определенно этого не «понимал». Он до¬бавлял:
«Говорят: партизанская война приближает соз¬нательный пролетариат к опустившимся пропой¬цам, босякам. Это верно. Но отсюда следует толь¬ко то, что никогда партия пролетариата не может считать партизанской войны единственным или даже главным средством борьбы» (там же, стр. 86).
Кончая статью, Ленин как бы нечаянно обмол¬вился, что спор тут идет, собственно, о возникно¬вении нового направления в его же собственной фракции, хотя факт такого направления он, отри¬цает. Вот слова Ленина:
«Мы далеки от мысли видеть в конкретной оценке тех или иных партизанских выступлений вопрос направления в социал-демократии» (там же, стр. 88, выделено Лениным. – А. А.).
В том-то и суть спора, что под духовным води¬тельством Ленина в самой фракции большевиков начало зарождаться новое политико-уголовное направление, над которым он скоро потеряет вся¬кий контроль, находясь за границей.
Когда 15 августа 1906 года, по решению Поль¬ской Партии Социалистов, в ряде городов Польши (в Варшаве, Лодзи, Радоме и Плоцке) была совер¬шена серия террористических актов и убиты де¬сятки городовых и русских солдат, что вызвало протест ЦК РСДРП против действий польских со¬циалистов, Ленин выступил по этому вопросу со специальной статьей «К событиям дня». В ней Ленин писал:
«Безусловно ошибается и глубоко ошибается ЦК нашей партии, заявляя: «само собой разумеет¬ся, что так называемые «партизанские» боевые выступления, по-прежнему отвергаются партией». Это неверно… Мы советуем всем многочислен¬ным боевым группам нашей партии прекратить свою бездеятельность и предпринять ряд парти¬занских действий на точном основании решений съезда… с наименьшим «нарушением личной бе¬зопасности» мирных граждан и с наибольшим на¬рушением личной безопасности шпионов, актив¬ных черносотенцев, начальствующих лиц полиции, войска, флота и так далее, и тому подобное» (Ле¬нин, Собр. соч., т. X, 3-е изд., стр. 45-47, послед¬ние слова выделены Лениным. – А. А.).
Между прочим, эти слова Ленина решительно опровергают содержащуюся во всех учебниках легенду, что Ленин и большевизм в отличие от народников и эсеров якобы выступали против ин¬дивидуального террора. Депутат Второй Государ¬ственной Думы от большевиков, в то время близ¬кий соратник Ленина – Григорий Алексинский – сообщает историю возникновения «экспроприато¬ров»:
«В период времени 1906-1910 годов больше¬вистская фракция управлялась малым комитетом, существование которого было скрыто не только от глаз полиции, но также и от членов партии. Этот малый комитет, в который входили Ленин, Красин и еще одно лицо, которое держится теперь в стороне от политики (написано в 1921 г., треть¬им лицом был А. Богданов. – А. А.), особенно за¬нимался финансами партии. В постоянных поис¬ках денежных ресурсов комитет избрал про¬стое средство пополнения кассы. Это средство то самое, которое много позже употреблял Бонно… но Бонно оперировал лично, тогда как больше¬вистская «троица» ограничивалась общим руковод¬ством… Грабили почтовые отделения, вокзальные кассы, поезда, устраивая предварительно круше¬ния (Le Matin, 9 Septembre, 1921).
На пятом съезде партии (апрель-май 1907 г.), где фракция большевиков имела большинство де¬легатов, вновь обсуждался вопрос об «эксах». Докладчик ЦК Мартов доложил съезду:
«Так называемый партизанский террор и экс¬проприации разлились широкой рекой… Усиливая репрессии правительства, терроризируя буржуаз¬ное население и тем толкая его в сторону реак¬ции, террор и экспроприации в то же время де¬зорганизовывали революционные элементы проле¬тариата и примыкающей к нему молодежи, внося зачастую крайнюю деморализацию в их ряды…»
(«Лондонский съезд РСДРП. Полный текст про¬токолов», 1909, стр. 71).
После революции большевистский историк Ем. Ярославский авторитетно засвидетельствовал по этому поводу:
«Отношение к экспроприациям в партии было различное. В то время, как большевики признава¬ли частичную экспроприацию, меньшевики лице¬мерно заявляли, что они против экспроприации… Была опасность, что экспроприации могут выро¬диться и иногда вырождались в анархистские выступления и даже бандитизм, когда группа эк¬сов тратила добытые экспроприацией средства на свои личные нужды…» (Ем. Ярославский, «Очер¬ки по-истории ВКП (б)», Москва, 1938, стр. 194). По этим причинам пробольшевистский съезд, который принял все резолюции в духе Ленина, одну резолюцию принял и против Ленина: «о пар¬тизанских выступлениях». По данному вопросу съезд решил:
«В настоящий момент сравнительного затишья партизанские выступления неизбежно вырожда¬ются в чисто анархистские приемы борьбы… Боевые дружины, существующие при партийных комитетах… неизбежно превращаются в замкну¬тые заговорщические кружки, деморализуясь, вно¬сят дезорганизацию в ряды партии, – принимая все это во внимание, съезд признает… партизан¬ские выступления нежелательны и съезд рекомен¬дует идейную борьбу с ними» («КПСС в рез.», 1953, стр. 162). Разумеется, Ленин не посчитался и с этим решением своего собственного большевистского большинства V съезда. Сейчас же после съезда он приступил к подготовке новой «экспроприации», наиболее знаменитой из всех большевистских «экспроприации» до революции. Проведение данной «экспроприации» Ленин поручил неизвестно¬му делегату V съезда, но весьма известному в Тифлисе «боевику» и «экспроприатору» – Коба-Сосо Джугашвили, который в результате выполне¬ния этого ленинского задания, собственно, и стал Сталиным.
Прежде чем приступить к изложению событий, связанных с выполнением задания Ленина, рас¬скажем в изложении самого Сталина о его первом знакомстве с Лениным и о том впечатлении, кото¬рое произвел Ленин на Сталина. В речи о Ленине на вечере кремлевских курсантов через неделю после смерти Ленина Сталин сообщил, что его первая заочная встреча с Лениным произошла в 1903 году. Эта дата была избрана не случайно. В РСДРП было известно, что после раскола партии на меньшевиков и большевиков в 1903 году Ста¬лин до конца 1904 года примыкал к грузинским меньшевикам. Если вы заглянете в его «Сочине¬ния» (т. 1), то вы не найдете не только за 1903 год, но и за 1904 и 1905 годы ни одной статьи или документа, подписанного каким-нибудь псев¬донимом Сталина, из которого была бы видна позиция Сталина по вопросу о расколе. Там при¬ведены два «Письма из Кутаиси», помеченные сентябрем и октябрем 1904 года, в которых Ста¬лин защищает Ленина против Мартова – и то через год! Но достоверность и этих писем прихо¬дится брать под сомнение, ибо, во-первых, к этим письмам сделано примечание: «публикуются впервые», во-вторых, они пущены в «научный обо¬рот» таким известным «ученым», как Берия в его «К истории большевистских организаций в Закав¬казье». Советский журнал «Вопросы истории» так охарактеризовал «труд» Берия: «Культ Сталина вел к прямому извращению исторической прав¬ды», работа Берия была «построена на натяжках и прямых фальсификациях» («Вопросы истории», № 3, 1956, стр. 4).
Тем не менее, надо считать вероятным, что по¬сле осторожного оглядывания вокруг и терпели¬вого изучения ситуации в партии в течение целого года Сталин открыл в Ленине самого себя и при¬соединился к нему к концу 1905 и началу 1906 года. Если не говорить о сомнительных «докумен¬тах» Берия, приписываемых Сталину, то первая статья в грузинской социал-демократической га¬зете на грузинском языке, приписываемая Стали¬ну, появилась 8 марта 1906 года. В ней Сталин защищает ленинскую тактику бойкота Думы про¬тив меньшевиков.
Теперь вернемся к впечатлению, которое произ¬вел на Сталина Ленин. Сталин говорил на упомя¬нутом вечере:
«Впервые я познакомился с Лениным в 1903 году… в порядке переписки… Знакомство с рево¬люционной деятельностью Ленина привело меня к убеждению, что мы имеем в лице Ленина чело¬века необыкновенного… Когда я сравнивал его с остальными руководителями нашей партии, мне все время казалось, что соратники Ленина – Пле¬ханов, Аксельрод, Мартов – стоят ниже целой головой, что Ленин в сравнении с ними не просто руководитель, а руководитель высшего типа, гор¬ный орёл, не знающий страха» (Демьян Бедный писал, что Сталин, как житель Кавказа, сравни¬вал Ленина с «горным орлом», но житель севера, вероятно, сравнил бы Ленина с «северным сияни¬ем»).
Дальше Сталин говорит, что об этом своем впе¬чатлении о Ленине он написал одному эмигранту, а последний показал письмо Ленину. Вот тогда Ленин написал Сталину письмо программного ха¬рактера, в котором «каждая фраза не говорит, а стреляет». Сталин сообщает, что по привычке старого подпольщика он письмо Ленина «предал сожжению» (но до педантичности аккуратный в письменных делах Ленин тоже не сохранил копии столь важного письма).
Первая личная встреча Сталина с Лениным про¬изошла в декабре 1905 года на конференции в Таммерфорсе. Второй и третий раз Сталин видел и слушал Ленина на IV и V съезде партии, где Сталин присутствовал как делегат с совещатель¬ным голосом от Тифлиса. На V съезде Сталин присутствует под кличкой «Иванович», но на Кав¬казе он известен под кличкой «Коба». (Сталин взял эту кличку из повести «Отцеубийство» гру¬зинского классика князя Казбеги, главный герой которой – Коба – воплощает в себе не только бесстрашный личный героизм, но и беспримерную верность идеалам гуманизма и дружбы!)
Однако самая важная встреча, которая, в ко¬нечном счете, привела Сталина на верхний этаж партии, произошла у Сталина с Лениным в 1907 году в Берлине. Об этой встрече пишет коммуни¬стический биограф Сталина Анри Барбюс в сво¬ей книге «Сталин». После беседы с Лениным Ста¬лин уехал в Тифлис, но в том же году еще раз приезжал в Берлин, чтобы вновь встретиться с Ле¬ниным. Сам Сталин упомянул однажды в интер¬вью с немецким писателем Людвигом, что он бы¬вал в Берлине, однако в официальной биографии Сталина никогда не разрешалось писать о столь важнейшем факте его двух встреч с Лениным в Берлине, хотя сообщения об этих встречах Барбюс приводит со слов грузинских старых большевиков и с ведома Сталина. В чем же тогда дело? Если свидание Сталина с Лениным в Берлине накануне или сейчас же после V съезда (съезд закрылся 19 мая 1907 г.) можно считать фактом достовер¬ным, то содержание беседы между ними навсегда осталось секретным. Это можно объяснить только тем, что предметом беседы был как раз вопрос об организации «экспроприации», которую запретил V съезд. Хорошо информированный Троцкий пи¬сал:
«Если Ленин совершил специальное путешест¬вие в немецкую столицу для такой встречи, то во всяком случае не ради теоретических «бесед». Встреча могла состояться либо до или еще более вероятно сейчас же после съезда партии, и почти несомненно, что она была посвящена предстоя¬щей экспроприации, добыче денег и т. д.».
Почему же встреча произошла не в Лондоне, а в Берлине? – спрашивает Троцкий. Отвечая на этот вопрос, Троцкий говорит, что весьма веро¬ятно, что Ленин не хотел встречаться с «Ивано¬вичем» на глазах царских и других шпионов, при¬сутствовавших на съезде в Лондоне, к тому же, возможно, что на встрече присутствовало и третье лицо, не имевшее никакого отношения к съезду партии (L. Trotsky, Stalin, p. 108). Троцкий не на¬зывает его имени. Но мы знаем, что это «третье лицо» – Камо – через месяц прославится на весь мир как возглавитель самого дерзкого в истории царской России бандитского налета.
Встреча между Лениным, Коба и Камо произо¬шла, по всей вероятности, после 19 мая. Через месяц – 26 июня 1907 г. – произошла и знаме¬нитая тифлисская «экспроприация».
Прежде всего, кто такой Камо? Камо – грузин¬ский армянин, его настоящая фамилия Тер-Пет¬росян. Он, как и Сталин, родился в г. Гори, почти его ровесник (Камо моложе Сталина только на два года). В его официальной биографии, которая вышла в БСЭ в 1937 году, сказано:
«Камо – большевик, активнейший кавказский боевик. Герой партизанских выступлений. Камо – ученик Сталина… Камо организовал ряд крупных экспроприации… В 1907 г. принял участие в из¬вестной экспроприации в Тифлисе на Эриванской площади. В связи с этой экспроприацией был арестован 22. 11. 1907 г. в Берлине…» (БСЭ, т. 31, 1-е изд., 1937, стр. 133).
Однако во втором издании БСЭ, которое было подготовлено к изданию еще при жизни Сталина и вышло в 1953 году, в биографии Камо нет ни од¬ного слова об «экспроприациях», в том числе и о такой знаменитой, как тифлисская, хотя самой биографии Камо уделено в два раза больше места, чем в первом издании. В новой биографии, как и в старой, указано, что учитель Камо – Сталин: Камо «в 1901 г. познакомился со Сталиным и под его руководством начал нелегальную партийную работу…» (БСЭ, т. 19, 2-е изд., 1953 г., стр. 543). Далее говорится, что в марте 1906 года Камо при¬езжал в Петербург, где лично познакомился с Ле¬ниным, доставлял из Петербурга оружие на Кав¬каз, организовал в Тифлисе мастерскую по про¬изводству бомб, «занялся формированием, воору¬жением боевых групп и дружин, участвовал в вооруженных столкновениях с царскими войска¬ми, полицией и черносотенцами… В ноябре 1907 года был арестован в Берлине, в конце 1909 года выдан царским властям» (там же, стр. 543-544).
За что арестован, за что выдан? Об этом во второй биографии Камо нет ни слова. Почему это так, мы увидим дальше, но сейчас важно запом¬нить две вещи из первой биографии Камо: во-пер¬вых, Камо – непосредственный «ученик Сталина», во-вторых, главная революционная профессия Ка¬мо, которой его учил Сталин начиная с 1905 года – это «экспроприации».
Наиболее опасной экспроприацией из всех «эксов» 1906 года было ограбление в Чиатури груп¬пой Коба-Камо почтового поезда в ноябре 1906 года; из награбленных 21 тыс. рублей, «эксы» на¬правили большевистскому центру только 15 тыс. рублей (Суварин, там же, стр. 100). Значительные деньги к Ленину пошли и от других «экспроприа¬ции» – на корабле «Николай I» и в Бакинском порту.
Разрабатывая доктрину о «партизанской вой¬не», о «боевых дружинах» и об «экспроприациях», Ленин недаром обратил свои взоры именно на Кавказ, а из среди своих кавказских учеников осо¬бо выделил для этой цели двух «боевиков» – Коба и Камо. На это были исторические и пер¬сональные причины. На одну из исторических причин указывал еще Троцкий:
«На Кавказе, с его романтической традицией грабежей и кровавой междоусобицей, которая все еще живуча и сейчас, партизанская война нахо¬дила любое число бесстрашных практиков. Более тысячи террористических актов всех видов было совершено в Закавказье только за время первой русской революции 1905-1907 гг.» (L. Trotsky, Stalin, p. 96).
Персональные причины были не менее важные. Из всех кавказских большевиков Коба и Камо не только беспрекословно поддержали доктрину Ле¬нина об «эксах», но и сама эта доктрина родилась в голове Ленина как результат практического опыта по проведению «ряда экспроприации» на Кавказе «боевой дружиной» Камо под непосред¬ственным руководством Коба, как его учителя, о чем так подчеркнуто сказано в БСЭ. Тифлисская «экспроприация» 1907 года и явилась прямым результатом берлинской встречи.
Автор классической биографии Сталина – Бо¬рис Константинович Суварин – так оценил зна¬чение Тифлисской «экспроприации» в карьере Коба:
«Тифлисский «экс», самый грандиозный из всех, был своего рода шедевром, затмившим все пре¬дыдущие акции по своей драматичности и абсо¬лютному успеху. Он явился подтверждением принципиального права Сталина подбирать руко¬водителей дела. Малоизвестный провинциальный боевик, действующий под руководством мистиче¬ского «триумвирата» (Ленин-Богданов-Красин. – А.А.), «профессиональный революционер» par excellence, неспособный продвинуться в иерархии партии интеллектуальной силой ума, но готовый служить ее делу, играя постоянно возрастающую роль, Коба нашел обстоятельства, при которых он покажет свой стальной характер» (В. С. Souvarine, Stalin, p. 94).
Он его и показал, что мы увидим дальше. Уче¬ник Сталина – Камо (Тер-Петросян, слабо знав¬ший русский язык, слово «кому» произносил всег¬да как «камо», отсюда Сталин дал ему прозвище «Камо», которое и закрепилось за ним навсегда) являл органическую смесь социального бунтаря, выдающегося авантюриста и героического бандита с уму непостижимой силой воли. Все эти качества Камо сказались как раз в тифлисской «экспро¬приации». Вкратце ее история следующая.
Вернувшись в Тифлис после свидания с Лени¬ным в Берлине, Коба создал из наиболее смелых «экспроприаторов» нечто вроде свободной банды числом, по показаниям свидетелей, около пяти¬десяти человек. Цель банды – вооруженное напа¬дение и «экспроприации» денег Государственного банка в Тифлисе во время их перевозки. Руково¬дителем банды Коба назначил Камо, переодев его в форму бравого офицера, ему была придана «разведка», в которой участвовали и две грузин¬ки-большевички. Банда была разбита на мелкие группы и «расквартирована» вокруг Эриванской площади, на которой было намечено нападение. Явился ли сам Коба на площадь, чтобы лично руководить «операцией»? Троцкий пишет, что «в партийных кругах личное участие Коба в тифлис¬ской экспроприации считалось бесспорным» (L. Trotsky, цит. пр., стр. 106). Троцкий добавляет, что и он был этого мнения до 1932 года, но что дополнительное изучение вопроса убеждает его, что лично сам Сталин не участвовал в «экспро¬приации», а только был «советником» Камо. Ар¬гументация? Ссылки на ряд советских книг, в которых нет никаких ссылок на личное участие Сталина плюс молчание самого Сталина. Но само «убеждение» Троцкого не убедительно. Об уча¬стии Сталина в тифлисской «экспроприации» ни¬когда не писали в СССР только потому, что сам Сталин это запретил. Став во главе великого го¬сударства, Сталин не хотел выглядеть «кавказским бандитом», хотя бы и героическим (бывший аме¬риканский посол в Москве Буллит: «Рузвельт думал, что в Кремле сидит джентльмен, но там си¬дел бывший кавказский бандит»). Есть у Троцкого тут и некая личная «корысть» – он не хочет при¬знать в Сталине героя, хотя бы и уголовного. Он для него всего лишь «кинто», а не Аль-Капоне. Более объективный Суварин констатирует, что в доктрине Ленина об «эксах» «Сталин нашел при¬менение своему дару» (В. С. Souvarine, там же, стр. 88), что, конечно, включает и личное му¬жество.
Вернемся к тифлисской «экспроприации». Она произошла около 11 часов дня 26 июня 1907 г., когда Эриванская площадь была полна людей. В это время на площадь въехали два экипажа, кото¬рые везли большую сумму денег Государственного банка, в сопровождении эскорта казаков. Немного ранее на площади были замечены два фаэтона – в одном сидели две женщины, в другом – муж¬чина в офицерской форме. Как только экипажи с деньгами показались на площади, лицо в офи¬церской форме подало команду – как из-под земли выросла банда около полусотни людей и на экипажи и на казачий эскорт посыпались бом¬бы огромной взрывной силы, в том числе из той подводы, на которой сидели женщины. Бомб было брошено около десяти штук. Результат: три че¬ловека было убито, более 50 человек ранено. Бан¬диты, захватив, по одним сведениям 340 тысяч, по другим – 250 тысяч рублей, исчезли с такой же молниеносной быстротой, с какой и появи¬лись.
Описывая эти подробности грабежа, газета «Новое время» свою корреспонденцию «Герои бомб и револьверов» кончила восклицанием: «Только дьявол знает, как этот грабеж неслы¬ханной дерзости был совершен».
Тотальная мобилизация всех войск, полицей¬ских сил, агентурной сети, повальные обыски, за¬крытие границ, сотни арестов, – но ни одного бандита не поймали ни в тот день, ни после него, ни одной копейки денег тоже не нашли.
Куда же бандиты делись, где же деньги очути¬лись? Бандиты вернулись к «мирной» работе, ко¬торую они так великолепно сочетали со своей ос¬новной профессией (ленинское «сочетание легаль¬ной работы с нелегальной»), а деньги очутились под диваном бюро директора Тифлисской обсер¬ватории, где Коба-Coco Джугашвили тоже зани¬мался «мирным трудом» в качестве счетчика-на¬блюдателя. Через непродолжительное время день¬ги очутились в руках Ленина.
Вот этой «экспроприацией» и руководил Коба. Его обвиняли также, что он принял косвенное уча¬стие в убийстве тифлисского губернатора генера¬ла Грязнова, князя Чавчавадзе, даже одного сво¬его сотоварища в бакинской тюрьме, о чем еще будет речь впереди. Вот после этой тифлисской «экспроприации» оба – и Коба, и Камо – сумели пробраться за границу, где встретились с Лени¬ным, надо полагать, для доклада о проведенной операции. Тем временем, поставленные в извест¬ность русским правительством заграничные орга¬ны уголовной полиции начали аресты среди боль¬шевиков-эмигрантов, когда те пытались обменивать награбленные рубли на иностранную валюту. Такие аресты были проведены в Париже, Мюнхе¬не, Стокгольме и Женеве. Среди арестованных были будущие наркомы Литвинов и Семашко. Только после этих арестов партия, в том числе и ее большевистская фракция, узнала, что воору¬женный тифлисский грабеж – дело рук учени¬ков Ленина – Коба и Камо. Поскольку каждая попытка обменять рубли на валюту кончалась арестами, ЦК постановил сжечь оставшуюся сум¬му денег.
По требованию меньшевиков, ЦК, в котором после У съезда преобладали большевики, вынуж¬ден был обсудить вопрос и о самой тифлисской «экспроприации». Создается комиссия во главе с будущим наркомом иностранных дел Чичериным (тогда меньшевик), которая должна была произ¬вести подробное расследование. Комиссия Чиче¬рина очень скоро установила, что ученики Ленина не только организовали кровопролитное ограбле¬ние в Тифлисе, но что Камо подготовляет взрыв известного банка Мендельсона в Берлине, чтобы экспроприировать для Ленина на этот раз ино¬странную валюту. Комиссия Чичерина установила также, что большевики дали указания своим аген¬там приобрести специальную бумагу для произ¬водства фальшивых банкнотов. Некоторое количе¬ство такой бумаги уже было направлено через экспедицию германской социал-демократической газеты «Форвертс» (о чем, конечно, руководство газеты ничего не знало) в Куоккала (Финляндия), где жили тогда нелегально Ленин и Зиновьев.
Курьер вручил бумагу председателю «Техническо¬го бюро ЦК» Красину (члену «триумвирата»), ко¬торого он узнал по фотографии, предъявленной ему.
Ленин, пользуясь своим большинством в ЦК, сумел положить конец этим разоблачениям, пред¬ложив Центральному Комитету передать дело на доследование «Бюро иностранных сношений». (Троцкий потребовал, чтобы всем этим делом за¬нялся II Интернационал, но это предложение не было принято.) Кроме того, изучением и рассле¬дованием дела об «экспроприации» в Тифлисе за¬нялся и Кавказский союзный комитет РСДРП. Установив, что «экспроприацию» провели, в на¬рушение решений IV и V съездов, Коба и Камо, Кавказский комитет постановил исключить их из партии, как и всех остальных ее участников – социал-демократов. Имена не были названы пуб¬лично, чтобы не выдать их полиции (В. С. Souvarine, там же, стр. 99-100).
Уже в Советской России в своей «Рабочей га¬зете» от 18 марта 1918 года Мартов напомнил Ленину, что в состав его правительства входит «некий гражданин Сталин», хорошо известный из-за своего участия во всяких сомнительных предприятиях и исключенный из партии за тиф¬лисскую «экспроприацию» (L. Trotsky, цит. пр., стр. 101). Скоро «Бюро иностранных отношений» ЦК «законсервировало» свое расследование, так как главный исполнитель тифлисской «экспропри¬ации» Камо был арестован берлинской полицией по доносу видного большевика Житомирского, оказавшегося агентом русской полиции. Посколь¬ку дело Камо могло привести не только к раскры¬тию всей кавказской сети «эксов», но иметь и катастрофические политические и уголовные по¬следствия для всего большевистского руководст¬ва ЦК, Красин, через немецкого адвоката Камо, предложил Камо играть роль душевнобольного.
Камо эту роль так гениально сыграл, что прев¬зошел действительно душевнобольных не только по симптомам самой болезни, но и по естествен¬ности ее проявления в поступках. Он топочет но¬гами, кричит, рыдает, бушует, рвёт на себе одеж¬ду, отказывается от пищи, бьёт надзирателей, бьется об стенку… Его сажают в ледяную камеру, но это не производит на него никакого впечатле¬ния. Его переводят в специальное отделение боль¬ницы, подвергают там в течение четырех месяцев самым различным испытаниям от тонких науч¬ных и до тяжких физических, но он не сдается. Он вновь отказывается от пищи, тогда его под¬вергают принудительному кормлению не по очень тонкому методу – во время такого кормления ему ломают несколько зубов. Он бушует дальше, рвет волосы, бьется об стенку, и вдруг гробовая ти¬шина: удивленные надзиратели бросаются в ка¬меру – его находят повесившимся, прямо в пред¬смертных судорогах его снимают с оконной ре¬шетки и приводят в себя. Новые «испытания», но¬вые муки. Ему не дают жить, но не дают и уме¬реть. Он пробует последний раз «перехитрить» и жизнь, и немецких «психоаналитиков»: заострен¬ным куском кости он режет себе вену, и его находят без сознания в луже крови. Его опять при¬водят в себя. Он не сдается, но сдаются врачи. Тогда его переводят в дом для умалишенных, где испытания продолжаются дальше, но на этот раз уже при помощи исключительно физических пы¬ток, которых действительно нормальный человек никогда не выдержит. Чтобы убедиться, что Камо не симулирует бесчувственность, ему под ногти закалывают иголки, выжигают тело каленым же¬лезом, – все это он переносит стоически, без вся¬кой внешней реакции, словно он сам из железа.
Ученые авторитеты немецкой медицины засви¬детельствовали, что Камо не симулирует, а без¬надежный сумасшедший. Вот тогда, в конце 1909 года, немецкое правительство его выдало русско¬му правительству, которое направило его по месту преступления в тифлисскую тюрьму (в Метехский замок). Начались новые испытания, новые пытки, более жестокие и менее церемонные, чем у не¬мецких педантов. Конечно, не такие жестокие ме¬тоды, чтобы от них можно было умереть, но, как выражается Суварин, вполне достаточные, чтобы «сделать здорового человека сумасшедшим». Од¬нако Камо не сдается и на этот раз. Тем не ме¬нее, его отдают под военный суд в Тифлисе. На заседаниях суда он сидит совершенно безучастно и спокойно кормит крошками хлеба птичку, кото¬рую он приручил в камере. Он убедил суд, что судить его также бессмысленно, как бессмыслен¬но судить птичку, которую он кормит. Суд отме¬няется, и его переводят в больницу, в отделение душевнобольных для продолжения испытания.
В августе 1911 года при помощи члена группы «эксов» Коте Цинцадзе он подготовляет побег. Побег из Метехского замка считался делом аб¬солютно безнадежным. Камо решил доказать об¬ратное. Он распилил свои кандалы и оконные ре¬шетки, спустился по на скорую руку сплетенной тонкой веревке в реку Кура, но веревка сорвалась и Камо упал на скалу с такой силой, что потерял сознание. Однако сказалась долголетняя «закал¬ка» «сумасшедшего», он быстро пришел в себя, перехитрив погоню, бежал в Батум, а там пробрал¬ся на один из пароходов, залез в трюм и «зайцем» отплыл за границу. Через неделю-две он был гос¬тем Ленина в Париже. Ленин его накормил, пере¬одел, проинструктировал и направил на Балканы для выполнения нового задания – переправлять оттуда оружие на Кавказ для новых «экспроприа¬ции». Его арестовывают в Константинополе, но из-за поручительства грузинских монахов осво¬бождают. Камо переезжает в Софию, но и там он «попался», был арестован, однако благодаря по¬мощи известного болгарского революционера и друга Ленина Благоева ему удается бежать. При проведении очередной «операции» турки задержи¬вают его вновь на небольшом судне, весь багаж которого состоял из бомб разных калибров. Но он опять выкрутился или откупился и переехал в Грецию. Когда касса партии начала пустовать, Ленин отозвал Камо с Балкан и отправил на Кав¬каз для организации новой «экспроприации». Ка¬мо благополучно прибывает в Тифлис, собирает старую банду на новое дело. В сентябре 1912 года Камо и его банда совершают новое смелое напа¬дение на денежную почту на Коджарском шоссе. Почту сопровождал чуть ли не целый эскадрон казаков, завязался жаркий бой, в результате ко¬торого были убиты семь казаков, перебита почти вся банда, а ее главарь Камо, хотя и остался не¬вредим, но вновь очутился в том же Метехском замке. Военный суд четырежды приговаривал его к смертной казни. Своему соседу по камере и со¬ратнику К. Цинцадзе он пишет записку, что он абсолютно спокойно встретит смерть… «На моей могиле уже давно должна была вырасти трава в несколько аршинов. Смерти никому не миновать, но я попробую еще раз мое счастье. Старайтесь любыми средствами организовать побег. Быть мо¬жет, нам удастся еще раз посмеяться над нашими врагами. Поступайте по собственному разумению. Я готов на всё». (В. С. Souvarine, там же, стр. 103). Побег не состоялся. Но, как замечает Суварин, начальство питало скрытую симпатию к Камо за его беспримерные по храбрости, дерзости и хитро¬сти криминальные подвиги и поэтому умышлен¬но затягивало оформление формальностей, свя¬занных с казнью Камо. Оно ожидало всеобщей амнистии в связи с предстоящим через год трех¬сотлетием дома Романовых, чтобы подвести Камо под эту амнистию. Так и случилось. Камо был в следующем, 1913 году, амнистирован заменой смертной казни двадцатилетним заключением в каторжной тюрьме, откуда его освободила рево¬люция 1917 года.
Но где же был Коба во время последней «экспроприации»? Участвовал ли он в ее подготовле¬нии? Бежавший из очередной ссылки Коба был на воле, совершал поездки между Петербургом и Тифлисом, держал тесную связь со своим учени¬ком Камо. Трудно было бы поэтому допустить, что новая «экспроприация» произошла без его ведома. Правда, в партии все еще малоизвестный, но высоко оцененный Лениным за проведение тифлисской «экспроприации», Коба в январе 1912 года был кооптирован в члены ЦК, отозван с Кав¬каза и переброшен на работу в Петербург, где и началась его общерусская карьера вокруг создан¬ной в мае 1912 года легальной газеты «Правда». Поэтому есть основание думать, что сентябрьская «экспроприация» 1912 года была проведена Камо без непосредственного руководства Коба, чем, ве¬роятно, и объясняется её неуспех.
Вернемся к биографии Сталина после тифлис¬ского грабежа. Исключенный из партии в Тифли¬се, где преобладали меньшевики, Коба решил про¬браться в Баку. Он быстро вошел в контакт с Бакинским комитетом партии, в котором больше¬вики имели куда больше влияния, чем в Тифлисе. Коба приехал сюда не без претензии на руководя¬щее положение в местном комитете, но «экс» и недоучившийся семинарист Коба застал здесь сильнейшего конкурента на лидерство – это быв¬ший студент философского факультета Берлин¬ского университета армянин Степан Шаумян. (Орджоникидзе: «Шаумян – тяжелая артиллерия теоретического марксизма».) Поэтому с первых же дней между Коба и Шаумяном разыгралась открытая борьба за руководство, в разгаре кото¬рой Шаумян был арестован. Люди, знающие ха¬рактер Коба, заподозрили его в доносе на Шаумя¬на в полицию, чтобы убрать конкурента. Разго¬воры в партийных кругах об этом получили такое широкое распространение, что одна грузинская газета осмелилась открыто обвинить Коба в до¬носе (газета «Брозолис Кха»), а Бакинский коми¬тет РСДРП даже завел дело на Коба. Когда в марте 1908 года арестовали и самого Коба, дело на него прекратили (В. С. Souvarine, там же, стр. НО). Имеются очень интересные воспоминания сокамерника Коба в Баиловской тюрьме в Баку Семена Верещака о пребывании Коба-Сталина в тюрьме. Они были напечатаны в газете Керен¬ского «Дни» 22 и 24 января 1928 года в Париже.
Поскольку большевики объявляют «клеветой» все, что о них пишет эмиграция, можно было бы и не цитировать воспоминания Верещака, но дело в том, что сама большевистская газета «Правда» 20 декабря 1929 года напечатала статью о воспо¬минаниях Верещака, как о воспоминаниях прав¬дивых. Статья «Правды» об этих воспоминаниях так и называется: «С подлинным верно». Правда, газета цитирует только те места из воспоминаний Верещака, которые ей очень импонируют, но игно¬рирует места, которые нам показались очень ин¬тересными. Приведем и те, и другие. Вот места, перепечатанные в «Правде»:
«Я был еще совсем молодым, когда в 1908 г. Бакинское жандармское управление посадило меня в Баиловскую тюрьму… Тюрьма, рассчитанная на 400 человек, содержала 1500 человек… Однажды в камере большевиков появился нови¬чок. И когда я спросил, кто этот товарищ, мне таинственно сообщили: ‘Это – Коба…». Коба, под фамилией Coco Джугашвили, как член РСДРП (большевиков), был принят в коммуну… Среди руководителей собраний и кружков (в тюрьме. – А. А.) выделялся и Коба как марксист. В синей сатиновой косоворотке, с открытым воротом, без пояса и головного убора, с перекинутым через плечо башлыком, всегда с книжкой… В личных спорах и дебатах Коба участия не принимал и всегда вызывал каждого на «организованную дис¬куссию». Эти «организованные дискуссии» носили перманентный характер. Аграрный вопрос, тактика, философия чередовались почти ежедневно. Особенно аграрный вопрос вызывал жаркие спо¬ры, доходившие иногда до рукопашных схваток. Никогда не забуду одной «аграрной дискуссии» Коба, когда его сотоварищ Серго Орджоникидзе, защищая положение Коба (как мы уже видели, на IV съезде 1906 г. Коба был и оставался «разделистом» и выступал как против ленинской «на¬ционализации», так и против плехановской «му¬ниципализации». – А. А.), в заключение схватил за физиономию содокладчика эсера Илью Карцевадзе, за что был жестоко эсерами избит… Марк¬сизм был его стихией, в нем он был непобедим. Не было такой силы, которая бы выбила его из раз занятого положения. Под всякое явление он умел подвести соответствующую формулу Маркса. На непросвещенных в политике молодых партийцев такой человек производил сильное впечатле¬ние. Вообще же в Закавказье Коба слыл как вто¬рой Ленин. Отсюда его совершенно особенная ненависть к меньшевизму (вероятно, за позицию меньшевиков в отношении «эксов». – А. А.)… Он всегда активно поддерживал зачинщиков. Это де¬лало его в глазах тюремной публики хорошим то¬варищем. Когда в 1909 г. на первый день Пасхи, 1-ая рота Сальянского полка пропускала через строй, избивая, весь политический корпус (тюрь¬мы), Коба шел, не сгибая головы, под ударами прикладов,, с книжкой в руках» (скоро в стихах советских поэтов эта книжка превратилась в «Ка¬питал» Карла Маркса. – А. А.).
«Правде» так понравилось это место, что член ее редакции Демьян Бедный даже написал востор¬женную оду:
«Разве сталинское прохождение не сюжет для героической картины. Обращаюсь к писателям – Вы не имеете героических тем? Нате!!…. Но скром¬на большевистская братва… Строгий большевик о себе ни гу-гу, но не станем же мы шикать врагу за то, что сказал он правду случайно» («Правда», 20. 12. 1929 года, Д. Бедный «С подлинным вер¬но», но статья написана 7 февраля 1928 года).
Однако даже в цитированных ею местах «Прав¬да» делает серьезные пропуски, которые совер¬шенно искажают портрет Коба, нарисованный Верещаком. Восстановим эти места в пересказе. Верещак сидел с Коба восемь месяцев, время впол¬не достаточное, чтобы изучить характер человека, который резко и точно проявляется как раз в тюремной обстановке. Все революционеры по¬мнили, что когда в 1899 году Сталина исключили из Тифлисской духовной семинарии за участие в подпольном марксистском кружке, он потащил за собою и всех остальных членов кружка, сделав на них донос администрации семинарии. Верещак пишет, что когда возмущенные семинаристы на¬чали стыдить Сталина за донос, Сталин оправды¬вал свое действие таким аргументом: потеряв право быть священниками, семинаристы сделают¬ся «хорошими революционерами». В тюрьме су¬ществовал неписаный закон революционеров не общаться с уголовными преступниками, но Коба всегда можно было видеть в компании убийц, раз¬бойников, шантажистов. На него производили впечатление только люди «дела», требующего лов¬кости. Его грубость в спорах и непрезентабельная личность делали его несимпатичным спорщиком. Его речам не доставало остроумия, они были су¬хие, но его механическая память была удивитель¬на. Отсутствие принципов и природная хитрость делали его мастером тактики. Против врагов «все средства хороши», – говорил он. Бывало, что ког¬да вся тюрьма начинала нервничать в ночь при¬ведения в исполнение очередных смертных приго¬воров во дворе тюрьмы, Коба спокойно спал или изучал эсперанто, который, по его мнению, явится будущим языком Интернационала: Он никогда не протестовал против несправедливых порядков в тюрьме, не подстрекал к бунту, но поддерживал подстрекателей. Почему Коба так долго оставался неизвестным в партии, объясняется его способкостью «секретно подстрекая других, самому ос¬таваться в стороне». Эту свою способность Коба успел продемонстрировать и в тюрьме. Верещак приводит некоторые примеры. Однажды одного молодого грузина избили до полусмерти по обви¬нению, что он «агент-провокатор». Никто ничего не знал ни о нём, ни о причинах обвинения про¬тив него. Потом выяснилось, что «дело» это было сфабриковано Коба. Другой раз большевик Митка Г. убил молодого рабочего по обвинению в шпионаже. Долгое время это дело оставалось не выясненным. Во всех революционных партиях су¬ществовало правило, в силу которого шпионы мо¬гут быть убиты только по решению группы или суда чести, а не по приказу одного человека. Впоследствии Митка признался в своей ошибке – он убил этого рабочего по подстрекательству Коба. Верещак сообщает, что во многих делах на воле – в известных грабежах государственных де¬нег («экспроприациях»), в фабрикации фальши¬вых денег – всегда чувствовалась рука Коба, а теперь он сидел в тюрьме вместе с этими граби¬телями («эксами») и фальшивомонетчиками, но следственным органам никак не удавалось най¬ти нити к нему. И это не удивительно: Коба был не только искусным конспиратором, но сама его осторожность была «активной» осторожностью. Это явствует из замечания Верещака: руководя сам террором и «экспроприациями», Коба громко обвинял эсеров в том и другом!
Анализируя историю карьеры раннего Коба, Суварин находит, что в характере Сталина еще тогда преобладали следующие, ярко бросающиеся в глаза черты: 1. «воля к власти»; 2. узкий реа¬лизм; 3. вульгарный марксизм, воспринятый Ста¬линым как катехизис элементарных формул; 4. восточная ловкость в интриге; 5. недобросо¬вестность; 6. отсутствие чувствительности в лич¬ных отношениях; 7. презрение к людям и к чело¬веческой жизни (В. С. Souvarine, там же, стр. 115).
Тем не менее, Суварин, как и Троцкий, думает, что Сталин того периода «профессиональный ре¬волюционер», тогда как он был с самого начала своего появления на кавказской арене человеком, в котором «профессиональный революционер» ор¬ганически уживался с профессиональным банди¬том-«эксом» и бесчувственным убийцей-террори¬стом. Как таковой Сталин был основоположником уголовного течения в самом большевизме.
Хотя духовным отцом «эксов» надо считать Ленина, как мы это уже видели, но он предостав¬лял «эксам»-партизанам широкую «автономию». Он писал в уже цитированной нами статье «Пар¬тизанская война»:
«Мы не имеем ни малейших претензий на то, чтобы навязывать практикам какую-нибудь сочи¬ненную форму борьбы или даже на то, чтобы ре¬шать из кабинета о роли тех или иных форм пар¬тизанской войны» (Ленин, Собр. соч., т. X, стр. 88).
Ленину были важны не «формы борьбы», а деньги, которые Коба и Камо доставляли ему для дела революции, совершенно так же Ленин посту¬пит в будущем, когда к нему потекут уже миллионы денег для той же цели без всяких грабежей: немецкие деньги. Однако перед немцами Ленин ни в чем не обязывался, кроме того, чем он за¬нимался и без них – организацией революции в России, но Коба и Камо он был обязан содержа¬нием своего штаба и своих изданий в самые тя¬желые годы в жизни партии – 1905-1912 гг.
Ленин нес полную политическую и моральную ответственность за кавказские «эксы», о чем он публично заявлял. Он нес личную ответственность за все действия – уголовные и террористические – Коба и Камо тем, что благословляя их на «под¬виги», предоставлял им «автономию». Но самая большая ответственность Ленина перед историей и перед его собственной партией заключается не столько в том, что он добывал деньги через бан¬дитов, сколько в том, что самого верховного «эк¬са» он ввел именно за эти вооруженные грабежи в состав законодательного органа партии – в ЦК. Провокатор Малиновский, который сидел рядом со Сталиным в ЦК 1912 г., отправил в вольную ссылку только какой-нибудь десяток большеви¬ков, а «экс» Сталин убил впоследствии всю пар¬тию Ленина и методами «эксов» превратил совет¬скую Россию в страну перманентной инквизиции. Семена перерождения ленинского политического большевизма в сталинский уголовный большевизм после смерти Ленина посеял сам Ленин именно в годы «экспроприации».
После ареста Камо и перевода Коба на «акции» в Петербург кавказские «экспроприации» прекра¬тились. Ленин начал изыскивать другие «формы» для добывания денег. (В двадцатых годах один из старых большевиков рассказывал в печати такой случай: некий член большевистской партии жил с очень богатой московской купчихой и эта куп¬чиха регулярно вносила в кассу партии значитель¬ные суммы пожертвования, но «жених» по како¬му-то пустяковому случаю поссорился с купчи¬хой, ушел от нее и пожертвования прекратились. Когда Ленин предложил ему вернуться к купчи¬хе, «жених» заупрямился, ссылаясь на моральные соображения и спрашивая Ленина, согласился бы он сам добывать партии деньги таким способом? Но невозмутимый Ленин отвечал:
«Я лично определенно не мог бы, но ты ведь можешь, так будь любезен, вернись к ней». Этот рассказ я привожу на память, не имея под рукой журнала, кажется, «Красный архив», в котором он печатался, но за смысл рассказа старого боль¬шевика я ручаюсь.)
Начала помогать большевикам даже либераль¬ная русская буржуазия, начиная от известного фабриканта Морозова и до малоизвестных фабри¬катов В. А. Тихомирнова (субсидировал издание «Правды») и Н. П. Шмидта (последний завещал партии большевиков около 280 тысяч рублей, ко¬торые большевики и получили через его сестер –см. Ем. Ярославский, цит. пр., стр. 195). Много отчислений в кассу партии от своего гонорара де¬лал и писатель Максим Горький, он же совершил большое турне по Америке и всю собранную сум¬му денег отдал партии. Поскольку даже «профес¬сиональные революционеры» в России получали от ЦК очень небольшое жалование (по данным Ярославского – 3, 5, 10, максимум 25-30 рублей в месяц), то главная часть средств партии шла на содержание ЦК и его печатных органов за грани¬цей и внутри страны.
После ареста и осуждения Камо Ленин потерял всякую связь с уцелевшими «эксами» на Кавказе, но Коба встретился до революции еще два раза с Лениным. Оба раза встречи происходили во время заседаний ЦК в Кракове в ноябре и декабре 1912 года. При последней встрече Коба, вероятно, сообщил Ленину, что он хочет менять профессию «экса» на «теоретика», правда, по очень узкому, но для будущей России очень важному вопросу – по «национальному вопросу».
Как бы там ни было, но Коба действительно отходит от каких бы то ни было акций, связан¬ных с «экспроприациями» и даже отказывается от своей клички «Коба», под которой он сделал всю свою карьеру вплоть до членства в ЦК. У Сталина было много революционных кличек: «Давид», «Нижерадзе», «Чижиков», «Иванович», «Коба» и др. Много было у него и литературных псевдонимов, когда он писал по-грузински. Пер¬вый его псевдоним звучит почти символически» «Бесошвили» (по-русски – «Бесов»!). Наиболее частый псевдоним все-таки «Коба», потом «Като». С 1909 года, когда он начал писать и по-русски, он усиленно занят подыскиванием себе ориги¬нального, но русского псевдонима. Уже одно пе¬речисление его чередующихся псевдонимов пока¬зывает, как трудно было найти псевдоним, отвечающий его «воле к власти»: статьи его конца 1909 года подписаны – «К. Стефин». Статья его в га¬зете «Звезда» 15 апреля 1912 года подписана: «К. Салин». Уже через три дня в той же газете он подписывается, как «К. Солин». Только 12 (25) января 1913 года в центральном органе «Социал-Демократ» впервые появляется новый и послед¬ний псевдоним под большой корреспонденцией «Выборы в Петербурге»: «К. Сталин» (см. Сталин, «Сочинения», т. 2).
Желание Кобы, еще не Сталина, стать теорети¬ком по национальному вопросу, видно, Ленин одобряет: он поручает ему написать соответст¬вующую работу, даже дает ему в помощники Бу¬харина для подбора и перевода цитат из трудов по национальному вопросу австро-марксистов (Карла Реннера, Отто Бауэра). Сталин переезжает из Кракова в Вену и садится за свой первый серь¬езный литературный труд «Национальный вопрос и социал-демократия». Об этом в феврале 1913 года Ленин писал М. Горькому:
«У нас один чудесный грузин засел и пишет для «Просвещения» (большевистский легальный журнал в Петербурге. – А. А.) большую статью, собрав все австрийские и др. материалы» (Ста¬лин, там же, стр. 403).
Когда редакция журнала хотела напечатать статью, как дискуссионную, Ленин возразил:
«Мы абсолютно против. Статья очень хороша… Мы не сдадим ни на йоту принципиальной пози¬ции против бундовской сволочи» (там же, стр. 403).
Статья вышла в трех номерах «Просвещения» за подписью «К. Сталин». Коба стал Сталиным. Он доказал Ленину, что он не только «экс», но и «теоретик». Однако для Ленина он все-таки ос¬тался «эксом» «Коба». Когда по возвращении в Петербург в конце февраля 1913 года Сталин был арестован, Ленин писал: «У нас тяжкие аресты. Коба взят…» (там же).
В заключение укажем на дальнейшую судьбу ученика Сталина – Камо. Как указывалось, осво¬божденный Февральской революцией из харьков¬ской каторжной тюрьмы, Камо участвует в Ок¬тябрьской революции и в гражданской войне. Ре¬комендуя его Реввоенсовету республики, Ленин писал, что он знает Камо лично «как человека со¬вершенно исключительной преданности, отваги и энергии» («Ленинский сборник», XXXV, 1945, стр. 73). В другой записке Склянскому и Смилге Ленин писал, что он знает Камо, «как человека совершенно исключительной отваги, насчет взры¬вов и смелых налетов особенно» (Ленин, ПСС, т. 51, стр. 42).
Как сообщает комментатор Ленина, «Камо с группой боевиков, с оружием, боеприпасами и ли¬тературой осенью 1919 г. был конспиративно на¬правлен из Москвы для подпольной работы на Кавказ» (Ленин, ПСС, т. 54, стр. 708).
Камо был направлен для организации взрывов в признанную Советской Россией независимую Грузию. Советский посол в Грузии – Сергей Ки¬ров – в докладе Ленину в декабре 1919 года, пренебрегая правилами конспирации и своим положением «посла», открыто писал, что Камо все еще не прибыл на место. Такое легкомыслие Ки¬рова Ленина настолько возмутило («дипломати¬ческий скандал»!), что он дал распоряжение сво¬ему секретарю:
«Надо послать шифровку, чтобы нигде и ни¬когда не смели употреблять кличку Камо, а за¬менили тотчас иной, новой. Город, где Камо, на¬зывать шифром. Ленин» (Ленин, ПСС, т. 54. стр. 421).
Тем временем, Камо прибыл в Тифлис и еще менее осторожно, чем Киров, начал «взрывать» Грузию. Его немедленно арестовали и в январе 1920 года выслали из Грузии. Камо переехал в Баку для продолжения той же работы против дру¬гой независимой кавказской республики – Азер¬байджана.
После оккупации Грузии Красной армией Камо начал служить в Тифлисе в наркомате финансов (ведь Камо был в своем роде «эксперт» по финан¬сам). Камо продолжает иметь связь с Лениным и во время болезни Ленина. Он просился в его лич¬ную охрану во время предполагаемого лечения Ленина на Кавказе, на что Ленин давал согласие при условии, что и секретарь Заккрайкома партии С. Орджоникидзе согласен с этим (Ленин, там же, т. 54, стр. 230).
Но скоро Камо накликал на себя беду, сам того не подозревая. У кавказцев и героизм не считает¬ся героизмом, если он не на виду. К тому же, ста¬реющие люди с прозаическим настоящим начина¬ют жить воспоминаниями о романтическом прошлом. Финансовый «эксперт» из Тифлиса в каждом духане начал рассказывать, как он и дважды министр России, теперь всесильный «генсек» Коба убивали «черносотенцев», «экспроприировали экс¬проприаторов», какие при этом бывали героиче¬ские схватки, и самое главное – как он и Коба награбленные деньги доставляли самому Ленину. Не просто рассказывал, но еще показывал доку¬менты, газетные корреспонденции, письма… Как сообщил первый биограф Камо Бибинейшвили (его Берия расстрелял), очень скоро в Тифлисе появился какой-то важный эмиссар, забрал у Ка¬мо весь его архив и отбыл обратно. Ни о своем архиве, ни об этом эмиссаре Камо больше ничего не слышал. Цитируя это место из Бибинейшвили, Троцкий спрашивает:
«Будет ли это поспешным выводом предполо¬жить, что Сталин через одного из своих агентов захватил у Камо известные доказательства, кото¬рые по тем или иным причинам находил тревож¬ными» (L. Trotsky, цит. пр., стр. 109).
Да, ответим мы, это предположение вполне до¬пустимо, но вывод Троцкого ошибочен: не потому Сталин конфисковал архив Камо, что из этого архива не видна личная «героическая роль» Коба в «эксах», а наоборот, потому что она в них слиш¬ком хорошо видна и документирована. Сталин опасался, что если архив Камо попадет в руки врагов, то весь мир узнает из него, что генераль¬ным секретарем ЦК большевиков стал бывший профессиональный бандит.
Все биографы Сталина жалуются, что Сталин никогда не признавал, хотя и не отрицал, своего участия в «эксах». Эти жалобы безосновательны. Сталин признавал свое руководство всеми «экспроприациями» Камо тем, что объявлял его сво¬им личным учеником, как мы это видели выше. Он только не рекламировал «эксов» как Камо, ибо Камо сидел в тифлисском духанчике и жил воспо¬минаниями, а Сталин сидел в Кремле и управлял уже не «эксами», а великим государством. Именно «государственный резон» требовал, чтобы Камо тоже замолчал. И он замолчал. В том же 1922 году, в котором у него конфисковали архив, Камо ехал на велосипеде по улице Тифлиса. Движение было небольшое, ведь люди еще ездили на повоз¬ках, а во всем Тифлисе в то время было только четыре или пять автомобилей. Но откуда ни возь¬мись один из этих автомобилей налетел на Камо и задавил его на смерть. «Будет ли это поспешным выводом», если предположить, что водителем это¬го автомобиля был агент Сталина?

Глава 6
БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ЦК
В декабре 1911 года в Париже Ленин созывает совещание заграничных большевистских органи¬заций, которое выносит два постановления: приз¬нать РОК как новый центр партии и ему в по¬мощь создать Комитет заграничных организаций (КЗО). Объединенными усилиями заграничных центров большевиков и РОК была созвана VI (Пражская) Всероссийская партийная конферен¬ция 18 января 1912 года в присутствии предста¬вителей от 20 партийных организаций.
Все течения РСДРП, кроме «ликвидаторов» («Голос Социал-демократа»), были приглашены, но все они отказались признать конференцию и участвовать в ее работе. Отказалась участвовать в конференции и большевистская группа «Впе¬ред». Не участвовали также и «националы». От¬казались участвовать персонально приглашенные Горький и Плеханов, но два плехановца из Рос¬сии все-таки участвовали. Это дало повод счи¬тать, что формально осуществился «блок больше¬виков с меньшевиками-партийцами», который проповедовал Ленин.
Однако представители группы Плеханова на конференции (Зевин, Шварцман) с самого начала заявили, что они не признают за конференцией права решать вопросы от имени всей партии («Ис¬тория КПСС», т. 2, стр. 358-360).
Руководители РОК весьма скептически были настроены в отношении всех заграничных групп партии.
«Орджоникидзе говорил, что заграничные груп¬пы – нули» (там же, стр. 369). Но такая поста¬новка вопроса прямо била и по Ленину. Его груп¬па ведь тоже была заграничная. Особенно стало это ясно, когда выступил второй руководитель РОК – Спандарян. Он вообще потребовал роспус¬ка заграничных групп: «Пусть, кто желает рабо¬тать,.. приезжает к нам в Россию», – заявил он (там же, стр. 369).
Ленин выступил против такого требования ру¬ководителей РОК. Он защитил эмиграцию, кото¬рая «связана тысячами нитей с Россией» (там же, стр. 370), а его помощник Семашко прямо сказал: «Вы, распуская все, убиваете организацию, кото¬рая образовалась для того, чтобы помогать вам, и в то же время не заткнете рот ни Мартову, ни «Правде»» (там же, стр. 370).
Был избран новый ЦК из семи человек (Ленин, Зиновьев, Голощекин, Орджоникидзе, Спандарян, Шварцман и Малиновский). ЦК было предостав¬лено право кооптации новых членов простым большинством голосов. Процедура выборов была следующая: каждый делегат записывал фамилию кандидатов в ЦК и записку передавал Ленину. Результаты выборов, по соображениям конспира¬ции, на коференции не оглашались. Только Ленин знал эти результаты. После конференции Ленин информировал избранных («История КПСС», стр. 370),
В новом ЦК все были большевиками-ленинца¬ми, кроме одного – Шварцмана – меньшевика-партийца.
Представителями РСДРП в Международное со¬циалистическое бюро были избраны Ленин и Плеханов (Плеханов не признал этого решения). Конференция избрала редакцию ЦО – «Социал-демократа» (Ленин, Зиновьев и Каменев). После конференции состоялся пленум ЦК, на котором были кооптированы в члены ЦК те из большеви¬ков, которые на конференции не были избраны (Белостоцкий и Сталин). Позднее были коопти¬рованы в ЦК еще два большевика (Петровский и Свердлов). На случай ареста членов ЦК было на¬мечено пять кандидатов, – все большевики (Буб¬нов, Калинин, А. П. Смирнов, Стасов и Шаумян).
Для руководства партийной работой в России было создано Русское бюро ЦК, куда вошли Орджоникидзе, Спандарян, Голощекин, Сталин и Стасов – все большевики-ленинцы. Конференция очень высоко оценила и работу РОК:
«Конференция считает своим долгом отметить громадную важность произведенной Российской организационной комиссией работы по сплочению всех российских партийных организаций без раз¬личия фракций и по воссозданию нашей партии, как общероссийской организации. Деятельность РОК, в которой дружно работали совместно боль¬шевики и меньшевики-партийцы, тем более заслуживает одобрения, что РОК пришлось работать при неслыханно тяжелых полицейских условиях» (там же, стр. 268-269).
Ленин с полным основанием торжествовал по¬беду. В письме к М. Горькому он писал об итогах Пражской конференции: «Наконец удалось вопре¬ки ликвидаторской сволочи – возродить партию и ее ЦК» (Ленин, Собр. соч., т. XXIX, стр. 19).
Сталинская «История ВКП (б). Краткий курс» (1938) придает Пражской конференции значение почти Учредительного съезда партии. Она гово¬рит, что на этой конференции была создана «но¬вая партия» (стр. 134) или даже «из политиче¬ской группы большевики оформляются в самосто¬ятельную Российскую социал-демократическую рабочую партию (большевиков). Пражская конфе¬ренция положила начало партии нового типа, пар¬тии ленинизма, большевистской партии» («Исто¬рия ВКП (б). Краткий курс», стр. 139). Поскольку Сталин впервые был кооптирован в состав ЦК после этой конференции, то вполне понятно же¬лание Сталина видеть партию существующей только с этой конференции (любопытна в этой связи и сталинская фальсификация в названной работе – Сталин указан как избранный в состав ЦК на самой конференции, тогда как он был ко¬оптирован после конференции, а избранные члены ЦК Зиновьев, Голощекин, Шварцман, Малинов¬ский вообще не указаны) (там же, стр. 137).
Десятилетняя работа Ленина и его сторонников по превращению социал-демократической партии в партию большевиков и по захвату власти над этой партией закончилась полным триумфом. От¬ныне был создан такой Центральный Комитет, который в руках Ленина оказался «ядром профес¬сиональных революционеров» на путях к власти уже в самой России.
Пока меньшевистские лидеры бесконечно дис¬кутировали на заграничных эмигрантских собра¬ниях и в эмигрантской печати о единстве партии, Ленин и его ученики захватили власть и над их организацией в России. Это опять-таки легко было делать под знаменем единой, живой и действую¬щей партии. Ленин так и поступил.
Историческое значение Пражской конференции для большевизма именно заключалось в том, что только теперь, в 1912 году, была окончательно разрешена задача создания «организации про¬фессиональных революционеров», которую Ленин поставил в своей книге «Что делать?» в 1902 году. Ленин создал, наконец, такой ЦК, который сос¬тоял из чистокровных ленинцев. В новом ЦК не было ни одного «примиренца», не говоря уже о меньшевиках. Единственный меньшевик-плехановец был включен в ЦК в виде исключения, чтобы заманить к себе Плеханова. Когда эти расчеты не оправдались, то исчез и этот плехановец.
По тому же принципу, как и ЦК, Ленин начал перестраивать и всю иерархию партийных коми¬тетов в России. И при этом Ленин руководство¬вался лозунгом, который он впоследствии сфор¬мулировал в словах: «Лучше меньше, да лучше»! Лучше маленькая, но дисциплинированная, вы¬школенная, молчаливая, жертвенная армия исполнителей, чем вольнодумная, критическая, рас¬суждающая массовая партия.
Жертвенность до самозабвения, преданность вождю до фанатизма, деловитость и исполнитель¬ность, сплоченность и дисциплинированность и, конечно, бдительность до скрупулезности, – вот какими качествами должны были обладать, по Ленину, члены той когорты, каковым был боль¬шевистский ЦК.
Единственный случайный человек в этом ЦК – член IV Думы Роман Малиновский, и тот оказал¬ся не только орудием русской тайной полиции, но – не в меньшей степени – и орудием Ленина. Был ли он агентом-двойником с ведома Ленина – все еще остается тайной. Во всяком случае, пла¬менные большевистские речи Малиновского в Думе, составленные или редактированные Лени¬ным, в конечном счете, вредили самой полиции. Именно поэтому Департамент полиции сам ра¬зоблачил своего агента, сообщив о его роли пред¬седателю IV Думы Родзянко. Когда Родзянко предложил Малиновскому убраться из Думы, то Малиновский бежал за границу… к Ленину! Ле¬нин долго не хотел расставаться с Малиновским, несмотря на разоблачение его роли в либеральной (Бурцев) и меньшевистской прессе (Мартов и Дан), устно его разоблачали даже большевики: Бухарин, Трояновский, Е. Розмирович. Ко всему этому, Ле¬нин знал, что до вступления в партию большеви¬ков биография Малиновского было «полна мер¬зости» (См. В. D. Wolfe, Three Who Made a Revo¬lution, New York, The Dial Press, 1960, p. 554-5).
Ленин писал и статьи в защиту Малиновского (ж. «Просвещение»). Наводит на размышления и дальнейшая судьба Малиновского. Попав в плен к немцам во время первой мировой войны, Ма¬линовский вел среди русских военнопленных стра¬стную большевистскую агитацию и регулярно получал от жены Ленина, секретаря ЦК, Н. Круп¬ской продуктовые и вещевые посылки из Швей¬царии через Красный крест. Надо полагать, что Крупская делала это не без ведома мужа.
Выступая после Февральской революции 1917 года (и после окончательного разоблачения Ма¬линовского путем опубликования архива тайной полиции – Охранки – на заседании Чрезвычай¬ной комиссии Временного правительства, Ленин оправдывал свою защиту Малиновского тем, что Малиновский ему и ЦК больше помогал (работая в «Правде» и Думе), чем Охранке.
Странным был и конец Малиновского. Ровно через год после взятия большевиками власти – в ноябре 1918 г. – он вернулся из-за границы и прямо явился в Смольный, в Петроград, требуя либо свидания с Лениным, либо ареста. Ленин предпочел арест, и то после трехдневного раз¬думья. Потом его судили. «На допросах Малинов¬ский был гордым и вызывающим. Неоднократно он требовал вызова Ленина на суд, но в этой просьбе ему было отказано» (Wolfe, там же, стр. 555). Создается впечатление, что Ленин поступил разумно. Суд был закрытый. Малиновского рас¬стреляли.
После Пражской конференции окончательно выяснилось и для самых непосредственных участ¬ников, что РСДРП – это не одна, а две партии, и что эти две партии не близнецы, а антиподы.
Самая глубокая разница между большевиками и меньшевиками была не в их декларативной ко¬нечной цели (социализм), а в том, что такое, во-первых, «социализм», который они хотят строить, во-вторых, какие инструменты и методы нужно применять при его строительстве. Решающее пре¬восходство большевиков над Меньшевиками и за¬ключалось в наличии у них цельной, последова¬тельной динамичной концепции достижения пос¬тавленной цели – захвата власти как главного инструмента строительства «социализма». У боль¬шевиков эта концепция и называлась ленинизмом. У меньшевиков не было единой концепции, у них было столько концепций на этот счет, сколь¬ко у них было лидеров, но если привести их всех к одному знаменателю, то получалось, что РСДРП власть в России взять не может, так как, согласно марксизму, Россия должна после свержения ца¬ризма пройти через длительный период развития капитализма и буржуазной демократии. За такой взгляд Ленин назвал их догматиками марксизма. 28 февраля (12 марта) 1912 года в Париже соб¬ралось совещание всех неленинских течений РСДРП, посвященное Пражской конференции большевиков. На совещании присутствовали пред¬ставители «Голоса социал-демократа», группы Плеханова, группы «Вперед» и большевиков-при¬миренцев, группы Троцкого, Бунда. Совещание об¬винило организаторов Пражской конференции в «перевороте в партии и узурпации власти». Оно призвало местные организации не подчиняться решениям конференции. Совещание направило протест против Пражской конференции в Между¬народное социалистическое бюро. Большая статья против конференции появилась и в немецкой с.-д. газете «Vorwarts» (26 марта 1912 г.) («История КПСС», т. 2, стр. 370-377).
Троцкий думал, что в углублении раскола пар¬тии виноваты и меньшевики с их пренебрежением к нелегальной партии, и большевики, которые узурпируют права, принадлежащие всей партии. (См. „The Communist Party of the Soviet Union», by Leonard Schapiro, New York, p. 126).
С 25 августа по 2 сентября 1912 года в Вене происходила «Конференция с.-д. организаций» (присутствовало 18 делегатов с решающим голо¬сом, 16 делегатов с совещательным голосом). Эта конференция была созвана группой Троцкого от всех с.-д. течений, недовольных ленинским переворотом. На ней присутствовал один большевист¬ский делегат из Москвы, оказавшийся агентом полиции, присутствовала также и большевистская группа «Вперед». Когда Мартов назвал на конфе¬ренции ленинцев «политическими шарлатанами», то это вызвало целый инцидент, урегулированный с трудом (Спиридович, цит. пр., стр. 242). Это показывает, как, незримо, витал дух Ленина даже над конференцией его противников. Конференция избрала «Организационный Комитет» как проти¬вовес ленинскому ЦК.
Годы 1912-1913 проходят под знаком создания нелегальных большевистских партийных ячеек на фабриках и заводах, по созданию нелегальных областных центров партии, по установлению сис¬темы «доверенных лиц», по усилению связей меж¬ду ними и ЦК. Это была чисто нелегальная линия в работе ЦК. Однако в согласии с доктриной Ленина о сочетании нелегальной работы с работой легальной, то есть с работой в легальных органи¬зациях, ЦК активизирует и вторую линию ЦК на создание и укрепление партийных легальных ор¬ганов. Такова была работа ЦК по участию в вы¬борах IV Думы и по созданию в России легальной большевистской ежедневной газеты «Правда» (5 мая 1912 г.) с заимствованным у Троцкого назва¬нием (еще до нее с декабря 1910 года выходила еженедельная газета «Звезда», где вместе сотруд¬ничали большевики и меньшевики-партийцы; по 1914 год выходил также легальный орган ЦК «Просвещение»).
В редакцию «Правды» входили большевики Ольминский, Полетаев, Каменев, Сталин, Сверд¬лов. Секретарем состоял Молотов (на организацию газеты деньги дал богатый студент, друг Молотова – В. А. Тихомирнов, который вместе с Моло¬товым участвовал в подпольном большевистском кружке в г. Казани).
Роль «Правды» как легального органа была ве¬лика. В сталинской истории партии сказано: «Роль «Правды» была исключительно велика. «Правда» за¬воевывала на сторону большевизма широкие мас¬сы рабочего класса (тираж 40 000 экземпляров)… Легальная газета не могла прямо призывать к свержению царизма. Приходилось писать намека¬ми»… Когда, например, в «Правде» писалось о «полных и неурезанных требованиях пятого го¬да», рабочие понимали, что «речь идет о рево¬люционных лозунгах большевиков – о лозунгах за свержение царизма, за демократическую рес¬публику, за конфискацию помещичьей земли, за 8-часовой рабочий день» («История ВКП (б). Краткий курс», стр. 144-145).
Что большевики умели быть «легалистами», «ликвидаторами», «оппортунистами», когда это надо в интересах дела, показывает письмо в ре¬дакцию «Правды» Ленина, Зиновьева и Каменева в ноябре 1913 года. В нем они делают газете вы¬говор за её чрезмерную левизну, революционность и требуют спустить тон. В письме сказано:
«Надо во что бы ни стало впятеро спустить тон, стать легальнее, смирнее. Это можно и должно… и назначить свою цензуру. Ради бога, сделайте это, иначе вы губите дело зря». (Ленин, ПСС, т. 48, стр. 217-218).
В январе 1913 года в г. Кракове состоялось пер¬вое совещание ЦК, посвященное сочетанию ле¬гальной работы с нелегальной (к этому времени, чтобы быть ближе к России, Ленин переехал из Парижа в Галицию). Соответственно, в совещании участвовали как члены ЦК, так и легальные ра¬ботники партии, в том числе и депутаты IV Думы. В нем участвовали Ленин, Крупская, Зиновьев, Сталин, Трояновский, Медведев, В. Лобова, Е. Розмирович, депутаты IV Думы Малиновский, Бадаев и Петровский (в IV Думе была с.-д. фракция из 13 человек – так называемая большевист¬ская «шестерка» и меньшевистская «семерка»).
По конспиративным соображениям, январское совещание ЦК было названо «февральским». В «Извещении» от имени совещания говорилось:
«В феврале текущего года состоялось совещание ЦК РСДРП с партийными работниками. К сове¬щанию удалось привлечь членов нелегальных партийных организаций Петербурга, Московской области, Юга, Урала и Кавказа… Почти все участ¬ники совещания принимали выдающееся участие в разного рода легальных рабочих обществах и так называемых «легальных возможностях». Та¬ким образом состав совещания обеспечил пра¬вильную картину всей партийной работы во всех главных районах России» («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр. 288).
Во имя чего большевики пошли в легальные организации, совещание дало совершенно недву¬смысленный ответ:
«Продолжая свою неуклонную, настойчивую, систематическую работу по использованию всех и всяких ‘легальных возможностей’ начиная от трибуны черной Думы и кончая любым обществом трезвости, РСДРП не забывает ни на минуту, что высокого звания члена партии достоин лишь тот, кто всю работу среди масс ведет действительно в духе партийных решений, обдуманных и приня¬тых с точки зрения нарастающей революции… Не плыть по течению легализма, а использовать все легальное для постепенной группировки всего жи¬вого вокруг нелегальной партии – наше дело… Не пустые фразы о «единстве» в легальной печати.., а одно только объединение на местах, слияние на деле в единую нелегальную организацию всех ра¬бочих, входящих в РСДРП, – только оно одно ре¬шает вопрос о единстве» (там же, стр. 289-290).
Так Ленин создавал нелегальную партию, как иерархическую конспиративную организацию с ге¬неральным штабом во главе в виде ЦК, который в своих боевых операциях опирается на всевозмож¬ные легальные учреждения от думской фракции с.-д. до «общества трезвости». Не только «ликви¬даторы», но и меньшевики-партийцы оказались неспособными на такую работу.
Резолюция совещания констатирует:
«Новая революция, начало которой мы пережи¬ваем, является неизбежным результатом банкрот¬ства третьеиюньской политики царизма». Сове¬щание сознательно делает ударение на нелегаль¬ной работе, которой должны быть подчинены все легальные акции: «единственно правильным ти¬пом организационного строительства в переживае¬мую эпоху является: нелегальная партия, как сум¬ма партийных ячеек, окруженных сетью легальных и полулегальных рабочих обществ» (стр. 292-293).
Поэтому основная цель, вопреки меньшевикам-ликвидаторам, – дальнейшее строительство неле¬гальной партии. В резолюции по данному вопросу сказано:
«Главная очередная задача – создание на всех фабриках и заводах чисто партийных нелегаль¬ных комитетов… создание из разрозненных мест¬ных групп одной руководящей организации в каждом центре… В целях установления тесных связей между местными организациями и ЦК, а также в целях направления и объединения партийной ра¬боты Совещание считает настоятельно необходи¬мым организацию областных центров в главных районах рабочего движения» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 293-294).
В резолюции о работе думской с.-д. фракции говорилось, что «думская с.-д. фракция является органом, подчиненным партии в лице её централь¬ных учреждений» и что над её работой «необхо¬дим контроль партии» (там же, стр. 295).
Второе совещание ЦК состоялось в Поронине (около Кракова) 23 сентября – 1 октября (6-14 ок¬тября) 1913 года (по конспиративным соображе¬ниям совещание было названо «августовским»). На нем присутствовали Ленин, Зиновьев, Каменев, пять членов Государственной думы, десять деле¬гатов от русских организаций и пять польских социал-демократов (в их числе Ганецкий-Фюрстенберг). Председательствовал Ленин, его заместите¬лем был Малиновский. Совещание продолжалось девять дней. Из 18 заседаний 5 были посвящены докладам с мест и докладу ЦК. По официальному извещению рассмотрены были вопросы о стачеч¬ном движении, о работе в легальных обществах, о партийной печати и о задачах агитации, о дум¬ской работе с.-д., о думской с.-д. фракции, о на¬родниках (эсерах), национальный вопрос, вопрос о партийном съезде, который намечался на лето 1914 года.
Все эти вопросы были рассмотрены с точки зрения неизбежности начала новой революции в ближайшее время («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 302). Еще раз в центре внимания совещания стоял воп¬рос о необходимости сочетания нелегальной ра¬боты с легальной работой. Совещание рекомендо¬вало, а ЦК утвердил, что надо расширить сеть «доверенных лиц» ЦК (агентов ЦК) на местах. Кроме членов ЦК, в России уже работало 14 аген¬тов ЦК («История КПСС», т. 2, стр. 413). Об этих доверенных лицах-агентах ЦК в резолюции сказано:
«Совещание признает, что система доверенных лиц при ЦК для объединения общероссийской ра¬боты совершенно необходима… Чтобы выдвинуты были доверенные лица хотя бы в каждом крупном центре рабочего движения и в возможно большем числе» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 310). О легаль¬ных ячейках партии сказано, что необходимо уси¬лить работу во всех легальных рабочих обществах (профсоюзы, клубы, больничные страховые кассы, кооперативы и т. д.) и постепенно взять их под влияние партии, «чтобы каждое из этих учрежде¬ний было оплотом партии», и что надо «добивать¬ся избрания на все ответственные посты сторон¬ников партии» (там же, стр. 314).
Совещание отметило, что в предстоящей рево¬люции малые нерусские народы России будут иг¬рать важную роль. Надо заручиться их поддерж¬кой в пользу партии. Для этого совещание реко¬мендовало, а ЦК утвердил как главный лозунг по национальному вопросу следующее положение: признание «права угнетенных царской монархией наций на самоопределение, т. е. на отделение и образование самостоятельного государства» (там же, стр. 315-316). Тут же ЦК делал оговорку, сводящую на нет только что объявленное право наций на самоопределение, говоря, что право нель¬зя смешивать с «целесообразностью» и что партия будет решать национальный вопрос каждый раз конкретно, в «интересах классовой борьбы проле¬тариата за социализм» (там же).
Этим двумя совещаниями Ленин доказал, что у партии есть не два центра (ЦК и ОК), а только один руководящий и практически действующий в России орган – большевистский ЦК.
Власть – вот фокус средоточия всех политиче¬ских страстей большевизма. В ЦК Ленин открыл орудие достижения государственной власти. ЦК словно почувствовал близость достижения этой власти, когда он в «Извещении» о Поронинском совещании записал следующие воистину пророче¬ские слова:
«Вопрос о новой революции господствует над всей политической жизнью страны… Путь наме¬чен. Партия нашла основные формы работы в нынешнюю переходную эпоху… Самое трудное время позади, товарищи. Наступают новые вре¬мена. Надвигаются величайшей важности собы¬тия, которые решат судьбу нашей родины» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 302-308).
Бюро Социалистического Интернационала про¬должало предпринимать шаги, чтобы примирить враждующие течения РСДРП (в связи с кампанией выборов в IV Государственную думу, потом по инициативе члена Бюро Р. Люксембург). Состоя¬лось специальное заседание Бюро Социалистиче¬ского Интернационала 14 декабря 1913 года, на котором были сделаны тщетные попытки прими¬рить большевиков и меньшевиков.
Последняя такая попытка состоялась 20 июня 1914 года в Брюсселе. Руководители II Интерна¬ционала Каутский, Вандервельде, Гюисманс, Р. Люксембург созвали общее собрание по этому вопросу. На собрании присутствовали делегации ЦК во главе с Лениным, представители Бунда, польских с.-д., латышских с.-д., редакций «Прав¬ды» и «Нашей рабочей газеты», представители от «шестерки» и «семерки», персонально присутство¬вали Троцкий, Плеханов, Алексинский.
В ответ на предложение объединиться Ленин заявил, что объединяться, собственно, не с кем, за его ЦК стоят 4/5 всей партии. Ленин кончил речь ультиматумом:
«Признать ЦК РСДРП в качестве единственного руководящего центра и уничтожить меньшевист¬ский центр ОК» («Ко дню 50-летия В. И. Ульяно¬ва (Ленина)», Москва, 1920, стр. 29).
Речь Ленина была встречена его противниками резкой критикой. Плеханов даже заявил, что Ле¬нин не хочет объединения потому, что не хочет выпустить из своих рук партийных денег, часть которых, сказал Плеханов, он захватил «воров¬ским способом» (за это выражение Плеханов был остановлен и лишен слова) (Спиридович, цит. пр., стр. 261).
Какой же был итог? «Объединения» с большевиками-ленинцами достигнуто не было. Участни¬ки совещания разъехались. Большевики во главе с Лениным и его ЦК продолжали властвовать в партии, которая… была в большинстве фактиче¬ски большевистской. Для уцелевших (от арестов) небольших кадров, для крепкого штаба с группой заядлых, фанатичных руководителей, располагав¬ших продуманным планом действия и готовыми директивами, не хватало лишь денег и войска» (Спиридович, цит. пр., стр. 262).
Войска дала первая мировая война, а деньги – немецкий Генеральный штаб. То и другое Ленин использовал мастерски.

Глава 7
ЦК В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
Чтобы понять политику большевизма в таком судьбоносном для России вопросе, как победа или поражение ее в первой мировой войне, необходимо ясно себе представить «философию власти» Ле¬нина. Ленин на все явления жизни – националь¬ные или интернациональные – смотрел с одной-единственной точки зрения: насколько данное яв¬ление приближает или удаляет его от власти. Эпидемия ли голода, экономическая ли забастов¬ка, война ли между государствами или даже сти¬хийные бедствия, вроде наводнения или земле¬трясения, – на каждое из таких явлений Ленин смотрел через призму власти, а именно: как ис¬пользовать данное явление или бедствие в инте¬ресах завоевания власти. Если возникла коллизия между интересами существования нации и инте¬ресами борьбы за власть, большевизм предпочи¬тает интересы борьбы за власть. Нация существу¬ет для власти, ибо нация есть лишь сумма лично¬стей, а личность – это ничто. Если власть над на¬цией может быть завоевана только ценой всеоб¬щей национально-государственной катастрофы (например, поражение в войне), то и такой путь ко власти не только является дозволенным, но и самым кратким и надежным путем.
В полном согласии с этой «философией власти» находился «Манифест ЦК РСДРП» о войне в но¬ябре 1914 года, опубликованный в «Социал-демократе» от 1 ноября 1914 года. В нем говорилось:
«…Обе группы воюющих стран нисколько не уступают одна другой в грабежах, зверствах и бес¬конечных жестокостях войны… Наша партия, Рос¬сийская социал-демократическая рабочая партия, понесла уже и еще понесет громадные жертвы в связи с войной. Вся наша легальная печать уни¬чтожена. Большинство союзов закрыто, множест¬во наших товарищей арестовано и сослано. Наше парламентское представительство – с.-д, фракция в Думе – сочло своим безусловным социалистиче¬ским долгом не голосовать военных кредитов… Для нас, русских с.-д., не может подлежать сомне¬нию, что с точки зрения рабочего класса и трудя¬щихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии… Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну есть единственно правильный лозунг… Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную ми¬нуту, социалисты никогда не откажутся от систе¬матической, настойчивой, неуклонной подготови¬тельной работы в этом направлении, раз война стала фактом» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 320, 323, 324).
И вот, с первых же дней войны Ленин и его ЦК ведут «систематическую, настойчивую, неуклонную работу», чтобы использовать ужасы войны и тяжелое положение России в интересах открытия «второго фронта» войны – войны гражданской в тылу России.
Накануне и в начале войны члены ЦК, члены Русского бюро ЦК почти все оказались арестован¬ными (Спандарян, Белостоцкий, Шварцман, Ста¬лин, Орджоникидзе, Свердлов, Голощекин). Арес¬тованы и сосланы были многие из агентов ЦК. Сам Ленин в начале войны был арестован в Ав¬стрии, как русский «шпион», но вмешательством вождей австрийских с.-д. (с которыми Ленин столь жестоко воевал) был освобожден, после чего он переехал в Швейцарию. Здесь он окончательно обосновался до самого возвращения в Россию по¬сле революции.
Хотя не только большевистский ЦК, но и мень¬шевистский Организационный Комитет стояли на точке зрения «пораженчества» России и интерна¬ционализма против патриотиза, все же нового объединения между большевиками и меньшевика¬ми не произошло. Группа Плеханова (Плеханов, Дейч, Засулич и др.) стала на оборонческую точку зрения (оборона России в войне против Германии). К «оборонцам» примкнул и один из руководителей большевистской, но антиленинской группы «Вперед» – Алексинский.
14-19 февраля (27 февраля-4 марта) 1915 года в Берне происходила созванная ЦК и ЦО («Со¬циал-демократ») конференция всех заграничных большевистских организаций и групп. На конфе¬ренции участвовало 16 человек, в том числе Ленин, Крупская, Каменев, Бухарин, Трояновский, его жена Е. Розмирович и др. Главной темой кон¬ференции был тот же вопрос о войне и о задачах с.-д. В резолюции конференции подтверждались установки «Манифеста ЦК» на поражение России в войне. В ней говорилось:
«В каждой стране борьба со своим правитель¬ством не должна останавливаться перед возмож¬ностью в результате революционной агитации по¬ражения своей страны… В применении к России это положение особенно верно. Победа России влечет за собой усиление мировой реакции… В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом» (там же, стр. 329).
Совещание вынесло осуждение всем меньше¬вистским течениям, обвиняя их в русском шови¬низме и патриотизме. Осуждалась группа «ликви¬даторов» («Новая заря»), включая и плехановцев. Осуждались даже интернационалисты из Оргко¬митета – Мартов, Троцкий, Аксельрод. В резолю¬ции по этому поводу говорилось:
«Фактически на стороне шовинизма стоят и ОК… и Бунд, у которого преобладает шовинизм германофильский. А элементы, группирующиеся вокруг «Нашего слова» (троцкисты), колеблются между платоническим сочувствием интернациона¬лизму и стремлением единства с «Нашей зарей» и Оргкомитетом… Также колеблется и с.-д. фрак¬ция Чхеидзе…» (там же, стр. 329).
Резолюция добавляла, что «Временные соглаше¬ния допустимы только с теми с.-д., которые стоят за решительный организационный разрыв с ОК, «Нашей зарей» и Бундом» (там же, стр. 330).
Специальную резолюцию совещание посвятило «оппортунизму и краху II Интернационала». Она отмечала, что «губительное влияние оппортуниз¬ма особенно ярко проявлялось в политике боль¬шинства официальных с.-д. партий II Интернацио¬нала во время войны. Голосование кредитов, вхождение в министерства, политика «граждан¬ского мира», отказ от нелегальной организации в то время, когда легальность отнята, означает срыв важнейших решений Интернационала и пря¬мую измену социализму… РСДРП должна поддер¬живать всяческие интернациональные и револю¬ционные массовые выступления пролетариата, стремясь к сближению всех антишовинистских элементов Интернационала» (там же, стр. 328).
Совещание избрало Комитет заграничных ор¬ганизаций (КЗО) как заграничный подсобный ор¬ган ЦК.
Вскоре Ленин и его ЦК приняли выдающееся участие в первой интернациональной конференции социалистов 9-12 октября 1915 года в Циммервальде (Швейцария). На ней присутствовали пред¬ставители левых течений социалистических пар¬тий Болгарии, Голландии, Германии, Италии, Нор¬вегии, Румынии, Франции, Швеции, Швейцарии и России. Россия была представлена ЦК РСДРП (Ленин, Рязанов), ОК (Аксельрод, Мартов, Мар¬тынов), ЦК партии социалистов-революционеров (Чернов и Натансон), Бунд (Липник). Присутство¬вали со стороны России также представители социал-демократов Польши, Литвы и Латышского края.
Ленин проповедовал на конференции принци¬пы, изложенные в «Манифесте ЦК РСДРП», обо¬сновывал и настаивал на принятии конференцией его лозунга «превращение империалистической войны в войну гражданскую». Когда немецкий делегат Ледебур упрекнул Ленина, что легко про¬поведовать гражданскую войну в России, нахо¬дясь в безопасной Швейцарии, то Ленин ответил, что «когда придёт время, он сумеет быть на сво¬ем посту и не уклонится от тяжелой обязанности взять власть при победе в гражданской войне» («Ко дню 50-летия Ульянова (Ленина)», Москва, 1920, стр. 32).
Ввиду провала почти всех членов ЦК и многих из агентов ЦК («доверенные лица») заграничная часть ЦК решила еще в апреле 1914 года пере¬строить конспиративную сеть ЦК. Роль Русского бюро ЦК была возложена на большевистскую фракцию IV Государственной думы. Для этой це¬ли члены фракции Петровский и Бадаев были введены в члены ЦК, а члены фракции Муранов, Самойлов и Шагов были сделаны доверенными лицами ЦК. Кроме того, было создано «Органи¬зационное отделение» ЦК по руководству неле¬гальной работой. Для камуфляжа оно было на¬звано «Рабочей кооперативной комиссией». «Ор¬ганизационное отделение» должно было: 1. на¬правлять работу Петербургского комитета, 2. за¬ботиться о связи работы во всех легальных орга¬низациях, 3. изыскивать особо конспиративные формы прикрытия нелегальных связей и нелегаль¬ных предприятий, 4. объединять работу во все¬российском масштабе, устанавливая правильные сношения и объезды. «Организационное отделе¬ние» назначалось русской коллегией ЦК в составе 3-5 человек (Ленин, ПСС, т. 25, стр. 55).
Есть указание, что в состав «Организационного отделения» ЦК Ленин выдвинул М. Калинина, А. Киселева, а также активистов страхового дви¬жения (там же, стр. 481), но никаких докумен¬тальных следов работы этот новый орган ЦК пар¬тии не оставил.
Реакция большевистской фракции Думы на войну, в общем, была аналогичной ленинской. Член большевистской фракции IV Думы Бадаев сделал в Петербурге перед журналистом заявле¬ние, в котором говорилось, что «война войне – вот наш лозунг, за этот лозунг мы, действи¬тельные представители рабочего класса, и будем бороться» (А. Е. Бадаев, «Большевики в государ¬ственной думе», 1954, стр. 344).
26 июля 1914 года вся с.-д фракция – боль¬шевики и меньшевики вместе – сделали общую декларацию, в которой они осуждали войну и про¬тестовали против нее. Во время голосования воен¬ных кредитов вся с.-д. фракция отказалась голо¬совать за кредиты и в знак протеста покинула зал заседания Думы. Большевистский историк заме¬чает:
«Это совместное выступление фракции было первым и последним. Поведение меньшевиков объяснялось лишь боязнью окончательно потерять доверие масс» («История КПСС», т. 2, стр. 490).
Но члены большевистской части фракции, дей¬ствуя одновременно и как нелегальное Русское бюро ЦК, разворачивали антивоенную кампанию на заводах и фабриках, открыто выступая на ре¬волюционных митингах. Царская полиция была бессильна сделать против них что-нибудь, ввиду их неприкосновенности, как депутатов Думы. Вскоре правительство положило этому конец.
На конференции большевиков 4 ноября 1914 года, под Петроградом, на которой обсуждали вопрос об отношении с.-д. к войне, пять с.-д. большевистских депутатов и еще шесть больше¬вистских функционеров, в том числе член редак¬ции ЦО и уполномоченный ЦК Розенфельд (Ка¬менев), были арестованы.
10 (23) февраля 1915 года над ними состоялся суд по обвинению ъ участии в организации, ставя¬щей своей целью свержение существующего госу¬дарственного строя. Главным обвинительным ма¬териалом служили найденные при их аресте те¬зисы Ленина «Задачи революционной социал-де¬мократии в европейской войне» и Манифест ЦК РСДРП «Война и российская социал-демократия». Подсудимым грозила смертная казнь, но они во главе с Каменевым так искусно повели свою за¬щиту, что убедили суд в своей непричастности к антипатриотическим акциям ЦК и его нелегаль¬ной работе вообще. Подсудимые отрицали, что они стоят на точке зрения поражения России. Ленин не был доволен поведением на суде своих единомышленников, особенно Каменева.
В статье «Что доказал суд над с.-д. фракцией?» Ленин писал:
«Он показал недостаточную твердость на суде данного передового отряда революционной соци¬ал-демократии в России… стараться доказать свою солидарность с социал-патриотом Иорданским, как делал т. Розенфельд, или свое несогласие с ЦК, есть прием неправильный и с точки зрения революционного социал-демократа недопусти¬мый» (Ленин, ПСС, т. 26, стр. 168).
Если бы подсудимые поступили иначе, то, по признанию самого же Ленина, «в первой стадии дела депутатам угрожали военным судом и смерт¬ной казнью» (там же, стр. 171). Суд приговорил подсудимых к вечному поселению в Сибирь.
После закрытия легальной газеты «Правда» 8 (21) июля 1914 года ликвидация большевистской фракции в Думе была наиболее тяжелым ударом по доктрине и практике Ленина о сочетании ле¬гальной работы с нелегальной. Ленин не без осно¬вания утешал себя тем, что «около 40 000 рабо¬чих покупали «Правду»; много больше читало ее. Пусть даже впятеро и даже вдесятеро разобьёт их война, тюрьма, Сибирь, каторга. Уничтожить это¬го слоя нельзя… С этим слоем надо работать… в направлении к социальной революции» (там же, стр. 175-176).
После всех этих арестов весь аппарат ЦК в России был разрушен. Оставалась лишь загранич¬ная часть ЦК – Ленин, Зиновьев и с осени 1915 года введенный в состав ЦК А. Шляпников, кото¬рый являлся новым уполномоченным ЦК по Рос¬сии. Секретарем ЦК была Н. Крупская («История КПСС», т. 2, стр. 543). Лишь осенью 1915 года удалось воссоздать Русское бюро ЦК. В его состав были кооптированы В. Н. Залежский, И. И. Фо¬кин, Г. И. Осипов, А. Г. Шляпников, позднее были кооптированы К. С. Еремеев и Е. А. Дунаев, но к весне 1916 года они почти все были арестованы. С осени 1916 года Русское бюро было создано в новом, третьем составе, куда вошли П. А. Залуцкий, В. М. Молотов и А. Г. Шляпников (там же, стр. 543-544).
Русскому бюро ЦК оказывали помощь Петер¬бургский комитет, созданный летом 1916 года, Московское областное бюро ЦК РСДРП, Кавказ¬ское бюро РСДРП, ЦК с.-д. партии Латышского края (до мая 1916 г.), Бюро северобалтийской ор¬ганизации РСДРП (с января 1917 г.). Другие ор¬ганизации распались или бездействовали. Офи¬циальный историк признает:
«Но окружных и областных организаций в годы войны было мало, действовали они эпизодически и не имели прочных связей с местами» («История КПСС», т. 2, стр. 544). К тому же «в начале вой¬ны произошло заметное снижение численности партии» (там же).
Вообще численность партии в обеих столицах была невелика. В ноябре 1914 года в Петрограде было 100-120 с.-д. Но по мере продолжения вой¬ны и роста трудностей в стране росло и недо¬вольство среди рабочих. Это сказалось и на росте членов партии. Так, к началу 1917 года Петро¬градская организация насчитывала 2000 человек. Эти две тысячи и есть тот костяк, который через десять месяцев совершит Октябрьский переворот в столице. В Москве летом 1915 года было 200 большевиков, а к осени – около 500. В Харькове весной 1915 года было 15 членов партии, к осе¬ни – 85, а осенью 1916 года – 200, к началу 1917 года – 400 (там же, стр. 547-548).
После почти годичного перерыва начал выхо¬дить в Швейцарии ЦО «Социал-демократ» – с 1 ноября 1914 года по 31 января 1917 года было выпущено 26 его номеров. В ограниченном коли¬честве «Социал-демократ» доходил и до России. Транспортировкой литературы занималась при ЦК специальная группа через Стокгольм с исполь¬зованием путей на шведско-русской и норвежско-русской границах. В самой России в 80 городах было издано более 600 различных листовок тира¬жом около двух миллионов экземпляров («Исто¬рия КПСС», т. 2, стр. 550-551). Большевистские группы в России действовали и в различных ле¬гальных организациях – в профсоюзах, страхо¬вых обществах, больничных кассах, кооперативах. «Часто легальные организации служили прикры¬тием нелегальной деятельности», – пишет офи¬циальный историк (там же, стр. 556).
С самого начала войны большевики всеми дос¬тупными им средствами старались проникнуть в армию, на фронт. «Большевики знали, что без привлечения солдатских масс на сторону борю¬щегося пролетариата нельзя рассчитывать на победу революции», – пишет тот же историк (там же стр. 559).
Большевики создавали партийные группы в ар¬мии, снабжали их нелегальной литературой. Ус¬пехи такой работы оказались настолько очевид¬ными, что в середине 1916 года Департамент по¬лиции сообщал:
«Издаваемые Петроградским Комитетом РСДРП революционные воззвания получили весьма широ¬кое распространение за пределами Петрограда и в значительном количестве попадают в действую¬щую армию и флот» (там же, стр. 559).
Почти каждый партийный комитет имел свой военный отдел; который вел работу среди тыло¬вых частей, рассылал литературу на фронт, орга¬низовывал агитационные поездки своих членов в части, создавал в этих частях новые партийные группы. На Северном фронте и на кораблях Бал¬тийского флота было создано 80, а на Западном фронте 30 военных партийных организаций (там же, стр. 560). На военной работе партии выдвину¬лись тогда такие будущие военные лидеры боль¬шевиков, как Дыбенко, Раскольников, Фабрициус, Фрунзе, Мясников и др.
Дела в меньшевистских организациях обстояли гораздо хуже, чем у большевиков. В январе 1916 года Мартов в письме к Аксельроду вполне за¬конно опасался, когда писал:
«В России наши дела плохи… Дан боится, что все жизое уйдет к ленинцам» («Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова, 1901-1916 гг.», Берлин, 1924, стр. 355).
Так оно на самом деле и было. Ленинская док¬трина сочетания легальной работы с нелегальной блестяще выдержала испытание как раз в усло¬виях войны. Ликвидаторов-легалистов легко ло¬вила царская полиция, ибо у них не было неле¬гального аппарата. Уцелевшие из них, по иронии судьбы, находили теперь убежище в нелегальных организациях у ленинцев, которых они раньше так жестоко критиковали, как заговорщические организации.
Таково было положение партии, когда началась Февральская революция. На участие политических партий в Февральской революции 1917 года в ли¬тературе существуют различные точки зрения. Участник событий и первый историк русской ре¬волюции 1917 года левый меньшевик Н. Суханов, который называл себя «полуленинцем», пишет:
«Ни одна партия не готовилась к великому пе¬ревороту. Все мечтали, раздумывали, предчувство¬вали, «ощущали»»… (Н. Суханов, Записки о рево¬люции, кн. 1, Берлин–Петроград–Москва, 1922, стр. 19).
Это скорее эмоциональная оценка, чем реаль¬ный анализ. Нет никакого сомнения, что Фев¬ральская революция была величайшая из стихий¬ных народных революций. Так же мало сомнения, что она не произошла по расписаниям политиче¬ских партий. Однако, будучи актом стихийного взрыва народного возмущения, Февральская рево¬люция вовсе не была случайностью. Она была подготовлена всем предшествующим историче¬ским развитием России. В этой ее исторической подготовке левые политические партии России – от кадетов до большевиков – сыграли свою роль. Систематическая критика бездарности царского правительства лидерами кадетской партии с три¬буны Государственной думы, откровенные разо¬блачения всего существующего строя с угрозами революцией с той же трибуны лидерами эсеров (Керенский) и меньшевиков (Скобелев, Чхеидзе), революционно-разлагательная работа вне Думы со стороны большевиков, саморазоблачения ди¬настии из-за пройдохи Распутина и министерской чехарды, плюс повсеместное возрастающее недо¬вольство войной, – все это создало ту накалённую атмосферу, в которой нужен был лишь повод, что¬бы произошел февральский взрыв.
Конечно, буржуазные партии были застигнуты врасплох Февральской революцией. Конечно, вер¬хи меньшевиков в Думе почти не имели контакта с революционным подпольем, но большевики пос¬ле разгрома своих легальных органов (фракции в Думе, газета «Правда») все свои силы бросили в подполье. Петроградское и московское подполье – это фактически большевистское подполье. Бюро ЦК и его агентура, работавшая в массах, предви¬дели и информировали заграничное бюро ЦК о февральских событиях. Только в 1965 году опуб¬ликован секретный доклад главы Русского бюро ЦК А. Шляпникова в ЦК РСДРП (Ленину). Из этого исключительно важного документа о работе Бюро ЦК накануне Февраля приведем следующую выдержку:
«Организационные дела у нас неплохи, но могли быть куда лучше, если бы были люди. Теперь успешно организуем Юг, Поволжье, Урал. Ос¬новано Московское Областное Бюро. Ждем из¬вестий с Кавказа. Требуют людей и литературы. Постановка производства последней внутри Рос¬сии – очередная задача Бюро ЦК. Публику уда¬лось подобрать хорошую, твердую и способную. По сравнению с тем, как обстоят дела у других, – у нас блестяще. Можно сказать, что Всероссий¬ская организация в данное время есть только у нас… Меньшевики, объединенцы и прочие отко¬ловшиеся вновь поступают в ряды партии… По¬литическая борьба с каждым днем обостряется. Недовольство бушует по всей стране. Со дня на день может вспыхнуть революционный ураган… Настроение угрожающее» («Вопросы истории КПСС», № 9, 1965, стр. 81).
«Революционный ураган» поднялся через пару недель. Некоторые историки пишут: для Ленина революция 1917 года была неожиданностью. Ведь в том и заключается вся суть ленинизма, что лю¬бая большая война, особенно мировая война в «эпоху империализма», по Ленину, есть источник революции. Ленин ни на секунду не сомневался в том, что в конце первой мировой войны в Евро¬пе, в том числе и в России в первую очередь («сла¬бое звено»!) обязательно вспыхнет революция. Как доказательство этого тезиса можно привести из Ленина не одну, а тысячи цитат и даже целую книгу «Империализм, как высшая стадия капи¬тализма» (написана весной 1916 года, вышла в апреле 1917 г.). В этом нет нужды. Приведем только цитату из того доклада Ленина в январе 1917 года, на который ссылаются эти историки. Там Ленин говорит: «Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией… Ближайшие годы как раз в связи с этой хищнической войной приведут в Европе к народным восстаниям». Дальше идет то место, которое якобы доказывает «неожидан¬ность» для Ленина революции: «Мы, старики, мо¬жет быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции» (Ленин, Собр. соч., 3-е изд., т. XIX, стр. 357). В ленинском понимании мы не дожили «до решающих битв» даже сегодня, ибо под «решающими битвами» Ленин имел в виду торжество европейской или даже мировой революции.
Приведу еще одну цитату из статьи Ленина от 31 января 1917 года, которая называется «По¬ворот в мировой политике». В этой статье кате¬горически сказано: «Революционная ситуация в Европе налицо» (там же, стр. 385). Более того, Ленин в той же статье называет политиков, кото¬рые составят новое революционное правительство, если царь заключит сепаратный мир с кайзером. Ленин говорит, что это правительство будут воз¬главлять «Милюков и Гучков, если не Милюков и Керенский» (там же, стр. 381). Когда эти по¬литики пришли к власти и без сепаратного мира, но в результате народной стихийной революции, то Ленин внес в свой прогноз лишь одну коррек¬туру: «Оказалось и-и: все трое вместе. Премило!» (там же, т. XX, стр. 5-6).
Что таково было внутреннее убеждение Ленина засвидетельствовала нам и его жена Н. Крупская. Она писала: «Никогда, кажется, не был так не¬примиримо настроен Владимир Ильич, как в пос¬ледние месяцы 1916 и первые месяцы 1917 г. Он был глубоко уверен, что надвигается революция» (Н. К. Крупская, Воспоминания о Ленине, Москва, Политиздат, 1957, стр. 271).
Начало революции очевидцы описывают так:
«В четверг 23 февраля с утра в Петрограде на¬чались забастовки на заводах и сразу же приняли характер уличных народных волнений. Они воз¬никли стихийно… вследствие того, что очередям у лавок не хватило хлеба… Со второго дня в тол¬пе появились красные флаги, слышались крики. «Долой войну! Дайте хлеба! Долой самодержавие! Да здравствует демократическая республика!» (Д. Заславский и Вл. Канторович, «Хроника фев¬ральской революции», Москва, 1923, т. 1, стр. 18-19).
Но положение с каждым днем ухудшается. В телеграмме председателя Думы Родзянко к царю от 25 февраля оно охарактеризовано так:
«Положение серьезное. В столице анархия. Пра¬вительство парализовано… на улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое про¬медление смерти подобно…»
Телеграмма, видимо, не произвела впечатления на царя. Родзянко послал вторую телеграмму:
«Положение ухудшается. Надо принять немед¬ленно меры, ибо завтра будет поздно. Настал по¬следний час, когда решается судьба родины и ди¬настии» (там же, стр. 25, 28).
Царь ответил роспуском Думы. Но тогда фак¬тически восстала и сама Дума – лидеры Думы решили не расходиться и создали Временный думский Комитет «в целях поддержания сно¬шений с властями и учреждениями». Временный Комитет состоял из 11 членов. Были представле¬ны все думские партии, в том числе социалисты-революционеры (Керенский) и социал-демократы-меньшевики (Чхеидзе). Члены Временного Коми¬тета, во главе с Родзянко, были, кроме двух со¬циалистов, монархистами и убежденными врага¬ми всякой революции. Но бурные февральские дни, вопреки их воле, навязали им роль штаба революции. Современники свидетельствуют:
«Пока члены Государственной думы колебались, события навязывали Таврическому дворцу (Думе) руководящую роль. Воинские части и толпы со всех сторон направлялись сюда. У Керенского, Скобелева, Чхеидзе требовали директив. Приво¬дили арестованных… Свозили оружие…» (там же, стр. 29).
Временный Комитет все еще отказывался взять власть в свои руки от имени революции. Он думал по-хорошему уговорить рабочих вернуться на за¬воды, а солдат – в казармы. Но это оказалось аб¬солютно безнадежным делом. Член Временного Комитета монархист Шульгин так описал свое впечатление от тех дней:
«Пулемётов – вот чего мне хотелось, ибо я чув¬ствовал, что только язык пулемётов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя… Увы – этот зверь был… его величество русский народ» («История гражданской войны в СССР», Москва, 1935, стр. 70-71).
Наряду с Временным Комитетом, который ста¬нет потом основой официальной власти, 27 фев¬раля создается еще новая, неофициальная рево¬люционная власть – Совет рабочих депутатов. Во главе этого Совета сразу оказались лидеры эсеров и меньшевиков, так как это была не только их идея, но и создавался он вокруг их фракций в Государственной думе. В том же Таврическом дворце, где находилась Дума, в 9 часов вечера 27 февраля под председательством Чхеидзе собра¬лось первое заседание Совета рабочих депутатов. На нем был избран Исполнительный комитет из 14 членов и президиум из 3 человек. В президиум вошли два меньшевика (Чхеидзе и Скобелев) и один эсер (Керенский). В исполком были избраны и два большевика (члены ЦК Шляпников и Залуцкий). Секретарем Исполнительного комитета был назначен меньшевик Соколов, редактор знаменитого «Приказа № 1».
Позже Исполком советов был расширен введе¬нием туда официальных представителей от социа¬листических партий (меньшевиков, большевиков, эсеров, трудовиков, народных социалистов, бун¬довцев, «межрайонцев», латышских социал-демократов). От большевиков были введены Сталин и Молотов (Д. Заславский и Вл. Канторович, цит. пр., стр. 30).
28 февраля Совет выпустил «Воззвание», в ко¬тором говорилось, что Совет образовался из вы¬борных представителей заводов и фабрик, вос¬ставших воинских частей, а также демократиче¬ских и социалистических партий. Совет ставил своей основной задачей «организацию народных сил и борьбу за окончательное упрочение полити¬ческой свободы и народного правления в России. Совет назначил районных комиссаров для уста¬новления народной власти в районах Петрограда» (там же, стр. 284). «Воззвание» не говорит ни сло¬ва о республике, ограничиваясь ссылкой на буду¬щее Учредительное собрание. Но уже 28 февраля, в условиях окончательной победы революции в Петрограде, Временный Комитет берет власть в свои руки и тут же открывает переговоры с Ис¬полкомом Советов о составлении коалиционного правительства.
Вопрос о характере, составе и программе нового правительства оказался весьма трудным, а для социалистов и просто – неразрешимым. По этому вопросу среди партии Советов образовались три группы: небольшая группа Керенского, которая была за то, чтобы Советы официально участвова¬ли во Временном правительстве, еще меньшая группа большевиков, которая предлагала создать «временное революционное правительство» рабо¬чего класса и революционной армии, но без бур¬жуазии и, наконец, третья группа большинства
Совета во главе с меньшевиками (Суханов, Стеклов, Чхеидзе) была против участия социалистов, как и Советов, во Временном правительстве.
Меньшевиками руководили деловые мотивы (у партии нет квалифицированных сил составить правительство) и мотивы, которые можно на¬звать догматическими (Февральская революция есть буржуазная революция, а потому и прави¬тельство должны составить буржуазные партии). Поэтому предложение об участии во Временном правительстве Исполнительный Комитет Советов 13-ю голосами против 7 отверг (там же, стр. 43). Исполком выработал условия, при которых он признает создаваемое правительство. Стараясь сделать свои условия приемлемыми для кадетов, Исполком исключил из этих условий главные во¬просы революции – о форме власти (республика), о земле, о мире, о 8-ми часовом рабочем дне. Эти вопросы отнесены к компетенции будущего Учре¬дительного Собрания, которое, однако, надо соз¬вать в самый короткий срок.
Перед новым правительством вставали следую¬щие непосредственные задачи: обеспечение всех гражданских свобод, демократизация армии, уни¬чтожение полиции и замена ее милицией, немед¬ленная организация демократических выборов в органы местного самоуправления, невывод петро¬градского гарнизона из Петрограда. На встрече между Временным Комитетом и представителями Советов (Чхеидзе и др.) эти условия, в основном, были приняты.
2 марта царь отрекся от престола за себя и за наследника – своего сына Алексея – в пользу великого князя Михаила. 3 марта отрекся и Ми¬хаил. Династия Романовых прекратила свое су¬ществование. Того же 3 марта был опубликован назначенный Временным Комитетом Думы состав Временного правительства, в котором участвовал только один социалист – Керенский, вице-пред¬седатель Совета. Одновременно было опублико¬вано и «Воззвание» Совета рабочих и солдатских депутатов, в котором приветствовались намечен¬ные Временным правительством реформы: амни¬стия, гражданские свободы, отмена религиозных и национальных ограничений, немедленная подго¬товка созыва Учредительного Собрания, замена полиции милицией, демократические выборы в органы местного самоуправления, неразоружение и невывод из Петрограда его гарнизона, при со¬хранении военной дисциплины устранение для солдат всех ограничений в пользовании общест¬венными правами.
Совет обещал поддержку Временному прави¬тельству в той мере, в какой оно будет осущест¬влять эти реформы. Это была формула условной поддержки, которой пользовались и большевики до возвращения Ленина из-за границы (там же, стр. 288-289).
Большевистские историки приписывают боль¬шевистской партии в Февральской революции та¬кую выдающуюся роль, которая не подтверждает¬ся ни документами, ни свидетельствами современ¬ников. В «Истории гражданской войны в СССР» сказано:
«В авангарде баррикадных бойцов шли больше¬вики, а в Советах очутились в подавляющем боль¬шинстве меньшевики и эсеры» (т. 1, стр. 84).
Авторы шеститомной «Истории КПСС» пишут, что «Петроградские большевики использовали от¬мечавшийся 23 февраля Международный день ра¬ботницы для проведения собраний и митингов… 23 февраля, когда боевое настроение масс выли¬лось в мощные демонстрации, заполнившие ули¬цы и площади столицы, явилось первым днем ре¬волюции… Бюро ЦК и Петербургский комитет да¬ли директиву максимально развивать начавшееся движение» (т. 2, стр. 659, 660).
Выходит, Февральская революция началась по директиве Бюро ЦК и Петроградского комитета, хотя самой этой директивы авторы не приводят. Авторы зато приводят листовки обоих этих коми¬тетов к рабочим, призывающие их продолжать борьбу. Но эти листовки выпущены уже в разгаре революции – 25 февраля. Начиная с этого дня, Бюро ЦК и Петербургский комитет принимают энергичное участие в событиях. Но уже утром 26 февраля почти весь Петербургский комитет арестован, его функции переходят к Выборгскому районному комитету (там же, стр. 667). Не толь¬ко забастовки и демонстрации, но и стихийно на¬чавшееся вооруженное восстание большевистские авторы приписывают руководству своего ЦК. Они пишут:
«Вечером 26 февраля на станции Удельная соб¬рался Выборгский комитет вместе с представите¬лями Бюро ЦК. Руководящий центр петроградских большевиков решил перевести стачку в во¬оруженное восстание. Был намечен план дейст¬вия: братанье с солдатами, разоружение полицей¬ских, захват складов с оружием, вооружение ра¬бочих, выпуск манифеста от имени ЦК РСДРП» (там же, стр. 668-669).
Этот «план действий» составлен задним числом через почти 50 лет после самих событий, поэтому авторы не могут его подтвердить какими-либо документами, хотя бы мемуарного порядка. Толь¬ко последний пункт этого мнимого плана имел место: выпуск Манифеста ЦК.
Манифест был составлен в духе известных тре¬бований партии: демократическая республика, 8-ми часовой рабочий день, конфискация поме¬щичьих земель, прекращение войны, но в нем от¬сутствовало самое главное требование Ленина – призыв к поддержке Советов рабочих и солдат¬ских депутатов, – зато выдвигалось требование о создании «Временного революционного прави¬тельства», которого не выдвигал Ленин («История гражданской войны в СССР», т. 1, стр. 74). Между тем, сам Ленин полагал, что в Манифесте ЦК го¬ворится о Советах, когда он анализировал этот Манифест в изложении заграничных газет (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 34). Но то, что обошли ученики Ленина, было выдвинуто как центральный пункт в воззвании Организационного Комитета РСДРП, то есть меньшевиков, в котором сказано, что Со¬вет рабочих депутатов будет единой организую¬щей силой, которая доведет «всенародную революцию до ее победного конца» (Заславский и Кан¬торович, цит. пр., стр. 286).
Почему меньшевики, а не большевики встали во главе Петроградского Совета? Большевистский историк отвечает на этот вопрос так:
«Значительную роль здесь сыграло то обстоя¬тельство, что меньшевики имели возможность в течение всей войны действовать легально, на ви¬ду, обладая таким важным легальным опорным пунктом, как думская фракция. Большевики, заг¬нанные в глубокое подполье, всего этого были лишены… Была еще одна причина. Русское бюро ЦК, уделяя все внимание вооруженному восста¬нию, недооценило вопроса о власти» («История КПСС», т. 2, стр. 676, 677). Л. Троцкий тоже пи¬шет о «беспомощности и беспринципности» Рус¬ского бюро ЦК – Шляпникова, Залуцкого, Молотова в первые дни революции (L. Trotzki, Geschichte der russischen Revolution, S. 112, Frankfurt/M., Fischer Verlag, 1967). На вопрос, кто же руководил Февральской революцией, Троцкий отвечает – сознательные рабочие, воспитанные партией Ле¬нина, но тут же добавляет: «Это руководство ока¬залось достаточным, чтобы обеспечить победу восстания, но недостаточным, чтобы передать ру¬ководство революцией в руки пролетарского аван¬гарда», т. е. в руки большевиков (там же, стр. 139).
Почему власть не взяли большевистские силы, Ленин объяснил очень просто: «Не взяли власть потому, что неорганизованы и бессознательны» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 106). Самое интересное своеобразие Февральской революции заключалось, по Ленину, в том, что возникла не одна, а сразу две власти, конкурирующие между собою: Времен¬ное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов, знаменитое «двоевластие».
Первый председатель Временного правительст¬ва князь Г. Е. Львов писал впоследствии, что «Вре¬менное правительство было властью без силы, тогда как Совет рабочих депутатов был силой без власти» («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 4).

Глава 8
ЦК В РЕВОЛЮЦИИ
Первый отклик Ленина на Февральскую рево¬люцию была его телеграмма на французском язы¬ке в Стокгольм 6 (19) марта 1917 года. Телеграм¬ма была адресована «Большевикам, отъезжающим в Россию», В ней в нескольких словах дана такти¬ческая директива Русскому бюро ЦК и больше¬вистской партии. Вот её содержание:
«Наша тактика: полное недоверие, никакой под¬держки новому правительству; Керенского особен¬но подозреваем; вооружение пролетариата – един¬ственная гарантия… Никакого сближения с дру¬гими партиями. Телеграфируйте это в Петроград» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 7).
Телеграмма эта была доставлена в Петроград, 13 (26) марта оглашена на заседании Русского бюро ЦК и – в тот же день – на заседании Ис¬полнительной комиссии Петербургского комитета (там же, стр. 502-503).
Эта директива Ленина не только не была при¬нята лидерами партии в России, но она даже не была и понята ими. Если старый состав Русского бюро ЦК в феврале был левее и ближе к ленин¬ской точке зрения в смысле углубления революции и захвата власти («создать временное революционное правительство»), если старая «Правда», начав¬шая выходить с 5 марта (редакция – Ольминский, Калинин, Еремеев, Молотов), объявляла Времен¬ное правительство Львова-Керенского контрреволюционным, то новый состав Русского бюро ЦК и новая редакция «Правды» (Каменев, Сталин, Сокольников) стояли на антиленинских позициях. Это о старом составе ЦК и о старой редакции пи¬сал Ленин: «Мы за ЦК в России, за «Правду», за свою партию, за пролетарскую милицию, подго¬товляющую мир и социализм» (там же, т. 49, стр. 410); ничего подобного о новом составе бюро ЦК и о новой редакции «Правды» Ленин не пишет.
Насколько новое руководство ЦК стало в оппо¬зицию к Ленину, показывает и тот факт, что «Правда» согласилась напечатать только одно из четырех писем Ленина о тактике, присланных из Швейцарии и предназначенных к печати («Письма издалека»). Даже и это письмо было напечатано с большими сокращениями. По словам больше¬вистского комментатора Сочинений Ленина, – «сокращения касаются, главным образом, харак¬теристики лакействующих перед буржуазией лиде¬ров соглашательских партий – меньшевиков и эсе¬ров… а также разоблаченных Лениным монархи¬ческих и империалистических устремлений Вре¬менного правительства» (там же, т. 31, стр. 504). Вот как раз эти два вопроса – вопрос об отно¬шении к Временному правительству и вопрос об отношениях между большевиками и меньшевика¬ми – и составляли корень разногласий между Ле¬ниным и новым ЦК. Чтобы понять суть дела, надо рассказать о тех переменах в составе ЦК, которые произошли в первые две недели после Февраль¬ской революции.
При Сталине протоколы ЦК этого периода дер¬жались в строжайшей тайне. Впервые они опубли¬кованы в 1962 году, в разгар разоблачительной кампании против Сталина. Они дают возможность восстановить действительную политику ЦК до воз¬вращения Ленина в Россию, а тем самым понять и смысл той первой революции в России, которую Ленин провел против собственной партии, без ко¬торой абсолютно была бы невозможна и вторая революция Ленина – Октябрьская.
В марте Русское бюро ЦК заседает ежедневно или через день-два. Первое расширенное заседа¬ние его происходит 4 (17) марта. Судя по прото¬колу, можно думать, что на этом заседании, кро¬ме членов Бюро ЦК Шляпникова, Залуцкого и Молотова, приняли участие и бывшие члены бюро ЦК – Еремеев, Шведчиков, Залежский («Вопросы Истории КПСС», № 3, 1962, стр. 136).
На этом заседании были распределены обязан¬ности между членами Бюро, а также привлечены к работе новые лица. Было решено приступить к возобновлению издания «Правды», назначена ре¬дакция (Еремеев, Молотов и Калинин), указано, что «все три редактора одинаково ответственны, и вопросы решаются ими единогласно», в случае разногласия – верховный арбитр Бюро ЦК. Хо¬зяйственная часть возложена на Шведчикова. Сно¬шения с заграницей поручены С. М. Заксу, а с провинцией – Г. И. Бокию. Ведать финансами партии поручено Шляпникову (там же, стр. 136-137).
Самым важным решением заседания 4 марта надо считать принятие резолюции о «тактических задачах». В этой резолюции предвосхищена ле¬нинская характеристика Временного правительст¬ва. Там сказано: «Теперешнее Временное прави¬тельство по существу контрреволюционно, так как состоит из представителей крупной буржуазии и дворянства, а потому с ним не может быть ника¬ких соглашений» (там же, стр. 136).
Только во второй части не совсем «диалектиче¬ские» ученики Ленина повторяли устаревшую формулу своего учителя из революции 1905 года: «Задачей революционной демократии является создание Временного революционного правитель¬ства демократического характера (диктатура про¬летариата и крестьянства)» (там же).
Для Ленина власть Советов рабочих и солдат¬ских депутатов и была теперь новой формой «дик¬татуры пролетариата и крестьянства», которую он в 1905 году не совсем ясно себе представлял.
На совершенно противоположной, антиленин¬ской, точке зрения стоял Петербургский комитет. 3 марта он постановил одобрить решение Петро¬градского Совета от 2 (15) марта об условной под¬держке Временного правительства. Когда Бюро ЦК захотело выправить положение и предложило ему на утверждение резолюцию, в которой отвергалась любая поддержка «контрреволюционного Времен¬ного правительства», то Петербургский комитет
еще раз подтвердил 13 (26) марта свое старое ре¬шение (там же, стр. 155).
В начале марта начали возвращаться из Сибири старые большевики, бывшие члены или агенты ЦК. Это привело к постепенному расширению со¬става ЦК.
Так, 7 (20) марта Бюро ЦК постановило расши¬рить свой состав включением в него бывших чле¬нов Бюро ЦК, освобожденных из тюрем и вернув¬шихся из ссылки, – К. С. Еремеева, В. Н. Залежского, и К. М. Шведчикова, кроме того, было удовлетворено желание Петербургского комитета включить в состав Бюро ЦК трех его представите¬лей – М. И. Калинина, К. И. Шутко и Хахарева. На заседании Бюро ЦК от 8 марта в состав Бюро ЦК были кооптированы еще следующие лица: Ольшанский, М. И. Ульянова (сестра Ленина), А. И. Елизарова-Ульянова (другая сестра Ленина). На том же заседании были приняты две важные тактические резолюции: о войне и об отношении к Временному правительству. Резолюция о войне составлена в духе Манифеста ЦК о войне 1 нояб¬ря 1914 года с указанием на то, что война и при новом правительстве остается империалистичес¬кой, поэтому лозунг партии – «превращение им¬периалистической войны в войну гражданскую» – остается в силе и сейчас. Что же касается отноше¬ния к Временному правительству, то в протоколе сказано:
«Из прений выяснилось, что все члены Бюро считают невозможным поддерживать Временное правительство, однако, и активное противодействие не представляется возможным, как невозмож¬но взять на себя ответственность за правительст¬во» (там же, стр. 141).
Бюро ЦК по мере своего расширения станови¬лось все более миролюбивым по отношению к Временному правительству, явно отходя от ленин¬ской линии, если речь идет не о декларациях (о войне), а о практике работы в Советах.
Возникают серьезные трения между Бюро ЦК и Петербургским комитетом, в состав которого в марте входили: Н. К. Антипов, В. Н. Залежский, М. И. Калинин, Н. П. Комаров, И. И. Стучка, Н. Г. Толмачев, К. И. Шутко, Н. И. Подвойский и А. Г. Шляпников («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 22). Как мы выше видели, Петербургский комитет был с самого начала еще более миролюбиво на¬строен по отношению к Временному правительст¬ву, чем Бюро ЦК. Кроме того, он претендовал на самостоятельную руководящую роль в Петроград¬ском Совете, иногда игнорировал директивы Бюро ЦК. Об этом говорилось на заседании Бюро ЦК от 12 марта. Петербургский комитет сделал на этом заседании заявление, что, в отличие от Бюро ЦК, «выступления Петербургского комитета отвечают непосредственно данному моменту, интересам дня, его резолюции более конкретны… Петербург¬ский комитет находит необходимым, чтобы ди¬рективы Бюро ЦК передавались на рассмотрение Петербургского комитета для ознакомления с ни¬ми, чтобы потом проводить их в жизнь. Далее указывалось, что Бюро. ЦК должно считаться с указаниями Петербургского комитета, так как Петербургский комитет опирается на массы. Было указано, что Бюро ЦК был сделан целый ряд ляп¬сусов в Манифесте… Такими фактами Бюро ЦК дискредитирует большевизм. Далее товарищи об¬ратили внимание на пустоту «Правды»» («Вопросы истории КПСС», № 3, 1962, стр. 144).
Таким образом, в самой большевистской пар¬тии в Петрограде образовалось «двоевластие» – Бюро ЦК, как легальная высшая партийная ин¬станция, и Петербургский комитет, как фактиче¬ская власть над партией в столице.
Поскольку половина членов Бюро одновремен¬но являлись и членами Исполнительной комиссии Петербургского комитета, то «двоевластие» явно склонялось к единовластию Петербургского коми¬тета. Произошло событие, которое воспрепятство¬вало развитию дела в этом направлении. Событие это – возвращение из Сибири бывших членов ЦК Муранова и Сталина, а также бывшего члена ре¬дакции Центрального органа Каменева. На том же заседании ЦК от 12 марта обсуждался вопрос о включении их в состав Бюро ЦК, а также о вве¬дении в состав ЦК Бокия. Обсуждению данного вопроса предпослано заявление о том, кого из но¬вых лиц и по каким критериям Бюро ЦК коопти¬рует в свой состав. В заявлении сказано, что Бюро ЦК привлекает в свой состав всех тех лиц, кото¬рых оно считает полезными по своему «полити¬ческому кредо», а также «ценных теоретических работников». Бокий был включен в состав Бюро ЦК, «так как он стоит на позиции Бюро ЦК. Далее решался вопрос о тов. Муранове, Сталине и Каменеве. Первый приглашен единогласно. Относи¬тельно Сталина было доложено, что он состоял агентом ЦК в 1912 году (ошибка: Сталин был агентом ЦК с 1910 года, а членом ЦК с 1912 года. – А. А.) и потому являлся бы желательным в составе Бюро ЦК, но ввиду некоторых личных черт, присущих ему, Бюро ЦК высказалось в том смы¬сле, чтобы пригласить его с совещательным голо¬сом. Что касается Каменева, то ввиду его поведе¬ния на процессе (1915) и тех резолюций, которые были вынесены относительно него большевиками, решено принять его в число сотрудников «Прав¬ды»… статьи его принимать как материал, но за его подписью не выпускать» (там же, стр. 143).
Кроме того, Каменеву было предложено дать объяснение своему поведению на процессе депу¬татов Государственной думы в 1915 году (там Каменев отмежевался от линии ЦК в отношении войны). В обсуждении вопроса о Сталине и Каме¬неве Бюро ЦК продемонстрировало свою полную юридическую и политическую беспомощность. Юридическую – потому, что члены ЦК (Сталин) и члены ЦО (Каменев) из-за ареста своих постов в партии не теряли и после освобождения им ав¬томатически возвращалось их старое положение. Политически – потому, что как лидеры партии они превосходили всех членов Бюро ЦК вместе взятых.
Не прошло и нескольких дней, как они это до¬казали – с середины марта Сталин и Каменев забирают в свои руки власть и над ЦК, и над «Правдой». Это кладет конец и «двоевластию» в
руководстве партией в Петрограде. Но пока что
властвует старый ЦК.
Ввиду расширения состава Бюро ЦК был избран президиум Бюро ЦК. Туда вошли: Муранов, Моло¬тов, Стасова, Ольшанский, Шляпников (Беленин) и кандидатом Залуцкий (Петров) (там же, стр. 145).
На заседании Бюро ЦК от 13 марта (присутст¬вовало 11 человек, в том числе и Сталин, с сове¬щательным голосом) была оглашена телеграмма Ленина, в которой содержались лозунги «никакой поддержки Временному правительству», «воору¬жение пролетариата», «никакого сближения с дру¬гими, партиями». Вероятно, эта телеграмма была встречена далеко не дружелюбно. Она осуждала позицию условной поддержки Временного прави¬тельства и отвергала всякие соглашения с мень¬шевиками, то есть осуждала ту политику, которую до сих пор вело большинство Бюро ЦК и весь Петербургский комитет. Вероятно, этим и объяс¬няется то, что после обсуждения телеграммы Ле¬нина «был поставлен вопрос о необходимости дис¬куссии о тактике, ибо одни голые лозунги явля¬ются недостаточными… Было постановлено, что необходимо иметь платформу, раскрывающую лозунги, выставленные Бюро ЦК» (там же, стр. 145).
Для этой цели создали комиссию, куда вошел и Сталин. Было доложено, что по политическим и партийным соображениям Каменев отказывается давать отчет о своем поведении на суде «впредь

до переговоров с тов. Лениным». Была реоргани¬зована редакция «Правды». Сюда вошли теперь: Ольминский, Сталин, Калинин, Еремеев и Улья¬нова (там же, стр. 146). На том же заседании Мо¬лотов подал в отставку со всех постов в Исполко¬ме совета, президиуме Бюро ЦК и редакции «Правды», ввиду «недостаточной опытности».
Из протокола Бюро ЦК явствует, что Каменев и Сталин, не будучи даже членами Бюро ЦК, фак¬тически начали определять политику не только редакции «Правды», но и самой партии, что выз¬вало недовольство Бюро ЦК. Особенное недоволь¬ство Бюро ЦК вызвала передовая статья «Правды» «Без тайной дипломатии» (Каменев, Сталин) от 15 марта, в которой Сталин и Каменев станови¬лись правее даже правого ЦК и, по существу, под¬держивали политику Временного правительства в войне. По поводу этой статьи в протоколе Бюро ЦК от 15 марта сказано, что она «признается неудовлетворительной всеми членами Бюро ЦК и предложено новым приезжим товарищам до дис¬куссии держаться резолюций Бюро ЦК и ПК» (Петроградский комитет. – А. А.) (там же, стр. 148).
«Новыми приезжими товарищами» и были Ка¬менев и Сталин. На том же заседании они все-та¬ки добились первого и серьезного успеха. Редак¬ция «Правды» вновь была реорганизована, на этот раз в ее состав вошли: Каменев, Сталин, Молотов, Еремеев (там же, стр. 148).
Более того: Сталин был избран в президиум
Бюро ЦК (его состав теперь: Сталин, Шляпников, Муранов, Стасова, Залуцкий). Одновременно бы¬ло решено вместо Молотова и еще одного больше¬вика (Владимира) выдвинуть в Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов Сталина и Каме¬нева (там же, стр. 149). Так, окончательно, Каме¬нев и Сталин взяли на себя руководство в ЦК, «Правде» и большевистской фракции в Совете.
Но сопротивление в ЦК против Каменева про¬должается. На заседании Бюро ЦК от 17 марта принимается новое решение, чтобы не вводить Каменева ни в состав Бюро ЦК, ни в состав Сове¬та, пока вопрос о нем не будет решен на партий¬ной конференции (там же, стр. 150).
На данном заседании обсуждалось заявление представителя меньшевиков-интернационалистов (группы Мартова) об объединении с большевика¬ми, а также заявление о том же «Междурайонного комитета объединенных социал-демократов». «Междурайонная организация» была создана в Петербурге в ноябре 1913 года из разных групп, отошедших и от меньшевиков, и от большевиков. Сюда входили: троцкисты, часть партийцев-мень¬шевиков, большевики-«впередовцы», большевики-примиренцы. К этой группе присоединился и Троцкий в мае 1917 года, после своего возвраще¬ния в Россию. Кроме него, здесь были и такие большевистские деятели, как Луначарский, Мануильский, Урицкий, Володарский. Бюро ЦК по это¬му вопросу высказалось в том смысле, что оно слияние междурайонной организации с партией «находит желательным и приветствует», но реше¬ние по этому вопросу передает Петроградскому комитету («Петербургскому комитету переимено¬ваться в Петроградский комитет, дабы избежать ненужных заподозреваний в германофильстве», – там же, стр. 146).
Ленин стоял на той же точке зрения в отноше¬нии «междурайонцев» (Ленин, Соч., 4-ое изд., т. 24, стр. 395).
Но важно было другое решение, в котором ска¬зано:
«Что же касается вопроса объединения с мень¬шевиками-интернационалистами, то его следует внести на обсуждение руководящих коллективов Бюро ЦК, ПК и группы литераторов» («Вопросы истории КПСС», № 3, 1962, стр. 151).
«Группа литераторов» – это группа Ленина и Зиновьева из ЦО «Социал-демократ», но «группа литераторов» устами Ленина уже заявила: «ника¬кого сближения с другими партиями». Говоря о группе Мартова, Ленин ставил условием ее вклю¬чения в партию (а не объединения с ней!), чтобы эта группа публично «порвала с оборонцами» (Ле¬нин, там же).
Резкий поворот вправо в политике ЦК происхо¬дит на заседании от 22 марта, когда были приня¬ты два весьма важные политические решения: о Временном правительстве и о войне и мире. Эти решения опубликованы в «Правде» от 26 марта 1917 года как директивные документы высшего органа партии между съездами – ЦК. Тем не ме¬нее, они не вошли в кодификацию партийных решений – в сборники «КПСС в резолюциях». Это значит – нынешний ЦК КПСС их не признает. В чем дело, выясняется из их беглого анализа. Вы¬ясняется также, что ЦК, как и вся партия больше¬виков, со времени возвращения (13 марта) из Си¬бири Сталина, Каменева, Свердлова, Рыкова, Орджоникидзе и других членов ЦК до самого воз¬вращения из-за границы Ленина (4 апреля) вел оппортунистическую, соглашательскую, антиле¬нинскую политику по отношению к Временному правительству. В этих резолюциях сказано:
1. О Временном правительстве:
«Советы должны осуществлять самый реши¬тельный контроль над всеми действиями Времен¬ного правительства («Вопросы истории КПСС», № 3, 1962, стр. 153).
Точка зрения Ленина: контроль над Временным правительством – вреднейшая иллюзия. Вся власть должна перейти к Советам снизу доверху по всей стране.
2. О войне и мире:
«Заставить Временное правительство не только отказаться от всех завоевательных планов, но не¬медленно и открыто формулировать волю народов России, предложить мир всем воюющим странам» (там же, стр. 153).
Точка зрения Ленина: думать, что можно за¬ставить империалистическое Временное прави¬тельство заключить мир – значит, сеять вредней¬шую иллюзию. Только власть Советов может предложить и заключить такой мир.
Официальный историк партии сознательно от¬рицает антиленинское направление в политике ЦК этого периода, хотя признает наличие в этих ре¬золюциях важных тактических ошибок. Вот его рассуждение:
«Бюро ЦК, большинство местных организаций, редакция «Правды» в оценке продолжающейся войны стояли на ленинских позициях… Но они еще не смогли определить правильные пути выхо¬да из войны, так как не ставили в повестку дня вопрос о переходе от первого ко второму, социали¬стическому, этапу революции, не связывали воп¬роса о войне с вопросом о власти» («История КПСС», т. 3, кн. I, 1967, стр. 36).
Что верно, то верно – любой вопрос, велик он или мал, философский он или бытовой – Ленин непременно связывал с вопросом о власти. Во всей большевистской партии в России не нашлось ни одного человека, который мог бы предложить альтернативу Временному правительству. Только один Ленин её нашел: Советы. Но, чтобы навязать партии эту альтернативу, нужно было, во-первых, физическое присутствие Ленина в России, во-вто¬рых, «перевооружение большевизма». Тому и дру¬гому предшествовало еще одно собрание руково¬дящих большевиков – Всероссийское совещание партийных работников 27 марта-2 апреля 1917 года.
Протокол этого Совещания тоже опубликован после разоблачения Сталина («Вопросы истории КПСС», № 5, 1962, стр. 106-125). Только после внимательного анализа докладов, прений и реше¬ний Совещания мы поймем, что перед вернувшим¬ся из-за границы Лениным фактически стояла задача даже не «перевооружения большевизма», выражаясь терминологией Суханова и Троцкого, а прямая задача создания новой коммунистической партии. Через пять дней после своего возвращения – 9 апреля – Ленин так и писал в газете «Правда» в статье «О двоевластии»: «Создадим пролетар¬скую коммунистическую партию; элементы ее лучшие сторонники большевизма уже создали» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 147-148).
Другими словами, такой партии в России еще нет, есть только «сторонники» и «элементы»!
Как раз анализ работы названного Совещания и показывает, как глубоко прав был Ленин. Все¬российское (мартовское) совещание партийных работников было назначено Бюро ЦК в связи с предстоящим 29 марта 1917 года Всероссийским совещанием Советов рабочих и солдатских депу¬татов. Большевистские депутаты этого совещания вместе с Бюро ЦК должны были обсудить как согласованную тактику партии на советском со¬вещании, так и основные вопросы политики пар¬тии на данном этапе революции. Исходя из этого, была составлена повестка дня. Она включала сле¬дующие вопросы: 1) об отношении к войне;
2) об отношении ко Временному правительству;
3) об объединении с меньшевиками (некоторые специальные вопросы обсуждались на секциях; были созданы секции: военная, организационная, секция по рабочему вопросу, аграрная, продовольственная, секция по местным делам). Было пред¬ставлено 70 партийных организаций (из них 30 организаций были «объединенными» с меньшеви¬ками), а всех делегатов было свыше 120 человек, то есть собралась вся элита партии («Вопросы ис¬тории КПСС», № 5, 1962, стр. 106, 123).
Из протокола видно, что на Совещании по глав¬ным обсуждаемым вопросам образовались три ярко выраженных течения: первое течение – это «революционные оборонцы» (те, которые поддер¬живают оборонческую линию Исполкома Петро¬градского Совета). Это течение представлено Войтинским, Элиава, Севруком и др. Второе тече¬ние – противоположное, левое. Его возглавляют Коллонтай, Милютин, Теодорович, Молотов. Третье течение – «условная оборона» страны и «условная поддержка» Временного правительства. Это течение объединяет подавляющее большин¬ство участников Совещания. Возглавляют его Ста¬лин и Каменев. Особняком стоит Красиков, о ко¬тором мы поговорим дальше.
На заседании 29 марта Сталин сделал доклад «Об отношении к Временному правительству». В отношении оценки социальной природы Вре¬менного правительства Сталин стоит на ле¬нинской точке зрения (буржуазное, империа¬листическое правительство), но на вопрос о том, должны ли большевики его поддерживать, Сталин дал для большевика очень странный ответ: «Поскольку Временное правительство за¬крепляет шаги революции, постольку поддерж¬ка» («Вопросы истории КПСС», № 5, 1962, стр.

112). Сталин оглашает резолюцию Бюро ЦК, в ко¬торой сказано об установлении «самого решитель¬ного контроля над всеми действиями Временного правительства» через советы. Сталин говорит, что он не совсем согласен с резолюцией Бюро ЦК, а предпочел бы резолюцию, которую принял Крас¬ноярский Совет рабочих, солдатских и казацких депутатов. В данной резолюции говорится, что повиновение Временного правительства требова¬ниям революции «может быть обеспечено только непрерывным давлением пролетариата, крестьян¬ства и революционной армии» и что «поддержи¬вать Временное правительство в его деятельности постольку, поскольку оно идет по пути удовлетво¬рения» этих требований (там же, стр. 112, 113, 114).
Содокладчик Войтинский, в основном, солида¬ризуется со Сталиным, но только более последо¬вательно развивает точку зрения на необходимо¬сть поддержки Временного правительства, заяв¬ляя, что «Временное правительство – приказчик Совета рабочих депутатов» и что «взять власть целиком в свои руки невозможно при буржуазном строе» (там же, стр. 114, 115). Крестинский заме¬тил идентичность точек зрений Сталина и Войтинского: «Разногласий в практических шагах между Сталиным и Войтинским нет» (там же, стр. 119).
По его мнению, вполне в духе Сталина была составлена и резолюция Войтинского о том, что «определенные революционные шаги правитель¬ства должны встречать поддержку» (там же, стр. 120, 2-е примечание).
На заседании 30 марта при обсуждении вопроса о внесении «поправок к резолюции Исполнитель¬ного комитета о войне» раздался, наконец, один голос, который прозвучал полным диссонансом во всей работе Совещания. Это выступление было настолько необычным и неожиданным, что вызва¬ло не только негодование собрания, но и даже лишение слова самого оратора. Вот как протокол зафиксировал этот эпизод:
«Красиков: Суть не в поправках, не в демон¬страции социал-демократических лозунгов, а в те¬кущем моменте. Если мы признаем Советы де¬путатов органами, выражающими мнение народа, то вопрос не в том, какие конкретные меры при¬няты по тому или иному вопросу. Если мы счи¬таем, что сейчас наступило время осуществления диктатуры пролетариата, то так и надо ставить вопрос. Физическая сила в смысле захвата власти, несомненно, у нас. Думаю, что физической силы хватит как в Петрограде, так и в других городах (движение, голоса: «неверно»). Я присутствовал…
Председатель: Вопрос о диктатуре пролетари¬ата не обсуждается.
Красиков (продолжает): Раз вопрос стоит не так, то нужно ли по отношению к Временному правительству предпринимать шаги которые…
Председатель лишает его слова».
Бывший член ЦК Красиков (Павлович) оказался единственным ленинцем в этом зале, ибо в фор¬муле «диктатура пролетариата» как главная за¬дача текущего момента – момента перехода от первого этапа ко второму, социалистическому
этапу, как раз и был весь смысл «Апрельских те¬зисов» Ленина.
30 марта происходит объединенное заседание большевиков и меньшевиков по вопросу о войне. Выясняется, что у меньшевиков есть группа, близ¬кая к большевикам (Ерманский), а у большевиков – группа, близкая к меньшевикам (Войтинский, Севрук, Элиава, Яхонтов, Позерн и др.).
По этой линии – отношения к войне – происхо¬дит раскол в большевистской партии. Вся группа «революционных оборонцев», кроме Позерна, по¬кидает отдельное совещание большевиков, чтобы присоединиться к меньшевикам. Потом совещание выносит специальное постановление о приглаше¬нии их обратно («Вопросы истории КПСС», 1962, стр. 135).
Резолюция совещания большевиков о войне, в основном, повторяет то, что было сказано ранее на заседании Бюро ЦК: заставить Временное пра¬вительство предложить мир, а «вплоть до этого момента мы, отвергая дезорганизацию армии и считая необходимым сохранение её мощи, при¬зываем всех солдат и рабочих остаться на своих постах и соблюдать полную организованность» (там же, стр. 136).
Большевистское совещание предложило эту ре¬золюцию происходящему Совещанию Советов ра¬бочих и солдатских депутатов, как проект его бу¬дущего решения о войне. Чтобы облегчить ему принятие такой резолюции, большевистское сове¬щание похвалило еще раз «Манифест к народам мира», который выпустил Совет 14 марта 1917 года. Сталин тогда же в «Правде» писал об этом манифесте, что «нельзя не приветствовать вче¬рашнее воззвание Совета рабочих и солдатских депутатов в Петрограде к народам всего мира с призывом заставить собственные правительства прекратить бойню» (Сталин, Соч., т. 3, стр. 7). Ленин же, наоборот, говорил об этом манифесте, что он «есть величайшая теоретическая путаница, есть величайшая политическая беспомощность, есть осуждение самих себя и всей своей полити¬ки…» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 278).
Вот эта «путаница» и «беспомощность» повто¬рились еще раз. В этой связи интересно одно мес¬то из письма Ленина 30 марта к Ганецкому, в ко¬тором он говорит об особой ответственности Ка¬менева: «Каменев должен понять, что на него ложится всемирно-историческая ответственность» (Ленин, ПСС, т. 49, стр. 423).
Большие прения на большевистском совещании вызвало обсуждение вопроса об отношении к Вре¬менному правительству. Заседание 31 марта было целиком посвящено этому вопросу. Принятая ра¬нее Бюро ЦК по докладу и предложению Сталина формула условной поддержки Временного прави¬тельства «постольку-поскольку» подверглась на совещании критике. Под влиянием этой критики резко изменили теперь свое отношение к этому вопросу Сталин и Каменев. Каменев заявил:
«Совершенно неприемлем в резолюции пункт о поддержке. Выражение о поддержке, даже как намек, недопустимо. Мы не можем поддерживать правительство, потому что оно империалистично, несмотря на свои заявления, оно остается в союзе с англо-французской буржуазией» («Вопросы ис¬тории КПСС», № 6, 1962, стр. 137).
«Сталин предлагает дать директиву комиссии об изменении пункта о поддержке» (там же, стр. 138).
Каменев и Сталин явно начали говорить другим языком. Чувствовалось приближение ленинского поезда к русским границам! Большинством, про¬тив 4, пункт о поддержке из резолюции исклю¬чается. В результате принимается резолюция, вы¬работанная комиссией (Милютин, Каменев, Ста¬лин, Теодорович), в которой уже нет формулы условной поддержки Временного правительства, но все еще сохраняется другая антиленинская формула: «бдительный контроль над действиями Временного правительства» (там же, стр. 141).
Зато по другому вопросу – об объединении большевиков и меньшевиков – целиком побежда¬ет старая линия Сталина-Каменева об объедине¬нии против врагов объединения (Молотов, Скрыпник, Залуцкий и др.). На предложение лидера меньшевиков Церетели об объединении Сталин отвечает: «Мы должны пойти. Необходимо опре¬делить наши предложения о линии объединения. Возможно объединение по линии Циммервальда-Кинталя» (там же, стр. 139).
Когда Молотов, Скрыпник и Залуцкий, высту¬пая один за другим, высказали сомнения в отно¬шении возможности объединения из-за принци¬пиальных разногласий между большевизмом и меньшевизмом, Сталин ответил: «Забегать вперед и предупреждать разногласия не следует. Без раз¬ногласий нет партийной жизни…» (там же, стр. 140).
Предложение Сталина об объединении с мень¬шевиками принимается большинством 14 против 13 голосов. Избирается комиссия для ведения пе¬реговоров (Сталин, Каменев, Ногин, Теодорович). Сталину поручается выступать с докладом на объединенном собрании большевиков и меньше¬виков об объединении, назначенном на 4 апреля. Этот большой заговор большевистских верхов против Ленина имел своей целью поставить Ле¬нина перед совершившимся фактом: перед осу¬ществленным объединением большевизма и мень¬шевизма. В этом случае, конечно, Ленин, как ли¬дер объединенной РСДРП, отпадал. Сталин-Каме¬нев-Мартов-Церетели, – вот, кто должен был верховодить объединенной партией. Ленин бук¬вально в последние часы предупредил заговор¬щиков.

Глава 9
ПЕРЕВОРОТ ЛЕНИНА В ЦК
Общий анализ исторических событий и истори¬ческих документов от 23 февраля до 4 апреля 1917 года показывает следующую общую законо¬мерность развития партии в революции: чем выше по ступеням иерархии большевизма, тем меньше революционной ярости, тем больше оппортунисти¬ческой лояльности к Временному правительству. В то же время сама база революции, ячейки на заводах, фабриках, казармах, на которые опира¬лась партийная иерархия, «толкает налево» не только Временное правительство, но и свой штаб: ЦК партии.
К этому времени и партия тоже выросла: к январю 1917 года в партии было 23 тысячи человек (из них рабочих – 60,2%, служащих – 25,8%, кре¬стьян – 7,6%, прочих – 6,4%, – «История КПСС», кн. I, т. 3, стр. 24), и уже к апрелю в партию всту¬пило почти 60 тысяч новых членов. Это была часть того революционного авангарда, который заставил царя отречься от престола, а Думу (Вре¬менный думский комитет) – создать Временное правительство. Ни на минуту нельзя сомневаться, что большевистская революция произошла бы уже в конце февраля, если бы в те дни Ленин был в Петрограде. Этому авангарду недоставало именно Ленина. Возражения того порядка, что Ленину после своего возвращения из-за границы для новой революции понадобилось все-таки целых семь ме¬сяцев, отпадают потому, что ему приходилось те¬перь создавать новую революционную ситуацию, которая была упущена ЦК партии во время Фев¬ральской революции из-за физической ограничен¬ности сил старого руководства в феврале (Шляпников-Залуцкий-Молотов), а в марте – из-за оп¬портунизма нового руководства (Каменев-Сталин-Свердлов).
Поэтому, прежде чем подготовить новую рево¬люцию против Временного правительства, Ленин должен был провести революцию на верхах своей партии. «Апрельские тезисы» Ленина – это одно¬временное объявление войны на три фронта: про¬тив ЦК собственной партии, с одной стороны, про¬тив Временного правительства, с другой, против меньшевиков и эсеров, с третьей.
Л. Троцкий был прав, когда писал: «Апрельское столкновение Ленина с Генеральным штабом пар¬тии не было единственным. Во всей истории боль¬шевизма за исключением отдельных эпизодов, ко¬торые только подтверждают правило, все лидеры партии, во все время развития стояли правее Ле¬нина… Против старых большевиков Ленин нашел поддержку в другом, уже закаленном, но с массой связанном партийном слое. В Февральской рево¬люции большевистские рабочие сыграли решаю¬щую роль. Они считали само собою разумеющим¬ся, что тот класс должен взять власть, который добился победы. Эти рабочие бурно протестовали против курса Каменева-Сталина, а Выборгский райком партии даже угрожал исключением «лиде¬ров» из партии. То же самое наблюдалось и в про¬винции… На этих рабочих ориентировался Ле¬нин…» (L. Trotzki, «Geschichte der russischen Revo¬lution», Fischer Verlag, 1967, S. 359-360).
Нельзя думать, что ЦК собирался легко сдать¬ся. Он был в курсе политики и тактики «Апрель¬ских тезисов» уже из пяти «Писем издалека» Ле¬нина, из которых «Правда» опубликовала в марте только одно, и то с сокращениями, как уже упо¬миналось.
Бюро ЦК, редакция «Правды» и ПК партии ду¬мали, что не они должны стать на точку зрения Ленина (по их мнению – эмигрантская, отсталая и даже немарксистская), а Ленин должен подчи¬ниться ЦК и поддержать решение Бюро ЦК и только что окончившегося Всероссийского сове¬щания партийных работников. К тому же, автори¬тет Ленина в партии не был абсолютным. Троцкий замечает: «Фактическое влияние Ленина в пар¬тии было, несомненно, очень велико, однако оно ни в коем случае не являлось неограниченным. Оно не сделалось и позднее, после Октября, нео¬граниченным» (там же, стр. 257).
Мы уже видели из истории, как соратники Ле¬нина, основатели большевизма, часто расходились с Лениным. В большинстве случаев побеждал Ле¬нин, но бывали случаи, когда побеждали и они. Правда, еще не было такого случая, чтобы весь генеральный штаб большевизма восстал против Ленина, как сейчас. Тем большее основание было у восставших рассчитывать на победу. Хотя Ле¬нин и собирался воевать «1 против 110», но он был слишком реальным политиком, чтобы не ви¬деть, что один, без своей уже существующей ар¬мии и ее штаба, он не может добиться поставлен¬ной цели – захвата власти в ближайшее время. Тут взаимозависимость была полная: партия без Ленина – это машина без руля, а Ленин без пар¬тии – это руль без машины. Суханов, свидетель и участник событий, которого Ленин называл «лучшим представителем мелкобуржуазной демо¬кратии», писал:
«Остаться без Ленина – не значит ли вырвать из организма сердце, оторвать голову?.. Кроме Ле¬нина в партии не было никого и ничего. Несколь¬ко крупных генералов – без Ленина ничто, как несколько необъятных планет без солнца» (Н. Су¬ханов, Записки о революции, кн. III, Берлин-Пе¬тербург–Москва, 1922, стр. 54-55). Конечно, и без Ленина партия существовала бы, как она сущест¬вовала в марте, но она была бы обыкновенной ле¬вой революционно-демократической партией, не¬множко левее меньшевизма, но куда ближе к Мар¬тову, чем к Ленину. Такая партия кончила бы, дав парламентской республике двух-трех левых ми¬нистров.
Но не для парламента Ленин создавал свою партию, а партию свою Ленин задумал как инструмент уничтожения всякого парламентаризма. Спор между Лениным и ЦК кажется тактическим, а на деле речь идет о том, что Ленин обвиняет свою партию в том, что, будучи в плену догмати¬ческих схем, она проморгала власть в феврале-марте.
Автором догматических схем, правда, был сам Ленин, когда в «Двух тактиках» (1905) доказывал, что, согласно марксизму, сначала бывает «бур¬жуазно-демократическая» революция и демокра¬тическая республика («демократическая диктату¬ра»), а потом – пролетарская революция и дик¬татура пролетариата. За эту схему и цеплялся русский ЦК. Но как раз в связи с войной Ленин ее пересмотрел, выдвинув новую доктрину о побе¬де социализма в «слабом звене» империализма.
Этот пересмотр прошел мимо ушей его учени¬ков, потому что Ленин намеренно не был кон¬кретным, чтобы не быть обвиненным в открытой ревизии марксизма в этом кардинальном вопросе. В «Апрельских тезисах» Ленин был уже конкрет¬ным, там он, во-первых, объяснил причину, поче¬му партия не захватила власть, во-вторых, поста¬вил задачу захвата этой власти, хотя бы и с опо¬зданием. Вот соответствующее место «тезисов»:
«Своеобразие текущего момента в России сос¬тоит в переходе от первого этапа революции, дав¬шего власть буржуазии в силу недостаточной соз¬нательности и организованности пролетариата (курсив мой. – А. А.), – ко второму её этапу, ко¬торый должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства» (Ленин, Соч., 4-е изд., т. 24, стр. 4).
Значит, вы, лидеры ЦК большевиков в России, в силу «несознательности» и «неорганизованности» не взяли власти в феврале-марте, но вы обя¬заны её взять теперь, вы даже находитесь на пути к ней. Это значит далее, что «диктатура пролета¬риата» в России могла быть и ее нужно было ус¬тановить сейчас же после свержения царя, точь-в-точь по знаменитому лозунгу Троцкого в 1905 году: «Без царя, а правительство рабочее». Троц¬кий замечает по поводу реакции большевистских лидеров на «Апрельские тезисы»: «Перспектива непосредственного перехода к диктатуре проле¬тариата пришла совершенно неожиданно, проти¬вореча традиции. Она просто не вмещалась в го¬лову… Неудивительно, что «Апрельские тезисы» Ленина заклеймили как троцкистские (L. Trotzki, там же, стр. 255).
Вернемся к хронологии событий. На второй день после возвращения в Петроград, 4 апреля, Ленин выступил в Таврическом дворце на собрании боль¬шевиков – участников Всероссийского совещания рабочих и солдатских депутатов со своими «Те¬зисами». Это выступление в тот же день он повто¬рил на совместном собрании большевиков и мень¬шевиков, участников того же Всероссийского со¬вещания. В этих тезисах дан ответ на вопрос, как теперь, наконец, большевики могут и обязаны взять власть в свои руки. То, что Ленин говорил, не укладывалось не только в меньшевистские, но и в большевистские головы. Главные «тезисы»:
1. никакой поддержки Временному правитель¬ству, разоблачение «требования», чтобы это пра¬вительство перестало быть империалистическим;

2. ни малейшей уступки «революционному обо¬рончеству», разоблачение его;
3. мир невозможен при существующем строе, для мира надо взять власть в свои руки;
4. не парламентарная республика, а республика Советов, завоевать большинство в Советах, разоб¬лачая там «мелкобуржуазные оппортунистические партии» меньшевиков и эсеров;
5. перемена программы партии и переименова¬ние партии в Коммунистическую партию, чтобы отмежеваться от мировой социал-демократии и от русских меньшевиков (Ленин, там же, стр. 4-6).
Итак, Ленин, по существу, объявил три войны: 1. войну Временному правительству, 2. войну мел¬кобуржуазным оппортунистическим партиям меньшевиков и эсеров, 3. войну всему руководству большевистской партии.
Как реагировали на это меньшевистские и боль¬шевистские лидеры?
О реакции группы Плеханова Ленин сам писал так: «Г. Плеханов в своей газете назвал мою речь «бредовой». Очень хорошо, г. Плеханов. Но посмо¬трите, как вы неуклюжи, неловки и недогадливы в своей полемике. Если я два часа говорил бредо¬вую речь, как же терпели бред сотни слушателей? Далее. Зачем ваша газета целый столбец посвя¬щает изложению «бреда»?» (там же, стр. 7).
Суханов рассказывает, как лидер меньшевиков в Думе, будущий министр Скобелев отзывался о речи Ленина: «Разговор перешел вообще на Ле¬нина. Скобелев рассказывал о его бредовых идеях, оценивая Ленина, как совершенно отпетого чело¬века, стоящего вне движения. Я в общем присое¬динился к оценке ленинских идей и говорил, что Ленин в настоящем его виде до такой степени для кого не приемлем, что сейчас он совершенно не опасен для моего собеседника Милюкова» (Су¬ханов, там же, стр. 48).
Тот же Суханов приводит и реакцию больше¬вистских лидеров: «через пять дней по приезде Ленин созвал совещание из старых большевист¬ских генералов… Ленин призвал своих маршалов не для того, чтобы убеждать их и спорить с ними: он хотел только узнать, верят ли они в его новые истины… Маршалы произнесли по речи. Ни один не высказал ни малейшего сочувствия» (там же, стр. 50).
7 апреля «Тезисы» Ленина были опубликованы в «Правде». 8 апреля «Правда» – центральный орган партии, редактируемый Каменевым и Ста¬линым, – сделала к ним следующее редакционное примечание: «Что же касается общей схемы т. Ле¬нина, то она представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазно-демократической революции законченной и рас¬считывает на немедленное перерождение этой ре¬волюции в революцию социалистическую».
Сам Ленин замечал, что «»тезисы» и доклад мой вызвали разногласия в среде самих большевиков и самой редакции «Правды»» (Ленин, там же, стр. 23). Это было скромно сказано: в ЦК, ПК и ре¬дакции не раздалось ни одного голоса в пользу Ленина. Неясна была позиция даже Зиновьева, который приехал вместе с Лениным. Ленина под¬держали только три близкие ему женщины-эми¬грантки – Коллонтай, Инесса Арманд и его жена Н. Крупская.
Своим взбунтовавшимся партийным «марша¬лам» Ленин предложил провести в партии откры¬тую дискуссию – кто прав: ЦК или Ленин? «Прав¬да» или Ленин?
«После ряда совещаний мы единогласно приш¬ли к выводу, что всего целесообразнее открыто продискутировать эти разногласия» (там же, стр. 23).
Но это уже предрешило тотальную победу Ле¬нина. В «Апрельских тезисах» была только удач¬но сформулирована идея захвата власти, которая смутно владела низовой большевистской массой. Эта идея уже была однажды сформулирована в Манифесте ЦК от 26 февраля в виде лозунга о переходе власти к «Временному революционному правительству», но Каменев, Сталин, Свердлов, заменив в руководстве ЦК Шляпникова, Залуцкого и Молотова, отвергли эту идею. Начиная с 8 ап¬реля, в главнейших комитетах партии и районных организациях начинается дискуссия за и против тезисов Ленина. Чем ниже по лестнице иерархии партии, тем больше поддержки Ленина. Партий¬ные комитеты Петрограда и Москвы раскалыва¬ются – верхи против, рядовые члены – за Ленина. Районные организации в большинстве за Ленина, местные ячейки – все за. Некоторые местные ра¬бочие и солдатские собрания даже требуют не¬медленного перехода власти к Советам («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 63). Официальный исто¬рик замечает: «Именно среди рабочих тезисы наш¬ли горячий отклик» (там же стр. 60). Ленину ни¬чего больше и не надо было.
Пользуясь военной терминологией Суханова, можно сказать, что создалось положение, когда на верху партийной пирамиды стал полководец, ре¬шивший дать генеральное сражение, под ним – Генеральный штаб, саботирующий планы сраже¬ния, а в основании пирамиды – большевистская армия, готовая в любое время по приказу полко¬водца двинуться в бой. К этой-то армии, минуя Генеральный штаб, и начал апеллировать Ленин – полководец с первого же дня своего возвращения. Ленин еще в 1900 году говорил, что газета не только коллективный пропагандист, но и коллек¬тивный организатор. Поэтому первое дело, о ко¬тором он заботится после возвращения, – это перенятие главного редактирования «Правды», вы¬теснив из её редакции Сталина (посадил в ЦК ра¬ботать над национальным вопросом), Каменева (переключил на работу председателя большевистской фракции в Совете рабочих и солдатских де¬путатов).
Через «Правду» Ленин устанавливает прямой контакт с рядовой массой партии. Для завоева¬ния на свою сторону «офицерского корпуса» пар¬тии он пишет в течение пяти дней (с 8 по 13 ап¬реля) три работы исключительно тактического значения: «О двоевластии», «Письма о тактике» и «Задачи пролетариата в нашей революции». В них Ленин окончательно хоронит платформу и тактику старого Бюро ЦК, ПК и редакции «Правды». В них Ленин дает теоретическое обоснование «пе¬реориентировки», «переворужения» партии – Ле¬нин провозглашает ревизию старого классического ленинизма 1903-1905 годов, за который хватают¬ся ныне его ученики. Корень ревизии: пересмотр того пункта действующей программы партии, ко¬торый говорит об установлении после свержения царизма «демократической республики» в России, пересмотра того пункта работы Ленина «Две так¬тики» (1905), который говорит о демократической республике, как о неизбежном строе на путях к социализму.
Ленин, как говорят, прямо берет быка за рога. Он говорит: «Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти» (Ленин, Соч., т. 24, стр. 19). Так вопрос и стоял в феврале-марте, но больше¬вики в силу ряда условий, в том числе и догмати¬ческого порядка, упустили эту власть. Как быть теперь, в апреле, надо ли тотчас свергнуть Времен¬ное правительство? Ленин: «Отвечаю: 1) его надо свергнуть, ибо оно олигархическое, буржуазное… 2) его нельзя сейчас свергнуть, ибо оно держится прямым и косвенным… соглашением с Совета¬ми… 3) его вообще нельзя «свергнуть» обычным способом» (Ленин, там же, стр. 21).
Как быть? Надо большевикам завоевать боль¬шинство в Советах, оттеснив оттуда меньшевиков и эсеров, и как только эта цель будет достигнута, свергнуть Временное правительство не «обычным» путем, а восстанием (так и случилось в октябре 1917 года). Ленин вновь и вновь ставит все тот же вопрос о власти: вы, рабочие и солдаты, сверг¬ли царя, поэтому вам, рабочим и солдатам, и должна принадлежать власть. «Вся власть Сове¬там», – говорит Ленин. Ленин не только имеет успех в низах, в партийной массе, но теперь, чем ближе к Всероссийской партийной конференции, назначенной на конец апреля, тем больше он склоняет на свою сторону «офицерство партии». Это, в свою очередь, влияет и на генералитет пар¬тии. Вот, что писал об этом процессе Суханов:
«Разудалая «левизна» Ленина, бесшабашный ра¬дикализм его, примитивная демагогия, не сдержи¬ваемая ни наукой, ни здравым смыслом – впо¬следствии обеспечили ему успех среди самых ши¬роких пролетарско-мужицких масс, не знавших иной выучки, кроме царской нагайки. Но эти же свойства ленинской пропаганды подкупали и бо¬лее отсталые элементы самой партии… Позиция же этой массы не могла не оказать решающего действия и на вполне сознательные большевист¬ские элементы, на большевистский генералитет. Ведь после завоевания Лениным «партийного офи¬церства», люди, подобные, например, Каменеву, оказывались совершенно изолированными… И Ле¬нин одерживал победу за победой» (Суханов, там же, стр. 57-58).
Период от Петроградской общегородской кон¬ференции (14 апреля) до начала Всероссийской партийной конференции (24 апреля) есть серия побед Ленина над старым ЦК. Главный доклад «О текущем моменте» на Петроградской общегород¬ской конференции сделал сам Ленин. Там Ленин еще раз обосновал ревизию старого ленинизма Ле¬ниным. Говоря о «двоевластии», как феноменаль¬ном факте, Ленин заметил: «Тут и нужен пере¬смотр старого большевизма… Буржуазная револю¬ция в России закончена, поскольку власть оказа¬лась в руках буржуазии. Здесь старые большевики опровергают: «она не закончена – нет диктатуры пролетариата». Но Совет рабочих и солдатских де¬путатов и есть эта диктатура» (Ленин, Соч., т. 24, стр. 116). Ленин говорит, что теперь как раз и надо бороться за единовластие этого Совета, что будет означать переход власти в руки пролетариа¬та и беднейшего крестьянства, то есть установле¬ние диктатуры пролетариата.
На фронте штыки тоже не надо бросать, их на¬до только повернуть во внутрь страны. «Долой войну – не значит бросанье штыка. Это значит переход власти к другому классу» – говорил Ле¬нин (там же, стр. 119).
Что это значит? Это значит – «Правительство должно быть свергнуто… завоевав большинство в Советах», – говорит он (там же, стр. 120). Сло¬вом: «Старый большевизм должен быть остав¬лен»! (там же, стр. 122).
Ленин решительно осудил и всю революционную фразеологию мартовских решений Бюро ЦК о вой¬не и Временном правительстве:
«Революционная демократия никуда не годится, это – фраза… Кончить войну пацифистски – уто¬пия… Контролировать (Временное правительство. – А. А.) без власти нельзя… объединение с пар¬тиями, как целыми, проводящими политику поддержки Временного правительства,… безусловно невозможно» (Ленин, там же, стр. 123, 124, 131). Все резолюции конференции были приняты в этом, ново-ленинском духе. Петроград задал тон провинции. Из провинции начали поступать резо¬люции с одобрением «Апрельских тезисов». Ленин их аккуратно печатал в «Правде». Умело исполь¬зовал Ленин и первый кризис Временного прави¬тельства, связанный с нотой министра иностран¬ных дел Милюкова правительствам Англии и Франции (18 апреля). В этой ноте Милюков пи¬сал, что Россия будет соблюдать свои обязатель¬ства в войне и верить в победоносное окончание войны. Это вызвало взрыв возмущения рабочих и солдат Петрограда. Произошла вооруженная де¬монстрация и митинг солдат (15 тысяч человек) перед резиденцией Временного правительства – перед Мариинским дворцом. Выделялись лозунги: «Долой Милюкова», «Долой Временное правитель¬ство». Меньшевистско-эсеровским лидерам уда¬лось мирно ликвидировать инцидент, обещав обсу¬дить вопрос в Совете. Большевики воспользова¬лись кризисом, чтобы еще раз заявить, что войну кончить удастся только взятием власти Советом (резолюция ЦК РСДРП (б) от 21 апреля). Часть руководителей Петроградского комитета (группа Богдатьева) даже выдвинула лозунг о немедлен¬ном свержении Временного правительства. Однако ЦК, по предложению Ленина, осудил такой лозунг. В резолюции ЦК от 22 апреля 1917 года гово¬рится:
«Лозунг: «Долой Временное правительство» потому не верен сейчас, что без прочного (т.е. соз¬нательного и организованного) большинства на¬рода на стороне революционного пролетариата такой лозунг либо есть фраза, либо объективно сводится к попыткам авантюристического харак¬тера. Только тогда мы будем за переход власти в руки… когда Советы рабочих и солдатских депу¬татов станут на сторону нашей политики» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 319-320).
Как практические задачи для ЦК Ленин выдви¬нул лозунги: 1. разъяснение большевистской по¬литики «Апрельских тезисов», 2. разоблачение и критика партии меньшевиков и эсеров в Советах, 3. пропаганда и агитация «среди каждого полка, на каждом заводе, особенно среди самой отсталой массы, прислуги, чернорабочих…», 4. «организа¬ция, организация и еще раз организация пролета¬риата: на каждом заводе, в каждом районе, в каж¬дом квартале», 5. вместо оппортунистов посылать в Советы «только таких товарищей, которые вы¬ражают волю большинства» (там же, стр. 320).
ЦК указал своим членам партии, что он, ЦК, сейчас против всяких вооруженных демонстраций. Поэтому ЦК считает правильным постановление Совета рабочих и солдатских депутатов против таких демонстраций и что оно «подлежит безус¬ловному выполнению» (там же, стр. 320).
Тем самым Ленин объявил во всеуслышание, что он играет не в темную, а идет к бою, создавая прочные предпосылки победы. В эти дни Ленин много раз повторяет: мы не бланкисты и не аван¬тюристы. Ленин готов на решительный бой только тогда, когда на его стороне «большинство», но он имеет в виду большинство не во всей стране и не во всей армии, даже не в столице, а только боль¬шинство на петроградских заводах и в казармах, большинство – только на петроградских улицах.
Таким образом, только за две недели работа Ленина вызвала такое полевение в партии, что партийная масса в Петрограде и часть Петроград¬ского комитета сделали, по выражению Ленина, «попытки взять «чуточку полевее» нашего ЦК» (там же, стр. 337); но Ленин призвал партию к дисциплине и к тому, чтобы от каждой местной организации были «прямые нити к центру, к ЦК»; нити эти должны быть «постоянные, ежедневно, ежечасно укрепляемые и проверяемые», «чтобы враг не мог застать нас врасплох» (там же, стр. 338). Другими словами, к захвату власти готовить¬ся надо, но когда это произойдет, на этот раз бу¬дет определять не масса снизу, а ЦК партии – сверху.
Такова была в партии обстановка, когда 24 ап¬реля открылась седьмая (апрельская) Всероссий¬ская конференция РСДРП(б).

Глава 10
ЦК МЕЖДУ АПРЕЛЕМ И ИЮЛЕМ 1917 ГОДА
На VII партийной конференции (24-29 апреля 1917 г.) присутствовал 151 делегат (133 с решаю¬щим голосом и 18 с совещательным). Они пред¬ставляли 80 тысяч членов партии от 78 партийных организаций («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 70). Ленин был избран председателем конферен¬ции, а Каменев и Сталин не попали даже в ее пре¬зидиум. На конференции, на которой собралась вся элита партии, обсуждались вопросы, постав¬ленные в «Апрельских тезисах».
Именно: война и Временное правительство, от¬ношение к Советам, пересмотр партийной про¬граммы, Интернационал и задачи партии, объеди¬нение социал-демократических интернационали¬стских организаций, аграрный вопрос, националь¬ный вопрос, Учредительное собрание, доклады по областям, выборы нового ЦК («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 333-353). Все главные доклады делал Ленин. Кроме того, он выступил по разным вопросам по¬вестки дня около 30 раз. Содоклад сделал Каме¬нев, в котором он отстаивал известную нам уже линию старого ЦК.
Каменев заявил: «На мой взгляд не прав тов. Ле¬нин, когда он говорит, что буржуазно-демократическая революция закончилась. Я думаю, что она не закончилась, и в этом наше расхождение… Рано говорить, что буржуазная демократия исчерпала все свои возможности» («Седьмая (Апрельская) конференция РСДРП(б)… Апрель 1917 г. Протоколы». Москва, 1958, стр. 80).
Каменев предлагал по-прежнему давление на Временное правительство и контроль Совета рабо¬чих и солдатских депутатов над его действиями. Кроме того, он думал, что не надо порывать с блоком меньшевиков и эсеров в Советах (там же, стр. 81). В разной степени и по разным мотивам к нему склонялись Рыков, Бубнов, Смидович, Богдатьев, Милютин. В отличие от Каменева, Сталин на конференцию явился уже в качестве капиту¬лянта. Очень разумно и своевременно (с точки зрения дальнейшей карьеры) Сталин по всем воп¬росам старой политики ЦК капитулировал перед «Апрельскими тезисами», которые он еще три не¬дели тому назад называл «голой схемой», и сдался безоговорочно на милость Ленина. Если критик сдавался, то Ленин щадил его. Так случилось и со Сталиным. Ленин ему поручил сделать на конфе¬ренции доклад по национальному вопросу. Глав¬ные тезисы доклада, правда, принадлежали Лени¬ну в виде проекта резолюции конференции, но их Сталин и защищал вполне квалифицированно (Сталин считался экспертом партии по националь¬ному вопросу с 1913 г., когда он написал извест¬ную работу «Марксизм и национальный вопрос»).
Как уже отмечалось, Ленин рассматривал на¬ционально-колониальный вопрос как вопрос тактики, а не программы. Поэтому выдвигалось требование права народов России на самоопределение вплоть до отделения. Цель требования – обеспе¬чить поддержку большевистской революции нерус¬скими народами. После же захвата власти вопрос о праве отделения народов от России решался «с точки зрения интересов классовой борьбы проле¬тариата за социализм» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 440). Иными словами, при социализме право на отделение отпадало.
Ленину и Сталину приходилось защищать эту «диалектическую» истину на конференции против Пятакова, Дзержинского, Махарадзе, Бухарина, которые никак не могли ее усвоить. Да, Ленин победил, но часть старого ЦК во главе с Камене¬вым продолжала на конференции борьбу против «Тезисов» Ленина почти по всем вопросам. Сле¬дующие данные о голосованиях показывают ост¬роту обсуждения («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 332-353).

Вопросы За Против Воздер-
обсуждения Ленина Ленина жалось
1. О войне 126 – 7
2. Отношение к Временному
правительству 122 3 8
3. По аграрному вопросу 122 – 11
4. Отказ от участия на
конференции II Интер-
¬национала (Предло¬-
жение г. Боргбьерга) 140 – 8
5. Национальный вопрос 56 16 18
6. Об участии в Циммер-
вальдской конференции 1 132 –
(сам Ленин)
7. О текущем моменте 71 39 8
8. О Советах все – 3

В конце конференции состоялись выборы ЦК, впервые после Пражской конференции 1912 года. В члены ЦК было избрано 9 человек: В. И. Ленин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, В. П. Милютин, В. П. Ногин, Я. М. Свердлов, И. Т. Смилга, И. В. Сталин, Г. Ф. Федоров («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 80).
Кроме Смилги и самого Ленина, все другие принадлежали к старому ппортунистическому Бюро ЦК (позиция Зиновьева была неопределен¬ной). Согласие Ленина руководить таким ЦК по¬казывало, что после решений конференции по всем спорным вопросам в пользу Ленина генера¬литет партии сдался.
В чем секрет победы Ленина?
Три выдающихся современника Ленина дают три разных ответа. Суханов говорит: «Гениальный Ленин был историческим авторитетом, это одна сторона дела. Другая та, что кроме Ленина в пар¬тии не было никого и ничего» (Суханов, Записки о революции, кн. 3, стр. 55).
Троцкий с этим не согласен: «Фактически ав¬торитет Ленина в партии несомненно был боль¬шой, ни в коем случае он не был неограниченным. Он не был и позже, после Октября, неограниченным (L. Trotzki, Geschichte der russischen Revolution, стр. 257; интересно тут же отметить мнение са¬мого Ленина о масштабе его влияния в ЦК: когда А. А. Иоффе написал Ленину, в 1921 году, пись¬мо, что «ЦК – это Ленин», то Ленин ответил следующим образом: «Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что «ЦК, это я»… Старый ЦК (1919-1920) побил меня по одному из гигантски важных вопросов, что Вы знаете из дискуссии. По вопросам организационным и персональным несть числа случаям, когда я бывал в меньшинстве. Вы сами видели примеры тому, когда были членом ЦК». – «Ленинский сборник», XXXVI, 1958, стр. 208).
Троцкий думает, что к истине ближе старый большевик Ольминский, который писал: «Мы держали бессознательный курс на пролетарскую революцию, когда мы думали, что держим курс на буржуазно-демократическую революцию. Другими словами, мы готовили Октябрь, тогда как мы ду¬мали, что подготовляем Февральскую революцию» (L. Trotzki, там же, стр. 258). Троцкий добавляет, что «старые большевики» были «обречены на по¬ражение из-за того, что они защищали как раз тот элемент партийной традиции, который не выдер¬жал исторической проверки» (там же, стр. 259). Сталин подчеркивал всепобеждающую силу логи¬ки Ленина как оратора. Сталин писал, правда, по другому поводу:
«Меня пленила та непреодолимая сила в речах Ленина, которая несколько сухо, зато основатель¬но овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет ее в плен, как говорят, без остат¬ка. Я помню, как говорили тогда многие из деле¬гатов: «Логика в речах Ленина – это какие-то всесильные щупальцы, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятия которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал»» (Сталин, Соч., т. 6, стр. 55).
Субъективные качества большевистского вождя, как и его исторический авторитет, конечно, имеют большое значение. Однако, при прочих равных условиях, решающее значение имеет влияние объ¬ективного фактора – действие иерархического принципа субординации в такой уникальной орга¬низации, как большевистская партия. В этой пар¬тии право на свое мнение – относительно, обязан¬ность послушания – абсолютна. Ленинский демо¬кратический централизм, по словам самого же Ленина, означает централизацию руководства и децентрализацию ответственности. К тому же, ес¬ли говорить по аналогии, то большевистская пар¬тия была политической фирмой, созданной и изобретенной Лениным, в которой он был полным хозяином. Все эти Каменевы и Сталины были его рабочими. Если случалось, что «рабочие» бунтова¬ли («впередовцы»), то он их просто выкидывал прочь. Ленин считал себя незаменимым уже по одному праву владения фирмой. И он был тако¬вым. На резких поворотах истории только тот вождь имеет шансы на успех, кто обладает даром политического предвидения, только тот овладева¬ет своей партией, кто предлагает ей наиболее убе¬дительную альтернативу на путях ко власти.
Ленин был таким. Ко всему этому, Ленин был фанатик власти. Постепенно движущей силой его идей, как и идей созданной им партии, сделалась жажда власти. Власть – это «либидо» всех соци¬альных страстей большевизма. Дорога Ленина к государственной власти лежала через победу над собственной партией. В апреле Ленин и одержал эту победу. Меньшевистская «Рабочая газета» (2 мая 1917 г.) констатировала лишь правду, когда, подводя итоги Апрельской конференции, – пи¬сала:
«Знаменитые ленинские «тезисы» перестали быть продуктом личного творчества Ленина, това¬ром привезенным из-за границы… 140 делегатов большевистской конференции, почти как один че¬ловек, приняли резолюции, которые в развернутом виде излагают основные мысли тех же тезисов».
Взяв бразды правления партии в свои руки, Ле¬нин развивает исключительную активность по рас¬пространению и популяризации в народе решений Апрельской конференции. С апреля до 4 июля 1917 года в 69 печатных органах партии было опубликовано 175 статей и заметок Ленина («Ис¬тория КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 85-86). Все они бьют в одну цель: ни один вопрос жизни России не может быть разрешен без перехода власти к большевикам. Печать партии – 50 газет и журна¬лов с тиражом более 500 тысяч экземпляров – проповедует ту же идею. В первую очередь и глав¬ным образом Ленин внушает партийному активу, ее офицерскому корпусу, что идея захвата власти – не утопия и не мечта, а действительность буквально дней, недель, максимум месяцев, но не года.
В интересах организационной подготовки захва¬та власти Ленин перестраивает и работу ЦК. При ЦК создается новый ведущий исполнительный ор¬ган – Секретариат ЦК во главе с профессиональ¬ным революционером Я. М. Свердловым, при нем два вспомогательные учреждения: Бюро Военной организации («военка») и Бюро печати.
Секретариат ЦК развертывает вербовочную кампанию в партию людей из рабочих и солдат. Это приводит к росту партии. Через три месяца после Апрельской конференции партийная орга¬низация Петрограда, Москвы, Урала, Донбасса, Центрального промышленного района вырастает более чем в два раза. Одновременно происходит размежевание с меньшевиками. По установкам Апрельской конференции, из местных партийных организаций изгоняют тех меньшевиков, которые не признают решений этой конференции.
Публикуя решения Апрельской конференции, Ленин сопроводил их таким объяснением: «Для взятия власти… для удержания её… необходима организация, организация и организация» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 456). Эту организацию Ленин раз¬вертывает следующим образом:
1. Среди рабочих. Буквально на каждом круп¬ном заводе организуются ячейки или группы пар¬тии. Во всех профсоюзах (фабзавкомах) создаются партийные фракции. 30 мая-3 июня 1917 года в Петрограде происходила Первая конференция фабрично-заводских комитетов, на которой выступали с речами Ленин и министр труда социа¬лист Скобелев. Министр говорил о контроле пра¬вительства над производством, а Ленин предлагал рабочий контроль, «чтобы во все ответственные учреждения входило большинство рабочих и что¬бы администрация… давала отчет перед автори¬тетными рабочими организациями» (Ленин, там же, т. 32, стр. 240). Словом, хозяевами на произ¬водстве должны быть не собственники и даже не Временное правительство, а рабочий класс с его контролем. Такая пропаганда имела успех: когда в конце конференции в Центральный Совет фабзавкомов избрали 25 человек, из них 19 человек оказались членами большевистской партии. Офи¬циальный историк говорит:
«Это позволило ЦК РСДРП(б) через ЦС ФЗК Петрограда влиять на работу фабзавкомов других городов», так как он «вплоть до октября 1917 г. фактически выполнял функции общероссийского центра» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 99).
2. Среди крестьян. Слабее всего позиция боль¬шевиков была в деревне. Достаточно сказать, что большевикам до самого захвата власти так и не удалось создать ни одной ячейки партии в дерев¬не. Русская деревня – это монополия эсеров, этих духовных наследников народничества. Тем более интересно подчеркнуть, что большевики одним ударом политически убили эсеров тем, что не только приняли их аграрную программу (передача земли крестьянам через крестьянские комитеты), но и дискредитировали эсеровских вождей-ми¬нистров, выдвинув требование захвата крестьянами помещичьих земель, не дожидаясь злополуч¬ного Учредительного собрания. С обоснованием этого требования выступил Ленин на 1 Всероссий¬ском съезде Крестьянских Советов. Среди делега¬тов не было большевиков. Только маленькая «бес¬партийная группа» из 14 человек симпатизировала большевикам. В противовес установкам лидеров эсеров, заявлявших, что разрешение аграрного вопроса – это дело будущего Учредительного соб¬рания, Ленин выдвинул другую программу. Эф¬фективность программы Ленина была слишком очевидной, чтобы ее можно было назвать демаго¬гической. Ленин сказал, что если взять самых бо¬гатых помещиков всей Европейской России, то окажется, что у 30 000 человек находится около 70 000 000 десятин земли, тогда как у 10 000 000 бедных крестьянских дворов тоже около 70-75 миллионов десятин земли, это значит, там каж¬дый помещик имеет свыше 2 тысяч десятин, а каждый крестьянский двор только 7 десятин! Ле¬нин заключил свою речь: «Мы хотим, чтобы сей¬час, не теряя ни одного месяца, ни одной недели, ни одного дня, крестьяне получили помещичьи земли» (Ленин, там же, стр. 174). Это можно до¬биться, сказал Ленин, объявлением земли «всена¬родным достоянием». Хотя съезд был эсеровский, но протокол отмечает, что Ленина провожали «ап¬лодисментами». Более того, эсеровская газета «Земля и Воля» отмечала, что «Последние два дня настроение на съезде было весьма напряженное. Значительная часть депутатов настаивала на том, чтобы немедленно же земля была объявлена общенародным достоянием… Наибольшая напря¬женность чувствовалась на другой день после док¬лада Ленина (23 мая)…» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 490).
Лед большевизма тронулся и в крестьянском океане России. Четырнадцатимиллионная русская армия – это и была переодетая в солдатские ши¬нели крестьянская Россия. От того, как себя по¬ведет эта Россия, зависела судьба ленинского пла¬на захвата власти. В растущее аграрное движение России (в марте было 50 крестьянских выступле¬ний а в мае-июне – 1600) большевики бросают нашумевший тогда лозунг: «грабьте награблен¬ное». И крестьяне грабят, сжигают, захватывают помещичьи имения.
3. Среди солдат. Ленин великолепно понимал, что в борьбе за власть один пролетариат – ничто, если армия в решающий момент окажется на сто¬роне правительства. Армию надо было противо¬поставить Временному правительству, а для этого надо давать такие лозунги, которые доходчивы, доступны простому солдатскому уму. Среди таких лозунгов первое место отводилось лозунгу «немед¬ленный мир», положить «конец проклятой бойне» (Троцкий), отпустить солдат домой. ЦК РСДРП(б) издает директивы о создании большевистских пар¬тийных ячеек во всех полках и на кораблях. Уже к маю в Петроградском гарнизоне было около 6 тысяч большевиков, а ячейки были во всех полках («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 120).
ЦК через «Военку» и через специальную газету ЦК для армии – через «Солдатскую правду» – создает особую сеть пропагандно-политической службы в армии. Связь между партией и армией становится регулярной. Только за июнь в Военную комиссию ЦК за советами и инструкциями обра¬тились более 9 тысяч делегатов фронта и тыловых гарнизонов (там же, стр. 120). Военное Бюро Мос¬ковского комитета партии объединяло более двух тысяч военных коммунистов из московского гар¬низона. В Балтийском флоте партийные организа¬ции или группы были почти на всех крупных ко¬раблях. Численность коммунистов там к лету 1917 года доходила до 3-4 тысяч человек (там же, стр. 121). Военная организация 12-й армии, стоявшей в районе Латвии, составляла более 3500 человек. Она издавала газету «Окопная правда» (там же, стр. 122).
16-23 июня ЦК провел Всероссийскую военную конференцию фронтовых и тыловых организаций. На ней были представлены 43 фронтовых и 17 ты¬ловых организаций (26 тысяч членов партии). До¬клад о текущем моменте сделал Ленин. В резолю¬ции по этому докладу конференция записала: «Самым энергичным образом всесторонне гото¬вить силы пролетариата и революционной армии к новому этапу революции» – то есть к захвату власти («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 356). На конфе¬ренции был утвержден Устав военных партийных организаций, в котором была установлена струк¬тура партийных организаций от ротной ячейки, как элементарной единицы, до Всероссийского бю¬ро военных организаций при ЦК, как высшей инстанции. Во Всероссийское бюро военных организаций были избраны будущие военные руково¬дители октябрьского переворота: Антонов-Овсе¬енко, Крыленко, Подвойский, Кедров, Мехоношин, Невский и др. Председателем был избран Подвой¬ский («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 125-126). 4. Среди нерусских народов. В России Ленин был единственным политиком, который еще на¬кануне первой мировой войны прямо и открыто объявил право народов многонациональной Рос¬сии на самоопределение вплоть до отделения от русского государства. К удивлению своих учени¬ков и к ужасу своих врагов, он это право призна¬вал даже за Украиной. Расчленение России, конеч¬но, не было целью Ленина, но путь к большевист¬скому завоеванию народов России он видел через признание права независимости. Это признание должно было обеспечить ему поддержку нерусских народов (около 47%!) на путях к власти. Обязан¬ность русских большевиков признавать это право, обязанность большевиков из нерусских народов России – проповедовать невыход из России, –такова установка Ленина на путях к Октябрю. Та¬кая тактика целиком себя оправдала. Сталин был прав, когда подводя итоги этой ленинской такти¬ке, писал:
«Революция в России не победила бы и Колчак с Деникиным не были бы разбиты, если бы русский пролетариат не имел сочувствия и поддержки со стороны угнетенных народов бывшей Российской империи» (Сталин, «Вопросы ленинизма», стр. 51). В отношении тех народов, которые пожелают оставаться в составе России, большевики предлагали автономию национальных районов. Только впервые на I съезде Советов в июне 1917 года Ле¬нин нашел давно искомую формулу. Признавая по-прежнему право народов на самоопределение, он предложил создать новую Россию, как федера¬цию республик. Он сказал: «Пусть Россия будет союзом свободных республик» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 286).
Гибкость тактики Ленина по национальному вопросу была продемонстрирована, когда Фин¬ляндский сейм и Украинская рада (первый «Уни¬версал») выступили с требованиями об автономии их стран, а Временное правительство отклонило эти требования, ссылаясь на Всероссийское Учре¬дительное собрание. Все политические партии Рос¬сии от меньшевиков, эсеров и до кадетов, не гово¬ря уже о более правых группах, единодушно под¬держали Временное правительство в этом конф¬ликте. Только Ленин и его партия признали право их на автономию и даже на отделение от России. В частности, о требовании Украины Ленин писал:
«Ни один демократ, не говоря уже о социалисте, не решится отрицать полнейшей законности ук¬раинских требований. Ни один демократ не может также отрицать права Украины на свободное от¬деление от России» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 351).
Правда, в январе 1918 года, когда Украинская рада объявила независимость Украины от Совет¬ской России, то Ленин заявил: большевики при¬знавали право на независимость украинского на¬рода, а не украинской буржуазии и помещиков! Большевики связывали как разрешение мировых проблем, так и улучшение бытового обслуживания неизменно и всюду с одним и тем же вопросом -с вопросом о переходе власти в их руки. Только их власть могла удовлетворить любые требования. В одном из документов ЦК партии в мае 1917 года «особо подчеркивалось, что муниципальные (ком¬мунальные) вопросы могут быть решены в инте¬ресах народа только при переходе власти к про¬летариату» (История КПСС, т. 3, кн. 1, стр. 107). Так, связывая большую политику с «мелочами» быта, ЦК добивается увеличения числа депутатов большевиков в Советах и городских думах. Такая тактика имеет некоторые, хотя и не решающие успехи. Так, если в марте 1917 года в Петроград¬ском Совете было только 40 большевиков, то в июле их стало 400. В июне из 625 депутатов в Московском Совете большевиков было 205 (там же, стр. 93, 94). На выборах в районные думы в Петрограде в мае большевики получили 20% всех голосов, а в Московской городской думе – 12% (там же, стр. 108). Это было еще далеко от боль¬шинства. При таких темпах роста влияния боль¬шевиков далеко было и до заветной цели – до завоевания власти мирным путем через советское большинство, как об этом говорилось в Апрель¬ских тезисах».
Такой незначительный успех большевиков Ле¬нин объяснял «дурными инстинктами»… пролета¬риата! В статье от 6 мая он писал:
«Есть дурные инстинкты и у пролетариев с по¬лупролетариями: например, медленное освобожде¬ние от иллюзий мелкобуржуазного характера, медленный переход к убеждению, что «власть» надо всю взять в руки именно этого класса и толь¬ко этого класса» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 35).
И. Г. Церетели говорит в своих «Воспоминаниях о Февральской революции», что уже начиная с мая Ленин, собственно, и готовит своих учеников к насильственному захвату власти. Церетели пи¬шет:
«В кругу своих сотрудников, на закрытых соб¬раниях большевистского ЦК Ленин уже с мая усердно вдалбливал своим сторонникам эти взгля¬ды и именно этим соображением обосновывал не¬обходимость немедленного перехода от пропаган¬ды к вооруженной борьбе за власть» (И. Г. Церете¬ли, Воспоминания о Февральской революции, кн. II, Париж, 1963, стр. 168).
Что Ленин был готов взять власть в свои руки даже будучи в абсолютном меньшинстве в Совете, показала реплика и выступления Ленина на I Все¬российском съезде Советов в июне 1917 года. На этом съезде были представлены 822 делегата, из которых 533 делегата принадлежали к меньше-вистско-эсеровскому блоку (285 эсеров и 248 меньшевиков), а к большевистской фракции при¬надлежало только 105 делегатов (там же, стр. 165, см. также «История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 141).
Церетели вспоминает в связи с этим свой док¬лад на I съезде и реплику Ленина (впрочем, этот эпизод отражен во всех большевистских писаниях о 1917 г.):
«Когда я констатировал, что в настоящий мо¬мент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой партии в России нет. Ленин вдруг, неожиданно для всех, демонст¬ративно поднялся с места и крикнул: «Есть»! Это восклицание Ленина вызвало настоящую сенса¬цию. В первый раз после Февральской революции лидер большевиков решился заявить, что его пар¬тия готова немедленно взять власть в свои руки» (там же, стр. 169-170).
Свое «есть» Ленин повторил и в речи на съезде 4 (17) июня: партия большевиков «каждую мину¬ту готова взять власть целиком (аплодисмен¬ты, – смех). Вы можете смеяться сколько угодно, но если гражданин министр поставит нас перед этим вопросом рядом с правой партией, то он получит надлежащий ответ» (Ленин, там же, стр. 267).
Обосновывая тезис, что власть можно и нужно брать в свои руки, если к этому представляется удачный случай, Ленин писал немного позже, в сентябре 1917 года:
«Я продолжаю стоять на той точке зрения, что политическая партия… не имела бы право на су¬ществование, была бы недостойна считаться пар¬тией, была бы жалким нулем во всех смыслах, если бы она отказалась от власти, раз имеется возможность получить власть» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 290-291).
Речь Ленина на I съезде была, по словам Це¬ретели, оглашением нового поворота в тактике большевиков – перехода от тактики мирного за¬воевания власти через советское большинство («Апрельские тезисы») к тактике насильственного захвата власти еще до завоевания названного большинства. Такая установка была утверждена на секретном заседании ЦК. Был назначен и день восстания – 10 июня 1917 г. В этот день была назначена вооруженная демонстрация, которая должна была кончиться восстанием и свержением Временного правительства. Впервые этот план восстания большевиков был опубликован в чет¬вертой книге «Записок о революции» Суханова в 1922 г. Большевики данные Суханова не опровер¬гли. Церетели не сомневается в существовании тогда такого плана у большевиков. Пересказывая Суханова, он пишет:
«На конспиративном заседании большевистско¬го ЦК, при обсуждении вопроса о выступлении 10 июня, Ленин и его ближайшие сторонники за¬нимали, по словам Суханова, следующую пози¬цию: «группа Ленина не шла прямо на захват власти, но она была готова взять власть при бла¬гоприятной обстановке, для создания которой она принимала меры». Против этой осторожной так¬тики высказались двое членов ЦК, Сталин и Ста¬сова, поддержанные одним из двух главных руководителей большевистской военной организа¬ции Невским: они предлагали форсировать дви¬жение и довести его, при всяких условиях, до кон¬ца. С другой стороны, два члена ЦК, Зиновьев и Каменев, высказались против выступления. Боль¬шинство ЦК отвергло оба эти крайние предложе¬ния и приняло следующий план действия, исхо¬дящий от Ленина: «Ударным пунктом манифестации, назначенной на 10 июня, был Мариинский дворец, резиденция Временного правительства. Туда должны были направиться рабочие отряды и верные большевикам полки. Особо назначенные лица должны были вызвать из дворца членов ка¬бинета и предложить им вопросы. Особо назна¬ченные группы должны были во время министер¬ских речей выражать «народное недовольство», поднимать настроение масс. При надлежащей температуре настроения Временное правительство должно было быть тут же арестовано» (Церетели, там же, стр. 185).
Да, Ленин так и предлагал. Воззвание ЦК к сол¬датам и рабочим никакого сомнения в этом не оставляет. В этом воззвании, которое распростра¬нялось на заводах, фабриках, казармах и на ули¬цах Петрограда 9 июня 1917 года, говорилось:
«Рабочие! Присоединяйтесь к солдатам… Все на улицу, товарищи!
Солдаты! Протяните руки рабочим… Ни один полк, ни одна рота не должна сидеть сегодня в казарме.
Все на улицу, товарищи!
Вся власть Всероссийскому Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» (Церетели, там же, стр. 204-205).
На заседании ЦК и ПК было решено под видом мирной демонстрации начать выступление 10 июня.
Задача выступления: если силы и обстановка позволят, то перевести выступление в восстание, если же обстоятельства сложатся неблагоприятно, то ограничиться вооруженной, но «мирной» де¬монстрацией. Однако этот план сорвал сам I Все¬российский съезд Советов, который категорически запретил любого вида демонстрации. Официаль¬ный историк пишет:
«Большевики поставлены были в довольно сложное положение. Проведение демонстрации противопоставило бы их съезду… что дало бы предлог обвинить большевиков в заговоре и рас¬правиться с ними» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 144).
Под массивным давлением I съезда Совета, Ис¬полкома Крестьянских Советов и собственной фракции I съезда ЦК большевиков вечером 9 июня капитулировал: он отменил выступление. Когда I съезд назначил сам мирную демонстрацию на 18 июня, то ЦК большевиков присоединился к ней под тем же лозунгами, какие он приготовил было на 10 июня: «Долой 10 министров-капита¬листов!» (другие 6 были социалистами), «Вся власть Советам».
Данные Суханова и Церетели о заседании ЦК, по существу, подтверждает и большевистский официальный историк:
«6 июня было проведено совещание членов ЦК, военной организации при ЦК партии и Исполни¬тельной комиссии Петербургского комитета. С докладом выступил Подвойский, который сооб¬щил о решении военной организации, о влиянии большевиков в Петроградском гарнизоне и выска¬зался за демонстрацию рабочих и солдат. Во время обсуждения выявились две точки зрения. Ленин считал целесообразным провести совместную де¬монстрацию рабочих и солдат против Временного правительства с требованием перехода власти к Советам. Эту точку зрения поддержали члены ЦК Свердлов и Сталин. Против демонстрации высту¬пили Зиновьев, Каменев, Ногин… Ногин утвер¬ждал, что Ленин «предлагает революцию, когда мы в стране в меньшинстве»» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 143, см. также, «Революционное дви¬жение в России», Документы и материалы, Мос¬ква, 1959, стр. 485).
Так сорвалась первая попытка большевиков свергнуть Временное правительство и захватить власть.
Большевистские историки вовсе не считают за¬говор 10 июня своей неудачей. Они пишут:
«Властное требование революционных масс «Вся власть Советам!», воочию показало шаткость кадетско-меньшевистско-эсеровского правитель¬ства. И хотя июньские события не вызвали паде¬ние правительства, они протекали в условиях бо¬лее обостренных классовых противоречий…» (там же, стр. 147).
Смысл цитаты ясен: свергнуть правительство большевикам на этот раз не удалось, но они убе¬дились в возможности сделать это в ближайшем будущем.
Если со стороны смотреть, то кажется, цент¬ральный лозунг большевиков «Вся власть Сове¬там!» означает не что иное, как «Вся власть мень¬шевикам и эсерам». В самом деле, даже после I съезда Советов большевики составляли маловлиятельное меньшинство как в столичном, так и провинциальных Советах. Так, в высшем совет¬ском органе – в ЦИКе, избранном на I съезде, партии были представлены следующим образом: всего депутатов – 256, из них: 104 меньшевиков, 99 эсеров, 18 близких к ним представителей мел¬ких групп и только 35 большевиков («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 142).
Поэтому переход власти в руки Советов дол¬жен был означать создание правительства мень¬шевиков и эсеров без участия буржуазных партий. Ленин обещал условную поддержку советскому правительству, но обещал он, будучи убежден, что власть перейдет не в руки данных Советов, я в руки большевистских Советов, которые будут соз¬даны и переизбраны в ходе победоносного восста¬ния. Уже на Апрельской конференции был выдви¬нут лозунг отзыва меньшевистско-эсеровских де¬путатов из Советов и замены их новыми депута¬тами.
События после I съезда Советов – провал на¬ступления на фронте и новый кризис Временного правительства – привели к еще большему обостре¬нию обстановки. Катастрофически разлагается армия. После первоначального успеха июньское наступление Русской армии начало выдыхаться. Во время этого наступления на Юго-западном фронте с 18 июня по 6 июля армия потеряла 56 тысяч человек убитыми и ранеными. Но катастро¬фа заключалась в другом: на приказ идти в на¬ступление роты, полки, дивизии отвечали отка¬зом. Главнокомандующий фронтом Брусилов объяснял провал наступления тем, что никто, начи¬ная от командира роты и кончая главнокомандую¬щим, не пользуется властью над солдатами. Дру¬гой генерал – Клембовский – безнадежно спра¬шивал самого себя – что делать? «Ввести смерт¬ную казнь? Но возможно ли казнить целые ди¬визии? Судебное преследование? Но тогда сидела бы половина армии в Сибири…» (L.Trotzki, Geschichte der russichen Revolution, Fischer Verlag, 1967, S. 379).
Таков был результат работы солдатских коми¬тетов в армии. В этих условиях происходит новый кризис Временного правительства: 3 июля минис¬тры-кадеты А. А. Мануйлов, В. Н. Шаховской и А. И. Шингарев заявили о своем выходе из пра¬вительства. Поводом послужило признание деле¬гацией Временного правительства (Керенский, Це¬ретели, Некрасов), ездившей в Киев, внутренней автономии Украины («Второй Универсал» Украин¬ской рады). Делегация эта представила соответ¬ствующее предложение Временному правитель¬ству, но кадеты, возглавляемые своим лидером Милюковым, слышать не хотели о какой-либо, даже культурной, автономии Украины. Социалис¬ты (Керенский, Церетели) и даже левые кадеты (Некрасов, Ефремов) находили, что в интересах консолидации революционной демократии необхо¬димо проявлять эластичность в национальном во¬просе как раз в такой многонациональной стране, как Россия.
Новый кризис правительства и провал нового наступления на фронте явились для большевистского ЦК желанными условиями попытаться еще раз поднять восстание под лозунгом «Вся власть Советам!» По-прежнему тактика ЦК следующая: организовать вооруженную демонстрацию солдат, красной гвардии и рабочих. Демонстрация должна направиться не к Мариинскому дворцу (резиден¬ции Временного правительства), как в апреле, а к Таврическому дворцу (резиденции Советов), как в феврале 1917 года, когда там находилась Дума. Демонстранты предложат Советам – Петроград¬ским и Всероссийскому ЦИК Советов – взять всю власть теперь в свои руки. Если в ходе демонстра¬ции выяснится, что соотношение сил сложилось в пользу большевиков, а Советы капитулируют перед ультиматумом демонстрантов, то есть пов¬станцев, то большевики берут власть. Если же Со¬веты и Временное правительство окажутся хозяе¬вами положения, то большевики распустят демон¬страцию. Но при всех условиях, демонстрация должна именоваться неорганизованной, стихий¬ной; большевики ее, по словам сталинского учеб¬ника, решили только возглавить, чтобы «придать ей мирный и организованный характер» («История ВКП(б). Краткий курс», 1946, стр. 186).
Новейшая официальная «История КПСС», ри¬сует дело немного по-другому. Там сказано, что ЦК и ПК на специальном совещании «постано¬вили провести 4 июля мирную и организованную демонстрацию под лозунгом «Вся власть Советам!» Совещание отклонило предложение Каменева из¬бежать общегородской демонстрации, ограничив¬шись митингами. Не нашло поддержки и предложение Троцкого выйти на улицу без оружия» (там же, т. 3, кн. 1, стр. 150). Что демонстрация не была стихийной и что большевики собирались, если удастся, захватить власть, доказывает и само «обращение» ЦК и ПК в ночь с 3 на 4 июля:
«Товарищи рабочие и солдаты Петрограда!.. Пусть Всероссийский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов возьмет всю власть в свои руки. Такова воля революционного населе¬ния Петрограда… Вчера революционный гарнизон Петрограда и рабочие выступили, чтобы провозгла¬сить этот лозунг: вся власть Советам. Это дви¬жение, вспыхнувшее в полках и на заводах, мы зовем превратить в мирное, организованное выс¬тупление всего рабочего, солдатского и крестьян¬ского Петрограда» (И. Церетели, «Воспоминания о Февральской революции», кн. II, стр. 289).
Это воззвание с раннего утра большевики рас¬пространяли по полкам и заводам. Оно находило широкий отклик.
Как Советы, так и Временное правительство были хорошо осведомлены, что готовится не сти¬хийная демонстрация, а проба сил, и, если удаст¬ся, захват власти ЦК партии большевиков. Чем больше большевики подчеркивали мирный харак¬тер демонстрации, тем меньше им верили. Очень интересен эпизод, который в связи с этим расска¬зывал И. Церетели: на одно из заседаний Совета явился Сталин, чтобы сообщить Совету, что мас¬сы солдат и рабочих Петрограда рвутся на улицу, но что «большевистская партия разослала своих агитаторов в полки и на заводы, чтобы удержать их от выхода на улицу. Сделав это заявление в самой категорической форме, Сталин обратился к председателю с просьбой внести в протокол это его заявление и вместе со своими товарищами по¬кинул заседание… Чхеидзе сказал мне с усмеш¬кой: «Теперь положение довольно ясно». Я его спросил, в каком смысле он считает положение ясным. «В том смысле, – ответил Чхеидзе, – что мирным людям незачем заносить в протокол за¬явления об их мирных намерениях» (И. Церетели, там же, стр. 267).
Между ЦК партии и Петроградским и район¬ными комитетами было правильное и точное рас¬пределение ролей. ПК и районные комитеты приз¬ваны были организовать «стихийное движение» массы, рвущейся на улицу, на восстание, а ЦК партии должен был играть роль «организующего» и «сдерживающего» фактора, пока велось прощу¬пывание сил и решимости врага. Эту двойную роль ЦК (чтобы в случае неудачи создать себе алиби) отмечает и И. Церетели, когда пишет:
«Характерно было поведение большевистского ЦК, который до 11 часов вечера 3 июля выдержи¬вал роль противника выступления солдатских и рабочих масс на улицу. Этот высший орган боль¬шевистской партии стремился создать впечатле¬ние, что призывы к выступлению, начатые агита¬торами партии с 4 часов пополудни и поддер¬жанные сначала районными комитетами, а затем и Петроградским комитетом партии, делались без его согласия и под давлением стихийно возник¬шего движения масс» (там же, стр. 298).
Конспирация по созданию алиби для ЦК была настолько строгая, что даже Ленина ЦК направил под видом болезни на дачу Бонч-Бруевича под Петроградом, но 4 июля он вернулся в резиден¬цию ЦК.
Началась вооруженная демонстрация 4 июля рабочих, солдат и кронштадских матросов. Боль¬шевистские историки называют число участников в 500 тысяч человек, И. Церетели говорит лишь о нескольких десятках тысяч. Как бы там ни бы¬ло, демонстрация оказалась довольно внушитель¬ной, одних вооруженных матросов, привезенных большевиками из Кронштадта, оказалось около 10 тысяч. Демонстрация сначала направилась к зданию ЦК, который находился в особняке ар¬тистки Кшесинской. Там демонстранты потребо¬вали выступления Ленина, но Ленин предложил выступить Луначарскому. Его неопределенным выс¬туплением толпа осталась недовольна. Тогда вы¬шел сам Ленин. Но и Ленин был нарочито дву¬смысленным. С одной стороны, Ленин говорил толпе, что она должна проявить «выдержку», а с другой, требовал от неё «стойкости», но подчер¬кивал, что при всех условиях должен победить и победит лозунг «Вся власть Советам!». (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 24).
После этого толпа во главе с членами ЦК на¬правилась к Таврическому дворцу (резиденция Советов) с требованием к Советам немедленно взять всю власть в свои руки. Однако и тут боль¬шевистские лидеры проявляют двоедушие. Цере¬тели вспоминает:
«Когда ожесточенные толпы манифестантов, собравшихся перед Таврическим дворцом, пыта¬лись переходить от слов к действиям и арестовать министров-социалистов, в которых они усматри¬вали главных противников установления совет¬ской власти, то они видели, что больше всего та¬кие действия пугали их признанных лидеров, пред¬ставителей большевистской партии» (Церетели, там же, стр. 306).
Министра земледелия эсера Чернова, который вышел, чтобы успокоить толпу, матросы аресто¬вали и усадили в автомобиль, намереваясь увезти его. Тогда по предложению Чхеидзе представители левых в Советах – Троцкий, Каменев, Луначарский и Мартов – вышли к толпе, чтобы освободить Чернова. Что тогда произошло, Л. Троцкий опи¬сывает со слов руководителя матросов Раскольникова: «Лев Давидович произнес короткую речь, закончив её вопросом: «Кто за насилие над Чер¬новым, пусть поднимет руку?» «Никто не вымол¬вил ни слова возражения – гражданин Чернов, вы свободны», – торжественно произнес Троцкий» (Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 33.)
Вопреки ожидания большевиков, лидеры Сове¬тов не только не ударились в панику, а, наоборот, проявили решимость подавить восстание. С само¬го начала стало ясно, что ЦК большевиков имен¬но и рассчитывал на капитуляцию советских ли¬деров под влиянием внушительной вооруженной демонстрации. Церетели вспоминает:
«4 июля было кульминационным пунктом июльского восстания, и соединенное заседание исполкомов Советов рабочих, солдатских и кресть¬янских депутатов в этот день имело решающее значение для хода восстания. Большевистский ЦК с особенным вниманием следил за этим заседа¬нием, т. к. Ленин и его сторонники уже совершен¬но определенно ставили в этот день попытку за¬хвата власти в зависимость от того, согласится или нет советское большинство, под влиянием уличных демонстраций, на образование однород¬ного чисто советского правительства. Большевики ясно понимали, что если им удастся провести пер¬вый этап захвата власти под эгидой соглашения с центральными органами революционной демо¬кратии, то главная опасность, которая им угро¬жала, – приход войск в Петроград для восстанов¬ления порядка, – была бы устранена» (Церетели, там же, стр. 319-320).
Через заседания Советов проходили делегации за делегациями, требуя взятия всей власти Сове¬тами, а Ленин и Троцкий, не участвуя в прениях, присутствовали на хорах и оттуда следили за пре¬ниями. За переход власти к Советам высказался даже и лидер меньшевиков-интернационалистов Мартов, находившийся в оппозиции к официаль¬ному меньшевистскому руководству (ОК).
Однако большинство Советов перешло от слов к делу: силами верных Совету и Временному пра¬вительству частей Петроградского гарнизона вос¬стание было подавлено. С обеих сторон было мно¬го убитых и раненых. Когда же большевистскому ЦК стало известно, что к Петрограду движется сводный отряд с фронта для наведения порядка, то по поручению ЦК Зиновьев выступил ночью 4 июля со следующим заявлением:
«Наша партия сделала все, чтобы сообщить стихийному движению организованный характер и в настоящий момент наша партия редактирует воззвание к рабочим и солдатам Петрограда: не выходить на улицу, прекратить демонстрации (возгласы: после гор трупов!)» (Церетели, там же, стр. 330).
Этим заявлением ЦК признал свое фиаско при попытке захватить власть. ЦК, однако, не признал своего окончательного поражения и не терял на¬дежды в будущем повторить эту попытку. В упо¬мянутом Зиновьевым воззвании ЦК и ПК предло¬жили рабочим и солдатам очистить улицы, но указали одновременно: «Цель демонстрации до¬стигнута. Лозунги передового отряда рабочего класса и армии показаны внушительно и достой¬но… Будем продолжать готовить свои силы…» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 152). Троцкий вспоминает о настроении Ленина после июльского восстания:
«5 июля утром я виделся с Лениным. Наступле¬ние масс уже было отбито. «Они теперь нас пере¬стреляют, – говорил Ленин, – самый подходящий момент для них». Но Ленин переоценил против¬ника… – не его злобу, а его решимость и способ¬ность к действию» (Л. Троцкий, Моя жизнь, ч. II, Берлин, 1930, стр. 34).
Впоследствии Сталин признавал, что выступле¬ние 3-4 июля было «пробой сил», рассчитанной как «первый удар» восстания, если противник окажется слабее восставших. Вот его рассуждение:
«Иногда партия, проделав подготовительную работу к решительным выступлениям, и, нако¬пив, как ей кажется, достаточное количество ре¬зервов, считает целесообразным совершить проб¬ное выступление, испробовать силы противника, проверить боевую готовность своих сил… Она («проба сил») есть нечто среднее между демон¬страцией и восстанием… При благоприятных ус¬ловиях она может развиться в первый удар (выбор момента), в восстанье (выступление нашей пар¬тии в конце октября), при условиях неблагоприят¬ных она может поставить партию перед угрозой прямого разгрома (демонстрация 3-4 июля 1917 года). Поэтому целесообразнее всего производить пробу сил, когда «плод созрел»… Делая пробу сил, партия должна быть готова ко всему» (И. Сталин, Соч., т. 5, стр. 75-76).
Уже этого авторитетного свидетельства доста¬точно, чтобы сделать общий вывод: 3-4 июля ЦК партии сделал «пробу сил», пробу захвата власти путем восстания, но потерпел на этот раз пора¬жение. Временное правительство закрыло большевистские газеты, дало приказ об аресте лидеров ЦК за государственную измену и за организацию вооруженного восстания. Ленин и Зиновьев были обвинены в шпионаже в пользу Германии. 12 июля была введена смертная казнь на фронте за дезер¬тирство. 5 июля фракция большевиков ЦИК Со¬ветов попросила создать советскую комиссию по расследованию обвинения Ленина и Зиновьева. 7 июля сам Ленин направил письмо в ЦИК Советов, в котором дал согласие на свой арест, если приказ правительства будет утвержден ЦИКом. Ленин писал:
«В Бюро Центрального Исполнительного Коми¬тета. Сейчас только, в 31/4 часа дня, 7 июля, я узнал, что у меня на квартире был сегодня ночью обыск, произведенный, вопреки протестам жены, вооруженными людьми, не предъявившими пись¬менного приказа. Я выражаю свой протест против этого, прошу Бюро ЦИК расследовать это прямое нарушение законов. Вместе с тем я считаю дол¬гом официально и письменно подтвердить то, в чем, я уверен, не мог сомневаться ни один член ЦИК, именно: что в случае приказа правитель¬ства о моем аресте и утверждения этого приказа ЦИКом, я являюсь в указанное мне ЦИКом место для ареста. Член ЦИК Владимир Ильич Ульянов (Н. Ленин) Петроград, 7/VII 1917» (Ленин, ПСС, т. 49, стр. 445).
Это письмо Ленина было хорошо придуманным и правдоподобным трюком. Ему нужно было время, чтобы скрыться. Он его и получил.
В самом деле, уже после заявления большевист¬ской фракции Бюро ЦИК Советов обсудило его на своем заседании от 5 июля. В полном согласии с заявлением большевистской фракции оно пос¬тановило:
«В связи с распространившимся по городу и проникшими в печать обвинениями Н. Ленина и других политических деятелей в получении денег из темного немецкого источника, исполком дово¬дит до всеобщего сведения, что им, по просьбе
представителей большевистской фракции, обра¬зована комиссия для расследования дела. Ввиду этого, до окончания работ комиссии, Исполком предлагает воздержаться от распространения по¬зорных обвинений и от выражения своего отноше¬ния к ним и считает всякого рода выступления по этому поводу недопустимыми».
Это постановление было опубликовано в орга¬не Советов – в «Известиях» от 6 июля 1917 г. (И. Церетели, там же, стр. 341).
Надо заметить, что советское большинство, его лидеры (Чхеидзе, Церетели, Дан, Гоц и др.) сде¬лали все, что в их силах, чтобы в печать не по¬пало сообщение министра юстиции Переверзева о связях Ленина с Германским генеральным шта¬бом, В этом сообщении говорилось, что Ленин че¬рез доверенных лиц получал крупные суммы де¬нег от немцев. Доверенными лицами являлись в Стокгольме большевик Ганецкий (Фюрстенберг), старый друг и ученик Ленина, Парвус (доктор Гельфанд), учитель и старый друг Троцкого, а в Петрограде адвокат большевик М. Ю. Козлов¬ский и родственница Ганецкого – Суменсон. В сообщении говорилось, что «Военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами по¬литического и денежного характера между гер¬манскими агентами и большевистскими лидера¬ми» (Церетели, там же, стр. 333).
ЦК большевиков направил грузина Сталина к председателю Исполкома Советов грузину Чхеидзе, чтобы он и министр-социалист Церетели (тоже грузин) приняли меры против публикации этого сообщения газетами. Результат визита Сталина Церетели описывает так:
«От имени ЦК Сталин просил Чхеидзе, чтобы он, от своего имени, как председатель Совета, и от имени Церетели, как члена правительства, об¬ратился ко всем газетам с просьбой не опублико¬вывать этот документ. Чхеидзе спросил меня, со¬гласен ли я на это и, когда я ему ответил утвер¬дительно, сейчас же передал по телефону эту просьбу» (Церетели, там же, стр. 334).
Все-таки одна правая газета («Живое слово») опубликовала это сообщение, переданное ей боль¬шевистским членом II Думы Алексинским и быв¬шим политкаторжанином Панкратовым. 22 июля газеты опубликовали сообщение прокурора о рас¬следовании дела Ленина. В первой реакции Ленина на это содержались два заведомо неверные утвер¬ждения, которые опровергаются документами са¬мого Ленина. Они следующие. В «письме в редак¬цию «Новой жизни» от 11 июля Ленин, говоря о том, что его «впутывают в коммерческие дел» Ганецкого и Козловского», заявляет, что «мы вообще ни копейки денег ни от одного из назван¬ных товарищей ни на себя лично, ни на партию не получали»» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 7). В дру¬гом месте, в статье «Ответ» (22-26 июля 1917 г.) Ленин писал: «Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Ле¬ниным! Но это прямо мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 31). Таким образом, Ленин утверждал, что у него «никаких дел» с Ганецким не было… Когда Ленин писал свою статью в газете «Рабочий и солдат» от 26 и 27 июля 1917 года, конечно, никто ничего не знал о большой и ре¬гулярной переписке между ним и Ганецким. Это стало известно только после прихода Ленина и Ганецкого к власти. Ганецкий был близким со¬трудником и даже другом Ленина. От польских большевиков при поддержке Ленина он был вклю¬чен в состав пробольшевистского ЦК на V съезде РСДРП. Уезжая в апреле в Россию, Ленин создал в Стокгольме Заграничное бюро ЦК РСДРП (б), во главе которого был поставлен Ганецкий, как агент ЦК, за которого Ленин заступался открыто (Ленин, там же, т. 49, стр. 441). Кроме того, в Сочинениях Ленина, в томе 49, опубликовано 8 личных писем и 7 телеграмм Ленина к Ганецкому. В этих письмах Ленин Ганецкого иначе не назы¬вал, как «дорогой друг», «дорогой товарищ» и один раз даже по-немецки: «Werter Genosse». Их содержание интересно и по существу. Они не ос¬тавляют никакого сомнения, что Ганецкий был с февраля 1917 года главным снабженцем Ленина деньгами, предназначенными не лично для Ле¬нина, а для партии. Вот некоторые выдержки этих писем.
В начале войны Я. С. Ганецкий, сам не имея денег, просил их у Ленина. Ленин ответил 28 но¬ября 1914 г.:
«Дорогой друг! Я мог бы дать Вам взаймы, если бы была какая бы то ни было возможность… Вик¬тор твердо обещал мне прислать денег: я немедленно вышлю и Вам…» (Ленин, ПСС, т. 49, стр. 7-8).
Собираясь выезжать через Германию и Сканди¬навию в Россию, 1 апреля 1917 года, Ленин теле¬графирует Ганецкому:
«Выделить две тысячи, лучше три тысячи, крон для нашей поездки» (там же, стр. 425).
После возвращения в Россию 12 апреля Ленин пишет в Стокгольм Ганецкому и Радеку:
«Дорогие друзья! До сих пор ничего, ровно ни¬чего: ни писем, ни пакетов, ни денег от вас не получили… Будьте архи-аккуратны и осторожны в сношениях» (там же, стр. 437).
21 апреля 1917 г. Ленин пишет Ганецкому:
«Деньги две тысячи от Козловского получены… В общем выходят около 15 большевистских га¬зет» (там же, стр. 438).*)
Вопрос вовсе не в том, получал ли большевист¬ский ЦК за границей в лице его руководителей Ленина и Зиновьева через агентов ЦК Ганецкого, Карла Радека и Козловского деньги из германских

*) Эти последние два письма Ленина, разоблачающие его связь с немцами через сотрудника Парвуса – Ганецкого, – Сталин предложил опубликовать, без ведома больного Ле¬нина, еще в 1923 году, когда он узнал, что Ленин его хочет политически похоронить («Завещание» Ленина). Поскольку Ленин и после прихода к власти продолжал отрицать свою связь с Парвусом и немцами через Ганецкого, то опублико¬вание этих писем (журнал «Пролетарская революция», № 9, 1923 г.) произвело на партию впечатление взорвавшей¬ся бомбы. Сталин же этим актом как бы напомнил Лени¬ну – смотри, не храбрись уж слишком, когда у самого «рыльце в пушку»!

источников (фонды министерства иностранных дел и Генерального штаба). Вопрос не стоит даже и так – знал ли лично Ленин, откуда в его кассу текут огромные суммы на организацию револю¬ции. Невыясненными надо считать другие вопро¬сы, а именно:
1. во сколько обошлась германскому прави¬тельству организация в России антигосударствен¬ной и антивоенной пропаганды?
2. было ли в курсе дела русское Бюро ЦК?
3. какие другие революционные организации в России, кроме большевиков, субсидировало гер¬манское правительство?
В деле разгрома демократической России, в де¬ле организации внутри России гражданской вой¬ны, в деле выхода России из войны, в деле захва¬та власти антивоенной и антипатриотической ре¬волюционной партией интересы кайзера и Ленина шли рука об руку. Ленин не был бы успешным большевиком, а был бы жалким проповедником секты социалистических фанатиков, если бы он отказался от принятия германской помощи по ка¬ким-либо моральным соображениям. Еще Маки¬авелли учил, что политика и мораль противопока¬заны друг другу и что для достижения цели все средства хороши. К тому же, сам Ленин говорил: «Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого понятия, мы отрицаем… Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне инте¬ресам классовой борьбы пролетариата» (Ленин, ПСС, т. 41, стр. 309).
Из всех важных разоблачений о немецких деньгax при жизни Ленина надо выделить выступление известного деятеля немецких социал-демократов Эдуарда Бернштейна в центральном органе СПД «Vorwarts» от 14 января 1921 г. Бернштейн писал: «Ленин и его товарищи действительно получили от императорской Германии огромные суммы. Я узнал об этом в конце декабря 1917 г. …Речь идет о почти невероятных суммах, во всяком случае свыше 50 миллионов золотых марок, – иными словами, о столь крупных суммах, что у Ленина и его товарищей не могло остаться места для сом¬нения, из каких источников они притекали. Я, ко¬нечно, знаю, какое большое значение с точки зре¬ния военной политики тройственного союза при¬давалось финансированию большевистской акции. Тот самый военный, который первый сообщил мне об этом деле, передал мне также слова, сказанные ему видным членом парламента одной из союз¬ных (с Германией) стран, что это финансирова¬ние – «мастерской ход Германии…» Одним из по¬следствий их действий в этой области был Брест-Литовск, и презрительно высокомерное поведение там представителей германского военного коман¬дования, вероятно, еще не изгладилось из памяти Троцкого и Радека. Ведший с ними переговоры ге¬нерал Гофман, у которого они были в руках в двояком смысле, давал это им сильно чувство¬вать… Если верна моя информация, Ленин на об¬винения, выдвинутые в свое время против него Антантой, будто бы ответил, что никому нет дела до того, откуда он брал деньги. Совершенно не¬важно, какие цели преследовали деньгодаватели, – он, Ленин, прибывавшие к нему деньги упо¬требил на социальную революцию, и этого доста¬точно» (цитирую по Церетели, там же, стр. 338-339).
Ни Ленин, ни ЦК большевиков никогда не да¬вали опровержения этого обвинения, оставаясь неизменно при утверждении, что все это клевета. Ленин писал в связи с этим обвинением в конце июля 1917 года:
«Само собой разумеется, что за все решительно шаги и меры ЦК нашей партии, как и вообще на¬шей партии в целом, я беру на себя полную и без¬условную ответственность» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 21).
Ленин предпочитал отвечать вне досягаемости суда, прокурора и даже комиссии ЦИК, которая была создана по его же предложению.
На VI съезде партии (июль-август 1917 г.) спе¬циально обсуждался вопрос о явке Ленина и Зи¬новьева на суд. Группа делегатов (Володарский, Мануильский, Лашевич) внесла на съезд проект резолюции, в которой говорилось, что съезд раз¬решает Ленину и Зиновьеву «отдать себя в руки власти», если будет дана гарантия их личной бе¬зопасности («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 179). Но съезд, по требованию тех, которые были больше в курсе дела (Орджоникидзе, Дзержинский, Скрыпник, Шлихтер), отверг эту резолюцию.
Современники, как и историки из враждебного Ленину лагеря, слишком упрощенно ставили во¬прос о Ленине, как об «агенте Германского гене¬рального штаба». Ленин не был из тех людей, которых вербуют разведки, он был из тех, кото¬рые сами вербуют вражескую разведку. Поэтому в широком политическом смысле слова не Ленин был агентом германского правительства, а, на¬оборот, германское правительство сделалось фи¬нансовым агентом Ленина для организации револю¬ции в России. Поэтому не германское правитель¬ство, а ЦК большевиков в лице Ленина ставил и условия получения денег, а именно: Ленин делает с деньгами что хочет, как он хочет и где он хочет и отвечает только перед самим собою. Поэтому-то Ленин организует пропаганду на немецкие деньги не только против русского правительства, но он организует на эти же немецкие деньги пропаганду и против немецкого правительства! Организацию коммунистической революции в России Ленин органически связывает с такой же организацией коммунистической революции в Германии. Деньгодаватели это знают точно, но думают перехит¬рить Ленина. Однако хитрость не удалась. Ленин в России победил. Под влиянием русской револю¬ции германская революция смела германскую мо¬нархию, хотя германский Ленин был предупреж¬ден (убийство Карла Либкнехта и Розы Люксем¬бург). «Николай II такой же разбойник, как и кайзер Вильгельм», «Временное правительство в Петрограде такое же разбойничье империалисти¬ческое правительство, как и кайзерское правитель¬ство в Берлине», – эти лозунги постоянно при¬сутствуют во всех писаниях Ленина и большеви¬ков. Что касается юридической стороны дела о «немецких деньгах», то вопрос этот в принципе уже выяснен. В Лондоне в 1958 году в издатель¬стве «Oxford University Press» вышел сборник до¬кументов, изданных Z. А. В. Zeman. Сборник на¬зывается «Germany and the Revolution in Russia 1915-1918» (документы из архива германского министерства иностранных дел). Здесь приведем только две выдержки из этих документов:
1. Государственный секретарь министерства иностранных дел Германии Kuhlmann пишет от 29сентября 1917 года:
«Большевистское движение никогда бы не до¬стигло того масштаба или влияния, какое оно имеет сегодня, без нашей продолжительной под¬держки» (стр. 70, документ № 71).
2. Тот же Kuhlmann пишет 3 декабря 1917 года: «Россия казалась слабейшим звеном во враже¬ской цепи. Поэтому задача заключалась в том, чтобы постепенно отвязать его (звено), и, если возможно, оторвать его. Такова была цель дивер¬сионной деятельности, которую мы организовали в тылу России, – в первую очередь в виде поощре¬ния сепаратистских тенденций и поддержки боль¬шевиков. Этого не случилось, пока большевики не получили от нас постоянно возрастающих фондов через различные каналы и под различными ярлы¬ками. Таким путем они оказались в состоянии развернуть свой главный орган «Правда», органи¬зовать энергичную пропаганду и ощутимо расши¬рить первоначально узкий базис своей партии» (стр. 44, док. № 94).
Удивительнее всего, что большевики даже по¬сле прихода к власти продолжали брать деньги у немцев – так, 10 ноября 1917 года большевики получили на политическую пропаганду 15 мил¬лионов марок, а после подписания сепаратного Брестского мира германский посол в Москве г. Мирбах 13 мая 1918 года предложил своему правительству поддерживать большевиков и даль¬ше; Берлин ответил полномочием Мирбаху ис¬пользовать для этой поддержки 40 миллионов ма¬рок (там же, документы №№ 75, 92, 124, 128, 129, 131, 132, 133, 135). Как Z. Zeman, так и Л. Шапиро полагают, однако, что поскольку Мир¬бах был убит 6 июля 1918 года, деньги не дошли до России (Zeman, цит. пр., стр. 137; L. Schapiro, The Communist Party of the Soviet Union, p. 184). В свете всего этого становится ясным, что Ле¬нин не мог явиться на суд Временного правитель¬ства. Вполне прав поэтому и большевистский ис¬торик, который писал «о серьезнейшей ошибке Сталина по вопросу о явке Ленина на реакцион¬ный суд»… Цитируя тогдашнего секретаря ЦК КПСС, он пишет: «Секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев отмечал, что в период культа личности считалось недопустимым писать о серьезнейшей ошибке Сталина по вопросу о явке Ленина на реакционный суд в 1917 г. В «Кратком курсе» не¬обоснованно утверждалось, что на VI съезде Ста¬лин «решительно высказывался против явки Ле¬нина на суд». Любопытно заключение автора: «На съезде (VI съезд) были делегаты, которые поддав¬шись атмосфере Советов, конституционным иллю¬зиям, наивно полагали, будто суд над Лениным превратится в разоблачение Алексинских, Церетели и компании, что партия выйдет победителем из этого процесса» (Ж. «Вопросы истории КПСС», № 4, 1962, стр. 46, 48).
Что верно, то верно. Партия действительно не могла выйти победителем из этого процесса, ибо факты были против нее.

Глава 11
ЦК ПОСЛЕ ИЮЛЬСКОГО ВОССТАНИЯ
После июльского восстания начинается новый этап или, как выражается Ленин, «новый цикл» в подготовке большевистской революции. Ленин характеризует новый этап как качественно отлич¬ный от старого этапа в том отношении, что ставка Ленина на «мирное» взятие власти через Советы («Вся власть Советам!») бита, она оказалась не¬реальной ввиду антибольшевистской политики большинства Советов, ввиду участия Советов в подавлении июльского восстания. Поэтому Ленин констатирует, что «двоевластие» кончилось, но¬вое правительство Керенского (8 июля Керенский стал вместо Львова председателем правительства) есть не что иное, как орудие победившей контр¬революции, а Советы превратились в «фиговый листок» этой контрреволюции. Отсюда Ленин сни¬мает лозунг «Вся власть Советам!» и заявляет: отныне путь ко власти лежит не через Советы, а через вооруженное восстание. В статье «Полити¬ческое положение» от 10 июля 1917 года Ленин говорит:
«Всякие надежды на мирное развитие русской революции исчезли окончательно… Лозунг пере¬хода всей власти к Советам был лозунгом мирного развития революции, возможного в апреле, в мае, июне, до 5-9 июля, то есть до перехода фактиче¬ской власти в руки военной диктатуры. Теперь этот лозунг неверен… никаких иллюзий мирного пути больше. …Цель вооруженного восстания мо¬жет быть лишь переход власти в руки пролетари¬ата, поддержанного беднейшим крестьянством для осуществления программы нашей партии» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 5).
Но Ленин делает одно серьезное предупрежде¬ние своей партии: партия «не бросая легальности, но и ни на минуту не преувеличивая ее, должна соединить легальную работу с нелегальной, как в 1912-1914 годах» (там же). Другими словами, из Советов не уходим, но на них при данном их сос¬таве больше не полагаемся как на орудие захвата власти. Дорога к власти лежит через полную изо¬ляцию меньшевиков и эсеров.
Впоследствии, после победы большевиков, Ле¬нин в работе «Детская болезнь левизны в комму¬низме» выдвинул положение, которое гласит, что путь победы коммунистической революции на За¬паде лежит только через изоляцию политического и организационного влияния социал-демократи¬ческих партий в рабочем классе. Это положение Ленин возводит в непреложный закон любой ком¬мунистической революции.
Выдвинув новые задачи и новые лозунги, Ленин, вместе с Зиновьевым, укрылся от властей. Сна¬чала они жили в шалаше у озера Разлив, потом в августе-сентябре пробрались в Финляндию, где по существу были на полулегальном положении.
ЦИК Советов по предложению меньшевиков и эсеров (резолюция Дана) осудил поведение Ленина и Зиновьева. ЦИК признавал себя «заинтересован¬ным в суде над большевиками, обвиняемыми в мятеже и в получении немецких денег» и пока та¬кой суд состоится, ЦИК устранял их из своего состава. «Экзекуция, учинённая ЦИК над Лени¬ным и Зиновьевым, была, по существу, вполне справедлива, но это не значит, чтобы она была политически допустима», – говорит по этому по¬воду Суханов (Н. Суханов, «Записки о револю¬ции», кн. V, стр. 50).
Каменев, Луначарский, Крыленко, Мехоношин, Коллонтай, Раскольников (большевистский комис¬сар в Кронштадте) были арестованы. Троцкий опубликовал в газетах открытое письмо-вызов на имя Временного правительства, заявляя, что если Ленин – немецкий шпион, то он, Троцкий, – тоже немецкий шпион. Поэтому он требовал от правительства распространить и на него приказ об аресте. Дан заметил (устами депутата Булата), что Троцкий все-таки благоразумно умолчал свой адрес в письме к правительству. Однако прави¬тельство скоро нашло адрес Троцкого и удовле¬творило его просьбу: Троцкого тоже арестовали.
Но большевистская фракция ЦИК Советов, как и фракция Петроградского Совета, продолжала существовать и функционировать легально. Прав¬да, Сталин там редко показывался, но член ЦК Ногин, большевистские лидеры Рыков, Рязанов и руководитель меньшевиков-интернационалистов Мартов, в полном согласии с Лениным, резко критиковали на заседании Советов политику как Временного правительства, так и лидеров Советов.
Хотя Временное правительство закрыло изда¬ния большевиков, заняло дом Кшесинской, издало приказ об аресте Ленина и Зиновьева, арестовало Каменева и Троцкого, оно тем не менее не объя¬вило ни партию большевиков, ни ее ЦК преступ¬ными, мятежными организациями. Оно винило отдельных лиц, а не организацию. В силу этого ЦК большевиков, большевистские фракции в Со¬ветах, большевистские партийные комитеты Пет¬рограда, Москвы, провинций, большевистские фабрично-заводские комитеты, наконец, Военная организация ЦК партии («военка») остались не только в полнейшем контакте, но и политически и организационно боеспособными. Ленин отсутст¬вовал только физически, но политически своими бесконечными записками и письмами, а также через постоянного связного (Шотман), он присут¬ствовал на заседаниях ЦК. Собственно, его даже не искало правительство, может быть, довольное тем, что он сам исчез с легальной арены.
Поэтому руководящие органы партии беспре¬пятственно продолжают работу по подготовке но¬вого восстания. 13-14 июля в Петрограде проис¬ходит расширенное совещание ЦК. Хотя больше¬вистские историки и указывают на то, что это совещание происходило нелегально, но сам широ¬кий круг участников говорит об обратном. Кроме членов ЦК, на нем участвовали: представители Петроградского комитета, Военной организации, Московского областного бюро, Московского городского комитета, Московского окружного коми¬тета, плюс обслуживающий персонал.
Совещание ЦК обсудило положение, создавше¬еся для партии после июльского восстания, но не согласилось с Лениным как в отношении общей оценки политического положения, так и снятия лозунга «Вся власть Советам!» Расширенное со¬вещание ЦК считало, что установилась не воен¬ная диктатура контрреволюции, а «диктатура Ке¬ренского, Церетели, Ефремова», что это «предста¬вительство мелкой крестьянской буржуазии, за которой идет часть рабочих» и что между этой диктатурой мелкой буржуазии и правым крылом «идет в настоящее время торг» и что «контррево¬люция от нападения на большевиков переходит уже к нападению на Советы и партии советского большинства… роль Советов падает» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 369).
Резолюция совещания ЦК призывала создать такую власть, которая даст мир, землю, рабочий контроль. Резолюция указывала, что такую власть по-прежнему можно получить только через Сове¬ты, а именно данные Советы. Вопреки Ленину в ней говорилось: «Добиваясь сосредоточения всей власти в руках революционных пролетарских и крестьянских Советов, мы полагаем, что только при выполнении вышеуказанной программы эта власть может осуществить задачи революции» (там же, стр. 369-370).
После марта-апреля (до возвращения Ленина) уже второй раз Сталин открыто предъявлял свои претензии на роль вождя партии. В мартовско-апрельские дни он эти претензии делил с Ка¬меневым, но теперь и Каменев отпал ввиду его ареста. Среди оставшихся на воле членов ЦК у Сталина конкурентов не было (Ногин, Милютин, Свердлов, Смилга, Федоров). Поэтому вся работа ЦК, происходила под непосредственным водитель¬ством Сталина.
Хотя на руках делегатов были цитированные нами выше тезисы Ленина «Политическое поло¬жение», совещание ЦК приняло свою явно анти¬ленинскую резолюцию, предложенную Сталиным. Советский партийный историк склонен преумень¬шить значение этого факта, хотя и вынужден его отметить:
«Резолюция совещания не давала ясного ответа на такие вопросы текущего момента: в чьих руках находится власть и как относиться к лозунгу «Вся власть Советам!»» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 167).
Это неверно. Читатель видел выше, что резолю¬ция давала такие ответы, но только прямо проти¬воположные тем ответам, которые давал Ленин, а именно – власть находится не в руках военной диктатуры контрреволюции, как Ленин писал, а в руках диктаторов эсера Керенского, меньшевика Церетели и прогрессиста Ефремова, что же каса¬ется лозунга «Вся власть Советам!», то ЦК и ак¬тив партии не считают нужным снять его. Отсюда на протяжении всего июля и до начала августа Ленин упорно и систематически борется со своим ЦК за выправление линии ЦК в духе тезисов «Политическое положение» и за отмену резолюции июльского расширенного заседания ЦК.
В статье «К лозунгам» Ленин косвенно крити¬кует резолюцию расширенного совещания ЦК и объясняет, почему ЦК должен снять лозунг «Вся власть Советам!» Он пишет:
«Слишком часто бывало, что, когда история делает крутой поворот, даже передовые партии более или менее долгое время не могут освоиться с новым положением, повторяют лозунги, бывшие правильными вчера, но потерявшие всякий смысл сегодня, потерявшие смысл «внезапно» на¬столько же, насколько «внезапен» был крутой по¬ворот истории. Нечто подобное может повто¬риться, по-видимому, с лозунгом перехода всей государственной власти к Советам» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 1.0).
Ленин открыто борется против ЦК, который считает ошибочным снятие лозунга «Вся власть Советам!» Он говорит, возражая ЦК: «Лозунг пе¬рехода власти к Советам звучал бы теперь как донкихотство или как насмешка» (там же, стр. 12).
Ленин требует от ЦК оперировать не старыми, до-июльскими категориями, а новыми: данные Советы нас предали, мелкая буржуазия в лице меньшевиков и эсеров нас предала, а поэтому на¬до готовить вооруженное восстание не только про¬тив Временного правительства, но и против дан¬ных Советов в лице Чхеидзе, Церетели, Дана, Чер¬нова. Ленин против всякого «морализирования» в политике. Он не при всех условиях против мелкобуржуазных партий. Если, например, они осудят своих лидеров и станут на точку зрения «проле¬тарской партии», он готов их поддержать. В той же статье он так и говорит: «для пользы дела пролетариат поддерживает всегда не только колеб¬лющуюся мелкую буржуазию, но и крупную буржуазию» (стр. 13). Но сейчас положение дру¬гое. Один цикл партийно-политической борьбы с 27 февраля по 4 июля – закончился, «начинает¬ся новый цикл, в который входят не старые клас¬сы, не старые партии, не старые Советы, а обнов¬ленные» (стр. 17). Отсюда Ленин делает главный вывод: дорога к власти лежит только через дис¬кредитацию и изоляцию партий меньшевиков и эсеров, но Советы, очищенные от них, будут но¬вой формой государства диктатуры пролетариата. На протяжении всего июля Ленин вел борьбу с легальной частью ЦК во главе со Сталиным, Свердловым и Ногиным, чтобы заставить ЦК про¬вести предстоящий VI съезд партии под новыми лозунгами и установками, выдвинутыми им в те¬зисах «Политическое положение». Хотя и не во всем, но в значительной мере это ему удалось. Легальное руководство ЦК должно было пойти на ревизию собственных решений, принятых на июльском расширенном совещании ЦК.
Через десять лет после последнего объединен¬ного большевистско-меньшевистского V съезда (1907) открылся VI съезд, как съезд большевиков совместно с группой «межрайонцев» – с груп¬пой Л. Троцкого (она состояла, как указывалось, из «внефракционных» меньшевиков-интернационалистов, большевиков-«впередовцев» и «прими¬ренцев»). Съезд был легальным, хотя все офици¬альные историки говорят о его нелегальном или «полулегальном» характере (Ем. Ярославский, «Краткая история ВКП (б)», 1930, стр. 276; «Ис¬тория ВКП (б). Краткий курс», 1953, стр. 187; «История гражданской войны в СССР», т. 1, 1935, стр. 179; «История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 174). Однако из протоколов VI съезда видно, что почти все делегаты участвуют на съезде под своими име¬нами или уже общеизвестными кличками, а глав¬ное – в большевистской газете «Рабочий и сол¬дат» ежедневно появляются отчеты о ходе работы съезда. Даже кадетская газета «Речь» от 28 июля 1917 года напечатала заметку о работе съезда. Делегат съезда Скрыпник, возмущаясь этим фак¬том, говорил:
«Я не знаю, кто осведомляет «Речь». Мы рабо¬таем открыто, но не допустимы искажения и клевета» и по его предложению было записано: «Съезд заявляет, что единственные проверенные и соответствующие действительности отчёты о ра¬ботах съезда помещаются в газете «Рабочий и солдат» («Шестой съезд РСДРП (б). Протоколы», Москва, 1958, стр. 67-68).
Да и не мог быть нелегальным съезд, на кото¬ром участвовало вместе с техническим персона¬лом более 300 человек. Временное правительство было точно о нем осведомлено, но не запретило его. На съезде присутствовало 157 делегатов с ре¬шающим и 110 делегатов с совещательным голо¬сом, представляющих 240 тысяч членов партии,
таким образом, между Апрельской конференцией и VI съездом (то есть, за три месяца) партия вы¬росла втрое. Он заседал с 26 июля по 3 августа. Повестка дня съезда была следующая:
1. доклад Организационного бюро по созыву съезда (Свердлов) (оно состояло из 3 большеви¬ков и 2 межрайоновцев);
2. доклад ЦК РСДРП (Сталин, Свердлов и Смилга);
3. отчеты с мест;
4. текущий момент: а) война и международное положение (Бухарин), б) политическое (Сталин) и экономическое положение (Милютин);
5. выборы в Учредительное собрание;
6. Интернационал;
7. пересмотр программы;
8. объединение партии;
9. выборы;
10. разное.
Президиум съезда был избран из пяти человек: Свердлов, Ольминский, Ломов, Юренев (от меж¬районовцев) и Сталин. Почетными председателя¬ми съезда были избраны Ленин, Зиновьев, Каме¬нев, Троцкий, Коллонтай и Луначарский. Доклад по «текущему моменту» вместо трех докладчи¬ков – Сталина, Бухарина и Милютина – должен был делать Л. Троцкий.
Делая отчет Организационного бюро, Свердлов заметил: «По вопросу о докладчиках Оргбюро сделало все, что могло, но съезду придется отка¬заться от. тех докладчиков, к голосу которых мы привыкли прислушиваться. В самое последнее время, докладчик по текущему моменту, т. Троц¬кий был изъят…» («Шестой съезд РСДРП (б). Протоколы», стр. 8).
Любопытная деталь: съезд приветствовало Цен¬тральное Бюро меньшевиков-интернационалистов как устно (через Ю. Ларина), так и письменно (за подписями Л. Мартова и Астрова). Ларин говорил на съезде: «Как мне известно, впоследствии на ваш съезд явится вождь меньшевиков-интерна¬ционалистов т. Мартов и выступит официально (аплодисменты)» (там же, стр. 69).
Но Мартов все-таки не явился, а прислал при¬ветствие. В нем говорилось:
«Приветствуем съезд вашей партии, собрав¬шийся в столь тяжелое для нее время… Не сомне¬ваемся в том, что эти преследования и травли не смогут поколебать влияние идей интернациона¬лизма на организованную под знаменем вашей партии часть пролетариата, и пользуемся случаем, чтобы выразить еще раз наше глубокое возмуще¬ние против клеветнической кампании, которая целое течение в русской социал-демократии стре¬мится представить агентурой германского прави¬тельства» (там же, стр. 194).
Мартов констатировал, что между его течением и большевиками существует «глубокое расхожде¬ние в вопросе о методах рабочего движения и ре¬волюционной борьбы», которое делает невозмож¬ным объединение (там же, стр. 195).
Ленин и Зиновьев обратились к съезду с пись¬мом, в котором они сообщали, что они уклонились от ареста потому, что дело против них создано «контрреволюцией» и что только «Учредительное собрание будет правомочно сказать свое слово по поводу приказа Временного правительства о нашем аресте» (там же, стр. 316).
Надо сказать, что вопрос о явке или неявке Ленина и Зиновьева на суд занял в работе съезда с самого начала очень видное место, хотя фор¬мально он и не был включен в повестку дня. В большевистских учебниках по истории революции из одной книги в другую кочует легенда, совер¬шенно искажающая весь характер обсуждения данного вопроса на съезде. Во-первых, умалчи¬вается сам факт, что ЦК и Ленин были против обсуждения этого вопроса на съезде, во-вторых, скрывается и тот факт, что Сталин и Орджони¬кидзе при определенных условиях были за то, чтобы Ленин явился на суд, а многие делегаты при любых условиях были против явки Ленина. Даже сама постановка вопроса Сталиным о не¬явке Ленина была неленинская. В то время как Ленин и Зиновьев твердо решили не явиться на суд, Сталин говорил на съезде: «Если суд будет демократически организован и будет дана гаран¬тия, что их не растерзают… Если во главе будет стоять власть, которая будет иметь хоть некото¬рую честь, они явятся» (там же, стр. 27-28).
Делегаты съезда, знавшие мнение Ленина, ре¬шительно возразили Сталину.
Скрыпник сказал: «В резолюции, предложен¬ной Сталиным, было известное условие, при ко¬тором наши товарищи могли бы пойти в респуб¬ликанскую тюрьму – это гарантия безопасности.
Я думаю, что в основу резолюции должны лечь иные условия…» (там же, стр. 31).
Володарский говорил: «Один пункт резолюции т. Сталина неприемлем: честный буржуазный суд» (там же, стр. 32).
Бухарин, возражая Сталину, сказал: «В вопросе о выдаче и невыдаче т.т. Ленина и Зиновьева мы не можем стать на почву схоластики. Что значит «честный буржуазный суд»? Разве честный бур¬жуазный суд не будет стремиться отсечь нам го¬лову?» (там же, стр. 34). Но Бухарин привел и более убедительный мотив о невозможности явиться на суд Ленину и Зиновьеву. Он сказал: «На этом суде будет ряд документов, устанавли¬вающих связь с Ганецким, а Ганецкого с Парвусом, а Парвус писал о Ленине. Докажите, что Парвус не шпион!» (там же, стр. 34).
Бухарин внес резолюцию, которая при всех ус¬ловиях отвергала явку на суд Ленина и Зиновьева. Съезд отверг резолюции Сталина об условной яв¬ке Ленина. Съезд отверг также резолюцию Воло¬дарского, Лашевича и Мануильского, в которой говорилось, что Ленин и Зиновьев должны явить¬ся в суд, если будут удовлетворены следующие условия: 1) гарантия личной безопасности, 2) глас¬ное ведение следствия, 3) участие в следствии представителей Советов, 4) возможно более ско¬рый разбор дела гласным народным судом – су¬дом присяжных (там же, стр. 32).
Съезд принял резолюцию Бухарина, в которой приципиально отвергалась явка на суд. В ней го¬ворилось, что «нет абсолютно никаких гарантий
не только беспристрастного судопроизводства, но и элементарной безопасности привлекаемых к суду» (там же, стр. 270). Так как вожди и эсеров и меньшевиков в Советах открыто заявляли, ссы¬лаясь на моральные аргументы, что они не верят в «измену» Ленина в пользу Германии, то VI съезд решил использовать авторитет этих вождей в пользу Ленина и Зиновьева. Поэтому в добавле¬нии к резолюции о неявке Ленина говорилось: «Съезд в то же время требует от ЦИК в целях разоблачений гнусных клеветников образования следственной комиссии из представителей всех революционных партий, который только и может доверять пролетариат» (там же, стр. 270, приме¬чание).
Ленин, разумеется, не согласился явиться и на такую комиссию. Ленин целил лишь в одну точку: в победу собственной революции, хорошо зная, что победителей не судят.
В политическом отчете ЦК Сталин изложил ход событий с апреля по июль 1917 года, повторяя из¬вестные тезисы партии об июньских событиях и июльском восстании. На обвинение части делега¬тов, что ЦК партии лишь командовал, не запра¬шивая волю партии, Сталин ответил в заключи¬тельном слове:
«Требовать от ЦК, чтобы он не предпринимал никаких шагов, предварительно не опросив про¬винции, значит требовать, чтобы ЦК шел не впе¬реди, а позади событий и только констатировал в своих революциях уже совершившиеся факты. Но это был бы не ЦК» (там же, стр. 27).
Как в этом заключительном слове, так и в до¬кладе о политическом положении Сталин разо¬шелся с Лениным по трем важнейшим вопросам: 1) по вопросу о явке на суд (о котором мы уже говорили); 2) по вопросу о природе власти, кото¬рая установилась после июльского восстания (Ле¬нин говорил о полной победе контрреволюции, а Сталин заявил: «В данный момент все еще не ясно, в чьих руках власть»), – (там же, стр. 27-28); 3) по вопросу об анализе движущих сил Февральской революции.
Сталин говорил о «коалиции» четырех сил в революции: рабочего класса, крестьянства, либе¬ральной буржуазии и иностранного капитала (там же, стр. 110), тогда как, по Ленину, Февральскую революцию совершили лишь два класса: пролета¬риат и крестьянство.
В организационном отчете ЦК Свердлов сооб¬щил, что если в апреле в партии было лишь 78 организаций с 80 000 членов, то в июле в партии 162 организации с 240000 членов, из них 26000 военных членов (там же, стр. 36). Партия имела 41 газету с ежедневным тиражом 320 тысяч эк¬земпляров. 27 газет выходили на русском языке, остальные на грузинском, армянском, латышском, татарском, польском и других языках («История гражданской войны в СССР», т. 1, стр. 177).
Докладчик ЦК по финансам Смилга сообщил, что существующий состав ЦК принял от преды¬дущего состава деньги в сумме 71 123 руб. 02 коп.
Из этой суммы в кассе сейчас 25 028 руб. 85 коп. (на жалованье партийных работников было из¬расходовано 11 135 руб.). ЦК приобрел собствен¬ную типографию, заплатив за нее 260 000 руб. Указано, что около 140 000 руб. из них было соб¬рано «рабочими», а 120 000 взяты из денег «Прав¬ды» (в отчете говорится, что у «Правды» оказа¬лись эти средства из подписных денег, хотя из¬вестно, что «Правда» себя никогда не окупала). «Правда» .издавалась тиражом 85-90 тысяч, имея в марте 8 000 подписчиков, в апреле 13 000, в мае 18 000 и в июне 21 000 («Шестой съезд…», стр. 38-41). Причем обязательные 10% отчисления от местных организаций в кассу ЦК составили толь¬ко 4 104 руб. 06 коп. (там же, стр. 38). (Скажем тут же: не только до захвата власти, но и после прихода к власти ЦК держит свой бюджет в стро¬жайшей тайне, но на этот раз уже по другим мо¬тивам). Сам докладчик признался: «Нам прихо¬дится жить на сборы и пожертвования. Отчисле¬ния дали очень мало» (там же, стр. 39). (Немецкие деньги ведь тоже были своего рода «пожертвова¬нием» в пользу революции.)
Съезд в целом отнесся к Советам более осто¬рожно, чем Ленин. В то время как Ленин одно¬временно объявлял войну и Временному прави¬тельству и Советам, VI съезд принял эластичную, скорее просоветскую формулу, чем проленинскую (определенно антисоветскую). Ленин еще до съез¬да писал, что Церетели и Чернов превратили «Со¬веты в фиговый листок контрреволюции» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 2) и что «Данные Советы прова¬лились, потерпели полный крах из-за господства в них партий эсеров и меньшевиков. В данные ми¬нуты эти Советы похожи на баранов, которые приведены на бойню, поставлены под топор и жа¬лобно мычат» (там же, стр. 17). Отсюда требова¬ние Ленина снять лозунг «Вся власть Советам!» Съезд не выдвигает этого лозунга, но и не сни¬мает его. Съезд молчаливо допускает пригодность этого лозунга даже сейчас, но взять власть Сове¬ты уже не могут мирным путем. Соответствующий пункт резолюции гласит:
«Советы переживают мучительную агонию… Лозунг передачи власти Советам… был лозун¬гом мирного развития революции, безболезненного перехода власти… В настоящее время мирное развитие и безболезненный переход власти к Со¬ветам стали невозможны… Правильным лозунгом в настоящее время может быть лишь полная лик¬видация диктатуры контрреволюционной буржуа¬зии…» («Шестой съезд…», стр. 256).
Такая постановка вопроса допускает, что Со¬веты могут оказаться теперь (иначе, чем раньше) органами немирного и «болезненного» перехода власти. Поэтому надо беречь Советы даже такие, какими их рисует Ленин. Та же резолюция целит как раз в эту точку, когда ставит задачей партии: «Отстаивать против контрреволюционных поку¬шений все массовые организации и в первую го¬лову Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» (там же, стр. 257). Многие делегаты открыто возражали против ленинского требова¬ния, предлагая сохранить лозунг «Вся власть Со¬ветам!», не подвергая его какой-либо ревизии (Ярославский, Юренев, Преображенский, Джапа¬ридзе и др.).
В отношении программы партии съезд подтвер¬дил решение Апрельской конференции о ее пере¬смотре, но не предпринял такого пересмотра, от¬ложив это до следующего съезда. Были приняты резолюции «Текущий момент и война» (Бухарин), «Политическое положение» (Сталин), «Экономи¬ческое положение» (Милютин), «Профессиональ¬ное движение» (Глебов-Авилов), «О молодежи» (Харитонов и Смилга), «Об объединении партии» (Юренев), о новом Уставе партии (Харитонов).
Когда читаешь официальную историю совет¬ских историков, создается впечатление, что в ос¬нове каждой из названных резолюций лежат го¬товые проекты Ленина. Анализ протоколов VI съезда показывает, что каждая из названных ре¬золюций является творчеством соответствующего докладчика вместе с комиссией (секцией), кото¬рую выбирал съезд по каждому докладу.
Никаких документов от Ленина на съезде не фигурировало, кроме уже упомянутого заявления Ленина и Зиновьева, почему они уклонились от ареста. Поэтому совершенно бездоказательно сле¬дующее утверждение официальных историков: «Наиболее важные документы съезда готовились Лениным… Делегат Шумяцкий отмечал: Тезисы, проекты, резолюции, директивы – все это исходило от Ильича»» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 174). В протоколах VI съезда («Шестой съезд РСДРП (б). Протоколы». Москва, 1958) нет ка¬ких-либо следов таких документов, поэтому офи¬циальные историки ссылаются для подтвержде¬ния своего тезиса на третьестепенного свидетеля-мемуариста.
Тем не менее, дух Ленина витал над съездом. Самостоятельность съезда как раз говорит в поль¬зу Ленина. Ленин создал такую великолепную партийную машину, что она способна действо¬вать даже в отсутствие ее конструктора и главно¬го водителя.
На этом же VI съезде официально в больше¬вистскую партию вошел и Л. Троцкий со своей «межрайонной группой», которая начиная с 1913 года действовала в Петербурге и во время войны сблизилась с большевиками. Вместе с Троцким в партию через «межрайонную группу» (4 000 чело¬век) вернулись и лидеры большевиков-«впередовцев» (Луначарский, Мануильский и др.).
Съезд принял новый Устав партии. Знаменитый ленинский § 1 был теперь изложен так: «Членом партии признается всякий, признающий програм¬му партии, входящий в одну из ее организаций, подчиняющийся всем постановлениям партии и уплачивающий членские взносы» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 384). Выделенные слова были введены впервые в § 1 и они означали лишь одно: партий¬ные организации на всех . уровнях подчиняются поставлениям своих комитетов, а партия в це¬лом – постановлениям ЦК. В Уставе значительно уточнялись и расширялись права ЦК, а в самом ЦК создавался, так сказать, «ЦК в ЦК» под на¬званием «Узкого состава ЦК» для руководства те¬кущей работой. Впервые была создана и ревизион¬ная комиссия по проверке финансов партии и ее предприятий. Верховным органом партии объяв¬лялся ежегодный съезд партии; нормы представи¬тельств на съезде устанавливались ЦК. Съезд: 1) заслушивает и утверждает отчёты ЦК, реви¬зионной комиссии и прочих центральных учреж¬дений; 2) пересматривает и изменяет программу партии; 3) определяет тактическую линию партии; 4) избирает ЦК и ревизионную комиссию.
Создание ревизионной комиссии, политически не затрагивающей моноцентрие партии, по-види¬мому, было вызвано желанием партии узнать по¬ближе о происхождении партийных денег. До сих пор узкая руководящая головка ЦК во главе с Лениным не давала отчета о своих финансах ни партии, ни даже ее ЦК в полном составе. Именно разоблачения о «немецких деньгах» сделали во¬прос создания центральной ревизионной комис¬сии, выборной и подотчётной только съезду пар¬тии, актуальным.
Пункт о ЦК был сформулирован так: ЦК изби¬рается ежегодно на съезде. Для текущей работы ЦК выделяет из своей среды узкий состав ЦК. Пленарные заседания ЦК собираются не раже одного раза в два месяца. ЦК представляет пар¬тию в сношениях с другими партиями и учрежде¬ниями, организует различные учреждения партии и руководит их деятельностью, назначает редакцию Центрального органа, работающего под его контролем, организует и ведет предприятия, име¬ющие общепартийное значение, распределяет силы и средства партии и заведует центральной кассой партии (там же, стр. 384-385).
ЦК, избранный VI съездом, был расширен бо¬лее, чем вдвое. В его состав вошли: 21 член и 10 кадидатов, избранных путем тайной подачи голо¬сов. Съездом было принято решение, что если он закончится «нормально» (то есть без арестов), то он опубликует список членов и кандидатов ЦК. Это решение съезда после выборов ЦК было от¬менено, хотя никаких арестов не было (Временное правительство даже не пыталось затруднять рабо¬ту съезда). Съезд только огласил имена четырех членов ЦК, получивших наибольшее число голо¬сов: Ленин – 133 голоса из 134, Зиновьев – 132, Каменев – 131, Троцкий – 131 («шумные апло¬дисменты» – отмечает протокол в этом месте – «Шестой съезд…», стр. 252).
Весь состав ЦК VI съезда был следующим: чле¬ны: Я. А. Берзин, Н. И. Бухарин, А. С. Бубнов, Ф. Э. Дзержинский, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, A. М. Коллонтай, Н. Н. Крестинский, В. И. Ленин, B. П. Милютин, М. К. Муранов, В. П. Ногин, А. И. Рыков, Я. М. Свердлов, Ф. А. Сергеев (Артем), И. Т. Смилга, Г. Я. Сокольников, И. В. Сталин, Л. Д. Троцкий, М. С. Урицкий, С. Г. Шаумян. Кандидаты: П. А. Джапаридзе, А. А. Иоффе, А. С. Киселев, А. Ломов, Е. А. Преображенский, Н. А. Скрыпник, Е. Д. Стасова, В. Н. Яковлева. Скоро Стасова, Ломов и Иоффе были переведены в члены ЦК. Таким образом членов ЦК стало 24 человека («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 197).
На первом пленуме ЦК после съезда 5 (18) августа 1917 года был избран «узкий состав» ЦК, куда вошли: Сталин, Сокольников, Дзержинский, Милютин, Урицкий, Иоффе, Свердлов, Муранов, Бубнов, Стасова, Шаумян. «Узкий состав» ЦК представлял собою нечто вроде будущего Полит¬бюро ЦК. На заседании этого «узкого состава» 6 августа был выделен Секретариат ЦК. В состав Секретариата ЦК вошли: Свердлов (фактически первый секретарь ЦК), Дзержинский, Иоффе, Му¬ранов и Стасова («Протоколы ЦК РСДРП (б)», Мо¬сква, 1958, стр. 6, 13).
Подводя общий итог VI съезда, надо зафикси¬ровать один исторической важности факт: тон вождя партии на съезде задавал Сталин. Конечно, внешне это стало возможным из-за отсутствия Ленина, Зиновьева, Каменева и Троцкого (фор¬мально еще не члена партии). Однако именно VI съезд партии доказал, что из всех вождей боль¬шевизма вождем класса и формата Ленина явля¬ется только один Сталин. Между тем, Ленин его недооценивал. Несмотря на то, что Сталин был в партии с 1898 г., несмотря на то, что Сталин участвовал вместе с Лениным на Гельсингфорской конференции в 1905 г., на IV и V съездах в 1906 и 1907 гг., на Поронинском совещании в 1913 г., был кооптирован в члены ЦК в 1912 г., не говоря уже о письменной связи между ними, Ленин даже не знал почти до 1917 года настоящей фамилии Сталина. В письме Зиновьеву в июле 1915 года Ленин спрашивает: «Не помните ли фамилию Кобы?» (Ленин, ПСС, т. 49, стр. 101). В ноябре 1915 года в письме к В. А. Карпинскому Ленин повторяет этот вопрос: «Большая просьба: узнайте фамилию Кобы (Иосиф Дж ?). Мы забыли. Очень важно!!» (там же, стр. 161). Увы, потом не только Ленин, но и история страны навеки за¬помнит это имя.
Как уже отмечалось, репрессии Временного пра¬вительства после июльского восстания были на¬правлены не против партии, даже не против ЦК партии большевиков, а против отдельных вож¬дей, главным образом, против Ленина. Но и про¬тив Ленина не был объявлен общий розыск. Его оставили в покое, лишь бы он не показывался на собраниях. Большевики же, в свою очередь, ис¬пользовали бегство Ленина от суда, как акт му¬ченичества и преследования старого революцио¬нера и «демократа» революционным демократи¬ческим правительством.
Тем временем, ЦК большевиков развертывает весьма интенсивную пропаганду дела Ленина. В июле ЦК и его местные филиалы выпустили 51 печатный орган (сюда не входят большевистские газеты, издаваемые Советами и профсоюзами). Из них только 13 органов были запрещены после июльского восстания, из которых пять (в том числе Центральный орган) начали выходить под новыми названиями и, кроме того, прибавилось еще пять новых («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 183). Ежедневный тираж всех большевистских газет и журналов составлял накануне октябрьского переворота около 600 тыс. экземпляров (там же, стр. 253).
На VI съезде были приведены многочисленные данные о той огромной организаторской работе по подготовке революции, которую вели агенты ЦК на местах. Четыре заседания VI съезда были посвящены «докладам с мест». Докладывали Воен¬ная организация при ЦК, Военная организация при Московском комитете, Военная организация 12-ой армии и Румынского фронта, гражданские партийные организации – Петрограда, Москвы, Донбасса, Белоруссии, Кронштадта, Урала, Сред¬ней Сибири, Прибалтики, Повольжья, Грозного, Закавказья, Петроградской межрайонной органи¬зации и др. («Шестой съезд…», стр. 55-96). Все докладчики единодушно подчеркивали, что после июльского восстания местные большевистские ор¬ганизации работают еще более интенсивно, глав¬ное – легально, без каких-либо притеснений со стороны властей. VI съезд воочию убедил всех, кроме, кажется, Временного правительства и эсеро-меньшевистских вождей Советов, что больше¬вики всерьез держат курс на вооруженное восста¬ние в самом близком будущем. Это была не ри¬торика, когда изданный ЦК от имени VI съезда «Манифест» (он был написан Бухариным) кон¬чался словами: «…Грядет новое движение и наста¬ёт смертный час старого мира. Готовьтесь же к новым битвам, наши боевые товарищи!» (там же, стр. 276).
Трагедия свободной России заключалась в том, что в это предупреждение она решительно не верила. Самый распространенный предрассудок сво¬дился к тому, что большевики, если даже и за¬хватят власть, то не справятся с нею и не удержат ее. Против этого предрассудка Ленин даже напи¬сал специальную брошюру: «Удержат ли больше¬вики государственную власть?» И Ленин без вся¬ких обобщений и философских мудрствований отвечал на этот вопрос так: если старой Россией управляли 130 000 помещиков, то новой Россией могут управлять 240 000 большевиков. На основ¬ной аргумент противников, что у большевиков нет «культурных кадров», чтобы справиться со слож¬ными задачами управления, чтобы овладеть госу¬дарственной машиной, Ленин в полном согласии с Марксом отвечал: да мы и не собираемся ею •овладевать. Мы хотим ее разрушить до последне¬го винтика, а это мы вполне можем. Управлять же новым государством мы будем через новую форму власти – через Советы.
Сейчас же после VI съезда перед ЦК стал ряд вопросов: как трактовать на практике снятие ло¬зунга «Вся власть Советам!»? Означает ли это перенесение центра тяжести работы с легальных органов партии на ее нелегальные органы? Дру¬гой вопрос казался еще более щекотливым – на какую из двух столиц страны ориентироваться, как на будущий центр восстания, – на Петроград или на Москву? Наконец, был выдвинут и такой вопрос – допустимы ли принципиально соглаше¬ния между большевиками и другими советскими партиями против контрреволюции справа.
На первый и главный вопрос ЦК отвечает классической ленинской формулой: сочетать неле¬гальную работу с легальной. Оставаться в Сове¬тах, но всеми средствами дискредитировать дан¬ные Советы и добиваться их перевыборов. Даже идти и в такой легальный орган, как Московское государственное совещание (12-15 августа), где правые генералы Корнилов и Каледин собираются с представителями Государственной думы всех четырех созывов, вместе с Милюковым, Керен¬ским, Церетели. Идти, чтобы образовать на сове¬щании большевистскую фракцию, которой пору¬чается выработать декларацию, «зачитать ее пе¬ред началом работы совещания и в знак протеста демонстративно покинуть зал заседаний» («Ис¬тория КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 210).
Сделать это большевикам не удалось, так как ЦИК Советов, официально участвовавший на Московском совещании, исключил из состава сво¬ей делегации группу большевиков, разгадав их замысел. Тогда ЦК большевиков, пользуясь пре¬обладанием большевиков в руководстве москов¬ских профсоюзов, объявил день открытия Мос¬ковского совещания днем всеобщей политической забастовки.
Призыву ЦК последовало свыше 400 000 рабо¬чих Москвы и ее окрестностей (там же, стр. 211). Вот этот неожиданно большой революционный успех в Москве, которую до сих пор считали бо¬лее консервативной по сравнению с Петроградом (потому и было созвано здесь Государственное со¬вещание), заставил даже Ленина пересмотреть (на время) свою стратегию завоевания власти в отношении главного центра восстания. 19 августа Ле¬нин писал:
«Москва теперь, после Московского совещания, после забастовки, после 3-5 июля, приобретает или может приобрести значение центра. В этом громадном пролетарском центре, который больше Петрограда, вполне возможно нарастание движе¬ния типа 3-5 июля… 3-5 июля 1917 г. в Питере лозунг взятия власти был бы неверен… Теперь совсем не то. Теперь в Москве, если вспыхнет стихийное движение, лозунг должен быть именно взятия власти» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 77, 78).
В отношении временных блоков и соглашений с меньшевиками и эсерами ЦК держался другой политики, чем Ленин. После 3-5 июля Ленин уже в принципе отрицал всякую связь и всякие сов¬местные акции с этими партиями. ЦК и Москов¬ский комитет, наоборот, именно теперь, в связи со слухами о подготовке выступления Корнилова, считали, что такие связи не только допустимы, но и полезны. На заседании «Узкого состава» ЦК от 14 августа было доложено, что в Москве соз¬дан Временный революционный комитет из 7 че¬ловек: двух большевиков, двух меньшевиков, двух эсеров и одного от штаба. На том же заседании «ЦК постановил войти в информационную связь» с ЦИК, в котором меньшевики и эсеры создали «Информационное бюро» из всех советских пар¬тий в связи со слухами о заговоре справа. Инфор¬мационное бюро официально пригласило в свой состав представителей ЦК большевиков. Послед¬ний постановил направить туда членов ЦК Свердлова и Дзержинского («Протоколы ЦК РСДРП(б)», стр. 21).
Такое поведение ЦК вызвало резкий протест Ленина. В статье «Слухи о заговоре» он писал по поводу поведения ЦК и МК:
«…ясное сознание массами предательства мень¬шевиков и эсеров, полный разрыв с ними, такой же бойкот их всяким революционным пролета¬рием…» Ленин требовал «отстранить от работы членов ЦК или’ МК, ежели бы факт блока под¬твердился, и внести вопрос о формальном отстра¬нении их до съезда на первый же пленум ЦК». (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 77).
ЦК эти требования Ленина оставил без внима¬ния.

Глава 12
ЦК ПРОТИВ ПЛАНА ЛЕНИНА О ВОССТАНИИ
Впрочем, очень скоро, буквально через неделю, сам Ленин пересмотрит свою тактику по вопросу об отношении к эсерам и меньшевикам, пересмот¬рит настолько резко, насколько резкими оказались новые события – поход Корнилова на Петроград. Однако накануне похода Корнилова, между 21 августа (сдача немцам Риги) и 25 августа (начало похода Корнилова) Ленин не склонен к компро¬миссам. Как раз в это время он препровождает в ЦК «Листок по поводу взятия Риги», в котором он выдвигает лозунг «Долой правительство Ке¬ренского». Ленин требует, чтобы ЦК практиковал издание таких нелегальных листков с открытыми призывами к свержению правительства. Ленин предлагает подписывать подобные листки от имени «группы преследуемых большевиков», что¬бы не подвергать опасности закрытия легальных газет ЦК большевиков. Характерна оговорка Ле¬нина. Он пишет:
«Я знаю, косность наших большевиков велика и что много труда стоить будет добиться издания нелегальных листков» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 86). Но, как сказано, поход Корнилова резко меня¬ет как общую ситуацию, так и тактику Ленина.
Политика Ленина этого периода – шедевр такти¬ческого искусства.
Сам Корниловский поход не был авантюрой генерала, вызванной честолюбием. Корнилов хо¬тел предупредить второе восстание большевиков, к которому Ленин начал призывать свой ЦК после сдачи Риги (см. выше). Бойка, которые затребо¬вал Керенский для укрепления петроградского гарнизона, генерал Корнилов считал полезным ис¬пользовать в борьбе с революционным экстремиз¬мом. Поэтому, двигая на Петроград третий кон¬ный корпус ген. Крымова, Верховный главноко¬мандующий Корнилов потребовал себе полноты военной и гражданской власти, пока в тылу не будет наведен полный порядок. Фактором бес¬порядка в глазах Корнилова, несомненно, был и весь Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В ответ на это требование Керенский снял Корнилова с поста Верховного главнокоман¬дующего и обратился к Совету за помощью, а Со¬вет, в свою очередь, обратился за помощью к ЦК большевиков. То была ошибка, равной которой не знала история России. Ленин мастерски ею вос¬пользовался.
На первый взгляд, большевики были поставле¬ны перед сложной дилеммой: либо, воспользовав¬шись восстанием Корнилова, попытаться сверг¬нуть Керенского, либо поддержать Керенского, как «меньшее зло», против Корнилова? Дилемма не оставляла возможности для третьего решения. Меньше всего допускала дилемма и решение, ос¬нованное на чувстве. Не эмоция, не чувство мести к Керенскому, который арестовал Троцкого и Каменева и загнал в подполье Ленина и Зиновь¬ева, а реальный расчет ума, – таков должен быть большевистский подход к решению этой пробле¬мы исторической важности не только для судьбы Керенского, но и для судьбы самого же больше¬визма. Троцкий писал:
«Все понимали, что если Корнилов вступит в город, то первым долгом зарежет арестованных Керенским большевиков» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч, 2, стр. 39).
Более сложной была дилемма самого Керен¬ского: либо капитуляция перед Корниловым и тогда торжество военной диктатуры с возможной перспективой реставрации старого порядка, либо открытая борьба против Корнилова, с опорой на левый революционный фронт, включая сюда и большевиков, и тогда вероятный разгром Корни¬лова с возможной перспективой установления большевистской диктатуры.
Как правительство Керенского, так и эсеро-меньшевистские Советы переоценили опасность первой перспективы и недооценили опасности вто¬рой. В этом помог им и сам генерал Корнилов. Направляя генерала Крымова на Петроград, Кор¬нилов говорил, что Крымов «не задумается, в слу¬чае, если это понадобится, перевешать весь сос¬тав Совета рабочих и солдатских депутатов» («Воспоминания генерала А. С. Лукомского», т. 1, Берлин, 1922, стр. 228). «Перевешать весь состав Совета» означало вешать не только Ленина и Троцкого, но и самого Керенского вместе с Церетели и Черновым. Такая перспектива лидерам Со¬ветов менее улыбалась, чем все еще проблематич¬ная победа большевиков. Ленин, как всегда, во¬прос связывал с перспективой захвата власти: до¬пустимо ли выступление большевиков против Корнилова и тем самым косвенная поддержка Керенского с точки зрения завоевания власти? Приближает или удаляет подобное действие боль¬шевиков от власти? В письме в ЦК РСДРП (б) от 30 августа Ленин дает следующую тактическую установку:
«Мы будем воевать, мы воюем с Корниловым, как и войска Керенского, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его слабость. Это раз¬ница. Это разница довольно тонкая, но архисуще¬ственная и забывать ее нельзя… Мы видоизменяем форму нашей борьбы с Керенским… Не отказыва¬ясь от задачи свержения Керенского, мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского мы не станем, мы иначе подойдем к задаче борьбы с ним… теперь главным стало: усиление агитации за своего рода «частичные требования» к Керенскому: арестуй Милюкова, вооружи питерских рабочих… узаконь передачу помещичьих земель крестьянам, введи рабочий контроль… Неверно было бы ду¬мать, что мы дальше отошли от задачи завоева¬ния власти пролетариатом. Нет. Мы чрезвычайно приблизились к ней, но не прямо, а со стороны. И агитировать надо сию минуту не столько прямо против Керенского, сколько косвенно против него ж….менно: требуй активной и активнейшей истинно революционной войны против Корнилова.
Развитие этой войны одно только может привести нас ко власти и говорить в агитации об этом по¬меньше надо» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 120-121).
Надо заметить, что ЦК независимо от Ленина наметил и вел приблизительно ту же самую по¬литику «условной поддержки» Керенского, начи¬ная с первого же дня кризиса – 25 августа. По¬этому в приписке к своему письму Ленин конста¬тирует полное совпадение своих взглядов с поли¬тическими статьями последних шести номеров (с начала кризиса) Центрального органа ЦК (газ. «Рабочий») (там же, стр. 121). Правда, в ЦК была небольшая группа, которая выступала за поддер¬жку Временного правительства без всяких огово¬рок, даже за блок с эсерами (там же, стр. 119), но после письма Ленина о ней уже больше ничего не было слышно.
Когда эсеро-меньшевистский ЦИК Советов об¬разовал «Комитет народной борьбы с контррево¬люцией» и обратился к ЦК большевиков о вступ¬лении в этот Комитет, то ЦК РСДРП (б) послал туда своих представителей. Чтобы объяснить та¬кой резкий поворот в отношениях к меньшевикам и эсерам, ЦК 29 августа разослал местным пар¬тийным организациям телеграмму, которой го¬ворилось:
«Во имя отражения контрреволюции работаем в техническом и информационном сотрудничест¬ве с Советом при полной самостоятельности по¬литической линии» («КПСС в борьбе за победу великой октябрьской социалистической револю¬ции». 5 июля-5 ноября 1917, стр. 44).
ЦК большевиков энергично взялся за органи¬зацию рабочих дружин и Красной гвардии в ра¬бочих районах Петрограда. Оружие они получали из правительственных складов и даже непосред¬ственно от заводов (так, Путиловский завод дал Красной гвардии 100 артиллерийских орудий) («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 220). На воен¬но-политическое обучение Красной гвардии боль¬шевики выделили свыше 700 инструкторов (там же). Вовсю развернула в эти дни свою работу Военная организация ЦК, на этот раз при офи¬циальной поддержке правительства и Советов. Более того. Корниловские дни и свой временный контакт с правительством и Советом ЦК больше¬виков использовал для вооружения своих сторон¬ников во всех узловых пунктах страны: в област¬ях Москвы, Центральной промышленной области, Урала, Поволжья, Украины, Закавказья, Дона, Сибири, Туркестана, Прибалтики, – всюду соз¬давались рабочие дружины и Красная гвардия.
Л. Троцкий был совершенно прав, когда писал: «Армия, восставшая против Корнилова, была бу¬дущей армией Октябрьской революции» (Л. Троц¬кий, «Моя жизнь», ч. 2, стр. 39). Разумеется, Временное правительство освободило всех аресто¬ванных большевиков во главе с Троцким, Камене¬вым, Луначарским. Распоряжение Временного пра¬вительства о привлечении к судебной ответствен¬ности Ленина и Зиновьева формально отменено не было, хотя их, по-прежнему, никто не искал. Зиновьев даже участвовал на заседаниях ЦК, ко¬торые происходили легально.
30 августа поход Корнилова почти без единого выстрела провалился, а генерал Крымов, прие¬хавший на аудиенцию к Керенскому, через час после этой аудиенции застрелился. Корнилова арестовали, но остались вооруженные отряды ра¬бочих и Красная гвардия большевиков. Тот, кто их вооружил, не был теперь в силах их разору¬жить. Свою двуединую задачу – разгром Корни¬лова, чтобы разгромить Керенского – большевики выполнили только в отношении первой части. Теперь на карту была поставлена судьба самого Керенского. Вполне естественно, что ЦК больше¬виков постарался извлечь из своего участия в по¬давлении похода Корнилова на Петроград макси¬мальный политический капитал. В решающем пункте – в вопросе об изменении партийного сос¬тава столичных Советов – этот капитал был уже извлечен: на перевыборах Советов в Петрограде и Москве большевики вместе с сочувствующими им левыми эсерами получили большинство. Председа¬телем Петроградского Совета решением ЦК от 24 сентября 1917 года был выдвинут Троцкий («Про¬токолы ЦК», стр. 69), которого Совет и утвердил 25 сентября (председателем Московского Совета был утвержден другой член ЦК – В. Ногин). Этой своей победой большевики были обязаны пора¬жению Корнилова.
Однако как ни была важна такая победа сама по себе, воспользоваться ею для захвата власти было трудно, пока во главе ЦИК Советов сидели меньшевики и эсеры. Поэтому ЦК большевиков ищет методов и путей оторвать ЦИК Советов от Временного правительства и заставить его обра¬зовать чисто советское правительство, хотя бы и без большевиков. Даже представился и случай для такого оборота дела. Так, когда после подавления «корниловского восстания» стал вопрос о реорга¬низации Временного правительства, в которое должны были войти три партии – кадеты, мень¬шевик и эсеры, – то меньшевики и эсеры заявили, что они не войдут в правительство вместе с ка¬детами. ЦК большевиков решил воспользоваться создавшимся положением, чтобы предложить меньшевикам и эсерам компромисс: меньшевики и эсеры согласны образовать свое, чисто совет¬ское, правительство, а большевики согласны отка¬заться от требования немедленного перехода вла¬сти в руки «пролетариата и беднейшего крестьян¬ства» (диктатуры пролетариата).
ЦК большевиков специально обсуждал данный вопрос на своем заседании от 31 августа (13 сен¬тября) 1917 г. По докладу Каменева была принята резолюция «О власти», которая была предложена ЦИК Советов, Петроградскому и Московскому Советам. В резолюции выдвигались следующие требования:
1. устранение Временного правительства и соз¬дание «власти революционного пролетариата и крестьянства»;
2. декретирование демократической респуб¬лики;
3. передача помещичьей земли без выкупа крестьянам;
4. введение рабочего контроля;
5. объявление тайных договоров недействитель¬ными и предложение немедленного мира;
6. прекращение репрессий против большевиков;
7. отмена смертной казни на фронте и выбор¬ность комиссаров;
8. осуществление права наций на самоопреде¬ление (Финляндия, Украина);
9. роспуск Государственного Совета и Государ¬ственной думы;
10. уничтожение всех сословных (дворянских) преимуществ (Протоколы ЦК РСДРП (б), стр. 37-38).
1-3 сентября Ленин написал специальную статью об этом компромиссном предложении ЦК большевиков. Эта статья так и называлась: «О компромиссах». Ленин пишет, что обычное пред¬ставление о большевиках сводится к тому, что большевики не признают никаких компромиссов. Ленин говорит, что как бы лестно ни было для революционеров такое представление о них, но все же оно неверно. В истории большевизма бы¬вали вынужденные и добровольные компромиссы, но при этом большевики оставались верными сво¬им принципам. Ленин писал:
«Компромиссом является, с нашей стороны, наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков… Компро¬мисс состоял бы в том, что большевики, не пре¬тендуя на участие в правительстве… отказались бы от выставления немедленного требования пе¬рехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам, от революционных методов борьбы за это требование» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 134-135). Резолюция ЦК «О власти» была принята на заседании Петроградского Совета (за – 279, про¬тив – 115, воздержались 50 депутатов). Она была принята также на заседании Московского Совета (за – 354, против – 252). Однако на предшество¬вавшем заседании ЦИК Советов 31 августа 1917 года резолюция «О власти» ЦК большевиков была отвергнута меньшевистско-эсеровским блоком, как чисто пропагандный маневр большевиков (Протоколы ЦК РСДРП (б), стр. 257).
Когда же была создана Директория (Совет пяти) во главе с Керенским, большинство ЦИК Советов поддержало ее. После этого Ленин писал:
«Меньшевики и эсеры не приняли, даже после корниловщины, нашего компромисса, мирной пе¬редачи власти Советам (в коих у нас тогда еще не было большинства), они скатились опять в болото грязных и подлых сделок с кадетами. Долой мень¬шевиков и эсеров. Беспощадная борьба с ними» (Ленин, там же, стр. 262).
Лозунг «Вся власть Советам!» оставался, но этот лозунг теперь рассматривался как лозунг восстания. ЦК большевиков и Ленин решили, что уже наступает время, когда в порядок дня стано¬вится вопрос о восстании.
Одновременно с ростом влияния большевиков в Петроградском и Московском Советах росла и численность самой партии. Следующие официаль¬ные данные показывают это:

Время Число членов партии
февраль 1917 23 000
апрель (конец) 1917 80 – 100 000
август (начало) 1917 240 000
октябрь 1917 350000
(Источник: «История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 244).
География распределения большевиков была следующая:
Москва и ее область – 70 000 (20%);
Петроград и губерния – 70000 (17%);
Украина, юго-западный и румынский фронты, Чёрное море – 60000 (17%)
Прибалтика, Северный фронт, Балтийский флот, русские войска в Финляндии – 30 000 (8,5%);
Белоруссия и западный фронт – 30000 (8,5%); Поволжье – 20000 (5,5%);
Кавказ, Кавказский фронт, Дон 20 000 (5,5%);
Сибирь и Дальний Восток – 15 000 (4,5%); Другие – 10000 (3,5%)
(Источник: там же, стр. 247).
Росла и Красная гвардия, руководимая Воен¬ной организацией ЦК. Перед октябрьским перево¬ротом красногвардейские отряды насчитывали в Петрограде свыше 20 тысяч бойцов, в Москве – около 10 тысяч, тысячи и сотни красногвардейцев были и в других городах. Всех красногвардейцев из рабочих было 200 тысяч человек (там же, стр. 264). Быстро росло влияние большевиков и в ар¬мии. Из 12 армии в ЦК партии сообщали: «Гро¬мадное большинство войск на нашей стороне. Примыкают к нам целые полки», из 5 армии со¬общали в ЦК: «Большинство армии доверяет только большевикам. Это их последняя надежда» (там же, стр. 272). Официальный историк партии, анализируя рост влияния большевиков в армии, приходит к выводу: «Даже командующие фрон¬тами и представители Ставки вынуждены были признать, что армия выходит из повиновения, не хочет продолжать войну, слушает только больше¬виков» (там же, стр. 272).
Почему это так? Ответ очень простой: партия большевиков, пользуясь максимальной легально¬стью и безнаказанностью, твердила каждый день, каждый час одно и то же: любой ценой заклю¬чить мир, распустить солдат по домам, а пока это произойдет, немедленно отменить смертную казнь на фронте, а комиссаров и командиров не назна¬чать сверху, а выбирать голосами самих рядовых солдат! Знаменитый «Приказ № 1» по демократи¬зации армии от 1 марта 1917 года, составленный меньшевиками и эсерами, оказался в конечном счете динамичным инструментом в руках больше¬виков по завоеванию армии на свою сторону.
Суханов ярко рисует общую ситуацию, которая сложилась в России после корниловского выступ¬ления: «Никакого управления, никакой органиче¬ской работы центрального правительства не было, а местного – тем более. Развал правительственно¬го аппарата был полный и безнадежный. А страна жила. И требовала власти, требовала работы госу¬дарственной машины… О земельной политике теперь не было и речи. Даже разговоры о земле застопорились на верхах, в то время, как волнение низов достигло крайних пределов. В Зимнем двор¬це даже не было и ответственного человека, не было министра (земледелия), а по России кати¬лась волна варварских погромов, чинимых жад¬ными и голодными мужиками. С продовольствен¬ными делами было не лучше. В Петербурге мы перешли пределы, за которыми начался голод со всеми его последствиями. Но никакого выхода не виделось в перспективе. Органическая работа бы¬ла нулем, но политический курс давал отрица¬тельную величину. Не нынче – завтра армия должна была начать поголовное бегство с фронта, ибо голод – прежде всего. Во всех промышлен¬ных центрах не прекращались забастовки, в кото¬рых, по очереди, участвовал, кажется, весь рос¬сийский пролетариат. Положение на железных дорогах становилось угрожающим. Движение сок¬ращалось от недостатка угля… Вся пресса, сверху донизу, в разных аспектах, с разными тенденция¬ми и выводами, но одинаково громко и упорно, вопила о близкой экономической катастрофе. Чисто административная разруха также была свыше меры. Там, где в корниловщину возникли бойкие военно-революционные комитеты, уже не было речи о законной власти, действующей сог¬ласно общегосударственным нормам и директивам из столицы» (Н. Суханов, «Записки о револю¬ции», кн. VI, стр. 73-75).
Как тут не вспомнить то, что Ленин назвал «основным законом революции»? Сравните выше нарисованную ситуацию России накануне октября 1917 года с тем, что Ленин говорит об этом зако¬не. В работе «Детская болезнь левизны в комму¬низме» Ленин писал:
«Основной закон революции, подтвержденный всеми революциями и, в частности, всеми тремя русскими революциями в XX в. состоит вот в чем: для революции недостаточно, чтобы эксплуати¬руемые и угнетенные массы сознали невозмож¬ность жить по-старому и потребовали изменения; для революции необходимо, чтобы эксплуататоры не могли жить и управлять по-старому. Лишь тог¬да, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут по-старому, лишь тогда революция мо¬жет победить. Иначе эта истина выражается сло¬вами: революция невозможна без общенациональ¬ного (и эксплуатируемых и эксплуататоров затра¬гивающего) кризиса» (Ленин, 3-е изд., т. XXV, стр. 223).
Таковы именно и были условия в стране, когда Ленин поставил перед ЦК в четырех письмах от 12-14 сентября, 13-14 сентября, 29 сентября и 24, октября настойчиво и категорически вопрос о не¬медленном захвате власти. Эти письма Ленина, кроме принципиального значения, имеют еще и большую историческую ценность, так как вскры¬вают всю остроту борьбы Ленина против ЦК именно по вопросу о своевременности или несвоевременности захвата власти. В связи с вопро¬сом захвата власти в ЦК образовались три группы:
1. группа Троцкого – власть захватить, но са¬мый захват приурочить к открытию II съезда Со¬ветов, назначенного на 20, а потом перенесенного на 25 октября (съезд назначал старый меньшевистско-эсеровский ЦИК Советов);
2. группа Ленина – власть захватить немедлен¬но и не дожидаясь открытия съезда;
3. группа Зиновьева-Каменева – захват власти в данных условиях авантюра, а потому гибелен для революции.
В первом письме от 12-14 сентября 1917 года (накануне открытия Демократического совеща¬ния) в ЦК Ленин пишет:
«Получив большинство в обоих столичных Со¬ветах, большевики могут и должны взять госу¬дарственную власть в свои руки… на очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и Мо¬скве, завоевание власти, свержение правительства. Обдумать, как агитировать за это, не выражаясь так в печати» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 239-240).
Второе письмо Ленина ЦК от 13-14 сентября озаглавлено: «Марксизм и восстание». Это пись¬мо представляет собой как бы конденсированный тактико-стратегический трактат на тему: как ус¬пешно провести вооруженное восстание. Его цент¬ральная мысль: восстание – это искусство. Его практические предложения: «А чтобы отнестись к восстанию по-марксистски, т. е. как к искусству, мы в то же время, не теряя ни минуты, должны организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку (там должно 15 сентября открыться Демократическое совещание. – А. А.), занять Петропавловку (кре¬пость на Неве в центре Петрограда. – А. А.), аре¬стовать Генеральный штаб и правительство… занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной стан¬ции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы» (Ленин, там же, стр. 247).
Как реагировал ЦК на эти письма Ленина? На этот вопрос отвечает протокол заседания ЦК от 15 сентября 1917 г. На этом заседании присут¬ствовало из 24 членов ЦК – 16 человек. В числе присутствовавших были – Троцкий, Каменев, Ры¬ков, Ногин, Сталин, Свердлов, Дзержинский и др. Главным и единственным вопросом повестки дня было обсуждение цитированных выше двух писем Ленина. Из протокола явствует, что ЦК факти¬чески отклонил предложение Ленина о восстании. Письма Ленина дали Центральному Комитету лишь повод «в ближайшее время назначить собра¬ние ЦК, посвященное обсуждению тактических вопросов» (Протоколы ЦК РСДРП (б), Москва, 1958, стр. 55). Не было принято и предложение Сталина «разослать письма в наиболее важные организации и обсудить их» (это был предлог, чтобы вообще уклониться от прямого ответа Ле¬нину). Не было принято также и предложение Ка¬менева, который очень резко требовал отклонить письма Ленина. В его предложении говорилось:
«ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заклю¬чающиеся в них практические предложения, при¬зывает все организации следовать только указа¬ниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым ка¬кие-либо выступления на улицу» (там же, стр. 55). ЦК однако принимает резолюцию, которая от¬клоняет установки Ленина и в своей заключи¬тельной части совпадает с резолюцией Каменева. В резолюции ЦК сказано:
«Членам ЦК, ведущим работу в Военной орга¬низации и в ПК, поручается принять меры к тому, чтобы не возникло каких-либо выступлений в казармах и на заводах» (там же, стр. 55).
Заседание ЦК далее выносит постановление: уничтожить все экземпляры писем Ленина, кроме одного. Это решение принимается 6 голосами против 4, 6 воздержалось (там же, стр. 55).
Ленин считал ошибкой ЦК и участие в Все¬российском Демократическом совещании, которое было созвано меньшевиками и эсерами от имени ЦИК Советов (с 14 по 22 сентября 1917 г.). На этом совещании были представлены, кроме совет¬ских партий, городские самоуправления, земства, кооперативы, профсоюзы, представители деловых кругов, а также сами Советы, всего около 1 500 чел. Вопрос об участии в этом Демократическом совещании, а также в работе органа, который оно создало – в Предпарламенте (Временный Совет республики) обсуждался на многих заседаниях ЦК в сентябре 1917 г. Принципиальное решение об участии в Демократическом совещании ЦК принял 3 сентября. В циркулярном письме к мест¬ным организациям он потребовал «приложить все усилия к созданию возможно более значительной и сплоченной группы из участников совещания, членов нашей партии» («Переписка секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными органи¬зациями», март-октябрь 1917 г., 1957, стр. 35).
Это решение было принято без согласия Лени¬на, который вынужден был его признать, хотя очень условно. Но поскольку случилось так, что ЦК решил участвовать в совещании, то Ленин предлагал Центральному Комитету огласить на Совещании от имени большевистской фракции краткую декларацию и потом «мы должны всю нашу фракцию двинуть на заводы и казармы: там ее место, там нерв жизни. Там мы должны разъ¬яснить нашу программу и ставить вопрос так: либо полное принятие ее Совещанием, либо вос¬стание. Середины нет. Ждать нельзя» (Ленин, там же, стр. 247).
Ленин был, конечно, категорически против вхождения большевиков и в Предпарламент. Эти требования Ленина обсуждались на заседании ЦК от 21 сентября, на котором присутствовало 17 че¬ловек, в том числе Троцкий, Каменев, Сталин, Свердлов, Рыков, Бухарин и др. В протоколе этого заседания ЦК сказано: «По вопросу о Демократи¬ческом совещании решено с него не уходить» («Протоколы ЦК РСДРП (б)», стр. 65). В отно¬шении Предпарламента было решено 9 голосами против 8 туда не входить, но поскольку такое разделение голосов не создавало устойчивого большинства, то ЦК решил передать окончатель¬ное решение данного вопроса самой фракции большевиков на Демократическом совещании, вы¬делив двух докладчиков: за бойкот – Троцкий и против бойкота – Рыков. Далее в протоколе ЦК говорится: «На совещании (фракции) 77 голосами против 50 принято участие в Предпарламенте, ка¬кое решение и утверждено ЦК» (там же, стр. 65). Только Троцкий и троцкисты за ленинскую так¬тику бойкота: «Троцкий был за бойкот. Браво, товарищ Троцкий», – пишет Ленин (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 262).
Однако Ленин не успокаивается. Он продолжа¬ет бомбардировать ЦК, ПК, МК и отдельных лиде¬ров партии письмами, записками, статьями о не¬обходимости выправить линию ЦК и отказаться от участия в Демократическом совещании. В статье «Ошибки нашей партии» (которая, впро¬чем, не была принята ЦО партии и впервые опуб¬ликована только в 1924 г.) Ленин пишет: «Надо было бойкотировать Демократическое совещание, мы все ошиблись, не сделав этого… Надо бойко¬тировать Предпарламент. Надо уйти в Совет ра¬бочих, крестьянских и солдатских депутатов» (Ленин, там же, стр. 262). Ленин резко критикует большевистскую фракцию за ее решение об учас¬тии в Предпарламенте. Ленин критикует также и колебание ЦК вокруг этого вопроса. Он говорит: «Невозможны никакие сомнения насчет того, что в «верхах» нашей партии заметны колебания, ко¬торые могут стать гибельными» (там же, стр. 263).
Ленин категорически ставит вопрос о восстании почти во всех письмах, начиная с 12 сентября.
Однако все это не производит на ЦК должного впечатления. Тогда Ленин обращается в ЦК с но¬вым письмом от 29 сентября, которое по существу является ультиматумом Ленина перед ЦК: или ЦК примет предложение Ленина о немедленном назначении восстания или Ленин выходит из ЦК. Вот самое важное место из этого письма:
«Если бы мы ударили сразу, внезапно, из трех пунктов, в Питере, Москве и Балтийском флоте, то девяносто девять сотых за то, что мы победим с меньшими жертвами, чем 3-5 июля… При таких шансах, как теперь, не брать власти, тогда все разговоры о власти Советов превращаются в ложь… Видя, что ЦК оставил даже без ответа мои настояния в этом духе с начала Демократического совещания, что Центральный орган (газета ЦК – Сталин. – А.А., вычеркивает из моих статей указания на такие вопиющие ошибки большеви¬ков, как позорное решение участвовать в Пред¬парламенте, как предоставление места меньшеви¬кам в Президиуме Совета (25 сентября по пред¬ложению ЦК большевиков был избран Президиум Петроградского совета как «коалиционный пре¬зидиум» в составе 4 большевиков, 2 эсеров и 1 меньшевика. – А. А.) и т. д. и т. д., видя это, я должен усмотреть тут «тонкий» намёк на неже¬лание ЦК даже обсудить этот вопрос, тонкий намёк на зажимание рта и на предложение мне удалиться. Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК, что я и делаю и оставить за собою свободу агитации в низах партии и на съезде пар¬тии, ибо мое крайнее убеждение, что если мы бу¬дем «ждать» съезда Советов и упустим момент те¬перь, мы губим революцию» (Ленин, там же, стр. 282-283).
Какая была реакция ЦК на этот ультиматум Ленина? В протоколах ЦК нет упоминания ни об этом письме Ленина, ни о принятии или откло¬нении ЦК отставки Ленина. Официальная исто¬рия партии тоже обходит молчанием этот эпи¬зод. Единственно, что имеется на этот счет в пар¬тийной литературе – это воспоминания Бухарина, члена ЦК. Еще при жизни Ленина, на вечере вос¬поминаний к четвертой годовщине Октября Бу¬харин сообщил:
«Письмо (Ленина. – А. А.) было составлено чрезвычайно решительно и угрожало нам всякого рода штрафами. Мы все были ошарашены. Никто до этого вопрос так круто не ставил. Может быть, это был единственный раз в истории нашей пар¬тии, когда ЦК единогласно постановил сжечь письмо Ленина… Хотя мы верили, что нам без¬условно удастся захватить власть в Петрограде и Москве, но мы думали, что в провинции мы все еще не в силах добиться этого (цитирую по L. Trotzki, «Geschichte der russichen Revolution,» стр. 601). Комментируя это высказывание Буха¬рина, Троцкий говорит, что решение ЦК о сож¬жении письма Ленина не было единогласным, но тут Троцкий допускает ошибку, так как ссылается на протокол ЦК от 15 сентября («Протоколы ЦК», стр. 55), где обсуждались первые два письма Ленина, и приводит результаты голосования по этим письмам (там было решено сохранить только один экземпляр: за – 6, против – 4, воздержалось –6). У Бухарина же речь идет о третьем письме Ленина от 29 сентября (как приписка к статье «Кризис назрел», приписка предназначалась толь¬ко для членов ЦК, ПК, МК и Советов. Ленин, ПСС, Т. 34, стр. 280-283).
Письмо от 29 сентября все-таки возымело свое действие. Об этом мы поговорим в следующей главе.

Глава 13
ЦК – ОРГАНИЗАТОР РЕВОЛЮЦИИ
Ленин, опираясь на Троцкого (Ленин: «Троцкий был за бойкот. Браво, т. Троцкий!»), добился пер¬вого и очень серьезного тактического успеха: за¬седание ЦК от 5 октября 1917 года выносит пос¬тановление всеми голосами против одного (веро¬ятно, Каменев) уйти из Предпарламента в первый же день открытия его сессии, огласив там соответствующую декларацию («Протоколы ЦК РСДРП (б)», стр. 76). 7 октября 1917 года боль¬шевистская фракция, в соответствии с этим тре¬бованием ЦК, покинула Предпарламент, огласив мотивированную декларацию. Декларация содер¬жит общеизвестные требования большевиков о власти (Советов), земле, мире и т. д.
Подтекст декларации яснее ее текста – это бой¬кот демократии и ставка на установление дикта¬туры через вооруженное восстание.
Того же 7 октября Ленин по специальному ре¬шению ЦК от 3 октября 1917 года («Протоколы ЦК…», стр. 74) возвращается из своего финлянд¬ского подполья в Петроград, чтобы, как сказано в протоколе, «была возможной постоянная и тес¬ная связь» (там же, стр. 74). Отныне Ленин берет на себя непосредственное руководство над ЦК.
Теперь он имеет возможность встречаться с каж¬дым из членов ЦК и ПК. Его информация тоже стала полнее. Ленин на всякий случай снял бороду и усы, надел грим, сделав себе через ЦК и через большевика Смилгу (председатель областного ко¬митета армии, флота и рабочих Финляндии) удо¬стоверение на имя рабочего Константина Петро¬вича Иванова (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 268). На имя Иванова был выписан Ленину пропуск и в Смольный институт, где находился легальный большевистский центр. Хотя Ленин и говорил, что ему нужно фальшивое удостоверение «на вся¬кий случай, ибо возможен и «конфликт» и «встре¬ча»» (там же, стр. 268), но надобность в этом едва ли была. Временное правительство давно не ищет Ленина, а ЦК партии еще 6 сентября предложил Ленину и Зиновьеву («Протоколы ЦК…», стр. 74) в случае их согласия поставить перед ЦИК Сове¬тов вопрос об освобождении их от преследования под залог (под залог был освобожден и Троцкий 4 сентября 1917 г.) Однако Ленин предпочел ос¬таваться «нелегальным».
Через три дня после возвращения Ленина – 10 октября 1917 года – происходит с его участием то историческое заседание ЦК, на котором был, наконец, поставлен вопрос о восстании. Это засе¬дание происходило на квартире редактора газеты М. Горького «Новая жизнь» меньшевика-интер¬националиста Н. Суханова. Как это случилось, что квартира врага октябрьского переворота Су¬ханова оказалась местом исторического заседания ЦК большевиков, Суханов объясняет так:
«Собрался полностью большевистский партий¬ный ЦК… О, новые шутки веселой музы исто¬рии! Это верховное и решительное заседание сос¬тоялось у меня на квартире, на Карповке (д. 32, кв. 31). Но все это было без моего ведома. Я по-прежнему очень часто заночевывал где-нибудь вблизи редакции или Смольного, то есть вёрст восемь от Карповки. На этот раз к моей ночевке вне дома были приняты особые меры: по крайней мере, жена моя точно осведомилась о моих наме¬рениях и дала мне дружеский, бескорыстный со¬вет – не утруждать себя после трудов дальней¬шим путешествием. Во всяком случае, высокое собрание было совершенно гарантировано от мо¬его нашествия…» (Н. Суханов, «Записки о рево¬люции», кн. VII, 1923, стр. 33).
Ленин явился на собрание в парике с упомяну¬тым удостоверением на имя Иванова, а Зиновь¬ев – с бородой, но без шевелюры, тоже с фальши¬вым удостоверением (Зиновьев, как упоминалось, без особого риска уже с сентября участвовал на заседаниях ЦК, его даже хотели легализо¬вать под залог, но ЦК не соглашался оторвать его от Ленина). Суханов допускает одну ошибку и одно упущение в своем изложении. Упущение в том, что он не говорит, что жена его Г. К. Суханова-Флаксерман была членом большевистской партии и сотрудником Секретариата ЦК партии большевиков («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 301). Официальный историк замечает, что имен¬но то обстоятельство, что Флаксерман была же¬ной Суханова делало квартиру Суханова «весьма удобной с точки зрения конспирации» (там же, стр. 301).
Ошибка же Суханова заключается в том, что он думал, что собрался весь состав ЦК. Между тем, протоколы ЦК, опубликованные позднее ме¬муаров Суханова, показывают следующую карти¬ну: на решающем заседании ЦК от 10 октября 1917 года присутствовало только 50% всех членов ЦК. Как мы видели, на шестом съезде был избран 21 член ЦК и потом в члены ЦК были переведены три человека из кандидатов ЦК. Таким образом, членский состав ЦК поднялся до 24 человек. Протокол заседания ЦК перечисляет присутству¬ющих в следующем порядке: Ленин, Зиновьев, Ка¬менев, Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Коллонтай, Бубнов, Сокольников, Ломов (Оппоков). Как обычно, председательству¬ет Свердлов, которого Троцкий называет «Гене¬ральным секретарем Октябрьской революции» (Свердлов был фактическим первым секретарем ЦК и руководителем всей партийной иерархии).
Повестка дня заседания вовсе не выглядит «ис¬торически»:
Вот она: 1) Румынский фронт
2) Литовцы
3) Минский и Северный фронт
4) Текущий момент
5) Областной съезд
6) Вывод войск
Все эти практические и тактические вопросы сформулированы нарочито так, чтобы вернее завуалировать главный и решающий вопрос о судьбе всей революции – четвертый вопрос о текущем моменте. По этому-то вопросу с докладом высту¬пил Ленин. Он теперь имел возможность лично изложить свои аргументы за восстание. Его основ¬ная мысль: политически восстание давно назрело, но в партии «с начала сентября замечается какое-то равнодушие к вопросу о восстании… Это не¬допустимо… Вопрос стоит очень остро и реши¬тельный момент близок… Абсентеизм и равноду¬шие масс можно объяснить тем, что массы уто¬мились от слов и резолюций… Политически дело совершенно созрело для перехода власти… Надо говорить о технической стороне. В этом все дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха. Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно» («Протоколы ЦК…», стр. 84-85).
В прениях выступило только три человека и то не по принципиальному вопросу о восстании, а с информацией о состоянии дел на местах (Ломов, Урицкий, Свердлов). Голосуется предложенная Лениным резолюция о том, что вся внешняя и внутренняя обстановка «ставит на очередь дня вооруженное восстание. Признавая таким обра¬зом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы» (там же, стр. 85-86). За резолюцию голосуют 10 человек, против – два (Каменев и Зи¬новьев).
Таким образом, решение о большевистском вос¬стании было принято меньшинством ЦК (10 за, 2 против, 12 отсутствовало). Из отсутствующих важных членов ЦК два – Рыков и Ногин (предсе¬датель Московского Совета) определенно были на стороне голосовавших против, к ним примыкал и другой видный член ЦК Милютин (см. Л. Троц¬кий, цит. пр., стр. 612). На этом же заседании Дзержинский предложил «создать для политиче¬ского руководства на ближайшее время Полити¬ческое бюро из членов ЦК». В протоколе сказано, что такое Бюро создано из семи человек: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольни¬ков и Бубнов («Протоколы ЦК…», стр. 86).
Л. Троцкий говорит, что это Политбюро оказа¬лось не жизнеспособным и ни разу не собралось в указанном составе (L. Trotzki, Geschichte der rus-sischen Revolution, стр. 616). На заседании не был записан срок начала восстания, но Троцкий пи¬шет, что устно было условлено: восстание начнет¬ся 15 октября (Сталин это оспаривал, говоря, что октябрьское восстание произошло именно тогда, когда оно было назначено – 25 октября) (L. Trot¬zki, там же, стр. 616).
Один очень характерный и существенный мо¬мент в резолюции: почему надо спешить с вос¬станием, резолюция ЦК перечисляет благоприят¬ные предпосылки, называет и одну отрицательную предпосылку, могущую сорвать восстание. В ре¬золюции об этом сказано так: «угроза мира империалистов с целью удушения революции в России» («Протоколы ЦК…», стр. 86). Эта «угроза мира» дополнялась другой угрозой – предполагаемым предоставлением земли крестьянам, над проектом которого работали и ЦИК Советов и Временное правительство. А эти – мир и земля – как раз и были те два кита, на которых строилась вся стратегия захвата власти большевиками.
На второй день после решения ЦК о восстании Зиновьев и Каменев обратились к «Петроградско¬му, Московскому областному, Финляндскому об¬ластному комитетам РСДРП, большевистской фракции, Петроградскому Исполкому Советов, большевистской фракции съезда Советов Северной области» с заявлением против восстания. Они писали: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа в России и 2) за нас большинство международно¬го пролетариата. Увы! – ни то, ни другое неверно, и в этом все дело» (там же, стр. 88).
Заявление Зиновьева и Каменева не имело практических последствий. Большевистская ма¬шина восстания начала работать методически и систематически. Меньшевики и эсеры, не желая того, сами способствовали созданию весьма важ¬ного, быть может, решающего легального органа этой машины – Военно-революционного комите¬та. Еще за день до заседания ЦК – 9 октября происходило заседание Петроградского Совета, в котором сейчас большевики были в большинстве. На этом заседании говорилось о необходимости создания, во-первых, контроля над действиями Петроградского военного штаба (которого обвиняли, что он хочет вывести революционный гарни¬зон из Петрограда), во-вторых, организации та¬кого органа, который мобилизовал бы население для обороны Петрограда – Комитета революцион¬ной обороны. Меньшевики и эсеры сначала были против этого, но потом сами внесли предложения, которые гласили:
1. создать при командующем войсками Петро¬градского округа «коллегию» из представителей Совета, и всякий вывод той или иной части войск может быть произведен только с согласия этой «коллегии»,
2. очистить командный состав от правых,
3. создать комитет революционной обороны Петрограда.
Большевистский Исполком Советов весьма охо¬тно принял эти предложения (за 13, против – 12) (Н. Суханов, цит. пр., стр. 38). В тот же день сос¬тоялся пленум Совета, на котором нашли, что предложения меньшевиков и эсеров недостаточно радикальны. Пленум Совета записал, что власть должна перейти в руки Советов, что же касается «революционного комитета обороны» Петрограда, который «сосредоточил бы в своих руках все дан¬ные, относящиеся к защите Петрограда и подсту¬пов к нему» то он должен быть создан (из резо¬люции).
Так была подготовлена, при участии меньше¬виков и эсеров, почва по созданию легального ор¬гана восстания – Военно-революционного Совета. Он был официально создан 12 октября. Что речь идет об органе восстания знали только большевистские члены Совета, его меньшевистские и эсе¬ровские члены полагали, что создается, по суще¬ству, тот орган, который они сами же предложили. Большевики и Троцкий в особенности делали все возможное и невозможное, чтобы укрепить их в этом заблуждении. Даже в постановлении о. зада¬чах комитета большевики сумели ловко замаски¬ровать его истинную цель. Однако надо было бы быть очень наивным, чтобы не видеть этой ис¬тинной цели создаваемого органа. В самом деле, вот что говорилось в постановлении Исполкома:
«Ближайшими задачами Военно-революционно¬го комитета являются: определение боевой силы и вспомогательных средств, необходимых для обороны столицы; затем учет и регистрация лич¬ного состава гарнизона Петрограда и его окрест¬ностей, а равно и учёт предметов снаряжения и продовольствия, разработка плана работ по обо¬роне города, меры по охране его от погромов и дезертирства, поддержание в рабочих массах и солдатах революционной дисциплины. При Воен¬но-революционном комитете организуется гарни¬зонное совещание, куда входят представители частей всех родов оружия. Гарнизонное совещание будет органом, содействующим Военно-револю¬ционному комитету в проведении его мероприя¬тий, информирующим его о положении дел на местах и поддерживающим тесную связь между комитетом и частями» (Н. Суханов, там же, стр. 40-41).
Во главе Военно-революционного комитета был поставлен левый эсер П. Е. Лазимир, который, разумеется, не знал, что он возглавляет легальный штаб восстания ЦК партии большевиков! Зато он был окружен большевиками, которые знали, в чем дело: это – сам Троцкий, потом товарищ председателя Подвойский (накануне переворота он и юридически заменил Лазимира), секретарь комитета Антонов-Овсеенко, члены – Невский, Юренев, Мехоношин (меньшевики и правые эсе¬ры отказались войти в этот комитет). Больше¬вистские конспираторы так хорошо организовали свой комитет, что создали при нем отличные вспо¬могательные службы. Таковыми были отделы ко¬митета: 1) обороны, 2) снабжения, 3) связи, 4) ин¬формации, 5) рабочей милиции, 6) донесений, 7) комендантуры (Суханов, там же, стр. 41). Коми¬тет прочно опирался на гарнизон в 150 тысяч солдат («История КПСС», стр. 314).
Словом, Ленин, став теперь «оборонцем» боль¬ше, чем сам Керенский, создал легально-неле¬гальную власть над Петроградом почти за две недели до того, как он захватил власть над всей страной. В этих условиях поражала бездеятель¬ность Временного правительства.
Второе заседание ЦК, посвященное вооружен¬ному восстанию, состоялось 16 октября (29 ок¬тября) 1917 г. (если, как Троцкий утверждает, вооруженное восстание было назначено на 15 ок¬тября, то этот срок был пропущен). На этот раз заседание было расширенное – ЦК заседал сов¬местно с ответственными руководителями Испол¬нительной комиссии (бюро) Петроградского ко¬митета, Военной организации, Петроградского Совета, Профессиональных союзов, железнодорож¬ников, Петроградского окружного комитета. Про¬токол не перечисляет фамилий присутствовавших, но из голосования видно, что присутствовало 25 человек, в том числе члены ЦК Ленин, Свердлов, Зиновьев, Каменев, Сокольников, Сталин, Скрыпник, Иоффе, Милютин, Дзержинский. (Л. Троц¬кий в этом заседании не участвовал, так как руко¬водил пленумом Петроградского Совета, на кото¬ром того же 16 октября утверждался Военно-ре¬волюционный комитет.) Расширенное заседание происходило на окраине Петрограда, в помещении Лесновско-Удельнинской районной Думы, кото¬рая находилась в руках большевиков (председа¬телем ее был М. И. Калинин) («История КПСС», стр. 306).
На этом заседании Ленин обосновал решение 10 октября о восстании, а представители ЦК и названных выше организаций докладывали о том, как и насколько успешно идет техническая подго¬товка восстания. Тут в генеральном штабе партии трезво, деловито и без всякого ложного пафоса взвешивались все плюсы и минусы происходящей подготовки. Уже из сухого протокольного изло¬жения видно, что Ленин и его ученики подходи¬ли к восстанию как к искусству, которым они вла¬дели в совершенстве. Конечно, раздавались и пес¬симистические нотки неверия в успех дела, но они тонули в большом хоре убежденных сторон¬ников восстания.
Ленин принципиально нового ничего не сказал. Он только заметил, что сейчас стоит дилемма – либо новая корниловщина, либо власть большеви¬ков. Он сказал, что массы требуют от большеви¬ков не слов, а дел «в борьбе с войной и в борьбе с разрухой»; Ленин пожелал сначала выслушать доклады с мест из большевистских центров, преж¬де чем делать дальнейшие выводы. При этом он многозначительно добавил: «Настроением массы руководствоваться невозможно, ибо оно изменчи¬во и не поддается учету» («Протоколы ЦК…», стр. 94).
Свердлов, председательствовавший и на этом заседании, доложил, что партия выросла до 400 тысяч человек (данные эти оказались преувели¬ченными), растет влияние большевиков в Советах, а также в армии и на флоте.
Руководитель Петроградского комитета партии Бокий доложил положение дел по районам сто¬лицы : Васильевский остров – боевого настроения нет, но боевая подготовка ведется.
Выборгский район – готовится к восстанию и об¬разован Военный Совет.
1-ый городской район – Красная гвардия есть, но настроение трудно учесть.
2-ой городской район – настроение лучше.
Московский район – выйдут по призыву Совета, но не партии.
Нарвский район – стремления выступать нет, но авторитет партии не падает.
Невский район – за Советом пойдут все.
Охтенский район – дело плохо.
Петербургский район – настроение выжидатель¬ное.
Рождественский район – то же самое.
Пороховский район – настроение в пользу боль¬шевиков улучшилось.
Шлиссельбург – настроение в пользу большеви¬ков.
Крыленко, докладывая от Бюро Военной орга¬низации ЦК заявил, что у них в Бюро расхожде¬ния в оценке положения в гарнизоне, но что он лично думает, что настроение в полках «поголов¬но наше».
Представитель Петроградской окружной орга¬низации Степанов заявил, что в округе «настрое¬ние боевое, готовятся к выступлению», большин¬ство гарнизонов большевистские. Володарский от имени Петроградского Совета заявил, что «на улицу никто не рвется, но по призыву Совета все явятся». Представитель профсоюзов (500 тыс. чел.) Шмидт сказал, что «влияние нашей партии преобладающее… Требуют всей власти Советам».
Представитель союза металлистов Шляпников (бывший член ЦК) заметил, что у них влияние большевиков преобладает, но «большевистское выступление не является популярным; слухи об этом даже вызвали панику».
Скрыпник от фабрично-заводских комитетов констатирует, что люди хотят, чтобы от слов пе¬решли к делу; руководители отстали от масс. Шмидт дополнительно говорит, что петроградские и московские железнодорожные узлы ближе к большевикам; почтовики – низшие служащие – большевики.
Свердлов дополнительно информирует, что в Москве в связи с резолюцией ЦК предприняты ша¬ги выяснения положения о возможности восста¬ния («Протоколы ЦК…», стр. 93-97).
На основе этих информационных докладов о подготовке к восстанию развернулись прения «О текущем моменте». В прениях выступил 21 че¬ловек, некоторые выступили по несколько раз. Милютин и Шотман заявили, что партия к вос¬станию не готова и выступать сейчас рано. Скалов заявил, что до созыва II съезда Советов нельзя устраивать восстание, но на съезде нужно взять власть. Володарский тоже считал, что вопрос о взятии власти надо решать на II съезде. Пессими¬стически был настроен и Г. И. Бокий. Зиновьев и Каменев повторили свою старую точку зрения и решительно выступили против восстания, по край¬ней мере, в ближайшие дни. Зиновьев говорил: «Мы должны сказать себе прямо, что в ближай¬шие пять дней мы не устраиваем восстания». Ка¬менев говорил, что с принятия резолюции про¬шла неделя и ничего не сделано для восстания. Вывод этой недели – «данных для восстания у нас нет». В другой речи Каменев косвенно под¬твердил указание Троцкого, что восстание было назначено на 15 октября. Каменев сказал: «Рань¬ше говорили, что выступление должно быть до 20, а теперь говорят о курсе на революцию… Назна¬чение восстания есть авантюризм». Сталин, возражая Каменеву и Зиновьеву, заявил, что их вы¬жидательная тактика с восстанием только помо¬гает контрреволюции организоваться, но «день восстания должен быть целесообразен». Все дру¬гие ораторы тоже поддержали курс на немедленное восстание.
После прений на голосование были внесены две резолюции:
1. Резолюция Ленина: «Собрание вполне при¬ветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК, призывает все организации и всех рабочих и сол¬дат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке создавае¬мого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что ЦК и Со¬вет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления»;
2. Резолюция Зиновьева: «Не откладывая раз¬ведочных, подготовительных шагов, считать, что никакие выступления впредь до совещания с боль¬шевистской частью съезда Советов – недопусти¬мы».
За резолюцию Ленина голосовало: за – 19, против – 2, воздержалось – 4. За резолюцию Зи¬новьева голосовало: за – 6, против – 15, воздер¬жалось – 3 («Протоколы ЦК…», стр. 97-104).
Самым чудовищным преступлением в больше¬вистской партии считается нарушение дисципли¬ны партии безотносительно к тому, какие бы вес¬кие аргументы ее нарушитель ни приводил. При этом, чем выше стоит в иерархии партии нару¬шитель дисциплины, тем больше ответственности.
Поэтому даже Ленин, когда он оказывался в выс¬шем органе партии в меньшинстве, вел закрытую полемику, но никогда открыто не выступал про¬тив решения большевистского ЦК. Если случа¬лось, что Ленин намеревался нарушить этот прин¬цип дисциплины, то он угрожал выходом из ЦК, чтобы как рядовой член партии получить свободу действия против ЦК и его неугодных ему реше¬ний.
Каменев и Зиновьев, проголосовав 10 и 16 ок¬тября против восстания, выступив в непартийной газете «Новая жизнь» (орган Горького и Суханова) против решения ЦК, будучи его членами, нару¬шили этот железный закон большевистской дис¬циплины. Каменев 18 октября писал: «Не только я и т. Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков на¬ходят, что взять на себя инициативу вооружен¬ного восстания в настоящий момент при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до созыва съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом» («Протоколы ЦК…», стр. 116).
Это выступление вызвало у Ленина взрыв воз¬мущения. До глубины души, видимо, возмутили Ленина и выступления Каменева и Зиновьева в ЦК. Ленин писал в ЦК: «Зиновьев имеет бесстыд¬ство утверждать, что «партия не опрошена» и что такие вопросы (восстание), не решаются десятью человеками» или: «Каменев бесстыдно кричал: «ЦК провалился, ибо за неделю ничего не сдела¬но» (опровергнуть я не мог, ибо сказать, что именно сделано, нельзя)», и Ленин категорически потребовал от ЦК: «Каменев и Зиновьев выдали Родзянко и Керенскому решение ЦК своей пар¬тии о вооруженном восстании… Ответ на это мо¬жет и должен быть один: немедленное решение ЦК: …ЦК исключает обоих из партии». Ленин до¬бавляет: «Мне нелегко писать про бывших близ¬ких товарищей, но колебания здесь я считал бы преступлением… Изменником может стать лишь свой человек» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 424-426). Это письмо Ленина в ЦК, датированное 19 ок¬тября, не произвело особого впечатления не толь¬ко на Зиновьева и Каменева, но даже и на ЦК в целом. Правда, Каменев еще 16 октября (за три дня до письма Ленина) в ответ на новое решение ЦК о восстании подал заявление о выходе из ЦК, но оно еще не рассматривалось ЦК.
20 октября происходит новое заседание ЦК. Присутствуют – Троцкий, Сталин, Сокольников, Дзержинский, Урицкий, Иоффе, Свердлов, Милю¬тин, Коллонтай. Отсутствуют Ленин, Каменев, Зиновьев. Но обсуждается как раз заявление Ле¬нина о Каменеве и Зиновьеве. Вот некоторые ин¬тересные выдержки из прений:
Свердлов: «ЦК не имеет права исключать из партии… Отставка Каменева должна быть при¬нята».
Сталин: «Предложение Ленина должно быть разрешено на пленуме и предлагает в данный мо¬мент не решать».
Милютин: «Присоединяется к мнению т. Сталина, но доказывает, что вообще ничего особенного не произошло».
Троцкий: «Считает, что отставка Каменева дол¬жна быть принята».
Сталин (второй раз): «Считает, что Каменев и Зиновьев подчинятся решениям ЦК… Считает, что исключение из партии не рецепт, предлагает оставить в ЦК».
В результате прений предложение Ленина об исключении Каменева и Зиновьева из партии от¬клоняется, но отставка Каменева, как члена ЦК, принимается (за – 5, против – 3) («Протоколы ЦК…», стр. 106-107).
Однако и это решение об отставке Каменева было потом пересмотрено. На последнем заседа¬нии ЦК перед переворотом – 24 октября 1917 го¬да – Каменев принимает руководящее участие (там же, стр. 119).
Активная защита Сталиным Каменева и Зи¬новьева против Ленина выявилась не только в вы¬ступлениях Сталина на заседаниях ЦК, но и в том, что он в ЦО партии «Рабочий путь» без ве¬дома своего соредактора Сокольникова поместил, во-первых, письмо в редакцию Зиновьева, в ко¬тором Зиновьев говорит, что «действительные мои взгляды по спорному вопросу очень далеки от тех, которые оспаривает т. Ленин» и предлагал «отложить наш спор до более благоприятных об¬стоятельств» ; во-вторых, Сталин сделал к этому за¬явлению следующее явно антиленинское примеча¬ние от редакции: «Мы в свою очередь выражаем надежду, что сделанным заявлением т. Зиновьева (а также заявлением т. Каменева в Совете) воп¬рос можно считать исчерпанным. Резкость тона статьи Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками» (там же, стр. 114, 115). Когда на заседаниях ЦК от 20 октября вы¬яснилось, что Сталин действовал самочинно, а его соредактор Сокольников это действие считал ошибочным, как и Ленин, то Сталин заявил о своем выходе из редакции, но ЦК отставки его не принял (там же, стр. 108).
Газеты Петрограда полны сведений о предсто¬ящем восстании большевиков. Не только из выс¬тупления Каменева и Зиновьева, но из самих ста¬тей Ленина в «Рабочем пути» совершенно ясно видно, что восстание – дело решенное, гадают только о сроке – когда же оно назначено. Мак¬сим Горький, который так близок был к Ленину, 18 октября выступил в «Новой жизни» со стать¬ей «Нельзя молчать!». Он писал: «Всё настойчи¬вее распространяются слухи о том, что 20-го ок¬тября предстоит «выступление большевиков»». Он предупреждал против повторения «отвратитель¬ных сцен 3-5 июля» и писал: «Вспыхнут… все темные инстинкты толпы, раздраженной разрухою жизни, ложью и грязью политики – люди будут убивать друг друга, не умея уничтожить своей звериной глупости». Он предлагал ЦК большеви¬ков опровергнуть слухи о восстании, если этот ЦК не стал «орудием в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков». (Н. Суханов, «Записки о революции», кн. VII, стр. 46-47). «Обезумевшим фанатиком» Горький счи¬тал Ленина.
Между тем, политическая и особенно техничес¬кая подготовка восстания шла на всех парах. 21 октября большевики созвали собрание полковых и ротных комитетов всех частей армии и флота столицы. На собрании доклад о «текущем момен¬те» сделал Троцкий. Результат: «21 октября Пе¬тербургский гарнизон окончательно признал един¬ственной властью Совет, а непосредственным на¬чальствующим органом Военно-революционный комитет» (Суханов, там же, стр. 86). Свидетель Суханов утверждает: «Уже 21 октября Временное правительство было низвергнуто, и его не суще¬ствовало на территории столицы…» (там же, стр. 95). 22 октября Петроградский Совет докумен¬тально подтвердил, что властью в столице явля¬ется не Керенский, а Троцкий. В этот день Совет разослал по всем частям гарнизона телефонограм¬му, в которой говорилось: «Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революци¬онным комитетом, не действительны» (там же, стр. 101). Одновременно Военно-революционный комитет выпускает прокламацию и к населению Петрограда:
«В интересах защиты революции… нами назна¬чены комиссары при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. При¬казы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по ут¬верждению их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары, как представители Совета, не¬прикосновенны» (там же, стр. 109).
Это уже было начало открытого восстания, ру¬ководимого из комнаты 18 Смольного института (там помещалась большевистская фракция Совета).
Почему же в этих условиях бездействовало пра¬вительство? Может быть, надо было много сил, чтобы изолировать обитателей комнаты 18? Суха¬нов уверенно свидетельствует: «Хороший отряд в пятьсот человек был совершенно достаточен, что¬бы ликвидировать Смольный со всем его содер¬жанием» (там же, стр. 109). У Временного прави¬тельства, однако, не только не было воли к вла¬сти, но даже воли к жизни. Даже его вернейшая опора – Петропавловская крепость, – которая от¬казалась принять и признать комиссара Троцкого, после доклада Троцкого на собрании гарнизона перешла на сторону большевиков. Гарнизон Пет¬ропавловска почти единогласно принял резолю¬цию о советской власти и о своей готовности вос¬стать против правительства. В крепости было око¬ло 100 тысяч винтовок. Одной речью Троцкого большевики заполучили эти 100 тысяч винтовок. Ленин был прав. Переворот в Петрограде не толь¬ко созрел, но и перезрел.
Заседание ЦК, которое дало последние дирек¬тивы по проведению переворота, состоялось 24 ок¬тября 1917 г. На нем отсутствуют Ленин, Зи¬новьев, Сталин, но присутствуют Каменев, Дзер¬жинский, Ногин, Ломов, Милютин, Иоффе, Урицкий, Бубнов, Свердлов, Троцкий, Берзин – всего 11 членов из 24.
Протокол этого заседания начинается с указа¬ния: «т. Каменев предлагает, чтобы сегодня без особого постановления ЦК ни один член ЦК не мог уйти из Смольного. Принято» («Протоколы ЦК…», стр. 119). Таким образом, Каменев, голо¬совавший против восстания, теперь, когда решает¬ся его судьба, стал вместе с Троцким и Свердло¬вым во главе восстания. Причины неприсутствия Сталина (вероятно, в редакции ЦО) и Зиновьева неизвестны. Ленин свое неприсутствие объяснил в письме к Свердлову от 23 октября так: «На пле¬нуме мне, видно, не удастся быть, ибо меня «ло¬вят» («Октябрьское вооруженное восстание», Москва, 1957 г., стр. 66). На заседании происхо¬дит распределение членов ЦК по главным пунк¬там и объектам восстания. Назначаются: Бубнов на железные дороги, Дзержинский – на почту и телеграф, Милютин – организация продовольст¬венного дела, Свердлов – наблюдение за Времен¬ным правительством, Ломов и Ногин – связь с Москвой, Каменев и Берзин – ведение перегово¬ров с левыми эсерами. По предложению Троцко¬го, решено создать запасной штаб восстания в Петропавловской крепости (постоянную связь с крепостью должен поддерживать Свердлов). В свя¬зи с этим решено снабдить всех членов ЦК про¬пусками в крепость («Протоколы ЦК…», стр. 119-121). Имя и функция Сталина, равно как и Зи¬новьева, в Протоколе не упоминаются.
Того же 24 октября 1917 года Ленин обратил¬ся со своим последним перед переворотом пись¬мом в ЦК. В этом письме он писал:
«Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят воп¬росы, которые не совещаниями решаются, не съез¬дами (хотя бы даже съездами Советов), а исклю¬чительно народами, массой, борьбой вооружен¬ных масс… Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительст¬во… нельзя ждать!! Можно потерять всё!!.. Пра¬вительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало. Промедление в выступлении смер¬ти подобно» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 435-436).
Это письмо Ленина на заседании ЦК не обсуж¬далось. Оно, видно, опоздало, так как ЦК уже решил начать восстание, как мы уже видели вы¬ше. Ленин явился в Смольный уже в разгаре под¬готовки восстания. Официальный историк пишет: «До позднего вечера 24 октября Ленин вынуж¬ден был оставаться на конспиративной квартире. Волнуясь за исход восстания, он трижды направ¬лял Фофанову с письмами… для передачи их в ЦК… Поздним вечером пришел связной ЦК Эйно Рахья… Ленин тотчас же принял решение идти в Смольный: переменил одежду, завязав щеку плат¬ком, надел парик, старую заношенную кепку и поздно вечером покинул последнюю конспиратив¬ную квартиру» («История КПСС», там же, стр. 322).
Тем временем, по свидетельству Троцкого, Военно-революционный комитет разработал тактическую схему завоевания столицы. Он говорит: «Город разбит на боевые участки, подчиненные своим ближайшим штабам. На важнейших пунк¬тах сосредоточены бойцы Красной гвардии. Они приведены в связь с войсками по соседству, где охранные роты стоят наготове. Цели каждой от¬дельной операции и силы, необходимые для это¬го, утверждены заранее» (Троцкий, цит. пр., стр. 664).
Как прошло само восстание, рассказывает сви¬детель Суханов:
«Сопротивление не было оказано. Начиная с двух часов ночи, небольшими силами, выведен¬ными из казарм, были постепенно заняты вокза¬лы, мосты, осветительные учреждения, телеграф, телеграфное агентство. Группки юнкеров не мог¬ли и не думали сопротивляться. В общем, воен¬ные операции были похожи скорее на смену ка¬раулов в политически важных центрах города… начавшиеся решительные операции были совер¬шенно бескровны; не было зарегистрировано ни одной жертвы… Город был совершенно спокоен» (Суханов, там же, стр. 160).
Утром 25 октября Керенский уехал на Север¬ный фронт, чтобы привести в Петроград верные правительству части (большевики пишут, что Ке¬ренский бежал на машине с американским фла¬гом), но восстание развивается успешно и без со¬противления. В 2 часа 35 минут Ленин и Троцкий на экстренном заседании Петроградского Совета в Смольном торжественно объявляют о переходе власти в руки Советов в лице Военно-революционного комитета. Некоторые министры арестова¬ны, другие во главе с новым «диктатором», за¬местителем Керенского М. Н. Кишкиным засели в Зимний дворец и сопротивляются. Их защищают юнкера и женский ударный батальон. Военно-ре¬волюционный комитет предлагает им сдаться без боя, но они не сдаются. Тогда знаменитый крей¬сер «Аврора» в 9 часов 40 минут вечера делает свой символический холостой выстрел. Это при¬каз Красной гвардии штурмовать Зимний дворец. Завязался короткий бой, в результате которого Зимний дворец капитулирует. Большевистский октябрьский переворот совершился. Жертвы пере¬ворота: 6 убитых и 50 раненых («История КПСС», там же, стр. 328).
В ЦК обсуждается вопрос о составе первого со¬ветского правительства. Троцкий вспоминает: «Надо формировать правительство. Нас несколь¬ко членов ЦК».
Летучее заседание в углу комнаты. «– Как назвать? – рассуждает вслух Ленин. Только не министрами: гнусное, истрепанное наз¬вание». Троцкий предлагает министров назвать «народными комиссарами», а правительство «Со¬ветом народных комиссаров»:
«– Совет народных комиссаров? – подхваты¬вает Ленин, – это превосходно: ужасно пахнет ре¬волюцией».
Троцкий продолжает: «На другой день на засе¬дании ЦК партии Ленин предложил назначить меня председателем Совета народных комисса¬ров. Я привскочил с места с протестом – до такой степени это предложение показалось мне не¬ожиданным и неуместным.
«– Почему же? – настаивал Ленин: – вы сто¬яли во главе Петроградского Совета, который взял власть», – я предложил отвергнуть предло¬жение без прений. Так и сделали» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, Берлин, 1930, стр. 60-61).
Соответствующий протокол ЦК Сталин не раз¬решал опубликовывать, не опубликован он и до сих пор, но ЦК никогда и не опровергал выше¬приведенное утверждение Троцкого. Что Троцкий был из всех членов ЦК наиболее последователь¬ным сторонником Ленина в Октябрьской револю¬ции – это подтверждают решительно все доку¬менты эпохи. Даже Сталин писал в первую годов¬щину Октябрьской революции:
«Вся работа по практической организации вос¬стания проходила под непосредственным руко¬водством председателя Петроградского Совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революци¬онного комитета партия обязана прежде всего и, главным образом, т. Троцкому» (Л. Троцкий, там же, стр. 233).
Джон Рид в своей знаменитой книге «10 дней, которые потрясли мир» как о вождях Октября говорит только о Ленине и Троцком. Он отмечает, в полном согласии с протоколом ЦК, что с само¬го начала «из интеллигентов за восстание стояли только Ленин и Троцкий» (Джон Рид, «10 дней, которые потрясли мир», Москва, 1957, стр. 53).
В предисловии к этой книге Ленин написал, что «она дает правдивое и необыкновенно живо напи¬санное изложение событий». Все, что здесь дока¬зывается о роли Троцкого, кажется просто из¬лишним.
Но вот в 1968 году в СССР вышла книга акаде¬мика И. И. Минца в двух томах (2065 стр.!) «Ис¬тория Великого октября», где на стр. 954 о Троц¬ком сказано: «Хотя Троцкий и голосовал за ре¬золюцию о восстании, он не признавал его необ¬ходимости, практически его не готовил, никако¬го участия в разработке плана восстания не при¬нимал». Уже одна эта цитата достаточно ярко характеризует всю фальшь и историческую субъ¬ективность всей советской историографии об Ок¬тябрьской революции, главой которой является Минц.
Однако при всем сказанном, при анализе Ок¬тябрьской революции все-таки нельзя упускать из виду выдающееся значение в революции той партийной машины, которую создал!» большеви¬ки. Порою эта машина действует и без Ленина и даже через голову Ленина, не говоря уже о Троц¬ком.
25 октября (7 ноября) в 10 часов 45 минут ве¬чера открылся II съезд Советов. Открыл его член бюро ЦИК Советов меньшевик Ф. Дан (Церетели и Чхеидзе уехали отдыхать на Кавказ в самый ответственный период революции). На съезде при¬сутствуют 670 делегатов: 300 большевиков, 193 эсера (из них 169 левых), 68 меньшевиков, 14 объ¬единенных интернационалистов, 10 членов Польской партии социалистов (ППС) и Польской пар¬тии социал-демократов (ПС-Д), 49 других партий и 36 беспартийных («Второй Всероссийский съезд Советов», Гиз, 1928, стр. 170, 171; см. также Ле¬нин, Собр. соч., 3-е изд. т. XXII, стр. 574).
Избирается президиум: 14 большевиков, 7 эсе¬ров, 3 меньшевика и 1 интернационалист из груп¬пы «Новой жизни» Горького. Джон Рид пишет:
«После этого старый ЦИК покидает трибуну и его место занимают Троцкий, Каменев, Луначар¬ский, Коллонтай, Ногин… Весь зал встает, гремя рукоплесканиями. Как высоко взлетели они, эти большевики – от непризнанной и гонимой секты всего четыре месяца назад и до величайшего по¬ложения рулевых великой России» (Джон Рид, там же, стр. 91).
Каменев оглашает повестку дня: 1. Организация власти, 2. Декрет о мире, 3. Декрет о земле.
Большевистские лидеры потребовали от съезда санкции происшедшего переворота (Ленин в пер¬вый день съезда не присутствовал). В ответ на это меньшевики и эсеры (кроме левых), огласив декларацию протеста «против военного заговора и захвата власти» большевиками, ушли со съезда. Это сразу превратило большевиков из меньшин¬ства (300 из 670 делегатов) в подавляющее боль¬шинство (300 из 578). Суханов совершенно прав был, когда писал:
«Уход со съезда меньшевиков и эсеров сильно упростил и облегчил положение Ленина и Троцкого. Теперь никакая оппозиция не путалась в ногах при создании пролетарского правительства» (Суханов, там же, стр. 239).
Что это было так, показывают результаты го¬лосования по декретам: воззвание о переходе вла¬сти к Советам было принято всеми голосами про¬тив 2 при 12 воздержавшихся. Второе и последнее заседание происходило с 9 вечера 26 октября до 5 часов 15 минут утра 27 октября. На этом засе¬дании Ленин сделал два доклада – 1) о мире и 2) о земле. Был принят «декрет о мире», согласно которому новое правительство обязывалось обра¬титься ко всем воюющим народам о заключении «немедленного мира без аннексий и контрибу¬ций», для чего предлагалось объявить трехмесяч¬ное перемирие. По вопросу о земле был принят декрет, целиком переписанный из программы эсеров (переход земли без выкупа к крестьянам через местные крестьянские комитеты) (Ленин, Собр. соч., 3-е изд. т. XXII, стр. 13-23).
Суханов иронизировал: «И досталось же Лени¬ну за этот дневной грабёж. Эсеры кричали: хо¬рош марксист, травивший нас 15 лет за нашу мел¬кобуржуазность и ненаучность с высоты своего величия и осуществивший нашу программу, едва захватив власть! А Ленин огрызался: хороша пар¬тия, которую надо было прогнать от власти, что¬бы осуществить ее программу» (Суханов, там же, стр. 257).
Принимая эсеровскую программу по земельно¬му вопросу, Ленин знал, что он делал. Россия бы¬ла крестьянской страной (80% населения составляло крестьянство). Только та политическая пар¬тия имела шансы удержаться у власти, которая провозгласит именно эсеровскую программу за¬коном (большевистская аграрная программа тре¬бовала национализации земли, что и было осуще¬ствлено потом, когда власть укрепилась). Макиавеллианец до мозга костей, Ленин был убежден, что цель (власть) оправдывает средство (плагиат эсеровской программы). Впрочем, сам Ленин ссы¬лался на демократию. В докладе о земле он за¬явил:
«Здесь раздаются голоса, что сам декрет состав¬лен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но, как демо¬кратическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов (тут речь идет о наказе крестьянского съезда Советов. – А. А.), хотя бы мы с ними были не согласны» (Ленин, там же, стр. 23).
Съезд постановил также «Образовать для уп¬равления страной, впредь до созыва Учредитель¬ного собрания, временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Сове¬том народных комиссаров» (Ленин, там же, стр. 25). Слово «Временное» и ссылка на Учредитель¬ное собрание было тактической данью времени – только так могли большевики рассчитывать на утверждение своего однопартийного правительст¬ва даже II съездом Советов, где они были в боль¬шинстве. (Уже в январе 1918 г., на III съезде Со¬ветов, ссылки на «временное» и Учредительное собрание были исключены (Ленин, там же, стр. 575).
В состав правительства вошли члены ЦК боль¬шевиков – Ленин (председатель), Троцкий (народ¬ный комиссар иностранных дел), Рыков (народный комиссар по внутренним делам), Милютин (зем¬леделия), Ногин (торговли и промышленности), Ломов (юстиции), Сталин (по делам национально¬стей), бывшие члены ЦК – Шляпников (труда), Теодорович (продовольствия), Глебов-Авилов (поч¬ты и телеграфа). По делам военным и морским был создан комитет в составе трех военных ра¬ботников ЦК – Антонов-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко. Бывший межрайонец из большевиков – Луначарский – стал народным комиссаром прос¬вещ