Чеченский тайп (Мамакаев)

М.А. МАМАКАЕВ
ЧЕЧЕНСКИЙ ТАЙП (РОД) В ПЕРИОД ЕГО РАЗЛОЖЕНИЯ
Грозный, 1973 год
ВВЕДЕНИЕ
Специальных работ о чеченских тайпах, к сожалению, все еще нет. Отдельные статьи дореволюционных и советских историков, затрагивающие вопросы тайпов Чечни, на наш взгляд, страдают серьезными недостатками, главным из которых является почти полное отсутствие в них конкретных материалов, характеризующих общественный строй чеченцев того периода. В работах этих историков описаны явления надстроечного характера, а социальные мотивы, вернее подлинные причины этих явлений, остались нераскрытыми.
Таким образом, вопросы классовой борьбы внутри чеченских тайповых общин до сих пор не получили в специальной литературе должного освещения. А между тем изучение этих весьма важных вопросов поможет нам правильно понять многие стороны исторического развития чеченского народа.
Чтобы смело заглянуть в будущее, нам нужно оглянуться в прошлое. Помня, что любое новое вырастает из недр старого, мы должны нести в будущее и славные традиции прошлого, и замечательные свершения настоящего. Народ должен хранить заветы мужества и самоотречения, благородства и высокого патриотизма — заветы своих далеких предков, символически воплощенные в образах эпических поэм и сказов, в памятниках материальной культуры (поселениях, городищах, культовых объектах, могильниках). Ведь к древним могилам своих предков люди приходят, прежде всего, для того, чтобы глубже познавать историю своего народа, чтобы почтить память борцов за его лучшую долю. Без этого духовного арсенала не мыслима жизнь народа, ибо когда бы ни потребовалось объединить свои усилия против врагов и притеснителей, — народ всегда должен стать под стяги знамен и заветов, отражающих самые лучшие человеческие надежды, самые светлые идеалы.
Памятники материальной и духовной культуры вайнахов свидетельствуют о том, что происхождение чеченской тайповой организации теряется во мраке отдаленных веков. Исследуя чеченское общество XVIII и даже XVII веков, мы оперируем отнюдь не самыми ранними формами его родовых организаций, ибо к этому времени в результате взаимовлияния племен и народностей здесь произошли весьма обширные и глубокие трансформации общества.
Межплеменные войны и внутренние распри произвели такие сильные изменения в соотношении чеченских тайпов, что не представляется возможным установить их первоначальный быт и характер. Поэтому многое об образе жизни вайнахов остается еще невыясненным. И все же было бы в корне неправильным лишь на этом основании пытаться доказывать, что существование тайпа было ограничено коротким промежутком исторического времени. Ведь, в конечном счете, тайпы и тайповая организация – это порождение общественного строя, происхождение и расцвет которого значительно древнее того периода вайнахской истории, который поддается относительно полной реконструкции с точки зрения его социальных институтов.
На протяжении многих веков вайнахами почти не интересовались, и до недавних пор никто из историков не брался за глубокое изучение их экономического строя, общественно-политической и культурной жизни, за воссоздание документально-правдивой истории этого народа, с древнейших времен населяющего восточную часть Северного Кавказа. Несмотря на известные плодотворные шаги в этом направлении приходится признать, что даже вышедшие в 1967 году «Очерки истории Чечено-Ингушетии» (том I) вовсе не могут претендовать на роль сколько-нибудь исчерпывающего труда. Желание внести посильный вклад в раскрытие важных сторон истории своего народа побудило автора вновь возвратиться к давно волнующей его проблеме — проблеме генезиса чеченского тайпа.
Итак, в XVII и даже в XVIII веке у чеченцев все еще сохранились довольно ярко выраженные черты тайпового строя, но рядом с ними и вопреки им вырастали и неуклонно развивались элементы новых феодальных, а затем и капиталистических отношений. Перед лицом этого жестокого процесса старые тайповые корпорации отступали на второй план, упорно, однако, борясь за свое существование. Уже в то время внутри чеченских тайпов шла острая социальная борьба, связанная с феодализацией чеченского общества.
Следует отметить, что чеченским тайповьм общинам в упорной борьбе с феодализирующейся аристократией в какой-то мере удавалось ограничить ее жадные претензии и в значительной мере сохранить свою свободу и общинное устройство в общественной жизни. Но такое активное сопротивление отнюдь не сумело повернуть колесо истории вспять и привести общество к чему-то вроде «второго создания тайпового строя». Нет! Хотя феодализирующаяся знать и наталкивалась в Чечне на более упорное, чем у других народов, сопротивление крестьян, историческое развитие чеченского общества неуклонно шло по линии расширения феодальной земельной собственности за счет сокращения общинных земель. Это сопротивление против неумолимого социального процесса внешне поддерживалось наличием еще не распавшихся и довольно сильных принципов тайповой общины. Но все же, хотя каждый чеченец и мог гордо заявить: «Со оьзда нохчо ву» («я свободный че-ченец»), уже далеко не каждый из них был в подлинном смысле этого слова свободным.
Таково было фактическое положение вещей, несмотря на то, что в силу отсутствия у чеченцев сложившихся форм государственности, наличия еще довольно прочного правового института тайпизма и постоянной межтайповой борьбы, новая феодальная знать не смогла закрепить свои сословные привилегии как исключительное право на владение землей и людьми.
Не следует рассматривать это обстоятельство как необычный казус, свойственный только истории чеченского общества. Карл Маркс подчеркивает, что при единстве и общности законов развития общества не исключено многообразие форм его конкретно-исторического развития. «Один и тот же экономический базис,  пишет Маркс,  один и тот же со стороны главных условий  благодаря бесконечно различным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т.д.  может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирических данных обстоятельств».
Уже в XVI—XVII веках, судя по историческим, фольклорным и археологическим источникам, чеченский тайл перестал быть той «чудесной организацией», где все были равны, где всякие опоры и недоразумения разрешались тем коллективом, которого они касались, — всем тайпом или же избранным им советом старейшин. И общинное землевладение являлось лишь юридической фикцией, маскировавшей фактически существовавшую частную (и зачастую феодальную) собственность.
«В Чечне право собственности на занятия по праву первого займища земли… установлено и развито с незапамятных времен, — пишет историк Н. Иваненков. — Безземельный класс в обществах очень недоволен положением, занятым имущим классом. — Я задавал вопросы, с какого времени свободное занятие земли стало считаться предосудительным и называться «самовольным захватом», нарушающим общие интересы? На это получал ответы: «давно», «не знаем», «до Шамиля» и тому подобное».
Таким образом, процесс феодализации в чеченском обществе шел довольно медленно и крайне неравномерно. На плоскости, да и в горах Чечни, где жили крупные тайпы и союзы тайпов — тукхумы, были все условия для значительного обогащения тейповой верхушки, находившейся на грани превращения в феодальную знать и уже переступавшей в ряде случаев эту грань. Во всяком случае песни, сказания и легенды самих чеченцев, а также исторические документы, дошедшие до нас, содержат много сведений о богатых князьях (эли) и бесправных рабах (лай), о простом народе, зависимом от всесильных властителей. 3начит, заблуждаются историки, которые, ссылаясь на то обстоятельство, что в Чечне даже в XIX веке не было юридически оформившейся феодальной аристократии, пытаются убедить нас в том, что чеченские тайповые общины того периода были «свободными демократическими республиками».
1. ЧЕЧЕНСКАЯ СЕМЬЯ (ДОЬЗАЛ)
Идея семьи почти у всех народов мира развивалась, проходя ряд последовательных стадий, причем моногамная семья была последней формой в этой цепи. По-этому в далекие доисторические времена, вероятно, и у чеченцев существовала иная форма семьи, но с момента их датированной истории у них существует единобрачие — моногамная семья, возникшая в эпоху цивилизации, основанная на господстве мужа и созданная с определенно выраженной целью рождения детей, происхождение которых от конкретного мужчины (отца) не подлежит сомнению. Следует отметить, что такой брак, являясь единобрачием для женщин, для мужчин оставлял неписанное право пользоваться многоженством.
«Моногамия, — пишет Ф. Энгельс, — возникла вследствие сосредоточения больших богатств в одних руках,— притом в руках мужчины, — и из потребности передать эти богатства по наследству детям именно этого мужчины, а не другого. Для этого была нужна моногамия жены, а не мужа, так что эта моногамия жены отнюдь не препятствовала явной или тайпой полигамии мужа».
Любой чеченец, достигший брачного возраста, его жена, которая торжественно, с соответствующими гражданскими и религиозными обрядами вверялась ему для совместной жизни, их сыновья и дочери, а также дети от сыновей представляли семью (доьзал) в прямом смысле этого слова. Имуществом этой семьи мог распоряжаться только глава семьи — отец. Дети дочери, рожденные от законного брака, принадлежали другой семье — семье ее мужа.
Таким образом, женщина после замужества становилась членом общины мужа, но по-прежнему оставалась членом своего тайпа и, в частности, продолжала носить свое тайповое имя. И в этом случае уникальная группа членов данного тайпа состояла лишь из совокупности отцелинейных родственников, из которой исключались все жены, пришедшие к ним из других тайпов. Это была семья, состоящая из трех-четырех поколений, насчитывающая, как правило, десятки членов разных возрастов и профессий, объединенных общим хозяйством, и подчиняющаяся деспотическому управлению своего главы. Прошлое в этой семье безраздельно властвовало над настоящим, старое над новым, консерватизм над прогрессом. Но власть главы в такой семье уже в это время была безгранична лишь только юридически. На практике она ограничивалась обычаем, традицией, концентрированным опытом прежних поколений, рамками той социальной и правовой (внутрисемейной) программы, которую диктовала этой семье жизнь прошлых веков. Такая патриархальная семья из поколения в поколение вместе пахала землю, убирала урожай, пасла скот, занималась охотой, совершала товарообмен со своими соседями, все беды и радости свои делила под одной крышей.
Эта семья жила под властью деспота (старейшины), олицетворения обычая, заранее программирующего поведение и роль каждого из ее членов. И член семьи выступал здесь вовсе не как личность, самостоятельно вырабатывающая свою жизненную программу, а как винтик данной семейной машины.
Такая семья и являлась основой чеченской общины нового времени. Об этом свидетельствует и историк М. Косвен, на основе исследования разнообразного материала пришедший к выводу, что одной из основных ячеек чеченского общества в эпоху башен и замков была патронимия (небольшая группа близкородственных малых семей). Но касаясь различных обозначений патронимии у народов Кавказа М. Косвен утверждает, что термин «тайп» для обозначения патронимии применяется, в частности, у чеченцев и ингушей. В представлении чеченцев тайп никогда не рисовался как малая группа людей. Поэтому нам кажется, что слово «тайп» никак не может быть употреблено для обозначения патронимии — небольшой группы близкородственных семей.
Чеченский тайп XVII века состоял из нескольких сыновьих групп — гаров (ветвей тайпа), которые, в отличие от тайпа, могли назвать имя своего реального предка и в свою очередь делились на более мелкие группы: некъий, цIа и доьзал. Поэтому для обозначения патронимии у чеченцев, скорее всего, может быть употреблен другой термин, а именно, «гар» — следующая ступень после тайпа, обозначающая небольшую группу близкородственных семей по отцовской линии.
Собственный очаг (цIа), крепкое и здоровое потомство, процветание традиционного хозяйства были для чеченца целью и сутью его жизни. Смерть не считалась злом, так как она неизбежна и послана «самим верховным богом» (дела). Но когда семье или тайпу грозило полное вымирание, то это считалось страшным бедствием для всей общины, поэтому она открывала свободный путь для усыновления чужих детей, которые отныне вступали в одинаковые законные права со всеми остальными членами данного тайпа.
Во главе патриархальной семьи мог стоять только муж, хотя жена в приобретении имущества была не менее правоспособна и дочь наследовала равную долю с братом, а мать — наравне с детьми. И не следует тут путать ранние правовые отношения с теми, которые появились с установлением гражданско-религиозного права мусульман — шариата в чеченском обществе, когда при разделе состояния главы дома сын получает полную долю, дочь — полдоли, а жена — одну восьмую.
Однако замужняя женщина и в условиях родового строя теряла в какой-то мере свои агнатические права. Надо полагать, что и в этом случае преследовалась цель воспрепятствовать переходу имущества путем брака из одного рода в другой, из рода, которому женщина принадлежала по рождению, в род ее мужа.
Женщина, как мы уже указывали, всегда принадлежала главе семьи, а не общине. В семье были беспрекословно подчинены: дочь отцу, жена мужу, потерявшая отца незамужняя женщина ближайшему родственнику по отцу; ему, а не общине она в соответствующих случаях была подсудна, и он мог распоряжаться ею со всей строгостью нравственных устоев рода. В родовом обществе женщины нередко становятся и предметом меновых сделок и грабежа: их похищают из родительского дома, захватывают в плен как военную добычу. Так постепенно устанавливаются новые формы брака: путем похищения невесты, путем купли ее и путем соглашения. Все эти три формы брака, возникшие в глубокой древности, в какой-то мере сохранялись в чеченском быту до недавного времени. И только в наши дни, в связи с коренными изменениями традиционных семейно-брачных отношений, они утрачены окончательно.
В доме чеченца жена была полновластной хозяйкой. Свободная от тяжелых и опасных работ, она всецело посвящала себя семье, воспитанию детей, прялка и швейная игла для нее были то же самое, что для мужа — топор и плуг.
«Одним из самых нелепых представлений, — писал Ф. Энгельс, — унаследованных нами от эпохи просвещения XVIII века, является мнение, будто бы в начале развития общества женщина была рабыней мужчины… Народы, у которых женщины должны работать гораздо больше, чем им полагается по нашим представлениям, часто питают к женщинам гораздо больше подлинного уважения, чем наши европейцы». Здесь уместно напомнить и слова выдающегося грузинского писателя XIX века А. Казбеги, хорошо знавшего обычаи и нравы чеченцев. «Чеченская женщина, — писал он, — свободнее всех женщин и потому честнее всех. Никогда не допустит она никакой непристойности, хотя имеет право свободно общаться с мужчинами».
Единство чеченской семьи было настолько сильным и нерушимым, что даже смерть главы последней не могла расчленить ее. Но так как по чеченским обычаям древности женщине не разрешалось управлять семьей, то власть над семьей умершего, в том числе и над женой умершего, передавали опекуну (верасу) из числа ближайших родственников умершего.
По обычному праву чеченцев жена всегда могла уйти от мужа, урегулировав при этом свои материальные взаимоотношения с ним, то есть уплатив плату (яшацалла) за оскорбление его достоинства своим уходом. При этом приданное жене возвращалось. Но яшацалла платил и муж, если он, без всяких на то оснований, разводился с женой.
Мы не знаем подробности того, как и когда пал у дальних предков вайнахов матриархат и существовал ли он вообще. Но анализ некоторых слов говорит нам о многом. Так, например, обращаясь к хозяйке дома, чеченцы до сих пор говорят: цIенана (хозяйка огня), но никогда не говорили и не говорят, например, цIенда (хозяин огня). Позже, вероятно с появлением жилища, выработались уже другие термины: цIа (дом), цIиннана (домохозяйка) и цIинада (домохозяин). Этот, казалось бы, незначительный штрих несомненно говорит о том, что когда-то в чеченском обществе преимущество было на стороне женщин. В связи с этим весьма важно отметить и такую деталь, что по обычному праву чеченцев за убийство женщины полагалось две крови, и за оскорбление ее также платили вдвойне.
Глубокоуважаемой и мудрой гражданкой страны, а нередко и храбрым воином предстает перед нами чеченская женщина во многих сказах и поэмах, которые сохранились в памяти народа. В них мы встречаем образ гордой и требовательной девы, умеющей постоять за себя и заставляющей уважать себя. И что это, как не отголосок ее некогда первостепенной роли в обществе?
Брак у чеченцев, как правило, заключался после предварительного знакомства молодых людей. Встречались они на белхи (помощь), на свадьбах и вечеринках или устраивали свидания, обычно в доме ближайшего родственника девушки. Случаев обручения с детства у чеченцев почти не было.
Существовал обычай кражи невесты. Порой она совершалась с согласия самой девушки, но нередко это было вопреки ее воле, что являлось грубейшим насилием над свободой последней со стороны незнакомого и нелюбимого ею человека.
В домашних делах чеченка была полновластной хозяйкой, и мужу не положено было вмешиваться в ее дела. Следует отметить, что униженное положение женщины в чеченской семье было освещено и закреплено с принятием чеченцами мусульманской религии.
Строго чеченец должен был соблюдать нравственные обязанности по отношению к своим детям. Если отец относился к ним небрежно, причинял им зло или в ущерб им расточал свое имущество, то это становилось предметом всеобщего осуждения, рассматривалось как позор. Однако юридически семья беспрекословно руководилась и направлялась единой волей отца. Перед ним бесправны были все: и жена, и остальные члены семьи. Глава семьи не только держал в строжайшем повиновении своих домашних, но ему же принадлежало право по своему усмотрению наказывать их телесно и даже лишать жизни.
Сын, достигший совершеннолетия, мог обзавестись своим отдельным хозяйством, семьей или, как говорят чеченцы, беввала (отделиться), но все нажитое трудом членов этой семьи или полученное в дар со стороны юридически принадлежало отцу, и пока тот был жив, сыну не давалось права распоряжаться ни своим имуществом, ни членами семьи своего дома без ведома и благословения отца.
Таким образом, право собственности давало отцу и мужу неограниченную власть в чеченской семье. Жена и дети в доме хотя и были правоспособными как граждане, но их права не действовали, так как были узурпированы абсолютным единоначалием отца и мужа. Эта семья уже содержала в себе «в миниатюре все те антаганизмы, которые позднее широко развились в обществе и в его государстве».
Но уже с конца прошлого столетия и эта патриархальная семья в Чечне начала медленно и неуклонно разлагаться, а революция 1917 года «взорвала» ее окончательно.
2. ЧЕЧЕНСКИЙ ТАЙП (РОД)
Исследованные нами различные источники свидетельствуют, что в XVI—XVII вв. в Чечне сложились девять тукхумов: Аьккхий, Мальхий, Нохчмахкахой, TIep-лой, ЧIаьнтий, ЧIвбарлой, Шарой, Шуотой и Эрштхой.
Чеченский тукхум — это своего рода военно-экономический союз определенной группы тайпов, не связанных между собой кровным родством, но объединившихся в более высокую ассоциацию для совместного решения общих задач защиты от нападения противника и экономического обмена. Тукхум занимал определенную территорию, которая состояла из фактически заселенной им местности, а также окружающего района, где тайпы, входившие в тукхум, занимались охотой, скотоводством и земледелием. Каждый тукхум говорил на определенном диалекте одного и того же вайнахского языка. Так, например, если чеберлоевцам свойственно аканье (аса алу, аса малу, ас дау), то аккинцев можно считать окающими (ас олу, ас молу, ас доу) и т. д.
Некоторые современные историки считают, что между тукхумом и тайпом, взятыми в их исторической динамике, нет никакой разницы, кроме количественной. Как тукхум, так и тайп могут в определенной последовательности выполнять функции и рода, и фратрии, то есть союза родов.
Хотя тукхум и означает в переводе семя, яйцо, говоря о его внутренней структуре необходимо подчеркнуть, что эта организация, в представлении чеченцев, никогда не рисовалась как группа кровно-родственных семей, а представляет собой союз родов, объединившихся во фратрию по своему территориальному и диалектологическому единству.
«Как свидетельствуют публикуемые нами документы, — пишет Хаджи-Мурат Хашаев, — в дагестанский тукхум могли входить не только родственники, но и лица, происходящие из других тукхумов… Тукхум XIX века не знает ни общности производства, ни общности потребления».
Развивая эту мысль, историк Х.-М. Хашаев заявляет, что «названия тукхумов могли происходить и от местности их местожительства, что между членами тукхума не было экономического и политического равенства». Следует отметить, что закон кровной мести был обязательным внутри чеченского тукхума, и варандоевец, убивший, например, вашандароевца — члена своего тукхума Шуотой, не мог рассчитывать на пощаду со стороны варандоевцев. Брак между членами чеченского тукхума также не воспрещался, что говорит об отсутствии среди членов тукхума кровного родства.
Чеченский тукхум, в отличие от рода, не имел официального главы, равно как и своего военачальника (бячча). Отсюда видно, что тукхум был не столько органом управления, сколько общественной организацией, тогда как тайп был необходимой и логической стадией прогресса в развитии идеи управления. Но возникновение союза тайпов (тукхумов) представляло собой также несомненный прогресс, происходящий на одной и той же территории как неуклонный процесс к возникновению нации, хотя тенденция к локальному разделению по родам и продолжала существовать.
Совещательным органом тукхума был совет старейшин, который состоял из представителей всех тайпов, входивших в данный тукхум на равных по положению и почету правах. Тукхумный совет созывался в случае необходимости, для решения межтайповых споров и разногласий, для защиты интересов как отдельных тайпов, так и всего тукхума. Затем следовал совет страны (мешан кхел), в котором вместе с родовой знатью тон задавали служители божеств — жрецы. «Не случайно те места, где собирались советы, — пишет историк В. Виноградов, — немедленно освящались и религиозными символами. Так, один из самых влиятельных мехкан кхелов функционировал в Ичкерии на священной горе Кхеташкорта, вблизи крупного селения Центорой, в самом названии которого отразился стародавний культ почитания огня (цIe)»1.
На этом совете обсуждались также отдельные положения, обычаи различных провинций, и в зависимости от их экономической и правовой целесообразности, они здесь же обобщались и получали санкцию всенародной власти.
Тукхумный совет имел право объявлять войну и заключать мир, вести переговоры с помощью своих и чужих послов, заключать союзы и порывать их.
Вот почему еще надо полагать, что понятия тукхум и тайп далеко не идентичны. Так, «94-х летний старик Эгиш из Бавлоя указывал на два основных различия между этими терминами: тайп, заявляя о своем единстве, ссылается на своего, пусть и мифического, но единого предка и на кровнородственное, экзогамное единство членов своей общины, тогда как тукхум говорит лишь о единстве территориальном и языкового диалекта». Следовательно, тукхум, как показывает и сам термин, не кровнородственный союз, а всего-навсего братство и представляет собой естественное образование, выросшее из родовой организации. Это союз или ассоциация нескольких тайпов одного и того же племени, сложившаяся для определенных целей. Но в Чечне есть и союзы кровнородственных родов, образовавшиеся путем сегментации одного начального рода, как например чантийцы или терлоевцы. В состав терлоевцев входят такие кровнородственные группы, именующие себя тарами, а иногда и родами, как Боьшни, БIавлой, Жерахой, Кхенахой, МацIархой, НикIарой, Оьшний, Санахой, Шуьндий, Элтпхьархой и д-р.
Из ста тридцати пяти тайпов, составлявших чеченское общество в середине XIX века, три четверти были объединены в девяти фратриях (союзах) следующим образом.
В тукхум Аьккхий входили такие тайпы, как Барчахой, Жевой, ЗIогой, Ноккхой, Пхьарчой, Пхьарчахой и Ваьппий, занимавшие в основном район восточной Чечни на границе с Дагестаном. В Маьлхи входили: БIаьстий, БIенастхой, Италчхой, Камалхой, Кхо-ратхой, КIеганхой, Меший, Саканхой, Тератхой, ЧIар-хой, Эрхой и Iамхой, занимавшие юго-западный район Чечни на границе с Хевсуретией и Ингушетией. ВНохчмахкхой объединялись такие крупные тайпы, как БелгIатой, Беной, Билтой, Гендаргеной, ГIордалой, Гуной, Зандакъой, ИхIирхой, Ишхой, Куршалой, Сесан-хой, Чермой, ЦIентарой, Чартой, ЭгIашбатой, Энакхаллой, Энганой, Шуоной, Ялхой и Iалирой, занимавшие в основном восточные и северо-восточные, а частично и центральные районы Чечни. В ЧIебарлой входили: ДIай, Макажой, Садой, Сандахой, Сиккхой и Сирхой. В Шарой входили: Кинхой, Ритахой, Хихой, Хой, Хьакмадой и Шикъарой. Тайпы, входившие как в ЧIебарлой, так и в Шарой, занимали юго-восточный район Чечни по реке Шара-Аргун. В Шуотой вошли: Варандой, Вашандарой, ГIаттой, Келой, Маршой, Нижалой, Нихалой, Пхьамтой, Саьттой и Хьаккой, занимавшие центральную Чечню в долине реки Чанты-Аргун. В Эрштхой вошли тайпы: Галой, ГIандалой, Парчой, Мерзкой, Мужахой и ЦIечой, жившие на западе Чечни, в долине реки Нижнего Мартана (Фортанги). А все остальные тайпы чеченцев в этом районе объединялись в кровно-родственные союзы. Так, например, Борзой, БугIарой, Хилдехьарой, Доьрахой, Кхуокхадой, Хьачарой и Тумсой, жившие в верховье реки Чанти-Аргуна, объединялись в союз ЧIаьнтий, а такие, как Никъарой, Оьшний, Шуьндий, Элтпхьархой и другие входили в ТIерлой. Были в Чечне и такие тайпы, которые не входили в тукхумы и жили самостоятельно. Такие, например, как Зурзакъхой, МIайстой, Пешхой, Садой и др.
Дела тукхума, как мы уже писали, решались советом старейшин, созываемым им по мере надобности. Но тукхум как орган не имел каких-либо функций управления, принадлежавших тайпу, хотя он и был облечен в общей социальной системе определенными полезными полномочиями в связи с необходимостью какой-либо организации, большей, чем тайп.
Таким образом, договорившись между собой разрешать мирным путем взаимные споры и помогать друг другу в обороне и нападении на противника, тайпы объединялись в тукхумы, прежде всего, по территориальным признакам. Так, например, нохчмахкхойцы занимали территорию восточной Чечни (Бена, Сесана, Шела, Гуьмси и частично Ведено). Надо полагать, что нохчмахкхойцы, составившие основное ядро чеченцев, первыми поселились и в районах Аксая, Мичига и вдоль реки Терека.
Характерно отметить здесь и такую деталь, что нохчмахкхойцы своей древней родиной считают Ношхой (местечко в районе Галанчожа), хотя с незапамятных времен и живут на территории своего нынешнего поселения.
Отдельные тайпы из этого тукхума, например, Беной и ЦIентарой, настолько сильно увеличились, что давно уже забыли о своем первоначальном кровном родстве. Брак между беноевцами и центароевцами давно стал обычным явлением. Выйдя за пределы своей древней земли, представители этих тайпов уже с XVI века стали расселяться по другим районам современной Чечни. Трудно найти в наше время населенный пункт, где бы не было представителя, например, беноевцев.
Таким образом, по мере своего увеличения тот или иной тайп в свою очередь расчленялся на несколько родов, и гары прежнего рода в этом случае становились самостоятельными родами, а первоначальный род продолжал существовать уже как тукхум — союз родов. Мы уже писали о таком тукхуме ЧIаьнтий. Есть в Чечне и такие тайпы, которые в силу тех или иных исторических обстоятельств не входили ни в какие тукхумы, жили и развевались самостоятельно. Эти тайпы образовались как из аборигенов данного края, так и из прибывших лиц. Поэтому следует считать тайп той основной ячейкой, откуда любой чеченец исчисляет свои первоначальные кровнородственные отношения и связи по отцовской линии.
Когда чеченцы хотят подчеркнуть отсутствие родства у какого-нибудь человека, то обычно говорят: «Цу стеган тайпа а тукхам, а дац» — (у этого человека нет ни рода, ни племени).
Итак, что же такое чеченский тайп и какие общественно-экономические принципы устанавливает правовой институт тайпизма?
В своей известной работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов» В.И. Ленин, сокрушительно опровергая мелкобуржуазного идеолога Михайловского, дает следующую классическую характеристику сущности родовой организации: «Но вот в Америке богатый материал, собранный Морганом, дает ему возможяость проанализировать сущность гентильной (родовой. — М.М.) организации, и он сделал тот вывод, что объяснения ее надо искать не в идеологических отношениях (например, правовых или религиозных), а в материальных». Именно на основе этих материальных отношений людей возникли и разливались правовые, религиозные и другие отношения родового строя в Чечне со всеми их характерными особенностями.
Знаменитый американский исследователь первобытного строя, посвятивший себя изучению обычаев и нравов древних индейцев, Л. Морган в своей работе «Ancient Society», служившей основным источником для известной работы Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», дает следующее описание родового строя у индейцев: «Все его (рода — М. М.) члены — свободные люди, обязанные защищать свободу друг друга; они обладают равными личными правами, — ни сахемы, ни военные вожди не претендуют ни на какие преимущества; они составляют братство, связанное кровными узами. Свобода, равенство, братство, хотя это никогда не было сформулировано, были основными принципами рода, а род, в свою очередь, был единицей целой общественной системы, основой организованного индейского общества».
Чеченский тайп — это тоже группа людей или семейств, выросших на основе примитивных производственных отношений. Члены его, пользуясь одинаковыми личными правами, связаны между собой кровным родством по отцовской линии. Свобода, равенство и братство, хотя никем и не были сформулированы, здесь также составляли главное начало тайпа — этой основы всей организации чеченского общества. Но чеченский тайп рассматриваемого нами периода (после XVI века) отнюдь не был уже архаическим родом, каким он был у ирокезов. Нет! Тайповый строй чеченцев этого периода является уже продуктом собственного заката, проявлением его потенциальных внутренних противоре-чий, разложения до сих пор казавшихся незыблемыми форм, вытекавших из первоначальных правовых принципов тайпизма, которые раньше цементировали тайповый строй и искусственно удерживали его разложение. Эти старые формы и тайповые принципы уже вступили в противоречие с теми социально-имущественными сдвигами, которые с каждым днем возрастали внутри отдельных тайповых ячеек. Юридическая оболочка тайповых корпораций уже не соответствовала имущественной структуре общества.
Однако была очень важная причина внешнего характера, которая сохраняла в силе «старое право» и «гормонировала» с происшедшими новыми сдвигами, а именно: малочисленные чеченские тайпы жили в это время в окружении более сильных соседей (грузин, кабардинцев, кумыков и других), феодальная знать которых постоянно так или иначе посягала на их вольность. Эти внешние условия и отсутствие у чеченцев сложившихся форм государственности сильно повлияли на сплочение тайпов, и эта сплоченность перед лицом внешней опасности придавала вид (конечно, только вид) равенства, братства, защиты интересов друг друга.
Итак, тайп в понятии чеченцев — патриархальная, экзогамная группа людей, происходящих от одного общего предка. Известны четыре термина, служивших для обозначения боковых ветвей, сегментировавшихся от тайпа, и употребляющихся у чеченцев с незапамятных времен для обозначения крупных родственных групп, которые представляют собой определенное общественное, территориальное и, прежде всего, кровнородственное единство: ваьр, гар, некъий и цIа. Только первый из них — ваьр, многозначен и наряду с остальными терминами обозначает кровнородственную группу людей, причем более точно определяет понятие род — тайп.
Основные коренные чеченские тайпы следующие: Айткхалой, Ачалой, Барчахой, Белхой, БелгIатой, Беной, Бецахой, Билтой, Бигахой, БугIapой, Варандой, Вашан-дарой, Ваыппий, Галой, ГIандалой, ГIарчой, ГIаттой, Гендаргеной, Гилой, ГIой, ГIордалой, Даттахой, ДIай, Дишний, Доьрахой, Ж’евой, Зандакъой, ЗIогой, Зумсой (он же БугIарой), Зурзакъой, Зюрхой, Ишхой, ИхIирхой, Италчхой, Камалхой, Keй, Келой, Кулой, Курша-лой, Кушбухой — (он же Iалирой), Кхартой, КIеганхой, Лашкарой, Макажой, Маршалой, Мержой, Мерлой, Мазархой, МIайстой, Мужахой, Мулкъой, Нашхой, Нижалой, НикIарой, Нихалой, Ноккхой, Пешхой, Пхьам-той, Пхьарчой, Ригахой, Садой, Сахьандой, Сярбалой, Саьттой, Сесанхой, Сиркхой, Оьшний, Tyмсой, Терта-хой, Тулкхой, Туркой, Харачой, Херсаной, Хилдехьар-хой, Хой, Хуландой, Хурхой, Хьаккой (он же ЦIоган-хой), Хьакмадой, Хьачарой, Химой, Хихой, Хьуркой, Цацанхой, ЦIентарой, ЦIечой, Чартой, Чархой, Чермой, ЧIархой, ЧIинхой, Чунгарой. Шарой, Шикъарой, Ширдой, Шуоной, Шпирдой, Шуьндий, ЭгIашбатой, Элстанжхой, Эяакхаллой, Энганой, Эрсаной, Эрхой, Ялха-рой, Ялхой, Iалирой, Iамахой и др.
Тайпов в Чечне в исследуемый нами период с относительной точностью насчитывается более ста тридцати пяти. Из них более двадцати не коренные, а образовавшиеся от представителей других народов, но уже давно прочно вошедшие в состав чеченского общества, ассимилировавшиеся в разное время и при различных условиях: одни из них шли в страну вайнахов сами, в поисках удобных земель, а других приводили сюда сложившиеся исторические обстоятельства, и они были вынуждены перенять чужой для них язык, чужие обычаи и верования. Разумеется, эти люди не имели здесь ни тайповых гор, ни общинных земель, ни каменных склепов (солнечных могил) для похорон своих умерших сородичей. Но по примеру аборигентов этого края они сплотились в кровные родства, оказывали помощь членам своей общины, объявляли кровную месть за убийство своего сородича, придерживались и других об-щественно-обязательных принципов правового института тайпизма. Это обстоятельство для нас интересно еще и тем, что оно решительно отвергает «теорию» абсолютно чистого этнического происхождения вайнахов, в частности, чеченцев.
Следует отметить, что происходил и обратный процесс. Так, например, известно, что такие довольно крупные ингушские фамилии, как Ахриевы, Льяновы и Боровы происходят из чеченского рода дышнинцев, Дарцыговы, Бузуртановы (Насыркортовские) и Хаутиевы — из терлоевцев и т. д.
Поскольку каждая семья, входившая в состав тайпа, могла дать начало новому тайпу в процессе сегментации семей, возникла сложная структура с множеством различных радиусов, но с единым центром. Следовательно, чеченский тайп XVII века состоял из нескольких сыновьих групп, которые в свою очередь делились на более мелкие группы. Другими словами, тайп представлял собой уже совокупность родственных групп, происходящих от одного общего предка и соподчиненных между собой в соответствии с делением на прямую и боковые линии родства.
Такой принцип первородства в наследовании статуса внутри тайпа делал эту организацию похожей на дерево, ствол которого, разрастаясь, непрерывно ветвится. И этот процесс разрастания кровнородственных связей дает в чеченском тайпе линии наследования на протяжении тридцати и более поколений. При этом только один (старший) сын сохранял за собою право дальнейшего наследования этой гентильной организации. Младшие сыновья, давая каждый свое ответвление, вскоре теряли следы в этом генеалогическом процессе. В противном случае непрерывное ответвление боковых линий должно было привести к возникновению новых групп кровнородственных семей со своими наименованиями.
Сказанное можно проиллюстрировать на примере ГIуминекъий из тайпа Садой.
Как видно из приведенной схемы, представители прямой линии родства наследуют место своего родоначальника, тогда как младшие сыновья, отделившись, основывают свои собственные линии, вскоре выпадающие из поля зрения. В случае смерти старшего (не семейного сына), эту линию наследует следующий по возрасту. Но имя некъий не меняется.
В отличие от тайпа, имя предка которого окутано легендами древности, некъий или гар всегда может назвать своего реального предка. Само слово «гар» — ветвь, начало, плод — вызывает вопрос: от кого, из какого? И в данном случае называют личное имя своего отдаленного предка, которое могли взять себе в качестве наследственного наименования потомки того или иного гара. Укажем на некоторые из них: Акх-Темаркъин гар. Акх-Темаркъа был отцом Астемира, а Астемир — семнадцатый предок ныне здравствующего Мутуша Сулейманова из селения Алхазурово Урус-Мартановского района (см. приложение № 5).
Кровнородственные группы некъий и гар ничем, кроме как возрастом, не отличаются от тайпа как по структуре, так и в функциональном отношении, и представляют собой организацию патронимического типа. Только в гaрe и некъий, как мы уже отмечали, линия отсчета ведется не от мифического предка, как в тайпе, а от реального — отца этой большой Патронимической семьи рода.
Чеченский гар так же, как и некъий, — группа семей, больших или меньших, образовавшаяся в результате разрастания и сегментации патриархально-тайповой общины, сохраняющая в той или иной форме хозяйственное, общественное и идеологическое единство и носящая общее наименование, образованное от собственного имени главы разделившейся семьи.
По мере размножения тайп распадался на две или более части — гары, и каждый из этих гаров с течением времени составлял самостоятельный тайп.
Чтобы подтвердить свою принадлежность к аборигенам Чечни, каждый чеченец должен был помнить имена не менее двенадцати лиц из числа своих прямых предков. Но назвав мифическое имя своего первого предка (родоначальника тайпа) ЧIинхо или ТIерло, он невольно пропускал неизвестное множество имен последующих за ним лиц, и называл своего ближайшего реального предка, который в лучшем случае являлся главой некъий.
Это обстоятельство свидетельствует еще и о том, что чеченский тайп, возникший первоначально как кровно-родственная организация, в процессе своей эволюции прошел несколько различных этапов.
И все же многое в понимании исторической эволюции чеченского тайпа и его соотношения с другими формами социальной организации продолжает оставаться опорным.
Старейшины и вожаки чеченских тайпов не всегда обладали недоступными замками, не украшали свои выезды фамильными гербами. Они не гарцевали в сверкающих доспехах и не бились на романтических турнирах. Подражая тайповой демократии в обществе, они все еще имели вид мирных крестьян: водили по горам отары овец, пахали и сеяли сами. Но высокие понятия чести, равенства и братства между всеми членами тайповой общины пришли в новый этап тайповых отношений не в ореоле прежней чистоты и благородства, а в извращенной, модернизированной форме, порожденной наглой жестокостью и высокомерными притязаниями сильных и богатых.
Формально и теперь старейшины продолжали славить высокую честь, твердить о равенстве и братстве, а на самом деле плели грязную паутину интриг и дрязг.
В своей основной массе вайиахи очень настороженно и чутко относились ко всяким попыткам и поползновениям к зарождению феодальной власти и феодальной аристократии и общими усилиями в корне пресекали их. Об этом свидетельствуют богатейший фольклорный материал и обычай, байтал вакхар (раскулачивание), бытовавший у чеченцев и очень редко встречающийся у других народов.
И все же процесс разложения тайповой общины явственно прослеживается у чеченцев еще с позднего средневековья (XIII—XIV века). Причем этот процесс и тогда знаменует не первоначальную стадию, а уже ту ступень, которой предшествовали более ранние шаги.
Экономической основой тайпа были скотоводство, земледелие и охота. Скот являлся тем базисом, который определял специфические особенности чеченского тайпа того периода (об этом мы расскажем ниже). Поля и усадьбы также являлись важнейшей частью тайпового имущества. Земледелием чеченцы занимались с древнейших времен. Еще в начале XVII века качкалыковские чеченцы имели богатые виноградники, сеяли пшеницу, просо, ячмень, а позже стали возделывать кукурузу.
Майсты и вообще Средне-Аргунский район Чечни XVII века славились своими мудрыми лекарями, хорошо лечившими раны, делавшими ампутацию органов и даже трепанацию черепа. Майстинцам, например, еще задолго до появления русских на Кавказе, известна была прививка оспы. Они славились и как искусные строители боевых и жилых башен. И, наконец, майстинцы славились и как знатоки адата — тайпового права. Именно сюда, в Майсты, который в силу своего географического положения был защищен от всевозможных нападений врагов, съезжались старейшины тайпов на официальные совещания для обсуждения адатно-тайповых вопросов.
Чеченский историк XIX века Умалат Лаудаев пишет по этому поводу: «…старики всех окрестных фамилий стали собираться для совещания о прекращении беспорядков в стране. На совете ими определялось, какое возмездие должно последовать за различные преступления. Старики возвращались домой, объявляли фамилиям устно свои постановления и заставляли клясться свято исполнять их». Из таких определений на этих советах старейшин слагался у чеченцев адат — обычное право.
Местом, где также обсуждались вопросы общечеченского адата, была и гора Кхеташ-Корта, возле аула ЦIенторой. Но это было уже значительно позже.
3. АДАТ (IАДАТ) КАК ЮРИДИЧЕСКАЯ НОРМА ТАЙПОВОГО (РОДОВОГО) СТРОЯ
Патриархально-тайповое устройство в качестве юридической нормы предполагает адат, который несомненно проводит интересы тайпового строя. Адат — это обычное право, созданное на основе экономики и быта оседло-земледельческих и кочевых скотоводческих племен. Адат затрагивает вопросы, непосредственно соприкасающиеся с бытом. Сюда относятся вопросы уголовного порядка, семейные и наследственные.
Таким образом, тайп характеризуется правами, привилегиями и обязанностями, предоставленными и возложенными на его членов и соответствующими в совокупности правовому институту тайпизма.
Какие же общественно обязательные принципы устанавливает правовой институт чеченского тайпа для своих сородичей?
Основных общественно обязательных принципов, устанавливаемых правовым институтом тайпизма для своих сородичей и обществ, двадцать три.
1. Единство и незыблемость тайповых отношений для каждого сородича тайпа.
2. Право на общинное землевладение.
Еще в конце XVII века в горах Чечни мы находим пахотные земли, которые, как правило, находятся в общем владении всем родом. Но вскоре происходит раздел земли между отдельными семьями. И все же надо отметить, что имущественная диференциация в горной Чечне в тот период носила более глубокий характер. Об этом свидетельствуют такие факты, как наличие безземельных крестьян и кабальных форм земельной ренты, а также довольно большое количество крупного и мелкого рогатого скота в руках отдельных лиц.
3. Объявление всем тайпом кровной мести другому тайпу за убийство и общественную дискредитацию члена данного тайпа.
При убийстве кого-либо из членов тайповой общины тут же собирался совет старейшин тайпа погибшего, в котором принимали активное участие и близкие родственники последнего. Установив подробное обстоятельство и причины убийства, совет старейшин принимал решение об отомщении за убитого.
Тайп преступника также собирал свой совет старейшин, который искал способы и средства для достижения примирения с тайпом убитого. Но так как эти противоположные стороны редко уступали друг другу и долго не приходили к соглашению, то вмешивались представители нейтральных тайпов. Таким образом, собирался уже совет племени, который с учетом требований обеих сторон вырабатывал условия примирения. При этом условия бывали различные, в зависимости от положения того или другого тайпа. Так, например, за убийство члена крупного, знатного тайпа нужно было платить 63 ко-ровы. Рана, нанесенная ему огнестрельным оружием, стоила 20 коров. За попытку покушения огнестрельным оружием и осечки при этом требовалось уплатить 60 коров. Член маленького, слабого рода «стоил» третью долю, то есть 21 корову. Рана, нанесенная ему огнестрельным оружием, стоила 6 коров и т. д.
Принимались условия примирения — дело решалось. В случае же отказа примириться, обиженная сторона выбирала, кого она намерена убить. Обычно, разумеется, выбирали убийцу (куьг бехкидерг — у кого виновная рука). Против такого выбора тайп убийца не имел право возражать. Убийством этого виновника обычно заканчивалась кровная месть.
4. Безусловное запрещение брака между членами одного тайпа.
Из всех тайповых обычаев наиболее долго бытовал обычай запрещения брака внутри тайпа. В чем же причина такого запрета? «Если вступающие в брак были из одного тайпа, то у них не будет многочисленного и здорового потомства», — утверждали старейшины, чьи наблюдения и опыт свидетельствовали об отрицательном влиянии браков между близкими родственниками. А другие уверяли, что нарушение экзогамии повлечет за собой тяжкие заболевания вступивших в брак.
Запрещение браков внутри тайпа не является результатом законодательного акта. И все же чеченцы до сих пор стараются держаться этого принципа. Отдельные тайпы, ставшие на путь нарушения экзогамии, например цадахроевцы, преследовались общественным мнением всех тайпов. Почему? Да потому, что родственница по отцовской линии считается сестрой любого члена данного тайпа.
Кровнородственные связи у чеченцев развиты настолько сильно, что они тянутся, вернее не прекращаются, до седьмого-восьмого поколения.
Им — «близким» и даже «причастным» родственникам по отцовской линии — и то не давалось права ни на бракосочетание, ни на кровомщение между собой. Тогда как такие же «близкие» родственники по материнской линии имели право и на брак между собой, и на кровную месть. Хотя, надо отметить, что брак по линии матери для первого, второго и даже третьего поколения не рекомендовался.
5. Оказание отдельным членам тайпа тайповой помощи в случае бедствий или несчастий.
Несомненным пережитком или, вернее, остатком этой тайповой помощи были так называемые белхи, которые широко использовались до последних дней главным образом материально состоятельными лицами и духовенством.
6. В случае смерти члена тайпа, объявляется траур всему роду. Строгое воздержание от участия в увеселениях.
Такой траур долго длился для близких сородичей, а наиболее отдаленные снимали его через определенный промежуток времени с разрешения ближайшего родственника умершего.
7. Тайп возглавлял тайпанан хьалханча — предводитель тайпа, или, как принято говорить, тхьамада.
Предводитель (хьалханча) руководил советом старейшин и участвовал во всех делах тайпа, указывая его членам, как вести себя в тех или иных обстоятельствах. Все свои поступки и действия каждый из членов тайповой общины обязан был согласовывать с предводителем. Однако, решающую роль в управлении родом играл не предводитель, а совет старейшин рода — демократическое собрание.
8. Выбор предводителя, производившийся свободной договоренностью членов совета старейшин, который состоял из взрослых мужчин тайпа, не носил наследственного характера.
Предводитель (хьалханча) и военачальник (бячча) производились на эти должности за их личные качества — храбрость, мудрость и красноречие при решении тех или иных вопросов. При этом, если на должность предводителя предпочтение отдавалось старшему по возрасту, то на должность военачальника, как правило, выдвигался мужчина среднего и даже молодого возраста.
Строго соблюдая принцип родовой демократии, совет старейшин предохранял должность предводителя от узурпации, а военачальник пользовался своей властью только во время войны.
9. Каждый тайп имел свой совет старейшин (тайпанан кхел).
Решеиие совета старейшин было обязательным для всех членов данного тайпа. Также обязательным и беспрекословным были для каждого тайповца решения и наставления предводителя тайпа.
10. Совет старейшин избирался из числа мудрых и уважаемых людей пожилого возраста, но независимо от их имущественного ценза.
Хотя номинально должность члена совета старейшин была пожизненной, однако на практике обладание ею зависело от уровня нравственности избранного, по-скольку существовало и право его смещения.

11. Совет старейшин заседал открыто: каждый чеченец по своему желанию мог присутствовать на нем, получить слово и высказать свое мнение.
При окончательном решении вопроса на совете право голоса имели только его выборные члены.
12. Все члены совета старейшин имели равные права.
13. Тайп имел право назначать и смещать своих предводителей — (тайпанан хьалханчхой) и военачальников (бяччи).
Право назначения представителей всем собранием членов тайпа, в исследуемый нами период, было уже юридической фикцией, так как он фактически уже не избирался, а выдвигался сам в силу тех или иных выдающихся личных качеств. Как правило, это было хозяйственно-состоятельное лицо. И все же должность предводителя, как мы уже писали, никогда не была наследственной, по освобождении она занималась другим лицом из того же рода. Власть чеченского предводителя, так же как и у ирокезов, была чисто морального порядка; средствами принуждения он не располагал.
Предводитель (тхьамада) тайпа нес полную ответственность за проступки члена своего тайпа и моральную ответственность за свое неправильное решение по отношению к нему. В свою очередь члены тайпа должны были беспрекословно слушаться предводителя как блюстителя чести всего рода. Хозяйственной и правовой жизнью тайпа руководил он же, почет и уважение к нему были первым долгом для всех остальных. Заинтересованный член тайпа извещал предводителя о своем неотложном деле (раздел двора, предстоящее бракосочетание, имущественный спор и т.д.), которое не могло быть решено и главой двора. Для решения вопроса собирался совет старейшин во главе с предводителем. Его решению подчинялись все. Молодежь и женщины в решении этих вопросов не участвовали. Такое явление настолько глубоко укоренилось, что еще в первые годы Советской власти на такие собрания нередко являлись одни только старики.
14. Бесправное положение женщин при решении правовых вопросов.
Женщина лишалась права голоса при решении вопросов общественно-политической жизни тайпа.
С одной стороны, считались с высоким положением женщины в семье, с другой — она была фактически ущемлена в гражданских правах, ибо падение института родовой общины привело, прежде всего, к ущемлению ее общественно-политических прав.
В исследуемый нами период, то есть в период функционирования внутри тайпа отцовского права, хозяином положения сделался муж. Жена всецело была подчинена его неограниченной власти. Однако убийство женщины было и остается величайшим позором у чеченцев. Гражданские права женщины, за исключением права голоса, оберегались наравне с мужчиной.
Если состоялась помолвка и одна из сторон после этого отказывалась от сватовства, то платила цавашацалла — штраф в размере до 12 коров.
Если муж заставал свою жену с любовником и убивал их обоих вместе, то он за это не перед кем не отвечал; если же муж убивал жену или любовника, то он становился кровником родственников убитого и отвечал, как убийца.
За оскорбление девушки или вдовы виновный платил 7 коров; за оскорбление же замужней женщины платил 10 коров и изгонялся из общины.
Незамужнюю женщину, изобличенную в уничтожении происшедшего от незаконного брака плода, с обмазанным черной краской лицом сажали на клячу лицом к хвосту и возили по общественным местам, с криком всеобщего проклятья по ее адресу.
Как мы уже говорили выше, с замужеством женщина не выходит из своего тайпа и не теряет права на наследство от своего отца. Дети же женщины не наследуют ничего после смерти ее отца. Они всегда остаются, как мы уже писали выше, членами тайпа своего отца.
Если случалось, что чеченец убивал свою жену, и она не имела детей, то он должен был заплатить ее родственникам 85 коров. Если же убитая жена имела детей, то он платил только 12 коров. Вообще мужа — убийцу своей жены, сильно презирали.
15. Право на усыновление посторонних лиц, принятие в состав своего тайпа.
Тайп с большим торжеством принимал в свой состав постороннего человека, при этом вступающий обязан был зарезать быка для этого торжества. А поэтому таких лиц еще до сих пор называют «сту бийна хилла вежарий» (ставшие братьями, зарезав быка).
При этом принятые в тайп не принимали названия тайпа, приютившего их, и никто не принуждал их к этому. Фамилия для принятых в тайп лиц образовывалась по признакам их этнической принадлежности. Отчество этих лиц, как правило, не произносили. Так, например, Суьйлин Аба, Iаьндин Исраил, Пумкин Муса и т. д. Фамилия же у аборигенов чеченцев, как правило, образовывалась от имени ближайшего предка. Например, Пабин некъийн Оьздимаран воI Виса. Но есть случаи, когда она образовывалась и от наименования рода, например: Терлоевы, Мержоевы, Гуноевы, Дишниевы и др.
16. Переход имущества умершего к членам тайпа.
Наследство, оставленное умершим, делили между собой члены его семьи и ближайшие сородичи. Следует отметить, что наиболее ценные предметы личного потребления (воинские доспехи и прочее) погребались вместе с телом умершего собственника. Право, по которому имущество должно оставаться в роде и делиться между родичами умершего собственника, у чеченцев сохранялось долгое время.
17. Каждый тайп имел свое определенное имя, полученное им от своего предполагаемого родоначальника и принадлежавшее исключительно ему одному.
18. Тайп занимал особую территорию и имел свою тайповую гору. Так, например, ДIайн лам, Дишнийн лам, Тумсойн лам, Бенойн лам и т. д. (Лам — по-чеченски «гора»).
19. Тайпу принадлежала и тайповая башня, возведенная его родоначальником.
При отсутствии такой башни, тайп не имел права считать себя аборигеном — коренным жителем страны вайнахов. Так, по крайней мере, гласит обычное право чеченцев. Однако надо полагать, что эти башни принадлежали не всему роду, а скорее всего предводителю рода, ибо при внимательном изучении этих строений обнаруживается стремление сословной верхушки территориально обособиться от рядовых поселенцев. «В башне нет ни одной конструкторской детали, операясь на которую можно было бы считать ее общинной, родовой, — пишет археолог С. Умаров. — Она, как правило, примыкает к жилой башне, чаще всего выстроенной в стратегически важном месте и обнесенной каменной стеной или рвом».
В своей работе «Этнография и история Кавказа» М. Косвен приходит к выводу, что «в тех местах Кавказа, где существовали боевые башни, они принадлежали именно патронимии, так что каждая патронимия имела свою башню; и в селении было столько башен, сколько патронимии». Но и в этом случае фактическим владельцем боевой башни, в исследуемый нами период, был глава этой небольшой группы кровнородственных семей — тара, а не вся патронимия.
Здесь важно отметить и то, что почти все эти жилые и боевые башни сохранили имена своих первоначальных владельцев. Так, например: Унтин-гIала, Дугалин-гIaла, Алдам-ГIезин-гIала, Зайтан-гIала и т.д. Характерно и то, что многие владельцы этих башен в народных преданиях наделены ненавистью и презрением. Так, например, князь Сепа — владелец башни ЦIой-Пхьеда, пользовавшийся правом первой ночи с каждой невестой, был убит сыном бедной вдовы, князь Муцал — владелец другой башни, принуждавший цойпхединцев содержать его скот, так же не ушел от народной мести.
«К концу XVII века, когда уже в основном был завершен процесс захвата всех основных пастбищных земель вайнахской верхушкой, усилилась эксплуатация безземельных общинников со стороны феодальной знати, укрепившейся в мощных замках. При этом местные феодалы любой ценой находили поддержку и покровительство у более могущественных владетелей из соседних стран».
Эти факты нашли свое широкое отражение в исторических преданиях и песнях вайнахов, так бережно сохранившихся в народной памяти, как неопровержимое свидетельство его мудрости и духовного величия. Так, например, известно, что когда восставшими крестьянами был убит князь Ханмед из Зингала (Галанчож. — М. М.), то сыну его удалось бежать в Кабарду, откуда вернувшись с многочисленной дружиной кабардинского князя, разгромил убийц своего отца и восстановил прежнее положение своей семьи».
20. Тайп имел свое божество с определенным обрядом религиозного культа.
Не отмечая здесь существования у чеченцев в исследуемый период высшей политической формы религии и религиозных обрядов, мы можем сказать, что религиозный культ вайнахов того периода имел более или менее прямую связь именно с тайпом. Так, чеченцы до сих пор говорят: кхенойн дела (бог кеноевцев), кIирдойн дела (бог кирдоевцев), тIерлойн дела (бог торлоевцев), мIайстойн дела (бог майстинцев) и т. д.
21. Тайп справлял праздники, связанные с культом своего божества.
Регулярно отмечались такие праздники, как праздник весны, праздник урожая и другие. Эти праздники устраивались обычно на майданах перед храмом цIу и сопровождались обильной едой и выпивкой. На такие праздники почти каждый приводил для убоя белого барана или бычка, по случаю таких праздников варили йий (домашнее пиво).
22. Тайп имел отдельные тайповые кладбища.
На таких кладбищах хоронили только членов данного тайпа. Однако следует отметить, что жену хоронили на кладбище тайпа мужа.
Вайнахи долго не оставляли этого обычая. Но в связи с ростом населения и связанным с ним малоземельем этот принцип стал постепенно нарушаться, и тайповые кладбища стали превращаться в межтайповые. И все же, как правило, все члены тайпа умершего продолжали участвовать в его погребении, заботились о могиле и поминках.
23. Тайповое гостеприимство.
Плохой и неприветливый прием гостя вызывал общественное презрение. Чтобы сохранить честь и славу тайпа, хозяин должен был пожертвовать решительно всем для гостя. За его оскорбление виновник нес самую суровую ответственность перед хозяином дома. За убийство гостя убийца платил хозяину 7 коров, наследникам убитого — 63 коровы, или же он становился кровником хозяина на общих основаниях.
Таков был общественный строй, при котором жили чеченские тайпы. В этих двадцати трех главных пунктах изложены все основные права и обязанности члена родовой общины чеченцев. Но кроме всего этого жизнь семьи чеченца, весь ее семейно-бытовой уклад «нормированы» еще так называемыми житейскими правилами: как говорить с женой при людях, в семье; как говорить с детьми при старших, при младших, при родственниках, при посторонних; как вести себя дома, в гостях; что делать при встрече со взрослым, с молодым; как помочь старику сойти с лошади или садиться на лошадь; как ухаживать за гостем, о чем и как говорить с ним; кому уступать правую сторону от себя; как садиться за стол; как есть дома и в гостях. Для всего этого были свои установившиеся правила.
Все это тысячелетиями передавалось из поколения в поколение. И этот подражательный пример незаметно переходил в обычай, подчиняясь сложным социальным, психологическим и этическим закономерностям. Иначе и не могло быть, ибо обычаи, как и любые законы, прежде всего явления социальные, а не этнографические.
За соблюдением этих обязанностей и прав следили все — и каждый член тайпа и весь тайп. Их знали и считали разумными, пока не разрушились те отношения между людьми и та психологическая атмосфера, которые породили их.
Тот факт, что чеченцы еще в глубокой древности создали сложную систему норм обычного права, подтверждается такими архаизмами их языка, как: матер — мир, барт — союз, гулам — собрание, кхеташо — совещание, чIира — возмездие, месть, кхел — приговор, цIетта — трофеи, хIонс — добыча, бекхам — расплата, там — вознаграждение, тешам — доверие, теш — свидетель, тоыиалла — свидетельство, таллам — следствие, къайле — тайпа и многие-многие другие, определяющие различные стадии состояния правовых отношений.
Пусть и устно, но чеченцы разработали строго регламентированную систему и таких процедур, как предъявление претензий противнику, объявление войны, заключение мира, решение арбитражных вопросов, правила ведения военных действий. У них также существовали и строго выработанные правила приема в члены рода, или говоря в широком смысле, прием в гражданство, право убежища, выдача преступников и т.д.
Считалось недостойным покидать друга-союзника в ходе борьбы или вообще в беде. Подлежало всеобщему осуждению внезапное, вероломное нападение на противника.
Чеченцы всегда гордились своей прямолинейностью и с презрением осуждали коварство своих врагов. Каждый чеченец хранил в памяти и возвышал имя того, кто честно погиб, не изменив своему слову — долгу дружбы.
Надо полагать, что еще с древнейших времен у че¬ченцев был и строго разработанный календарь с семидневной неделей, с названиями всех дней: тахна, кхада, лама, ула, цIука, цIаста и цIумока, связанные с языческими богами и божками вайнахов. Им были известны и названия частей света: малхбале — восток, малхбузе — запад, къилбседе — север, къилбе — юг, а къилба — компас. Все это свидетельствует о высоком, по тому времени, уровне культурного развития вайнахов.
Общественно обязательные принципы правового института чеченского тайпа соответствовали социально-экономическому строю родового общества. Их устои были крепки и нерушимы, и каждый чеченец свое поведение и поступки строго подчинял им. Жизнь чеченца, таким образом, протекала в строго определенных рамках, и чем больше он был популярен в обществе, тем сильнее обязан был блюсти нравственные устои тайпа. Это диктовалось еще и тем, что строго оберегая законность происхождения и права своих членов, славу и могущество своего тайпа каждый чеченец прежде всего считал своим личным достоинством. А от тайпа зависела безопасность каждого индивида, так как тайп занимал то место, которое впоследствии заняло государство, причем он обладал достаточной численностью, чтобы сделать свою охрану действенной.
Существовал у чеченцев и обряд посвящения в мужчины. В ямочке ниже большого пальца руки юноши сжигали трут (кIожам багор), испытывая храбрость и выносливость молодого парня. Этот обычай, вероятно так же, как и обрезание, идущий из тьмы веков, возник у вайнахов в качестве одного из посвятительных обрядов, которым знаменовался переход юноши в старшую возрастную группу рода. И ту и другую церемонию устраивали над мальчиками в возрасте 7—8 лет, то есть в тот период, когда, как говорят сами чеченцы, «мальчик в состоянии поднять палку».
Бытовал еще и такой обычай — возводить у проезжих дорог кIарлагIа (кучи всенародного проклятия), куда каждый прохожий со словами проклятия в адрес того, кто совершил антиобщественный поступок, бросал камень или же комок земли. Такому всенародному осуждению в первую очередь подлежали блудливые лица, ложно присягнувшие и те, кто вырубил плодоносящее грушевое дерево. Таких лиц предавали проклятию еще и путем фуйкхайкхадар (выстрелы проклятия).
Вот эти унаследованные от предков традиции, порожденные соответствующими социально-экономическими условиями, и держали каждого члена общины в рамках строгого приличия; они же вершили суд и расправы сильнее и быстрее, чем секира королевского палача. Правовые нормы такого неписанного житейского кодекса позволяли предать любого нарушителя всеобщему нравственному осуждению и отвержению, но не разрешалось наказывать его телесно и материально.
Таким образом, в борьбе за жизнь, в постоянных и довольно успешных сражениях против иноземных вторжений чеченцы создали законы, обычаи и уклад жизни, которые развили у них сильное чувство национальной индивидуальности и целеустремленности. Сила и устойчивость, появившиеся вследствие этих особенностей национального характера, помогли им пронести все эти законы и обычаи сквозь века и даже совмещать многие из них в наше время с новой социалистической действительностью.
Однако неспособность родовых учреждений удовлетворить усложнившиеся социально-экономические и политические потребности чеченского общества мы обнаруживаем еще в начале XVI века, когда началась движение за создание более обширных и совершенных форм учреждений, способных излечить существующие недуги общества. Но и это движение совершалось очень длительное время, а главное еще в более сложных и противоречивых социально-экономических условиях.
4. ПРОЦЕСС РАЗЛОЖЕНИЯ ТАЙПА (РОДА)
Рассматривая эти обычаи, знакомясь с ними, наблюдая их практическое преломление в жизни, мы должны подчеркнуть их социально-имущественный характер, ибо несомненно одно, что и адат выражал интересы определенной социальной верхушки, которая занимала господствующее положение в обществе.
Даже в первобытном обществе, где родство и кровнородственные отношения занимали исключительно большое место, несмотря на господство там первобытно-коммунистических отношений, предводители (хьалханчаш) рода, пользуясь своей властью, занимали господствующее положение. «В первобытном обществе, — писал В. И. Левин, — когда люди жили небольшими родами, еще находясь на самых низших ступенях развития… мы видим господство обычаев, авторитет, уважение, власть, которой пользовались старейшины рода».
Адат далеко не одинаково защищал права сильных и слабых. Возьмем, например, фамильно-тайповый принцип адата. Этот принцип говорит, что все члены данного тайпа — братья и сестры. В случае горя и несчастья, постигшего одного из них, остальные должны его поддержать. А на самом деле эта поддержка оказывалась далеко не одинаково всем. Бедняку обычно помощь оказывалась двумя-тремя членами из тайпа (такими же бедными, как и сам он), а сильному, состоятельному авторитету должны были оказывать и оказывали эту помощь все, весь тайп.
Еще более неприкрытый классовый характер носила практика оказания почестей представителям сильного и знатного тайпа. Конечно, таким вниманием не пользовались неимущие, слабые. Мы это видим и на примере кровной мести, когда за убийство бедного человека да еще из малочисленного рода платили меньше, чем за человека из знатного и состоятельного рода.
И адат не преследовал, не клеймил презрением такое отношение к слабым, несостоятельным. Он, то есть адат, носил совершенно явно и недвусмысленно выраженный классовый характер, направленный на защиту интересов знатных, состоятельных, богатых. Элементы классового неравенства в тайпе чувствовались в порабощении женского пола и в бесправности молодежи перед патриархальными стариками. Это положение в глазах чеченца являлось вполне естественным, рожденным вместе с ним. Разумеется, он не сознавал, что это есть проявление общественной несправедливости, созданной его же историей. Еще и сейчас кое-кому кажется идеальным и достойным подражания поведение женщины в прошлой общественной жизни. Есть, к сожалению, и такие лица, которые, рьяно цепляясь за старое, хотели бы ограничить участие женщины в общественно-политической жизни страны.
Они не хотят видеть в бесправном положении женщины никакого классового угнетения. Между тем это глубоко неверный и ошибочный взгляд. «…Единобрачие, — писал Ф. Энгельс, — появляется в истории отнюдь не в качестве основанного на согласии союза между мужчиной и женщиной и еще меньше в качестве высшей формы этого союза. Напротив. Оно появляется как порабощение одного пола другим, как провозглашение неведомого до тех пор по всей предшествующей истории противоречия между полами». И дальше: «Первая появившаяся в истории противоположность классов совпадает с развитием антагонизма между мужем и женой при единобрачии, и первое классовое угнетение совпадает с порабощением женского пола мужским».
Приведенного высказывания Фридриха Энгельса достаточно, чтобы убедиться в ошибочности взглядов приверженцев старины.
Мы уже писали, что в истории Чечни нам известен только патриархат, где общественная жизнь тайпа была построена на основе отцовского права с единобрачной патриархальной семьей, с которой человечество вступает в область писаной истории.
«Единобрачие, — писал Энгельс, — было великим историческим прогрессом, но вместе с тем оно открывает, наряду с рабством и частным богатством, ту продолжающуюся до сих пор эпоху, когда всякий прогресс в то же время означает и относительный регресс, когда благосостояние и развитие одних осуществляется ценой страданий и подавления других. Единобрачие — это та клеточка цивилизованного общества, по которой мы уже можем изучать природу вполне развивающихся внутри последнего противоположностей и противоречий».
Так определил Фридрих Энгельс историческую роль и место индивидуального брака.
Таким образом, следует подчеркнуть, что чеченская тайповая община, сформировавшаяся на началах господства патриархальной семьи, была общиной с элементами классового неравенства, где процветание и развитие одного осуществлялось за счет ущемления прав другого. Тайповая община разъедалась внутренними противоречиями. Но как только она подвергалась опасности извне, сразу же становилась единой. Предательство ее интересов в таких случаях каралось единственной мерой — отсечением головы предателя.
Конечно, тайповая община на данном этапе не знала таких острых форм классовых столкновений, какие хотели бы видеть некоторые товарищи. Ей еще чужды были обращение людей в лаев (рабов) и насильственный захват имущества отдельных ее членов другими членами. Но, тем не менее, патриархальный тайп Чечни был той почвой, на которой настойчиво росли семена общественного неравенства. Господство тайповых предводителей, собственнические стремления отдельных клеток тайпового организма, приниженное положение женщин — все это с самого начала было социальной язвой на теле чеченского тайпа конца XVI века. Эта язва с ходом истории все больше и смелее пробивала себе дорогу, шаг за шагом открывая пути для классового разложения и жестокой, непримиримой классовой борьбы.
То, что было естественно и вытекало из характера социально-экономической структуры тайповых общин того периода, на новом этапе становится тормозом всякого прогресса. Адат превращается в свою прямую противоположность, в собственное отрицание. Ибо развитие производительных сил не могло получить дальнейшего роста в старых формах, в тесных рамках патриархально-тайпового строя, патриархальной экономики и столь же консервативного правового института тайпизма.
Адат должен был уступить свое место другому правовому строю, который вырастал из него же самого. Тайповая община разлагалась, и на ее развалинах в Чечне появились крупные землевладельцы, скотоводы и рабовладельческие элементы.
Марксистское учение об общественно-экономических формациях показывает, что проблема рабства – это, прежде всего, проблема классообразования. Однако марксизм утверждает, что рабовладельческая формация не является универсумом. Наоборот, марксистское учениеговорит, что у древних германцев, у кельтов, скандинавов и славян не было вовсе этапа рабовладельческих формаций, у них процесс классообразования начался с феодального общества.
Но это отнюдь не означает, что кельты, славяне и другие не знали рабства, напротив, без рабства не могло произойти и разложения доклассового общества, с которого начали эти народы и этнические группы свое общественное существование. Но рабство у всех этих народов не развилось до рабовладельческой системы. Там рабство существовало, но не как вполне сложившийся общественно-экономический уклад. Такое рабство совершенно не чуждо и чеченской истории, где появляется частная собственность на средства производства, а вместе с ней и угнетение одних людей другими.
Развитие материальных производительных сил, обусловленное новыми производственными отношениями людей, вызвало разложение чеченских тайповых общин и обусловило появление на арене общественных отношений лая и эли (раба и господина). Началась борьба за человеческий труд, который должен был быть приложен к средству производства.
Старые границы тайпового способа производства сделались тесными, в первую очередь, для тайповых предводителей (хьалханчаш). Теперь предводителю нужно было захватить веками нажитые богатства тайпов, стать их реальным владельцем и вести это хозяйство силами рабов (лаев). Стало выгодным иметь в своем подчинении как можно больше людей и присваивать их труд. Тайповые «низы» оказывали решительное сопротивление этим захватническим стремлениям предводителей.
Они не могли отстоять и сохранить прежний способ производства. История делала свое великое социальное дело. Началась эпоха экспроприации тайпов, движущими пружинами которой явились самые низменные побуждения — вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждениям, грязная скаредность, корыстное стремление к грабежу общего достояния. Они стали приемниками нового цивилизованного классового общества. Таким образом, воровство, насилие, коварство и измена стали неизменными спутниками нового, цивилизованного, классового общества. Развертывается жестокая борьба различных общественных слоев. Эта борьба охватывает как внутреннюю, так и внешнюю жизнь чеченских тайповых общин, принимает формы открытых социальных конфликтов внутри тайпов и между отдельными общинами. Такими конфликтами, несомненно, являются битвы падхароевсгого Жели и дышнинского Тусхароя, неоднократные сражения Ботагана Жокало (майстинского) против шедалоевцев (хевсур) и бацбийцев (тушин). Эти военные набеги преследовали цели захвата чужой территории, угон скота, превращения захваченных пленников в рабов и т. д.
«Яблоком раздора» уже в ту пору была, прежде всего, земля, вокруг нее разгорались главные бои. Земельный голод был настолько велик, что вайнахи не имели даже обыкновенных кладбищ, а складывали трупы умерших в специально построенных из камней склепах (маьлхан кешнаш). Подобный обычай погребения, как говорят сами жители, сложился единственно вследствие недостатка земли.
Наиболее видные представители сильных и крупных тайпов — завладели значительными земельными пространствами. Так, довольно правдоподобный рассказ бавлоевокого старика Эгиша свидетельствует о том, что приблизительно лет 190—200 тому назад в Аргунской долине (Итум-калинский район) самыми сильными и крупными землевладельцами были дышнинцы во главе с их вожаком (тайпанан хьалханча) тусхароевским Усуром. Дышнинские вожаки свой скот обычно передавали на зимовку падхароевцам (Итум-Кале). При этом падхароевцы обязаны были каждую весну при возвращении скота обратно дышнинцам со всем приплодом возмещать им и всю ту естественную убыль, которую терпел этот окот в течение зимы.
Возмущенные такими несправедливыми требованиями, падхароевцы во главе с сыном Итона Жели восстали против дышнинцев. При поддержке своих сородичей и джайского (аварского. — М. М.) князя Жели одержал победу. Характерен последующий этап этой борьбы падхароввцев. «Победив дышнивцев, — продолжает свой рассказ старый Эгиш, — падхароевцы захватили огромную земельную территорию, основательно потеснили тусхароевцев, харачоевцев, зумсоевцев и других. Сами заняли княжеское положение, а безземельных Бачаговых и Цацахоевых сделали рабами (лаями) известных вожаков Падхароевых и Кимиевых». Как бы для большего доказательства своих слов Эгиш добавляет, что недалеко от аула Итум-Кале и поныне сохранились кладбища «Нанадкаш» (Материнские клад-бища), где погребены участники этой знаменитой битвы падхароевцев против дышнинцев.
Это предание, может быть, и страдает некоторыми новейшими наслоениями. Тем не менее, в нем отражена определенная историческая правда. В чем социальный смысл изложенного события? Смысл его заключается в том, что началась жестокая борьба экономически сильной верхушки за безраздельное господство над общиной, за порабощение ее людоких масс.
Такой процесс разложения тайповых общин приводил и к тому, что состоятельная группа владела не только всеми средствами производства — землей, орудиями, как бы слабы, примитивны они тогда ни были, — она также владела и людьми.
Таким образом, уже в конце XVII века социальный организм чеченского общества, не зная еще четкого классового деления, был вместе с тем глубоко расчленен и представлял собой общество с различными социальными группами, враждовавшими между собой.
Народные предания и сохранившиеся архивные данные также свидетельствуют о том, что значительная часть чеченских «свободных узденей» была закрепощена этими новоявленными князьками и, несмотря на принадлежность к сословию свободных, вынуждена была нести в их пользу различные повинности.
О том, что чеченский тайп еще задолго до начала XVII века перестал быть той «чудесной организацией», где все были равны, говорит и такая легенда: «Владетельные вожаки кирдоевцев (район Терлоя. — М. М.) заставляли никароевцев пасти и содержать табуны своих коней. Очередь пойти пасти коней кирдоевцев дошла до двух никороевских молодцев, которые за ночь перебили всех коней кирдоевцев, не желая более терпеть такое унижение».
Останавливаясь на внешних столкновениях и конфликтах чеченцев с другими племенами и народами, следует говорить об их конфликтах главным образом с шедалоевцами (хевсурами), бацбийцами (тушинами), кабардинцами, кумыками, калмыками и другими (это до появления казаков).
Набеги на другие племена и народы у чеченцев были развиты еще значительно раньше. Так, например, известно, что еще в 1708 году калмыцкий Аюк-Хан давал клятву русскому царю: «об удержании Чеметея и Мункотемиря от набегов и преследований ногайцев и чеченцев».
Наиболее характерные и главные из этих столкновений чеченцев с другими племенами получили свое отражение в народных песнях и оказаниях. Остановимся на одном сказании — «Битва Жокало», посвященном одному из наиболее удачных набегов Жокало — легендарного военачальника самой сильной в то время Майстинской общины. «Очень много лет тому назад, — говорится в рассказе, — майстинский Жокало, со своей дружиной (гIерой) в составе 40 всадников, двинулся на богатую Амбарчи (Тушетию) с целью ее захвата. После полудневного боя Жокало занял Амбарчи. Подняв над ней герское знамя, объявил эту территорию своей. У населения забрал все имущество (скот, медь, серебро и пр.), и еще 18 человек пленных бацбийцев».
Все это вело к смещению племен и к разрушению родовых уз. Восемнадцать беззащитных пленников Жокало взял не для праздных прогулок. Наездникам (серий), а тем более военачальникам (бяччи), занятым «почетным ремеслом», нужны были рабочие руки для обработки земельных участков и ведения всех черных хозяйственных работ. Сами они презирали такую работу. Помыслы их были обращены на разбой и легкую наживу. Наезднический образ жизни (берешца вахар) и набеги ради добычи стали теперь увлечениями почетных господ. Разумеется, Жокало навязал своим пленникам не только подневольный труд, но также язык и нравы своего племени.
Это обстоятельство мы подчеркиваем еще и потому, что господство над покоренными несовместимо с родовым строем. Конечно, без насилия нельзя было бы свободного человека превратить в раба.
Сначала рябовладение в Чечне ограничивается военнопленными, но постепенно, принимая довольно широкий характер, распространяется на местное население. Почуяв пользу от раба, рабовладелец начинает усиленно охотиться за ним. Работорговле способствовала и знаменитая Северная торговая дорога, которая связывала Чечню с Анапой, а через последнюю с Константи-нополем, где находился в то время крупнейший невольничий рынок. Вывозили рабов также в Кабарду и даже в Персию.
«Я лично в Кукурджане (Кабарда. — М. М.) видел, — пишет Тульчинский, — старика-чеченца, бывшего пленного холопа, поэтому и фамилию ему дали «Чеченов». Еще и сейчас многие чеченские старики помнят, кто и кем продавался и кто у кого находился на положении лая (раба), помнят, как заботливая мать, боясь похищения своего ребенка работорговцами, не выпускала его из дому.
В селении Харпе Мецхальского общества в боевых башнях и по сей день висят цепи, в которые заковывали иесари пленников. Ларми — клетки для заключения пленников — имеются почти во всех боевых башнях Чечено-Ингушетии. Как в Чечне, так и в Ингушетии, население резко различало сильные и слабые тайпы, среди которых первые именовались оьздан тайш, а вторые — лай тайпа.
Пленение и продажа людей здесь было довольно развитым ремеслом. Чаще всего дарили или продавали сирот, детей и вообще слабых, беззащитных людей.
Девяностолетний старик Сальмурза Калоев из ингушского селения Альтиево рассказывал нам, как он был продан в качестве раба кабардинским князьям, а после выкуплен Мальсаговыми.
Из материалов, собранных Чеченским научно-исследовательским институтом истории, языка и литературы, нам известно, что Хайти из Шароя и Доса из Чинхоя были проданы Гендергеноевым из Большого Мартана. Бузурт из Валерика был продан Цицхальгом из того же Валерика. Агата и Хоса из Гези-Юрта были проданы Алхазуром из того же Гези-Юрта. Асхад и Ташу из Галанчожской Аьккхи были лаями у Хаджи из Валерика. Лека, Юша, Амати, Дади и другие из Кень-Юрта были лаями у Шаптуко из того же Кень-Юрта — владельца всей западной части обширной Кизлярской степи и больших стад скота. Хунга, Балда, Бункиш и другие из Шеди-Юрта были лаями у Эльби из того же селения — владельца более 14 тысяч голов одних только овец.
Автор двухтомного сборника «Адаты кавказских горцев» профессор А. Леонтович пишет, что уже в 1840-х годах «в массе народонаселения находится в Чечне немногочисленный класс личных рабов и класс, происходящий от военнопленных. Он, то есть класс личных рабов (М. М.) ежедневно увеличивается вновь захваченными в набегах. Хотя состояние тех и других почти одинаково, однако же существует между ними различие: первых зовут лаями, вторых — иесарами; последние тем отличаются от первых, что судьба их не совсем еще определена. Иесар может быть и выкуплен, и воротиться на родину, тогда как лай, забывший свое происхождение, без связи с отечеством своих предков, со-ставляет неотъемлемую часть своего господина».
Чеченцы «тайпо похищали или силой уводили слабых людей соседних племен и своих соотечественников и продавали их за деньги или меняли на холопов», — сообщает Умалат Лаудаев. И дальше: «Частые неурожаи тогдашних владельцев заставляли некоторых во избежание голодной смерти целого семейства продавать или менять на хлеб одного сочлена, дабы этой мерой спасти остальных от смерти. Часто случалось, что проданный таким образом человек не выкупался и оставался навсегда рабом».
Так примерно образовался класс личных рабов в Чечне. Раб (лай) не имел здесь, как и везде, общественного положения, не имел в своем распоряжении никаких средств производства, работал на своего владельца и всецело зависел от него. Он не имел права выступать в общественном месте со своим мнением, садиться в присутствии привилегированных, принимать участие в общественных весельях (свадьбах, вечеринках), присутствовать на собраниях, ухаживать за девушками, особенно если они из привилегированного тайпа, жениться на них. Так, например, еще сравнительно недавно (лет 100 назад) в ауле Кень-Юрт был весь изранен кинжалами лай Лекаев Арсби только за то, что осмелился ухаживать за девушкой Жаннати из Зандакоевского тайпа.
Лучшим оружием в то время в Чечне считалось: стамбульское восьмигранное ружье (истамалан бархI саболу мажар), турецкий пистолет (оемалойн тапча), крымское ружье (гIирмин мажар), которые обычно покупались за раба.
Таким образом, лай был не только рабочей силой, необходимой для применения в хозяйстве, но и предметом торговли и сбывался далеко за пределами Чечни. Это нужно было рабовладельцу, мечтавшему о золоте и серебре для украшения своих невест и возлюбленных, о хороших, красивых ружьях, шашках, пистолетах. В отсталой Чечне не было изделий из железа, столь нужных в хозяйстве, их приходилось приобретать главным образом на восточных рынках, в обмен на человека.
Как видно, в Чечне были рабы и рабовладельцы, и «восстание чеченцев в 1867 году заставило царское правительство провести отмену крепостного права и рабства у горцев Кавказа». Так, при проведении крепостной реформы в 1867 году в Чечне было освобождено более 300 рабов.
Но рабство в Чечне не достигло своего расцвета. Здесь оно не сложилось в развитую, законченную социально-экономическую формацию, а было прервано на пути своего младенческого развития, не развившись до рабовладельческой системы, как например в Кабарде.
Почему рабство в Чечне не получило своего полного развития — вопрос, требующий отдельного рассмотрения.
5. СОЦИАЛЬНАЯ БОРЬБА ВНУТРИ ТАЙПА
В исследуемый период в Чечне происходят междутайповые распри, в основе которых лежит своеобразная экономическая борьба — угон скота, захват тайповых пастбищ, пленение знатных лиц тайпа с последующим возвращением их за определенный выкуп. Все это соответствующим образом обосновывалось принципами Правового института тайпа, ради сохранения чести и славы которого разрешалось даже похищение трупов с целью получения выкупа или оскорбления чести противника.
Эта борьба приводила к усилению экономической мощи одних тайпов за счет других. Следует отметить, что награбленное распределялось не между всеми членами тайпа, а лишь между непосредственными участниками набега, при этом львиную долю получали руководители набегов, что приводило к выделению группы имущих лиц. Таким образом, эти грабежи превращались в «источник первоначального накопления», лежали в основе начавшейся дифференциации внутри тайпа.
Из этого периода истории Чечни народ помнит таких известных военачальников (бяччей), наездных дружин (гIери), как Безин Мусост, Зайтин Шахмирза, Адин Сурхо, Дада (основателя знаменитого Дада-Юрта), Жокало (основателя Жокал-Юрта), Бачи (основа-еля Бачи-Юрта), ЧIулига (основателя Чулга-Юрта и др.). Набеги (войны) этих дружин содействовали ускорению процесса имущественной дифференциации и на почве землевладения, и на основе накопления разных сокровищ.
Таким образом, возникла имущая прослойка, племенная знать, с состоянием, нажитым ею не только в походах, но и добытым угнетением соплеменников, которым дорого обходилось содержание отлично вооруженных воинов гIери.
В истории чеченцев гIepa является той средой, в которой лучше всего можно разглядеть не только превращение личной доблести и храбрости в знатность, но и выделение группы имущих из общей массы военной дружины (гIери), то есть тот самый ход того процесса, в силу которого отважный и прославленный наездник (бери), накопляя имущество, превращался в богача. Взять, к примеру, сметенный Великой Октябрьской революцией помещичий букет Чечни, состоявший в основном из тех же Чуликовых, Шамурзаевых, Саралиевых, Эльмурзаевых и пр. Все их прапредки были главарями таких дружин — бяччами или видными и прославленными представителями в этих дружинах.
Однако этим мы отнюдь не хотим сказать, что чеченский тайп впервые разложился на различные слои в результате разбойничьих набегов. Нет! Мы подчеркиваем это обстоятельство как один из решающих факторов, послуживших такому процессу. Общеизвестно, что даже патриархально-тайповый строй, где исходной формой собственности на средства производства является не личная собственность, а патриархально-тайповая, не исключает, а, наоборот, уже на этой стадии предполагает наличие элементов классовых противоречий.
Набеги превратились в систематические разбои «в целях захвата окота, рабов и сокровищ, превращение этой войны в регулярный промысел; одним словом, восхваление и почитание богатства как высшего блага и злоупотребление древними родовыми порядками с целью оправдания насильственного грабежа богатств». Таким образом, грабеж, который прежде считался по адату тяжелым преступлением и жестоко преследовался, со временем занимает почетное место в обществе.
Военачальник (бячча) у чеченцев так же, как и у урокезов, мог быть и не членом тайпа, тогда как предводитель (хьалханча) должен был быть обязательно членом тайпа. Лица духовного звания так же не имели права занимать должность бяччи.
Патриархально-тайповьгй строй, семейно-фамильные отношения, основанные на непререкаемом: авторитете старшего и полном подавлении отдельных личностей тамадой тайпа, таким образом, в конце XVII века в Чечне дали весьма существенные и глубокие трещины.
Идет усиленное раскрепощение индивида из железных оков тайпового начала. Вступив полноправной четой в число семейных тайповых родственников, молодая пара — муж и жена — образует отдельное хозяйство. Они строят себе отдельный домик, получают отдельный земельный участок и заводят свое собственное хозяйство. Молодой глава семьи, «получивший, таким образом, свой родовой участок, делается полным его хозяином, разрабатывает его сам или отдает его другому на известных условиях». Итак, появляется частная собственность на землю даже с правом пользования арендой. Уже в середине XVII века в Чечне господствовала продуктовая рента натурой. Наличие продуктовой ренты свидетельствует о значительном развитии феодальных отношений. «Рента продуктами, — писал Карл Маркс, — предполагает более высокий культурный уровень непосредственного производителя, следовательно, более высокую ступень развития его труда и общества вообще».
Внутри одного и того же тайпа каждая семья отдельно ведет свое хозяйство. Интересы отдельных семей все чаще и чаще идут вразрез с тайповыми интересами. Они постепенно раздирают тайп изнутри, потому что «в родовой или сельской общине, — писал Фридрих Энгельс, — с общей земельной собственностью, с которой… вступают в историю все культурные народы, довольно равномерное распределение продуктов является делом само собой разумеющимся; там же, где между членами общины возникает более или менее значительное неравенство в распределении, — это служит признаком начавшегося уже разложения общины». И дальше: «…совершенно очевидно, что крупное земледелие всегда обусловливает совсем иное распределение, чем мелкое; что крупное предполагает или создает противоположность классов — рабовладельцев и рабов, помещиков и барщинно-обязанных крестьян, капиталистов и наемных рабочих». Одни семьи богатеют, другие беднеют. Один и тот же тайп постепенно расслаивается на семьи разного достатка — на богатые и бедные, и как бы ни был этот тайп дружен и сплочен в отдельных торжественных случаях жизни, это нисколько не мешало росту неравенства и недовольства между отдельными семьями тайпа.
Скот, являясь частной собственностью индивидуальных лиц, был основным мерилом стоимости у чеченцев. Его охотно принимали в обмен на другие продукты и товары. Так, например, хорошее седло стоило 3 коровы, среднее — 2 коровы, хорошее кремневое ружье (мамалойн чаппах) стоило 7 коров и т. д. Одним словом, окот получил значение денег и исполнял эту функцию у чеченцев долгое время. Даже тогда, когда человек перестал владеть скотом и стал владельцем торгового или промышленного предприятия, все его продолжали называть скотовладельцем (даьхнан да).
Все это уже явилось серьезным началом развития товарного хозяйства. А рука об руку с распространением торговли, денежного обращения, ростовщичества личной земельной собственности и ипотеки шло быстрое сосредоточение богатств в руках немногочисленного класса и столь же быстрое увеличение многочисленного класса бедных.
Процесс общественного развития Чечни с этого момента характеризуется классовым расслоением в самом ауле, проникновением торгового и ростовщического капитала и резким усилением эксплуатации многочисленного слоя бедноты кучкой богатых. Не в меру разбогатевшие предводители тайпов составляли складывавшийся слой чеченских феодалов. Они пользовались рядом преимуществ и привилегий, закрепленных за ними адатом, а позже и царской администрацией на Кавказе.
Российский император и его военная администрация в восточном Кавказе всегда искали поддержку у чеченской феодальной знати. Возводя ее представителей в офицерские чины, давая им ряд привилегий, обучая их детей в русских военных школах, отпуская крупные суммы на жалование, подарки и прочее, царское правительство не оставалось безразличным и к той социальной борьбе, какая происходила в чеченском обществе.
Уже во второй половине XIX века в Чечне имелись крупные землевладельцы-помещики и довольно солидный слой неродовитых князей в своеобразном кумыкско-чеченском варианте. Они широко использовали сохранившиеся родовые институты чеченцев в своих политических и экономических интересах. Таковыми были многие из чеченцев, имевшие собственные земли, отнятые у чеченской бедноты: Орца Чермоев — 579 десятин, Джамалдин Мустафинов — 400 десятин, Касум Курумов — 579 десятин, Бота Шамурзаев — 585 десятин, Юсуп Чуликов — 400 десятин, Ахматхан Эльмурзаев — 470 десятин, Соада Саралиев — 400 десятин и др. По неполным данным этого периода, около 100 офицеров и чиновников из чеченцев получили от царского правительства более 10 тысяч десятин лучшей земли. Кроме всего этого, огромные земельные массивы были отданы в пореформенный период старшими княжеским фамилиям: Алхазовым — 2800 десятин, Таймазовым — 6550, Турловым — 2000, Эльдаровым — 1400 десятин и т. д. Несмотря на малоземелье, в Нагорной полосе, где чеченская беднота влачила жалкое существование, землю раздавали представителям царизма и привилегированным лицам из коренного населения.
В результате таких захватов национальными помещиками и кулачеством лучших земель на плоскости и в горах основная крестьянская масса Чечни влачила полуголодное существование, а различные сборы и подати — государственные и земские — еще больше усугубляли это тяжелое положение сельской бедноты.
Таким образом, лишенные земли и средств к существованию многие крестьяне вынуждены были уходить на заработки, происходил процесс пролетаризации деревенских масс.
По вопросу о наличии феодальной знати в чеченском обществе даже XIX века существует и другое мнение, сторонники которого настойчиво выдвигают тезис об отсутствии такой знати в Чечне вообще. В частности, Халид Ошаев в своих очерках о Чечне утверждает, что «Чечня вступила в период Октябрьской революции в обстановке отсутствия даже зачатков феодализма». Однако убедительных аргументов для доказательства своего тезиса они не приводят, а обычно ссылаются на то, что «первые представители чеченской феодальной знати по происхождению не чеченцы».
Да, верно, первые чеченские князья по происхождению не чеченцы, верно и то, что чеченцы вели упорную борьбу против кумыкских и кабардинских феодалов, которые пытались установить свое господство над ними. Так, например, в 1757 году в Чечне вспыхнуло крупное восстание против пришлых феодалов. Однако это восстание было подавлено штыками царских солдат, непокорные народные массы были жестоко наказаны, и чеченцев не только заставили снова принять кумыкских и кабардинских феодалов, но принудили примириться и с господством «своих».
Мы сошлемся на исторический документ, свидетельствующий о том, что в чеченском обществе начала XIX века были феодалы-чеченцы, имевшие большие права над подвластным им населением и получавшие бер (оброк) от своих холопов. Так, например, прадед небезызвестного Ибрагима Чуликова Сулейман Чуликов обращался к командующему войсками Терской области князю Святополк-Мирскому с таким прошением: «Родной мой отец бывшей русской службы поручик Чуликов в 1809 году вывел из гор несколько именитых горцев; покоривши их, он поселился на правой стороне Терека против ст. Ищорской Моздокского полка. Назван был Чулик-юрт, который и поныне существует на том самом месте и с того времени покойный мой отец имел в собственном владении тот аул и принадлежавшую к нему часть земли, называемой Бено-Бёром (подчеркнуто мною. — М. М.), на которой он занимался ежегодно сенокосом и жители всегда повиновались ему как владельцу аула… жители аула с давних времен привыкли считать участок этот моим родовым… будьте столь милостивы, не откажите в исходатайствовании к выше означенному участку земли письменного документа на потомственное владение оной».
С такими же примерно прошениями к князю Святополк-Мирскому обращались и другие «владетельные чеченцы». Все они просили царское правительство вернуть им родовые земли, утерянные в связи с военными событиями на Кавказе и победой «всеистребляющего Шамиля».
Следует отметить, что в хищнических захватах земельных участков не отставали и духовные «отцы». С давних времен мечети владели недвижимым и движимым имуществом: мечетными загонами (мяждиган кхаш), мечетными покосами (мяждиган цанаш), мечетными овцами (мяждиган жаш). И имам Шамиль, пришедший к власти под знаменами широкого демократического дижения, в начале подавив ханов и беков, также стал создавать институт собственной новой аристократии из наибов, мудиров и других использовавших свою власть для корыстных целей. Об этом свидетельствуют исторические документы. Так, например, в 1893 году жители селения Маршин-кала Грозненского округа писали властям, что они ранее обращались к Ботако Умарову, одному из наибов Шамиля, чтобы он полюбовно разделил между ними землю. Но тот вместо того, чтобы разделить землю, забрал ее себе в личную собственность.
Раздача больших земельных участков своим наибам, наделение их несметным количеством скота, конфискованного у бывших беков и ханов, предоставление им хозяйственных льгот в пользовании землей фактически и юридически превращало наибов в новую аристократию, от которой зависели широкие слои бедняцких масс. Имамат Шамиля, таким образом, стал органом жестокого классового господства. Именно это обстоятельство способствовало впоследствии упадку и разложению государства Шамиля и ослаблению сопротивляемости горцев в борьбе с царским самодержавием.
Такой резкий процесс классовой дифференциации в народных массах сопровождался неоднократными выступлениями крестьян против новых эксплуататоров. История имамата знает не одно такое вооруженное восстание крестьян в Чечне. Разумеется, шамилевские наибы их подавляли со всей жестокостью. Парой наибами Шамиля уничтожались целые селения крестьян, не желавших подчиниться имамату.
Вот почему следует решительно отвергнуть антинаучные утверждения некоторых историков, что Шамиль якобы ставил своей задачей ликвидировать имущественное неравенство, что имамат выступал за социальное освобождение. Наоборот, теократическая система имамата создавала все возможности для обогащения отдельных наибов и кадиев, что в конечном итоге и привело к значительному отходу трудящихся масс от движения Шамиля.
А что же предпринимало царское правительство? «Надобно, прежде всего, — писал князь Барятинский, — стремиться к восстановлению высшего сословия там, где еще более или менее сохраняются его следы, и создавать действующим в империи порядком там, где оно не существует».
Осуществляя эту политику, царское правительство отдавало, как мы уже писали, «почетнейшим чеченским фамилиям» крупные земельные наделы, тогда как на душу чеченского крестьянина приходилось всего 1, 2 десятины пригодной земли.
Отсутствие ясности в вопросе о наличии феодальной знати в чеченском обществе в значительной степени объясняется также и нечетким определением ее социального облика в русской исторической литературе XIX века и настойчивым желанием всех членов чеченского тайпа во что бы то ни стало называться свободными узденями, не имея в своей среде ни раба, ни господина. А между тем история продолжала делать свое великое дело. Значительные и наиболее плодородные земельные площади были захвачены «владетельными» фамилиями и лицами. В результате огромное большинство населения было совершенно обезземелено и разорено.
Уже в 80-х годах прошлого столетия чеченские помещики и сельские богачи ежегодно экспортировали в среднем до двухсот тысяч пудов хлеба, вывозили мясо, масло, шерсть и шерстяные изделия (бурки, черкески, башлыки) на сотни тысяч рублей ежегодно. Все это свидетельствует о том, что Чечня уже в то время ведет довольно обширную торговлю, которая находится в руках чеченских купцов и прочих предпринимателей.
Чеченский тайповый строй, таким образом, сам создал условия для своего уничтожения. Теперь в его недpax начинают шевелиться силы и страсти, которые чувствуют себя скованными этим способом производства.
Итак, гибель тайпового строя, патриархалыно-тайповых нравов сопровождается выделением солидной группы имущих людей, в руках которых, не только благодаря удачным набегам и грабежам, но и путем эксплуатации чужого труда, скопилось много богатств. Эта же группа, как экономически сильная, начинает господствовать над беднотой.
Усилился и процесс внутренней социальной дифференциации. Колонизаторская политика царизма, уже серьезно начавшаяся с конца первой четверти XIX века, ускорила этот процесс, а отнюдь не задержала его, как это утверждает Дзахо Гатуев, который пишет, что: «покорение Чечни царизмом означало ее превращение в первобытность, а не ускорение социальной дифференциации внутри ее». Нет надобности доказывать, что подобное утверждение — результат ненаучного анализа экономики Чечни того периода.
Таким образом, не завершив этап феодального развития, Чечня после покорения ее царизмом была вовлечена в орбиту влияния русского капитализма. Военно-клерикальное государство Шамиля пало, уступив место колониальному угнетению, грабежу и управлению чиновниками российского самодержавия. Однако, как мы уже писали, покорившие Чечню колонизаторы искали и нашли себе опору в лице национальных помещиков и торгово-промышленной буржуазии, с которыми делили награбленное у трудящихся крестьянских масс, награждая особо выдающихся своих помощников зе-мельными поместьями, форсированно подготовляя из них кадры туземного дворянства, чиновников, полицейских и прочих дельцов.
Говоря о новых характерных чертах экономического развития чеченского аула в пореформенный период, следует отметить появления здесь нефтяной промышленности, различных экономических обществ, ссудно-оберегательных и других кредитных учреждений, в том числе и грозненского отделения Азовско-Донского коммерческого банка.
Разумеется, такое быстрое капиталистическое развитие вело также и к уничтожению национальной замкнутости и сближению разных народов. Но этот процесс протекал в условиях жесточайших колониальных грабежей, социального и национального бесправия.
Развитие капитализма в Чечне нанесло последний смертельный удар тайповому строю. Этого торжественного шествия «варварской цивилизации» никто не мог остановить. Тайповый строй должен был разрушиться, дальше он не мог существовать, так как почва из-под ног его была выбита. «…Самые синусные средства, — писал Фридрих Энгельс, — воровство, насилие, коварство, измена — подтачивают старое бесклассовое родовое общество и приводят его к гибели». Низменные интересы — жадность, страсть к наслаждениям, грязная алчность, грабеж общего достояния — вот причины, приведшие к гибели тайповый строй.
«Падало старинное производство оружия под конкуренцией привозных тульских и бельгийских изделий, падала кустарная выделка железа под конкуренцией привозного русского продукта, а равно и кустарная обработка меди, золота и серебра, глины, сала и соды, кож и т.д.; все эти продукты производились дешевле на русских фабриках, досылавших на Кавказ свои изделия… Русакий капитализм втягивал, таким образом, Кавказ в мировое товарное обращение, нивелировал его местные особенности — остаток старинной патриархальной замкнутости, создавал себе рынок для своих фабрик. Страна, слабо заселенная в начале пореформенного периода или заселенная горцами, стоявшими в стороне от мирового хозяйства и даже в стороне от истории, превращалась в страну нефтепромышленников, торговцев вином, фабрикантов пшеницы и табака, и господин Купон безжалостно переряживал гордого горца из его поэтичного национального костюма в костюм европей-ского лакея». Такова классическая характеристика, данная Лениным влиянию русского капитализма на исторические судьбы горских народов, в том числе и чеченцев.
Чечня, став колонией царского самодержавия, постепенно включалась в орбиту феодально-капиталистических отношений. Царизм создавал здесь свою политическую опору в лице национальной аристократии, а русский капитализм дела свое «историческое дело»: его проникновение в примитивную экономику горцев шло семимильными шагами. Трудовой народ очутился под двойным ярмом. И сельский кулак, и грубый стражник, и молодой помещик, и ненасытный купец в мундире царского чиновника наседал на крестьян. И вот вся эта тысячная свора, а не «десяток» безобидных грозненских коммерсантов, — как это пытается утверждать в своем «Очерке о Чечне» Данилбек Шерипов, — начи-ная коммерцию с грошей, наживались не просто «теми или иными способами», а самой жестокой и беззастенчивой эксплуатацией чеченских крестьянских масс, используя для этой цели и остатки тайповых связей, и пулю пистолета, и религиозный фанатизм, и национальное чувство, и все доступные им средства.
Таким образом, несмотря на сравнительно медленное развитие в чеченском ауле отношений, свойственных товарному земледелию и скотоводству, и относительную устойчивость натуральных форм в сельском хозяйстве (особенно в горной полосе), Чечня в конце XIX столетия успела выделить солидный слой сельской и городской буржуазии, а трудящееся крестьянство испытало зверские формы эксплуатации, свойственные развитым товарным отношениям в сельском хозяйстве.
6. РЕЛИГИОЗНЫЕ ОБРЯДЫ ТАЙПА (РОДА)
С религиозными культами древних чеченцев мы знакомы лишь в общих чертах, ибо их теологические воззрения и церемонии покрыты таким же мраком, как и общественная организация тех далеких лет. И все же надо полагать, что религиозные обряды средневековых чеченцев были связаны с родовой организацией, а не с семьей, и предводитель рода (хьалханча), причисленный к сану «блюстителя веры», заодно выполнял и функции жреца.
Роды имели свои собственные святилища для совершения религиозных обрядов. Об этом, между прочим, свидетельствуют до сих пор хорошо сохранившиеся языческие храмы (цIу) и места языческих божков. Храмы эти строились по территориальному расселению каждого рода.
Здесь, под мрачными сводами храма, люди просили у безмолвных богов обильного урожая, приплода скота, крепкого и здорового потомства. Довольно часто справляли праздник жертвоприношения, который также обслуживался жрецами. Святоши поддерживали в среде верующих идею: человек — раб божий, и горе тому, кто своим невниманием оскорбит владыку. Чтобы задобрить бога, сюда являлись с обильными приношениями. Каждый прихожанин обычно приводил скотину на убой и у входа в храм ставил «свечу счастья». Если свеча догорала ровно, то хозяин ее считался «счастливым», если же свеча тухла, что случалось очень часто, то прихожанин должен был привести в храм еще одного барана или бычка. Разумеется, значительная часть этих приношений присваивалась жрецами. Жрецы наряду с родовой знатью на советах старейшин задавали определенный тон.
В праздники каждый прихожанин, по обычаю, варил домашнее пиво (ими). Значит, и религиозные обряды древние чеченцы справляли с обильной выпивкой.
В топонимике Галанчожа есть местность под названием Элтпхьархой, состоящим из двух слов: «элта» — бог плодородия, и «пхьа» — человек, кровь. Есть еще и Селакорта: «села» — бог грома и молнии, и «корта» — глава, вершина. Галанчожцы говорят: «тIерлойн дела» — бог терлоевцев, «кхенойн дела» — бог кеноевцев, «кIирдойн дела» — бог кирдоевцев и т. д.
Все это говорит о том, что род стал в свое время естественным центром развития религии и местом религиозных церемоний. И по тому, что говорят «бог кеноевцев» или «бог кирдоевцев», надо полагать был период в жизни чеченского общества, когда каждый род (тайп) имел своего бога и свои особые религиозные обряды.
Именно здесь, в родовой общине, зарождались религиозные идеи и устанавливались формы культа. Но чаще всего они недолго оставались внутриродовыми и очень быстро распространялись на другие роды прочеченского общества. Например, культ весны или первой борозды с древнейших времен празднуют все чеченцы.
В эти праздники также устраивались щедрые пиршества, на которые созывались все члены родовой общины. Здесь приносились благодарности богам и мольбы к ним же послать людям все блага жизни. И даже после прихода ислама с культом «единого» аллаха у чеченцев сохранилось немало следов древних верований в виде культа святых в пережиточных формах. Но современные адепты ислама никак не хотят согласиться с тем, что больше половины из нынешнего мусульманского религиозного обряда взято из языческих культов их предков или тех же арабов, не хотят согласиться с тем, что мусульманская религия вытесняла их «добрых» языческих божков в кровавой схватке.
«Чтобы стать религией, — писал Фридрих Энгельс, — монотеизм (единобожие — М.М.), испокон веков должен был делать уступки политеизму (многобожию — М.М.), начиная уже с Зендавесты (книга, которую считали священной в древнем Иране — М.М.). У иудеев склонение к языческим чувственным богам продолжается хронически, а после изгнания небесный придворный штат, по персидскому образцу, еще более приспособляет религию к народной фантазии».
Но многим из этих своих божков, с которыми вайнахи никак не хотели расставаться, в исламе были даны новые толкования; эти божки постепенно, заменялись разными шейхами и устазами (покровителями) мусульманской религии. А имя своего верховного бога солнца — «дела» — они так и оставили за «единым» аллахом.
Боги чеченцев, в их тогдашнем представлении, жили на горных вершинах и в глухих ущельях, в пещерах и в камне, в воде и над облаками. Словом, вся живая и неживая природа, согласно их древним представлениям, была населена богами и божками. И недаром верующие чеченцы еще и сегодня на вопрос: «Где же конкретно живет бог?» отвечают: «Он всюду, в смеси со всей вселенной, как сливки с молоком».
Слабость и бессилие человека в борьбе с природой, страх перед завтрашним днем порождали у предков чеченцев, как и у других народов, «веру в богов, чертей, чудеса и так далее» (В.И. Ленин). И хотя после долгих мытарств, отдавшись во власть аллаха, они и уверяли, что «мусульманство — единственно верная и непорочная религия», что «сотворил ее аллах тут же после сотворения мира», что «все остальные религии — тяжкое заблуждение и ловушка гяуров», сами вайнахи до принятия ислама исповедовали классическое многобожие, а в XII—XIV вв. частично и христианство. Об этом же свидетельствуют и затерявшиеся в глубине веков памятники, наполненные языческой символикой.
Люди бились в поисках лучшего, и в разные периоды древней истории вайнахов на первый план выходили различные боги. «Культы плодородия, связанные с земледелием и скотоводством, — пишет историк В. Виноградов, — упорно теснили охотничью культовую обрядность, отражая эволюцию хозяйства». Родоначальники сильных и процветающих тайпов добивались поклонения более слабых и бедных соплеменников. И отдельные горные общины, такие как Майсты, становились привилегированными центрами почитания тех или иных богов и духов.
Так что напрасно вайнахи связывают свою родословную искони с исламом, ибо прежде чем стать мусульманами, они были язычниками, христианами, затем снова возвратились к своим дохристианским воззрениям, продемонстрировав еще раз недолговечность почитаемых ими культов и богов. Только после этого, каких-нибудь триста с лишним лет назад, вайнахи стали мусульманами с элементами и язычества, и христианства. Но став магометанами, признав как единого бога аллаха, они упорно не хотели расставаться со своими старыми богами, молились и поклонялись заодно и им.
Объяснялось это обстоятельство тем, что, решительно не признавая правовые нормы мусульманской религии — шариата, чеченцы и в середине XIX века настойчиво придерживались норм обычного права, порожденных их первоначальными верованиями. Вот как, например, об этом пишет историк Н.С. Иваненко. «Еще со времени распространения магометанства в Чечне идет непрерывная борьба между старым, народным законом — обычаем, и постановлениями шариата. В этой борьбе народ не особенно уступчив».
«Языческие верования чеченцев, — отмечал в свое время и первый чеченский историк Умалат Лаудаев, — смешались с мусульманскими верованиями, вот почему весьма трудно отличить в них одни от других, так как верования эти приняли общую форму исламизма». И на протяжении трехсот с лишним лет чеченский крестьянин, скотовод и ремесленник, сам не сознавая того, продолжал бороться против новой религии, пользуясь языческими догмами, как своей национальной идеологией.
Таким образом, с распространением ислама культы языческих божков — покровителей, не были полностью уничтожены, как и другие древние верования, а постепенно стали усваиваться магометанством, во многом определив его специфические черты в новых условиях.
Сохранилась у чеченцев в пережиточных формах и вера в духов, как добрых, так и злых, например, в домового (тарам), духа скал (алмаз), вампира (убар), колдунью (ешап). Все они известны еще в доисламовской мифологии чеченцев и, по их тогдашним поверьям, могли принести людям добро или зло. Так, например, вампир мог погубить скот, колдунья — похитить детей, а дух скал — свести человека с ума, приворожить к себе и увести его в неизвестность. А потому, обращаясь к горам, наши предки молились: «Благословите нас, горы! И стадо наше, и наших детей, и иас самих уберегите от зла и несчастий».
Еще до недавнего времени чеченцы верили, что кости умерших, оказавшись на поверхности земли, могут вызвать дождь. Так, например, в дни проливных дождей они утверждали: где-то в поле лежат трупы. Следуя этому поверью, религиозные люди еще и сейчас в дни засухи собираются у древних могил во главе с муллой, выносят из склепов кости умерших, как они говорят, «чтобы их увидело небо», возносят молитвы, прося у своих покровителей дождя. При этом, как правило, существенной стороной этих молитв являются магические обряды и вера в особое значение культа предков.
В связи с этим интересно напомнить свидетельство знатока ингушской истории профессора Л.П. Семенова, который писал, что, когда им «в 1927 году производились раскопки в селении Фуртоуг, старики предупреждали, что если будут вскрываться древние могилы, то пойдет дождь».
Да, верующие чеченцы упорно не хотели отрекаться oт своих первоначальных верований, тесно связанных с их жизнью, хозяйством и бытом.
Чуждая их пониманию идея почитания единого аллаха на небе и его неведомого посланника пророка Магомета на земле, заунывное пение стихов из Корана и сложные молитвы на чужом для них арабском языке не вызывали никакого энтузиазма в сердцах тех, кто привык так усердно поклоняться своим зримым языческим божкам добра и зла и верховному богу солнца — Дели.
А животворящее солнце воспевалось в гимнах и производственных песнях вайнахов, «ему слагали хвалу земледельцы, скотоводы, охотники, им клялись, ему поклонялись».
Таким образом, догматы ислама на первых порах не встретили поддержку у горца-скотовода и землепашца, жившего религиозными воззрениями, соответствующими уровню его общественного сознания. И в кровавой битве уступив свое место магометанству, язычество не прошло бесследно в идеологических представлениях чеченцев. Многие его образы и понятия остались здесь еще и до сих пор, странным образом ужившись со своим злейшим противником — исламом.
7. И БОГИ УМИРАЮТ
Когда-то в далеком прошлом человек выдумал для своих хозяйственных нужд каменный топор и деревянную соху. И это было тогда несомненным достижением, прогрессом в развитии человеческого общества. Но в наше время смешно и нелепо представить себе лесоруба с каменным топором или пахаря с деревянной сохой. Но почему же люди, давно уже признавшие отсталыми и непригодными и каменный топор, и деревянную соху, не хотят признать непригодными навыки и привычки, пришедшие к ним с этими орудиями производства? Почему замену устарелой, уже непригодной привычки более развитым, новым они пытаются рассматривать как катастрофическую утрату в их национальной культуре? А ведь все народы и национальности, в том числе и мы, чеченцы, шли и идем с болью и кровью, преодолевая в себе все отсталое и отжившее.
Со временем и боги умирают, и «вера преходяща: за Зевсом, Магометом и Христом придут другие бога, — писал Джордж Байрон, — пока весь род людской, прозрев и разочаровавшись в боге, не убедится, что фимиэмы и жертвы ни к чему».
Да, умирают и боги. Немало перебывало их и на земле вайнахов. На смену языческим богам Елта, Села, ЦIу и верховному богу Дела, приходил Иисус Христос. Затем снова являлись те же языческие боги и божки, которых сманил уже сам аллах. Так приходили и уходили эти символические «владыки», с помощью которых вайнахи пытались установить контакт и «взаимопонимание» с могущественными потусторонними силами, зависимость от которых нисколько не уменьшилась. И только вечно беспокойный человек шел неизменно вперед по сложному пути, все вновь и вновь создавая потребное своему желанию и воображению и отвергая то, что находил непригодным на своем нелегком пути. И скажите сейчас верующему из чеченцев: «Идите в храм ЦIу и помолитесь богу молнии или богине воды» — он назовет вас сумасшедшим. Скажите ему: «Оставьте навыки и привычки, пришедшие к вам вместе с этими богами», — он оскорбится еще больше и отвергнет вас, как пытающегося посягнуть на его национальное достоинство.
Все это, вероятно, объясняется особой устойчивостью и живучестью привычек прошлого. Однако умирают не только боги, но отмирают привычки и обычаи.
Чеченцы давно уже не прибивают к порогу своего дома старую подкову, найденную на дороге, чтобы «счастье не уходило из дома», на колах их заборов не торчат черепа конских голов, чтобы «уберечься от злого глаза», не окуривают больных дымом, раскаленным гвоздем, под пятками ног не выводят два креста заболевшему ребенку. Еще в начале прошлого века чеченцы первыми осудили обычай, согласно которому женщины (считавшиеся в последний период беременности «нечистыми») рожали детей в хлеве на грязной подстилке. Как видите, обычаи чеченцев изменялись истинно народным чутьем и здравым смыслом. И все же обычаи и обряды в форме пережитков старины неизменно сопутствуют едва ли не каждому чеченцу от рождения до кончины. И это не только удел одних чеченцев, нет! Да и родовой строй далеко не специфически чеченское явление. «Каждая человеческая семья, — пишет Л. Мортан, — за исключением полинезийской, по-видимому, дошла до родовой организации и была обязана ей своим сохранением и своим прогрессом».
Правда, каждый из народов имел своеобразные черты этого строя в зависимости от социально-экономических и географических условий, характер и степень влияния которых обусловили явление и темпы социальной дифференциации, а стало быть и быстроту разложения родового строя.
Поэтому обычаи и обряды — то, как реально действует социальная привычка, то, как расшатан пережиток старины, — бытуют у всех народов земного шара. При этом почти нет, скажем, чисто чеченских или грузинских обычаев. Следует отметить, что степень национальной самобытности обычаев мы частенько преувеличиваем, называем самобытными такие черты быта, которые на самом деле выработаны не одним, а несколькими народами или вообще заимствованы.
Так, например, обычай кровной мести на протяжении сотен веков был широко распространен у многих народов мира. Достаточно вспомнить «Одиссея» Гомера, в котором автор устами Афины, обращаясь к сыну Одиссея Телемаху, говорит:
«Счастье, когда у погибшего мужа остается бодрый сын, чтоб отомстить, как Орест, поразивший Эгиста, которым был умерщвлен злокровно его многославный родитель!
Так и тебе, мой возлюбленный друг, столь прекрасно созревший, должно быть твердым, чтоб имя твое и потомки хвалили».
Видите, еще три тысячи лет назад кровная месть являлась нормой кодекса для эллинского общества. Я уже не говорю о том, что вендетта (кровная месть) была в большом ходу и нередко кончалась громадными побоищами между отдельными родами у итальянцев, испанцев, корсиканских французов и многих других народов Европы.
Но создан был он, закон кровной мести, всеми народами при общинно-родовом строе, когда не было государства, как органа защиты личных и общественных прав граждан. И все-таки, признав обычай кровной мести как нравственный закон, первобытная родовая община воячеоки пыталась найти способы примирения сторон, главным образом путем материального и морального вознаграждения пострадавшей стороны. При этом если человек, совершивший убийство, подвергался на определенный срок каким-либо нравственным страданиям: самозаточению или же изгнанию из общества, то он уже наполовину оправдывался, и посягательство на его жизнь в дальнейшем подлежало всенародному осуждению.
Мстить за убийство родственника обязан был каждый, но превышение своих прав в родовом обществе каралось так же сурово, как и неисполнение своих обязанностей, ибо убийство рассматривалось здесь крайним нарушением гармонии общественных отношений, а мщение за кровь считалось справедливой формой восстановления ее.
Но когда начали рушиться идеалы привычного старого быта, когда в недрах тайпа начали развиваться эгоизм и стяжательство, то кровная месть стала привилегией более сильных тайпов, и примирение из акта справедливого и честного разрешения конфликта было низведено до позорного удела слабых и беззащитных. А так как люди родовой нравственности позору предпочитали смерть, то кронная месть стала явлением страшным и бессмысленным, грозившим слабым родам физическим истреблением».
Таким образом, разумный в условиях родовой общины обычай кровной мести стал кровавым предрассудком в системе новых общественных отношений. И утратив дух равенства, он разложился и был отвергнут обществом как непригодный.
Рассмотрим другой чеченский обычай — белхи. В родовой общине белхи был видом товарищеской взаимопомощи, способом выражения внимания и уважения, бытовой формой коллективного труда. Белхи существовал не только у всех кавказских народов, но и на севере, у карел и коми, под названием толоки. Суть карельской толоки та же, что и у белхи.
Но и белхи, возникший в начале как гарантия сохранения рода, как выражение взаимной поддержки его членов, с разделением общества на антагонистические классы превратился в орудие эксплуатации человека человеком: богатые и мусульманское духовенство, путем белхи приобретая почти даровую рабочую силу, выгодно грабили народные массы, прикрываясь авторитетом древнего обычая. Так, например, когда представитель сильного тайпа приглашал на белхи, к нему обязательно должны были прийти и низкие и средние фамилии. То же самое было и у ингушей. И, наоборот, когда белхи устраивал представитель слабого тайпа, то сильные к нему, как правило, не приходили. А глава религиозной секты в недалеком прошлом живший в Чечне Шейх-Хаджи исключал из своей секты и именем аллаха проклинал тех, кто не выходил работать на его белхи.
По обычаю на народном белхи людей кормил хозяин, а на белхи Шейх-Хаджи обязательно шли со своей пищей. Некоторые же верующие на белхи своего устаза (покровителя) приводили барана или же молодого бычка. Так, один из верующих крестьян привел однажды на белхи этого Шейх-Хаджи единственную буйволицу и ждал в надежде, что устаз заметит его и благословит. Но тот прошел мимо, не обращая на своего старательного адепта никакого внимания. Тогда крестьянин, оглядев богатое состояние Шейх-Хаджи, вспомнив свою бедность, сложил песню, и с необычайной для того времени смелостью он спел:
У Хаджи крыша дома из чистой меди,
Нет бога — кроме бога.
У хозяйки Хаджи шаровары из шелка,
Нет бога — кроме бога.
У Хаджи слуг-мюридов очень много,
Нет бога — кроме бога.
У нас с тобой, буйволица, дома малые дети,
Нет бога — кроме бога.
Мы с тобой, буйволица, слишком бедные,
Нет бога — кроме бога.
Пойдем, буйволица, скорее домой,
Нет бога — кроме бога…
И крестьянин со своей буйволицей демонстративно покинул белхи святоши — своего устаза.
Эксплуататорские классы всегда нуждались и нуждаются не только в вооруженной силе для защиты своих интересов, но и силе морального воздействия на массы, чтобы обосновать и закрепить в нравственном отношении «право» на эксплуатацию, оправдать имущественное неравенство между людьми.
«Все и всякие угнетающие классы, — писал Ленин, — нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных. Поп должен утешать угнетенных…».
Вооружившись затхлыми канонами ислама, шейхи и муллы уродовали души людей, пытались сделать из них безвольных и послушных рабов. Рассматривая бедного и неимущего человека как «говорящую вещь», эти святоши освящали и на протяжении веков всячески поддерживали идею, что «рабы должны подчиняться господам не только ласковым, но и строгим и взыскательным», ибо «все от бога», — утверждали они. Но при всем этом они не смогли сломить могучий ум и душевное здоровье народа. Несмотря на все невзгоды, народ наш пронес сквозь века трезвость понимания жизни, сохранил себя как одно целое, через невероятные трудности пронес свои простые и благоразумные традиции, добрые обычаи, привычки, свой язык, свою многовековую культуру.
Господствующие классы всячески культивировали выгодные им обычаи, возводя их в ранг религиозных и правовых обязательств. Простые народные правила они пронизывали чуждой и враждебной трудящимся классовой идеологией, направляли их к тому, чтобы обезволить и обезличить человека. Надо отметить, что у современных служителей религиозного культа нет уже того сознания своей всесильности, которое было характерно для служителей культа более раннего периода. И все же родовые принципы обычного права чеченцев, а шариата тем более, и в наше время отличаются особой устойчивостью и живучестью. А получив религиозное оправдание и обоснование их в основных культовых понятиях, на них ссылаются уже как на указания с неба.
«Идея бога, — писал Ленин, — всегда усыпляла и притупляла «социальные чувства», подменяя живое мертвечиной, будучи всегда идеей рабства (худшего, безысходного рабства). Никогда идея бога не связывала личность с обществом, а всегда связывала угнетенные классы верой в божественность угнетателей».
Таковы религиозные воззрения, отражающие заблуждения и бессилие человека в прошлом и непримиримые с наукой и умственными воззрениями наших дней.
Формы использования имущими классами религиозных культов в своих целях многообразны. Религия всегда и всюду «божественно» осеняла богатых и властительных, услужливо перефразируя свои догматы в угоду последним. Давным-давно умерли Елта, Села и другие языческие боги вайнахов, своими мечами низвергавшие врагов общин и охранявшие общинные стада, поля и реки, а божественные воззрения, связанные с ними, мусульманизировавшись, продолжают жить, став «ремеслом» паразитических элементов нашего общества. Пользуясь религиозным фанатизмом верующих, эти элементы пытаются разжечь вражду между людьми, толкать людей на антиобщественные поступки. Злоупотребляя уважительным отношением народа к своему историческому прошлому, муллы проповедуют идею неклассового, некритического восприятия старины и тем самым создают условия для активизации вредных пережитков.
Вполне понятно, что советские люди не могут примириться с их деятельностью. В нашей стране каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, то есть быть атеистом. Советская власть возродила забытые в прошлом «самим богом и историей» народы. Она делает все для их социального и национального развития, пытаясь сохранить в их культуре и быте те национальные своеобразия, которые сложились в их историческом развитии и характеризуют эти народы. Но Советская власть вышла на такие исторические рубежи, когда задача полного преодоления пережитков прошлого в сознании людей приобретает самое неотложное, непосредственно практическое значение. В нашей стране идет интенсивный процесс формирования общих черт в духовном облике всех социалистических наций на принципах: интернациональной солидарности, беззаветной любви к Родине, высокой революционной активности, взаимной помощи и доверия. «Старому миру, миру национального угнетения, национальной грызни или национального обособления, — писал В.И. Ленин, — рабочие противопоставляют новый мир единства грудящихся всех наций, в котором нет места ни для одной привилегии, ни для малейшего угнетения человека человеком».
Вот почему стали нетерпимыми для нас все те, кто мешает нам строить новую, светлую жизнь, кто попирает законы и мораль нового социалистического общества. Вот почему и XXIV съезд нашей партии подчеркнул, что: «Уважение к праву, к закону должно стать личным убеждением каждого человека».
8. ПЕРЕЖИТКИ ТАЙПОВЫХ (РОДОВЫХ) ОТНОШЕНИЙ
Прошло много лет с тех пор, как пал патриархально-тайповый строй. Он держался до тех пор, пока имели место низкие и совершенно неразвитые производительные силы, самое примитивное разделение труда «чисто естественного происхождения», как говорил Фридрих Энгельс, и малочисленность населения с наличием свободной территории. Однако материально-производительные силы общества продолжали неуклонно расти и, достигнув относительно высокого уровня своего разви-тия, вступили в непримиримую борьбу с производственными отношениями, которые из форм развития производительных сил превратились в их оковы.
Такой уровень развития производительных сил настойчиво отрицал и патриархально-тайповый строй, но это отрицание произошло не сразу. Нравственное влияние, образ мыслей и воззрений, унаследованные от тайпового быта в форме пережитков прошлого еще долго жили, отчасти и сейчас живут в чеченском ауле.
О родовых воззрениях, об их живучести и силе Фридрих Энгельс писал: «Если они, по меньшей мере в трех важнейших странах, в Германии, Северной Франции и Англии, сумели спасти и перенести в феодальное государство осколок настоящего родового строя в форме общины-марки и тем самым дали угнетенному классу, крестьянам, даже в условиях жесточайших крепостнических порядков локальную сплоченность и средство сопротивления, чего в готовом виде не могли найти ни античные рабы, ни современные пролетарии, то чем это было вызвано, как не их варварством, не их способом селиться родами, свойственным исключительно периоду варварства».
Основы адата настолько прочно вошли в быт чеченцев, что они, в свое время преклонившись перед «единобожием магометан», решительно отказались признать шариат, пришедший на смену адату. В одном из своих писем к чеченскому народу имам Шамиль упрекает чеченцев в этом. «Если я сделаю что-либо противное шариату, — пишет он, — сейчас же рубите мне голову, если вы не будете исполнять шариат, я буду вам рубить головы… Ибо шариат гласит, чтобы стараться возобновить веру, дать народу один только шариат, а вы действуете совершенно напротив, за что вы пострадаете от меня».
Феодальный кодекс арабов — шариат, был далек от обычаев и традиций чеченцев; к тому же кара по законам шариата за проступки и преступления была слишком сурова. Вот почему народ упорно боролся против устоев шариата, посягавших на последние остатки его патриархальной «демократии», вот почему власть тайповых предводителей, запрещение браков внутри тайпа, тайповые названия, сплошь территориальное расселение тайпов, кровная месть, тайповая сплоченность и другие неписанные законы чеченских тайпов в новых условиях, при совершенно иных социально-экономических отношениях, остались прочными надолго. Но со временем они все же изменялись и, оставаясь по форме тайповыми, по содержанию все больше превращались в орудие угнетения господствующими классами народных масс. В одном из своих писем к Фридриху Энгельсу Карл Маркс писал, что традиции прошлых поколений кошмаром тяготеют над головами живых. Идеи, мысли, формы общественного сознания, раз возникнув под влиянием соответствующих общественных условий, приобретают некоторую относительную самостоятельность по отношению к бытию. Общественные условия существования классов могут коренным образом измениться, а идеи, явившиеся продуктом прежних общественных условий, продолжают существовать, препятствуя росту нового. Пережитки и остатки тайповых отношений, сохранившиеся в быту чеченского народа, создают известные трудности на пути нашего продвижения вперед.
Не так давно, на митинге в селении Валерик, мы встретились со стариком, который с горькой обидой на душе и со страшным осуждением говорил о пережитках прошлого.
Но когда у него спросили о калыме, он заколебался и сказал: «Нет, калым надо сохранить. Почему? — А чтобы люди не так легкомысленно поступали с женщинами, — не задумываясь, ответил он».
Выходит, что за деньги можно купить любовь, что продать женщину благоразумнее, нежели защитить ее от незаконных претензий. Страшно нелепая концепция. Спорить о размерах материальных ценностей, когда идет речь о чувствах людей, это значит оскорбить самые высокие человеческие понятия, оскорбить честь и достоинство человека. И тем не менее мы знаем человека, который отказался благословить брак своей дочери, только лишь потому, что жених не был в состоянии уплатить калым в сумме две тысячи рублей. А вот отца Я.У. не устроила и эта сумма. Он не признал брак своей дочери и отрекся от нее лишь потому, что она вышла замуж за шофера городского автобуса, а не за человека, занимающего «высокий пост».
Но Я.У. попыталась не согласиться с мнением отца. Она вышла замуж за своего любимого человека и начала создавать свою семью. И все же жизнь с любимым человеком у Я.У. не сложилась. Что же произошло? Вот ее последнее письмо. Мы приводим его целиком.
«Ахмад! Каждый человек своим рождением обязан своим родителям. Муж и жена — это не так свято. Ты скажешь, поздно опомнилась. Согласна с тобой, но нельзя сказать, чтобы я не переживала, не думала все эти четыре месяца. Ты всегда хотел видеть меня жизнерадостной, а это в моем положении ие всегда удавалось. Ради мужа забыть отца я не могу. Может быть, хоть сейчас он простит меня. Я ухожу от тебя навсегда. Не потому, что ты был грубым, нехорошим, но причину ты знаешь сам. Желаю тебе счастья. Не надо поднимать шума, мы и так с тобой достаточно прошумели. Я.У. 22/II. 68 год».
Вот так получается, когда мы в плену у предрассудков и отказываемся полным голосом постоять за себя. И вся беда в том, что Я.У. и ей подобные слишком робко «шумят», когда это необходимо, хотя иной раз они и позволяют себе «шуметь» и ни к месту. В данном случае Я.У. не сумела постоять за себя и своего друга, и, уступив эгоизму и стяжательству отца, она не только оскорбила первую любовь своего друга и свою, но уступила дорогу и тем, кто собирается завтра вот так же оскорбить ее ровесников. А это уже больше, чем не по-товарищески.
Примирившись с нелепыми ограничениями, жизнь у домашнего очага казалась чеченке нормой, а покорность — велением судьбы. И в борьбе за ее гражданские права надо было сломить не только сопротивление классовых врагов и религиозных фанатиков, но и преодолеть внутреннюю инертность самой женщины, добиваться не только правового, но и фактического ее равенства в семье и обществе.
Наш народ издавна уважал женщину, признавал за ней право выбора своего места в обществе, ценил ее скромность, чувство собственного достоинства и женскую гордость. И никому не позволено узурпировать моральные и юридические права женщины.
Демократическое решеиие вопроса о свободе совести в нашей стране никак не означает, что кому-то, будь он отец или мать, дается право вмешиваться в дела, относящиеся к компетенции органов государства, пытаться регулировать семейно-брачные отношения по своему капризу, культивировать взгляды и обычаи, несовместимые с коммунистической моралью и нравственностью.
В этих вопросах преступно пользоваться религиозным авторитетом или же семейно-тактовым родством для организация различных ходаков, пытающихся укротить естественную волю молодых людей.
А ведь ни для кото не секрет, что хитросплетенные тайповые и гаровые связи нередко уводят нас от правильного пути при решении семейно-брачных и некоторых других вопросов, от принципиальной позиции общенародных интересов коммунистического строительства.
Укрепление новой морали не происходит бесконфликтно, ибо затрагивает глубины человеческой психологии, означает преобразование, а подчас и ломку выработанных веками привычек и традиций. Конечно, огромную роль в преодолении пережитков прошлого играют органы власти, осуществляющие меры административного и общественного воздействия. Но мощь этих органов в полной мере проявляется лишь тогда, когда вокруг отрицательных явлений создается атмосфера нетерпимости, когда все сталкивающиеся с этими явлениями люди занимают принципиальную позицию, вступают в бескомпромиссную борьбу, чего, к сожалению, нам иногда и не хватает.
Цепляясь за узкосемейные тайповые связи, общественно вредные элементы пытаются уйти от ответственности за те или иные антиобщественные поступки, которые они совершают. Кровная месть еще кое-где делает свое черное дело, еще кое-кто позволяет себе просить и платить выкуп за невесту, оскорбляющий гражданское достоинство как невесты, так и жениха. Еще нередки, к сожалению, случаи, когда на нелегальных сборищах тайповый суд (тайпанан кхел) перекраивает решения нашего советского народного суда, избираемого путем всеобщего голосования. И, наконец, каким моральным кодексом дозволено бить своего обидчика или стрелять в него? Кто толкает наших молодых людей на такие поступки? Ведь нарушить данное слово, отступить от воли общества испокон веков считается низостью по традициям чеченского народа. И все же такие поступки у нас кое-кто совершает. Почему? Да потому, что так решает незаконный тайповый суд старейшин. Эти «суды» еще кое-где продолжают строить дикие, неслыханные козни между людьми, рождают интриги и мелочные страсти в обществе, зависть и ненависть между людьми. И, кстати оказать, «суды» эти всегда решают вопрос в пользу того, кто предложит им большую взятку.
Разбить эти остатки узкосемейных и тайповых интересов, разоблачить их социальную сущность и вести против них решительную борьбу — такова наша задача. В этих серьезных вопросах в жизни чечено-ингушского народа мы должны руководствоваться могучим чувством своего гражданского долга перед народом и страной.
Только в непримиримой борьбе против тайповых, узкосемейных, гаровых и групповых интересов, против идеализации прошлого и затушевывания социальных противоречий в истории своего народа, против реакционных обычаев и пережитков, мешающих нашему поступательному движению вперед, мы достигнем своей великой цели — построения коммунистического общества.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В настоящей работе мы не ставили своей задачей дать полное изложение историй социальной организация древнечеченского общества. Нашей главной и единственной задачей было на основании изучения всех доступных письменных и устных источников и свидетельств попытаться решить вопрос о сущности организации чеченского рода и выяснить его соотношение с другими социальными институтами.
Традиции и живучи, и крепки, когда они переходят в обычаи, в повседневную нравственную норму. И поэтому непреходящий интерес представляет в наши дни и изучение обычного права чеченцев. Разобраться в этом далеком прошлом необходимо еще и для того, чтобы правильно понять дальнейшие процессы исторического развития чеченского народа.
Обычаи родовой организации существовали в Чечне на протяжении чрезвычайно длительного времени, вплоть до конца XIX века, хотя в жизни чеченского общества еще в XVI веке произошли глубокие социально-экономические сдвиги. Имели место использование плуга и тяглового скота, оформление частной собственности на землю, наследования имущества умершего уже не общиной, а членами его семьи, внедрение кустарного производства и развитие меновой торговли.
Согласно письменным источникам и преданиям, уже в то время у чеченцев существовали меновые пункты — рынки, посредством которых осуществлялась экономическая связь между отдельными производителями продуктов земледелия, скотоводства, охоты и ремесла. Однако вследствие очень низкой ступени развития производительных сил натуральное хозяйство здесь сильно доминировало над товарным, общность экономической жизни была ограниченной и неразвитой. Но эти и другие изменения, какими бы незначительными они не казались, представляют большую перемену в состоянии общества, равно как и значительную ступень его прогрессивного развития.
Таким образом, социальное устройство чеченцев уже в середине XVII века находилось на стадии сообщества родов, что свидетельствует о высокой ступени развития, достигнутой их общественными учреждениями. Складывалось это сообщество следующим образом: во-первых, ваьр или тайп (род) — совокупность кровных родственников, имеющих общее родовое имя; во-вторых, тукхум — союз родственных тайпов, объединившихся в более высокую ассоциацию для известных общих целей; в-третьих, къам — соединение в нацию тайпов, обычно организованных в тукхумы, все члены которого говорили на одном из диалектов общенационального вайнахского языка.
Такова была организация чеченского родового общества, при отсутствии у них государственности. Но в этот период чеченцы уже возделывали зерновые и кабачковые культуры, табак и фрукты, ткали сукно и дубили кожу, их главное оружие состояло из лука, стрел и боевого палаша-кинжала. Чеченцы носили одежду из шкур и ткани, они были опытными охотниками, сооружали дома и замки, варили пищу и выпекали хлеб. А уникальные предметы, найденные при археологических раскопках в Чечено-Ингушетии, такие, например, как бронзовый иранский водолей, наборы многоцветных стеклянных и масловых бус из Египта, образцы скифского стиля — костяные гребни и другие вещи, свидетельствуют о наличии в прошлом теснейших связей вайнахов с внешним миром. Для чеченцев в XVII веке и позднее не только родовая, но и семейная общины были уже пройденным этапом. Ибо время возникновения индивидуальной семьи, основанной на отцовском праве, теряется в глубине веков их истории.
В чеченском обществе XVII века уже было не новым единобрачие, и семейная община заключала в себе несколько поколений ближайших родственников с их женами и детьми, считавшимися потомками одного отца. Таким образом, здесь давно уже рухнули идеалы привычного старого быта. Члены этой общины уже видели, как в его недрах развиваются эгоизм, стяжательство, пренебрежение общественными интересами ради личной выгоды.
Но эта извечная борьба старого и нового в ту пору в Чечне была сложной и диалектичной. А тот громадный промежуток времени между первоначальным состоянием чеченского рода и его состоянием в XVII веке в истории бесследно утерян, не став, к сожалению, предметом хотя бы беглой фиксации исследователя. Рассматривая недавние открытия археологов и исследуя фольклорные произведения, мы приходим к твердому выводу, что члены чеченского тайпа начала XVII века экономически между собой были не равны, вследствие социальной дифференциации внутри каждого тайпа. Эти изумительные по своему содержанию устные поэмы и сказы бросают луч света во тьму веков и позволяют нам заглянуть в глубь истории чеченского народа. Они дают нам описание образа жизни, социальной и межплеменной борьбы вайнахов тех далеких лет.
Правда, мы встречаемся здесь и со сложной проблемой установления датировки этих сказаний. И все же, на основании анализа этого фольклора и археологических открытий, мы можем смело сказать:
Первое. Чеченский тайп XVII века — это уже лишь пережиточная форма, образовавшаяся в результате распада ранее существовавшей большой, патриархальной родовой общины, где все члены были равны, с равными правами на производство и потребление.
Второе. Чеченский тайп этого периода объединял людей не единством экономических интересов, а только единством кровных связей и не всяких, а лишь по отцовской линии.
Третье. Тайп этого периода прошел уже длительную историю своего развития, потребовавшего дальнейшего совершенствования родовых связей.
В чем же причина столь длительного сохранения родовых институтов в Чечне? Одна из главных причин такого явления, нам кажется, в застойности феодальных отношений в чеченском обществе, в котором так прочно и длительное время господствовало натуральное хозяйство с замкнутым образом жизни людей в сельских общинах.
Однако следует отметить и обратное: распад родовой организации общества и формирование племенного союза вызывались не только внутренними причинами.