Доклад Н. Носова в Наркомнац РСФСР о положении с распределением земли и классовой борьбе в Чечне и других частях Горской республики
г. Москва 17 мая 1922 г.

К очередным задачам Горской республики
Если в масштабе РСФСР главной задачей дня является утверждение нашей экономики, завоевание первого места на рынке, борьба за торговую прибыль, развитие производительных сил для укрепления экономической и политической мощи пролетариата, то перед окраинами наряду с этим стоят, в условиях крестьянского хозяйства, ряд очередных задач по утверждению авторитета Советской власти в гуще многонационального, разнообразного по своему бытовому и культурному укладу крестьянства.
В этом отношении с особенной ясностью и четкостью поставлены задачи в небольшой полосе конгломерата народностей Северного Кавказа – в Горской республике (чеченцы, ингуши, осетины, дигорцы, казаки, русские и нацменьшинства – персы, армяне, немцы и т. д.). Очередные задачи определяются соотношением хозяйственных и политических сил.
В Горской республике, с одной стороны, имеется крупная добывающая промышленность – Грознефть (до 18 тыс. рабочих) и серебряно-свинцовое комбинированное предприятие («Алагир») с Садонскими рудниками и руднично-обогатительной Мизурской фабрикой (до 3 тыс. рабочих), с железнодорожными путями (до 2 тыс. железнодорожников), вкрапившиеся исторически в гущу горской деревни, с другой стороны – сельское хозяйство многонационального горского крестьянства. Последнее носит смешанный характер: в плоскостной части Горской республики – преимущественно земледельческий, в нагорной – скотоводческий. Связывающим звеном между крупной добывающей индустрией городов Горской республики и сельским хозяйством является средняя и мелкая кустарная промышленность г. Грозного и г. Владикавказа, которая развита в достаточной мере. По данным Горского Совнархоза, в Горской республике имеется 116 предприятий разных групп производства (металлическое, кожевенное, мучное, пищевкусовое, лесное и т. д.) с числом рабочих до 4 тыс. рабочих, кроме того, 109 предприятий кустарного типа, обслуживаемых артелями кустарей, союз которых насчитывает в своем составе более 4 тыс. человек.
Таким образом, Горская республика имеет в городской промышленности достаточно сильную и организованную в профсоюзы живую силу революции – пролетариат, перед которым стоит трудная задача поднятия авторитета Советской власти в среде исторически отсталых, темных, не имеющих даже своей письменности горских народностей – в Чечне и Ингушетии, и в более культурных – Осетии и Дигории.
Социальная обстановка в горской деревне определяется характером сельского хозяйства. И здесь во весь рост выступает земельный вопрос. Земельный фонд в Горской республике исчисляется в 1914 тыс. десятин, которые распределяются между плоскостью и нагорной полосой в отношении 54:46 % – на плоскость приходится 1032 тыс. дес. и на горы – 881 тыс. дес. Из этого земельного фонда должна быть исключена неудобная для обработки земля до 4 % для плоскостной части и до 18 % (в среднем) для нагорной полосы, так как недоступные скалы и возвышенности не могут быть использованы в хозяйственных целях.
В самом невыгодном положении находятся Осетия и Дигория: для них процент нагорного земельного фонда повышается до 61 % (353 тыс. дес.), а процент неудобной земли нагорного фонда достигает 29 % (100 тыс. дес. из 353 тыс. дес.). Исторически оттесненные в ущелья и долины горных потоков кавказских гор горцы до крайности стеснены в земельном отношении. Безземелье доходит до ужасающих размеров. В горах Осетии земельный надел на душу равен десятым долям десятины (0,3-0,5), в Ингушетии – 0,2 дес., в Нагорной Чечне в этом отношении еще хуже. По имеющимся данным, земельный душевой надел ряда аулов Нагорной Чечни (Карбос, Берзантар, Помат, Иошты, Мулкум и т. д.) выражается всего 0,01 дес. Площадь земли, расположенная на скалистой высоте, которую можно покрыть буркой (из поговорок Чечни) и обрабатывать только самым примитивным ручным способом (пашня взрыхляется лопатой). При таком малоземелье в Нагорной полосе – голод (постоянно голодающих до 200 тыс. чел.), который характеризует ее как бытовое явление (хлеба хватает на 1/2-1/4 года, а кормов – на 1-2 месяца, при зиме в 7 месяцев), наблюдается крайне неравномерное распределение плоскостного земельного фонда. В итоге, например, в Осетии процент малоземелья доходит до 84 % и только 16 % населения имеет достаточные семейные наделы, доходящие до 1,7-2,5-3,5 десятины; в Ингушетии плоскость имеет средний земельный надел неудобной земли на душу 1,33-2 дес., в Чечне – 1,24 дес., в то время как Казачий округ имел до сих пор наделы до 4-5 дес. на душу. В силу сложившихся исторических земельных отношений характер сельского хозяйства в плоскостной части Горской республики и нагорной различен: в горах развито преимущественно скотоводство.
Если сопоставить число десятин посевной площади и скота на 1 хозяйство, то получится картина, вполне доказывающая это положение.
Данные переписи (1916 г.) :

Десятин посева на одно хозяйство Всякого скота на одно хозяйство
Нагорная Плоскостная Нагорная Плоскостная
Ингушетия 0,8 2,1 16,8 7,7
Осетия 0,7 2,6 13,0 6,3

Скотоводство в городах тормозится недостатком сенокосов: альпийские пастбища доступны для скота не более 4-5 месяцев в год.
Скотоводство – основа горского сукноделия. Осетинские сукна стоят на втором месте после дагестанских. Больше всего это кустарное производство развито в Осетии: в горной полосе – до 5 тыс. кустарей, предгорной – 700 человек и на плоскости – 400 человек.
Малоземельное горское крестьянство и разбросанные кустари (бурочники, ткачи и т. д.), принимавшие активное участие в революционном движении и ожидающие в настоящее время разрешения земельного вопроса, – это опора пролетариата Горской республики в его творческой работе по упрочению своего влияния в гуще национальной деревни.
Положение горцев безвыходное. Крайний недостаток в земле горной полосы Горской Республики является основной причиной голода Нагорной полосы. Число постоянно голодающего населения исчисляется в 200 тыс. человек. Земельный голод Нагорной полосы – источник реакционных настроений и движений. В Ингушетии земельный вопрос для Нагорной части разрешился за счет переселения 5/6 населения на плоскостные земли выселенных в начале 1920 г. казачьих станиц – Акиюртовской, Тарской, Сунженской.
Переселенцы занялись пшеничной культурой и покрыли старый дефицит зернохлебов (кукуруза) в Ингушетии. Чеченцы не успели развить своего хозяйства на заселенных ими землях выселенных станиц (Михайловская, Ермоловская, Самошкинская, Закан-Юрт) – за сентябрьское восстание против Советской власти в 1920 г. ввиду неустойчивости вопроса с отчуждением земель этих станиц в их пользование и колебания руководящих органов на местах в этом вопросе. Массовое переселение чеченцев из Нагорной полосы началось в сентябре 1921 г. и задержалось зимним временем. Переселенцев насчитывается до 20 тыс. человек.
В настоящее время продовольственное положение Горской республики катастрофическое. Дефицит зернопродуктов в горской деревне не позволяет покрыть потребность в зернопродуктах г. Грозного и г. Владикавказа. Это определило объявление Горской республики на положении потребляющего района и не позволяет наладить правильные товарообменные отношения между городами Горской республики и горской деревней, тем самым не позволяет достигнуть прочного политического равновесия.
Катастрофическое положение городов со слабо развитой средней и мелкой промышленностью требует укрепления городов путем усиления фонда товарных ценностей и ввоза зернопродуктов.
Усиленный вывоз зернопродуктов (кукуруза – ценный посевной материал) из пределов Горской республики в Дагреспублику, в Терскую и Ставропольскую губернии, выражающийся в месяц в 100 тыс. пуд., общий остаток хлеба в 2230 тыс. пуд. (недостаток 3 ‘/2 пуда на душу до нового урожая), невероятный рост цен (ноябрь–март – 2000 %, март–апрель – 2000 %) ставит Горскую республику накануне голода. К голодной нагорной полосе с 200 тыс. населения присоединяется 150 тыс. населения аулов правобережной Осетии, Северной Ингушетии и Надтеречной Чечни; к ним присоединяются 30 тыс. беженцев из голодающих районов.
По имеющимся данным, ожидаемая продукция от сельского хозяйства зернопродуктов в Горской республике в 1921-1922 гг. выражается в 59 % сборов довоенного времени. 1920-1921 гг. дал 41 % урожая довоенного времени.
Небольшой избыток скота (мяса до 82 тыс. пудов) дает возможность держаться Нагорной полосе Горской республики, но не может служить основой для налаживания прочной спайки между городами и горской деревней.
Этот избыток скота к началу 1922 г. под влиянием сильного падежа скота за отсутствием кормов сводится к большому дефициту.
25 % всего скота по Горской республике погибло осенью 1921 г. от чумы, зимой же – от бескормицы при глубоком снеге.
Создавшееся положение с животноводством и земледелием в Горской республике говорит за то, что сельское хозяйство Горской республики испытывает упадок и переживает острый кризис, который осложняет разрешение национальных взаимоотношений и требует систематических мероприятий, направленных на возрождение сельского хозяйства и на развитие национально-культурного уровня народностей, входящих в состав Горской республики и в особенности Чечни.
Система перехода на местный бюджет сильно ударила по советскому строительству в Горской республике и с особенной силой отразилась на чеченских массах, которые не привыкли исторически к методам работы на началах самоокупаемости.
Острота земельного вопроса и затяжной характер разрешения его, технические ошибки при сборе продналога и слабость советского аппарата на местах в силу недостатка ресурсов в последнее время осложнили обстановку, в особенности в отсталой Чечне и привели к организации так называемой самообороны , объединившей реакционные слои чеченской деревни.
В этом нашло свое объективное политическое выражение нарушенное хозяйственное равновесие между городским и сельским хозяйством, так как до сих пор пролетариат Горской республики не имеет в своем распоряжении, несмотря на годовой опыт применения принципов новой экономической политики и наличие крупной добывающей индустрии, сильного экономического рычага, с помощью которого он бы мог обеспечить свое влияние в среде горского крестьянства.
На фоне исторически сложившейся обстановки в межнациональных земельных и родовых отношениях политическое влияние грозненского пролетариата то достигало своего максимума, то ослабевало. Все зависело от тактики в национальном вопросе. Утверждение Советской власти в начале 1920 г. на Северном Кавказе и воссоединение грозненского пролетариата с Красной Армией было встречено среди горцев с большим энтузиазмом.
Часть горцев на первых порах, убедившись не только в том, что Советская власть освобождает их от старого царистско-казачьего колонизаторства раз и навсегда, но и в том, что Советская власть несет с собой экономические блага и решительно ставит в порядок дня разрешение земельного вопроса. Выселение 3 казачьих станиц из Ингушетии весной 1920 г. (Аки-Юртовской, Тарской и Сунженской) и предоставление освободившегося земельного фонда в пользование нагорной бедноты Ингушетии вызвало революционное аграрное движение, которое выразилось в стихийном переселении безземельной бедноты из нагорного района. Эта мера произвела колоссальное впечатление на горцев и сделала Ингушетию верной опорой Советской власти.
Но начавшийся военно-хозяйственный период продовольственной работы осложнил положение.
*Хотя среди горцев продовольственная политика разверстки с применением* методов принуждения и не проводилась, но общая хозяйственная политика твердых цен сразу же нарушила политическое равновесие и отразилась на горцах весьма своеобразно. Быстро падающие в цене бумажные знаки, в избытке накопившиеся в горской деревне и заставляющие ее удерживать продукты своего производства, усилили кулачество, торгово-спекулятивные группы и духовенство (мулл), что, в свою очередь, сплотило в сильные организмы родовые группы горской деревни, так как родовые отношения определяются экономически сильными родовыми верхушками. Это с особенной резкостью наблюдалось в среде мусульманских народностей – в Чечне и Ингушетии, где сильны религиозно-идеологические (культ личности, возводимой по линии религиозной иерархии до имамства) и правовые тенденции, построенные на Коране (шариат, многоженство, калым – откуп за девиц, кровная месть, культ шейха – заслуженного родового вождя, крупного помещика, обыкновенно совмещающего в себе и духовное лицо – муллу, а часто и высший сан – имама).
Родовые группы, недовольные хозяйственно-торговыми ограничениями (хлебной монополией и т. д.), замкнулись и заняли выжидающую позицию в отношении Советской власти, реакционные же верхушки начали заниматься контрреволюционной агитацией против пришельцев из России и коммунистической партии, распуская провокации среди темных масс мусульманских аулов о том, что коммунисты – враги мусульманской религии. В этом находила себе идеологическое выражение оценка политики твердых цен как объективно хозяйственно-колонизаторской политики.
Приведенная картина типична для Чечни, и в особенности для нагорной ее части, где внутриродовые взаимоотношения усиливались остротой земельного вопроса и наличием большого количества безземельных. В Ингушетии переселение 5/6 населения нагорной полосы разрядило остроту земельного кризиса и нарушило стойкость родовых взаимоотношений.
В итоге в Ингушетии избыточное количество бумажных денег, и отсюда обесценивание их, приводившее к тому, что патриархально-родовые отношения все больше и больше строились на началах натурального хозяйства и тем самым усилившее богатые верхушки родовых групп, привело к распадению родов на составные части: к концу 1920 г. начал наблюдаться процесс выделения отдельных семей из патриархально-родовых групп. Таким образом, начала наблюдаться некоторая дифференциация внутриродовых групп. Это повлияло на религиозно-идеологические и правовые отношения. Авторитет мулл (духовенства) в Ингушетии начал падать, шариат со своими падкими на подкуп судьями («кади») не удовлетворял, несмотря на то что муллы направляли много энергии на поднятие своего авторитета путем усиления шариата, Ингушетия потянулась к советскому суду, и решения ЧК для нее были авторитетнее решений суда доморощенного шариата, построенного на Коране. Беднота и середнячество подняли голову и благодаря разрешению земельного вопроса уверенно смотрели на Советскую власть и компартию как на своих освободителей. Калым стеснял в особенности эти социальные группы, так как падение ценностей денежных знаков сильно повысило цену на девушек, на ее откуп у родителей и нарушало мирную жизнь усилившимися на почве стремления молодежи добыть средства для погашения высокой цены откупа грабежами и легким внутринациональным абречеством (бытовой бандитизм, исторически развившийся на почве борьбы горцев с колонизаторской политикой угнетения).
При таких взаимоотношениях в горской деревне довольно было спички, чтоб начался пожар. И такой спичкой была общая политика, применявшаяся на Северном Кавказе в течение 1920 г. Она сводилась к опоре на отдельные личности, выдвинувшиеся иногда случайно из среды горских народностей. Не имея в виду создания сильных революционно настроенных социальных кадров горской деревни (безземельные, малоземельные и середнячество), эта политика уделяла мало внимания анализу внутринациональных и родовых отношений. В результате она свелась к прямой опоре на сильные родовые группы, на реакционные верхушки которых в силу объективной обстановки опирались выдвинувшиеся отдельные авантюристические личности. Внутриродовая эксплуатация бедноты и середнячества усилилась до крайности. Безземелье, кровная месть (невозможность откупиться даже при случайном убийстве члена чужой семьи, в противовес богатым родовым верхам, которые в таких случаях всегда прибегали к откупу и примирению), цепи Корана и шариата сковали эти социальные группы родов. Политика опоры на отдельные личности в условиях родовых отношений – это основной признак политики в национальном вопросе без элементов классового расслоения («отслоения»). Она чревата кровавыми осложнениями.
После цепи мелких событий (попытка к организации реакционного шариатского полка в Ингушетии Джабогиевым и обострение национальных взаимоотношений с казачеством по Сунженской линии в Чечне) начался пожар. Создавшаяся сложная обстановка была успешно использована со стороны меньшевистской Грузии и контрреволюционными руководителями Гоцинским и Дышинским, поднявшими восстание в Нагорной Чечне и в Дагестане в конце 1920 г. и в начале 1921 г., выбросившими провокационные лозунги про освобождение Чечни и горцев Дагестана от национального великорусского гнета.
Вторая Горская областная конференция РКП (февраль 1921 г.) категорически осудила эту политику, заявив, что в 1918 и 1920 гг. политика на Северном Кавказе среди горцев характеризовалась неопределенностью и шатанием в постановке национального вопроса и советизации горцев и что она выражалась «1) в общенациональной линии подхода к горцам без момента классового расслоения, опиравшейся на отдельные авантюристические личности, 2) без создания массовой опоры среди горской бедноты и в непонимании существа горского вопроса, приведшей к усилению кулацкого элемента и реакционного духовенства» (из резолюции конференции). Необходимость политики классового расслоения на окраинах в марте была подтверждена X съездом партии .
Объявление нового курса экономической политики совпало с организацией Горской республики. И общее действие народной экономики быстро, но своеобразно сказалось в Горской республике. Оживившийся товарный обмен между городами и горской деревней скоро увлек родовые группы в свой на первых порах слабый поток. Начался медленный, но последовательный процесс раскрытия родов, и он с особенной типичностью протекал в Чечне. Родовые верхушки, успевшие скопить натуральные ценности, первые втянулись в процесс товарного обращения – обмена продуктов сельскохозяйственного производства на необходимые продукты городской промышленности. Внутриродовые и межродовые торговые отношения оживились. Родовые цепи – по характеру своему и исторически – защита от внеродового врага (великорусского пришельца) ослабели; что раньше всего начало давать знать о себе – так это игра земельных отношений. Последняя с особенной силой выразилась в культурной Осетии, исторически не успевшей перейти прочно от христианства к магометанству, народностей со слабыми родовыми отношениями . Речь идет о стихийном аграрном движении, развившемся на почве острого безземелья в середине 1921 г. и выразившемся в запашках земель казачьих станиц, вкрапленных старой колонизаторской политикой в территорию Осетии. Но это аграрное движение нехарактерно с точки зрения оценки внутриродовых отношений в условиях новой экономической политики.
Определившийся к началу 1922 г. сдвиг в горской деревне в связи с «раскрытием» родовых групп, особенно резкий для Чечни, что наблюдалось на II съезде Советов Горской республики в январе месяце, на котором торговоспекулятивные группы Чечни были представлены достаточно широко за счет мулл и шейхов (крупное кулачество, помещики, имеющие батраков), игравшие большую роль на I съезде Горской республики при организации ее, делает анализ чеченской действительности типичным.
Игра земельных интересов давала себя знать медленно, но сильно. И если в течение 1921 г. нагорная чеченская беднота и середнячество мало чем заявляли о своих интересах, то к весне 1922 г. можно с достаточным основанием говорить об аграрном движении во всей Чечне, но движении очень своеобразном. В связи с попытками, которые все время проявляли неорганизованные безземельные и малоземельные чеченцы, направленными на разрешение земельного вопроса, в противовес этому кулачество начало проявлять большую инициативу. Еще в феврале этого года, перед началом кампании переделов земли для засева яровыми хлебами, безземельные и малоземельные чеченские трудовые массы поставили в порядок дня вопрос о правильном распределении земельного фонда в разных районах Чечни; ими были выдвинуты практические мероприятия. Но в то время как требования безземельных и малоземельных, опутанных цепями родовых отношений, находили себе выражение только в настроениях и пожеланиях, кулачество начало организовываться. Так, например, в районе аула Шали, расположенном в плоскостной Чечне, где сильно обострились земельные отношения между мельниками-землевладельцами и безземельными, неустойчивое положение землевладельцев привело к организации их в органы самозащиты – так называемую самооборону.
Безземельные и малоземельные района Шали предъявили определенные требования к мельникам, которые владеют в большинстве случаев не только постройками и инвентарем водяных мельниц, но и большой плодоносной площадью земли, обильно орошаемой из боковых рукавов их главной канавы, идущей к мельнице: мельники должны были закрыть все ответвления главной канавы и ограничить район своих владений только площадью, необходимой для мельницы и подачи в нее воды – таково было требование безземельных и малоземельных. За проведение в жизнь этих домогательств быстро сорганизовавшаяся вооруженная «самооборона», которая вобрала в свою среду элементы, якобы стоящие на точке зрения шариатского права, обоснованного Кораном, т. е. «самооборона» объединила большинство реакционных элементов . Поэтому ясно, что стремление малоземельных и безземельных было удушено заживо вооруженным кулачеством, которое взамен земли преподнесло им обоюдоразделяемую идеологию.
«Самооборона» на первых порах – в феврале–марте месяцах – в аулах плоскостной Чечни была органом внутринациональной удушающей реакции, построенном на родовых началах. Та же картина, но более резко выраженная по характеру и многообразная по формам, наблюдалась в Нагорной Чечне. Родовые отношения в связи с усилившимся товарным обращением дали настолько сильную трещину, что для сохранения земельного уклада чеченские реакционные группы вынуждены были прибегнуть к организации «самообороны». Но если учесть социальный состав «самообороны», то роль ее не могла ограничиться только поддержанием внутриродового равновесия, а должна была углубить и расширить сферу своего влияния. И это нашло в себе выражение в раздувании реакционно-националистического пламени и воздействия в этом смысле на широкие честные трудовые массы Чечни. В течение января–марта быстро развился хищнический бандитизм, вначале направленный на казачьи станицы, впоследствии перешедший на город Грозный и, наконец, на самих чеченцев. Кулаки, авантюристы, муллы, объединившиеся в «самооборону» (шариатские полки), пользуясь недостаточной советской организационной работой на местах в силу недостатка ресурсов, почти повсеместно захватили в аулах власть в свои руки. В последнее время кулачество переходит в натиск против бедноты и малоземельных. Например, кулаки аулов Атаги, Урус-Мартан, Шали, Ачхой, Меккеты захватили земли бывших чеченских помещиков в свою пользу, совершенно отстранив от участия в пользовании ею безземельных и красноармейцев-чеченцев. С другой стороны, в селении Гойты, за которым числятся революционные заслуги, победили кулаков селения Атаги, запахав опорную пограничную землю в течение ночи всем селением после длительной междоусобицы, и тем самым по обычаю (адату) закрепив ее за собой до будущих переделов.
Такова картина земельной реакции и вакханалии в Чечне, объективно потрясающая межродовые и внутриродовые основы.
Казалось бы, что при таком развертывании социальных сил горской деревни должно было сказаться активное вмешательство пролетариата в горскую среду как необходимое для организации власти, разрешения земельного вопроса и утверждения авторитета Советской власти, но ряд мобилизаций партийных товарищей, агитационная кампания против бандитизма, наконец, наказания, необходимые для обеспечения спокойствия и освобождения от обнаглевшего бандитизма широких трудящихся масс Чечни не дали и не могут дать результатов. Это свидетельствует о том, что в Горской республике и в особенности в Грозно-Чеченском районе до сих пор не установилось прочного хозяйственного и политического равновесия. У коммунистической организации Горской Республики нет хозяйственного рычага, чтобы, вооружившись им, подчинить себе внутриродовую игру земельных отношений, создать сильные классовые кадры в горской деревне, сплотив их вокруг хозяйственных потребительных и производственных ячеек, сорганизовать авторитетную власть и поставить во весь рост разрешение земельного вопроса. Критическое создавшееся положение в Чечне можно выровнять, только имея в руках этот мощный хозяйственный рычаг.
В этом вопросе идти по пути национальной автономии народности с патриархально-родовым укладом жизни – это значит замкнуть народность в национальную скорлупу и усилить влияние реакционных слоев горской деревни, создав поле для стихийного авантюризма религиозного (имамства) и национального рангов (шейхи), т. е. прибавить к внутри удушающей большинство безземельных и малоземельных горцев земельной реакции реакцию общенациональную. И малоземельное большинство горцев никогда не поставит в порядок дня автономии, если не подвергнется гнету «самообороны» описанного выше типа, *руководимой авантюристами типа Ахмет-Хана I 1918 г., диктатора Чечни* , которой будет на руку националистический подъем, неминуемо грядущий вслед за национальной автономией. Кроме того, последнее только отложит стоящий в порядке дня земельный вопрос до того момента, когда действие нового хозяйственного курса политики будет настолько мощно, что до конца подчинит горскую деревню городскому хозяйству и поставит ее в свою зависимость. Не говоря уже об указанных соображениях, разрешение земельного вопроса в полной мере возможно только в условиях межнационального единства горских народностей. Это было подчеркнуто при выделении из Горской республики в автономную область Кабарды, это же отмечено при выделении Балкарии и Карачая .
Партийная мысль горской организации РКП согласилась с объективной необходимостью признать, что разрешение земельного вопроса на основе уравнительного землепользования может быть практически поставлено только в условиях сохранения единства территориального межнационального объединения – Горской республики и что наметившиеся новые организационные советские формы (автономия Карачая и Балкарии), не нарушая ни политической, ни хозяйственной цельности Горской Республики (хозяйственно-политическая зависимость оставшихся в составе Горской Республики народностей от городов), не могут методом выделения в автономные области разрешить земельный вопрос в силу своей земельной зависимости от соприкасающихся национальных единиц (Карачай, Балкария и Кабарда; Чечня и Казачий округ). Из постановления III Горской конференции РКП декабрь 1921 г. та же конференция признала, что разрешение вопросов землеустройства (кабардинский вопрос, малоземелье Осетии, переселение бедноты Нагорной Чечни на землю выселенных станиц Сунженской линии, переселение Нагорной Осетии и Дигории, чересполосица Ингушетии) может быть обеспечена только планомерной организацией бедноты и середнячества в советы трудящихся.
В итоге только мощный хозяйственный рычаг поможет вмешаться в гущу горской деревни и выправить все политические извращения ее жизни. Этот момент до конца был учтен Совнаркомом РСФСР, который, учтя нарушившееся хозяйственно-политическое равновесие ГССР, согласился с одним из решений, принятым III Горской конференцией РКП. Согласилось с ним и Юго-Восточное Бюро ЦК РКП и Наркомнац. Оно гласит: «Признать основным условием, обеспечивающим прочность хозяйственного и политического равновесия между городами Грозный и Владикавказ и горской деревней, создание товарообменного фонда Горской республики из ресурсов крупной индустрии (Грознефть, зав[од] Алагир), тем самым обеспечить твердость организационного вмешательства в гущу горской деревни и тесную хозяйственно-политическую связь и влияние городского пролетариата в горской деревне». Создание этого хозяйственного рычага – первоочередная и ударная задача дня. Совнарком РСФСР вынес постановление об отчислении известной доли с продукции Грознефти в пользу Горской республики, тем самым обеспечивая нарушившееся хозяйственно-политическое равновесие, безопасность Грознефти и транспортировки нефти.
Суммируя приведенный анализ, необходимо прийти к ряду заключений.
В порядке дня в Горской республике следующие задачи:
1. Создание мощного фонда товарных ценностей в городском хозяйстве.
2. Максимум организационной работы в вопросе развития в горской деревне хозяйственно-кооперативных ячеек; причем вопрос налаживания прямых товарообменных отношений с горской деревней должен быть основным вопросом хозяйственно-организационного строительства и методом борьбы с влиянием мелкобуржуазных стихий для достижения прочного хозяйственного равновесия между городом и горской деревней и обеспечением советского влияния в горской деревне.
3. Вовлечение широких трудовых масс горской деревни (безземельных, малоземельных, кустарей, середнячества) в активную советскую работу (в сельские советы) и создание сильной революционной опоры Советской власти путем объединения их вокруг хозяйственно-организационных ячеек (кооперация).
4. Усиленная организационная работа в области национально-культурного и советско-правового развития: а) выработка графики и развитие прессы, хотя бы с помощью арабского шрифта, б) насаждение советских школ в противовес имеющимся арабским школам духовенства (мулл), в) советский народный суд в противовес изжившему себя шариатскому суду мулл, г) борьба с сословно-родовой замкнутостью – кровная месть , культ личностей и т. д., д) борьба с влиянием мулл, шейхов и шариата, е) раскрепощение женщины-горянки и горской молодежи (углубление начавшегося процесса) и т. д.
5. Разрешение земельного вопроса. Поставленные равноценные задачи могут быть осуществлены только при обязательном условии создания мощного фонда товарных ценностей в городском хозяйстве, т. е. при наличии хозяйственно-политического рычага.
Если с точки зрения общей оценки задач, стоящих перед Горской республикой, подойти к задачам дня в Дагестанской ССР, Балкаро-Кабардинской автономной области и Карачая-Черкесской, то необходимо указать на единообразие хозяйственных, национально-культурных и обычно-правовых условий при сопоставлении соотношения хозяйственно-политических сил ГССР и ДССР. Разница заключается только в отсутствии в ДССР крупной индустрии и достаточно выраженного пролетариата. Этот момент смягчает остроту политической обстановки и ставит в порядок дня ДССР преимущественно вопросы сельского хозяйства и животноводства, связанные с задачами в области землеустройства (разрешение земельного вопроса, мелиоративные работы и т. д.), отодвигая на второе место вопросы хозяйственно-политического равновесия между городами и национальной деревней. Дагестан преимущественно скотоводческий. Удобной земли он имеет всего лишь 300 тыс. дес.; вся же земельная площадь дает 70 % скал, 10 % лесов и 15 % удобной земли. Средний душевой надел ничтожен – 0,3 дес., за исключением Хасав-Юртовского округа, житницы Дагестана, тяготеющей к Грозненскому району Горской республики. Хлебные ресурсы этой житницы не удовлетворяют постоянно голодающего бедняцкого Нагорного Дагестана, который покрывает свой голодный бюджет скотоводством, кустарными и отхожими промыслами. Сложность обстановки определяется этим голодом, требующим общехозяйственных и организационных мероприятий.
В Балкаро-Кабардинской области острота хозяйственно-политических отношений выражена слабо, при наличии богатого крестьянства с большими земельными наделами и почти полным отсутствием городского хозяйства.
На плоскости (Кабарда) в среднем на хозяйство приходится 3,9 посева и 20,1 головы скота (статистика 1916 г.) В нагорной же части (Балкария) – 0,2 дес. и 79,2 головы скота.
Смешанный скотоводческо-земледельческий характер всего предгорья Северного Кавказа, единообразие социально-экономической структуры, общие черты национально-культурного, правового и бытового развития, наличие районов крупной добывающей индустрии с выраженным пролетариатом – все это говорит за необходимость и целесообразность объединения на началах федерации республик и автономных областей Северного Кавказа.
«И только обиженная в своей автономной гордости “Красная Кабарда” может просмотреть действительность и полагать, что главное побуждение, которое руководило владикавказскими товарищами при постановке этого вопроса, было сделать Владикавказ центром федерации и помочь ему главным образом выйти из тяжелого финансового и экономического положения» (из «Жизнь национальностей», № 7). Кабардинские товарищи должны помнить, что идея этой федерации и инициативы исходит со стороны дагестанских товарищей и что такая постановка вопроса соответствует хозяйственно-политическим отношениям предгорья Северного Кавказа.
Я. Носов
ГА РФ. Ф. P-1318. On. 1.Д. 449. Л. 297-310. Подлинник.